Текст книги "Каирский дебют. Записки из синей тетради"

– Вы не мусульманин, так что рук мы вам отрубать не будем, но в тюрьме вы останетесь до конца своих дней, это я вам обещаю, – проговорил полицейский начальник.

Он щелкнул пальцами, и вошедший в кабинет дюжий капрал вывел Загорского в коридор.

Очень скоро тот был доставлен в тюремную камеру-одиночку. Сырая, холодная, с влажными стенами и черной плесенью на них, камера произвела на него самое неблагоприятное впечатление. На темной прогнившей лавке, белесые и прозрачные, словно водяные капли, сидели несколько мокриц. Однако особенное впечатление на узника произвел крупный черный таракан, необыкновенно вальяжно пересекший камеру и скрывшийся в какой-то щели у самого пола.

– Сидеть всю жизнь в таком месте? – в раздумье переспросил сам себя Загорский. – Нет, господа, увольте, подобное времяпрепровождение в мои планы не входит.

Он подошел к двери и сильно застучал в нее кулаком. Спустя полминуты окошко в двери приоткрылось, и в него заглянули глаз и ус тюремщика.

– Мне нужно к господину Сидки, – по-французски сказал арестованный.

Глаз в окошке, не мигая, смотрел на него с поистине тараканьим терпением.

– Мне нужно к главному начальнику, – повторил узник. – Я хочу кое-что ему сказать…

Однако никакой реакции от тюремного надзирателя так и не воспоследовало. Загорский хлопнул себя по лбу. Ну, конечно, простой тюремщик наверняка не понимает по-французски. С грехом пополам удалось объясниться по-английски.

– Мастер Сидки? – переспросил тюремщик.

– Да, да, мастер Сидки, – закивал Загорский. – Веди к нему, мне есть, что ему сказать.

– Сознаться? – строго спросил надзиратель.

Молодой человек махнул рукой: пусть будет сознаться, главное, отведи.

В скором времени Загорского доставили обратно в кабинет полицейского начальника. Тот выглядел чрезвычайно довольным. Теперь они находились тут вдвоем, без посторонних, что побудило хозяина кабинета встать из-за стола, подойти к юноше, который был гостеприимно усажен на деревянный стул, и потрепать его по плечу.

– Ну, – сказал он весело, – я вижу, вы взялись за ум.

– Вы не оставили мне другого выбора, – отвечал арестованный.

Саад Сидки приятно улыбнулся и осведомился, где же господин Загорский спрятал украденные им драгоценности.

– Этого я пока еще не знаю, – отвечал тот, – но обещаю, что узнаю очень скоро.

Господин директор вытаращил на него глаза: как прикажете это понимать? Молодой человек отвечал, что намерен сам расследовать это преступление, найти грабителей и, таким образом, отвести от себя всякие подозрения.

Саад Сидки побагровел от возмущения.

– Я полагал, что вы – разумный юноша, – заговорил он с необыкновенной обидой, удивительной в столь значительном чиновнике, – а вы, кажется, взялись морочить мне голову? В таком случае я вынужден вернуть вас обратно в камеру.

И он взял со стола колокольчик, которым, по обстоятельствам, призывал секретаря или конвойного.

– Постойте, – удивился Загорский, – неужели вы не хотите узнать, кто ограбил магазин?

Полицейский начальник отвечал, что ему это не нужно, он и так знает виновника всего происшествия – это не кто иной, как сам Загорский. Разумеется, он никого не сможет найти, однако, судя по всему, надеется заморочить голову ему, Сааду Сидки, и тянуть время, пока его сообщники, если таковые у него имеются, не переправятся благополучно в безопасное место со всем награбленным.

– Так зачем же, в таком случае, вы велели меня к вам привести? – с недоумением спросил Загорский.

– Я подумал, что в вас проснулся здравый смысл, вы решили во всем сознаться и вернуть украденное, чтобы облегчить свою участь, – отвечал полицейский.

Молодой человек в ответ только руками развел: но как же он может сознаться в том, чего даже не совершал? Никак, согласился господин Сидки, однако он прекрасно может сознаться в том, что сделал, то есть в ограблении ювелирной лавки.

