Текст книги "Аромат смерти, страсти, любви"

Глава 1.

Я открыла утром глаза и почувствовала, что ее нет.

Когда она просочилась в нашу жизнь, я так и не заметила… Смерть близкого человека. Человека, который был для меня всем.

Мир вокруг меня как будто выцвел. Я поднималась с постели, а Смерть уже встречала меня. Я чувствовала ее всей кожей… Ее равнодушный взгляд смотрел на меня спящую, скользил за мной пустыми глазницами, пока я ползала по комнате, пока готовила кофе… Один раз я ей даже его предложила. Нет, кажется, просто тихо налила чашку и поставила с глухим стуком на стол…

Я думала о Смерти. Ее раньше никогда не было в моей жизни. Никогда. Никто вокруг меня не умирал… Родственников кроме мамы у меня не было, друзей, которые были бы рядом – тоже, отца я вовсе не знала. Даже кошка, и та просто сбежала. Удивительно, но паршивка бросила меня со Смертью один на один, когда маму увезли на скорой…  Хотя, может она просто чувствовала запах Смерти также, как и я, и была не согласна с ее обществом. Но она могла себе позволить убежать, а я – нет.

Запах Смерти…  Может это была лишь игра моего натренированного годами обострённого чувства обоняния, но я различала ее запах. Не скажу, что неприятный. Затягивающий и пугающий, сбивающий дыхание… Какой-то день мне казалось, что я слышу один вариант аромата, а в другой он либо полностью менялся, либо дополнялся новыми нотами… Мне казалось, что я схожу с ума.

А теперь Смерть ушла. Забрала маму и оставила меня одну. Безразличная, неотвратимая, молчаливая. И запаха тоже не стало.

Было воскресенье. После похорон прошла, кажется, неделя. Я просто сползла с кровати в очередной раз и подняла глаза в окно. Солнечное, летнее, равнодушное утро. И вчера погода была такой же – неуместно ясной и безоблачной. Как и всю прошлую неделю.  Как и в день похорон…

Взгляд упал на тумбочку. На ней лежало два телефона – мой и мамин. Глупо. Я хотела положить ей телефон… ну, туда… Потом передумала. Ведь это и правда глупо. В итоге положила пару теплых носков… Так уж мы устроены… Не готова была к тому, что мамы не станет в моей жизни. Да и невозможно к такому подготовится. Это… просто не поддается принятию. Как в нашей жизни может существовать такое явление, как Смерть, которое мы просто не можем осознать и принять?!  Я не могу.

Я встала, пошатнулась… Тело еле передвигалось. Каждая мысль причиняла нестерпимую боль утраты. И все вокруг, конечно, напоминало об этом.

Наша квартира располагалась в центре города и была собрана из двух смежных квартир довольно старого дома. Место, наполненное до краев нашей личной с ней историей, нашими мыслями и распорядком, вещами и одеждой, запахом…

Кажется, я стукнула рукой по столу. Проползла по нему взглядом и наткнулась на пачку сигарет. Значит, я все же оказалась на кухне.

Начала курить совсем недавно, когда это все случилось. Не много. Много не получалось. Меня тошнило от сигарет, кружилась голова, но я упрямо курила. Казалось, что легчает. Хотя бы на время переставала чувствовать все эти ставшие непереносимыми запахи.

Потянулась к пачке. Потом одернула руку.

– Сначала завтрак… – прохрипела и оглянулась вокруг.

Как я пережила день похорон – до сих пор не понимаю. От запаха цветов тошнило до сих пор. Я ненавижу теперь цветы. Любые… Машинально бросила взгляд на цветок спатифиллума, благодарно радующего меня хрустящей лаковой зеленью и нелепыми белыми чашечками цветов. Он точно будет последним цветком в моей жизни, мамин ведь. Рука сама потянулась к листку, захотелось его прижать к себе и наконец поддастся истерии.

Но вдруг гробовую тишину моей квартиры раздавило дверным звонком. Я сморщилась. Сказать, что я не хотела никого видеть – ничего не сказать.

Но пришлось признаться, что надежда отвлечься хоть на что-нибудь, снабдила силами, и я поплелась к входной двери.

