Текст книги "Душа"

Глава 6
Встреча

Я подлетаю к своему телу. Оно кажется мне очень старым и вообще каким-то нечётким, расплывчатым, как и всё окружающее. Теперь я способна видеть по-другому и больше. У меня почти нулевая масса. Сейчас мне очень легко, и я чувствую себя молодой. Да и Патрик, и другие родственники тоже выглядят молодыми.

– Как дела, Ева? – спрашивает Марина, оторвавшись от чтения. – Давно тебя не было, я уже волновалась.

– Для меня моё путешествие прошло, как один день, – посылаю я импульс, неслышимый, но улавливаемый системой.

– Читаю твои описания. Эти данные подтверждают выводы учёных о том, что для микромира, если и нет закона, определяющего угол отклонения траектории конкретного электрона, существует закон, который жёстко определяет вероятность отклонения электрона на заданный угол. И поэтому, учитывая, что душа меньше электрона, нейтрино и кванта, но описывается теми же законами, вероятность её путешествия прослеживается и доказывается твоими данными. Всё сходится. И ещё, я считаю, что душе надо дать физический термин. Например, «бьёнстри». Это самая маленькая ныне изученная частица, которую мы сейчас наблюдаем в нашем эксперименте, – выдыхает Джон.

– Это можно сразу заархивировать, правильно мыслишь, – поддерживаю я, посылая информацию в систему.

– В мгновение! Похоже на квантовый скачок, – удивляется Джон.

– Ещё круче, я же меньше кванта. Я сразу посылаю пучок импульсов с той информацией, которая необходима. Физически это происходит так, – в моём информационном поле информация вращается вокруг бьёнстри, то есть меня, по определённой траектории, как электрон вокруг атома. В данном случае я – своеобразное ядро. При нагревании происходит выброс энергии, и информационный «электрон», перескакивает с одной орбиты на другую. Вообще, я текучая и меняюсь, как хочу.

– То есть тебе не надо думать и складывать слова, чтобы что-то передать? Визуализация у тебя более глубокая и многомерная?

– Да, у меня вообще отсутствует мыслительный процесс. Я забыла, что это такое. Есть интуиция, – она совмещает мысли и чувства. Вернее, обходит мысли совсем, оставляя только чувствование. Но и чувств у меня нет как таковых. Это странные ощущения. И я не могу сказать, что это. Это что-то новое, не чувства, не ощущения, не мысли. Это поток. И он дополняет визуальное восприятие, которое у человека всего лишь трёхмерно. Это невероятное новое видение мира и наблюдения, как действуют законы физики при перемещениях внутри пространств и между ними.

– Что же это, интересно? – Марина сжимает губы и в задумчивости мотает головой.

– Я теку, как река. Я в потоке и наслаждаюсь этим. Встречается препятствие – обхожу его и плыву дальше. У реки есть сознание? Есть чувства? У дерева это есть?

– Если говорить буквально, то нет. Сознание и разум есть только у человека, – рассуждает Джон.

– А если не буквально, то душа есть и у дерева, и у реки, – поддерживает его Марина.

– Вот в этом-то всё и дело. Мне сложно передать, что это. Потому что это на другом уровне, в отэспаре, на духовном в буквальном смысле слова.

– Что это за уровень? Мы это сможем описать будущим поколениям?

– Отэспаре – это похоже на свет, на ветер. Река – это самый примитивный пример. Что-то такое тягучее и эфемерное. Погружаешься, как во сне, и ничего невозможно сделать сознательно.

Попытки говорить вслух и кричать бесполезны, как и во сне. И так же, как и во сне, есть уверенность, что всегда вернёшься, и ничего плохого не произойдёт, даже если и страшно в текущий момент.

– Я могу представить сон, и как ухожу в это состояние. Провал и всё, – отвечает Марина на моё сообщение. – Тогда это возможно описать. Много теоретиков предполагало существование души, и строило догадки о подобных процессах после смерти. Но никто не доказал это на практике.

