Текст книги "Тьма императора. Жизнь на двоих"

У Софии уже не было сил удивляться, поэтому она просто спросила:

– Ты рассказал маме о том, что собираешься подать прошение императору?

– Рассказал.

– И как она отреагировала?

Вано улыбнулся:

– Сказала, что ты будешь в ужасе, но она не против.

София, засмеявшись, прижала руки ко рту – от смеха заболели губы и грудь.

– Софи… – Вано неожиданно перестал улыбаться и серьезно посмотрел на нее. – Я очень прошу тебя кое о чем подумать.

– О чем? – спросила она с интересом – и задохнулась, услышав:

– Пожалуйста, прежде чем без остатка отдавать свою жизнь императору, подумай, стоит ли это делать.

Отдавать свою жизнь?..

– Конечно, он спас тебя, – продолжал Вано горячо и отчаянно. – И я всегда буду благодарен его величеству за это. Но это не значит, что ты теперь принадлежишь ему.

– Ты не знаешь… – прошептала она, глядя на него с грустной улыбкой. – Конечно, не знаешь… Ох, Вано… – София обняла его обеими руками, прижалась к широкой груди, в которой яростно билось сердце, и тихо сказала: – Не волнуйся, пожалуйста. Все будет хорошо. Я обещаю, что не стану совершать опрометчивых поступков.

– Я рад, – выдохнул Вагариус. Кажется, ему действительно стало легче. Вот и отлично.

И ни к чему ему знать, что нет у нее никакой «своей жизни» – а значит, и отдавать нечего.

Вано ушел, когда уже почти стемнело, и София решила немного походить по палате. Она ходила и днем, держа за руки маму и Вагариуса, и под руководством Эн, которая объяснила, что нужно двигаться как можно больше, но без фанатизма – иначе мышцы начнут сильно болеть.

Ходить Софии было тяжело, ноги сводило, при каждом шаге кололо ступни, будто она наступала на гвозди. Постепенно становилось легче, но к тому времени, когда София смогла поднять ногу почти без боли, она уже готова была выть от натуги.

– Это пройдет через сутки, не больше, – пообещала Эн. – Ничего страшного. Просто побочный эффект после двух магических расщеплений тела.

Вот и теперь София с трудом двигалась по палате, медленно переставляя ноги и хватаясь за стены, стол, спинку кровати и стулья. Хорошо, что больничный халат не до пола, а всего лишь до колен – иначе бы она уже наступила на подол.

София стояла возле стола и как раз собиралась налить себе воды в стакан, когда посреди комнаты неожиданно стал проявляться пространственный лифт. Засветились четыре белоснежно-белые стены, и София изо всех сил вцепилась пальцами в стол, чтобы не упасть, понимая – это может быть только один человек, ведь, кроме императора, никто не способен перенестись прямо в больничную палату.

София на секунду зажмурилась, когда пространственный лифт вспыхнул в последний раз, задержала дыхание, пытаясь унять бешеный стук сердца, открыла глаза – и охнула, ощутив, как Арен прижимается к ее животу лицом, встав перед ней на колени, обнимает обеими руками за талию, и руки дрожат, и сам он дрожит, словно в лихорадке.

– Арен… – прошептала София, запуская ладони в его волосы, хватаясь за них, и покачнулась, почувствовав волну безумной радости, которая пришла к ней не изнутри, а извне. – Арен…

– Софи… – простонал он глухо, не отрывая лица от ее живота, и ей вдруг почудилось, будто он плачет.

– Ты что, ты что, – заговорила она, наклоняясь, и начала осыпать поцелуями его макушку, пахнущую так знакомо – теплым костром. – Не надо, не надо… Я же здесь, я…

Уставшие ноги неожиданно прострелило колющей болью, и София, запнувшись, стала оседать на пол, но Арен подхватил ее и встал сам, прижимая девушку к себе.

– Я еще плохо хожу, – сказала София и, подняв руку, коснулась ладонью его щеки. Она была чуть влажной. – Ох, Арен…

Он улыбнулся, глядя на нее, и от этой улыбки – и от него самого – к ней вновь пошла волна радости.

