Текст книги "Кольцо времён. Проклятие Сета"

Анна Сешт
Кольцо времён. Проклятие Сета

© Сешт А., Wojik H., 2021

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

Пролог

Год 18хх, Саккара[1]1
  Саккара – селение в Египте в окрестностях Каира, где находится древнейший некрополь протяжённостью в семь километров. Раскопки в Саккаре продолжаются даже в наше время (здесь и далее прим. автора).


[Закрыть]

– Анх-Джесер…

Снова этот шёпот.

Нет, показалось.

Ричард прищурился, подкрутил фитиль масляной лампы и вернулся к наброску. Рисовать при свете дня было значительно проще, но он не мог ждать – работа полностью захватила его. В последние несколько дней он утратил покой: не мог спокойно есть, страдал бессонницей. Его основным желанием было успеть запечатлеть как можно больше, словно времени оставалось ничтожно мало. И тратить его на сон и еду было кощунством. Стоило ему лишь закрыть глаза, он видел священные знаки древних, которые, казалось, понимал – но не разумом, а сердцем.

Жаль, что на ночь гробницу закрывали. Приказ господина Карима был однозначен.

– Анх-Джесер…

Ричард вздрогнул. Грифель дёрнулся, оставляя неровный жирный штрих.

Выходить из палатки художник не хотел. Ночью в пустыне было холодно. Да и змеи со скорпионами, выползавшие из своих нор с наступлением темноты, вовсе не были легендой. Вчера вот Джек и Крис вытряхивали скорпиона прямо из своего спальника. А на днях одного из рабочих господина Карима укусила змея, затаившаяся в камнях. Нет, Ричард совсем не хотел сталкиваться с ночной египетской живностью. Змей и скорпионов он готов был созерцать разве что на стенах гробницы, которую зарисовывал.

Стерев лишний штрих хлебным мякишем, молодой художник любовно провёл ладонью над почти законченным рисунком – прекрасная женщина в белых одеждах рука об руку с мужчиной шла на суд Богов, поднося им жертвы.

Имени этой женщины он не знал, а ведь именно ей принадлежал саркофаг, который Ричард тоже зарисовал, но пока не закончил. Художник разложил листы с рисунками. В неверном свете лампы, отбрасывавшей длинные густые тени, они как будто оживали. Он надеялся, что запечатлел всё достаточно точно… что в Лондоне сумеют расшифровать эти знаки и рассказать историю безымянной гробницы и её прекрасной хозяйки.

Взгляд Ричарда остановился на рисунке, сделанном, когда его впервые впустили в гробницу. Иссохший труп мужчины в неплохо сохранившейся по меркам вечности длинной набедренной повязке лежал прямо поверх саркофага, раскинув руки. Зрелище было одновременно и отвратительным, и притягательным, как всякое уродство. В сухом египетском климате тело несчастного, законсервированное на века в маленьком погребальном покое, подверглось естественной мумификации. От улыбки обтянутого потемневшей кожей черепа не по себе стало всем вошедшим. Только господин Карим остался невозмутим, спокойно стоя на пороге. Рабочие, расчищавшие вход, с криками выбежали наружу и вернулись, лишь когда он отдал несколько суровых указаний по-арабски. Арабский Ричард знал плохо, но разобрал, что речь шла о плате, обещанной лордом Карнаганом, спонсировавшим эту экспедицию. А ещё он понял, что рабочие говорили что-то о жертве и проклятии. Проклятий суеверные арабы боялись, но всё равно нанимались работать на раскопках – есть-то хочется всем.

Из троих художников, выделенных для работ, Ричард был первым, кто оказался в гробнице, и чрезвычайно этим гордился. Первый суеверный страх прошёл быстро, а с мертвецом он почти сроднился, пока спешно зарисовывал его черты – до того как люди господина Карима небрежно сняли тело с саркофага. А сегодня без особой деликатности труп упаковали в ящик.

