Текст книги "Дневник бороздящей ад"

От всего нужно избавляться… Это теперь единственное верное решение. Если я не отыщу что-нибудь свежее, то не смогу ощущать саму себя даже «человеком», а уж человеком – тем более. Хотя я и так это уже не делаю. Совершенно…

Дернув на себя дверь очередного магазина одежды, которыми эта улица была просто переполнена, я наконец оказалась внутри, промокшая до нитки и замерзшая. Колокольчик звякнул, разлившись песней ветра, а я прикрыла дверь, зная, что никто это не услышит через какофонию грозы.

Все живое покинуло это место, и я смогла пройтись вдоль рядов вешалок в полном одиночестве.

– Прекрасно… – переодеться во что-то новое оказалось наиприятнейшей вещью. На кассе были и ножницы, которыми я срезала у найденных джинсовых одежд все этикетки. – А вы мне пригодитесь…

Ножницы отправились в рюкзак, все же, класть что-либо в карман я больше не рисковала.

«Отыскала то, что смогла надеть на себя. А еще, нашла зонтик. Он красивый и яркий, он такой, каким должен быть. Мне он нравится, его хочется держать в руках, хотя отбиваться им от кого-нибудь я точно не буду.

Вообще, за сегодня я успела и попрятаться в уборной, и выбросить свою толстовку с таблетками, и попытаться ткнуть напавшего на меня больного ножом. Оказывается, им не всегда абсолютно плевать на меня. Они могут решить и напасть… Но вот память у них плохая, хотя я едва не заперла себя в магазине, поэтому и у меня мысли те еще…

Мне нравится этот город, если честно. Он такой тихий, убитый и похожий на что-то из старых фильмов… Мне он определенно нравится.

А сейчас, судя по часам, уже полдень. Хорошо я поспала, однако… И погуляла хорошо.

Гроза началась. Город сошел с ума. Все беснуются, грызут друг друга, кричат. Весь этот покров тишины сорван и уничтожает сам себя без капли жалости.

Мне страшно. Мне здесь нравится, можно брать вещи в магазинах бесплатно, но при этом практически ничего нигде нет. Макароны я украла из квартиры, в которой девушка собственного ребенка сунула в холодильник, оставив в ванной плавать кого-то… живого и пугающего. Если посмотреть на эту ситуацию со стороны, то можно ужаснуться.

«Люди» и люди иногда бывают очень странными… очень».

Ручку я взяла на той же кассе, потому что в моей закончилась паста.

Немудрено, ведь я столько записей уже сделала…

Ориентируясь по ним не составишь карту, но картину прошедших дней – запросто.

– Теперь не так уж и холодно… – отправив дневник в рюкзак, я наконец-то смогла расслабиться и сесть не на пол, но на пуфик, вытянув ноги. Одежда была чистой и свежей, носить ее было одним удовольствием.

За окном бесновались «люди», кровь лилась на землю и смывалась водой в канализацию. Гром не давал сосредоточиться на чем-то одном, меня уже начинало трясти.

Я всегда боялась гроз… И молний… Сейчас им ничто не сможет помешать… Весь мир может быть уничтожен. И чем? Природой… самой стихией…

В очередной раз сверкнула молния, разрезав темное, мрачное небо, и я зажмурилась, увидев белую вспышку перед своими веками. Крики с улицы закладывали уши, хотелось забиться куда-нибудь в угол и рыдать, но я только отодвинула пуф от входа в глубину магазина, к самой примерочной кабинке, после чего отвернулась от улицы, замерев спиной к ней.

Стоит забаррикадироваться… На всякий случай. Если они будут агрессивны… И если я останусь здесь на ночь. Куда мне идти в грозу?

Подумав об этом, я не нашла ничего лучше, чем припереть дверную ручку стулом с широкой спинкой, как в фильмах.

– Лишь бы вытащить… – еще раз удостоверившись, что кроме меня в магазине никого нет, я вновь оказалась на пуфе, и очередная вспышка молнии заставила меня взвизгнуть, дать волю чувствам, и сжаться на месте, вцепившись в свой рюкзак.

Макароны были там, внутри… А мне страшно хотелось есть и пить. И это было невозможно побороть.