– Счастье мое, – произнес Арен тихо и ласково, садясь на кровать вместе с ней на руках. – Прости, что не зашел раньше. Ты же видишь, в каком я состоянии. Ни к чему было, чтобы это видели и остальные.

Так вот почему он не заглянул к ней днем!

– Ничего. – София тоже улыбнулась, продолжая гладить ладонью его щеку. Защитница, как же она соскучилась! – Я просто волновалась. Эн мне все рассказала, и я… боялась за тебя. Ох… – Она замерла. – За вас.

– Нет, нет, Софи. – Арен покачал головой и прижал ее к себе еще крепче. – Не надо. Не называй меня больше на «вы», когда мы вместе. Пожалуйста, счастье мое, не надо.

Счастье… Да, именно это она и чувствовала. Счастье, какое-то безмерное, абсолютное, бесконечное, которое окружало ее со всех сторон.

– Не буду, – ответила она, задыхаясь от эмоций, и тихо застонала, когда Арен наклонился и поцеловал ее.

София никогда не чувствовала ничего подобного. Она будто проникала в него, а он – в нее, и ей казалось, что они одно целое, что один продолжает другого и не существует их по отдельности, а только – вместе, вдвоем, навсегда.

– Счастье мое… – зашептал Арен, вновь вспыхнув огнем, и София провела ладонью по пламени на его груди, словно лаская, и поняла все за секунду до того, как он сказал, замерев под ее рукой: – Люблю тебя.

София подняла голову и посмотрела ему в глаза. Нет, не для того, чтобы проверить, правду ли он говорит – она знала, что правду. Просто хотела видеть их, когда будет отвечать:

– И я тебя люблю.

Пламя стало жарче, сильнее, но Софию это ни капли не смущало – когда Арен вновь стал целовать ее, она обняла его крепче, стараясь быть как можно ближе и ощущая себя его продолжением, а его – своим.

– Арен… Что же мы будем делать? – произнесла София шепотом через несколько минут, когда он перестал целовать ее – будто решил дать передышку.

– Я не знаю, – ответил он со спокойной горечью. – Не думай пока об этом. Сейчас тебе нужно выздоравливать. Решим все позже.

София кивнула, не в силах спорить и вообще что-то обсуждать. Она очень сильно хотела спать и вскоре действительно уснула – на руках у императора, который всю ночь прижимал ее к себе, словно боялся потерять, и смотрел в ночную черноту за окном абсолютно сухими глазами.

Глава девятая

София проснулась от ощущения внезапной прохлады под спиной. Приоткрыла глаза и выдохнула, проводя руками по горячей груди императора:

– Арен…

– Спи, – сказал он тихо, коснувшись губами ее щеки. – Отдыхай, Софи. А мне нужно идти.

– Я понимаю, – пробормотала она, чувствуя, как Арен накрывает ее одеялом, согревая магией, ласково целует еще раз, а потом отходит в сторону.

София успела забыться, погрузиться в зыбкий сон, когда стены пространственного лифта засветились – и она распахнула глаза, села на постели и схватилась за резко закружившуюся голову.

– Арен… – прошептала София с отчаянием. – Ты что же, совсем не спал?..

Ответить уже было некому – лифт истаял, император перенесся во дворец.

Примерно через час, когда в окно заглядывало прохладное утреннее солнце, а София наконец смогла задремать, устав переживать за Арена, в палату вошла Эн Арманиус. Быстрым шагом приблизилась к койке, посмотрела на спящую, прошипела что-то невнятное – и метнулась назад в коридор.

– Сюда кто-нибудь заходил в течение ночи? – спросила она нервно у охранников, стоящих возле двери. – Дежурный врач должен был зайти в шесть.

– Никого не было, – покачал головой старший из бригады. – Как айл Вагариус ушел вчера около девяти, так больше никто не приходил. И не выходил. Что-то случилось?

– Нет. Никого не впускать. Ни врачей, ни медсестер. Пока не отменю распоряжение – никого! – почти крикнула Эн, уносясь в сторону ординаторской и бурча себе под нос: – Хорошо, что дежурный врач сегодня Кайла, она вечно спит до прихода заведующих. Так, император… – Она ткнула экран браслета связи. – Нет, ну как я умудрилась об этом не подумать?..

