Текст книги "Шесть серых гусей"

Ларри с трудом скрыл удивление.

–Откуда вам известно, что я веду это дело?

Сальваро скорчил рожу, как герой итальянской комедии масок,

– Вчера на вашем столе лежала папка с этикеткой, которую ничего не стоило прочесть.

Ларри покачал головой:

– Давайте расставим точки над i, синьор адвокат. Денег у меня для вас нет, а даже если есть, то очень и очень немного. Безусловно, я могу придержать некоторые особо компрометирующие вас документы, но и только.

Сальваро побледнел как мертвец.

– Вы что, пришли ко мне с пустыми руками? – воскликнул он. – Без денег?

– Если я изыму из вашего досье некоторые документы, на основании которых против вас могли бы быть выдвинуты серьезные обвинения, вам, быть может, удастся снова заняться адвокатской практикой и – в жизни всякое случается – честно зарабатывать себе на жизнь.

Сальваро пожал плечами:

– Вы сами прекрасно понимаете, что теперь я никогда не найду себе клиентов! Вы будете меня постоянно шантажировать… К тому же есть мне надо сегодня, а не через полгода…

Ларри ощутил кислый запах у него изо рта и вновь обратил внимание на то, насколько осунулось его лицо, насколько бледна синеватая и сухая, как пергамент, кожа, как дрожат его руки. В нем проснулось сострадание.

– Простите, что повторяюсь, – заговорил Сальваро, словно почувствовав, что настроение собеседника изменилось, – но мне известно все, что происходит в городе в наше тревожное время, и эти сведения имеют свою цену. Мне все известно об аферах и незаконных операциях, о каналах сбыта контрабанды, что вовсе не значит, подчеркну еще раз, что я во всем этом участвую. Я знаю, кто есть кто, кто чем занят, кто что продает и почем. Оккупационные власти не смогут обойтись без людей, подобных мне. Хотите один совет? Но больше бесплатных сведений не будет. Передайте своему приятелю-американцу, что картин из Неаполитанской пинакотеки в тайнике монастыря в Монтеверджино больше нет.

Ларри снова пришлось сделать над собой усилие, чтобы не показать, насколько он удивлен.

– И снова – откуда вы знаете… – начал он.

– Знаю, и все.

– Вы подслушивали! Это можно квалифицировать как шпионаж, что только усугубляет ваше положение. За одно это я могу вас арестовать.

– Ну так арестуйте! По крайней мере в тюрьме меня будут кормить! – бросил его собеседник с иронией отчаяния. – Как вы можете угрожать мне, когда я могу быть вам так полезен?.. – с недоумением спросил он.

В глубине души Ларри был с ним абсолютно согласен. Он подумал: как расстроится Пол, если он, Ларри, упустит такой источник информации.

– Хорошо, постарайтесь узнать как можно больше об этой истории с пропавшими картинами, и, обещаю, я постараюсь «почистить» ваше досье.

– Мне требуется срочная помощь, – произнес Сальваро почти умоляющим тоном.

– Я принес вам пачку «Кэмела» как доказательство серьезности моих намерений, – сказал Ларри, открывая портфель. – Это немного, но в нынешние времена вы всегда сможете что-нибудь за нее выручить.

Глаза Амброджио Сальваро блеснули.

– Еще бы!

Ларри протянул было ему пачку, но потом передумал.

– Послушайте, меня мучает один вопрос: объясните мне, как вы догадались, чем занимается американский офицер, который был со мной тем вечером?

Адвокат понимающе вздохнул:

– Когда синьор Малайоли, главный смотритель музеев Неаполя, встречается с офицером союзников в знаменитом кафе «Моччиа», чтобы побеседовать, пусть и вполголоса, о местонахождении тайников с произведениями искусства, и когда последний, в той же беседе, упоминает о доме Шелли, в котором мы находимся, и выражает беспокойство его состоянием, за стойкой стоит бармен, у которого есть уши..

– Я понял! – воскликнул Ларри. – У осведомителя имеются свои собственные информаторы!

– Связи, назовем это так, – скромно уточнил Амброджио.

– Которые немедленно передают сведения! Эта беседа могла состояться только вчера вечером… А как вы оплачиваете их услуги, если сами на мели?

– У меня добровольные информаторы. Они работают, ну, скажем, в кредит, ожидая, когда я найду хорошего клиента.

– Например, меня! Плохо только то, что «хороший клиент» почти так же беден, как вы.

Повисло тяжелое молчание.

– Но вы только что сказали, что готовы постараться! – воскликнул Амброджио.

Ларри сообразил, что совершил оплошность.

– Мы с американским офицером, о котором вы только что говорили, могли бы, конечно, объединить наши усилия, – сказал он. – Это стоит обдумать, но, повторяю, решение вопроса можно значительно ускорить, если вы скажете мне, где сейчас картины из пинакотеки.