Взгляд скользил по полу из бамбука, цеплялся за каждую шероховатость… Я мечтала о бамбуке под ногами. Он был такой живой и уютный, но в то же время прочный и несгибаемый. Материал с характером моей мамы.

Дверь скрипнула, и перед моим хмурым (наверняка) взором в сумеречных очертаниях коридора возник мой помощник Родион. Он молчаливо смотрел на меня из-под светлых бровей, ожидая моего вердикта.

Родион был, в каком -то смысле, первым и последним человеком, которого мне бы хотелось сейчас видеть. Учитывая, что видеть сейчас мне вообще никого не хотелось. Для него это, очевидно, был бой, опасное техзадание, которое он сам себе прописал, и теперь был готов корректировать его по ходу событий кучей планов «Б», «В» и так далее, что ясно читалось сейчас на его решительном лице.

Ко мне нельзя было заявляться лично. Негласно. И теперь я признавалась себе, что это явление мужества у меня на пороге с кофе из моей любимой кофейни «Гланс» было куда более приятным, чем соседка, зашедшая за сахаром. И что там говорить, я малодушно схватилась за этот, обнадёживающий, с терапевтической точки зрения конечно же, шанс.

Смерть ушла, но Жизнь предстояло еще возвращать…

Кивнула Родиону следовать за мной. Он ничем не выдал радости, что планы с «Б» и другие не пригодились. Лишь молча прошествовал в квартиру, предварительно скинув свои ботинки.

– Я в ванную, – не оглядываясь, прохрипела я, – только проснулась…

Волосы вдруг встали дыбом от осознания того, что я не помню, в чем была одета! Спешно окинув себя взглядом, обнаружила, что на мне помятая синяя пижама.

Непроизвольно застонала от собственной никчёмности, чем наверняка заслужила встревоженный взгляд помощника из кухни.

Пока стремительно удалялась в сторону ванной, радовалась, что меня не было последние дни на кухне. Если бы я туда вторглась, там было бы просто олицетворение картины «Последний день Помпеи»!

Еще одна глупость: я не хотела ничего трогать и переставлять там. Кухня – мамино произведение искусства и ее любимое место в нашей квартире. Я пока не была готова проститься с ней. И не скоро буду.

Когда ее увезли в больницу, я перестала готовить и почти перестала есть. Мне с трудом удавалось что-то в себя запихнуть раз в день.

А вот ванная была нашей общей территорией. Втолкнув свое тело под струи воды, я намылила себя нейтральным гелем для душа, им же вымыла голову.  Я не могла выбросить все ароматные флакончики, скрупулёзно подобранные мной и мамой для ванной. Но и пользоваться ими тоже…

Запахи связывают нашу память с прошлым сильнее всего. Они сопровождают наши самые дорогие моменты в жизни и потом безжалостно окунают нас в воспоминания спустя годы. Поэтому к ним нельзя относится безответственно.

Под струями воды в моей голове зашуршали слабохарактерные мысли о том, буду ли я из последних сил геройствовать и изображать Миранду Присли, как моя мама, или все же перестану усугублять свое положение и позволю себе помочь. К примеру, Родиону. То, что он пришел за этим, сомнению не подлежало…

 Я стянула свои длинные светло-пепельные волосы в жгут, решив, что распущу их позже. Надо было хоть немного строже выглядеть. Усмехнулась: в пижаме, серьёзно?

С зеркалом мы не виделись давно, но наша встреча прошла также успешно, и отражение меня нисколько не огорчило.  С внешностью мне очень повезло. С генетикой, кажется, тоже. В свои 27 я выглядела на 23, и даже две недели личного ада ничего непоправимого мне не нанесли. Лицо бледнее только стало, а от этого зеленые глаза показались больше и ярче.

Через четверть часа я грациозно, как мне показалось, вплыла в кухню в огромном махровом халате. Мамином.

Родион сидел за столом, положив руки на ноутбук, и буравил взглядом белое надгрызенное яблоко в серебристой каёмочке на его крышке. Он все же молодец: ни к чему не прикасался, только поставил кофе на стол.

