Текст книги "Ведьмино Наследство"

 Сама не знаю, как удержалась. Проглотила вопль и икнула. А Кащей, он же, видимо, Бессмертный, уже подошел так близко, что руку принялся тянуть ко мне. То ли хотел облобзать мою, то ли просто пожать. Но так, или иначе, мне очень хотелось избежать прикосновения, потому как, при более тесном рассмотрении, рука у него тоже оказалась без кожи и прочих приятностей. Просто кости. Суповой набор, на который и дворовой Шарик без тоски не взглянет.

– Кащеюшка, – прокашлялась Маруся за спиной гостюшки. – ты это, облик-то сменил бы! Неча мне девку пугать. Она и так городская, к вашему брату непривыкшая. Ишь, ужо икает с перепугу. – А потом сообщила мне, выглянув из-за плаща нечисти: – Не боись, Вась! Он свой. Давно ужо не лютует! Договор у него с Добрынюшкой. В Ложечках ведет себя хорошо. Не боись.

– Мама родная, – я посмотрела на костлявую руку. А Кащей, посрамленный домовихой, спохватился и руку отдернул, сказав:

– Ох, Маруся, твоя правда. Забылся я. – И вдруг отряхнулся, словно пес, выбравшийся из воды, и начались чудеса, к которым мне еще привыкать и привыкать. Потому как, спустя секунду, вместо страхолюдины с костями, в гостиной появился молодой и очень привлекательный мужчина.

 Я снова икнула, а потом даже вздохнула с облегчением. Так точно было намного лучше.

 Кащей оказался красивым черноволосым парнем лет двадцати семи на вид. Нет, я, конечно, прекрасно понимала, что в действительности ему намного больше. Лет так на триста-четыреста. Или сколько там существуют сказки на Руси? Но даже осознавая, что передо мной прикрытая магией древность, чувствовала себя лучше, глядя на нормальное лицо, а не на череп.

 Значит, с Добрыней у этого товарища мир, хлеб, соль? Ну теперь понятно, почему бородач не прискакал на лихом коне и с шашкой наголо, чтобы спасти девицу в беде! Я не сомневалась, что Волков, как колдун со стажем, нечисть чувствовать должен. Иначе, какой с него колдун. И все же, мог бы прийти, чтобы успокоить нервную соседку, не привыкшую к таким гостям.

– Попробуем еще раз? Первое знакомство, как первый блин, комом! – Кащей улыбнулся и теперь его зубы стали обыкновенными, разве что, слишком белыми. Ну просто как у звезды экрана после посещения дорогого стоматолога. Нет, ну вот что стоило ему сразу прийти в таком виде, а не этим экспонатом из кабинета биологии? Заявился, напугал! И избавиться от первого впечатления сложно. Перед глазами все еще стоит жуткая ухмыляющаяся черепушка и тьма в глазах, текущая, словно туман.

– Василиса, – все же протянула руку для пожатия, но злодей из сказок проворно обхватил мои пальцы и прижался к ладони губами, на удивление, теплыми.

– Кащей. Он же – Бессмертный.

– И что, смерть в яйце, яйцо в ларце? – осведомилась. Ну так, чтобы знать на будущее.

 Отпустив мою конечность, парень улыбнулся и ответил:

– Нет. Я давно уже все перепрятал. Так надежнее.

– Ага! – кивнула рассеянно. А про себя подумала: «Жаль!». Не то, чтобы я стремглав бросилась искать утку и ларец, но все же, приятнее иметь компромат на такого знакомого.

– Я пришел не просто познакомиться, – продолжил Кащей.

 Посмотрев в его глаза, отметила, что они теперь единственное, что выдает в госте не человека. Глаза были черными, как ночь, а зрачок желтым и чуть светящимся.

– Захворал? – с пониманием спросила домовиха.

 А я даже глаза вытаращила от удивления.

Это что получается? Бессмертные тоже болеют?

 Вместо ответа парень вздохнул. А мне даже интересно стало, что может болеть у бессмертного? Нет, ну правда, что? Хотя толку знать ответ, если я все равно помочь не смогу. Я без году неделя, как ведьмой стала. Мертвый язык и тот не спешит открыться. А тут сразу лечить.

 Покосилась на домовиху ища помощи. Маруся, которая оказалась в миру Игнатьевной, мой взгляд поймала и поняла.