– А если я не сознаюсь? – с неожиданным интересом полюбопытствовал юноша.

В таком случае его отправят в самую ужасную камеру – с дырками, через которые как к себе домой заходят гигантские крысы-людоеды.

– Я читал разных натуралистов, включая Линнея, Дарвина и Кювье, – улыбнулся Загорский, – но ни один из них не упоминал о гигантских крысах-людоедах. За вычетом, пожалуй, большой капибары. Но она, во-первых, не является людоедом, во-вторых, хотя и относится к грызунам, но все-таки не совсем крыса.

– Вы не верите в огромных крыс? – с неожиданной злостью прошипел господин Сидки. – Что ж, скоро вам представится возможность познакомиться с ними лично!

Глаза его метали молнии, нос навис надо ртом, как клюв какой-то хищной птицы. Несколько мгновений арестованный изучал его исказившееся лицо, потом примирительно поднял руки.

– Хорошо, – сказал он, – хорошо. Я сознаюсь в этом ужасном преступлении.

Лицо хозяина кабинета немедленно подобрело, и он снова заулыбался.

– Я сразу понял, что вы не такой дурак, чтобы портить себе жизнь из-за каких-то там драгоценностей, – сказал он со всем добродушием, на которое только способен полицейский начальник.

– Однако, – продолжал Загорский, – вам придется отвезти меня на место происшествия, я ведь должен показать, как именно я провернул ограбление. У нас в России это называется следственный эксперимент.

Секунду-другую господин Сидки глядел на него испытующе, потом хитро улыбнулся и погрозил пальцем. Вероятно, господин Загорский надеется сбежать во время этого самого следственного эксперимента. Но египетская полиция не так проста. Его повезут в наручниках в сопровождении двух крепких конвойных, так что сбежать он не сможет ни при каких обстоятельствах.

Загорский, однако, уверил, что он и не думает сбегать, его задача состоит только в том, чтобы установить истину и благодаря этому облегчить свою участь.

* * *

Спустя примерно час полицейский начальник и арестованный в сопровождении двух конвойных заходили в лавку достопочтенного Рахмани. Там их уже ждал сам хозяин магазина и приказчик Валид – оба взволнованные донельзя.

Войдя внутрь, Загорский попросил запереть двери в магазин изнутри, чтобы случайные зеваки не помешали их эксперименту. Приказчик немедленно исполнил его просьбу.

– Прекрасно, – сказал Загорский, который уже внимательно осматривал помещение и, кажется, остался доволен результатами своего осмотра. – Так я и думал с самого начала. Эта лавка почти так же неприступна, как средневековая крепость. Однако у всякой крепости есть своя ахиллесова пята.

– О чем он говорит? – с недоумением спросил хозяин лавки у полицейского начальника.

Тот только плечами пожал: он что-то слышал о загадочной русской душе, возможно, таким замысловатым образом русские признаются в совершенных преступлениях. Загорский между тем как-то незаметно перешел на русский язык, как будто не хотел, чтобы ход его рассуждений раньше времени постигли полицейские.

– Будем рассуждать логически, – негромко говорил сам себе молодой человек. – В закрытое со всех сторон помещение есть только два пути – сверху или снизу. Однако потолок тут деревянный, и он ни в одном месте не поврежден. Кроме того, лезть через крышу слишком опасно – воров наверняка бы заметили, если не тогда, когда они влезали, то по крайней мере в тот момент, когда они вылезали отсюда. Следовательно, вероятнее всего, в помещение они проникли снизу. Эту версию подтверждают и мои недавние наблюдения…

Он подошел к витрине, которая блистала сейчас первозданной пустотой. Постоял секунду, потом повернулся к витрине спиной и сделал два шага от нее в центр магазина, потом шагнул налево и сделал еще несколько шагов, почти уткнувшись в стену.

– Именно здесь стояло его кресло, и именно здесь уронил свою трость, – сказал молодой человек. – Сначала один раз, а потом и второй. А между падениями все время постукивал ею об пол. Значит, искать следует тут.