– Шеф… – сказал он тихо, не поднимая на меня взгляда, – у меня мама умерла пять лет назад…

Я застыла, не зная, что дальше делать. Мы помолчали, переваривая сказанное. Наконец я села, схватила кофе, но тут же одёрнула руку.

– Горячий, – констатировала хрипло. Опять упрямо стиснула скрипнувший стаканчик, венец дизайнерского искусства с картонными кружевами цвета «тиффани».

Мама говорила, что я вижу в людях только хорошее. Вообще-то она сокрушалась по этому поводу… Вот и сейчас гляжу на Родиона и думаю, что он – хороший парень. Отзывчивый, трудолюбивый… Таких поискать же на самом деле.

И как я без нее? Без ее умения разбираться в людях… Отхлебнула кофе.

– Может, отпуск, а, Родион? Лето все-таки… – спросила вдруг.

Бедный мой помощник! Нет, к моим странностям он привык… кажется. Я могла отправить его в отпуск прямо с планерки. При чем, на которую он и не успевал дойти со всеми необходимыми бумагами и регламентом. Но сейчас, видимо, не ожидал.

Ну что я могла поделать? Мне нужно было возвращать жизнь. И я не хотела его втягивать в это. Так бы у меня работы было бы больше, и, соответственно, меньше времени на себя и свои скачущие мысли.

– Я тебя не брошу сейчас, Каролина, – прервал мой хаос в голове Родион.

Я некрасиво сглотнула большой глоток кофе, который сделала секундой ранее, и уставилась на него. Кажется, я даже голоса его не узнала. Он стал какой-то низкий и проникновенный. Не тот, которым он произносил свое обычное «Да, шеф!». Нахмурила брови и добавила выражению лица требовательного недоумения. Да, после такого взгляда он должен был начать сникать и болезненно кривится. Но он был спокоен. Лишнего не позволял, смотрел серьезно и по-деловому.

– Хорошо.

Решила не придавать значения. Ну, назвал меня по имени, подумаешь! Мне даже понравилось. Но галочку поставила. Не ему – себе. Как – то я недопустимо бурно на это реагирую.

– Рассказывай.

Подобрала под себя ноги крест на крест, стиснула слегка остывший стаканчик и вытянула шею, намекая, что пора бы уже разбудить третьего участника нашего импровизированного заседания. Краем глаза заметила, что Родион не сразу оторвал взгляд от моего лица, замешкался ровно дозволительную долю секунды, чтобы у меня не закралась мысль срочно искать нового помощника, и покорно выполнил мою просьбу.

– У меня с собой в основном только бумаги на подпись, – по-деловому сухо сообщил он, уставившись в ноутбук. – Позволите, я кратко пробегусь по всем статьям, что мы обычно проверяем?

Ага, мы снова на «Вы». Кивнула, позволяя. Пока Родион зачитывал статьи расходов, закупок и прочего, я было принялась открыто его рассматривать, но дальше мужественной морщинки между бровей дело так и не пошло. Я как будто застряла в ней! Даже и не думала, что она мне так нравится. Ну, не у Родиона конкретно… А вообще. Мужчины с морщинкой между бровей всегда казались мне такими надежными…

– Я что-то больше не могу…

Это мой голос был сейчас? Встретила обеспокоенный взгляд помощника своим смущенным.

– Простите, Каролина?

Морщинка стала еще более глубокой.

– Простите, – повторил Родион и опустил смущенный взгляд на экран. – Думал, это лучшее, что вам сейчас может хоть немного помочь.

Его голос так трогательно охрип в этот момент, что меня аж пробрала дрожь.

– Ты был прав, – пожала плечами как можно более равнодушно. – Это лучшее… Ты можешь мне оставить документы, я прочту и подпишу.

– Я уже все подготовил, – вскинул он брови, и мой объект пристального внимания разгладился, – так что…

Наши взгляды встретились.

