Текст книги "Как захватить весь мир"

Анна Бове
Как захватить весь мир
Пособие для начинающих

© Анна Бове, текст, 2017

© Елизавета Каменева, иллюстрации, 2018

© ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2018

* * *

Пока земля еще вертится, Господи, твоя власть.

Дай рвущемуся до власти навластвоваться всласть.

Умному дай голову. Трусливому дай коня.

Дай счастливому денег. И не забудь про меня!

Булат Окуджава. «Молитва»

Часть 1

Она бросилась к большому панорамному окну. И смотрела, как со взлетной полосы в воздух поднимался самолет.

Светило солнце, и над аэропортом кружили птицы. Вдруг – взрыв! Такой силы, что борт разнесло вдребезги. Обломки с грохотом расшвыряло по небу. Крики и вопли людей внизу, на земле…

Восемнадцатью годами ранее:

Conspiracio

Голос мальчишки:

– Пароль?!

– Conspiracio! – ответила девочка.

Винсент, мальчик лет десяти, открыл ей зеленую дверь и впустил на чердак старинного четырехэтажного дома.

Жанна, его ровесница, вошла, и вместе с ней на чердак проникли снежинки. Она сняла шапку, встряхнув копной черных волос.

– Опаздываешь! – Он нахмурился.

– Это потому что мне нужно было…

– Клубу не интересны ваши личные дела. Больше не опаздывай!

Дом стоял на набережной реки Фонтанки, и в мансардном окне чердака виднелся Михайловский замок. Иногда по вечерам там, в замке, зажигался огонек. Кочевал из комнаты в комнату. Дети считали, что это призрак убитого Паши Первого обходит свои владения.

«Привет всем!» – Жанна кивнула Паше в замке и еще одному мальчику рядом, Дане. У Дани были светлые кучерявые волосы и зеленые глаза. «Привет!» – он улыбнулся. Жанна и Даня расположились на больших камнях, приспособленных под стулья.

– Итак, все в сборе, можно начинать! – Винсент объявил.

В темноте Винсент зажег большой фонарь, приготовленный специально для таких собраний. Тень от ресниц упала ему на щеки, протянулась по рубашке и дальше – по стене до самого пола. Весь чердак озарился светом.

– Открываем очередное заседание нашего конспиративного клуба! (Винсент сделал многозначительную паузу и оглядел присутствующих). От латинского «conspiracio» – единодушие, согласие, заговор! Что это значит?

– Хранить тайны клуба! И… – Даня начал.

– …И верность клубу! – Жанна подхватила.

– Правильно! Итак, на повестке дня – то же, что и всегда: как захватить весь мир?! – Винсент коварно улыбался.

Даня:

– Это должно быть что-то глобальное, такое, что нельзя игнорировать!

Жанна:

– Можно организовать ВСЕМИРНЫЙ форум, фестиваль, ну… или выставку!?

Винсент:

– Можно и выставку… только на это нужны деньги! На всё нужны деньги. Поэтому предлагаю для начала ограбить инкассаторскую машину!

– Как это? – Одноклубники удивились.

– Я всё уже подготовил.

Он достал из портфеля план города, на котором жирным крестом был помечен один из перекрестков. И стал схематично прорисовывать:

– Вот смотрите: здесь машина с деньгами останавливается на перекрестке у светофора. Под ней – канализационный люк. Я выхожу на дорогу перед машиной, падаю, разыгрываю, что у меня плохо с сердцем… с ногой, с головой (нужное подчеркнуть). Здесь – сужение улицы, поэтому машина не может ни сдать назад, ни вперед ехать. А Даня (вот он!) вылезает из люка и разрезает дно машины такой специальной пилой.

– А что это Даня из канализации вылезает? – Даня был недоволен.

– Раз ты не хочешь вылезать, я могу, – Жанна вызвалась.

– Отлично! – Винсент продолжал. – Тогда доброволец Жанна забирает мешки денег и скрывается в люке (пририсовал человечку на плане длинные волосы и огромный бант).