Наверное, при жизни этот человек был красив. От чего он погиб, Ричард, конечно, не знал. Доктор Грэй – приставленный к ним врач-англичанин, – рассмотрев останки, отметил два сломанных ребра и пробитую грудину. Может, это был грабитель, оставленный здесь своими подельниками? Но не похоже, что гробница была вскрыта до прихода их группы, хоть сокровищ здесь и не нашлось. Жертва?.. Кто их знает, этих древних египтян…

Ричард взял следующий лист, рассматривая ближе подробный рисунок руки мужчины и перстня на нём. Он перерисовал знаки на перстне так точно, как только мог. Ах, как много бы он отдал, чтобы знать, что стояло за этими иероглифами!

– Анх-Джесер…

В этот раз совсем близко, как будто прямо у входа в палатку, – полушёпот, полустон. Но лагерь охранялся – кто мог сюда попасть?

Сложив рисунки в папку, Ричард подхватил лампу и вышел в фиолетовую египетскую ночь. Светила увечная луна. В африканском небе она и правда была похожа на лодку, как её называли в древности. Крупные звёзды, яркие, как драгоценные камни, были чудо как хороши. Почти такие же можно было наблюдать в Англии, но здесь они словно расположились чуть под другим углом. Ричард невольно залюбовался, но подскочил, когда слева утробно заурчали верблюды. Этот звук, вроде бы привычный, каждый раз заставлял его вздрагивать.

«Тьфу, вот же инфернальные звери!»

Лагерь крепко спал. Как и следовало ожидать, снаружи никого не оказалось. Ветер шуршал песком. Тёмные барханы, казалось, отливали серебром в лунном свете, и мимолётом Ричард подумал, что непременно напишет картину. Руины с невысокими светлыми стенами из прямоугольных блоков, с лабиринтами переходов, почти полностью поглощённых жадной пустыней. Сложенные из кирпичей древние мастабы[2]2
  Мастабы (араб.) – пер-джет (др. – егип.), «дом вечности». Ранний вид древнеегипетских гробниц эпохи Раннего и Древнего Царств. Имели форму усечённой пирамиды, с несколькими помещениями внутри.


[Закрыть], безмолвные памятники великих древних. Вдалеке над всем царственно возвышалась ступенчатая пирамида, жемчужина Саккарских некрополей, первое подобное творение архитектурного гения египетских зодчих. В размерах она уступала пирамидам Гизы[3]3
  Эль-Гиза (араб.) – город в предместьях Каира, где расположены три знаменитые пирамиды и Великий Сфинкс.


[Закрыть], но была их предшественницей, и Ричард полюбил её даже больше тех трёх, известных. Теперь с Саккарой была связана его жизнь, его будущее.

Лунная лодка поднималась над ступенями пирамиды. Ричард опустил взгляд и сморгнул. Нет, не показалось – на границе лагеря по одной из невысоких, всего по пояс над песком, стен шла женщина. Тонкая миниатюрная фигурка остановилась, раскинула руки, балансируя на каменном блоке. Лёгкий ветер играл с её волосами, заплетёнными в мелкие косы, и полами длинного светлого платья. В полумраке и лунном свете волосы показались Ричарду не чёрными, а красноватыми, как песок египетской пустыни.

Обернувшись через плечо, она посмотрела прямо на художника и улыбнулась, приложила палец к губам.

Заворожённо Ричард смотрел на неё, невольно сделав несколько шагов. Он не спешил окликать её – боялся разбудить остальных. Женщина кивнула и поманила его. В ночной тишине тихонько звякнули браслеты на её запястьях.

Затушив лампу и оставив у палатки, он пошёл, даже не подумав о возможных опасностях.

Они приближались к тёмному зеву гробницы. Ночная гостья ступала неслышно, и только сейчас Ричард заметил, что она шла босиком. Очевидно, змей и скорпионов она почему-то не боялась.

В паре десятков шагов она снова остановилась, обернулась, точно перегораживая собой вход, и серьёзно покачала головой.

Ричард сглотнул.

– Кто вы, мисс?.. – тихо спросил он, вглядываясь в её черты.

Лицо – красивое, экзотичное, с удлинёнными тёмными глазами, искусно подведёнными, – так и притягивало взгляд. Хотелось немедленно сесть и зарисовать, пока не забыл. Перенести на бумагу длинные ресницы, красиво очерченные скулы, каждую чёрточку её лица и этот завораживающий блеск глаз.

Женщина улыбнулась и приложила ладонь к груди. На пальце красовалось крупное кольцо, по форме напоминавшее то, что Ричард недавно зарисовывал.