Запив таблетку обезболивающего водой из бутылки, я распечатала пачку сухих макарон и начала жевать их, перемалывая в мелкое крошево. Я будто глотала иголки, столь неприятными были ощущения в желудке и пищеводе. Но нужно было терпеть это.

Я ведь собираюсь выжить. Я ни за что не отступлюсь. Я выдержу, не сдамся, всем еще покажу… Все умрут, а я останусь. Живая…

Смех охватил меня, и я залилась им, чувствуя, что сдерживать себя действительно не могу. Мой хохот наполнил магазин и разошелся по нему, лишенный эха. Пачка макарон неумолимо пустела, но открывать новую я уже не хотела. Сытости не было, но и особого голода тоже. Все это пропало, сменившись нытьем моего желудка.

– Надо терпеть… – закинув в себя еще пару таблеток обезболивающего, я поняла, что воды у меня осталось совсем немного.

Благо, в магазине оказалась уборная, а в уборной находилась раковина. Помыть руки под тонкой ледяной струйкой мне не представлялось возможным, но вот почистить зубы вслепую пришлось. Наполнять рот холодом было странно и даже мерзко, но я терпела это, чувствуя привкус мяты от зубной пасты.

– Теперь я хотя бы не такая гадкая… – облегченно вздохнула я, на всякий случай не просто выйдя из уборной, а выглянув из нее перед этим. У входной двери никого не было, стул стоял там же.

Гроза продолжалась, а сидела на пуфе, прижимая руки к животу. Обезболивающее помогало, но не было в силах заглушить абсолютно все ощущения. Меня тошнило, мне хотелось где-нибудь спрятаться, мне просто было плохо… Но я стойко терпела это, не имея других выходов.

Страшно хочется фруктов… чего-нибудь сладкого. Хочется… Но ничего нет, и я здесь совершенно одна… мне одиноко и страшно… Голова раскалывается из-за грозы…

Молнии сверкали за окном, и ад на улице продолжался. Город вымирал на глазах, и с этим ничего нельзя было сделать. Можно было лишь наблюдать и содрогаться. Я этого не делала. Я сидела, отвернувшись от всего этого зрелища.

Где-то залилась воем собака. Или «собака». Все вокруг хрустело и агонизировало, и это было действительно неприятным зрелищем, которое не хотелось ни смотреть, ни слушать.

– Мне нужна тишина! Замолчите вы все! – пытаясь развеселить и отвлечь саму себя, я крикнула в воздух пару новых фраз и отдышалась, понимая, что сейчас не лучшее время для этого. Зонт лежал на рюкзаке. Я не могла сидеть в этом магазине вечность. Физически не могла, да и не должна была.

Но здесь так спокойно… Так хорошо… И нет риска того, что кто-нибудь последует примеру того «мужчины». Здесь действительно хорошо. А там… Не найдя меня, этот больной съел все трупы, которые отыскал. Зараженные, такие же больные, как и он сам. Я видела их глаза. Они белые.

Их взгляды такие… светлые, пустые и странные, что не хочется лишний раз с ними сталкиваться. Среди них есть прекрасные на лицо, но все они уже умерли… Но разве это можно назвать смертью? Я ведь не умерла…

Мысли окончательно переполнили меня и захватили мой разум, что все еще продолжал борьбу с самим собой. Собственная болезнь не давала мне покоя. Я умирала в ней, лишенная шанса позвать на помощь. Меня окружали такие же, как и я люди. Но они были совершенно другими.

Вновь тетрадь оказалась в моих руках. В ней было не так уж и много листов, а те, что были, были исписаны вдоль и поперек, я не скупилась на слова, пытаясь умещать их на маленьких страницах, делая буквы меньше и уже и не оставляя никаких лишних пометок и рисунков.

Перелистнув несколько страниц, я отыскала еще одну свою запись. Крупные, узкие буквы соединялись в длинные слова.

«Связи нет… Я одна. Никто не отвечает на мои звонки, и мне страшно. Вдруг на той стороне трубки уже просто… просто некому ответить? Звучит глупо, но очень страшно знать, что это может оказаться правдой.

Я не из пессимистов. Я сейчас сижу на кухне и знаю, что вешу сорок четыре килограмма. Это странно. Я не могу столько весить технически.

