Текст книги "Ведьмино Наследство"

Ведьмино Наследство
Автор: Анна Завгородняя

Глава 1.

«Хорошо иметь домик в деревне!» – думала я, направляясь к новому пристанищу, неожиданно полученному в наследство. Старый автобус, еще помнивший Советский Союз и годы Перестройки, уныло отсчитывал колдобины на еще более древнем асфальте проселочной дороги, увозя меня прочь от цивилизации и ее благ.

 Сидя на облезлом сидении, обхватив руками тощую сумочку, таившую в своих глубинах телефон, кошелек и документы на новые владения, я пыталась не поддаться тряске и старательно любовалась на мелькавший за окном пейзаж сельской местности, пришедший на смену лесополосе. Хотела отвлечься, но получалось плохо, особенно когда, подпрыгивая в очередной раз на ухабе со второй сумкой, зажатой между ног, больно ударялась пятой точкой о сиденье, твердое, как гранит.

 Куда ни глянь вдаль тянулись поля. Где-то далеко, за пару-тройку километров в сторону от дороги, маячил темный лес. Густой и наводивший на мысль о домике бабы Яги и болотах водяного. К слову, болота здесь и правда были. Я смутно помнила об этом, как и о своем приезде, состоявшемся несколько лет назад, в деревеньку с искрометным названием Северные Ложечки. Еще хуже помнила бабушку, приходившуюся родной сестрой матери моего отца.

 Старушка была вредная и одинокая. Мы побывали у нее всего однажды, когда мне исполнилось восемь. И с тех пор не общались. Ни я, ни отец. Одного раза и впечатлений хватило надолго.

 И вот, словно гром среди ясного неба, это наследство. Домик в деревне, появившийся так кстати и так вовремя, но что и говорить, очень неожиданно.

 Нет, жить там я не собиралась. Девочка я городская, люблю интернет и удобства. Так что ехала я в эти Ложечки с целью посмотреть наследство, оценить домишко, пожить там с неделю-другую, а потом продать этот подарок судьбы хоть кому-то и за какие-то деньги.

 Вместе со мной в автобусе ехало несколько бабулек, то и дело бросавших в мою сторону любопытные взгляды. Одна старушка, с лицом, сморщенным, как моченое яблоко, везла козу, и всю дорогу от остановки, держала рогатую обеими руками, сетуя на тряску. И бабка, и коза, обе смотрели на меня с удивлением, особенно выделяя мои ноги, или точнее, туфли на каблуке.

Да я и сама уже была не рада, что надела их. Но, слава богу, в сумке были кроссовки. Так что сразу по приезде в Ложечки, едва сойду с автобуса, переобуюсь в более удобную для этих мест обувку.

 Ехать пришлось долго. К тому времени, когда автобус привез меня в пункт назначения, сошли все старушки, и я тряслась в гордом одиночестве, уже не любуясь видами, а мечтая, чтобы дорога закончилась.

 И вот мечта сбылась.

 Остановка в деревеньке состояла из навеса и деревянной лавки. Сгрузившись, посмотрела вслед отъехавшему «пазику», затем села на лавку и зарылась в сумку, извлекая на свет божий кроссовки. Быстро переобулась, сунув туфли в пакет, и закинув сумочку через плечо, встала и посмотрела на деревню.

 Что и говорить, Ложечки меня не поразили. За столько лет здесь, полагаю, мало что изменилось.

Одна единственная улица вела меж домов, часть из которых оказались заколоченными. Еще часть выглядели так, словно их давно было пора не то что заколотить, но снести врагам назло. Но встретились и несколько вполне приличных, с белеными стенами и резными ставнями на окнах.

 Шагая вперед и волоча за собой сумку на колесиках, глядела в поисках нужной таблички с номером дома. Как назло, не встретила ни единой живой души. Зато меня пару раз облаяли собаки, а один раз дорогу перебежала стая гусей или уток. Вот точно сказать не могу, так как не разбираюсь в этом.

 Солнце палило нещадно. Я плелась, вертя головой и держа в памяти номер дома, такой же унылый, как и деревня.

 Тринадцать. Да. Именно тринадцать. Зато не пропустишь. Но нумерация в этих Ложечках была странной. Не то, что в городе. С одной стороны встречались дома и с четными, и с нечетными цифрами, ломавшими привычную нумерацию улиц. А потом мне повезло.