– Рассказывай, горемычный, шо за бяда привела тебя к нам, – проговорила она и Кащей, вольготно разместившись на диване, вытянул вперед длинные ноги, приготовившись жаловаться на судьбу-злодейку.

– Значит, так, – сказал он, – каждый вечер за ужином я выпиваю бокал вина в котором держу жабий камень. И вот позавчера так увлекся, вино, знаете ли, было отменным, что этот камень ненароком и проглотил.

– Ох, ты ж! – сочувственно заявила Маруся.

– А что такое «жабий камень»? – спросила я, выдавая с потрохами свою неосведомленность.

 Кащей посмотрел на меня с печалью во взоре.

– Штука такая, шоб недруги не отравили, – ответила за гостя моя домовиха.

– Отравили? – я улыбнулась. – Вы же бессмертный! Что вам яд?

 Парень кивнул.

– Бессмертный, это факт. Но у нас на носу летняя олимпиада среди, – он замялся, глядя, как мое лицо вытянулось в удивлении, – между нечистью, чтобы вы, барышня, поняли. И я капитан в своей команде «Веселый череп». Сами понимаете, диарея не лучшее для спорта развлечение. Я всерьез опасался интриг конкурентов, и вот-те на!

– Застрял небось? – уточнила Маруся со знанием дела.

 Вместо ответа бессмертный парень просто кивнул и лицо у него сделалось такой печальное, просто хоть сама плачь.

– Уже второй день! – кивнул спустя минуту молчания наш гость.

 Мы с домовихой переглянулись. Я сразу поняла, что за беда одолела Кащеюшку. Внутри дрогнуло что-то озорное. Но я подавила смешок, закашлявшись. Не, ну что-что, а такого я совершенно не ожидала от жизни.

– Сам чегось пробовал? – Маруся явно была настроена помочь. Я бы тоже помогла, знай как. Но увы. Здесь впору было разводить руками. Или бежать в первую аптеку за слабительным. Только я что-то не заметила, чтобы в Ложечках было что-то подобное. Видимо, баба Сима здесь была одна за всех, и все на одну.

– Пробовал, но ничего не помогло, – сокрушенно покачал головой молодой и красивый Кащей.

– Ладно. Подсобим, – Маруся посмотрела на меня.– Пойдем, Василисушка на чердак. Зелье готовить.

– А? Что? – удивилась я. Вот так сразу? И готовить?

– Пойдем, пойдем! – домовиха подтолкнула меня ладонью под колено, а сама обернулась к сказочному персонажу, велев: – А ты, Кащеюшка, туточки посиди. Обернемся скоро, моргнуть не успеешь.

 Он кивнул, а мы с домовихой наверх потопали.

 Уже внутри, закрыв за помощницей дверь, я проговорила:

– Марусь, тебе готовить зелье придется. Я же не умею. Я такое приготовлю, что и бессмертный умрет!

– Так я и не говорила, что тебе придется. Просто постоишь, поглядишь, да поучишься. Зельюшко легонькое. Для первого разу оно самое годное.

 Тут она направилась прямиком к стене, где травы сушились и банки на полках стояли. Придвинув табурет для удобства, принялась отрывать где-то веточку, где-то листик, а где и корешок отламывала. Все это подавала мне и приговаривала, что да как называется.

 Из всего перечисленного знала я только про мяту и про иван-чай, а вот названия иных слышала впервые, что и не удивительно для городского-то жителя, привыкшего к ромашке и зверобою. Ну разве что еще про кору дуба слышала и липу припомнила. Но не эти, которые мне называла Маруся. Даже сейчас повторить тяжело.

– Ты уверена, что все это смешивать можно? – уточнила я, когда вместе с травками мне на руку упало крыло летучей мыши, высушенное до мумифицированного состояния.

– А то! У него же не простой запор, Вася, а…

– Ой, избавь меня от этих подробностей! – замахала я руками. – Я пока не готова к таким деталям.

 Маруся рассмеялась и проворно спрыгнула с табурета.

– А теперь на кухню, – проговорила она, да только я застыла, глядя на странный рисунок, изображенный на стене. Прежде я его не замечала. А сейчас он появился, когда домовиха подвинула банки.

– Марусь! – позвала я помощницу.

– Аушки? – отозвалась та.

– А это что? – кивнула на узор.