То, что я заразилась, мне уже известно. Это уже не требует подтверждений, так и есть… Я заражена, и это абсолютно точно. Температура держится на отметке в тридцать пять градусов по Цельсию. Ни черточкой больше, ни черточкой меньше.

Это очень длинная запись… Но у меня нет выбора. Мне нужно успеть записать абсолютно все, пока я не стану… Слишком больной для этого. Я не знаю, чем закончится моя «простуда».

Хотела позвонить родителям… хотела узнать, как у них здоровье, как дела… Хотела попросить не приезжать. Хотела сказаться больной… Теперь у меня все это сделать не выйдет.

Это на самом деле очень страшно… Когда на дворе разворачивается апокалипсис, а телефон молчит и отвечает редкими гудками.

Я постараюсь выздороветь. Не знаю, как я это сделаю, но я постараюсь. Бояться мне нечего, ничего страшного в вирусе или здравом расположении духа нет. Все будет хорошо.

Пишу и себе не верю. Пишу и понимаю, что вру самой себе. Но мне все же действительно хочется думать, что я поправлюсь. Что я отыщу их… Мою семью. Ведь тогда все будет хорошо.

А я верю в то, что все будет хорошо».

От прочитанного мне стало совсем дурно. Где сейчас были мои надежды? Где сейчас был весь тот настрой, которым я была полна днями ранее? Все это выцвело, поблекло, и мне совершенно не хотелось выжить теперь. Мне не хотелось ничего.

Апатии я никогда не боялась. Вообще, при жизни я не была самым трусливым человеком. От осознания этого захотелось разрыдаться, но я сдержалась.

Совсем истеричной стала… Еще немного, и руки на себя наложу… Нет. Это сделать я точно не смогу. Я не смогу себя заставить. Мне ведь действительно страшно.

Проверив зонтик на работоспособность, я отодвинула стул от двери и накинула себе на голову капюшон, понимая, что нужно куда-то идти. Улица вскоре будет заполнена любящими тишину больными, и среди них могут оказаться и те, кто совершенно не против пообедать мной.

Ступеньки стали скользкими от воды, я не переступала через них, а осторожно спускалась вниз, пытаясь удержаться на ногах. Больные впервые не смотрели на меня, увлеченные раздиранием глоток друг друга.

Улица напоминала собою скотобойню. Когда-то я мельком видела что-то подобное по телевизору.

Ужасающая картина всплыла у меня перед глазами, но я смогла выбросить ее из разума и раскрыла зонт, что не позволил воде сделать мою одежду из джинсов и джинсовой куртки мокрой.

Магазин мне попался стилизованный, но удачный, с этим я поспорить никак не могла. Какая-то доля удачливости у меня все же оставалась, несмотря на то, что человечность стремительно покидала меня.

Все не так уж и плохо… Больным на меня все равно. И я сейчас в лучшем из своих видов… Хотя голова страшно чешется. Но не мыть же ее под холодным дождем? Мне еще простуды не хватает для счастья.

Тихо рассмеявшись, я поправила рюкзак и побрела вдоль дома, испещренного дверями магазинов, что мне не были интересны от слова «совсем».

Какая-то «женщина» взглянула на меня белыми, подернутыми пленкой глазами – и поползла по асфальту, цепляясь тонкими пальцами за трещины. Ноги волочились за ней. Кем она была до своей болезни? Знать мне не хотелось.

Прости… Я не хочу с тобой сталкиваться.

Я попятилась от нее и, опомнившись, ускорила шаг, неловко ухватившись за перила, чтобы не упасть. Ноги едва держали меня, хотя силы в них явно прибавилось с прошедшего завтрака.

Больная же продолжала волочиться, она была бледна, а рот ее был широко раскрыт, губная помада размазалась по нему и ее лицу манящим розовым.

– Была бы ты чуть менее… такой, – неопределенно пожав плечами, я окончательно отвернулась от нее, пытаясь потерять к ней интерес. Дурацкая психология не работала. Переключать внимание здесь было не на что.

Все было однообразным, скучным и мокрым. Дождь лил стеной, молнии сверкали, гром закладывал уши и заставлял меня содрогаться. Это была дикая, невыносимая картина. Вся эта ситуация была дикой и невыносимой.