Незнакомка указала куда-то за спину художника. Обернувшись, он понял, что она показывала на шатёр-склад, где стояли промаркированные ящики с содержимым гробницы. Днём туда перенесли и высохший труп мужчины, и саркофаг, и вывороченную часть стены, расписанной искусными мастерами древности.

Когда Ричард посмотрел на гробницу, женщина уже исчезла. Он даже глаза потёр от удивления. Ну в самом деле, не могло же показаться?..

Какая сила потянула его к ящикам, художник не знал. Тот, что служил мертвецу саркофагом, ещё не был заколочен. Повинуясь странному порыву, Ричард приподнял крышку и заглянул внутрь, с сожалением отмечая, что при переносе тело повредили, сломали руки.

Руки…

Он, зарисовывавший мертвеца до последней детали, сразу заметил, чего не хватало. «Нужно немедленно сообщить господину Кариму!»

Тяжёлый удар по затылку заставил его провалиться в темноту.

В дымке полузабытья, не в силах до конца прийти в себя, Ричард почувствовал, что его куда-то тащили, и услышал голос, насмешливый, с лёгким акцентом сказавший:

– Вечно вы, британцы, суёте нос куда не следует…

Кровь стучала в висках. Шёпот заполнил собой всё.

– Анх-Джесер…

Удары посыпались один за другим. Ричард пытался, но никак не мог вынырнуть из кровавого полумрака – ни крикнуть, ни даже толком вздохнуть. Лишь вспышки света и смутные силуэты мелькали сквозь полузакрытые веки. Единственное, что он мог – это видеть игру света и тьмы, слышать обрывки фраз и чувствовать боль.

Его оставили там же, в полутьме.

– Поймите, мистер О’Райли, – произнёс тот же голос, пока чьи-то руки связывали его. – Гробнице нужен новый хозяин. Новая жертва, которая успокоит её.

Он скорее почувствовал, чем увидел, как закрылась дверь, отсекая скудный свет.

Слепо щупая вокруг связанными руками, Ричард понял, что оказался в темноте не один. Его бросили поверх ещё двоих – рабочих в длинных галабеях[4]4
  Галабея (араб.) – национальная одежда, длинная мужская рубаха без ворота, с широкими рукавами.


[Закрыть]. Но эти тела были холодны. Казалось, их холод передался и ему. Ледяной страх сковал его душу.

Когда он закричал, расходуя драгоценный воздух, было слишком поздно. Грохот камней снаружи возвестил ему о том, что вход завалило.

Глава 1. Гостья из песков

Год 18хх, предместья Лондона

– Добро пожаловать в Стоун Крик! – жизнерадостно басил лорд Карнаган, сердечно приветствуя каждого из гостей. – Да-да, вы не ошиблись, леди Дерби: чудо ждёт нас именно сегодня. Уверяю, такого вы ещё не видели… Сэр Уоррен, как я счастлив, что недуг не помешал вам приехать. Ну разумеется, я не забыл о вашей деликатной просьбе… А-а, мистер Паттерсон, чертовски рад вас видеть! Какие новости из-за океана?..

Джонатан сдержанно улыбался, стоя по правую руку от отца, отмечая про себя постоянных посетителей. Все эти люди приезжали в поместье не впервые. Чести получить личное приглашение Роберта Карнагана удостаивался далеко не каждый, даже в среде весьма именитых представителей высшего света Лондона. Лорд Карнаган слыл человеком эксцентричным, но дружбой с ним гордились – сказывались и богатство, и определённая слава, да и, чего уж, связи в Королевском Историческом Обществе[5]5
  Королевское Историческое Общество – престижная историческая организация Великобритании, основанная во время правления королевы Виктории, в 1868 году.


[Закрыть].