 Старика заметила, когда выходил за калитку. Седой, высокий, в теплом кожухе, и это несмотря на жару, дед старательно забивал табаком трубку и явно собирался присесть на лавку, стоявшую у забора. Завидев меня, он удивленно приподнял седые брови, но дело свое не оставил. Я же, вдохновленная первым жителем Ложечек, рванула вперед, чтобы расспросить о доме номер тринадцать.

– Дедушка, добрый день! – произнесла с улыбкой, встав рядом.

 Меня смерили взглядом, затем кивнули.

– Добрый, – последовал ответ.

– Не подскажите, где здесь дом номер тринадцать? – спросила я.

 Очередной взгляд показался мне более внимательным и любопытным.

– А тебе зачем?

– Так я приехала в наследство вступать, – сообщила старику. – Серафима Геннадьевна была моей родственницей.

– Вот, значит, как? – он принялся раскуривать трубку. – Значит, внучка? – предположил, а сам посмотрел как-то подозрительно, словно и не рад был моему появлению в Ложечках.

– Почти, – не стала вдаваться в подробности.

– Ну, пойдем, проведу, – он тяжело поднялся на ноги. – Покажу, что да где.

– Буду вам очень признательна! – я снова взялась за ручку сумки, и мы пошли. Дед впереди, я за ним следом, словно хвостик.

– Меня, к слову, дедом Степаном кличут! – не оборачиваясь, представился старик. – Степан Игнатьевич.

– Василиса, – ответила я.

 Тут он все же оглянулся. Видимо, на имя отреагировал. Впрочем, не он первый. Это отец так меня назвал. Не подумал, как дочь потом жить будет с подобным именем. В школе меня дразнили, в институте тоже. Ну, глупых людей всегда хватало. А вот друзья называли меня Лиса. В отличие от отца, который вечно «Васькал» будто я не девушка, а кот.

– Хорошее имя, – между тем сказал дед Степан. – Редкое. У нас даже в деревне такие из моды вышли. Да и молодежи осталось мало.

 Я кивнула, про себя удивившись тому, что в Ложечках, оказывается, есть эта самая молодежь! Но ни слова не сказала, решив, что скоро и так все узнаю сама.

 Мы продолжили путь. Как оказалось, мой дом был самым крайним в деревне. Считай, на отшибе.

 Небольшой огородик, сад и за деревьями удивительно крепкий, ухоженный дом, вид которого, признаюсь, приподнял мне настроение.

– Только ключи у Николаича взять надо. Сима ему их отдала на хранение. Это я точно знаю, – заявил мой провожатый.

– Николаевич? – уточнила я. – А кто это? – а сама уже представила себе еще одного старичка с трубкой и в кожухе.

– Да вот его дом. Соседний, – указал на строение через дорогу мой провожатый.

 Я перевела взгляд и увидела добротный дом в два этажа. С верандой, каменным, но невысоким, забором, дорожками, посыпанными гравием, и машиной-внедорожником, стоявшей под тентом. И как-то от увиденного образ добродушного старичка в телогрейке плавно сменился на образ молодого и довольно упитанного мужичка. При этом, не сомневаюсь, он был крайне хозяйственным и педантичным. Слишком уж ухоженным выглядели и дом, и двор. Даже пара кур, пробежавших по дорожке с квохтаньем, выглядели опрятно и чистенько.

– Пойдем, Вася, – сказал дед Степан и толкнул резную калитку во двор, после чего, едва ступив на дорожку, заголосил: – Николаич! А, Николаич! Ты дома?

 Я протиснулась следом. Оставила сумку у забора и стала ждать, кто выйдет из дома.

– Машина здесь, значит, должон и хозяин быть тут, – обернулся ко мне старик, после чего дыхнул в лицо табаком и улыбнулся.

– Серафима Геннадьевна доверяла этому человеку? – зачем-то спросила я.

– А как же. Мы тут ему все доверяем. Но я рад, что ты приехала, – непонятно ответил старик. – А то Николаич сам ужо не справляется. Он-то не по тем делам мастер.

– Не поняла? – проговорила, вскинув брови. Что несет этот старик? И почему это он мне рад?

 Ответа не последовало. Так как на крыльцо из дома вышел тот самый Николаевич.

 Я только подняла глаза, как застыла в удивлении. Мужчина оказался совсем молодым. Лет тридцать с небольшим. Зато приметный такой дядька. Крупный, с широкими плечами и богатырским ростом. Он был одет в потертые джинсы и белоснежную майку, так не вязавшуюся с образом деревенского богатыря.

