Текст книги "О чем рассказали «говорящие» обезьяны: Способны ли высшие животные оперировать символами?"

1. Исходные положения. Кажется разумным определять языковое значение исходя из основной функции языка в ряду двух других, тесно связанных с ним функций человеческого мозга: сенсорной и интеллектуальной. Коротко говоря, основная наша гипотеза сводится к следующему. Специфической чертой человеческого видения окружающего мира является наличие в его мозгу двух различных по своей природе, но взаимосвязанных представлений этого мира: перцептивного (качественного) – продукта сенсорного восприятия, и системного (относительного) – продукта интеллектуального осмысления воспринятого первичного представления.

Перцептивное представление – это совокупность преобразованных сенсорным аппаратом человека (и потому видоспецифических) категориальных образов (визуальных, акустических, тактильных и др.), хранящихся какое-то время в его памяти. С известной долей условности его можно назвать «миром твердых тел». Это – качественное, «объективное» представление окружающего мира. Оно сближает человека с животным, и прежде всего с антропоидом (см. § 3.3).

Системное представление – это совокупность интеллектуальных интерпретаций и осмыслений перцептивного представления, не имеющих непосредственной видоспецифической обусловленности. Поэтому оно является относительной, в значительной мере «субъективной» характеристикой, отличающей картину мира человека от аналогичной картины антропоида.

Системное представление содержит структуры двух типов: таксономические (разделяющие множество однотипных элементов на классы) и конфигурационные (объединяющие элементы разных типов в структуру). Таксономическая структура дробит класс элементов перцептивного представления, обладающих каким-то общим свойством, на подклассы (таксоны), различающиеся более частными свойствами: все материальное делится на живое и неживое, живое – на животных и растения, последние – на таксоны деревьев, кустарников, трав (с последующим более мелким делением), артефакты – на свои подклассы и т. д.

Конфигурационная структура, напротив, посредством своих отношений объединяет таксоны различных классификаций в единую конфигурацию (структуру). Таксон «ножка», включающий такие элементы, как ножка стула / самовара / гриба / цветка / циркуля, объединяется с таксоном «сиденье» (включающим сиденье стула / велосипеда / качелей) и таксоном «спинка» в конфигурацию, образующую референт слова стул; такие разные таксоны, как «мальчик», «девочка» и «стул», временно объединяются в конфигурацию, образующую референтную ситуацию глагола несет (Мальчик несет девочке стул) и т. д.

В рассматриваемом плане интеллектуальная деятельность человека сводится к интерпретациям перцептивного представления системными структурами, которые, проецируясь на него, по-своему организуют его элементы, придают им ту или иную целостность. При этом главными оказываются следующие две операции: классификация (разделение на таксоны, разложение на составные части) единиц перцептивного уровня и образование конфигураций – объединение (посредством различных отношений) разных таксонов в конфигурации (новые целостные совокупности, врéменные динамические единства). Тем самым в мозгу человека формируется комплексное двухуровневое представление окружающей среды обитания – «умопостигаемый мир».

Теперь мы можем сформулировать основную гипотезу, касающуюся языка: главная функция языка заключается в эксплицитном описании фрагментов комплексного представления мира, т. е. интерпретаций, возникающих у носителя языка при соотнесении структур системного уровня с элементами перцептивного уровня. Стало быть, основная функция языковых значений заключается в экспликации элементов указанных интерпретаций.

Справедливость этого положения мы будем доказывать на протяжении всей статьи. Проиллюстрируем его предварительно лишь двумя примерами. Слово дерево, с одной стороны, задает классификацию – таксон (отдельный класс, ячейку) в таксономической системе «растения»: «мох», «трава», «кустарник», «дерево», а с другой стороны – конфигурацию различных таксонов: «корни», «ствол (твердый стебель)», «ветви», «листья», «плоды», объединенных отношениями «Х часть дерева» и «Х функционально подчинен дереву» (см. § 4.1). Слово срывает задает конфигурацию – текущее (врéменное) объединение нескольких различных таксонов: «мальчик», «дерево», «яблоко», посредством понятных отношений в единую динамическую ситуацию: Мальчик сорвал с дерева яблоко. С другой стороны, глагол срывает задает классификацию – таксон своих ситуаций в ряду других таксоновситуаций: «снял», «стряхнул», «схватил».