Страсть своего отца Джонатан не одобрял, как, впрочем, и повальное увлечение высшего света ценностями канувших в Лету цивилизаций. Молодой человек мыслил в категориях выгодных вложений, реальных, прогнозируемых. Мечты лорда Карнагана-старшего получить славу как коллекционера и мецената он считал взбалмошными, хотя вслух, разумеется, предпочитал не осуждать. В конце концов, состояние отца оставляло свободу для всякого рода причуд, даже таких дорогостоящих. Да и партнёры относились к историям из глубин веков благосклонно, особенно если истории эти были не только приправлены известной долей модного нынче мистицизма, но и подкреплены реальными вещами – самыми настоящими сокровищами, редкими артефактами. Чёрный рынок древностей процветал, пока существовали любители наживы и щедрые покупатели. Ну а покупателей теперь было в избытке, вот только не у всех из них были необходимые для приобретения желанных реликвий связи.

Джонатана никогда особо не заботило, как именно и в какой из своих торговых компаний отец успел свести дружбу с нужными людьми, но эти связи сделали его одной из значимых фигур на чёрном рынке древностей. С одной стороны, лорд охотно спонсировал экспедиции и раскопки, увы, так до сих пор не снискав себе славу каким-нибудь громким открытием. С другой – он был по-настоящему знаменит в определённых кругах как коллекционер и эксперт по сокровищам Древнего Египта. Человек, способный достать всё, что угодно, – от целебного порошка из мумий до золотого перстня очередного полузабытого фараона, грозящего проклятиями из песков времени.

Да, истории о проклятиях нынче любили. Новые веяния моды.

Гости мелькали как в калейдоскопе, и Джонатан исправно нёс службу, отмеряя улыбки, кивки, оставаясь в тени отца и заставляя его сиять ещё ярче.

– Приятно было получить приглашение, – проскрипела леди Дерби, дожидаясь, пока наследник запечатлеет своё уважение ритуальным поцелуем её иссушенной кисти в перчатках из белой лайки.

– Как мы могли забыть о вас, – рассмеялся лорд, и, стоило старушке отойти, добавил шёпотом сыну: – Когда она писала чуть ли не каждую неделю, уточняя время следующего «салона».

– Джонатан, мой мальчик, наслышана о твоих успехах! Достойная смена лорду Карнагану, разве что всё ещё не хватает той же страсти.

Безукоризненно-учтивая улыбка, застывшая на губах Джонатана, угасла под взглядом агатовых цыганских глаз. Сейчас этот взгляд был приветлив, а всё равно вызывал в нём смутный первобытный страх. Мадам Анабель, известная в узких кругах Европы медиум и спиритуалист, с которой отец свёл знакомство давно, ещё в одну из своих поездок в Каир, была постоянной гостьей в доме Карнаганов.

– Иногда такого рода страсть расцветает позже. Как хорошему вину, ей необходима проверка временем, – рассмеялся отец и похлопал сына по плечу.

Нынче высокие собрания не обходились без медиумов и прочих глубокоуважаемых шарлатанов, способных объявить тебя кем угодно, от царевны до величайшего полководца древности, были бы деньги.

Было в этой, с позволения сказать, даме что-то тёмное, пугающее, особенно когда она смотрела исподлобья, из-под своей яркой чалмы, прямо в душу. Задумчиво покусывая неизменный длинный мундштук, она изрекала что-то чрезвычайно значимое глубоким грудным голосом. И казалось, что этот голос и правда способен звучать откуда-то из-за грани, подчиняясь духам древних мертвецов. Или не очень древних… ведь, впервые оказавшись в поместье Стоун Крик, мадам Анабель точно назвала даты жизни, смерти и обстоятельства трагической гибели юных Лили и Роуз, чьи портреты висели над лестницей.

Глупости, конечно. Скорее всего, отец рассказал, или навела справки. Уж что-что, а наводить справки шарлатаны умели мастерски – тем и жили. Правда, некоторые вещи не мог объяснить даже такой скептик, как Джонатан.

Мадам Анабель раскладывала потёртую колоду Таро – большие, с ладонь, карты с египетской символикой – и умело предсказывала наиболее выгодные соглашения и удачные экспедиции или, напротив, предупреждала об опасностях. Сбывалось, как говорили, всё. Джонатан и сам видел, но думать об этом старался поменьше – хватало с него мистики на этих званых ужинах, где он и рад был бы не появляться, да не мог, если рассчитывал унаследовать большое состояние отца. А отец всем сердцем надеялся, что страсть к древности в сыне всё-таки расцветёт, потому пропускать «званые вечера» не получалось ни под каким благовидным предлогом.