– Отлично, да! Но сколько Винсент сможет их задерживать? Максимум 5 минут? Значит, у нас 4 минуты 59 секунд, – Даня сосчитал. – Никакая пила, кроме лазера, не разрежет дно машины за такое короткое время!

– Точно! И еще одна проблема: как нам скрыться с места преступления? Как нам замести следы? – Жанна спросила. – Вот Пинки и Брейн, например, – лабораторные мыши. Их никто подозревать не будет! – она говорила про героев клуба.

Мультик про Пинки и Брейна первым увидел Винсент и больше не мог успокоиться. Идея тайного клуба уже вселилась в него, как вирус. Каждая серия начиналась с одной и той же песенки:

 
– Эй, Брейн, чем мы будем заниматься сегодня вечером?
– Тем же, чем и всегда, Пинки: попробуем захватить весь мир!
 
 
Вот Пинки, вот и Брейн,
Вот Пинки, вот и Брейн,
И если Брейн не гений,
То Пинки туп, как пень.
Хоть смейся ты, хоть плачь,
В мозги залез им врач,
И мыши обозлились на людей-ей-ей-ей.
Брейн-Брейн-Брейн-Брейн!
Коварный злобный план замыслили они.
Чтоб Землю захватить
И всех поработить!
Чья жизнь не удалась,
Но жаждут править всласть.
Вот Пинки, вот Пинки, вот и Брейн [1]1
  Песня из мультсериала «Пинки и Брейн».


[Закрыть].
 

– А мы даже лучше! Мы – дети! Мы – дети! – Винсент повторил два раза для большей убедительности.

Сработало. Жанна и Даня молча переглядывались. Они понимали: он прав. А Винсент, почти физически ощущая эту свою правоту, подводил итоги:

– Следующая задача – решить: где достать такую мощную лазерную пилу? Думайте! Заседание конспиративного клуба объявляю закрытым. Следующее заседание назначаю на воскресенье!

– А что мы будем делать в воскресенье, Винсент?

– То же, что и всегда. Попробуем придумать, как захватить весь мир! Ха-ха!

Он погасил фонарь, и тень от его ресниц затерялась среди всех остальных теней в мире.

Дети захлопнули дверь чердака и спустились в свою «обычную» жизнь. Наличие тайны делало ее теперь лишь прикрытием. И они работали под прикрытием: вечера после школы и выходные проводили во дворе с друзьями и подругами.

«Катюшкин, выходи!» – Жанна звонила подружке на домашний. В окрестных дворах было неведомо сколько еще Кать, и чтобы идентифицировать конкретно эту – с пухлыми щечками, классическим каре и густой челкой, ее называли Катюшкин. Она вечно канючила что-нибудь у родителей, как маленькая (в десять лет все маленькие, кто младше хоть на неделю): «Катюшкин хочет конфетку! Катюшкин хочет жвачку!». А еще была у нее привычка эти пожеванные жвачки вынимать изо рта, приклеивать то под скамью, то под ограду. И пальцами разминать.

Катюшкин и еще пара-тройка одноклассников призваны были служить нашим героям прикрытием: с ними полагалось играть во всякие свойственные детям игры, «казаки-разбойники», например.

Жанна, Катюшкин (да и вообще девочки) были казаки. Почему? Может, потому что девочки хорошие? Им полагалось отворачиваться к стене и громко считать до шестидесяти. Даня лучше считал. Но они с Винсентом были разбойники, конечно. Разбойники прятались. И чертили мелом стрелки, показывая направление, где их искать. Стрелки были: явные – на перекрестках, указывающие во все стороны света, чтобы запутать казаков. И тайные. Когда видишь стрелку, припрятанную где-нибудь на коре дерева или на карнизе, – значит, следуй по ней, ты выбрал правильный путь.

Девочки громко считали до шестидесяти. А потом: «Мы идем искать!». И шли за Жанной. Она удивительным образом брала след, находила и тайные стрелки, и Даню, и Винсента, и всех остальных. Каждый раз. Как ей это удавалось? «По запаху», – она отшучивалась.