Спать хотелось неимоверно, и Арен принял ледяной душ, пытаясь прогнать сонливость. Надо было лечь рядом с Софией, а не сидеть целую ночь, держа ее на руках и опасаясь, что она исчезнет, как только он ее отпустит. Это же глупость – ну как она теперь может исчезнуть?

Глупость, конечно. Но сердце решительно не желало слушать разумных доводов – оно билось и боялось за Софию. Боялось настолько отчаянно, что Арен даже не мог пошевелиться – так и сидел, застыв в одной позе и согревая свое счастье магией, чтобы не замерзла и не проснулась.

А теперь он пожинал плоды собственного безрассудства. Голова была настолько тяжелой, что хотелось немедленно все отменить и лечь в постель хотя бы на пару часов. Но нет, это невозможно. До вечера придется держаться, а ночью – спать, а не думать о том, что делать дальше. Да и что тут сделаешь? Ничего. Как ни крути эту ситуацию – он все равно женат, а София не подходит на роль любовницы. И никогда не подходила.

Сердце болело от того, что Арен понимал – у него нет выхода. Да и не настолько это важно, главное – что София жива. Теперь надо сделать так, чтобы она была еще и счастлива.

В кабинете императора вновь ждали стопки документов, но начать их разбирать он толком и не успел – завибрировал браслет связи, и, увидев на экране имя Эн Арманиус, Арен похолодел от страха. Что могло случиться с Софией?!

– Я слушаю тебя.

– Арен! – воскликнула Эн и, помотав головой, исправилась: – Ваше величество, не волнуйтесь, все в порядке. Но мне нужно, чтобы вы перенеслись сейчас в палату Софии.

– Сейчас?

– Да, именно сейчас. Это очень важно.

– Хорошо.

Она кивнула и отключилась, а император, встав из-за стола, начал строить пространственный лифт.

Через полминуты, выйдя из лифта рядом с кроватью, на которой спала София, Арен удивленно замер, ощутив желание немедленно присесть. Эн, стоявшая неподалеку, понимающе вздохнула и негромко призналась:

– Я не подумала об этом, но это же логично, ваше величество.

– Логично, – повторил он изумленно.

– Да, логично. Родовая магия проявляется у новорожденных детей примерно через сутки после рождения. Вот и у Софии она проявилась через сутки.

– Она ведь не новорожденная.

– Почему же? – Эн усмехнулась. Эмоции ее были спокойными – она явно уже пережила собственное удивление. – Очень даже новорожденная.

София в этот момент зашевелилась, и Арен, подойдя ближе, сел на постель рядом с девушкой.

– Арен, – выдохнула она, переворачиваясь на спину, и открыла глаза. – Ты… – Увидела Эн за его плечом, порозовела от стеснения и, сглотнув, прошептала: – Доброе утро, ваше величество.

Смутилась. Не осознала еще, что Эн про них давно все поняла.

– Доброе. Как ты себя чувствуешь, Софи? – спросил Арен, ласково касаясь ладонью ее руки, лежащей поверх одеяла.

– Я… – Она задумалась. – Вроде бы хорошо.

– Ты ощущаешь что-нибудь необычное? – поинтересовалась Эн. – Необычное в себе и своей магии.

София нахмурилась, пытаясь понять, о чем они спрашивают.

– Не-э-эт. А должна?

– Должна, – хмыкнула Эн. – Впрочем, демоны знают… У тебя пробудилась родовая магия.

От волны изумления у Арена зашумело в ушах.

– Что?.. – просипела София, глядя на них с Эн с недоумением. – Родовая?..

– Да, – подтвердил император и сжал руку девушки ободряющим жестом. – Мы с Эн ощущаем в твоей крови силу рода.

– Но… невозможно…

– Невозможного не бывает. – Эн явно развеселилась. – Так ты что-нибудь ощущаешь? Попробуй прислушаться к себе.

София переводила взгляд с Арена на Эн и явно не понимала, чего они от нее хотят.

– А как это должно ощущаться?

– Понятия не имею, у меня же нет родовой магии. Ваше величество?

– Как часть твоей силы, Софи. Только сила эта не в энергетическом контуре, а в крови. Думая о родовой магии, сосредотачивайся не на контуре, а на крови.