И вот оно началось. Он дышал ровно, держался превосходно. Первая секунда, и вот сейчас он убежден, что вообще –то мужчина прежде всего. Вторая – и он начинает выходить из зоны комфорта и наших прежних ролей «шеф – помощник». Рискует и прекрасно осознает это, но идет дальше. Конечно, он же все обо мне знает! Что друзей нормальных у меня нет, только странные. Еще со времен Грасской Парфюмерной Академии, под стать мне. Один говорит на английском, другой – на французском, присылают мне многозначительные подарки на все известные праздники, соревнуясь друг с другом в оригинальности…  Знает, что мне некому плакаться в жилетку. Что даже кошка от меня сбежала, а готовить я не умею. И что сейчас все наше с мамой дело вертится благодаря ему. Мгновения текут, а я смотрю и вижу все эти метаморфозы, как в калейдоскопе.

Родиону, кажется, на год больше, чем мне. Гладко выбритый, обычно сложно пахнет его личной историей… то есть, своим селективным парфюмом, который собирает из нескольких. Но его история всегда оставляла меня равнодушной. Обычно он пах уютным вечером в недорогом кафе и пустой болтовнёй ни о чем, неуверенностью в завтрашнем дне и одиночеством. Сегодня же вокруг него витает только запах моего кофе. Стоп! Кофе… только кофе?

– Родион, – прищурилась я.

Он молча вскинул слегка подбородок. Я спустила ноги на пол и скрестила руки на груди. Он не пах сегодня ничем! Не стал пользоваться старым запахом, чтобы начать что-то новое. Новое между нами? Ох, слишком много он обо мне знает…

– Шеф? – нахмурился помощник и подобрался. Но борьба взглядов продолжалась.

– Ты… – я сжала губы.

Я вдруг вздохнула и приоткрыла рот, скользнула по нему взглядом, полным интереса. Следом разомкнула руки и подалась вперед, опуская локти на стол. Родион нервно сглотнул и слегка отпрянул. Еле заметно, но этого было достаточно.

А дальше последовала жирная точка – мой взгляд в обрамлении сдвинутых бровей, плотно сомкнутый рот. Откинулась на спинку стула, но ладони оставила равнодушно лежать на столе. И вот оно ожидаемое: Родион заполз на свою комфортную территорию, повесил себе мысленно табличку перед глазами «Придурок», стиснул зубы и потупился на свои руки, сложенные на коленях.

– Я покурю и вернусь, – произнесла холодно и поднялась со стула. – Готовь пока документы.

От собственного тона замутило, не успела я еще и сигарету даже закурить… Ну вот зачем, а? Или это я виновата и со мной что-то не так?

Я громко хлопнула балконной дверью и обернулась на залитый солнцем город.

В эти гляделки научила меня играть тоже мама. Надо ли говорить, что она была одна всю жизнь? Слишком сильная, чтобы позволять садиться себе на шею еще кому-то, кто не способен был выдержать ее взгляд. Один раз она решила, что у меня все же должен быть отец и пренебрегла своей психологической уловкой… Мы, кстати, до сих пор с ним общаемся. Глеб Владимирович очень хороший мужчина, мягкий, заботливый. Они расстались тихо-мирно, мама даже плакала.

Затянулась сигаретой, почувствовала привычный приступ головокружения, переждала, затянулась еще раз. Дождь бы пошел, что ли…

У меня тоже был один серьезный роман. И в гляделки я тогда проиграла.

Роман был с Романом. Долгий и мучительный. Роман (никогда не получалось назвать его Ромой) терпеть не мог мой несерьезный бизнес (ага, такой несерьезный, что я сейчас даже на балконе стою на самом дорогом бамбуковом полу). С мамой у них тоже не заладилось. Даже кошка моя, образчик терпения, и та цапнула его за ногу однажды. Ему много чего не нравилось во мне, а мне – вот беда – нравился его запах. Нет, он не пользовался каким-то сложным парфюмом, а просто чем-то из люкса. Но, смешиваясь с его природным запахом, получался просто наркотический коктейль для меня. В нем необыкновенно вкусно смешивались рычащие горькие древесные и цитрусовые нотки свежести, немного плоского жженого запаха метро, глубокого запаха дорогих новых авто, их кожаных сидений и смазки новеньких деталей… Я долго довольствовалась только этим. Меня не напрягало ничего больше. И это начало напрягать Романа.