Впрочем, сегодня лорд Карнаган приготовил для всех нечто действительно удивительное… удивительное даже на взгляд его сына-скептика. Взглянуть на содержимое ящиков, привезённых Каримом и его людьми, раньше времени отец ему не позволил – обещал невероятный сюрприз.

Вечер шёл своим чередом. Гости, разделившиеся на группы и шумно что-то обсуждавшие, уже проявляли нетерпение. Присутствие мадам Анабель, вызывавшее неизменный ажиотаж, успокаивало самых нетерпеливых. Укутанная в многослойные яркие шали из тонкой дорогой шерсти и шёлка поверх строгого тёмного платья, она притягивала внимание, точно экзотическая птица. Даже Джонатан, предпочитавший не смотреть на эту гостью праздника, то и дело оглядывался на обтянутый тёмным атласом столик, специально для неё приготовленный. Там Анабель делала желающим расклады, прозревая тайны прошлого и будущего. В данный момент она вела беседу с мистером Паттерсоном, богатым американцем, выкупившим некоторые экземпляры из коллекции Карнаганов.

«Не иначе как вещает ему, что в прошлой жизни он был Александром Македонским», – насмешливо подумал Джонатан и поспешил отвернуться, когда медиум загадочно улыбнулась ему поверх плеча Паттерсона.

Молодой человек предпочёл заняться другими гостями. Сэр Уоррен рассказывал ему о чудодейственных свойствах порошков из мумий, которыми промышлял отец, – мол, порошок этот и с подагрой прекрасно справляется. Престарелый сэр Суррей добавил, подмигнув, что и продлить силы и молодость мужчине порошок вполне способен, если Джонатан понимал, о чём речь. Джонатан понимал. Леди Дерби, хихикая, добавила что-то о сохранении красоты. Молодой человек тут же сделал комплимент её прекрасному внешнему виду, про себя отметив, что престарелая леди уже сама потихоньку начинает походить на мумию.

Отец некстати исчез, и всё бремя оказания гостеприимства теперь легло на молодого хозяина. Но благородное собрание жаждало чуда, которое готовил лорд Роберт.

Джонатан затруднялся сказать, когда в высшем свете получили распространение званые вечера с разворачиванием мумий. Учитывая активную деятельность расхитителей гробниц и охотников за сокровищами, добыть целый, нетронутый экземпляр, а не фальшивку, сфабрикованную умельцами из разных частей тел, было делом нелёгким. Молодой человек и рад был бы не знать всех деталей, но «семейное дело» накладывало отпечаток, приходилось разбираться и в таких вещах. Со временем египетская история даже стала вызывать в нём интерес, но до страсти лорда Роберта, как верно отметила медиум, ему было далеко.

Основная ценность нетронутых мумий заключалась в том, что они не были просто царственными трупами. Это знали ещё мародёры древности, благодаря которым огромный пласт истории был утрачен навсегда. Сложный загробный культ древних египтян подразумевал охрану мертвеца на всех уровнях бытия. Погребальных текстов было недостаточно – умершему требовались обереги. Множество амулетов, скрытых между слоями покровов, затвердевших от бальзамирующих составов и времени, – вот что представляло собой настоящую ценность. Великие люди древности выставлялись на потеху, и каждый из гостей таких вечеров, попасть на которые можно было только по личному приглашению, получал в подарок самый настоящий древнеегипетский амулет.

Ну и, конечно, целебный порошок. Охота за чудодейственными порошками из перетёртых частей тел древних мертвецов, «переживших» века, на пользу сохранению истории не пошла, но внесла свой вклад в состояние Карнаганов. Этим порошкам присваивались магические свойства лекарств от всех болезней и разве что не эликсира вечной юности. Но матушку, несмотря на старания отца, в своё время не спас никакой порошок – сгорела от лихорадки.

Джонатан слышал, что те, кто относился к мумиям с куда как меньшим пиететом, пускали их на удобрения и даже якобы на растопку паровозов. И он не знал, что пугало его больше – такое вот кощунство… или мистические званые ужины, где от количества мудрёных таинственных бесед, крепких напитков и выкуренного опиума стирались границы реальности.