Эмоции девушки зазвенели от отчаяния.

– Я не понимаю, простите.

– Не расстраивайся, – произнес Арен, а Эн продолжила, кивнув:

– Да, мы с этим постепенно разберемся. В конце концов, ты же первая, у кого в сознательном возрасте пробудилась родовая магия, поэтому пока непонятно, как тебе с ней работать. Но это не смертельно. Ваше величество, могу я сообщить о случившемся Рону Янгу? Нам с ним пригодилась бы эта информация.

– Я должен подумать. – Император покачал головой и ощутил идущие от Эн раздражение и недовольство. – Не обижайся, – попросил он, оглядываясь на девушку. – Такие вещи нельзя решить за две минуты. – Арен встал и, покосившись на браслет связи, поморщился – время утекало, как вода сквозь пальцы. – Вызови сюда Дайда, Эн. Пусть обеспечит Софию иллюзорным амулетом, маскирующим родовую магию. И скажи, что я жду его на доклад после обеда, как договаривались.

Император отошел в сторону, быстрыми движениями обеих рук построил лифт – и исчез в ослепительном свете, уже не услышав, как Эн возмущенно проговорила, обращаясь к Софии:

– Ну вот и за что ты его любишь? Он же совершенно невыносим!

Гектор Дайд смотрел на Софию, не моргая, секунд пятнадцать, и можно было бы подумать, что он абсолютно спокоен, если бы не чуть дергающаяся щека.

– Час от часу не легче… – пробормотал он в конце концов голосом мученика. – Эн, я в этом случае категорически против иллюзорных амулетов на шее или еще где-либо. Нужен вживленный кровный амулет. Иначе эта безделушка может соскочить в самое неподходящее время, и тогда каюк маскировке.

– Я не против вживленного амулета, – сказала София вежливо, и Дайд хмыкнул. Ну да, кто ее будет спрашивать.

– Я сейчас возьму у Софии кровь, – произнесла Эн. – Отдам тебе пробирку. Сколько времени понадобится на изготовление?

– Постараемся за час сделать, заготовки у нас есть. За два максимум. Держи оборону, Энни, а я пока пойду договорюсь с нашими артефакторами, – усмехнулся Дайд и, коснувшись ладонью лба – то ли прощался так, то ли просто голова болела, – вышел из палаты.

– Вообще я хочу еще кое-что проверить, – пробормотала Эн, как только дверь за главным дознавателем закрылась, – есть у меня одна версия насчет твоих новых особенностей… – Она подошла ближе и, вытянув руку, зажгла на ладони небольшой огонек. – Попробуй-ка дотронуться.

Пару секунд София смотрела на Эн с удивлением, но затем пришло осознание.

– Ты думаешь, у меня кроме родовой магии Вано пробудилась и родовая магия императора? – Она улыбнулась. – Это было бы слишком невероятно.

– Какая конкретно магия в тебе пробудилась, понять невозможно – мы только ощущаем кровную силу, а какая именно это сила, неясно. Сотворить родовой щит Вагариуса тебя просить бессмысленно, поэтому попробуем то, что проще и очевиднее. Давай, попытайся коснуться пламени. Только не переусердствуй – ожоги нам ни к чему.

София подняла руку, вытянула указательный палец и медленно начала приближать его к огоньку, пляшущему на ладони Эн. Тепло, еще теплее и еще… но не горячо. А между тем до пламени оставалось меньше ногтя…

София, закусив губу, решительно ткнула в огонь пальцем и чуть не завизжала.

Было не больно. Тепло, даже жарко, но больно – нет!

– Ага! – обрадовалась Эн, погасив огонек. – Так я и думала!

Софии очень хотелось упасть в обморок. Жаль, что это невозможно сделать по желанию. Вместо обморока она спросила, вздохнув:

– Значит, у меня теперь родовая магия Альго?