 Она удивленно посмотрела на рисунок и проговорила:

– Не знаю, Василисушка. Впярвой вижу! Не было его прежде, ей-богу, не было! Не иначе, проявилось, когда ты силушку получила. Да за банками было не разглядеть.

– А ты знаешь, что это за знак? Ну, что он может означать? – спросила тихо.

– Знать не знаю. Это же он, мертвый язык.

 Тут я отчего-то помянула про себя недобрым словом бабкино зелье. Знала бы, что оно такое бестолковое, лучше бы Кащею отдала. Ему как раз пригодилось бы. Глядишь, и камень бы выскочил пулей. А так, ни себе ни людям… ну или нелюдям?

 Мы спустились вниз. Прошли мимо развалившегося на диване гостя и направились прямиком на кухню. В этом мире кастрюль и сковородок царил полный порядок. Маруся, подпрыгнув мячиком, щелкнула выключателем и, едва загорелся свет, поспешила к кухонному столу. Вопреки моим ожиданиям, она достала не кастрюльку, а котел. Самый настоящий котел. Подозреваю, он был не ведьмовским, а туристическим, но домовиху этот факт смущал мало. Она включила газ – еще одна радость цивилизации в забытых богами Ложечках! – и, поставив котел, налила в него два стакана воды.

– Родниковая! – похвалилась Маруся, после чего обернулась и посмотрела на меня добавив: – Ты, Васенька, запомни, что самые добротные зелья на ентой водице готовятся. Из-под крана оно не годится никуда. А вашу, в городе, и пить не советую прежде не прокипятив!

 Закончив давать мне ЦУ Маруся протянула руку к травкам, которые я продолжала держать в руках.

– Значится, так, – разложив принесенное на столе, домовиха подозвала меня ближе. – Я делать буду, а ты себе, значит, запоминай. После пригодится. Ага. – И, крякнув, принялась нарезать на доске крыло бедной летучей мыши. Причем стругала она его так быстро, словно делала это каждый божий день.

– Травки мыть не надо, – заверила меня бывшая кошка. – Они собраны на Ивана Купала. Сила в них большая. Нельзя волшбу смывать. Росой они омытые.

 Я кивнула. Мол, поняла. Нельзя. Не буду! Вот честно.

 Когда вода закипела, Маруся первым делом отправила туда нарезанное соломкой крыло. Потом побросала травки. Варево забурлило веселее, даже попыталось выкипеть, но домовиха ловко помешивала его деревянной ложкой дав немного побурлить. После сделала газ меньше и обернулась ко мне.

– Отож и все. Травки, когда я говорила, запоминала, а Васенька?

– Да. Только я не все знаю. И в природе их точно не найду! – призналась, догадываясь, что Маруся и так знает мою тайну. Ну откуда у городской девчонки такие знания? Нет, что-то на примитивном уровне я, конечно, выдам, но не более того.

– Щас остужу, постоит с полчасика и пусть Кащеюшка пьет. Сама подашь гостю, – настояла моя помощница.

 Вспомнив о том, что в вареве плавало и булькало сухонькое крылышко, не позавидовала Кащею. Ему это придется пить!

 Вооружившись прихватками и зельем, которое домовиха предварительно процедила через марлю, мы важно выплыли в гостиную и застыли. Обе. Стоило услышать громкий и унылый храп того, кто зовется Кащеем Бессмертным.

– Ах ты ж… – вырвалось у меня невольное. Приперся посреди ночи со своим запором, разбудил, напугал, напряг нас обеих готовкой зелья, а сам.спит! Нет, вы на него только посмотрите!

 Внутри у меня клокотала обида. Хотелось подойти и ухватить нечисть за нос, перекрыв доступ к кислороду. Все равно, бессмертный. Что ему сделается!

 Удержалась.

 Маруся оказалась более доброжелательной.

– Умаялси! – выдала она. – Ну дык, пущай спит, горемышный. Все равно ждать придетси.

– Это нам придетси, – передразнивая домовиху, выдала я. – А он спит себе и в ус не дует.

– Подождем. Он жеж как выпьет, так и пойдет лесочками, – шепнула мне Маруся.

– Надо бы узнать, какими он лесочками пойдет, чтобы там не погулять после случайно, – буркнула я, отвечая не сколько себе, сколько собственному, разыгравшемуся воображению.