Тут он повернулся к Сааду Сидки и попросил снять с него наручники.

– Зачем это? – спросил тот с подозрением.

– Мне надо приподнять одну из плит пола.

– Вы спрятали драгоценности под полом?

– Да, – нетерпеливо кивнул арестованный и протянул к конвойному руки в кандалах.

Тот было загремел ключами, однако начальник его остановил.

– Вы хитры, как лис, – сказал он. – Только попробуй снять с вас кандалы, вы немедленно ускользнете. Нет уж, пусть плитой займется конвойный. Покажите, какую именно надо поднять.

Загорский кивнул на каменную плиту прямо перед собой. Дюжий конвойный по имени Аман подцепил плиту саблей, висевшей у него в ножнах, и поднял стоймя. Под плитой открылась темная, казавшаяся бездонной дыра.

– Шайтан! – воскликнул приказчик в испуге. – Похоже, она ведет прямо в ад.

Все невольно попятились назад. Все, кроме Загорского. Воспользовавшись всеобщим замешательством, он быстро шагнул вперед и провалился прямо в дыру. Державший каменную плиту конвойный от неожиданности уронил ее, та, загремев, упала на пол и закрыла проход.

– Проклятье! – закричал Сидки. – Он сбежал! Поднимайте плиту, ловите его!

Конвойные бросились поднимать плиту. Но от волнения руки у них дрожали, и они никак не могли это сделать.

– Скорее, скорее, безрукие! – торопил их начальник.

В конце концов плиту все-таки подняли, и все стали вглядываться в темный провал, надеясь увидеть там притаившегося беглеца. К несчастью, в непроглядной тьме не было видно ни зги.

– Фонарь, – застонал Сидки, – дайте фонарь!

Однако фонаря ни у кого не было. Защелкали спички, слабые огоньки затрепетали над черной пастью провала.

– Кажется, это лаз, – неуверенно проговорил приказчик. – Он ушел по подземному ходу.

Полицейский начальник так на него посмотрел, что тот стушевался и спрятался за господина Рахмани. Сидки, впрочем, уже забыл о его существовании и смотрел теперь только на конвойных.

– Аман, Карим! Вниз – и поймайте мне этого ифрита! – велел он.

Конвойные неуверенно затоптались на месте, им страшно было спускаться в непроглядную черную тьму.

– Живо! – рявкнул Сидки. – Или, клянусь Аллахом, отправлю вас за решетку вместо него!

Поддерживая друг друга и негромко сетуя на судьбу, полицейские неловко спустились в подземный ход. Спустя несколько секунд из темноты донесся обиженный голос Амана:

– Здесь темно, ничего не видно…

– Так зажгите спички, идиоты!

Конвойные снова зачиркали спичками, и теперь слабое желтое свечение немного рассеивало тьму. Аман и Карим жалобно глядели снизу вверх, опасаясь идти вперед.

– Стойте, – вдруг крикнул приказчик, сообразив что-то, – я дам вам свечу!

Он подбежал к своему бюро, вытащил оттуда свечу и сунул вниз, конвойным. Те зажгли свечу и, не дожидаясь больше понуканий, отправились по подземному ходу вперед, в темноту, где, возможно, ждал их свирепый и страшный, как Иблис, враг.

– Не бойтесь его, он в кандалах! – вслед конвойным крикнул начальник.

На это достопочтенный Рахмани хмуро заметил, что такой ловкий шайтан наверняка уже нашел способ избавиться от кандалов.

– Неважно, – устало произнес господин Сидки. – Мы потеряли слишком много времени, он наверняка уже ушел.

Вид у него был мрачный: как он мог попасться на удочку этого русского, как мог позволить ему сбежать? Сначала тот использовал подземный ход, чтобы ограбить лавку, а затем – чтобы скрыться самому. Поистине, он не видал раньше столь хитрого и дерзкого грабителя. Такой, скорее всего, не остановится на одной лавке, он пойдет грабить все магазины в Египте… А виноват будет он, Саад Сидки!