– Не думаю, – хмыкнула Эн весело, подходя к столу, и раскрыла лежащий на нем медицинский чемоданчик. – Полагаю, твоя родовая магия – щитовая, как у Вагариуса. А способность не обжигаться огнем принадлежит его величеству, к которому ты пришита. Ты – его часть. Поэтому пламя тебя и не обжигает. Как одежду, которая на императоре, – сама по себе одежда не обладает магией, но она становится частью человека, пока он ее носит, вот и не сгорает в огне. Давай руку, кровь буду брать. А потом завтрак тебе принесу. Амулеты амулетами, а кушать надо обязательно…

Сегодня Виктория вновь была тихой и задумчивой, и Арен вздохнул с облегчением – все же консультации с психотерапевтом пошли ей на пользу. Главное, чтобы она опять не начала сходить с ума, когда София вернется во дворец. А судя по рекомендациям Эн, София сможет приступить к работе уже завтра. Вот только император сомневался, что это действительно стоит делать – возможно, для Софии лучше несколько дней отдохнуть дома, с матерью и сестрами. Хотя Арену больше всего на свете хотелось поскорее вернуть свое счастье обратно во дворец, и желательно, чтобы она ни на шаг от него не отходила, пока не поймают всех последователей Аарона.

После быстрого завтрака с женой и детьми Арен перенес Агату в госпиталь и, оставив дочь на попечение Эн – Агате еще нужно было проходить днем кое-какие процедуры, – вернулся в кабинет. Но времени на разбор накопившихся документов уже почти не осталось, и Арен был вынужден отвлечься от бумаг, как только в помещение зашли Вольф Ассиус и двое сотрудников его комитета.

Император, попросив Адну сделать ему еще чаю – голова уже просто раскалывалась на части, – кивнул зятю и сказал, что слушает.

Вольф раскладывал перед Ареном черновики статей, рассказывал, что и где они планируют напечатать, а император изо всех сил старался сосредоточить внимание и не уснуть.

– В «Золотом орле» завтра дадим большую статью о событиях в субботу. Интервью с очевидцами, магпортреты[2]2
  То же самое, что для нас фотография. В Альганне пока существуют только черно-белые снимки, и это очень дорогая технология.


[Закрыть] с места происшествия, акцентируем внимание на растительности возле здания музея, которую ее величество случайно уничтожила своей родовой магией.

– Да, это хорошо, – кивнул император, делая большой глоток принесенного Адной чая.

– Черные листья и трава – зрелище впечатляющее, – подтвердил Вольф. – Особенно повлияет, конечно, на женщин. И еще кое-что… Я думаю, об абсолютном щите все-таки следует упомянуть. Без имен, ваше величество.

Арен вздохнул и поморщился. Да, это было разумно – иначе неясно, как все же спаслась его девочка.

– Хорошо, но без имен. Головой отвечаешь.

– Конечно, ваше величество. Также мы хотим дать информацию о выплатах семьям погибших. В «Вестнике столицы» пойдет статья о сопровождавших ее высочество охранниках и о посмертном награждении. Далее планируем дать ряд материалов о наследнице – ее детские портреты, любимые игрушки и книжки и так далее, – но для этого нужно будет взять у Агаты или у вас интервью. Позволите?

– Да, в моем присутствии.

– Дальше…

Арен почти час слушал предложения Вольфа, а затем еще около двух часов длилось совещание с его ведомством уже по другим вопросам. И когда зять и его сотрудники наконец вышли из кабинета, император чувствовал себя так, словно его долго и упорно раскатывали, как тесто по столу. Именно тестом он себя и ощущал – бесформенным и абсолютно не готовым ни к чему. Хотелось просто спать, и все. Но на браслете уже мигал сигнал Адны – просьба об аудиенции от Вано Вагариуса, и Арен, потерев лицо и похлопав себя по щекам, приказал впустить безопасника.

Выглядел Вано бодро, только глаза были тревожными. Но что он чувствует, император не знал – вернувшись от Эн с Софией, Арен, вновь закрывшись эмпатическим щитом, не собирался его снимать до вечера.

– Я слушаю тебя, Вано.

– Я хотел бы подать прошение на признание Софии моей внучкой, – отчеканил Вагариус, выпрямляясь и глядя на императора так, словно Арен собирался возражать. – Я понимаю, это не даст ей моей фамилии, но, по крайней мере, она будет считаться моей наследницей.