 Мы сели. Маруся притащила два табурета с кухни, так как диван был занят страдальцем. И, держа в руках остывающий напиток, ждали назначенный час, чтобы разбудить этого…чуду-юду, разводившего такие рулады, что койоты бы позавидовали силе и высоте звука.

Какое-то время я злилась, потом стало смешно. Ей Богу! Кто бы сказал, что я в своей жизни увижу такое, ни за что бы не поверила. А тут и колдун тебе, и домовиха, и Кащей, который Бессмертный, и какая-то тайна, связанная с моим родом, то бишь, проклятье.

 Конечно, все это упало слишком внезапно на мою бренную головушку, но в итоге оказалось не так страшно, как на первый взгляд.

 Эх, где наша не пропадала!

 Мы просидели с Марусей минут пятнадцать, пока она не сказала:

– Все. Буди гостюшку!

  Я с готовностью передала ей зелье и подошла к дивану. Наклонилась над спящим-храпящим сказочным персонажем. Во сне он был чисто парень. Симпатичный, даже я сказала бы, очень. В моем большом городе он бы пользовался популярностью у девушек. Да и тут, думаю, отбоя от лешачек и русалок нет.

 Ох, ты ж!

Поймала себя на мысли, что уже без дрожи в коленях и икоты воспринимаю новый мир. Но это я отвлеклась.

– Эй! Кащеюшка, – подражая домовихе, позвала бессмертного. – Подъем!

– Хррр! – послышалось в ответ. Кащей причмокнул губами и, игнорируя меня, завалился набок, всерьез решив, видимо, обустроиться на нашем маленьком диванчике.

– Вставай, кому говорю! – я набралась храбрости и, ухватив парня за плечо, потрясла.

– А? Что? – ну совсем по-человечески проговорил он, открывая сонные глаза. Блин, ну и что это за Кащей такой вяленький?

– Подъем, говорю! Время пить зелье и выпустить на волю "жабий камень"!

Парень сел, потер глаза кулачищами. Зевнул, явив нам с Марусей полный рот зубищ. Домовиха проворно подскочила, спрыгнув с табуретки. Сунула в руки клиенту зелье и скомандовала:

– Пей. А потом плати и домой ворочайся!

 Кащей кивнул. Быстро осушил кружку и вернул ее домовихе, после чего уточнил, запустив руку в просторный карман своего одеяния:

– И как быстро подействует?

– Домой добраться не успеешь, – хихикнула домовиха. – Ты леском иди. Ага, значится. Не пужайся, когда чуток прихватит живот. Оно быстро выйдет.

– Благодарствую, Маруся Игнатьевна, и вы, Василисушка, – он достал кошель старого образца, ну тугой такой, затянутый на веревочку, раскрыл, поинтересовавшись: – Сколько с меня за доброту вашу?

 Я промолчала. Да и что бы я сказала? Цен не знаю. И варила зелье не я. Значит, Марусе и спрос вести.

– Два медяка за травы и серебрушку за работу, – с важным видом произнесла домовиха.

 Кащей, вот уж щедрый парень, выудил золотой и протянул Марусе. Видимо, плата была более чем достойная, так как моя, так называемая, кошка, замурчала от радости, забыв, что она сейчас домовиха.

– А это вам, красавица. От меня. Бонус! – Кащей достал из того же кошеля какие-то бумажки. Протянул мне.

 Первой мыслью было, откуда бессмертный знает слово «бонус», второй: «Ура! Баксы!», но я ошиблась.

 Да, бумажки были немного похожи на валюту, но на деле оказались тремя пригласительными билетами на летнюю олимпиаду между командами нечисти.

Я приняла, поблагодарила.

– Надеюсь, придете поддержать! – он поднялся с дивана и даже, о дела! – подмигнул мне. – Это вам с Марусей. Ну и пригласить кого-то можете из друзей.

 Я представила себе, как звоню Светке, моей закадычной подруге, которая не такая уж на деле и подруга, и говорю: «Слышь, Светуль, не хочешь со мной на олимпиаду нечисти, а? Сам Кащей Бессмертный пригласил!».

 Подумала и выдохнула. Нет. Да и не уверена, что сама пойду.

– Спасибо вам за… – Кащей хотел сказать как минимум пылкую речь – это было видно по его глазам, да тут схватился за живот и вытаращился на нас круглыми, словно у филина, глазищами.

– Скоро начнется, – предупредила нечисть домовиха. – Ступай. Да помни про лесок!