Всем нужно было домой в десять вечера, а Катюшкину – в десять пятнадцать (с учетом дороги). Ей завидовали все. И особенно – папа Винсента, который в 21.50 еще пьяный валялся в подворотне, а в десять «как штык» уже был дома. Привычка, выработанная годами. Рефлекс.

– Пароль!

– Conspiracio! – Винсент ответил.

Жанна открыла ему дверь тайного убежища. С улицы пробивался солнечный свет. Его волосы в этом свете были песочного оттенка, только не морского, а речного песка, пепельного. А глаза – еще более прозрачными. Так ей казалось.

– Итак, начинаем очередное заседание нашего конспиративного клуба! – он объявил. – На повестке дня – то же, что и всегда: как захватить весь мир! На чем мы остановились в прошлый раз?

– Что мы еще маленькие, чтобы решать некоторые организационные вопросы. Нужно привлечь к сотрудничеству взрослых, – Даня напомнил.

– Или их документы. – Винсент достал из сумки паспорт.

– Wow! Круто! Чей это, откуда? – Одноклубники принялись рассматривать.

– Какого-то Андрея Геннадьевича. Выменял у одного парня на районе. Тренируйтесь пока на кошечках! – Винсент довольно улыбался.

Голубь впорхнул на чердак через незастекленное окно. Сел в углу. Даня развернул фантик и кинул ему шоколадную конфету: «Ешь!». Но пернатый не оценил.

– Я тут подумала… – Жанна сказала. – Может быть, привлечь взрослых, как заказчиков? А мы будем придумывать планы и выполнять их.

– А это мысль, да! – ребята поддержали.

Поймав волну поддержки, она подумала: вот он, этот момент.

– Может быть, можно Катюшкина тоже в наш клуб? – спросила робко.

– Ты что, забыла все наши клятвы??? (сказать, что Винсент был недоволен – это ничего не сказать). Сначала Даня брата хотел привести, теперь ты… Кругом – враги! И чтобы я ничего такого больше не слышал!!!

От его крика даже голубь испугался. И улетел.

Катюшкин спрашивала потом: «Ну что? Ну как?». Жанна мотала головой: мол, нет. «Не хотят? Впрочем, чего ты хочешь от людей, у которых что ни двор – колодец. И даже в школе вместо двора – колодец! Ограниченные!» – так Катюшкин считала. «А нас с тобой спасут наши просторы, то место, где Терек впадает в Ангару».

Что касается водоемов, местную ограниченную тусовку интересовала разве что Нева. …Хотя, был еще один. В Летнем саду, Карпиев пруд. Не так чтобы супернеобыкновенный, но дети любили туда приходить. Любили смешиваться с туристами и слушать рассказы гидов:

«Осуществилась мечта Петра. В 1720-м году он говорил, что если проживет еще три года, будет иметь сад лучше, чем в Версале у французского короля. И прожил. С годами Летний сад претерпевал изменения, и сейчас от его первоначального облика сохранилась только основная регулярная планировка аллей первого и второго садов и Карпиев пруд».

Листья по поверхности пруда несло течением, березовые сережки – как морские коньки. Головастики замаячили у берега. Паук сплел паутину, и водомерка скользила прямо в нее. Здесь текла своя жизнь, одна обрывалась, другая продолжалась. Рыбаки нанизали червячков на крючки и закинули удочки. Интересно, кого они ловят? Карпов?

– Какие же рыбы глупые! Их так легко поймать на эти смешные наживки! – Жанна воскликнула.

– Глупые! – Винсент подтвердил. – Вот передавали по радио, в одной европейской стране родилась девочка со звездой во лбу. Девочку сразу заметили, и все стали гадать: почему со звездой? Что бы это значило?

– Значит, она – не абы кто, – Даня сказал.