– Подавай, разумеется. Через судебный комитет, как обычно. Они передадут мне все бумаги с Адной, и я подпишу. Кстати, насчет титула… Думаю, этот вопрос мы решим в ближайшую пару лет. В любом случае от налогов на пять лет орден Славы Софию освободит.

– Спасибо, ваше величество. – Вано поклонился, но остался напряженным, и глаза его не потеплели. Арен догадывался почему. Все же глава комитета безопасности далеко не идиот, он должен был понять, что император не позволил бы дочери двое суток держать абсолютный щит, если бы у него не было в той ситуации личного интереса.

Но оправдываться или что-то обещать Вагариусу Арен не собирался. Оправдываться не за что, а обещать… Конечно, он хотел бы верить, что у него хватит сил удержаться и не трогать Софию. Но обещать это Вано при условии, что сам не уверен в себе, – слишком уж безответственно. К чему громкие слова? Нужны поступки.

– Пока я помню, Вано, – сказал Арен, с трудом удерживая себя от широкого зевка. – То, что касается браслетов связи и прослушивания. Я понимаю, что вы с Софией не можете обойтись совсем без обсуждений личных дел, поэтому даю тебе и ей право по необходимости заглушать браслеты. Убрать прослушку целиком я не могу из-за вопросов вашей же безопасности, но послабления должны быть.

– Спасибо, ваше величество, – повторил Вагариус. – У Софии пока нет браслета, а свой я буду блокировать, когда общаюсь с ней.

– Новый браслет выдадут в кадровой службе, когда она вернется во дворец. По этому вопросу я все сказал, можешь идти. Или ты хотел обсудить со мной что-то еще?

– Да. – Вагариус на секунду отвел взгляд. – Я хотел извиниться, ваше величество.

Арен поднял брови:

– За что?

– Когда возникла портальная ловушка, я принял решение удерживать ее на артефактных границах, чтобы огонь не пошел дальше, на другие дома. Я полагал, что щитовых кровных амулетов на Софии, Агате и Дэйве и амулета-нейтрализатора, который был с собой у парня, окажется достаточно, чтобы обезвредить ловушку. Я не пытался спасти ее высочество, понадеявшись на амулеты. – Вано опустил голову. – Я мог бы пройти в огонь сам, накрывшись щитом, и…

– И сдохнуть через минуту, – резко перебил его Арен. – Конечно, существовал мизерный шанс спасти Агату таким образом, как ты описываешь. Но этот шанс крошечный. Про то, что нейтрализатор неисправен, мы не знали. А если бы ты не удерживал щит на месте, пострадавших было бы намного больше.

– Я понимаю. Но моя первейшая задача – безопасность вашей семьи, а я…

– Ты принял разумное решение, основываясь не на эмоциях, а на долге, Вано. За это я тебя и ценю. Если это все, можешь идти.

На этот раз во взгляде безопасника появилась благодарность.

– Спасибо, ваше величество.

Виктория честно пыталась и накануне, и сегодня рассуждать о словах Анны, но получалось плохо. «Ты любишь не Арена, а себя», – сказала сестра мужа, и Виктория отчасти понимала, что породило подобное мнение, но она считала, что Анна не права, и думать на эту тему не хотела. Врач ведь сказал, главное – что считает она сама, а не кто-нибудь другой. А она любит Арена. Защитница, она очень его любит! Но почему, почему они все ей не верят?..

Опять. Только что ведь подумала – главное, что считает она сама, а не Анна или Арен. И все равно опять думает, отчего ей не верят. Еще и эмпаты… Как они могут не чувствовать ее любовь к мужу? Она-то чувствует!

Так ничего толком и не поняв, Виктория в полдень вновь направилась на сеанс к Силвану Несту, ощущая себя не выучившей урок школьницей.

Психотерапевт, зайдя в салон и поздоровавшись с ней, опустился на диван, по своему обыкновению оглядывая заставленный стол – вазочки с конфетами, печеньем, зефиром, чайник и чашки… Да, слуги старались, как обычно. Но Виктория не могла ничего есть от волнения, да и пить тоже получалось только до прихода Силвана.

Силван Нест

– Скажите, айл Нест… – Она не была уверена, что стоит спрашивать, но ей было слишком любопытно. – А почему вы никогда не пьете чай и не едите?