В этот миг кто-то решительно постучал с улицы. Все трое вздрогнули и посмотрели на дверь.

– Магазин закрыт, – придя в себя, скрипучим голосом объявил Рахмани.

Однако в дверь снова постучали, а потом знакомый голос объявил по-французски:

– Господа, это я, Загорский. Прошу вас, откройте, у меня для вас интересные новости…

Почтенный Рахмани только рот открыл от неожиданности. Приказчик, путаясь руками в карманах, уже тащил наружу ключ от замка. Не в силах ждать, полицейский начальник рванул у него ключ из рук, сам отпер замок и распахнул дверь настежь.

Слух их не обманул – перед ними стоял только что сбежавший от них Загорский. Рукав его тужурки был вымазан землей, однако вид он имел довольный.

– Что это значит? – осипшим голосом спросил его Сидки. – Почему вы вернулись? Почему не убежали?

– А зачем бы мне бежать? – с безмятежным видом отвечал молодой человек. – Тем более, как уже говорилось, я ни в чем не виноват. И к тому же я открыл преступление, которое так вас беспокоило. Впрочем, если вам не интересно, я готов с вами распрощаться и пойти по своим делам.

– Нам интересно, – прорычал Сидки, вцепляясь в него железной хваткой, словно краб. – Валид, стул нашему русскому гостю!

Валид немедленно приволок стул и поставил его позади молодого человека. Тот не без удовольствия в него уселся.

– Кстати, господа, вот ваши наручники, – он вынул из кармана и протянул наручники главному полицейскому. – Я бы на вашем месте подумал над улучшением конструкции, они снимаются за одну минуту без всякого ключа.

Сидки уставил на Загорского тигриный взор.

– Говорите! – прорычал он.

Молодой человек обвел взглядом присутствующих, выдержал эффектную паузу и приступил к рассказу.

Итак, он действительно был в лавке господина Рахмани в среду. Приказчик должен помнить, что почти одновременно с ним в магазин зашел некий господин с усами и бородой, ужасно похожий на султана Абдул-Меджида Первого. Загорскому сразу показалось, что он ведет себя странно. Он даже не подошел к витрине, глядел издали, да и глядел-то не так на товар, как по сторонам.

– Он словно бы разглядывал обстановку, – уточнил Загорский. – Но зачем ему обстановка, он же не в мебельный магазин пришел… Это показалось мне любопытным, и я стал исподтишка наблюдать за ним. Он так и не подошел к витрине, но потребовал себе кресло. Господин Валид поставил ему кресло рядом с витриной, но тот почему-то попросил, чтобы кресло поставили вот сюда, ближе к дальней стене. Приказчик сказал, что там ему будет неудобно разглядывать украшения, не говоря уже о том, что там просто темно и мало что видно. Но Абдул-Меджид настаивал. Это мне тоже показалось странным. Садясь в кресло, он уронил свою трость. Трость была тяжелая, и звук от удара раздался громкий.

Конечно, заметил Загорский, делать далеко идущие выводы по такому ничтожному поводу было бы неразумно. И он продолжал наблюдать. Сидя в кресле и ожидая товара, клиент постоянно постукивал своей тростью по полу, что-то напевая при этом. Загорского удивило, что ритм пения и ритм постукивания не совпадали, и тогда он стал прислушиваться к постукиванию. Каково же было его удивление, когда он разобрал, что бессмысленные с виду звуки представляют собой азбуку Морзе. Раз за разом Абдул-Меджид выстукивал по полу следующие сигналы: точка, точка, тире, точка, тире, точка, точка, точка. Согласно международному коду это соответствовало латинским литерам «I», «C», «I». Вместе составилось французское слово «иси», «здесь». Это, конечно, тоже могло быть случайным совпадением, но когда совпадений какое-то количество, стоит уже задуматься о закономерности.

Наконец загадочный покупатель ткнул пальцем в самые дешевые часы, забрал их и ушел. Но самым странным оказалось, что он снова уронил свою трость, и случилось это в том же самом месте, что и в первый раз, буквально на той же самой плите. Из всего увиденного сделалось совершенно ясно, что означенный господин приходил вовсе не за часами, покупал он их для отвода глаз.