– Это невозможно! – воскликнул Амброджио и добавил: – Если вы думаете, что это так легко узнать…

– Вы сказали или слишком много, или слишком мало! От смотрителя музеев ждать нечего, я прав?

Амброджио кивнул:

– Правда заключается в том, что после стольких лет страха перед возможной отправкой художественных ценностей в Германию люди из Управления охраны памятников теперь опасаются того урона, который могут им нанести союзники. Они боятся всего: что произведения искусства вывезут в американские музеи, что англичане будут метать дротики, используя полотна Тициана в качестве мишени, что американцы начнут упражняться в стрельбе, целясь в половые члены мраморных эфебов… Все это мы уже видели. Да. Если вам удастся раздобыть немного денег, я постараюсь узнать об этом больше.

Ларри понял, что эту фразу ему придется слышать достаточно часто.

– Да, вот еще что, – продолжил Сальваро уже вполне профессиональным и точным слогом. – Добывайте средства как хотите, но знайте – я буду разговаривать только с вами, и информацию передавать буду только вам, и платить мне будете только вы. Я требую полного доверия, пусть вас не удивляет это слово: таковы правила у адвокатов.

Слово «доверие» вызвало у Ларри улыбку, но он заметил, что к Сальваро вновь вернулась его спесь, и он решил ее немедленно с него сбить.

– Бывших адвокатов, если речь идет о вас, – сухо уточнил он. – Судя по тому, что я о вас читал.

Амброджио не ответил, но рот его скривился еще больше. Ларри посчитал, что стоит попробовать продолжить разговор в более дружеском тоне.

– Ладно, оставим это. У меня есть некоторое количество продовольственных талонов, которыми я могу распоряжаться по своему усмотрению; может быть, мы могли бы скрепить наш договор походом в ресторан, – предложил он.

Амброджио ошеломленно смотрел на офицера.

– Как это – в ресторан?

– Неужели все закрыто? А мне казалось, что некоторое количество продовольствия все же дошло по назначению…

– Вы что, с луны свалились? Говорят, что даже Эйзенхауэр и Кларк вынуждены довольствоваться пайком. Время от времени на черный рынок попадает какое-то мясо, но никогда не знаешь, какого оно животного, и нет никакой возможности это выяснить. – Он вздохнул. – Да, ситуация постепенно меняется, это правда, и я мог бы попробовать узнать, нет ли где местечка, где можно на время забыть о дефиците… – продолжил он уже более весело, словно вспомнив о чем-то. – Как только я выйду на след картин, пришлю вам весточку в палаццо Сатриано.

Они кивнули друг другу, словно уже заключили договор, и Ларри направился к выходу.

– Да, совсем забыл, – проговорил он, стоя спиной к хозяину, – не могли бы вы отвести меня к этому Этторе Креспи, о котором говорили вчера?

Адвокат внезапно насторожился.

– Не могу! Я же говорил вам, что должен ему слишком много денег! А зачем вам с ним встречаться? У этого человека множество недостатков, но во время войны он вел себя абсолютно безупречно. Со дня смерти жены живет отшельником и ни с кем не встречается…

– Совсем ни с кем?

Сальваро посмотрел на Ларри.

– Насколько мне это известно. Он только несколько недель назад начал выходить из дому.

– Хорошо, я, кажется, начинаю понимать… И вот еще что… Вчера вы дали мне понять, что он в отличие от вас сохранил в квартире хорошую мебель?

– Да, внизу не то что здесь! – вздохнул адвокат. – Если он согласится вас принять, вы увидите квартиру – если, конечно, дом не рухнет раньше, – которая не менялась вот уже два века…

– Именно это меня и интересует, – прошептал Ларри. Он задумался и подошел к окну. Сквозь ветви деревьев виднелось море, поблескивавшее, словно узкая серебристо-пестрая лента. Шелли не мог видеть длинного полуразрушенного фасада аквариума, но взгляд поэта, должно быть, подолгу останавливался на воде залива, раскинувшегося за грядой сосен, на мощной крепости Кастель-дель-Ово и на едва различимых в тумане очертаниях острова Капри. Ларри обернулся.

– Вы сказали, Шелли жил в этом доме.

– Это исторический анекдот, – сказал Амброджио удивленно. – Я не мог предположить…

– Что это может меня интересовать? Так вот, вы ошибались. Представьте себе, меня считают – и многие университетские профессора могут это подтвердить – специалистом по творчеству этого писателя.

Амброджио, казалось, растерялся.

– Поэзия, – прошептал он. – Когда-то я знал наизусть «Бесконечность» Леопарди4040
  Леопарди, Джакомо (1798—1837) – итальянский поэт.