Он улыбнулся и ответил совершенно неожиданное:

– Мне неловко, ваше величество.

– Неловко? – повторила Виктория обескураженно, и мужчина кивнул.

– Да, неловко. Хотя мне безумно хочется попробовать вон те конфеты, круглые, в розовой глазури. Я люблю конфеты. А вы?

Она непроизвольно улыбнулась – ей почему-то в голову не приходило, что врач может любить конфеты. Тем более психотерапевт. Хотя почему? Он ведь тоже человек.

– Да, люблю. Я вообще люблю сладкое, поэтому это все сюда и принесли. Если вам хочется, ешьте, я же не против. И чаю можете выпить.

– Конечно, мне хочется. Но, видите ли, в чем дело – я не аристократ. Я понятия не имею, как правильно есть конфеты и пить чай из таких маленьких чашечек. – Силван забавно развел руками, и Виктория засмеялась. – Боюсь, что буду слишком громко хрустеть или вообще разолью что-нибудь. Так что лучше мне воздержаться от подобного позора.

От смеха на глазах у Виктории выступили слезы, и она, фыркнув, сказала:

– Я вам заранее прощаю весь позор, айл Нест. Ничего страшного не произойдет – если что-то разольется, мы это вытрем, а уж громкий хруст конфетами или печеньем никак мой слух не потревожит.

– Только если вы ко мне присоединитесь, ваше величество, – произнес Силван, глядя на нее с мягкой улыбкой.

– С удовольствием, – ответила Виктория вполне искренне – теперь, после этого диалога, ей действительно захотелось и конфет, и чая.

Через пару минут она была вынуждена признать – то ли врач слукавил, то ли он просто очень старался ничем ее не оскорбить. Так или иначе, но ел и пил Силван аккуратно, и даже конфетами хрустел вполне деликатно. Но брал он их из вазочек активно, при этом после откусывания заглядывал внутрь почти с детским любопытством – изучал начинку. Виктория тоже всегда так делала.

– Как вы сегодня себя чувствуете, ваше величество? – спросил Силван, осторожно поставив чашку на стол.

– Я озадачена, – призналась она, вздохнув, – видимо, шутки кончились, пришло время проверять домашнее задание. – То, о чем вы просили меня подумать… я так ни до чего и не додумалась.

– Не страшно, давайте подумаем вместе. Расскажите мне, что именно вас смущает в рассуждениях на эту тему.

– Противоречие. Мое внутреннее противоречие. С одной стороны, вы сказали – не важно, что думают Анна или Арен, важно, что думаю я сама, а с другой… Меня все же волнует, что они думают. И главное – почему они так думают.

– «Так» – это как?

– Что я не люблю мужа.

– Разве его величество утверждал, что солидарен с сестрой?

Виктория закусила губу и помотала головой:

– Нет. Но я не сомневаюсь, что солидарен.

– Давайте все же оперировать фактами, – мягко возразил Силван, потянувшись за очередной конфетой. – Поскольку ваш муж ничего подобного не утверждал, давайте рассматривать это мнение исключительно как мнение ее высочества. А для того, чтобы понять, почему она так думает, попробуйте представить себя на ее месте.

Виктория смотрела на врача с непониманием.

– Это как?

– Представьте, что император – ваш брат, а не муж.

Она иронично усмехнулась.

– Это весьма непросто.

– Весьма. Но давайте попробуем. Итак, Арен – ваш брат, и он женится на женщине, похожей на вас. Посмотрите на нее и попробуйте описать. Какая она?

Виктория задумалась. Нет, как она ни пыталась посмотреть на себя со стороны «сестры мужа» – ничего не получалось, о чем она и сообщила Силвану:

– Нет, не выходит.

– Я вам помогу. Считаете ли вы эту женщину красивой, ваше величество?

Она непроизвольно покраснела.

– Честно?

– Естественно, честно, – ответил врач серьезно. – Вы можете говорить мне все, что думаете.

– Да, я считаю… «эту женщину» красивой.

– Хорошо. А она умна? Как вы думаете?

Интересно, почему ей настолько неловко? Ведь ничего особенного он не спрашивает.

– Нет. Она посредственная.

– Вот как? Почему же?