 Совсем не вязался с современным нарядом и образ самого мужичка. Лохматый, заросший, с усами и бородищей, он сурово взглянул на нас со Степаном и спустился вниз, шагая тяжело и недовольно.

– Что уже произошло? – спросил он, а сам зыркнул на меня, да так, что на миг показалось, будто меня отрентгенили и отсканировли этими глазами, темными, как два глубоких омута. Сглотнув, сипло произнесла:

– Здрасте!

– Здрасте, – передразнил он.

– Да вот, Николаич, это внучка Симы пожаловала вступать в наследство, – пыхнул трубкой старик, ничуть не обидевшись на хмурый взгляд и неприветливый тон хозяина дома. – Так что, оставляю ее на тебя. Сима-то тебе поручила наследников приветить. Вот и привечай. А я пошел. У меня еще дел по горло.

«Ага! – подумала я. – Наверное, на лавке сидеть и в небо пыхтеть, вот и все его дела», – но вслух произнесла: – Спасибо, что проводили, дед Степан.

– Бывай, – он вышел, хлопнув калиткой и я осталась наедине с бугаиной, от одного вида которого тряслись поджилки.

– Добрыня, – он протянул широкую ладонь, а я со страху возьми да ляпни:

– Никитич?

 Ага. Глаза здоровяка потемнели. Шутка не удалась.

– Волков Добрыня Николаевич! – он поймал мою тонкую руку и сжал так, что я пискнула. Хватка у дядьки поистине оказалась медвежьей. Впрочем, он и сам мне напоминал медведя.

– Василиса… – начала было я, когда Николаевич усмехнулся и прежде, чем успела назвать фамилию, выдал:

– Прекрасная или Премудрая? – а сам глядит так насмешливо, что я поспешила руку высвободить из плена его лапищи.

– А я два в одном, – нашлась с ответом. – Родители постарались.

 Добрыня хмыкнул.

– Ну, тогда покажите ваши документы, Василиса Прекрасная, – произнес здоровяк и кивнул на дом. – Зайдете? Там будет удобно.

– Нет, спасибо, – я открыла сумочку и достала все необходимое, после чего протянула документы Николаевичу. Он документы сгреб. Открыл и принялся изучать, в то время как я принялась рассматривать его лицо.

 Впрочем, под такой бородищей, разросшейся обильно по физиономии соседа, мало что разглядишь. Черты лица показались крупными. Да и он сам был какой-то массивный, на вид неловкий, как и все подобные люди. Но я разглядела.

 Добрыня оказался вполне симпатичным мужчиной. Прикинув в уме, каким он станет, если сбрить все это безобразие с его лица, вдруг поняла, что возможно, этот тип тот еще красавчик. И глаза выразительные, и черты, хоть крупные, но не портят общий вид. Сам он весь был ладный. Под простой одеждой красовались литые мышцы и ни единого грамма лишнего жира.

– Пойдемте, покажу владения, – мне вернули бумаги. – Только сначала возьму ключ от вашего дома.

 Он вернулся быстрее, чем я положила бумаги в сумочку. Вскинула голову, а он тут, как тут. Стоит, возвышается, словно скала. В руке зажат ключ.

– Пойдемте, – повторил бородатый и мы двинулись прочь с его двора на дорогу.

 Добрыня отпер калитку, запертую на простой засов, толкнул ее в сторону и пропустил меня вперед, как настоящий джентльмен.

Улыбнувшись, ступила за калитку и, почти сразу, еще не сделав даже шаг в направлении дома, взвизгнула, когда под ноги метнулось что-то большое и черное.

– А!

 Наверное, мой вопль услышала вся деревня. Но провожатый детина не торопился прийти на помощь девице в беде. Вместо этого он спокойно наклонился и поднял с земли то самое черное и живое. Кота или кошку. Так сразу и не поймешь, не заглянув под хвост. Живность оказалась здоровенной, размером с немаленькую собачку.

– Это Маруся, – представил мне кошку Добрыня. – Она принадлежала бабе Симе. Теперь она ваша, – а сам почему-то так насмешливо зыркнул, что я невольно свела брови и воззрилась на Марусю.

– Это чем же ее бабушка кормила? – подумала, только мгновение спустя сообразив, что высказала мысли вслух.

– Маруся из крупных кошек, – Добрыня почесал зверище за ухом. Кошка посмотрела на меня вполне осознанно. Вот как Николаевич несколько минут назад, отсканировав и отрентгенив меня. Даже холодок прошел по спине.