– Ох, – только и проговорил парень и был таков. Лишь дверь входная хлопнула.

– Убег! – констатировала Маруся. – Ну, – она протянула мне деньги, – владей, хозяюшка.

  Приняв золотой, чисто с целью полюбоваться на денежку, спросила, интересуясь больше судьбинушкой Кащея:

– Успеет хоть?

– Канешна! – кивнула Маруся.

– Может, надо было его к нам пустить? – уточнила я.

– Вот уж нет! Этак нам потом и золотого не хватит, канализацию прочистить, – серьезно ответила моя помощница. А я повертела в руках монету. Интересную, кстати. Тяжелую. Сразу понятно – золото, а не какой-то там дешевый сплав. Да, такую если сдать коллекционеру, то можно прилично заработать. Но для этого надо в город. А я пока привязана к дому. Разве что до соседней деревни могу добраться без головной боли и прочих неприятных последствий. Только сильно сомневаюсь, что там есть ломбард, или оценщик древностей.

– Держи, Марусь. Твоя будет награда. Ты же все готовила и варила, – решила я и вернула домовихе денежку.

– Моя? – она даже брови приподняла. Явно удивилась. Видимо, баба Сима Марусю не сильно баловала. Или просто деньги ей не давала никогда?

– Твоя.

– Ну… – она помялась, а потом проворно сунула Кащееву плату в передник. – Благодарствую, хозяюшка! А теперича спать пойдем. Завтра утром, как просохнет роса, в лес соберемся. Буду учить тебя травки распознавать.

 Тут я даже удивилась. В лес, да после Кащеевой пробежки, как-то совсем не тянуло. Домовиха по моему взгляду все поняла и рассмеялась.

– Не, Вась, мы пойдем в другое место. Не боись. Не найдем «жабий камень».

 И мы, переглянувшись, вдруг вместе рассмеялись. А потом, успокоившись, разошлись досыпать и досматривать сны. Так как утро обещало быть не менее интересным.

Глава 6.

 Утро началось с завтрака и звонка родителям. Да, каюсь. Давно пора было это сделать. Отзвониться и сказать, что все хорошо. Как оказалось, на телефоне было несколько пропущенных звонков. То ли я не услышала, то ли связь здесь, в Ложечках, оставляла желать лучшего. Так или иначе, но голос мамы на другом конце телефона, зазвучал сначала с явным облегчением, а потом с укором.

 Да. Виновата. Каюсь. Со всеми этими приятностями, обрушившимися на мою голову, совсем забыла о семье. Так что почти десять минут слушала нравоучения и рассказ о том, что папа уже собирался звонить в полицию, если я не объявлюсь в течение дня.

– Мам, да тут связь просто кошмар! – рассказала я и чуть погодя, смирившись, мама порадовала новостью – приходил Ден, искал меня, хотел поговорить.

– Ну я ему сказала все так, как ты велела, – проговорила мама, она же Ольга Федоровна в миру. – Но знаешь что, Лисса!

– Ммм? – протянула я, стараясь, чтоб мычание прозвучало как можно равнодушнее.

– Мне кажется, он всерьез раскаялся и хочет наладить ваши отношения.

 Так или иначе, услышать о таком было приятно. Но я заверила маму, что в ближайшее время у меня будет много дел и в город возвращаться не собираюсь. Это ее удивило. Видимо, не вязались в матушкиной голове образ дочери и деревни, ну или наоборот.

 В общем, миссию свою по успокоению нервов, как родителей, так и собственных, я выполнила, а потому, с легким сердцем могла жить еще как минимум неделю в покое и умиротворении. Хотя, откуда покой в Ложечках? Это я зря. За все время, что пробыла в деревне, со мной успело столько всего случиться, что жизнь спокойной не назовешь даже с натяжкой.

– Ну вот! – уже после завтрака проговорила Маруся. – Бум собиратьси в лес, по травушки.

 Дохлебывая чай, я покосилась на домовиху.

– Что? – уточнила.

– Я жеж вчерась обещалась тябе, што в лесок пойдем. Пора ужо травки учить начинать. Раз Кащеюшка проведал, шо ведьма новая объявиласи, так значит, можно ждать гостей, – Маруся спрыгнула с табурета, обернулась вокруг себя и на ее голове появился темный платок, а платье стало домотканным. На ногах у моей хозяюшки возникли лапти. Самые натуральные, плетеные, все как положено. А в руке корзина из ивовых прутьев.