– У нее нет никаких талантов. И в школе, и в институте училась средне, и если бы не специфическая родовая магия… Так и однокурсники говорили. Нетитулованные маги. Почти все на моем… на ее курсе были нетитулованными. «Пустышка, даром что аристократка. Грош цена, если бы не родовая магия».

– И вы с ними согласны?

– В целом – да. Я… эта женщина действительно ничего особенного из себя не представляет. Успехами в учебе не блистала.

– Ясно, – сказал Силван и, взяв в руки свой блокнот, что-то там отметил. – С красотой и умом разобрались. Теперь характер. Какой у нее характер, как вы считаете? Только помните, что отвечаете вы со стороны сестры императора, а не со своей.

– Я стараюсь, но все равно получается не совсем то. – Виктория криво усмехнулась. – Анна наверняка сказала бы не нейтральное «посредственная», а «глупая».

– Мы не можем знать это точно, ваше величество, – качнул головой врач. – Но мне и не нужно, чтобы вы отвечали, как Анна. Отвечайте, как вы, только глядите с другой стороны. Вернемся к характеру. Какой у этой женщины характер?

– Отвратительный. Кошмарный. Жуткий. – Виктории почему-то захотелось заплакать, но она сдержалась. – Она абсолютно не умеет контролировать себя и свои эмоции. Заводится без повода, постоянно нервничает, кричит и даже швыряется посудой. Ее ненавидит вся прислуга и…

Она запнулась.

– Продолжайте. Что вы хотели сказать? Кто еще ее ненавидит, кроме прислуги?

– Она себя тоже иногда ненавидит, – почти прошептала Виктория и шмыгнула носом. Разреветься хотелось до ужаса. – Особенно когда не может остановиться, все кричит и кричит.

– А теперь ответьте на вопрос, любит ли себя эта женщина.

Мир вокруг словно замер, и даже тишина показалась Виктории оглушительной.

А потом все будто бы разбилось, осыпалось, завалив ее осколками…

Защитница! Она ведь даже не о том думала! «Ты любишь не его, а себя». Силван спрашивал ее не о том, любит ли она мужа – а любит ли она себя!

– Нет… – Виктория все-таки заплакала. – Как я могу любить себя, если меня никто не любит?! Никогда не любил, никогда… Никто…

Она плакала и плакала, всхлипывая и подвывая, но стыдно почему-то не было. Было мучительно, неприятно, жаль себя, но не стыдно.

Врач вновь дал ей свой платок, подождал, пока она немного успокоится, а потом произнес:

– Давайте попробуем подойти к этой ситуации с другой стороны, ваше величество. Вы сказали, что никто и никогда вас не любил. Мое домашнее задание – вспомните то, что вас когда-либо радовало. Какие-то ситуации, искренние комплименты, эмоции или просто люди. И запишите это. Записывайте все подряд, любую мелочь, и старайтесь вспомнить как можно больше. Берите не только последнее время, то есть время замужества, но и детство.

– Хорошо, я постараюсь, – всхлипнула она.

– На сегодня это все, ваше величество. Теперь я приду к вам послезавтра.

– Не завтра?

– Нет. Я хочу, чтобы вы подумали, о чем мы с вами сегодня говорили, и успели выполнить домашнее задание.

Несмотря на то что София находилась в госпитале, день у нее прошел замечательно.

После того как Гектор Дайд и Эн осторожно вживили в ее щиколотку маленькую металлическую пластину иллюзорного амулета, в палату разрешили заходить, и через несколько минут в гости к Софии пришли мама с сестрами, а затем и Вано. Элиза и Рози радостно обнимали ее, наперебой галдя про то, чем занимались в последние дни, как скучали и волновались, а она слушала их, улыбаясь и ощущая себя просто счастливой – без оговорок.

Появление у Софии дедушки обе девочки приняли сначала с огромным удивлением и настороженностью, но через какое-то время, наглядевшись на Вано и наслушавшись его разговоров с сестрой, успокоились. Элиза, конечно, потом спросит, откуда вдруг взялся этот дедушка – она ведь понятия не имела, что София не дочь Эйнара Тали, – но сейчас старшая промолчала. Лиз всегда была сообразительной, поэтому быстро поняла, что не время задавать подобные вопросы.