Куда я шла все это время? Куда я вообще иду даже сейчас? В пустоту? К этим… больным? Куда? К чему я стремлюсь сейчас? Я все равно умру…

Но я не разрешала и не разрешу себе умереть.

В который раз улыбка наползла на мои губы, и я увидела отражение своего лица в витрине, сумев сдержать всякую реакцию.

Бледная, с синими пятнами вокруг глаз, с выцветшими волосами и откровенно грустным, мертвенным лицом, шла я, согнувшись, ссутулившись, и каждая моя кость торчала, пусть и выглядело это не так, как у прочих больных.

Все, кто подхватили эту болезнь, были похожи на странных, тонких птиц и зомби из фильмов одновременно. Они были дикими, не любящими шум тварями с белесыми глазами, чей истинный цвет с трудом можно было понять.

Мои же глаза были зелеными. Не яркими, а темными, но совершенно не тусклыми. Я не знала, как выглядит жажда жизни, и не могла отыскать ее в собственном взгляде. Я вообще в нем не могла ничего отыскать, кроме грусти. Грусть действительно окружала меня, и деться от нее мне было некуда.

Улыбнувшись не столь самой себе, сколь витрине, я ускорила шаг и как раз вовремя – неугомонная больная уже тянула ко мне свои руки, а не сумев ухватить меня за лодыжки, она повалилась лицом в кровавую грязь.

Все, что меня окружало, на самом деле было пародией на жизнь. Это была апокалиптичная, мрачная картина, в которую ничто разумное не вписывалось. Это была мечта какого-нибудь любителя острых ощущений, это было желанным сновидением для того, кто мог поклоняться фильмам ужасов… Но это не было тем, что я хотела когда-нибудь увидеть.

Дома, детские площадки, брошенные машины… Заприметив дерево, я слабо улыбнулась от подобия счастья – столь обыденным и простым был весь его величественный вид. С редких желтых листьев текла вода, а когда я смогла коснуться пальцами ствола, то не ощутила ничего, кроме твердости коры.

Это дерево было первым, которое я встретила за все свое путешествие по городу.

На земле лежало раздавленное гнездо, а средь ветвей можно было заметить птиц, что носились там совершенно молчаливо и дико.

Их не обошло все это стороной… Они тоже больны. Даже пернатые могут стать монстрами.

Отдернув пальцы от коры, словно она была прокаженной, я вновь пустилась в блуждания, ступив на проезжую часть и сдержанно усмехнувшись. Здесь не было тех, кто могли или хотели меня остановить. А я, пускай и была слаба, все же хотела позлорадствовать над цивилизацией, которая была уничтожена столь дерзко одной единственной неизвестной болезнью.

– Поговорите со мной… Я же свихнусь так… У меня ощущение, что разговариваю я даже уже не с собой… – вцепившись себе в рукав, я поняла, что промокла насквозь. Зонт помогал мне, но против порывов ветра он был ничем.

Я вообще с трудом удерживала его в руке, храбро бредя куда-то по лужам крови, грязи и рвоты, что уже, судя по всему, забили своим содержимым канализацию.

Электричества нет… ничего нет. Все встало, и вскоре город будет не узнать… Из-за одной грозы все может сгореть, что уж говорить о водоснабжении? Оно еще есть, но его хватит ненадолго… Все встало или встает. Стоит отыскать озеро.

И в который раз меня охватил беспричинный, но резкий смех. Я не стала его сдерживать, только ускорила шаг, прикрыв рот ладонью. Меня игнорировали даже так, шум грозы и собственное безумие не давали больным заметить еще хоть кого-то, поэтому я шла куда хотела и шумела как хотела.

– У меня ведь день рождения сегодня… – в какой-то момент я приостановилась, схватившись за голову. Воспоминания роились в моей голове, и не было мне от них покоя. Сегодня ведь был такой день… Особенный день… А я даже забыла о нем, увлеченная выживанием. – День рождения… И где мой тортик? Где подарки? Я бы с радостью сейчас поела чего-нибудь…

Коснувшись своих губ, я вытерла с них кровь, и мои плечи мелко дрогнули. Джинсовая куртка промокла, в кроссовках вода чуть ли не хлюпала. Уйдя с дорожной части и очутившись у очередной автобусной остановки, я смогла сесть на скамейку и свернуть зонт.