– А для чего же он явился? – нетерпеливо спросил Сидки.

Загорский пожал плечами, ответ очевиден: чтобы уронить свою трость.

– Что это за ответ такой?! – разъярился главный полицейский. – Человек приходит в ювелирную лавку, чтобы бросаться тростями? Вы над нами издеваетесь?

Русский студент, однако, был вполне серьезен. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что это сигнал. Ему сразу стало ясно, что магазин собираются обокрасть.

– Ничего не понимаю, – робко вмешался господин Рахмани. – Пусть даже это сигнал, но кому он его подавал, и почему вы решили, что это сигнал к ограблению?

– Очень просто, – Загорский получал явное удовольствие, демонстрируя ход своих рассуждений. – В ювелирной лавке много дорогого товара. Естественно, вы, господин Рахмани, позаботились о его сохранности. Магазин хорошо укреплен и находится под постоянным наблюдением. В него нельзя войти незамеченным ни через дверь, ни через окна, ни даже через крышу. Единственный путь, которым можно сюда попасть – это через пол.

– И для этого они прокопали подземный ход? – спросил приказчик.

Загорский кивнул: именно.

– Но зачем было бросать трость?

Молодой человек улыбнулся. Грабителям надо было не просто прокопать подземный ход, но прокопать его так, чтобы выход оказался точно под магазином. И более того: надо было, чтобы выход не пришелся под мебель или несгораемый шкаф – попасть в магазин стало было сложнее. Поднять пол, когда на нем стоит мебель, гораздо труднее. Это во-первых. А во-вторых, мебель бы начала падать, поднялся бы шум, который наверняка услышал бы охранник, карауливший у порога, и все дело бы сорвалось.

– А почему мошенник сел у дальней стены? – полюбопытствовал господин Валид.

– И это понятно, – отвечал Загорский. – В магазин нужно было влезать как можно дальше от двери, чтобы не услышал охранник. Поэтому он выбрал столь удаленное место. Кроме того, надо было сделать так, чтобы им не помешала никакая случайность. Мало ли кто, в конце концов, может уронить в магазине что-то тяжелое. Поэтому Абдул-Меджид не только ронял трость, но и постукивал ею, при помощи азбуки Морзе указывая нужное место, куда подводить подземный ход.

– Но если вы все это сразу поняли, почему же не предупредили приказчика? – воскликнул Рахмани.

Загорский только руками развел.

– Я предупредил. Но меня не стали слушать.

Хозяин лавки бросил на господина Валида такой взгляд, что тот побледнел. С минуту все мрачно молчали, один Загорский хранил безмятежный вид. Даже появление из дыры Амана и Карима, которые вернулись назад, с ног до головы перемазанные землей, не нарушило всеобщего молчания.

– А откуда копали подземный ход? – спросил, наконец, Саад Сидки.

– Это самый простой вопрос, который не требует никакой дедукции, – отвечал Загорский. – Хотя бы потому, что я, словно Тесей, прошел по всему лабиринту до самого конца. Однако в конце, примерно в ста ярдах отсюда, меня ждало не прибежище Минотавра, а что-то вроде сарая, внутри которого я обнаружил две кирки и две лопаты, а также несколько больших мешков из под кофе, снаружи и внутри испачканных землей. К сараю этому примыкает ветхое строение, в котором я нашел несколько старых ковров, большой котел для кипячения воды и каменную ступку для растирания зерен. Из чего я делаю вывод, что ход ведет в какую-то кофейню. Точнее сказать, из кофейни – в лавку господина Рахмани.

Приказчик, сидевший тихо, вдруг встрепенулся и закивал. Именно так, пару месяцев назад кто-то арендовал стоявший неподалеку деревянный домик и сарайчик рядом с ним. После этого в сарае устроили кофейный склад, а в стоявшем рядом домике – кофейню. Вот, правда, заведение успехом не пользовалось: кофий в нем был плохой, а цены – несуразно высокие.