– Это ты шустро, – кивнула я. – Мне бы так, раз и переоделась!

– Дык, учись! – улыбнулась домовиха. – Глядишь и тоже смогёшь этак. Оно дело несложное. Просто знать надобно.

– Ага! – кивнула я и встав из-за стола, поплелась в свою комнату.

 Натянув удобные джинсы и просторную футболку, надела кроссы. За плечи бросила тряпичный рюкзак, еще успев подумать о том, что брать не хотела, а он взял, да пригодился. Когда вышла, Маруся стояла на месте, а вот стол, за которым мы завтракали, оказался чист и убран. И даже скатерка на нем была свежая, белоснежная, даже на взгляд, хрустевшая крахмалом.

 Уже почти не удивляясь ловкости Маруси, с готовностью произнесла:

– Ну, идем!

– Идем, – повторила домовиха и направилась к двери. На пороге она замерла. Прежде чем открыть дверь, протянула мне корзинку, сообщив:

– До околицы донеси, ага, Вась? – а затем ударилась оземь, ну чисто, как в сказках пишут. Я даже вскрикнула, думала, Маруся подскользнулась и упала, но нет. Вместо моей помощницы на лапы поднялась крупная черная кошка.

 Сверкнув желтыми глазами, она произнесла тягучее: «Мяяяууу!» – и одним прыжком преодолев ступени крыльца, опустилась на землю на все четыре конечности.

– Ну да, – пробормотала я, следуя за ней. На миг пришлось задержаться, пока дверь запирала. Уже на ступенях бросила невольный взгляд на соседский дом и запнулась, услышав стук топора. А затем увидела и самого колдуна, который, раздевшись по пояс колол на дворе дрова.

– Ох, ты ж! – вырвалось невольное.

 Маруся проворно потрусила вперед. С ловкостью, присущей только кошкам, перемахнула через невысокий забор и очутилась на дороге. Я вышла как положено, через калитку. И снова не удержавшись, посмотрела на дом соседа, или, если быть более точной, на него самого.

 Добрыня выглядел очень аппетитно вот так, обнаженный по пояс, с топором в руке. Признаюсь, когда Волков вот так молчал и работал…он мне начинал нравиться.

 Переглянувшись с кошкой, вдруг поняла, что она все заметила и улыбается, так, как это умеют делать только кошки. И все же, не удержалась, чтобы не бросить еще один беглый взгляд на соседа. Оценить его сильные руки и гладкую и очень широкую грудь. А как ходили мышцы, когда мужчина с силой опускал топор на полено. Дерево жалобно трещало, раскалывалось на две части. Добрыня ставил на колоду половинку и ударял снова, а затем отбрасывал половинки в сторону, на уже приличных размеров горку. Ну честное слово, Челентано и его Илия просто отдыхали на фоне этого богатыря! Ни в какое сравнение не шли!

«А зачем ему дрова летом?» – вдруг мелькнула мысль, когда Волков вдруг поднял взгляд и, лениво смахнув с лица упавшую длинную прядь волос, произнес:

– Это ты Кащея отравила?

– Что? – я даже опешила от такой наглости и, признаюсь, не сразу поняла, что мужчина имел ввиду. А еще было неловко, что он поймал меня на подглядывании. И почему мимо не прошла, спрашивается?

– Видел я, как он ночью из твоего дома пулей вылетел, словно за ним черти гнались! – Добрыня одним резким взмахом вогнал топор в колоду и подошел к забору. Так что теперь мы стояли друг против друга и между нами была стена не только из непонимания, но и чего-то еще. В тот момент я остро ощутила, что почему-то не нравлюсь Волкову. А понять причину никак не могла. Причем, он отнесся ко мне с подозрением сразу после нашей первой встречи. Нет, он не был настроен враждебно и даже помог мне, это нельзя не признать. Но все равно, было что-то этакое, что стояло между нами.

– Эй! – не удержалась от незаслуженного обвинения. – Мы его лечили!

 Он даже улыбнулся.

– Лечили?

– Не я, а Маруся! – поспешила добавить. – Я пока только учусь, сам понимаешь.

– Лечили, значит! То-то он так быстро ноги сделал, – Добрыня скрестил руки на груди. И только теперь я поняла, что он попросту издевается. Шутит, так сказать, в своей колдовской манере.