– Не абы кто, конечно! Девочка прославилась на весь мир, о ней делали репортажи в газетах и вот по радио, даже поселили в замке. Однажды девочка обедала вместе с семьей и нечаянно уронила под стол вилку. Наклонилась, чтобы ее поднять, и вдруг увидела, что у брата вместо ног – плавники. Закричала: «Мамочка, у него же плавники!» А мама спокойно ответила: «Да. Но кому до этого дело, когда у твоей сестры – звезда во лбу!».

– Вот это происшествие я понимаю. Не то что у нас разборки, кто пятно на скатерть поставил! – Даня оценил.

– Это еще что! Потом на рынке девочка увидела старушку, которая продавала живую воду. Нелегально, по-моему. Стоит прыснуть на клюв, и мертвые птички начинают щебетать и глядят в небо. Тут вся уникальность девочки окончательно пошла прахом. Она отправилась на поиски смысла жизни. Ее замок окружали одни леса, но с вершины башни она видела реку, а за этой рекой – другой берег, на котором никто никогда не был… Девочка проходила мимо всякой всячины: кораллов, ракушек, разноцветной мути… Но ее взгляд ни на чем не останавливался, потому что она шла к реке. И вот когда она дошла, то взяла бинокль и увидела на противоположном берегу точно такую же девочку со звездой во лбу. Та девочка тоже смотрела в бинокль. И тогда наша героиня решила переплыть реку и нырнула туда в чем была. Но всё оказалось не так-то просто. Так, как она умела плавать в воде, там не плавалось. Она стремительно пошла ко дну. Тут только она увидела, что ко дну ее что-то притягивало, вроде веревочки. На самом дне она встретила того, кто сказал ей: «Какие же вы глупые, как вас легко поймать на такие смешные наживки!» Это был рыбак. Ну да, девочка была рыба.

– Всё? А как же хэппи энд? – Жанна спросила.

– Не бывает хэппи эндов. Если закончилось хэппи, значит, это еще не конец. – Винсент улыбнулся, а Жанна как будто расстроилась.

– Ладно, ладно. Про старушку, которая живую воду продает, – не из этой сказки. Я ее вчера видел на рынке на Сенной. Сто рублей стакан. Реально, на самом деле. Но, может, и девочке-рыбе из сказки поможет…

Конечно, поможет. Всё, что он говорил, было правдой. Всегда. Даже если не было.

Осени в том году тоже практически не было. Заморозки пришли на смену подзатянувшемуся лету без предупреждения, внезапно, и жизнь покатилась быстрее. Город был, как заново залитый каток, голый и блестящий. Каток, конечно, объединял наших героев. Но все они крутились по настолько разным траекториям, что сами едва ли осознавали это. И скользили, скользили по тонкому льду среди преподавателей философии, неудавшихся балерин, уволенных директоров, людей, переживших блокаду и составляющих душу города и прочих истинных петербуржцев – семья Дани Смирнова, выбившаяся из комсомольцев в предприниматели и теперь обрастающая материальной базой; Винсент Оболенский с его обедневшим и спившимся, но гордым дворянством; Катюшкин Хирш с ее многочисленными сестрами, незнакомыми родственниками из Сибири и тягой к шопингу… Казалось, все так и будут весело кружить. И никто не уйдет под лед.

Жанна Кардэнова и ее папа Артур катились зигзагообразно. Они вели относительно богемный образ жизни («богема» – это от французского «bohémien» – цыганский, так Артур объяснял), хоть и не были цыганами. Меняли съемные квартиры, не таская с собой посуду, лишнюю одежду и «чехлы», как папа называл всякий текстиль. Разве что книги. Отец был как шпион, не оставляющий следов, явок и паролей. С внешностью и повадками мавританского принца: в каждый переезд покупали всё новое: полотенца, простыни. А еще цветы, духи, конфеты. Артур воспитывал дочь один и не видел в этом кары Божьей. «Мама очень любила тебя» – вот и всё, что ей полагалось знать. Но, как ни странно, ей этого хватало.