 Я спокойно слушала его претензии по поводу отсутствия у меня признаков обычной женщины и моих странностей до тех пор, пока к его запаху однажды не добавился шлейф приторных дворовых маргариток, навсегда оскорбивших примкнувшую к ним ноту благородного дикого ириса.  И я резко, по мнению Романа, приобрела не самые лучшие признаки обычной женщины. Он только, помню, сделал шаг в мою квартиру, и тут же выпал из нее. Орал, что я психованная невротичка, прижимая прохладную поверхность айфона к своей горящей физиономии.  А я вынуждена была проветривать квартиру пол дня и обкуривать ее смолой с эфирными маслами и кофе. С тех пор я люблю кофе…

Докурила сигарету и скользнула внутрь. Я знаю, что мужчины в большинстве своем терпеть не могут запах сигарет от женщины. Тем лучше.

Прошла за стол. Села. Родион посмотрел на меня из-под бровей. И, кажется, все понял. Хотя, скорее это произошло еще раньше – до того момента, как я вышла курить. От этого почему-то стало еще хуже.

– Шеф, что я могу еще сделать для Вас?

Как контрольный в голову. «Что я могу?» Ты мог бы не задавать этого вопроса, а просто сделать что-то.

Сцепила зубы.

– Я приеду завтра на работу… Нет, сегодня.

– Я с Вами.

– 

Хорошо.

Глава 2.

Одевшись в драные джинсы и какую-то растянутую футболку с психоделическим принтом, я распустила влажные волосы, которые с готовностью закрутились крупными блестящими колечками. Любила летом сушить волосы на ходу… Взгляд зацепился за телефоны на столе.

«Надо включить свой», – пронеслось неумолимое в голове. Сцепила зубы и подхватила свое «яблоко», порывисто нажала кнопочку включения. И бросила его на кровать оживать.

Вот бы мы так могли! Экран загорелся, и гаджет влился в нашу с ним новую одинокую жизнь. Тут же завибрировал, зазвенел на разные лады: сообщения посыпались на все мессенджеры, пропущенные звонки, смс… Жизнь рванулась ко мне с пугающим напором.

Пока мы ехали в такси, Родион хмуро пялился через окно на улицу, а я разгребала хаос в своем телефоне. Читала сочувственные письма, отвечала всем, благодарила, а сама на что-то надеялась. На что? Кинула взгляд в окно. Что кто-то напишет, что стоит уже на моем пороге и готов носить меня на руках, выслушивать мои сумбурные мысли, гладить по голове и готовить кофе? Перевела взгляд на Родиона… Вот зачем я заставила сыграть его со мной в эти глупые гляделки? Может, сядь я ему на руки и уткнись в шею, он бы и стал для меня этим самым человеком?

Ох, Каролина, не тот он… Очень противно заходить в море, и понимать, что тебе даже не по колено, а так, едва по щиколотку. Вода непременно нагреется и станет противно… от себя самой! Ведь знала, что не искупаться! А лезла…

А мы просто не полезли и остались на берегу. Все правильно… Все было правильно, но безнадежно плохо.

Я вдруг осознала, что мы с Родионом смотрим друг на друга уже какое-то время. И ничего. Спокойно так смотрим… Он вдруг слегка улыбнулся. Я ответила и опустила взгляд.

– Я знаю, что не оправдал ваших ожиданий, шеф, – услышала его голос, – надеюсь, впервые?

– Не впервые, – покачала серьезно головой, – еще ты носишь синюю рубашку периодически, а на фоне нашей оранжевой стенки в отделе винтажной парфюмерии от вашего дуэта на контрасте у меня просто глаза каждый раз готовы выпрыгнуть…

Он вдруг рассмеялся так тепло, с хрипотцой. И стена утреннего разочарованного напряжения между нами рухнула.

– Шеф, – покачал он головой, отсмеявшись, – вы все-таки необыкновенная.

И вдруг посмотрел на меня так серьезно.

– Пожалуйста, звоните мне в любое время… Я знаю, будет тяжело.

Кивнула. Ну вот, уже и не так плохо.