– А я смогу описать действие наркоза. Был опыт в прошлом, когда на операцию ложился, – поддерживает Джон. – Может, тогда мы приблизимся к практическому духовному опыту после смерти физического тела.

– Я вам даю приближённые понятия. Думаю, что само моё присутствие и эта информация, – текст и визуализация как раскодировка моих импульсов, – уже прямое доказательство жизни души после смерти тела, – отзываюсь я. – Кажется, мои родственники что-то задумали. Чувствую вибрации приближения их всех. Вы не знаете? Они что-то говорили вам? Хотя, я быстрее всё узнаю сама.

– Нет, не в курсе, кроме того, что приходила одна из твоих дочерей, Руди.

– А, да! Это и я знаю. Нет, здесь что-то другое. А, это она собирает всех. Они хотят узнать больше об эксперименте. Ну что ж. Дадим им то, что они хотят, – резюмирую я.

Я лечу сквозь шкаф, стену, дерево. Физические земные тела не являются препятствием для моего перемещения. Я проникаю в свой большой дом, где когда-то ходило моё тело. Вообще-то это не моё тело, а просто земная оболочка, данная мне на время присутствия в материальном мире. Понятно теперь, зачем оно было мне дано. Я и при жизни это понимала где-то в глубине души, на задворках своей сущности. Вот это моя миссия, и я её выполнила.

Родственники сидят в огромной библиотеке за овальным столом в мягких креслах. Их окружают стеллажи с книгами. Здесь комфортно и уютно. Я вижу, что собрались не все. Наверное, остальные в своих делах и заботах, и ещё не приехали. Взрослые сидят и чего-то ждут, тихо переговариваясь. В игровых слышен шум и визг детворы. Я приближаюсь к каждому из своих детей и прохожу сквозь них. Я хочу, чтобы они почувствовали меня. Вот Амир вздрагивает. Я стою рядом с ним.

– Ну, мой мальчик, давай! Послушай себя, своё сердце, душу. Что ты чувствуешь? – жалобно стону я.

– Что с тобой, дорогой? – жена Амира встревоженно всматривается в лицо своего мужа.

– Да, что-то вдруг не по себе стало, холодок прошёл по коже… – Амир берёт журнал со столика и листает его, чтобы отвлечься.

– Ждём ещё пятнадцать минут, и начинаем, – Руди, организатор этого сбора всех родственников, одетая в бальное платье, с гладко зачёсанными волосами, стянутыми в конский хвост, чувствует себя хозяйкой дома.

Она предпоследняя из наших детей, и ей досталось больше внимания со стороны других братьев и сестёр. К её капризам все относятся снисходительно и с любовью. Ей же часто кажется, что над ней насмехаются. Я прохожу сквозь неё несколько раз, пытаясь достучаться до сердца. Но, кажется, она его заморозила ещё в период младенчества. Почему это с ней случилось? Непонятно. Руди кладёт правую руку на живот в области солнечного сплетения и накрывает её левой рукой.

– Наконец-то ты чувствуешь эту боль, – я парю над Руди. – Ты всегда была бесчувственной, бессердечной. Только эгоизм и капризы, которым все потакали. Тем не менее, я тебя люблю такую, и все любят.

Руди встаёт и направляется к сервировочному столику. Берёт коньяк, наливает себе рюмку и выпивает залпом.

– Мне что-то нехорошо вдруг стало, – оправдывается она.

– Алкоголь не помогает. Это временная анестезия, – Илаф добродушно смотрит на Руди. – Я это уже прошла, знаю.

В молодости Илаф, когда решила жить самостоятельно и поселилась в Лондоне, много рисовала, и почти всегда её сопровождал алкоголь. Потом она остановила это. Уехала в солнечную Испанию и теперь просто наслаждается жизнью, ничего не делая.

– Кажется, собрались все, кто подтвердил встречу. Кроме Даниеля. Он уехал в Новую Зеландию и застрял там. Ограничимся конференц-связью с ним. Ещё несколько братьев и сестёр даже не ответили на письма и вызовы. Вероятно, тоже в отъезде, – Руди настраивает связь, пальцем выводя в воздухе пароли.