Лавируя среди гостей, для каждого находя подходящее любезное слово, Джонатан успевал отдавать распоряжения слугам о смене закусок и напитков. Двери в зал, где должно было состояться основное действо, по-прежнему были закрыты, и он не решался нарушить приказ отца и заглянуть внутрь. Там была святая святых, храм истории и мистерии.

Светские беседы уже успели всем наскучить. Джонатан присоединился ко всеобщему ожиданию, с маской заинтересованного наследника выслушивая самые нелепые предположения о сути грядущего сюрприза.

Наконец раздался долгожданный звон колокольчика, заставивший все голоса смолкнуть. Двери распахнулись. Внутри царил колдовской полумрак.

На пороге показался господин Карим, благородный араб неопределённого возраста, – давний партнёр отца и основной поставщик чудес его коллекции. Джонатану казалось, что с годами он не менялся вовсе, разве что прибавилось серебра в висках и аккуратно постриженной бороде. Одевался Карим всегда безупречно, по последнему слову европейской моды, ничем не уступая гостям лорда Карнагана, но носил неизменную бордовую феску.

Араб чуть поклонился, но сделал это с таким достоинством, что скорее присутствующие должны были почувствовать, какую он оказывает им честь. Даже Джонатан, знавший его не первый год, преисполнился благоговения.

– Они ждут. Прошу вас, – пригласил Карим с грациозным жестом и отступил в полумрак.

В наступившей тишине мадам Анабель возвестила торжественно, замогильно:

– Мы готовы к встрече с тобой, о высочайшая гостья из песков!

«С чего она взяла, что это будет именно гостья?» – подумал Джонатан, перешёптываясь, благородные дамы и господа потянулись в зал. Один за другим внутри вспыхивали огни хрустальных светильников, а искусно расставленные зеркала преломляли пространство, расширяя его, добавляя атмосферы мистичности. Яркие восточные ковры, устилавшие пол, приглушали шаги.

У дальней стены стояли те самые ящики, в которые отец не разрешил заглядывать. Но не они притягивали взгляды восхищённых гостей. В центре зала располагался большой стол, на котором стоял антропоморфный саркофаг[6]6
  Антропоморфный саркофаг – внутренний саркофаг древнеегипетских захоронений, в который клали непосредственно мумию. Имел форму человеческого тела, с портретом умершего.


[Закрыть] – прекрасно сохранившийся, яркий, украшенный росписью и золочёными узорами. Давно Джонатану не доводилось видеть такой красоты, и он невольно замер, силясь разглядеть умиротворённое лицо на крышке.

У стола ждал сам хозяин, лорд Роберт Карнаган.

– Леди и джентльмены, позвольте представить вам главную гостью нашего вечера! – произнёс он и указал на саркофаг. – Красавицу древности, прибывшую к нам из далёких земель Египта.

Мадам Анабель получила свою порцию славы, предугадав пол мумии. Гости восхищённо ахали, едва не позабыв о правилах учтивости, не позволяющих толпиться у стола в попытках рассмотреть и потрогать саркофаг. Два молчаливых араба помоложе, подчиняясь жестам Карима, проводили присутствующих на их места вокруг стола, на некотором отдалении.

В тот момент, глядя на отца, полного достоинства, гордости, радости, Джонатан подумал: «А и ладно! Чем бы ты ни увлекался – главное, что ты абсолютно, по-настоящему счастлив», – и, улыбнувшись отцу, расположился среди гостей.

– Имя её, увы, неведомо нам, но надписи позволяют сказать с уверенностью: эта леди носила титул царской дочери, – сказал лорд Карнаган.

Люди Карима быстро, слаженно открыли один из ящиков и извлекли оттуда небольшую каменную стелу, закреплённую на деревянных дощечках для сохранности. Впрочем, Джонатан не был уверен, что заштукатуренный, расписанный яркими иероглифическими надписями кусок камня был именно стелой, а не выломанным куском гробничной стены. Стелу – или фрагмент стены – пронесли по кругу, позволяя каждому из гостей рассмотреть.