Магазин «ГРАСС» встретил нас прохладой и ненавязчивой вуалью аромата мяты, лаванды и апельсина с выраженным сопровождением терпко – сладковатой ноты березовой древесины. Эта композиция побуждала остаться и углубиться в себя, сделать паузу и очередное открытие, удивиться новому или остаться верным прежнему выбору. Ее много лет назад создала мама именно для этого места…

Нас с Родионом поприветствовала Марина, консультант магазина, изо всех сил старающаяся улыбнуться так, будто ничего не случилось. Я улыбнулась ей в ответ, и мы двинулись через главный зал, затем по коридору налево, и оказались в маленьком винтажном зале. Родион толкнул старинную зеленовато-голубую дверь с красноречивыми потёртостями, и мы прошли в кабинет.

Дверь эту мама привезла из своей поездки в Рим лет десять назад. Так чудно было: ее багаж потеряли, а дверь выгрузили за ней исправно (еще бы, потерять дверь было сложно). И она без вещей, но с дверью, стояла в аэропорту…

Я, изо всех сил цепляясь за это воспоминание, чтобы не начать думать о чем-то еще, ступила на ковер. Да, здесь был наш второй дом, и уютно было также. Мой взгляд вцепился в стол густого медового цвета, стоящий у противоположной стены, а мысли вдруг увязли в приторном пряном аромате, чуть не сбившем меня с ног. К счастью, Родион придержал меня за плечо и провел внутрь.

Пространство замкнулось вместе с дверью, которую он поспешил закрыть. Мне почудилось, что аромат комнаты ударился о крашеное дерево двери и с разочарованным шорохом откатился назад, упруго ткнувшись мне в спину.

Я на ватных ногах направилась вдоль шкафов и полок, расположенных вдоль боковых стен кабинета к столу, стараясь не думать и не различать запахов. Все здесь кричало о маме и о том времени, которое мы здесь провели…

Тонкий аромат вечерней фиалки, апельсина, казалось, парили под самым потолком, а вот пряные сухие ноты сандала и амбры согревали и обволакивали тело в районе солнечного сплетения. Вдоль стен струились десятки менее явных нот, связанные со своими многочисленными источниками, хранившимся в ящиках шкафов.

– Каролина, – позвал Родион извиняющимся тоном, как если бы мы были в храме.

Ну нет, я сначала преодолею расстояние до стола и мужественно усядусь за него. А потом уже можно и его послушать. Но вместо этого ноги вдруг подкосились, и я обессилено рухнула на толстый индийский ковер с витиеватым узором, вцепилась в него судорожно скрюченными пальцами и зажмурилась. Горло сжалось, в голове помутнело…

– Плохая идея, – смущенно выдавил Родион и подхватил было меня под руки, пытаясь поднять, когда вдруг за нашими спинами послышался резкий требовательный стук в дверь. И тут же ручка нетерпеливо дернулась и провернулась, явив нам посетителя…

Мы с Родионом так и замерли: я, полуоторванная от индийского ковра со слезой, катящейся по левой щеке и забывшей, как дышать, и он, хмуро воззрившийся на незнакомца, осмелившегося ворваться в такой момент в кабинет.

Посетитель перевел холодный взгляд с Родиона на меня и обратно несколько раз, а потом застыл, выбрав меня в качестве доминирующего объекта своего внимания.

Он был очень необычный… Я висела на руках помощника и беззастенчиво рассматривала мужчину. Очень высокий. На вид ему можно было  бы дать лет тридцать пять… Выглядел он в общем сногсшибательно. Но что именно сшибало с этих самых ног, так сразу сказать было сложно. Я не могла оторвать от него глаз. Все в его внешности резало и морозило (в произвольном порядке): четкие черты лица, жесткий подбородок и скулы, колючий властный взгляд… Светлые, или даже белые, волосы аккуратно зачесаны назад, собранные в хвост. Брови темные, но не черные, кажется… Вернее, они казались черными на фоне слишком светлой кожи. В середине-то лета? Ворот рубашки с длинными (летом!) рукавами был легкомысленно распахнут, никакого галстука. Черные джинсы идеально подчеркивали длинные ноги.

Он наконец шагнул внутрь, не дождавшись приглашения. Но не застыл, едва переступив порог, а стремительно приблизился, подхватил меня под вторую руку и поставил на ноги.