Над головой всплывает сеть, проявляющаяся буквами в пространстве. Руди растягивает её до размеров стены, чтобы было видно всем присутствующим. После долгого ожидания со стороны Даниеля появляется треск, мерцание, а потом визуализируется и он сам, улыбающийся сквозь москитную сетку.

– Всем привет! Приношу свои извинения, что не смог приехать. Но, как я уже говорил, застрял здесь, и пока нет возможности выбраться.

– Да, я уже всем сообщила, – отвечает Руди.

– По какому поводу сбор? – Даниель ловит взгляд Амира и обращается к нему.

– Около двух месяцев назад наша мама покинула этот мир и нас. Её душа, – добавляет Амир, немного подумав. – Тело её лежит в инкубаторе. Она запретила себя хоронить традиционным обрядом.

– Долго это будет продолжаться? – уточняет Даниель.

– По завещанию мамы эксперимент нельзя останавливать, он должен длиться веками, если только не произойдёт какой-нибудь катаклизм или другой форс-мажор, мешающий его проведению. Это необходимо передавать, как и институт с лабораторией, из поколения в поколение.

– Всё ясно, – отзывается Даниель. – Этот эксперимент был жизнью для родителей.

– Она оставила всем нам письма, в которых всё это описано и завещано, – вставляет Илаф.

– Мне домашние сообщили об этом письме, когда я звонил. Но не распечатывали, ждут меня, поэтому о содержании не знал.

– Хорошо. Итак, предлагаю начать наше собрание, – Руди прерывает обмен любезностями. – Я предложила всем собраться, чтобы пообщаться с душой мамы.

– Ха-ха-ха! – прыскает взрослый сын Амира.

Амир строго смотрит на него.

– Просто я представил древний обычай вызывать души умерших людей, – пытается оправдаться подросток. – Как-то смотрел фильм. Рисуют круг с буквами, ставят блюдце и кладут на него пальцы.

– Это до сих пор практикуется в оккультизме и магии.

– Это же полный бред! Как может душа прийти на блюдце, на алфавит в кругу и пальцы?

– Может, она приходит на энергетический поток вызывающих душу людей, – Руди заметно нервничает и теребит кончики волос в хвосте. – Всё же я предлагаю начать. Тем более, что мама жила своим экспериментом и возможно, она хочет, чтобы мы вышли с ней на связь. В институте что-то происходит, но мы не знаем, что именно.

В это время я располагаюсь в середине овального стола, среди ваз с цветами, и оглядываю всех.

– Да давайте уже, начинайте! Я с вами! – кричу я, но никто меня не слышит.

– Итак, я предлагаю всем мысленно настроиться на нашу маму. То есть каждый сейчас должен сидеть и думать о ней, вспоминать и внутренне с ней разговаривать, – продолжает Руди, разрумянившаяся от алкоголя.

– А как мы поймём, что она с нами? – сын Амира, явно настроенный против этого действа, ехидно пожимает плечами.

– Скорее всего, мы почувствуем её сердцем, – пытается его угомонить Амир.

Все переглядываются и задумчиво опускают глаза. На пару минут наступает глубокая тишина. У кого-то катится слеза, кто-то вздыхает, с шумом выпуская воздух из лёгких.

– Ух-у-ух. Ух-у-ух. Ух-у-ух, – слышно воркование голубей на улице.

Пространство наполнено свежим воздухом и запахом лаванды. Я подлетаю к Илаф и прохожу сквозь неё, со всей силы посылая импульс ей в сердце. Илаф берёт стакан с соком и пьёт его.

– Мне как-то не по себе, – говорит Илаф, ставя пустой стакан. – Такое ощущение, что меня изнутри распирает.

– Может, это мама пришла к тебе первой? – предполагает Амир.

– Не знаю, – Илаф погружается в себя и опускает глаза в пол.