– Само собой, – кивнул молодой человек. – Ведь задача хозяев состояла не в том, чтобы приваживать клиентов, а в том, чтобы их отвадить. Но тут есть еще один нюанс – кофий был не просто плохой, он был греческий.

– Из чего это следует? – заинтересовался Саад Сидки.

– Я обнаружил в кофейне небольшой мешок с цикорием, – отвечал Загорский. – А это греческий рецепт, цикорий добавляют в кофий для смягчения вкуса, ну, и для удешевления напитка тоже. Из этого можно сделать вывод, что снимали помещение греки, что сразу сужает количество подозреваемых. Чем же они там занимались? Ответ прост. Днем они делали вид, что торгуют кофием, ночью – рыли подземный ход. Таким образом, картина похищения становится совершенно ясной.

Все закивали, только главный полицейский по-прежнему хмурился.

– Минутку, – сказал он подозрительно. – Все это звучит хорошо, но когда копаешь подземный ход, надо куда-то девать землю, которую выкопал. Куда грабители девали землю? Ни на складе, ни тем более, в самой кофейне такое количество грунта не поместилось бы, да и прятать его там негде. На улицу землю тоже не вывалишь, это было бы сразу видно. Вскоре после ограбления мои люди обошли весь квартал и не обнаружили ничего подозрительного.

Загорский согласился: совершенно верно. Похитители, конечно, понимали, что выкопанный грунт надо куда-то девать. Поэтому они и организовали его тайный вывоз.

– Но как?

– У меня не было времени на детальный осмотр, но я обнаружил, что рядом с кофейней, в тех местах, где земля не вымощена камнями, остались глубокие колеи от колес. Видимо, к кофейне регулярно подъезжали и отъезжали от нее тяжело груженые телеги.

– Там был товар для кофейни? – предположил Рахмани. – Кофий, сахар, сладости?

Загорский покачал головой. Там не было товара, телеги были пустые, но пустоту, которая там была, маскировали под товар. Скорее всего, в телегах привозили к складу и кофейне мешки из-под кофия. Так же, как и почтенный господин Рахмани, все вокруг думали, что внутри товар, в частности, предназначенный к продаже кофий, который позже развезут по другим кофейням и магазинам Каира. На самом же деле мешки были пустые. По ночам в них засыпали землю и отправляли куда подальше, вероятнее всего, за город. Во всяком случае, будь Загорский на месте похитителей, он бы именно так и сделал.

Господин Валид снова закивал: так оно и было, к кофейне по вечерам подъезжали телеги, а наутро их уже не оказывалось.

– И еще, – сказал Загорский, – судя по количеству лопат и кирок, в ограблении участвовали как минимум четыре человека.

– Вы так подробно это рассказываете, как будто сами во всем участвовали, – Саад Сидки снова глядел на молодого человека с подозрением.

– Да ведь картина совершенно очевидна, – удивился Загорский. – Небольшое умственное усилие – и все становится ясно, как день.

– В таком случае сделайте еще одно усилие и скажите, кто именно обокрал лавку господина Рахмани? Как зовут этих людей, и где их можно найти? – в голосе главного полицейского звучало раздражение.

Молодой человек улыбнулся: не слишком ли многого от него хотят? Он не господь Бог, и даже не профессиональный сыщик. Он раскрыл механизм преступления, а где и как искать грабителей – это уже забота господина Сидки и его подчиненных.

– Впрочем, – добавил он, хмурясь, – боюсь, найти этих самых греков вам будет крайне затруднительно. Скорее всего, они уже разделились и покинули Египет по одному. Может быть даже, они сумели вывезти все драгоценности за границу или, по крайней мере, надежно их спрятали. Одним словом, я бы не очень рассчитывал на то, что грабителей удастся найти и вернуть украденное. Надеюсь, однако, что товары в лавке господина Рахмани были застрахованы, и он получит компенсацию.