[Закрыть], но забыл. Если бы не война, я, наверное, читал бы немного больше, но я никогда не брал в руки этого Шелли! – продолжил он, обращаясь к Ларри. – Он жил на втором или на третьем?

– Скорее всего снимал весь особняк.

– Значит, если бы он вздумал сюда вернуться, то узнал бы второй этаж, но не третий!

– Именно поэтому мне так хочется нанести визит дону Этторе Креспи. Вы не знаете, не сохранилось ли у него каких-либо документов, относящихся к тому периоду?

Адвокат тайком разглядывал своего гостя.

– Литература – не его жанр… Он больше интересуется математикой. Единственную историю, касающуюся вашего поэта, которую я помню, он мне рассказывал очень давно, и я думаю, что тогда-то впервые и услышал его имя. Если мне не изменяет память, Шелли якобы влюбился в юную итальянку, которая жила в монастыре, потому что отец не мог дать ей приданого… На двадцатилетних такие истории производят сильное впечатление… Я тогда еще не знал, что мне тоже не будет хватать денег, что эта история с приданым будет преследовать меня, что…

– Я знаю эту историю, – прервал его Ларри. – Девушку звали Эмилия Вивиани.

– Так чем все закончилось?

Ларри понял, что совсем не хочет говорить с Сальваро о Шелли.

– Он очень тосковал, – только и сказал он. – Ну ладно, мне пора.

Они вновь пересекли пустынные комнаты и темную прихожую. Открывая дверь на лестницу, Сальваро приблизился к Ларри.

– После четырех лет войны, из которых один – голодный, я больше не могу принимать всерьез страдания богатеньких поэтов. Может быть, когда-то меня и могли разжалобить несчастья богатеев, но не теперь! Все эти англичане путешествовали по Европе с кучей денег в кармане, в дорожных каретах, со множеством слуг и горничных. Дайте мне одну сотую часть их состояния или даже годового дохода тогда я готов анализировать их душевное состояние! Теперь же я не могу себе позволить даже роскошь быть несчастным, хотя и доведен до крайности.

Ларри не ответил.

– Я вспомнил сейчас еще одну историю, о которой мне рассказывал дед, – вдруг произнес Амброджио. – Известно ли вам что-нибудь о загадочном происшествии с мертворожденным младенцем, которое было здесь, в этом доме?

– Что это вы такое говорите! – неожиданно возмутился Ларри.

– Может, это легенда, но так говорили все в округе. Вы же упоминали о том, что он чувствовал себя несчастным…

– Так вот, это неправда, – сухо ответил Ларри. – Во время его пребывания в Неаполе действительно родился младенец, но он не умер… Не сразу, во всяком случае.

– Да, не сразу, – многозначительно повторил Амброджио, пытаясь намекнуть, что в этих стенах произошло нечто страшное.

Мрачный ли тон адвоката был тому виной или грустный свинцовый отблеск уличных огней в зеркале, но Ларри почувствовал себя неуютно. Внезапно он вздрогнул. В овальном зеркале появилось отражение – немного мутное, словно сквозь дымку, – высокой и тоненькой девушки-подростка. Холодный свет подчеркивал ее выступающие скулы, и ему показалось, что она пристально и горестно смотрит на него. На минуту он вообразил, что, подобно Шелли, видит юную красавицу Эмилию, запертую в монастыре. Уже взявшись за ручку двери, он повернулся к Амброджио.

– Вы живете не один! – воскликнул он. – Вы не говорили, что у вас есть дочь!

Сальваро ничего не ответил, словно не услышал. Ларри снова посмотрел в зеркало, потом на отражавшийся в нем коридор, но видение исчезло. Он представил, как девушка торопливо бежит по коридору, и к нему вернулось то же ощущение, которое он испытал тем вечером, когда к воротам подъехал фиакр. Она тоже появилась словно из другого столетия, проведя все эти годы в плену, запертая в толще зеркала, среди пятен, покрывших его блестящую поверхность, словно рой зловредных насекомых.

– Нет, мне не померещилось! Здесь была девушка… там… только что… Почему вы мне о ней ничего не сказали?

– А почему я должен был о ней рассказывать? – спросил адвокат так тихо, что Ларри в сумерках показалось, будто он качается от усталости.

– Вы сказали, что живете один! Как я могу вам доверять, если вы никогда не говорите правду? Она ведь тоже хочет есть!

По лицу Амброджио снова скользнула так раздражавшая Ларри загадочная улыбка. Потом он почувствовал, как его выталкивают из квартиры, и он очутился на лестнице. Дверь за ним беззвучно затворилась. Несколько минут он постоял неподвижно, прислушиваясь, не раздастся ли чей-нибудь приглушенный голос или обрывок разговора, но в квартире было абсолютно тихо. В задумчивости он спустился вниз. Во всем здании царило глубокое безмолвие, и, выйдя на улицу, Ларри поймал себя на мысли, что сейчас его не удивил бы ни стук копыт по мостовой, ни ожидавший у подъезда экипаж.