– Доблестные храбрецы Карима вскрыли неизвестную доселе гробницу, но, увы, вход осыпался быстрее, чем всем нам бы хотелось, – продолжал рассказывать отец. – Её высочество прибыла к нам из некрополей Саккары. Что примечательно, её усыпальница была создана значительно позднее, чем окружающие её гробницы эпохи Древнего Царства, к которым она непосредственно примыкает…

Джонатан слушал детали открытия вполуха. Всё его внимание было сосредоточено на саркофаге и на ящиках. Неужели отец совершил желанное открытие?.. Нет, говорил, что ходы в гробницу засыпало, а кто-то – здесь дамы ахнули – даже погиб. Карим с позволения лорда Карнагана прекратил раскопки и компенсировал семьям погибших рабочих тяжесть утраты. Неслыханная нынче щедрость.

Что удивительно, имущества у древней царевны оказалось немного – пара кувшинов, в которых, должно быть, хранилось вино, сухие, рассыпавшиеся в труху цветы, окаменевшие лепёшки, две плетёные корзины с льняными одеяниями, небольшой ларец для макияжа и бронзовое зеркало. Всё это люди Карима извлекли из ящиков и продемонстрировали почтенной публике.

И никаких тебе легендарных сокровищ. Надежда оставалась только на саму мумию. И на последний ящик, который арабы пока медлили открывать.

Карим меж тем по просьбе отца демонстрировал присутствующим созданные при открытии гробницы зарисовки. Художникам не удалось до конца перерисовать все иероглифические надписи – гробницу засыпало раньше, – но то, что успели, они передали детально и крайне реалистично.

Один из рисунков привлёк внимание Джонатана. Захоронение было не единичным. Эта гробница стала последним местом упокоения кого-то ещё. Саркофаг располагался у дальней стены маленькой усыпальницы, а на нём лежал другой труп – точно мумия, лишённая покровов, насколько можно было судить по зарисовке. Эту мумию кто-то сложил на саркофаг так, что она раскинула руки, как будто обнимала. Увиденное произвело на Джонатана такое сильное впечатление, что его сознание, привыкшее фокусироваться на мельчайших деталях, сохранило рисунок до каждого последнего штриха.

Мадам Анабель сидела напротив него, и потому молодой человек увидел, как побледнела медиум, когда подошёл её черёд увидеть зарисовку.

– Жертва, – выдохнула она и воскликнула: – Великая жертва во имя царской дочери!

Её голос сорвался, глаза закатились, и чужими тёмными интонациями медиум произнесла несколько фраз на непонятном языке.

Потом в наступившей тяжёлой тишине кто-то из дам предложил Анабель нюхательную соль, и она пришла в себя.

«Как всегда мастерски изобразила приступ», – неодобрительно подумал Джонатан, но отчего-то и ему самому было не по себе.

Побледневшая, притихшая Анабель бросала взгляды на последний оставшийся ящик – тот самый ящик, что притягивал и взгляд самого Джонатана. Но отец умело перевёл внимание гостей обратно к основному открытию – к нетронутому саркофагу царской дочери. Люди Карима помогли ему открыть крышку и переложить спелёнатое желтоватыми тканями тело на стол, а обе части саркофага переставили к стене, чтобы все могли полюбоваться, а если желали, то и прикоснуться.

Джонатан поразился, каким тело оказалось миниатюрным. При жизни леди была хрупкой и ростом едва доходила ему до плеча. На миг он поймал себя на странном чувстве – на острой болезненной жалости. То, что должно было произойти здесь сегодня, было как-то… неправильно…

Но он не мог остановить долгожданный триумф отца и заставил себя молчать. Он молчал, когда лорд Карнаган вместе с Каримом и его людьми аккуратно снимал верхние покровы, молчал, когда они обнажали тело, слой за слоем, под восхищённые возгласы гостей высвобождая сокрытые в тканях драгоценные амулеты.

Да, царская дочь не разочаровала присутствующих – всё её богатство было при ней, бережно сокрытое на её теле. Лишённая своих артефактов и защищавших её покровов, она казалась ещё более хрупкой. С сожалением Джонатан созерцал миниатюрные коричневые ступни, изящные пальцы ног с ногтями, выкрашенными в терракотовый. Руки с хрупкими запястьями и длинными пальцами были вытянуты вдоль тела. На правой кисти красовался перстень, который лорд Роберт не стал снимать, побоявшись поломать руку царевны. Золотая печатка с вязью иероглифов, которые Джонатан не мог разглядеть со своего места, мерцала в мистических огнях светильников и манила его невыразимо… А подняв взгляд, он заметил, что даже Карим уже не казался столь невозмутимым, как обычно, – неотрывно смотрел на царевну. Что до мадам Анабель, она сидела, обняв себя за плечи, точно ей стало вдруг очень холодно, и, покачиваясь, что-то беззвучно шептала.