И Загорский посмотрел на хозяина магазина. Тот, однако, повел себя крайне странно. Достопочтенный Рахмани воздел руки к небу, закричал: «Горе мне, горе!», и, как безумный, стал разрывать на себе одежды и царапать ногтями свое ухоженное лицо. С большим трудом удалось его успокоить, после чего он рассказал о причинах такого отчаяния.

Оказывается, товар в лавке действительно был застрахован. Но не весь. За несколько дней до кражи в магазин поступила еще одна партия брильянтов, причем крупных и дорогих. Всю партию заказал некий паша, чьего имени до поры до времени господин Рахмани не хотел бы называть, храня приватность этого вельможи.

– И как велика была партия? – полюбопытствовал Загорский.

– На миллион франков, – отвечал Рахмани и принялся снова царапать полное смуглое лицо своими ухоженными ногтями.

– Одну секунду, – остановил его Загорский. – Скажите, зачем вдруг паше понадобилось столько дорогих бриллиантов?

Господин Рахмани отвечал, что сын паши женится, а бриллианты нужны для праздничного убора его невесты. При покупке клиент собирался ограничиться тремястами тысячами франков, но Рахмани, как это водится, решил заказать камней на миллион, чтобы у паши был выбор. И вот теперь у него ни камней, ни денег!

– Мне очень жаль, господин Рахмани, – Загорский смотрел на огорченного египтянина с искренним сочувствием. – Надеюсь, Аллах так или иначе возместит вам понесенный ущерб.

С этими слова он кивнул приказчику, вежливо поклонился Сааду Сидки и направился к двери.

– Стойте! – сказал начальник полиции ему вслед. – Куда это вы?

Молодой человек остановился и посмотрел на того с некоторым удивлением.

– У меня есть кое-какие дела, которые надо успеть сделать до отъезда, – отвечал он.

– Ах вот как, до отъезда, – голос Саада Сидки звучал как-то странно. – В таком случае позвольте сказать, что никакого отъезда не будет. Я запрещаю вам покидать Каир впредь до особого распоряжения.

Загорский поднял брови: что это значит? Это значит, отвечал полицейский, что подозрения с молодого человека не сняты. Он по-прежнему обвиняется в краже брильянтов из магазина достопочтенного Рахмани.

– Что за чепуха? – кажется, самообладание изменило Загорскому. – Мы только что убедились, что брильянты украли греки, устроившие тут неподалеку кофейню!

– Да, убедились, – лицо Саада Сидки осветилось несколько людоедской улыбкой. – Однако, судя по вашей резвости, вы вполне могли быть их сообщником.

Кажется, впервые за все время Загорский занервничал, это было видно по его лицу. Если бы он был их сообщником, разве бы он вернулся назад после того, как сбежал отсюда?

– У вас не было выбора, – вкрадчиво отвечал глава полиции. – Я отдал бы распоряжение, и вас попросту не выпустили бы за границу. Так что вам пришлось сделать вид, что вы честный человек и вернуться. На самом же деле…

Улыбка сползла с его лица, и он продолжал суровым голосом.

– На самом же деле никто подозрений с вас не снимал. И вы будете содержаться под стражей до тех пор, пока не отыщутся истинные похитители.

Отповедь эта, кажется, удивила даже господина Рахмани и его приказчика. Но молодой человек, очевидно, уже овладел собой.

– Почтенный Саад Сидки, – сказал он безмятежным голосом, поднимаясь со стула, – могу ли я поговорить с вами с глазу на глаз?

Понимающая улыбка скользнула по лицу полицейского. Разумеется, они могут поговорить с глазу на глаз, почему бы и нет?

Они направились к выходу из магазина. Нижние чины было двинулись следом, но Саад Сидки сделал им знак, и те отстали. Спустя несколько секунд дверь за ними закрылась.

– Какой интересный молодой человек, – заметил почтенный Рахмани, кажется, совершенно забывший, что он только что был охвачен отчаянием, словно стог сена огнем.

Приказчик, господин Валид, лишь почтительно наклонил голову, беспрекословно соглашаясь с мнением хозяина.

Тем временем интересный молодой человек, стоя на оживленной улице, продолжал весьма неприятную беседу с главой каирской полиции.