– Да ну тебя! – фыркнула и развернувшись, скомандовала кошке: – Идем в лес, травки учить.

 Маруся муркнула, фыркнула, подмигнула Волкову! Да, да! Подмигнула! И, проворно спрыгнув с каменного забора, побежала по дороге не в сторону центра Ложечек, а в противоположную, в лесок. Я с самым гордым видом прижала к груди корзинку и пошла следом, прямая, словно натянутая струна. И клянусь, почти физически чувствовала на себе взгляд колдуна и его насмешку.

 Не проникся он моей гордой позой. Ну и пусть!

Маруся бежала по изрытой колесами дороге, а я спешила за ней. Уже за первым поворотом, едва вошли в лес, расслабленно выдохнула и опустила руку с корзиной.

– Не спеши так, Марусь! – попросила кошку. Та остановилась, затем обернулась и муркнула, а потом свернула с дороги на узкую тропку, едва различимую в высокой траве. Я, естественно, поспешила за ней.

 Лес здесь был редкий. Но воздух пах так, что голова кругом шла от запаха травы и цветов, потревоженных нашими ногами. А еще пахло хвоей и землей. Ароматы, напрочь отсутствующие в городе, где самым сладким является запах мокрого асфальта после ливня. Именно ливня, а не дождичка. Потому как потоки воды смывают всю грязь и вонь города. Это понимаешь, только когда окажешься в месте, подобном этому.

 Вдыхая полной грудью воздух, следила за торчавшим из травы хвостом своей спутницы, стараясь при этом не потерять ее из виду. Мы уже свернули с тропки и шли прямиком через лес.

 Пока я чувствовала себя нормально. Ни головной боли, ни тошноты, что не могло не радовать. А кошка знай себе бежит вперед и только хвост трубой, словно ориентир.

 Вот лесные звуки, полные птичьего говора, разбавила журчащая вода. Где-то был родник.

 Я прислушалась. Действительно. Журчало весело и хрустально. Даже я бы сказала, вкусно. Именно тогда, когда мы услышали голос воды, домовиха и приняла свой обычный облик, в котором ходила по дому.

– Туточки никого нет, – обрадовала она меня подходя и забирая корзинку. – Идем, Василисушка. Покажу озерцо и травы какие нужные у воды растут. Тока меня держись, покаместь с местными не познакомилась.

– С местными? – уточнила я.

 Домовиха кивнула. Поправила рукой платок на голове и бодро зашагала вперед.

На смену траве пришла прошлогодняя хвоя и сухие листья, хрустевший под кроссовками. Ручей показался первым. Он тек серебристой нитью среди камней и трав. И несколько минут мы шли вдоль его звенящего русла, пока не вышли к обещанному озеру.

 Честное слово, я себе представляла голубую заводь с кувшинками, цветущими на гладкой, словно зеркало, поверхности, отражавшей белоснежные облака. На деле это оказалось небольшое озерцо с мутной зеленоватой водой и ивами, склонившими свои ветки и купавшими молодые лисья. Были здесь и камыш, шуршавший на ветру, и спуск, изрытый следами зверья. Романтики ноль. И даже минус.

– Вот, значится, наше озеро! – сказала Маруся, уперев левую руку в бок. На правой висела пустая, пока еще, корзина.

«Болотце!» – мысленно поправила домовиху. Потому как иначе назвать эту муть язык не поворачивался.

– Ты к воде покаместь не ходи, – предупредила меня Маруся. – И меня держись. Сперва наперво я тябя с обитателями озера познакомлю. Шобы знали, кто ты такая. А то они, знаешь, себе на уме, как и всякие водяные!

 Мне бы не стоило удивляться, но брови сами поползли вверх.

 Это я что, сейчас увижу русалок и водяного?

 Даже пятки зачесались от предвкушения.

 Маруся тем временем подошла к воде. Спустилась к самой кромке, наклонилась, легко коснулась раскрытой ладонью глади.

– Не вражиной пришли, а с миром и добром. Не ругаться, а говорить, – и подняв ладонь, перевернула ее и дунула на влагу, оставшуюся на коже.