2. Полная схема лексического значения. В соответствии с указанной функцией языка лексическое значение слова мы также определим как комплексную структуру, изоморфную комплексному представлению мира и составленную из двух значений: системного значения – обобщенного элемента (таксона) системного уровня, и прототипического значения – обобщенного образа (прототипа) типичных элементов перцептивного уровня – типичных представителей этого таксона, т. е. носителей его таксономического признака. Иначе говоря, лексическое значение мы определим как пару цепочек следующего вида:

(5а) Слово – системное значение → полный класс референтов

и

(5б) Слово – прототипическое значение → подкласс типичных референтов,

где стрелка по-прежнему обозначает отношение референции.

3. Системное значение. В комплексной структуре лексического значения центральным является системное значение. Оно состоит из двух компонентов: внешнего – таксономического, задающего полное множество референтов слова как таксон (класс) некоторой классификации, и внутреннего – конфигурационного, задающего структуру элементов этого класса.

Рассмотрим те же слова банан и стул. Классификацию, в которую входит банан, можно определить как «плоды фруктовых деревьев» (верхний уровень). Следующий уровень иерархии – плоды конкретных фруктовых деревьев: яблони, сливы, бананового дерева и др. Поэтому внешняя, таксономическая характеристика банана – «плод бананового дерева». Внутренняя структура этого плода задается следующей конфигурацией таксонов: «ножка», соединявшая банан с веткой бананового дерева, «сердцевина» банана и «кожура», которая ее покрывает. Таким образом, получаем:

(6а) банан (системное значение) ≈ «1) органический предмет, плод бананового дерева (таксономический компонент), 2) состоящий из „сердцевины“, покрытой „кожурой“ и оканчивающейся „ножкой“, соединявшей банан с „веткой дерева“ (конфигурационный компонент)».

Как мы видим, в дефиницию (6а) не входят типичные внешние характеристики банана, содержащиеся в толковании (3): «желтого цвета», «продолговатой формы», «мучнистый», «сладкий на вкус». Поэтому ей соответствуют любые бананы: и зеленый недозрелый, и коричневый перезрелый, и гнилой. Референт слова банан может не содержать некоторых «периферийных» элементов. Например, сердцевину банана, поданную в тарелке в порезанном на дольки или даже пюреобразном виде, вполне можно назвать бананом, а его кожуру – нет. Заметим, что, если искусный повар приготовит на десерт банан так, что он приобретет вкус и вид дыни, носитель языка, получив такое блюдо, вполне может ошибочно назвать его дыней. Однако стоит ему узнать, как готовилось поданное блюдо, и он сразу же исправится и назовет его бананом, невзирая на вкус и вид дыни.

Слово стул отсылает к другой классификации. Ее верхний уровень – «рукотворный предмет, обеспечивающий пассивное (в покое, без затраты усилий) положение тела человека», а следующий уровень – «конкретные виды предметов (табуретка, стул, кресло, скамейка, диван, кровать, раскладушка, гамак и др.), обеспечивающие определенное положение тела». Поэтому таксономическая характеристика стула такова: «рукотворный предмет для сидячей позы… (описание позы)». Конфигурационная характеристика стула очевидна: «состоящий из „ножки или ножек“, поддерживающих „сиденье“, соединенное со „спинкой“«. В результате получаем следующее системное значение:

(7а) стул (системное значение) ≈ «1) неорганический рукотворный предмет, предназначенный для удобного расположения одного человека в сидячей позе… (описание позы), 2) состоящий из „ножки или ножек“, поддерживающих „сиденье“, на которое опирается седалище человека, и „спинки“, на которую может опираться спина человека».[73]73
  Заметим, что банан и стул включают в свою структуру элемент из одного и того же таксона «ножка».


[Закрыть]

Легко убедиться, что описание (7а) задает множество всех референтов слова стул, как типичных, так и нетипичных: на одной ножке в центре сиденья, на двух ножках с откидной спинкой и др. И обусловлено это тем, что (7а) задает именно положение тела (относительная характеристика) и функциональную структуру предмета, это положение обеспечивающего, а не качественные свойства предмета: материал, форма, физическое строение, количество ножек и т. п., см. толкование (4). Заметим, что и у стула могут отсутствовать «периферийные» элементы. Сказать стул без ножки / спинки вполне можно, а ^?стул без сиденья – сомнительно.

Таким образом, системные значения (6а) и (7а) точно, недиффузно задают множества своих референтов. И это понятно: в рамках одной таксономической системы таксоны не должны пересекаться.