– Вы сказали «истинные похитители», – сказал Загорский. – Следовательно, вы понимаете, что настоящий грабитель – вовсе не я?

Саад Сидки только поморщился. Неважно, что он считает, и неважно, что он говорит. Важно, что в ближайшее время господин Загорский будет сидеть в тюрьме.

– Но это незаконно! – возвысил голос молодой человек.

Полицейский только руками развел: это Восток, здесь свои законы. Если господин Загорский хочет, он может пожаловаться в посольство. А, впрочем, никакого российского посольства в Египте пока еще нет, и молодой человек, пожалуй, успеет состариться в тюрьме, пока оно появится.

– Кирку́люс витио́зус, – негромко пробормотал себе под нос Загорский.

Саад Сидки навострил уши. Что такое? Что это значит? Это какое-то изощренное русское ругательство?

– Это латынь, – отвечал Загорский. – Я оказался в порочном кругу. Я хотел помочь приказчику ювелирной лавки, и за это меня посадили в тюрьму. Я вышел из нее, чтобы помочь вам, и вот вы снова хотите меня туда засадить. Если бы я чуть похуже разбирался в людях, я бы, вероятно, подумал, что вы сами – сообщник похитителей. И хотите меня упечь в тюрьму, чтобы отвести удар от подлинных грабителей.

Саад Сидки улыбнулся необыкновенно приятно: но он ведь так не думает? Загорский покачал головой: нет, он так не думает.

– А что вы думаете? – полюбопытствовал каирский префект.

– Я думаю, что вам по какой-то причине неприятно заниматься этим делом. Однако раскрыть его все-таки нужно, и вы хотите, чтобы это сделал я. Верно?

Саад Сидки усмехнулся: господин Загорский так еще молод, и в то же время так проницателен.

– Вы в какой-то степени правы, мне некогда лично заниматься этим делом, – сказал он веско. – Однако если вы раскроете это преступление, в моей благодарности можете не сомневаться.

– Представляю, что это будет за благодарность, – усмехнулся молодой человек. – В лучшем случае вы просто отпустите меня на все четыре стороны.

– А вам этого мало? – удивился полицейский.

Загорский подумал совсем чуть-чуть и сказал, что, пожалуй, вполне достаточно. Он готов взяться за это дело и довести его до конца, каким бы сложным оно ни казалось. Для начала ему надо подробно опросить почтенного Рахмани и приказчика, господина Валида.

– Что ж, вернемся назад, в магазин, – предложил Саад Сидки, однако собеседник его застыл на месте и возвращаться в лавку, кажется, вовсе не торопился.

Полицейский посмотрел на него с некоторым удивлением.

– Послушайте, господин префект, – с легкой досадой заговорил молодой человек, – мне эти ваши магазины и брильянты надоели хуже горькой редьки. Я по вашей милости с утра ничего не ел и страшно голоден. Давайте зайдем в какую-нибудь харчевню, а то я, того и гляди, грохнусь в голодный обморок.

Саад Сидки кивнул понимающе: голодный обморок не украсит даже правоверного, не говоря уже о русском кяфире.

Спустя каких-то десять минут вся компания, исключая, разумеется, конвойных Амана и Карима, сидела в кофейне «Эль-Фишави». Особенностью заведения были старинные зеркала, развешанные по стенам. Казалось, зеркала эти готовы поглотить каждого, кто входит в кофейню, но на деле выходило наоборот: благодаря им видимое пространство увеличивалось, и заведение казалось гораздо больше, чем было на самом деле.

Народу в кофейне было много, но едва только обслуга узнала господина директора полиции, как тут же нашелся свободный столик в укромном уголке, где никто не смог бы побеспокоить почтенных гостей и, тем более, ненароком подслушать их разговор.

Загорский, Саад Сидки, достопочтенный Рахмани и приказчик Валид расселись за столом. Принесли кофий и сахлаб – сладкий молочный кисель с орешками. Загорский отхлебнул сахлаба и поморщился: нельзя ли что-нибудь поплотнее – какой-нибудь кебаб или что-то в этом роде?