 Зверь оказался очень крупным. С желтыми зеркалами глаз, короткошерстный и явно неласковый. Не было в ней того, что я привыкла видеть в кошках. И на ласку соседа она почти не отреагировала. Сидит на его руках и смотрит, пристально так, не по-кошачьи, словно изучает. Брр…

– Очень, вижу, крупная. Мне ее не прокормить, – пошутила. В голове мелькнула мысль погладить кошку, но отчего-то передумала. Слишком уж недобро киса таращится.

– Прокормите, – Волков опустил Марусю на землю. Кошка и не подумала куда-то убежать. Села, обвила тельце хвостиком, запрокинула крупную голову и продолжила сканирование. – Маруся хорошая охотница. Мышей и крыс в доме нет. Она следит.

– Это хорошо, – произнесла я. – Но давайте посмотрим дом, – предложила и Добрыня согласно кивнул.

 Мы пересекли ухоженный двор с политыми цветочками и небольшим уголком съедобной зелени. Волков первым поднялся к двери, кошка за ним. Но почему-то отпирать дверь не спешил. Дождался меня и протянул на раскрытой ладони ключ.

– Вы хозяйка, вам и отпирать, – заявил.

 Ну я и отперла.

 Внутри, в отличие от двора, было не убрано. Нет, все, казалось, лежало на своих местах, никакого бардака, только воздух был тяжелый, требовавший немедленной вентиляции помещения.

 Оглядевшись, поспешила к окну, а Добрыня, вошедший следом, продемонстрировал мне радости цивилизации, включив свет и выключив его.

– Электричество у нас есть. И водопровод, – порадовал меня Волков.

– Отлично! – я провозилась с окном, но когда распахнула его, улыбнулась свежему воздуху, ворвавшемуся в помещение. Про себя же подумала, что так дом будет проще продать. Ведь мало кто захочет жить там, где по вечерам нужно разжигать свечи и постоянно таскать из колодца воду.

 Приободренная открытием, развернулась и посмотрела на комнату, открывшуюся взору. Теперь, когда воздух стал не таким сжатым и пыльным, дышать стало веселее.

 Наглая кошка с видом истинной хозяйки прошла вперед и устроилась на нижней ступеньке лестницы, ведущей на второй этаж, где, по всей видимости, находилась комнатка или чердак. Маруся принялась ловить блох, а я прошлась, осматриваясь.

 Что и говорить, когда приберусь и смету пыль, то внутри будет очень даже ничего. Мебель, конечно, старая, но кажется, еще довольно крепкая. Отдам ее вместе с домом. А там пусть новый хозяин разбирается, на слом, или оставить в хозяйстве.

 Подняв руку, провела пальцем по слою пыли на серванте, остановила взгляд на старом фото хозяйки дома. Застыла, вспоминая знакомое лицо.

– Как она умерла? – спросила зачем-то. – Болела, или по старости?

– Время пришло, – как-то отстраненно ответил Добрыня. – В общем, вы тут осваивайтесь, а я пойду. У меня еще дел невпроворот. Если что понадобится, обращайтесь. А так, что могу сказать, дом хороший, крепкий, добротный. Бабка Сима за ним ухаживала. Держала в порядке. После ее смерти я присматривал как мог. Все, что вам придется здесь делать, это жить и за порядком следить.

– Мяу! – подтвердила слова Волкова Маруся, наконец, перестав заниматься ловлей блох.

 Я покосилась на нее. На миг показалось, что кошка…нет, ну почти точно! Что кошка улыбнулась!

 Я даже моргнула, но когда снова посмотрела на Марусю, та уже вылизывала черный бок и больше не проявляла ко мне интереса, занявшись собственной красотой.

– А не подскажите, никому дом из деревенских не нужен? – спросила, успев до того, как бородач откланялся. Волков даже застыл и на меня поглядел своим странным, капельку жутким, взором.

– Хочу продать его, – продолжила я. – Вам, как соседу, предлагаю первому. Вы мужчина молодой, вдруг женитесь и решите расширяться. А тут все под боком, можно сказать, под рукой.

 Волков несколько секунд молчал. Затем усмехнулся криво и заявил:

– Очень сомневаюсь, что вы захотите продавать дом, Василиса. – Сказал так уверенно, что я удивилась.

– Поживете и поймете сами, какой это, – он прочистил горло, явно, чтобы подчеркнуть паузу, – какой это замечательный дом, – и шагнув к двери, добавил, – скоро сами все поймете, – повторился и был таков.