Жанна не помнила свою маму. С ее ранней смертью была связана, по правде говоря, мутная законспирированная история. От латинского «conspiracio» – отец не уставал заимствовать из различных языков, он много читал и много знал. Стоит ли говорить, что пароль и название клуба предложила Жанна?

Артур хотел, чтобы дочь впитала столько Петербурга, сколько можно, «пока мы здесь», давая понять, что это «пока» быстротечно, как река, выбившаяся по весне из своей гранитно-ледяной камеры.

Куда они только не ходили! В дельфинарий, например. Жанне нравилось, как ныряют дельфины, уходят под воду, как переворачиваются с живота на спину. Нравилось проводить рукой по их мягкой, переливчатой коже… И еще ходили в цирк на Фонтанке. Там она увидела огромного слона. Ей хотелось постоять рядом, подышать с ним одним воздухом, только чтобы это был не слон, а дельфин.

Папа выкраивал эти моменты для нее. Почти всё остальное время был на работе. Говорил, что работает в частной охранной фирме. Совсем неудивительно, учитывая охват его плеч. И руки. Каждая – пол-Жанны.

Виделись они нечасто, и девочка росла самостоятельной. Готовила, убирала. Сама в прачечную, в магазин. Сама в школу, сама из школы.

В метро Жанна тоже ездила самостоятельно. Тем более всего одна станция. Папа ждал на Василеостровской. Они договорились встретиться там и пойти в какое-то очень особенное место. Какое именно, не сказал.

Она спустилась по эскалатору вниз. Вошла в первый вагон в самую первую дверь. Села на место, откуда в водительское зеркало на нее смотрел машинист. Он был очень похож на отца, только блондин. Машинист улыбнулся девочке в отражении, и она – в ответ. А потом вдруг кивнул ей в сторону двери: выходи! Жанна ему беззвучно вопросительно:

– Что?

Он:

– Выходи, выходи!!! – И рукой махнул. – Ну же, давай!!!

«Станция Невский проспект. Осторожно, двери закрываются! Следующая станция – Василеостровская». Жанна метнулась к выходу. Замерла. И выскочила всё-таки.

Час пик. Шумный поток людей. Зачем выскочила? Сама не поняла.

Пришел следующий поезд. Она вошла в него. Состав тронулся, въехал в тоннель, но вдруг резко остановился на полпути. Поначалу никто не нервничал, но… вдруг запахло серой, дымом. А потом… вроде того, как пахнет сгнившими овощами в подвале. Всё заволокло гнилью и дымом. Люди стали выбивать окна, выпрыгивали, вываливались наружу. И кричали. Незнакомый мужчина подхватил Жанну на руки, вынес из вагона и осторожно опустил на землю. Все побежали от дыма, толкая друг друга локтями, туда, назад к станции. И она тоже. В этом подземелье было совсем темно. Здесь пахло драгоценными камнями, рудами, которые миллионы лет зреют в недрах. Пахло драконьей чешуей. Страхом, который выходит через пот и слезы.

Это потом скажут: «Теракт»! А пока было совсем ничего не разобрать. Жанна выбралась на землю, как крот, ослепший от света. И оглохший. Пешком дошла до станции Василеостровская. Там всё перекрыли, оцепили. До вечера наматывала круги вокруг. Повалил снег с дождем. Она спряталась под козырек парадной напротив. И в каждом, через одного, прохожем узнавала отца, пару раз даже выбегала из-под навеса, чтобы кинуться ему на шею. Чтобы он поднял ее на руки и сказал, что всё это был сон, это всё приснилось.

Дальше были похороны. Были неизвестные знакомые отца с их сочувствием и обещаниями, которые дают только скромным, которые не напомнят и не потребуют. Были свечи, ладан, сырая земля. После стало так серо и мрачно, как может быть только в Петербурге. Навязчивая мысль душу продать за одно доброе слово не выходила из головы… но телефонные номера не отвечали… Женщина, которая сдавала им с отцом квартиру, стыдливо, но четко попросила съехать.