4. Интерпретация и референция. Поясним характер образования референции слова к предмету через посредство системного значения. Для этого условимся далее строго различать операции интерпретации и референции. Операция интерпретации – инструмент человеческого интеллекта и непосредственного отношения к языку не имеет. Она активизируется у человека непроизвольно, когда в сфере его внимания оказывается новое явление, например новый предмет – треножник с волнистой спинкой. Посредством операции интерпретации человек анализирует его и приписывает ему какие-то конкретные системные свойства: «на нем можно сидеть», «имеет спинку», «сделан художником-дизайнером», «необычный, экзотический» и др. Для этого привлекаются энциклопедические знания, учитывается внешний вид, размеры и форма предмета, а также окружающие его предметы и их взаимосвязи (например, треножник стоит рядом со столиком) и пр. В результате новый предмет занимает свое место в картине мира человека, его воспринявшего.

Предположим, что человек захотел назвать этот, уже интерпретированный предмет, описать его в своем высказывании. Теперь активизируется операция референции, которая проверяет, соответствуют ли конкретные системные свойства, уже приписанные предмету операцией интерпретации, какому-либо обобщенному системному признаку (системному значению слова): в какой позе на нем можно сидеть, можно ли опереться спиной, является ли рукотворным и т. д. В результате говорящий называет его словом стул, хотя внешне он совершенно не похож на известные ему стулья. Короче говоря, при образовании референции носитель языка опирается прежде всего не на внешние свойства предмета (они лишь подсказывают ему направление поиска), а на его системные характеристики. Например, заметив выступ скалы в форме стула, говорящий не назовет его стулом, поскольку понимает, что он не рукотворный.

5. Прототипическое значение. В результате многократных референций слова к реальным предметам, системное значение начинает ассоциироваться в сознании говорящего с наиболее часто встречающимися, типичными свойствами предметов-референтов: их формой, цветом, размерами, физическим расположением частей и др. В языковом сознании говорящего формируется типичный предмет-референт, т. е. прототип предмета – манифестант системного признака (значения). Примеры:

(6б) Банан (прототип) ≈ «продолговатый мягкий предмет желтого цвета, мучнистый, сладкий на вкус, размером примерно…»;

(7б) Стул (прототип) ≈ «предмет, размером примерно… состоящий из горизонтального сиденья, к которому снизу по краям прикреплены четыре вертикальные ножки, а сверху, с одного края – вертикальная спинка».

Если системное значение является относительной характеристикой, связанной с той или иной классификацией, то прототип, напротив, задает качественную, объективную характеристику предмета-референта. При этом прототип сохраняет неразрывную связь с породившим его системным значением. Иначе говоря, в результате многократных референций в сознании носителя языка образуется не просто прототип, а связанная со словом неразложимая пара, дающая двустороннее (относительное и качественное) описание референтов:

(5в) Слово – Системное значение ↔ Прототип референта.

Здесь двусторонней стрелкой обозначено отношение «прототип является типичным манифестантом системного значения». Условимся эту комплексную пару называть прототипическим значением слова.

Для слов банан и стул получим такие (сокращенные) формулировки:

(6в) Банан (прототипическое значение) ≈ «плод бананового дерева… (системное значение) ↔ продолговатый предмет желтого цвета, мучнистый, сладкий на вкус (прототип)».

(7в) Стул (прототипическое значение) ≈ «рукотворный предмет, предназначенный для сидения… (системное значение) ↔ предмет, состоящий из горизонтального сиденья, к которому снизу прикреплены четыре вертикальные ножки, а сверху, с одного края – вертикальная спинка (прототип)».[74]74
  Не подлежит сомнению, что прототипы, локализованные, как можно предположить, в правом полушарии головного мозга человека (подробнее об этом см. ниже, § 4.6) содержат образную (визуальную, звуковую, тактильную и др.) составляющую. Это свойство значения отмечено в (Шмелев 1977): «Произнося какое-либо слово, мы вызываем в сознании образ какого-то определенного предмета (действия, явления, признака)…» (с. 54; разрядка автора. – А. К.), ср. также (Гаспаров 1996: 249): «Неудивительно, что, встречаясь в нашей языковой деятельности с этим словом (трава. – А. К.), мы с легкостью вызываем в представлении подходящий зрительный образ, подсказываемый памятью или воображением».
  Поэтому, в отличие от дескрипции системного значения, имеющего, предположительно, левополушарную локализацию, дескрипция прототипического значения должна явным образом содержать образную составляющую, хотя бы визуальную (статические или динамические изображения). В толковых словарях она эпизодически появляется в виде рисунков и чертежей. В компьютерном словаре ее можно представить гораздо полнее. Например, в описание (7в) следовало бы включить наряду с изображением типичного стула также и «видеоклип», показывающий, как человек им пользуется, каково типичное положение его тела, какова роль спинки, высоты ножек и т. п.