– Грегхан Даррейн, – он протянул руку Родиону, заметно "подвисшему" от услышанного. Помощник даже руку не сразу протянул, и посетителю пришлось подождать пару мгновений. Ответно представится тоже забыл.

А я лихорадочно размышляла, на каком языке с ним разговаривать. Имя точно не русское, но произнес он его совершенно без акцента. Наконец, решила, что с языковым барьером разберемся в процессе.

– Я – Каролина Артемьева, – обратила на себя внимание водянисто – зеленых глаз. – А это – мой помощник Родион.

Судя по реакции, никакого языкового барьера не предвиделось. Осторожно протиснулась между мужчинами и незаметно даже для себя оказалась за столом.

– Присаживайтесь, – указала на противоположное кресло.

– Будете чай или кофе? – поспешил загладить оплошность Родион.

Вопросительно посмотрела на… как там его?

– Ничего, – прозвучало слишком резкое, как будто мы его оторвали от чего-то важного какой-то незаслуженной мелочью! При этом он просто морозил меня своим взглядом не моргая.

– Мне – кофе, – хрипло выдавила я. Но Родион так и не двинулся. Я уж было подумала, что упала и в переносном смысле  в глазах своего помощника, и теперь даже кофе не достойна. Но, с трудом оторвав взгляд от посетителя и переведя его на Родиона, обнаружила, что тот хмуро пялится на его профиль и… не решается нас оставить?

– Родион?! – гаркнула так, что помощник вздрогнул и, одарив меня удивлённым взглядом, наконец скрылся за винтажной дверью. Уверена, чтобы очень быстро сделать мне кофе и кинуться с ним обратно.

– Примите мои соболезнования, – чуть склонил голову мой странный гость, а я, получив несколько дозволительных мгновений, пробежалась взглядом по деталям, не бросившимся в глаза сразу… Пара сережек в левом ухе из белого металла, шрам на виске… довольно серьезная была рана… что-то, висящее на черном шнурке, терялось на груди, скрытое складками ворота рубашки. Он сидел, сцепив пальцы и чуть наклонившись вперед, и все также внимательно рассматривал меня, прищурив глаза.

– Спасибо, – прошептала. – Вы… знали маму?

– Знал, – короткое. – И был на похоронах.

Он чуть откинулся на спинку и, казалось, расслабленно выдохнул. Но цепкий изучающий взгляд никуда не делся.

– Я… – нервно сглотнула, – не помню… Вообще плохо помню… все…

– Это понятно, – выпустил он меня на миг из плена своего взгляда и нахмурился, устремив его в пол.  – Каролина, я все понимаю, но времени у нас с вами мало. Если позволите, я бы хотел перейти сразу к делу.

Кивнула. Еле уловимый акцент у него все же был.

– У Изабеллы был контракт, который она не закончила. – Имя мамы в его исполнении прозвучало, как выстрел для меня. Я даже вздрогнула. – И заканчивать его придётся вам…

Повисла ожидаемая пауза. Я все пыталась вспомнить его имя…

– Простите, но не могли бы вы мне напомнить ваше имя? – нарушила тишину.

– Грэгхан.

Никогда такого не слышала… Какой контракт?

– Я ничего не знаю о контракте, – подалась вперед и ответила наконец ему таким же взглядом. Кто он такой вообще?!

– Это само собой разумеется, – кивнул он. – Основное требование контракта – неразглашение его третьим лицам.

В коридоре вдруг раздался возмущённый голос Родиона под аккомпанемент позвякивающей о блюдце чашки. Грэгхан даже не удостоил вниманием эти звуки, а я вот подскочила с места.

– Каролина, – укоризненно процедил он, – за дверью стоит мой помощник и обеспечивает приватность нашего с вами разговора, только и всего.

Уставилась на него непонимающе.

– Для блага вашего же сотрудника, – добавил он. – Сядьте, будьте добры.

У меня сложилось впечатление, что ему стоит больших усилий разговор со мной в такой вот манере. Хмуро опустилась в кресло.