 Не знаю, почему, но едва за мужчиной закрылась дверь, метнулась к окну и проводила взглядом крепкого бородача, глядя, как он быстро пересек двор и вышел за калитку. При этом Добрыня оглянулся и безошибочно поймал мой взгляд. Но никак не отреагировав пошел дальше, а я отпрянула назад в дом, чувствуя некоторую недосказанность, повисшую в воздухе.

– Мяу! – заключила Маруся и спрыгнула со ступеньки, подошла ко мне и присев, уставилась немигающими желтыми тарелками глазищ.

– Мяу! – передразнила кошку, как мне показалось, удачно.

 Тут Маруся прищурила глаза и фыркнула. Могу поклясться, в этом фырканье было нечто насмешливое, словно она прекрасно все понимала.

– Так, – проговорила я. – Надо осмотреться и разобрать сумку. Все же, несколько дней придется пожить в этом доме.

 Я планировала прибраться и сделать несколько фото, чтобы потом, выставив дом на продажу, было что показать потенциальным покупателям. А значит, стоит засучить рукава и начать действовать, если не хочу задержаться дольше положенного срока.

 Не то, чтобы меня очень ждали дома. Более того, я была рада этой поездке и на это были свои причины. О том, что я уехала, знали только домашние. И им строго-настрого было приказано ни под каким предлогом не раскрывать местоположения дочери одному определенному индивиду.

 Пусть помучается без меня недельку. Может, поймет, каково это, вот так пропадать без предупреждений, и поволнуется, как волновалась я.

 Вдохновленная такими мыслями, пошла бродить по дому в поисках спальни, или чего-то, ее заменяющего.

 Дом порадовал. Действительно, как и сказал Волков, здание оказалось крепким. Внутри стены обиты деревом, был камин, к слову, вычищенный от золы и готовый запылать в холодную зиму. Я также нашла кухню с водопроводом и маленькую спаленку, где стояли кровать, стол и шкаф для вещей. Что самое удивительное, все было в идеальном порядке, ну, не считая слоя пыли. Создавалось ощущение, что хозяйка прибрала и вышла, чтобы вскоре вернуться.

 Все вещи в порядке. Ничего не разбросано. В мойке не наблюдалось посуды. Плита идеально вычищена и к ней подключен газовый баллон, который я нашла здесь же, спрятанный в странного вида шкафчик. Стоило открыть дверцу и вот он, с вентилем и прочим, как полагается.

 Отыскав спички, попробовала баллон в работе, и порадовалась, когда синий огонек вспыхнул. Значит, проблем с чаем и завтраком у меня не будет. В сумке у меня лежала банка с кофе и упаковка чая. А еще, к ним в придачу, два шоколадных батончика.

 Нашла я и холодильник. Рискнув, открыла. Внутри оказалось также идеально чисто. Только тряпкой пройдись и включай в розетку.

 К слову, наличие электричества в Богом забытых Ложечках, порадовало сильнее всего. И я даже понадеялась, что здесь найдется и интернет, но телефон ничего не ловил, молчал, как партизан.

 Все то время, пока я исследовала дом, черная обитательница Маруся ходила за мной словно по пятам. То и дело, бросая взгляд через плечо, видела, как она следует на расстоянии, глядя своими глазищами. Даже немного жутко стало. Создавалось ощущение, что животинка следит за мной. Вроде кошка, как кошка, а от ее взгляда по спине мурашки.

 Несколько раз сделала попытку подойти к Марусе ближе, чтобы погладить, но мохнатая хозяйка ускользала от руки и ласки, словно дикарка. И в итоге я оставила это дело, решив сосредоточиться полностью на изучении дома.

Побродив по нему еще с полчаса, вернулась в гостиную, туда, где оставила вещи, решив перетащить сумку в спальню. Кровать в доме была всего одна. Ну и пусть, что бабушка спала на ней. Думать о том, что старая Серафима почила в спальне, не хотелось. Как и спать на полу. Поэтому, решив для себя, что, словно известная героиня не менее известной книги, я подумаю об этом завтра, уверенно потащила сумку в сторону спальни.

– Мяу! – раздалось за спиной, когда я уже было открыла сумку, решив вытащить ее содержимое на свет божий.

 Повернув голову на звук, увидела, что кошка стоит на пороге и таращится на меня. Но на этот раз ее взгляд был каким-то другим. Он изменился.