[Закрыть]

Если внешний образ предмета соответствует или подобен прототипу, носитель языка благодаря прототипическому значению сразу получает подсказку о его вероятной системной характеристике. Однако эта первичная гипотеза все равно проверяется посредством операции интерпретации. Поэтому ни бутафорный банан, ни стул на резиновых ножках (не обеспечивающих опору) не будут отнесены к реальным банану и стулу. Их можно назвать этими словами, но лишь в несобственном, метафорическом значении, основанном исключительно на внешнем сходстве предмета с прототипом, при их полном системном различии (такие метафорические значения и референции мы здесь не рассматриваем).

Нетрудно понять, что прототипическое значение и является тем понятийным, или частным значением, которое рассматривается в традиционной семантике (Д. Н. Шмелев, Дж. Лайонз), фигурирует в схеме (1) и которое детально анализировалось Л. С. Выготским. Для этого достаточно сравнить толкования (3) и (4) с (6в) и (7в). В самом деле, последние дескрипции суть структурированные парафразы первых. Они представляют собой комплексы, в которых системное значение «срослось» с прототипом, образовав целостное понятийное значение.

Замечание. Традиционный подход при объяснении референции опирался только на прототипическое, или частное значение. При этом класс референтов оказывался заведомо нечетким, поскольку принадлежность к нему предмета определялась его близостью к прототипу. При опоре на системное значение все референты, как типичные, так и нетипичные, «уравниваются в правах» и класс референтов становится четким: ему принадлежат те и только те предметы, свойства которых отвечают чисто системному признаку. При этом получает объяснение еще одно важное свойство слова – способность расширять класс своих референтов за счет включения в него новых, ранее не встречавшихся предметов. Использование частного (прототипического) значения не позволяет его объяснить.

Для придания референту свойства «предметности», в описание значения предметного существительного необходимо ввести еще одну (уже грамматическую) временнýю характеристику – «интервал существования (жизни) референта»: интервал времени, на протяжении которого предмет остается референтом, сохраняет свой таксономический признак (принадлежит своему таксону). У человека это время одно, у дерева – другое, у банана – третье. Если, скажем, человек умер, его тело перестает принадлежать таксону «человек» и поэтому перестает быть референтом слова человек, ср. некорректность фразы *В гробу лежал мертвый человек (нужно: В гробу лежало мертвое тело). Аналогично, если дерево спилили и покололи на дрова, получившаяся куча дров утратила таксономический признак «дерево» и словом дерево ее уже назвать нельзя. Банан также имеет вполне ограниченный интервал жизни Тбанан. С одной стороны, едва заметную завязь в будущей грозди бананов еще нельзя назвать бананом, с другой стороны, гнилую массу уже нельзя назвать бананом.[75]75
  В связи с введением характеристики «интервал жизни референта» сошлемся на проницательную статью (Кронгауз 1990), в которой показано, что «время как семантическая категория присуща не только глаголу, но также и имени» (с. 45).


[Закрыть]

Введем в описание (6а) слова банан временнýю характеристику Т_банан – «интервал жизни референта»:

(8) банан (системное значение) ≈ «плод бананового дерева… существующий в интервале времени Т_банан».

6. Значение прилагательного. Сложение значений. Если существительное непосредственно соотносится с предметом (внеположным языку субстанциальным образом, замещающим на протяжении какого-то времени часть пространства), то прилагательное может соотноситься только с референтом существительного, т. е. с предметом, уже наделенным некоторым системным признаком на своем интервале жизни (и, стало быть, уже принадлежащим какому-то таксону). Поэтому можно сказать, что оно задает вторичную, дополнительную таксономическую характеристику предмета-референта существительного. Суть этой характеристики – в классификации фаз интервала жизни предмета-референта.