Мне вновь не хотелось никуда идти и ничего делать. Все, что окружало меня… Оно было не таким!

Жуть, мерзость… Гадость! Я не хочу здесь находиться! Здесь холодно, мокро, сыро… Они ходят здесь! Ходят…

Зонт раскрылся над моей головой спасительным цветком, и я бегом преодолела приличное расстояние до жилого дома, содрогнувшись от грома. Молнии резали небо на части, они раскалывали его своим ярким желтым светом, что перемежался с белым. И все это на фоне иссиня-черных туч.

Но мое зрение было почти монохромным, я ощущала себя дальтоником, у которого отключали видение цвета окончательно.

Подъездная дверь скрипнула и пропустила меня внутрь здания, оградив от остального мира. Батарея под лестницей была сухой и холодной, но чистой. Опустившись на нее, я зажмурилась, слыша кровь, стучавшую в моих ушах.

Наверху что-то шаркало. Оно, что самое страшное, было тихим. Дверные ручки дергались по всему первому этажу.

Надо молчать, и все обойдется… Я могу попробовать отыскать пустую квартиру. Лишь бы не оказаться на улице… Там слишком гадко.

Но там я хотя бы могу убежать. Что я смогу сделать в замкнутом помещении? Хромая, слабая…

Отыскать нож в рюкзаке оказалось легко – он лежал на самом верху, и рукоять его легла мне в ладонь идеально. Поежившись, я сжала его в руке и закрыла глаза, чувствуя боль в веках.

Нет. Я не могу.

Но если у меня не будет защиты – я погибну… Мне нужна надежда. Я должна понимать, что ударю, если это будет нужно. Я должна понимать, что защищена.

Карабкаться вверх по лестнице оказалось просто. Ходить бесшумно я уже научилась, а хвататься за перила даже одной рукой было легко.

Невысокая, дрожащая фигурка «девочки» замаячила передо мной. Она была маленькой и хрупкой, одетая в темно-зеленую куртку, с багровым от крови шарфом на нижней половине своего лица. «Девочка» была бледна, а ее большие карие глаза, подернутые белой пеленой, смотрели внимательно.

Шуметь я не стала, но на всякий случай провела у больной перед глазами ладонью, искренне надеясь на то, что она окажется…

Нормальной. Пожалуйста, окажись не такой, как другие. У тебя ведь такие глаза… Такой взгляд. Ты выглядишь так, как не выглядит никто… Пожалуйста…

Зрачки ее увеличились, но больше никакой реакции не последовало. «Девочка» чуть дернулась, склонив голову, и зашаркала вниз, даже не коснувшись меня. Ее короткие темные волосы с пепельными концами были перепачканы кровью.

Кажется, у нее рана на шее… Ее укусили или поцарапали, и она… Стала такой. Эта штука передается не только по воздуху… Хотя, я уже догадалась об этом.

Я щелкала дверными ручками, пытаясь отыскать хоть одну пустующую квартиру, но мне постоянно отвечали с той стороны слабым дыханием и стонами. Пару раз мне даже казалось, что меня изучали в дверной глазок, но мне удалось себя в этом переубедить.

– Глупость все это… – опустившись на ступеньку, я услышала, как кто-то бьется о дверь, и поспешила покинуть ставший в одно мгновение шумным этаж.

Наверху было совсем иначе. Через приоткрытую дверь выхода на крышу на бетон летели водяные капли, которые собирались в небольшие лужицы.

– Кажется, мне сама судьба говорит идти, – заглянув туда, я увидела лишь лестницу. Скользкую, холодную металлическую лестницу. Взобраться по ней труда не составило, и я оказалась посреди крыши. Во время грозы.

Сомнительное развлечение…

Глава III

По сторонам смотреть мне не пришлось, взгляд мгновенно зацепился за высокую, нескладную фигуру, что стояла на самом краю, раскинув руки в стороны. Рюкзак лежал на крыше неподалеку от нее.

Кто это?.. Что он делает?!