В этот момент дверь распахнулась, и в комнату шагнул возмущённый Родион. Молчаливо отмерил шагами пол до моего стола, бросил убийственный взгляд на Грэгхана и брякнул чашку с кофе передо мной:

– Если что, я все равно рядом, – не спуская глаз с постороннего, процедил он упрямо. Надо ли говорить, что Грэгхан даже не удостоил его внимания.

– Все в порядке, – поспешила заверить его, – я позову тебя. Спасибо.

В полумраке дверного проёма маячил кто-то еще, но было не разглядеть. Он отошёл, давая Родиону выйти, и закрыл за ним двери. Дождавшись, когда мы останемся вновь наедине, Грэгхан откинулся на спинку стула и продолжил:

– Компания моего отца давно сотрудничает с Изабеллой, она – очень талантливый парфюмер, – он смутился оговорке, но поправляться на «была» не стал. И я вдруг испытала к нему нерациональное чувство благодарности за это. – Она не могла говорить вам об этом, это – требования компании.

Он сделал паузу, очевидно на случай моих всевозможных реакций, но я пока не решилась ни на одну из них.

– У меня с собой все документы, а также фотоматериалы, – продолжал он. – Но прежде, чем мы перейдем к главному, у меня для вас будет тест. От его итогов будет зависеть ход нашей дальнейшей беседы. Вы не против?

– Нет, – мне уже порядком надоело то, что он постоянно говорит, а я только хлопаю глазами. Но я тут же пожалела о своем опрометчивом ответе, так как Грэгхан рывком поднялся и направился ко мне.

По мере его приближения, я вжималась в кресло все сильнее. Он обошел стол, остановился надо мной и протянул мне руку. При этом ему пришлось изрядно наклониться, и из складок рубашки на груди выскользнул металлический клык, перехваченный шнурком у основания. Я завороженно уставилась на него, изо всех сил избегая обращенного на меня взгляда.

– Каролина, – вывело меня из оцепенения раздраженное рычание хозяина объекта моего пристального внимания.

– В чем заключается тест?! – рявкнула в ответ, так и не протянув руки.

Грэгхан удивлённо поднял бровь, но в следующее мгновение крутанул мое кресло в свою сторону и обхватил его обеими руками так, что я оказалась в его западне. Наши взгляды скрестились.

– Я могу посмотреть документы и фото, о которых вы говорили? – схватилась за последнюю возможность, стараясь не зажмуриться.

– Когда расскажете мне о моем запахе, – жестко ответил он.

– Что?

Вопрос вырвался сам собой. Это вообще-то моя прерогатива вводить в ступор людей.

– Задачка нетривиальная, Каролина, – вдруг усмехнулся он. – Боитесь?

– Я не боюсь вашей "задачки"! – огрызнулась я.

– Тогда мы теряем время! – не остался в долгу он. – Начинайте!

Взбесил меня! Я порывисто качнулась в его сторону, но запала хватило только сантиметров на двадцать. Грэгхан сверлил меня раздраженным нетерпением взглядом, к которому, как мне показалось, я уже начинала привыкать, и не двигался. Я сосредоточенно закусила губы, не отпуская судорожно сжатых подлокотников, и осторожно приблизилась лицом к его шее.

Вообще-то, его запах уже давно теребил кончики моих нервов, витая рядом с хозяином, а теперь я просто нырнула в него, неосознанно прикрыв глаза (или ,наконец, зажмурившись). Названия составных частей аромата сами всплыли в голове. Я уже чувствовала привкус каждого разными участками языка, осталось лишь оформить их в названия…

– Достаточно! – он рывком отпрянул от меня.

Я обескуражено захлопала глазами, провожая спину мужчины.

– Но я даже не успела…  – начала возмущаться, не подумав. Ну и что, что не успела! Сейчас он просто уберётся из моего кабинета и оставит в покое. Закрутил тут все в каком -то хаосе! Контракт, неразглашение, мама…

– Вы прошли тест, – процедил он, направляясь к двери.

Может, я ослышалась, и он уходит? Но нет. Он вернулся из коридора с аккуратным чемоданчиком и, подойдя с ним к столу, принялся раскладывать передо мной документы, извлекая их один за другим.

– Здесь, – он прижал первую бумагу к столу, – договор Изабеллы.