Я выхожу из Илаф, подлетаю к Амиру, также прохожу сквозь него, останавливаясь в его сердце. Потом к Милочке, к Руди и к остальным по очереди. Даниель с измученным видом периодически смотрит в экран и тоже пытается сконцентрироваться, но у него не получается. Он то и дело перескакивает мыслями на свою работу и бытовые проблемы. Я подлетаю к экрану и начинаю посылать импульсы Даниелю. Я могу переместиться за пару секунд на другой конец Земли, но не делаю этого, боясь упустить важный момент здесь и сейчас.

– Мама с нами, – уверенно объявляет Руди.

– Как ты это определила? – не унимается недоверчивый сын Амира.

– Разве ты не чувствуешь её? – удивляется Амир.

– Нет, не чувствую, – подросток обижен на то, что никто его не поддерживает и не встаёт на его сторону.

– Я тоже ничего не чувствую, – категорично заявляет жена Амира.

– Я поняла, почему вы не чувствуете, – облегчённо вздыхает Илаф. – Нас мама учила этому, а вас никто не учил. Я имею в виду, чувствовать. Амир, почему ты не научил своего сына и жену прислушиваться к себе, к своим ощущениям и чувствам?

– Да не знаю, – Амир, обеспокоенный поведением своего семейства, не может их оправдать.

Моя душа кружит вокруг стола, по очереди заходя в каждого присутствующего. Мне надо, чтобы они почувствовали моё присутствие рядом и обратились ко мне. Поверили в моё существование, так как внутренняя вера – самое важное и основное. Наконец-то опять воцаряется тишина, такая, что можно услышать дыхание друг друга, и это продолжается десять минут. Прерывает тишину беспокойный, не верящий ни во что, и даже себе, сын Амира, переглянувшись со своей матерью, так же скептически настроенной.

– Интересно, и сколько нам так сидеть? Я бы лучше погулял или поиграл, – полушёпотом произносит он, и его все слышат.

Амир смотрит на него укоризненно и потом переводит взгляд на свою жену. Он явно недоволен их поведением, но ничего не может сделать. Это же его жена, а сын – его плоть и кровь. То есть часть его есть в сыне, а жена – отражение его скрытых черт. Он и сам сомневается в существовании души и жизни после смерти, однако маленькая часть его сущности всё же верит в высшую силу, так как он многое не может объяснить доводами науки. Почти все из присутствующих заметили эту семейную размолвку, но потом снова погружаются в себя.

– У меня необыкновенное чувство внутри. Кажется, я чувствую присутствие мамы здесь. Даже мурашки по коже, – делится Мила.

– И у меня тоже что-то неестественное внутри происходит, – Илаф поднимает глаза и обводит взглядом всех братьев и сестёр.

Все по очереди делятся своими чувствами и выражают единодушное мнение, что душа их мамы здесь.

– Кажется, вы притягиваете за уши несуществующее чувство, исходя из обстановки и цели встречи. Вы чувствуете то, что хотите, – заявляет жена Амира. Она решает подать голос и встать на сторону своего неверящего сына.

– Как ты можешь так говорить? Ведь Ева наша мама. Она нас вырастила и дала много знаний, навыков и умений, – Амир пытается уговорить жену, поглядывая на сына, давая ему понять, что это относится и к нему.

– Я не спорю, что она вас вырастила. Но то, что вы делаете, выходит за рамки разумного.

– Да, и я думаю так же, – сын Амира, получив поддержку матери, переходит в наступление и отмахивается от отца, довольный, что теперь он не один.

– Мне надоели ваши споры, – не выдерживает Руди. – Если вас что-то не устраивает, вас никто здесь не держит. Можете уходить, и не мешайте нам.

– Да, пожалуй, я пойду.

Сын Амира встаёт и смотрит на мать. Все смотрят на него, потом на его мать, а потом на отца.

– Я не могу пойти с вами, – защищается Амир. – Если хотите, уходите, но я буду на вас злиться.

– Да, мы пойдём.

Жена Амира тоже встаёт и подходит к сыну. Эту семейную сцену без слёз наблюдать невозможно. Многие, прикрыв рот рукой, посмеиваются. Всем известно, что Амир зависим от своей жены и ведётся на все её капризы.