Пришёл черёд лица красавицы. Обнажить его оказалось непросто – ткани присохли почти намертво, и лорд Роберт опасался повредить плоть. Он подозвал к себе Джонатана и мистера Генри Харриса, своего ассистента из Общества.

Молодой человек не любил касаться мёртвых тел, какими бы они ни были древними, но расстраивать отца не хотел. Да и, признаться, ему самому очень хотелось заглянуть в лицо царевны. Скинув сюртук, оставшись, как и отец, только в рубашке и жилете, Джонатан закатал рукава.

Не удержавшись от искушения, он дотронулся до руки мумии, на которой было надето кольцо. Волнение сыграло с ним злую шутку – на миг ему показалось, что он касается живой, тёплой кожи, нежной, умащенной благовониями. Он почти мог различить их аромат. А на крупном золотом кольце-печати, среди вязи иероглифов, Джонатан разглядел зверя – собаку с раздвоенным хвостом. Миг – и наваждение исчезло. Молодой человек отдёрнул руку, поправил шейный платок. Почему-то стало тяжелее дышать.

Отец продолжал что-то говорить гостям, не обратив внимания. Но два взгляда были прикованы к молодому человеку – Карима и Анабель. И от этих пристальных взглядов ему сделалось неуютно. Миг – и араб вернулся к беседе с сэром Уорреном, а медиум уже живо поддерживала разговор с леди Дерби, любуясь крышкой саркофага.

Лорд Роберт и его ассистент освободили голову, открывая волосы царевны. Дамы отметили необычный цвет первыми.

– О, да её высочество, похоже, была модницей! Посмотрите, её чёрные кудри выкрашены в рыжий!

– Может быть, и действие бальзамирующего состава, – возразил Харрис, склоняясь ближе. – Хм, или правда красила при жизни… Ну, в конце концов у древних египтян, как мы уже знаем, встречался не только чёрный цвет волос.

Джонатан посмотрел на тонкие косы, свернувшиеся вокруг головы мумии клубком змей, и поймал себя на желании прикоснуться. Потускневшие от времени, они были красно-рыжими, как песок египетской пустыни. Припорошенное пылью веков красное золото.

Молодой человек почувствовал, как его бросило в жар, и ослабил шейный платок ещё больше. Но, похоже, кроме него, этого никто не чувствовал. Разве что… Анабель и Карим?.. Нет, они больше не смотрели так пристально и неприятно.

Ценой больших усилий, с чрезвычайной осторожностью им удалось наконец освободить лицо. Джонатан не удержался от возгласа, но его возглас потонул в общем восхищённом вздохе, прокатившемся по рядам гостей.

– Как живая!

– Вы только посмотрите…

– Боже, какая редкая красота!..

– Смею напомнить, что это всё-таки труп.

– Но до чего же хорошо сохранился!

Бальзамировщики постарались на славу, а время оказалось к царевне милосердно. Её лицо, иссушенное веками, сохранило свою форму – тонкость благородных черт, загадку улыбки. Но самым прекрасным – и жутким! – были её глаза, живые, смотрящие с мёртвого лица!

– Имитация из алебастра и цветного стекла, – авторитетно пояснил лорд Роберт. – Удивительно искусно сделаны, согласитесь. Нет, определённо, я хочу сохранить эту прелестную головку.

– Г-головку?.. – упавшим голосом переспросил Джонатан, не в силах отвести взгляд от лица. – Отец, ты же не собираешься расчленять её… и использовать для изготовления порошков?..

– Почему нет? Она прекрасно сохранилась. Застывшая в вечности юность и красота.

Джонатан почувствовал, что к горлу подкатил ком, а в голове помутилось.

«Ещё немного – и рухну в обморок, как впечатлительная юная леди… Нельзя так…»