– Что? – спросила я Марусю, чувствуя себя немного не в своем уме. Надо же, разговариваю с кошкой, да еще и смотрю на нее так, будто она сейчас ответит что-то более вразумительное, чем ее пресловутое «мяу».

 Кошка потерлась спиной о дверной косяк и повторила свое противное: «Мяу!» – а затем проворно выпрыгнула из комнаты и оглянулась, будто проверяя, смотрю ли я на нее.

  А я смотрела. Чувствуя себя при этом немного странно.

– Мяу! – уже как-то резко повторила животинка и пошла дальше, но сделав несколько шагов, снова оглянулась. Могу поклясться чем угодно, что в тот момент в ее взгляде было удивление и вопрос: почему ты, человечина, не идешь за мной? Я же зову?

 «Человечина» почесала нос и было продолжила заниматься своими делами, когда Маруся мявкнула так, что стало понятно – она совершенно точно зовет меня за собой.

 Я даже села, уставившись на мохнатую хозяйку. И тут кошка кивнула. Вот честное слово, взяла и кинула, как человек, и бодро пробежала вперед еще с несколько кошачьих шагов.

 Ощущая себя как минимум глупо, поднялась и последовала за ней уже мысленно смеясь над собой.

 Нет, мне определенно надо выпить кофе. Это волнение и усталость сказываются, раз мне мерещится, что какая-то там кошка пытается что-то показать. И все же, я пошла за ней.

 Маруся даже подпрыгнула, аки козочка, явно довольная происходящим, а затем шмыгнула на лестницу и бодренько так затрусила на чердак, остановившись только перед дверью. Я остановилась внизу, подумав про себя, что там, наверху, как раз побывать не успела. Планировала сделать это позже, но кошка явно пыталась заманить меня туда.

 Маруся уселась на верхней ступеньке, обвила хвостом лапы и принялась ждать, глядя так пристально, что я мысленно махнула рукой на собственное безумие и начала подъем.

«Хорошо, – подумала про себя, – если ей так хочется, я зайду туда и посмотрю, что творится на чердаке!».

 Кошка, словно прочитав мои мысли, замурчала, будто заведенный трактор. А у меня отчего-то руки затряслись, пока тянулась к дверной ручке.

 Ощущение чего-то необратимого, надвигающегося как неизбежность, наполнило сердце. Вот если по уму, мне бы плюнуть на этот чердак, и вернуться вниз, но кошка урчит, будто пытается загипнотизировать. И рука тянется, чтобы вцепиться в дверную ручку.

 Мотнув головой, прогнала наваждение. Право слово, что это со мной? Думаю о каких-то глупостях. А ведь это просто дом и просто чердак! А у ног моих сидит самая простая, ну разве что излишне крупная, кошка. Так чего я оторопела?

 Решившись, потянула дверь на себя и застыла, сообразив, что она, эта самая дверь, открываться не желает. Ну ни в какую.

– Хм, – произнесла с чувством.

– Мяу! – поддержала меня черная кошка. И этим своим звуком она явно что-то пыталась сказать. Я подергала дверь еще немного, прежде чем сообразила, что она открывается вовнутрь.

 Глупо хихикнув, толкнула дверь о себя и с тихим скрипом последняя, наконец, сдалась. Кошка перестала мурчать и на меня свалилась полная тишина. Переступая порог, вдруг осознала, что мир будто замер. Все звуки исчезли, и даже собственные шаги ощущались, словно ступала по вате. Я не слышала ничего. И только в груди гулко и тяжело ударилось сердце.

 Я сделала несколько шагов в темноту. Слепо выставив вперед руки, принялась искать выключатель на стене, решив, что если внизу в доме есть электричество, то, скорее всего, оно должно быть и здесь.

 На чердаке царила тьма и холод. Такой ледяной, будто я прошла из лета в зиму. Вздрогнув, увидела краем глаза, как сбоку мелькнуло что-то яркое, голубое. С губ со вздохом, сорвался пар и тут тишину разорвал жуткий хлопок. Звуки вернулись. Очень не вовремя!

 Я подпрыгнула на месте, круто развернувшись для того, чтобы успеть увидеть закрывшуюся дверь, когда об меня что-то ударилось. С тихим воем, леденящим кровь. Ударилось так, что я отлетела в темноту, а падая, приложилась затылком о деревянный пол, не отличавшийся приятной мягкостью.

 Перед глазами заплясали голубые искры, а затем все погасло и мир поглотила тьма.