– Если и ты уйдёшь, это будет неправильно и несправедливо по отношению к маме, – Илаф пытается надавить на Амира и взывает к его совести.

– Ничего страшного. Пусть уходит, – кричу я в надежде, что буду услышана.

Амир в сомнении крутит головой то в сторону уходящих жены и сына, то на Илаф и других братьев и сестёр, которые молча наблюдают эту сцену.

– Я всё же пойду. Извините меня. Надеюсь, и мама простит меня, – Амир ещё раз поворачивается к собравшимся и уходит вслед за своим сыном и женой.

Воцаряется тишина. Я, проводив Амира, возвращаюсь к столу.

– Как я хочу, чтобы вы меня хотя бы услышали, – я снова подлетаю к каждому из своих уже взрослых детей.

Внезапно у меня появляется идея, как быть услышанной. Я подлетаю к роялю и просачиваюсь внутрь. Я ударяю по струнам, чтобы музыкой подать знак, но безуспешно. Окружающие ничего не слышат, хотя мне кажется, что мощнейший звук возникает даже при лёгком прикосновении. Внук, с которым я встречалась возле океана в парке, всё время сидевший молча, внезапно начинает мычать мелодию, сначала тихо, но постепенно голос его становился всё громче. Его, ещё чистая, детская душа, улавливает мои посылы и импульсы.

– Что ты мычишь? Что с тобой, дружочек? – спрашивает сидящая рядом Мила.

– Это не я, не знаю. Это мой голос повторяет мелодию из головы. Нет! Она звучит из рояля!.. – малыш смущается и умолкает.

– Разве там звучит мелодия? Я ничего не слышу. Кто-нибудь слышит сейчас звучание?

– Дети слышат то, чего не слышат взрослые и видят то, чего не видят взрослые. Дети – это ангелы.

Внук берёт из своего портфеля карандаш и альбом и начинает рисовать, немного смущённый вниманием к себе со стороны взрослых. Я понимаю, что наконец-то есть кто-то, кто меня слышит и чувствует. Мне удалось отправить пучок импульсов, который соединил бьёнстри моей души и души ребёнка воедино. Малыш начинает старательно выводить арабские буквы на альбомном листе. Все смотрят на мальчика с удивлением, потому что он с родителями всегда жил в Австралии и только пару месяцев назад приехал к бабушке погостить, и, естественно, не знал ни арабского языка, ни арабского алфавита. Все мои дети знают несколько языков, в том числе и арабский, но преимущественно общаются на английском. А вот внуки уже далеко не все остались жить на территории бывшей Месопотамии и использовали арабский язык.

– Я с вами и люблю вас.

Руди поднимает листок и кладёт на стол, и все читают корявые буквы ребёнка. Одно то, что мальчик не знает арабских букв, но почему-то пишет их, говорит о моём присутствии.

– О, Боже! – восклицает Илаф. – Мама здесь! Это невероятно. Что бы у неё спросить?

– Спросим, как она себя чувствует? Как вообще ей там живётся?

– А достаточно это просто произнести или надо написать, как и она?

– Сейчас проверим.

Внук продолжает тщательно выводить буквы и слова.

– Ана джамиль! – читает арабские слова Руди. – В переводе с арабского «я прекрасна». Значит, она прекрасно себя чувствует!

– Скажи о цели встречи, зачем мы её вызвали, – тихим голосом говорит Мила.

Руди, чувствуя себя главным инициатором этой затеи, гордо вскидывает голову. Пару раз кашляет и не терпящим возражений тоном произносит:

– Мама, мы здесь собрались с целью узнать побольше об эксперименте, и как мы могли бы помочь или поучаствовать в нём? Поскольку твои сотрудники участвуют в эксперименте и в курсе дел, мы считаем, что тоже имеем полное право учавствовать. Всё же мы твои дети.

– Руди, что ты такое говоришь? – изумлённая Илаф встаёт из-за стола. – Просто нам интересно, и мы хотели бы быть полезными, помогать в её деле.