– Эй! Эй! – выкрикнув это, я бросилась к неизвестному, а он резко дернулся и взмахнул руками, едва не отправившись вниз, но в последний момент все же смог удержать равновесие и обернуться.

– Живая… – мужской дрожащий голос резанул мне по ушам, его обладатель слабо и тихо рассмеялся, не двигаясь с места.

Это парень… Он собирается прыгать!

– Живая. Отойди оттуда! – остановившись в нескольких метрах от нескладной фигуры, я поняла, что рюкзак сполз с моей спины, и склонилась, пытаясь отдышаться. За секунды я сократила расстояние от себя до неудавшегося самоубийцы и теперь пыталась очухаться. – Там… не лучший выход стоять…

– Я знаю, – парень и не думал отходить, насколько я могла судить по его голосу. Он только отвернулся и опустил руки, после чего ноги его дрогнули в коленях, и мой собеседник все же сделал небольшой шаг назад.

– Так лучше… Мы… Можем поговорить, – зонтик раскрывать я не стала, и вода заливалась мне за воротник, попадала мне на волосы, заставляла меня чувствовать невыносимый холод. – Все ведь не так плохо… Чтобы прыгать. Или что ты там делать собирался.

Глупый ход… Глупый, глупый ход!

– Прыгать? Нет, я это не планировал, – ничего кроме ровных нот в голосе собеседника мне уловить не удалось к моему же удивлению. Он все еще стоял на месте. – Я просто… Любовался закатом. – Будто одернувшись, парень вздохнул:

– Глупо звучит, да?

– Очень, – устало подтвердила я, сделав шаг в его сторону. – До заката еще несколько часов.

На всякий случай окинув взглядом мрачное, черное небо, я лишний раз убедилась в своей правоте. Не было на нем ни единого намека на солнце, лишь беспроглядная тьма, из которой лилась вода бесцветной кровью. Мне бы хотелось еще что-нибудь сказать, успокоить собеседника, но…

– Почему мы не такие? – прервал мои размышления столь странным вопросом парень и сделал еще несколько шагов назад, отдалившись от края. Я не могла залезть ему в голову, но догадывалась, о чем он думал.

Ты не один… Есть те, кто заболели таким образом. Сейчас ты успокоишься… Мы поговорим… И все будет хорошо не только у тебя.

– Не знаю… – грубо оборвав собственные мысли, я скользнула к нему, оказавшись позади своего собеседника. Он был живым. Он был нормальным. – Я ничего не знаю обо всем этом.

– Ничего… Ладно. Не буду распинаться, но я бы с радостью сейчас поел, – неожиданно и странно переменив тему, парень все же обернулся, и я смогла увидеть, что у него острый, прямой нос. Остальное было скрыто под тенью капюшона, но вглядываться мне не хотелось. – Понимаешь?.. Я тебе все объясню, но не сейчас… Мы знакомы от силы несколько минут. У меня сейчас не лучший вид, ситуация паршивая… Но если ты думаешь о том же, о чем и я, то не все потеряно.

– Это странный разговор, – теперь мне страшно захотелось уйти, прервать эту однобокую беседу, но я лишь отошла назад и подняла рюкзак с мокрой крыши. Лямки его были целыми, хотя болтались сами по себе. – Но будет лучше, если я тебя отсюда уведу, иначе ты можешь… Можешь отправиться туда, прямиком во двор.

– Да, – парень и сам подцепил свой рюкзак, после чего на трясущихся ногах прошелся до люка, ведущего вниз, обернувшись и глянув на меня. – Идем… Ты не поверишь, как я рад встретить хоть кого-то. Я никого не видел здесь… Давно.

Последовав за ним, я не ожидала, что мы окажемся в тепле. Мы в нем и не оказались. Спустившись вниз на пару этажей, но остановившись на площадке меж четвертым и третьим, парень опустился на пол у стены и в который раз глянул на меня. Пустота была в его глазах, которые я все же смогла рассмотреть под тенью.

Выглядел он отвратно. Как мужская версия меня. Выцветший, худой, с дрожащими коленями, чем-то похожий на паука… Темные пряди волос мокрыми сосульками лезли у него из-под капюшона.