Рассмотрим прилагательное спелый. В [БТС] оно характеризуется как «вполне зрелый, готовый к использованию, употреблению», т. е. прототипически, поскольку далеко не всякие спелые плоды вообще пригодны к использованию. Мы полагаем, что его системное (таксономическое) значение можно, несколько упрощая, определить как элемент иерархической структуры, первый уровень которой – «органический предмет в некоторой фазе своего развития», а следующий уровень – конкретные фазы развития: «зеленый, неспелый», «спелый», «переспелый, гнилой».

(9) Спелый (таксономическое значение) ≈ «Органический предмет-референт, который, пройдя начальную фазу своего естественного развития (зеленый, неспелый), находится в фазе полноты своего естественного развития, за которой последует фаза утраты свойств полноты развития (переспелый, гнилой)».

Заметим, что класс референтов прилагательного спелый включает наряду с плодами и другие органические предметы, ср.: спелая почва (готовая к обработке, посеву), спелый лес, спелая пшеница, спелые дочери помещика, привезенные им на бал (примеры из [БТС]). Таким образом, класс референтов слова спелый – это множество органических предметов-референтов, находящихся в фазе полного развития на каком-то внутреннем интервале Т_спелый времени своего существования.

Теперь мы можем получить значение словосочетания спелый банан как сумму значений (8) и (9), а именно: референт слова банан на некотором внутреннем интервале своей жизни становится референтом еще и прилагательного спелый, т. е. включается и в его таксономический класс органических предметов-референтов, находящихся в фазе «спелый»:

(10) спелый банан ≈ «(а) плод бананового дерева… существующий в интервале времени Т_банан и (б) находящийся на внутреннем интервале Т_спелый в фазе полноты развития».

Итак, референт выражения спелый банан имеет исходную, неизменную характеристику – принадлежит классу «плод бананового дерева» на всем интервале Т_банан (референт существительного). Кроме того, на внутреннем интервале Т_спелый этот референт принадлежит также «классу органических предметов, находящихся в фазе полноты развития» (референт прилагательного).

7. Многозначное прилагательное старый. Прилагательные молодой, взрослый и старый типологически близки к прилагательным зеленый (неспелый), спелый, переспелый (гнилой), однако задают несколько иные фазы существования предмета-референта, обусловленные не его биологическим развитием (частным процессом, присущим далеко не всем предметам), а действием на него времени (общего процесса, охватывающего также и все другие предметы). Мы их определим как «начальная», «срединная» и «конечная» фазы изменений, обусловленных действием времени. Иначе говоря, эти фазы связывают свойства (качества) предмета-референта с длительностью прожитой им «естественной жизни».

Например, в начальной фазе существования дерева его таксономический признак выражен слабо (ствол тонкий, нетвердый, ветви едва намечены, не плодоносят), но потенциально он силен – быстро растет и пр. (совсем юное деревце). В срединной фазе он достигает полноты, «нормы» актуального состояния (взрослое дерево), а в конечной – вновь ослабляется, причем как актуально, так и потенциально – дерево плохо растет, перестает плодоносить и пр. (старое дерево). Таксономический признак слова стул уже в начальной фазе сразу возникает во всей своей полноте, вместе с созданным стулом – его носителем (новый стул), а затем, в конечной фазе существования, ослабевает вместе с ветшанием стула (старый стул). За конечной фазой следует «смерть» референта – его выпадение из таксона. Сгнившие остатки уже нельзя назвать деревом, развалившиеся обломки – стулом, а получившуюся из куколки бабочку – куколкой. Итак, получаем:

(11) Старый (таксономическое значение) = «предмет-референт, таксономический признак которого под действием времени прошел срединную фазу изменений и находится в конечной фазе изменений»

или, несколько упрощая:

(12) Старый ≈ «предмет-референт, который под действием времени находится в конечной фазе своих изменений».

Проиллюстрируем важность исключения прототипических свойств из (12). Если пожилая актриса сделала косметическую операцию, она стала выглядеть молодо (и соответствовать прототипическому виду молодой женщины). Однако ее таксономический признак «человек женского пола» по-прежнему соответствует ее пожилому возрасту, т. е. конечной фазе изменений, вызванных временем (утрата репродуктивной функции, притупление восприятия, ослабление памяти и пр.). Последующие изменения приведут к выпадению референта из класса «человек женского пола». Поэтому в данном случае правильной будет референция старая женщина. Она полностью соответствует формулировкам (11) и (12).