Я облетаю вокруг стола и снова поочередно захожу в каждого. Я хочу пробудить в них чувства и оставить след своей бьёнстри в каждом. К сожалению, некоторые пробуксовывают пока и не дают доступа к своим чувствам. Материальный мир слишком сильно влияет на духовность и чистоту души. Но я верю, что в будущем это поможет им.

– У меня внутри как будто зажёгся свет, и стало тепло, – говорит Мила.

– И я тоже почувствовала тепло и счастье.

– Мне как будто стало легче дышать, – один из сыновей, страдающий астмой, удивлённо держит руку на своей грудине.

– Отлично, вы меня почувствовали. Это главное, – я вывожу слова рукой ребёнка. – Теперь я готова рассказать вам о цели эксперимента. Так как эксперимент проходит успешно, я решила ввести вас в курс дела, и вы поможете мне, и поможете будущему развитию человечества.

Наступает тишина. Каждый из присутствующих переваривает информацию. Я молчу, и мой внук принялся рисовать деревья. Опять воцаряется тишина. Лишь слышно, как с легким шорохом вращаются лопасти вентилятора, разгоняя сорокаградусную жару и охлаждая помещение. От их движения мерно, еле слышно, нежно побрякивают и звенят люстры, как будто кто-то касается струн клавесина. Колышутся шторы. Включены и кондиционер, и вентилятор. За окном стоит невероятная жара. Всё в пространстве наполнено сильной энергетикой и покоем. Лепные узоры на стыке между стенами и потолком и зеркальные орнаменты, выложенные на потолке, украшают и придают величественный вид, как в барочном дворце. Задрав голову, можно увидеть множественное отражение себя в кусочках зеркал. Илаф разглядывает хорошо знакомую комнату и как будто по-новому видит эту красоту и колорит. Внезапно её взгляд приковывает отражение в одном из небольших зеркал. Почти прозрачная человеческая фигура. Дочь сопоставляет увиденное с отражениями в других зеркалах. В них все отражаются многократно, а эта фигура одна. Кажется, это женщина, она стоит спиной к зеркалу, лица не видно.

– Кажется, я вижу маму, или это неизвестный объект находится вместе с нами, – Илаф показывает пальцем место, где видит фигуру. – Мама, если это ты, дай нам знак.

Я поворачиваюсь к зеркалу лицом и вижу своё отражение. Впервые я вижу сама себя и не узнаю. На меня смотрит молодая женщина лет тридцати. Я вспоминаю, что и Патрик предстал передо мной молодым, и родители, и близкие, и все те, кого я знала когда-то, и кого я уже успела повстречать после смерти.

– Да, это я в молодости. Я сейчас такая, здесь все молоды, – малыш перестал рисовать и опять из-под его руки стали появляться строчки арабской вязи.

– Ты уже кого-то видела?

– Да, я виделась с вашим папой и своими родными и близкими.

– А как папа? А как там? Очень страшно?

– У папы всё хорошо, и там не страшно. Такого чувства там вообще нет, там и самих чувств нет. Это свойственно земным людям.

– Ты будешь приходить к нам ещё? Папе привет передай.

– Обязательно передам. Не уверена, что мы сможем повторить наше общение, по крайней мере, в ближайшее время. Я пока ещё всё проверяю, и помогает мне быть с вами и быть увиденной и понятой лишь тот факт, что идёт эксперимент, в процессе которого я нашла способ передавать свои импульсы, слышимые вами. Другие так не могут. Меня притягивает обратно к вам тело в инкубаторе и адронный коллайдер, настроенный на волну моей души.

– Да, что делать с телом? Ты же не будешь всегда лежать в инкубаторе?