– Присаживайся, – парень произнес это, после чего тихо рассмеялся себе в ладонь и уперся локтями в свои колени, замолчав и закрыв глаза.

Я села слева от него, тоже на пол, чувствуя, что вода течет по моей одежде и покидает ее, оказываясь на бетоне.

– Так странно… – теперь мне хотелось только молчать. И слушать.

Сама судьба столкнула меня с ним… Я его даже не видела с улицы. Просто решила идти туда, куда глаза глядят, и что в итоге? В итоге отыскала парня, который ничем не отличается от меня. Только он… смелее? Наверное, да.

– …рад, – я не услышала начала фразы приобретенного минутами ранее знакомого, но вот последнее слово засело у меня в разуме. Выжидающий взгляд парня уперся мне в глаза.

– Что?.. – пришлось неловко улыбнуться и переспросить.

– Не слушала… Да я мог с тем же успехом с собой говорить… – голос собеседника прозвучал раздраженно, он замолк на пару секунд и повторил:

– Ты не представляешь, как я рад.

– Представляю… Я уже скитаюсь здесь неделю… Вернее…

– Сидела несколько дней в квартире, потом вышла и увидела это? – насмешливо улыбнулся мой новый знакомый, после чего вздохнул, понурившись:

– У меня так же было…

– Не прерывай…

– Не могу.

Он вновь рассмеялся, после чего запрокинул голову и ударился затылком о стену, сорвав со своей головы капюшон. Волосы у него были черными и грязными.

Я выгляжу не лучше. Даже хуже… Одно дело – он. А другое – я.

– Прыгать хотел? А смысл? Мне кажется, это не поможет, – честно призналась парню я о своих самых темных догадках и почувствовала, что боль в животе вновь скручивает меня изнутри. – Больно-то как…

– Я бы прыгнул… – собеседник заверил меня в серьезности своих намерений, после чего сунул мне под нос блистер таблеток. – От боли помогают.

– Может, ты меня отравить решил?

– Не попробуешь – не узнаешь… Смысла в этом не вижу, – пожал плечами мой темноволосый знакомый, но лекарство убрал. – Ладно… Осторожная. Имя свое помнишь?

– Нет.

– Возраст?

– Нет.

– Не я один такой… Ладно… – он чуть улыбнулся мне, а после ударил себя ладонями по коленям. – Что же… Думаю, у нас нет выбора. Видела, как эти зомби беснуются?

– Они больные… Не надо этих слов, – странный, неприятный термин резанул мне по ушам своим звучанием. Мой собеседник явно не слишком понимал, о чем говорил. – Это не фильм.

Я обхватила свои колени руками. Сидеть, опираясь спиной о стену через рюкзак, было не слишком удобно. Вообще, находиться в мокрой одежде в холодном подъезде без обогрева было той еще затеей.

– Не фильм… Но ведь так удобнее. Переубеждать не буду, конечно… Как знаешь.

– Говоришь как с другом, – усмешка украсила мой рот, хотя я этого совершенно не желала.

Этот парень казался мне не столь бестактным, сколь… смешным. Он был именно тем, чего мне не хватало. Он был самой жизнью, пусть и явно играл на публику, выставляя себя в лучшем свете.

Что-то мне подсказывает, что ты тот еще пессимист… Думаю, ты сейчас сердишься, а не смеешься. Тебе ведь страшно… Ты ведь неудавшийся самоубийца… Я о вас читала.

А еще, я вас, кажется, видела.

Нечто, плавающее под гладью воды в ванной, пришло ко мне в разум одной из сотен дурных мыслей, и я, буквально чувствуя тот мерзостный запах квартиры со злосчастным холодильником, нагнулась, исторгнув содержимое своего желудка наружу. В который раз.

– Эй! – парень склонился надо мной в тот же момент. Глаза его не выражали ничего, только ледяное спокойствие было в них. – Все хорошо…

– Успокоить пытаешься? – мне захотелось рассмеяться, но я сдержалась, чувствуя леденящую душу и тело слабость.

– Да, – уголки рта темноволосого дернулись, но он все же отошел назад, больше ничего не сказав.

У него был длинный, острый, прямой нос, а губы его были тонкими и обкусанными.