Жанна не знала, куда ей идти, и пошла на очередное заседание клуба. К вечно распухшим губам добавились распухшие раскрасневшиеся глаза, и они блестели в потемках, пока Винсент еще не включил фонарь. Даня достал из рюкзака конфеты, сыпал ей в ладони и мимо. А Жанна кричала Винсенту, потому что хотелось кричать:

– Ты же видел, как старушка продает на рынке живую воду!!! Ты же говорил: мертвые пташки начинают щебетать и смотреть в небо. Где эта старушка, где?

– …Она умерла.

Существа без ручек и ножек

– И у тебя совсем никого нет? – одноклубники спрашивали.

– Я не знаю, есть ли у меня какая-то родня. Когда я была маленькая, мы часто ездили к бабушке с дедушкой. Но они умерли, и их дом в горах давно продали. А детский дом – это так страшно… – Жанна вздохнула, и большие глаза опять наполнились слезами.

– Живи у меня! – Винсент сказал неожиданно. Даже для себя самого.

– Серьезно???

– Да без проблем!

Фактически Винсент жил прямо под чердаком, только старый дощатый настил отделял его квартиру от тайной комнаты. Получается, им нужно было спуститься вниз всего на один этаж.

Так Андрей Николаевич и Элла Вадимовна Оболенские стали для Жанны официальными опекунами. Кажется, они даже получали за нее какую-то материальную помощь, впрочем, об этом не принято было говорить. Встретили девочку поначалу с осторожностью, сердобольностью (сирота ведь), но скоро привыкли.

– Жанночка, будешь кофе? – спрашивал папа Вити (то есть Винсента).

Это был мужчина с тонкими, угловатыми, но не лишенными привлекательности чертами. «Голубая кровь». Вместо воды он разбавлял кофе водкой и довольно тянул ей чашку. Винсент сидел рядом. С растрепанными волосами, в рубашке, расстегнутой на все пуговицы, и был похож на отца. Они оба весело гоготали.

– Нет, спасибо, Андрей Николаевич!

Иногда по вечерам Андрей Николаевич вваливался в квартиру пьяный, падал на колени и ноги жене целовал от ступней и выше: «Не ругай, не суди меня, пожалей!». Такая сильная любовь.

Элла Вадимовна была не то чтобы очень, но, всё же, красивой. Она не упускала возможности напомнить, что происходит из древнейшего и знатнейшего немецкого рода. Семейные традиции и обычаи – вот что важно! Так она считала.

Впрочем, понятие «семейные» было довольно относительным: бабушка приезжала не чаще раза в месяц, круглогодично привозила с дачи яблоки, цветы, варенье из лепестков роз. Расцеловывала Винсента и отчаянно пыталась его накормить.

«Интересно, куда она всё время ездит… у нас ведь нет дачи». – Он подмигивал Жанне. И ставил гостинцы в шкаф рядом с блоками сигарет.

Видно, что квартира некогда была величественной. Но история, годы и жильцы ее не пощадили. Совсем. Обои в длинном коридоре были кое-где ободраны. Высокий потолок начинал течь, разводы по стенам тянулись от старинной лепнины до пола вниз.

У входной двери обосновался склад ботинок. А еще – легкий запах супа с фрикадельками с кухни. И спирта. Кухня была на одном конце коридора, а ванная – на другом. Между ними – двери в комнаты: в комнату родителей, потом – Винсента, самую загадочную (дяди Арчи) и…

Жанне выделили каморку с кроватью на полчеловека и таким же полушкафчиком. Но и это был шик по сравнению с призраком детского дома, витавшим над ней кругами в последнее время.

Комната Винсента ей казалось просто огромной! И типично мальчишечьей: плакат с Мухаммедом Али и надписью Impossible is nothing[2]2
  Невозможное возможно (англ.)


[Закрыть] – на полстены. Музыкальные колонки – на вторую половину, непарные носки и мольберты раскиданы по углам. Пахло махоркой, смешанной с дезодорантом, которым он пытался ее заглушить. И масляными красками. А кровать у него была, можно сказать, королевская – двуспальная.