Обратимся к употреблениям слова старый, обсуждавшимся в § 1.6. Причина некорректности словосочетания *старые кости, применительно к костям мамонта, обнаруженным при археологических раскопках, также следует из (12). Их таксономический признак «осуществлять свою функцию в теле мамонта» давно утрачен (подобно тому, как мертвое тело утратило признак «человек»). Этот тезис подтверждается корректностью фразы пожилого человека (о себе): Пойду погрею / попарю свои старые кости. Аналогично объясняется некорректность выражения *старая амфора (о древнегреческой амфоре, хранящейся в музее) – амфора к настоящему времени утратила свой «родной» таксономический признак («сосуд для вина») и обрела совершенно новый – стала музейным экспонатом. В отличие от нее, таксономический признак древнерусской иконы (≈ «изображение святого, являющееся для христиан носителем святости») сохранился и, более того, благодаря действию времени усилился. Поэтому выражение старая икона вполне корректно и дает положительную характеристику иконе.

Фразу школьницы: Я не надену это старое платье (платье, купленное полгода назад и надетое лишь несколько раз) мы приводили как пример недавно возникшего, но уже старого предмета. Она также объясняется с помощью (12): ввиду действия времени (изменилась мода) таксономический признак платья «пригодность использования в качестве выходной одежды» в значительной мере утратился (платье как выходная одежда находится в конечной фазе своего существования).

Вообще, действие времени на предмет может быть двояким: оно старит, изменяя либо сам предмет, либо его окружение. Второй случай мы только что рассмотрели. Первый – это когда платье состарилось и стало непригодным для использования ввиду изношенности. Еще пример: выражение старый учебник может трактоваться как 1) «утративший пригодность от длительного использования» (состарился сам) и 2) «утративший пригодность ввиду появления более современных учебников» (изменилось окружение).

Покажем теперь, как признак (12), приписываясь разным подклассам предметов-референтов, «кристаллизует» их типичные (прототипические) свойства и порождает тем самым разные частные значения.

Начнем с подкласса живых существ. Для них характерно ослабление жизненных функций в конце жизни. Поэтому выражение старый Х приобретает в этом случае частное значение (по Словарю Ушакова): «Достигший старости;… Старый человек. Старый конь». Другой подкласс – предметы, сделанные человеком для практического использования и имеющие ограниченный срок «жизни». Их конечная фаза выражается частным значением «Бывший в употреблении, поношенный, подержанный;… Старая избушка» (Там же). Третий класс – предметы, которые циклически заменяются новыми. Их конечная фаза характеризуется иначе: «Прежний, предшествующий чему-нибудь другому;… Старый и молодой картофель» (Там же). Подробнее о значении прилагательного старый см. в (Кошелев 2006б).

8. Сложение значений существительного и причастия. Причастие, подобно прилагательному, тоже задает таксономию фаз предмета-референта. Разница лишь в том, что у причастия не одна фаза, как у прилагательного, а последовательность сменяющих друг друга фаз на интервале времени, вложенном в интервал жизни референта. Например, причастие движущийся включено в дихотомию: «движущиеся» – «неподвижные» предметы-референты. Определим фазу неподвижности как фиксированное положение предмета в пространстве на некотором интервале времени Т_{неподвиж.} Тогда получим такую дефиницию:

(13) Движущаяся стрелка часов ≈ «Стрелка часов на некотором (вложенном) интервале времени принимает последовательно фазы неподвижности, причем ее положение в следующей фазе отличается от положения в предыдущей фазе».

Выражение неподвижная стрелка указывает лишь на одну фазу фиксированного положения стрелки и в этом плане аналогично выражению спелый банан. Заметим, что слово неподвижная, в отличие от слова движущаяся, является прилагательным, поскольку задает единую фазу неподвижности (одно и то же положение предмета).

Важно подчеркнуть, что визуальная (прототипическая) составляющая движения предмета в этой формулировке отсутствует: толкование (13) одинаково пригодно как для визуально движущейся секундной стрелки, так и для визуально неподвижной часовой стрелки. Разница лишь в том, что в последнем случае длительность (Т_{неподвиж.}) фаз неподвижности гораздо больше.

Сложение в (13) значений слов стрелка и движущаяся совершенно аналогично сложению слов банан и спелый в (10) и заключается в том, что референт слова стрелка на каком-то внутреннем интервале своей жизни принадлежит также классу движущихся предметов.