Глухой удар откуда-то снизу и последовавший за этим звук падения заставил меня вздрогнуть, парень же обернулся и замер, опустившись на пол.

– Тише… – шепнул он, слабо махнув кистью левой руки.

Я это и так знаю… Но ведь это не сработает… И ты это должен понимать… Должен! Ты ведь как-то протянул до этого дня!..

Чтобы попытаться сброситься вниз.

Внизу привычно зашаркало, мы сидели молчаливо и тихо, и единственным звуком, который мы могли издавать, был шум слабого дыхания.

– Где оно? – произнес первую фразу парень, после чего замолчал и осторожно привстал с пола, перегнувшись через перила и глянув вниз. – Уходить надо…

Создается ощущение того, что мы давние друзья… Но это ведь не так!

– Я не смогу… – видя кроваво-красную лужицу собственной рвоты на бетоне, я сказала это и сглотнула, не в силах осмыслить все, что меня окружало. – Сил нет…

Гром прозвучал далеким, слабым шумом, а мой новый знакомый потянул меня за руку, заставив подняться на ноги.

– Тебе не повезло… Не могу усидеть на месте, – пробормотал он, не отпуская мое запястье, после чего схватил мою ладонь и отвернулся, направившись вниз, потянув меня следом. – Нет, не так… Я ведь теперь не один, а это значит, что надо найти убежище… Ты думаешь, они останутся на улице на всю ночь? Они хлынут в дома… И тогда выбраться будет сложнее.

– Это значит, что мы – друзья? – шутливо осведомилась я, понимая, что в подобной ситуации отношения могут развиваться очень и очень быстро. – Отношение такое…

– Нет еще… но если доживем до конца этого дня, то я на тебе хоть женюсь, – парень чуть обернулся и улыбнулся мне, блеснув яркими зелеными глазами. Он был очень худым, и это ему совершенно не шло. Это не было уродством, но и не придавало темноволосому никакой особенной красоты.

Этажи пролетели незаметно, и он толкнул от себя подъездную дверь, после чего выхватил у меня из руки зонт и раскрыл его над нашими головами, выдохнув:

– Ад…

И действительно, вокруг нас не было ничего нормального. Был лишь поглощенный безумием двор, что оказался и могилой, и спасением моей совести.

Странно, быстро… От такой мешанины начинает раскалываться голова…

– Они нас не заметят… – пробормотала я, крепко держа своего знакомого за руку. Он был сейчас моим единственным собеседником… кроме пресловутого дневника. Но дневник был нем, и мне постоянно приходилось писать, не надеясь на ответ. С этим парнем была совершенно другая ситуация. Он был слишком разговорчив.

– Но лучше поторопиться… – миновав детскую площадку, мой собеседник повернул голову в сторону качелей и горок, едва слышно буркнув:

– Сверху вы казались больше…

Мне приходилось чуть ли не бежать за ним, шел темноволосый быстро, хотя зонтом делился охотно. Рюкзак висел на его спине мешком, из которого выглядывали горлышки бутылок.

Может, он решил заливать алкоголем горе? Нет… это все же слишком глупо с его стороны. Этот безымянный парень не кажется мне сторонником выпивки… Но я ведь знакома с ним от силы получас. Я его как человека-то толком не знаю!

Но он болен. Тем, чем больна и я. И этот вирус… Он объединяет нас.

– У тебя есть идеи, куда мы можем пойти? – голос его прозвучал над моим ухом крайне бодро.

– В магазин какой-нибудь… Я отсиживалась в них до этого… – назвала я первую идею, что пришла мне в голову, после чего и сама задала парню вопрос:

– Мне бы пригодился нож для консервных банок… У тебя его случайно нет?

Над нашими головами в очередной раз сверкнула молния, а спустя мгновение громыхнуло так, что мне показалось, что небо взорвалось. Крик вокруг стоял невыносимый, все билось в какой-то дикой агонии.

– Сейчас не лучшее время для такого вопроса… – мой знакомый даже не обернулся, говоря это, только ускорил шаг настолько, что я начала запинаться о собственные ноги в попытках угнаться за ним.

Я не понимала, почему мы шли на такой странной, дикой скорости, а не бежали со всех ног.