– Да, это моя кровать, но я на ней не сплю, я сплю там. – Он указал на большую картонную коробку у стола.

– Почему?

– Хочешь узнать??? – Он подбежал к стене и со всей силы постучал в нее. За стеной раздался страшный нечленораздельный вой.

– Ну всё, спасайся! – Винсент пробормотал и прыгнул в коробку, скрывшись с головой.

– Что???

Жанне ничего не оставалось, как скрыться под одеялом, дрожать и бояться. Тут дверь со скрипом приоткрылась, и что-то смачно ударило ее по спине: хлоп! Дверь закрылась. Жанна осторожно выглянула из-под одеяла: она ожидала увидеть всё, что угодно, но только не тапок, валяющийся на полу.

– Что???

– Теперь понимаешь, почему я не сплю на кроватке? – разнесся голос из коробки. Винсент не спешил вылезать (пауза). – Это был Арчи, – он представил метателя тапка.

– Почему Арчи такой странный? – Жанна тихо спросила.

– Что??? Какой странный?

Однажды Элла Вадимовна открыла холодильник и обнаружила там сапог. Настоящий, поношенный. И замерла от неожиданности. Дети заглянули вслед за ней: так и есть – сапог.

«Кто положил САПОГ в холодильник???!!! Неужели опять???»

Элла Вадимовна выбежала в коридор и стучала в дверь его комнаты: «Арчиии!!!». Из-за двери раздался ответ:

– Я же говорил! Это не я! Это проделки существ без ручек и ножек!

– Где эти твои существа, где? – она спросила уже с тихой безнадегой в голосе.

– Не знаю, я их толком не видел, ОНИ очень осторожны! Но ОНИ есть!

– А шампунь мой тоже без ручек и ножек украли на прошлой неделе?

Тишина.

– …Ах да, Жанн, еще: шампуни, зубную щетку, пасту тоже лучше храни в комнате, а выноси по необходимости, – Винсент прошептал ей на ухо.

– Что???

А он уже кричал у закрытой двери:

– Я сегодня слышал по радио, что в одной российской школе задержан учитель, который шесть лет преподавал детям несуществующий язык. Подумай об этом, Арчи!

Арчи приходился Винсенту дядей по материнской линии. Работал в Эрмитаже художником-реставратором. Когда племяннику исполнилось десять, Арчи неожиданно положил у его двери (считай, подарил) набор мольбертов и масляные краски.

Потом он пару раз видел следы краски на раковине от Витиных рук и понял: подарок не пропал зря. По ночам втихаря стал подсовывать ему под дверь журналы и брошюры о живописи (И почему никто не заикнулся, что Арчибальд тоже из благороднейшего немецкого рода?). Однажды в проеме под дверью оказалась брошюрка с заметкой о картине «Звездная ночь над Роной» Винсента Ван Гога.

Так было положено начало «Вангогомании». Витя что-то себе опять напридумывал (что глядя в окно на Фонтанку ночью всё время видел, оказывается, «Ночь над Роной») и всех заставил называть себя Винсентом, не иначе.

Арчи выбирался из комнаты в основном по ночам. В первый раз, когда Жанна столкнулась в темном коридоре с высоким человеком с растрепанными волосами, в измазанной красками одежде, она от него шарахнулась. А на второй – он улыбнулся и даже протянул руку.

Его она больше не опасалась. А вот Винсента… как только он видел, что Жанна идет в сторону ванной с зубной щеткой и полотенцем, радостно бежал за своей щеткой. Становился рядом у раковины и тоже начинал чистить зубы.

– У меня очень слабенькие зубки, боюсь, выпадут, – объяснял.

– А со мной не боишься?

– Боюсь. Но не так сильно. – И выглядел жутко довольным.

Их дом на Фонтанке стоял ровно посередине между двумя мечтами Винсента: Мухинским училищем на Соляном переулке и Театральным на Моховой. Художник или актер? Хорошо, что этот роковой выбор еще не скоро, потом, после школы.