– Его можно похоронить под землёй, под помещением инкубатора. Главное, чтобы оно находилось рядом с коллайдером, и можно было считывать волны. В экспериментальной комнате мои помощники отслеживают мой путь. Но им удаётся обнаруживать меня и ловить мои импульсы, только когда я оказываюсь в трёхмерном пространстве и приближаюсь к Земле и к институту. Я, как только оказываюсь здесь, где наше восприятие одинаково, пытаюсь передать всё, что вижу в своём новом мире, и что со мной происходит. Не всё, что я вам отправляю из отэспаре и других миров, вы способны увидеть и воспринять, тем не менее, эта информация фиксируется и накапливается. Надеюсь, в будущем человечество научится понимать сигналы отэспаре и других миров, найдёт способ заглянуть в более чем трёхмерные вселенные.

– Мама, а как мы можем быть полезными и помогать тебе?

– Основное, что от вас желательно для пользы и помощи эксперименту, это думать обо мне хотя бы один раз в день, пока не умрёте сами. Тогда я буду ловить ваши импульсы и притягиваться сюда. Мне очень тяжело вырваться из других миров. Как я уже говорила, у меня нет ни чувств, ни мыслей, ни памяти. Как только я перехожу в отэспаре, я там теряюсь среди звёзд и других душ и даже не помню, что я когда-то жила земной жизнью. Там настолько хорошо и комфортно, что больше ничего не надо. Нет целей, стремлений, желаний, мечтаний. Там есть всё, что нужно. Я летаю в невесомости, в гравитации, и этот полёт такой захватывающий и засасывающий! Я легко перемещаюсь из одной зоны отэспаре в другую, из одной сферы в другую, из одной структуры, материи в другие, но все эти пространства далеки от земного мира. Сюда же меня притягивает только эксперимент и ваши мысли.

– Каким образом?

– Мне сложно это объяснить. Это законы физики и квантовой гравитации. Мою душу, вернее, форму и структуру моей души удалось сохранить и, если можно так выразиться, закодировать, когда я умирала, благодаря адронному коллайдеру. И теперь моя душа носит условный код Ева1.

– А какой в этом смысл?

– Смысл такой, что…

Внезапно рука ребёнка, которая только что быстро выводила буквы и слова, роняет карандаш и повисает. Мой внук, не выдержав напряжения, засыпает, оставив незаконченную фразу. Его мать берёт мальчика на руки и относит на диван.

– Бедняжка, он устал. Видели, как он писал последние слова? Это была неземная скорость, – комментирует Илаф.

– Да, пусть отдохнёт, а потом продолжим, – мать вытирает пот со лба сына и целует его.

– Боюсь, что мама не будет ждать. Смотрите, она уже исчезла из отражения в зеркале.

Я, воспользовавшись заминкой, тоже утомлённая, лечу в институт, к своему телу.

– Она так и не договорила, какой в этом смысл, – Мила, расстроенная внезапным обрывом контакта, еле сдерживает слёзы.

– Мы сами можем догадаться, какой смысл. И кажется, она говорила об этом раньше, – подаёт голос всё время молчавший на том конце сети Даниель.

– И какой же?

– Ну, во-первых, люди перестанут жить в страхе смерти. Это же экзистенциальная данность, бессознательно переживаемая человеком. Если мы будем знать, что после смерти нет ничего страшного, то жизнь наша станет более плодотворной и насыщенной, без страха.

– В смерти пугает неопределённость! Как будто теперь её нет, – Руди вступает в спор. – В существовании мамы и сейчас есть неопределённость. Она же не сказала, что у неё там есть дом, семья, работа. Ведь именно это делает нашу жизнь осмысленной.

– Нет, Руди! Я не согласна с тобой, – Илаф, которая всегда была против мнения Руди, и в этот раз не упускает возможность поспорить с ней. – Дом, семья, работа – это элементы системы, в которую нас погружают государственные законы. Так лучше контролировать человека и управлять им. Это ничто иное, как зависимость. Противоположное качество неопределённости, свойственное свободе. Свободному духу.

– Ты всегда была не от мира сего. Ты же свободный художник. Все живут в системе. Это удобно и спокойно.

– Нет, вы обманываете себя. Нет спокойствия в системе, потому что вас сопровождает страх всё потерять.

– Ладно, девочки, не надо спорить, – останавливает их Даниель, – мы пообщались с мамой, которая умерла несколько месяцев назад. Это дорогого стоит.