9. Многозначные глаголы брать и играть. Если в системном значении существительного превалирует таксономический компонент, то в системном значении глагола – конфигурационный: актанты глагола (таксоны имен существительных) объединяются в задаваемую им конфигурацию, в которой падежными и другими отношениями, упакованными в лексическом значении глагола, им приписываются конфигурационные роли: «субъект», «прямое дополнение», «косвенное дополнение» и др. Проиллюстрируем объяснительные возможности системных (конфигурационных) значений применительно к глаголам брать и играть. В статье (Кошелев 2005: 330) дано следующее описание:

(14) Х берет / взял Y [у Z-а] (конфигурационное значение) = «Деятель Х, благодаря взаимодействию с объектом Y, получает связанную с этим объектом возможность Y, которую ранее имел или хотел получить деятель Z»

(в квадратные скобки заключен необязательный элемент фразы).

Нетрудно заметить, что (14) не содержит никаких прототипических (качественных) характеристик участников ситуации. В частности, речь идет о получении Х-ом не объекта Y, а возможности Y, которую он несет. Поэтому роль Y-а можно приписывать объекту любой природы. Главное, чтобы структура референтной ситуации соответствовала конфигурационной структуре, описанной в (14): в ней должны присутствовать деятели Х и Z и объект Y, возможности которого переходят от Z-а к Х-у.

Приведем примеры фраз, в которых именная группа Y обозначает разные типы объектов Y, вследствие чего выражение (14) принимает различные прототипические (частные) значения (объединяет Х, Y и Z в различные частные конфигурации).

Объект Y – перемещаемый предмет. Иван взял книгу у Маши. Иван (Х) получил возможность читать книгу (Y), а Маша (Z) лишилась этой возможности.

Объект Y – место. Иван взял купейное место. Иван получил возможность использовать место и лишил этой возможности других (Z-а).

Объект Y – интервал времени. Сержант взял увольнительную [у комбата]. Сержант (Х) получает возможность использовать время увольнительной (Y) для своих личных нужд. При этом комбат (Z) лишается возможности использовать это время сержанта в служебных целях.

Объект Y – действие. Наши девушки красиво выиграли мяч и взяли подачу. Наши девушки (Х) благодаря удачным манипуляциям с мячом получили возможность подавать, лишив ее своих соперниц (Z).

Объект Y – состояние. Отец взял с сына слово. Благодаря слову (Y) сына (Z) отец (Х) получил возможность контролировать некоторые действия сына, лишив последнего этой возможности.

Описание (14) позволяет отделять корректные употребления глагола от некорректных. Ограничимся разбором лишь упоминавшихся выше, в § 1.6, употреблений.

Если мальчик нашел ножик на улице, нельзя описать эту ситуацию фразой *Мальчик взял ножик на улице. Однако если ножик был в комнате его товарища Пети, фраза Мальчик взял ножик в комнате Пети вполне уместна. Дело в том, что валявшийся на улице ножик никому не принадлежал (в ситуации нет Z-а), а ножик, лежавший в комнате, принадлежал Пете (требуемый Z появляется).

Фраза Маша взяла ванну указывает, что Маша воспользовалась общественной ванной. Если же Маша воспользовалась своей ванной, употребить фразу уже нельзя. Пользуясь общественной ванной, Маша на какое-то время лишала этой возможности других (Z-а), в отличие от ситуации, когда она принимала ванну у себя дома.

Если нападающий Рональдиньо бьет по воротам соперника, но вратарь ловит мяч, фраза комментатора Вратарь берет удар Рональдиньо вполне корректна. Если же Рональдиньо, преследуемый соперниками, неудачно отпасовывает мяч своему вратарю и вратарь с трудом его ловит, фраза *Вратарь берет удар Рональдиньо уже некорректна, хотя вратарь также спасает команду от гола. Когда удар Рональдиньо отражает вратарь соперников, он лишает нападающего возможности забить гол, когда же это делает свой вратарь, он не только не лишает Рональдиньо каких-то возможностей, а напротив, выручает его.

Ведущий телевикторины вполне может сказать участнику, ответившему на его вопрос: Молодец, взял трудный вопрос. Однако в устах отца, получившего ответ сына на свой трудный вопрос, эта фраза будет уже некорректной. Дело в том, что участник телевикторины, ответивший на трудный вопрос, заработал дополнительные очки, лишив этой возможности остальных участников. Сын, ответивший на трудный вопрос отца, если и повысил свой авторитет, то не за счет других.