А пока Винсент, как и дом, соблюдал нейтралитет: ходил на плаванье, там учили плавать. И в школу юнг, там учили определять местонахождение по координатам, вязать морские узлы и азбуке Морзе.

Метод изучения азбуки стал просто находкой для его беспокойного мозга. Каждой букве присваивалось определенное слово или словосочетание. Например, буква Л: лу – НА – ти – ки (короткий – длинный – короткий – короткий). З: ЗА – КА – ти – ки ( – – . . ).

Он запоминал: «лунатики» – «закатики». Притащил домой откуда-то прожектор и подолгу практиковался, светил в потолок и приговаривал: «И только одна. Две не хорошо. И – ТОЛЬ – КО – ОД – НА. Две – не – ХО – РО – ШО». Это значило «12». Ему было двенадцать лет.

Винсент родился в день, которого в большинстве лет просто нет. Последний день зимы, мигающий, как фонарь: один – через три. Символ его знака Зодиака – рыбы, плывущие в разные стороны. Одна – по течению, другая – против.

Глаза у него были голубые, такие полупрозрачные, что зрачок, казалось, лежал на дне и просвечивал, как утес сквозь воду. Уголки губ были чуть опущены вниз. Это превращало его улыбку в загадочный грустно-радостный оскал. Винсенту самому, видно, нравилась такая асимметрия. Он улыбался всё время искоса, показывая ровные, белые (до того, что блестели при свете ламп и солнца) зубы. И от этого можно было сойти с ума, так хорошо у него получалось.

Две мечты потихоньку растаскивали его душу, каждой – по своему куску. А еще…

– Знаешь, я бы хотел жить в маленьком доме на берегу моря, а лучше, океана! – Винсент говорил, когда они с Жанной гуляли по пляжу Петропавловки.

Оставляли следы на сыром холодном песке, отступая от набегающих волн. Волны каждый раз смывали следы, а они снова следили.

– …Только теплого, чтобы можно было купаться! И белый песок! – она сняла ботинки и теперь шла по линии прибоя босиком.

– И собаку! Чтобы прыгала в воду с разбегу! – Он сам радостно запрыгал.

– Да! Большую мохнатую собаку! Чтобы брызги летели во все стороны!

Им казалось: всё так и будет. Или уже было. Не всё ли равно? С кем-то другим. В другой жизни… Стекло под ногами хрустело, как песочек. Он смотрел на ее кровавые следы, волна нахлынула и стала красной. А Жанна стыдливо опустила глаза:

– Ой, я думала, там песочек!

– Пошли, песочек! – Винсент помог ей добраться до дома, подставлял руки и спину, чтобы облокотиться, и по ступеням в парадной нес на руках. Усадил на стул, обработал ногу остатками папиной водки, заклеил антибактериальным пластырем из аптечки.

И когда он решился попросить собаку, Элла Вадимовна с ходу ответила: «Зачем? У нас же есть Жанна. То есть… живое существо… ну, ты меня понял».

Существо то и дело простужалось: Винсент постоянно держал форточку открытой, всё ему было жарко. Жанна куталась в плед. И когда становилось совсем невмоготу, закрывала форточку. А Винсент опять открывал. Высовывался в окно и дымил свои адские сигареты.

Так продолжалось, пока не пришел скандинавский циклон, и ветер не завыл в щелях оконных рам. Винсент заклеил скотчем сначала бреши в рамах, а потом – все острые углы в квартире, превратив ее в подобие психушки. «Это для Арчи. На всякий случай… ну, и для меня».

Арчи оценил идею, спросил, как пациент пациента: «Ты знаешь, что снег хрустит потому, что у снежинок ломаются позвоночники?»

Снег падал, не тая, на реку, на мосты, на дороги. Всё занесло снегом! Винсенту представлялся веселый десант снежинок, где всем радостно мнут хребты. Предновогодние улицы и проспекты зажигались разноцветными мигающими штуками. От мороза щипало нос и ладони, если снять варежки. Если лепить снежки, громко мять позвонки. И пальцами разминать, разминать…