Родственники расходятся кто куда. Кто-то решает возвратиться домой, поэтому заходит в гостевую комнату, чтобы собрать вещи в дорогу, кто-то идёт прогуляться по парку и к реке. Руди же никак не унимается и продолжает спорить с Илаф. Они идут в парк и по пути разговаривают.

– Испокон веков были правила и законы, по которым жили люди, и это было удобно и так необходимо для выживания. Например, если бы не школа и работа, где бы находился человек, и как мог бы себя реализовать, или получить знания и навыки?

– Ну хорошо, допустим, школа необходима. Хотя ребёнка можно самостоятельно обучать дома.

– Да никто не будет самостоятельно дома учиться и работать.

– Для этого необходимы нужный уровень самодисциплины и ответственности. Многие уже осознали прелесть этих качеств и самостоятельно строят свою жизнь.

– Но большинство всё же зависит от внешнего контроля и дисциплины.

– Причина в недостаточном уровне самосознания. Вот у родителей был высокий уровень ответственности. Они самостоятельно вели научную работу.

– Но перед этим они долгое время были зависимы от системы.

– Да, но всё же потом ушли от неё. И своим примером показали, что лучше жить самостоятельно, неся ответственность за свою жизнь, наполненно и с фантазией. У большинства людей отсутствует фантазия, и даже если она есть, отсутствует смелость воплотить в жизнь свои желания, непохожие на другие, общепринятые. Создать что-то новое, вынашивать эту идею, а потом воплотить её, это очень трудно.

– А зачем что-то придумывать, когда уже давно всё придумано и сделано? Можно просто жить и радоваться жизни.

– Безусловно, пользоваться идеями других людей очень удобно. Но эти идеи не всегда верны и правильны. Можно сильно ошибиться. Даже не в этом дело. Если тупо следовать законам и предписаниям, спущенным свыше, не осознавая их, рано или поздно бессознательное вынесет в другом направлении, совершенно неожиданном и ошибочном. Потому что эти правила и законы не осознанны, а навязаны обществом. Когда человек сам приходит к выводу, что следовать законам лучше и правильнее, тогда это уже осознанное решение. Вот, например, существуют духовные лидеры, как в христианстве, так и в других религиях, исламе, буддизме, даосизме. В них правила и законы примерно одинаковы, правда, с учётом менталитета страны. Но ведь не все люди соблюдают эти правила. Они могут делать вид, что соблюдают законы, обманывая себя, Бога и окружающих, и не осознавать это.

– А причём здесь духовность? Мы говорим про государственную систему и правила. Работа, школа, банки и так далее.

– Всё взаимосвязано. Если эти правила воспринимаются через душу и сердце, тогда они будут осознанны. Поэтому и нужна религия, преклонение перед высшими силами. А чиновники, представляющие государство, – те же самые люди. И они могут ошибаться.

– Я не разделяю сознание и бессознательное. По мне, вообще всё, что неосознанно, не существует. Главное – сознание.

– К сожалению, это не так. Бессознательное скрыто от человека и управляет им тайно. Часто человек не может понять, почему поступил так или иначе. Часто ошибается, так как не может определить, что важнее, ум или сердце. Он в сомнениях. Ум, логика говорят одно, а сердце – другое. И это разделить очень сложно.

– Ой, я побегу искупаюсь. Я что-то утомилась от твоих нравоучений. Всё равно мне это непонятно, и я с тобой не согласна, – говорит Руди.

– Хорошо, а я прогуляюсь по парку, – улыбается Илаф.

Руди и Илаф расходятся в разные стороны. Илаф наслаждается свежестью травы и другой зелени, вдыхает ароматы леса и цветов.

Я навещаю лабораторию, распоряжаюсь о захоронении своего тела с тем условием, что если я не появлюсь в ближайшие полгода, тело необходимо будет вновь поднять, чтобы оно было магнитом для души. Открываю доступ для посещения лаборатории своим родственникам, всё же ограничив их в некоторых вопросах.