 У меня даже глаза вытаращились, когда влага поднялась и, превратившись в синее сверкающее нечто, похожее на пыльцу, полетела, гонимая ветром, и рассыпалась над водой, в самом центре озерца. Прошла секунда-другая, и вдруг гладь озера, там, где упала пыльца, забурлила, будто в ее глубине пробудился гейзер. Выплеснулась китовой струей и на поверхность выплыла голова, зеленая, с кожей, покрытой бородавками и чешуйками. Два больших рыбьих глаза уставились в нашу сторону. Позади головы всплыло еще две макушки. Одна с синими волосами, другая с зелеными, цвета темной листвы.

– Это еще кто? – проговорила я и попятилась назад.

– Шшш, – приложила к губам палец моя спутница.

 Головы поднялись выше, и теперь я могла наблюдать толстую жабу и ее, или его, свиту. А вот свита была очень даже ничего, если закрыть глаза на жуткую кожу девушек, отливавшую желтизной.

«Водяной и русалки!» – поняла я и подошла ближе к домовихе. Наклонилась, заметив, что Маруся повернула голову, явно желая что-то мне сказать. И не ошиблась.

– Это Роман, наш местный водяной. И его супруженицы, Мариша и Алла, – тихо шепнула информацию домовиха.

– Роман? – уточнила я шепотом.

– Он сябе новое имя взял. Ужо старый, могет и пошалить, – улыбнулась Маруся. – А прежде звался Богуславом.

– А жены его? – я поглядела, как три головы медленно гребут к берегу. Рук было не видно и казалось, их несет течение. Впрочем, может, они ушами подгребали? От такой мысли внутри, подобно икоте, родился смешок. Но я его доблестно удержала.

– Женки новые. Утопленницы, знаешь ли, – проговорила домовиха.

 Больше поговорить не удалось, так как троица оказалась у берега. Впрочем, выходить они не спешили. Выглянули по пояс, да так, что я смогла разглядеть чешуйки, уходившие в муть озера. Видимо, под толщей воды прятались хвосты.

 Роман оказался жутким и толстым. Чисто жаба и глаза такие, что оторопь берет. А девушки, если не обращать внимания на трупный цвет их кожи, были очень даже ничего. Особенно синеволосая.

– Приветствую хозяина озера! – поклонилась Маруся.

 Я кивнула, не отрывая взгляда от жабьих глаз Ромочки. Тот тоже пялился с интересом. Когда он открыл рот, в свете дня блеснули мелкие и очень острые зубы. Ну пиранья, не иначе!

– Приветствую тебя, ведьма! – обратился сразу ко мне водяной. Слова было едва разобрать. Голос у Ромочки был как булькающая в канализации водица. Ишь ты! Понял, кто перед ним. Наверное, почувствовал мою силу.

– Просим разрешения собирать травы у твоего озера и ручья, – не обращая внимания на то, что на нее и не смотрят, продолжила домовиха. – Взамен обещаемси лечить и подсобить чем сможем, Роман.

– Договор такой же, как и с Серафимой? – уточнил водяной и, наконец, соизволил взглянуть на Марусю.

– Да, – кивнула она.

 Утопленницы-русалки рассматривали меня с интересом, но молчали. Я же пыталась угадать, какая из них Мариша, а кто Алла. Судя по именам, они вполне могли быть из моего века.

 Что и говорить, вкус у товарища водяного был неплохой. Сразу двоих к тому же себе отхватил. Обе девушки явно утонули молодыми. Обе были красивыми даже сейчас. Только глаза у жен отливали болотной зеленью и казались пустыми.

– Хорошо, – побулькал водяной и снова уставился на меня, а потом и вовсе лапу протянул. Рука у него была тонкая, зеленая с пупырышками. А между пальцев перепонки и за ушами, как оказалось, тоже.

– Вась! – толкнула меня по коленке Маруся. – Пожми руку Роману! – шепнула быстро.

 Ой как мне не хотелось этого делать. Но домовиха дурного не посоветует. А потому пришлось, внутренне морщась от отвращения, коснуться скользкой конечности водяного.

 Тонкие пальчики обхватили мою ладонь с неожиданной силой. Признаться, в тот момент даже струхнула. Мелькнула мысль, что сейчас этот жирдяй дернет меня под воду, подержит там минут пять и будет у него на одну супруженицу больше. Но нет. Руку мою встряхнули. Между нашими пальцами вспыхнул голубой огонек, а потом Роман отпустил меня, и я шагнула, прячась за маленькую помощницу.