3

3 декабря

– У тебя тут как в будуаре кокотки! – воскликнул Ларри, входя в кабинет Пола. – А мне выдали только складные металлические столы… Да и твоя комната в пансионе госпожи Хаверкрофт была гораздо роскошнее моей!

Пол обвел взглядом тяжелую резную и позолоченную неаполитанскую мебель, на которой в образцовом порядке высились стопки документов и книг.

– Не преувеличивай, – ответил он небрежно. – Знаешь, я с удовольствием обменял бы этот кабинет на такого парнишку, как твой Мерфи. Представляешь, у меня нет никого, кто бы печатал на машинке мои распоряжения. Впрочем, это не важно, ведь их все равно никто не читает.

– А кроме того, у Мерфи всегда прекрасное настроение, и с ним приятно поболтать, если, конечно, тебе по душе шотландский акцент, – поддразнил его Ларри. – Я с удовольствием отдам тебе вместо Мерфи майора Хокинса. Подумать только, я даже не имею права дать ему понять, что терпеть его не могу!

– Запасись терпением, прошу тебя! – воскликнул Пол.

Он открыл окно, выходившее в просторный сквер на улице Сан-Карло, и глубоко вдохнул влажный утренний воздух, словно пытаясь успокоиться перед ожидавшим его тяжелым испытанием.

– Расскажи-ка мне лучше об этом твоем осведомителе, раз уж ты считаешь, что он нам так необходим, – с неодобрением сказал он.

– Нам необходимо узнать то, что мы хотим, – вот и все.

Пол покачал головой с таким видом, словно уже все обдумал.

– Я нашел этого типа позавчера, – продолжил Ларри, – или, вернее, он появился передо мной, как выгнанная из норы лисица выскакивает перед носом у своры собак (ах да, помню, ты не любишь псовую охоту!). Так вот, позавчера он сам явился ко мне в кабинет. Можешь представить, пока мы мерзли у дома Шелли…

– Господи, из-за твоего великого человека я и в самом деле простудился!

– …Он спокойненько следил за нами из окна третьего этажа, который я считал нежилым, и, конечно, решил, что следим мы за ним. А поскольку рыльце у него в пушку – об этом я узнал уже позже, ознакомившись с его досье, – тут же предложил мне стать моим осведомителем.

– Надеюсь, ты сказал, что следили мы вовсе не за ним и что он сам бросился волку в пасть?

– Я предпочел оставить его в уверенности, что мы в курсе всех его мерзостей и преступлений и что ему представляется блестящая возможность откупиться. Потому что, несмотря на все твои сомнения, я совершенно, уверен, что нам необходим кто-то в этом роде и что этого человека послало нам само Провидение!

– Если, конечно, это было Провидение, а не знаменитые духи предков, о которых писал твой Шелли! – усмехнулся Пол. – Что касается моих, как ты выразился, сомнений, то они главным образом денежного свойства, поскольку у меня нет ни пенни. Заметь, мне почему-то кажется, что это к лучшему: когда ты платишь англичанину, то получаешь профессионального разведчика, когда платишь итальянцу, получаешь еще одного коррумпированного чиновника. Я думаю, ему будет приятнее, если ты пообещаешь подчистить его досье, хотя одна мысль об этом вызывает у меня отвращение… Я не хочу ничего об этом знать, и ты мне никогда ничего не будешь рассказывать.

– Хокинс уверил меня, что в штабе Пятой американской армии настоятельно рекомендуют заключать подобные сделки, – сказал Ларри, оправдываясь. – И прекрати перемывать косточки итальянцам: да будет тебе известно, я их уважаю и очень ценю.

– Потому что их уважал и ценил Шелли! – бросил Пол. – Ладно, не буду. Но что за советы дает наш штаб! Порок в храме добродетели! А чем занимается этот твой человечек?

– Называет себя адвокатом. Я был у него, не смог упустить возможность попасть в дом, порог которого мне не дали переступить семь лет назад.

– Я бы очень удивился, если бы ты поступил иначе!

– Мне казалось, что я найду там атмосферу эпохи Шелли, и что же? Представь себе обстановку: пустые комнаты, пятна сырости на стенах, из мебели только тяжелое овальное зеркало в раме красного дерева, которое, казалось, недоумевает, зачем оно стоит здесь, одинокое и всеми забытое, и отражает мрачный и зловещий свет с улицы. А потом произошло нечто странное. Мы провели с этим Сальваро около часа, пытаясь договориться, а когда я поднялся, чтобы уйти, в зеркале возник силуэт девушки-подростка – я не видел ее саму, только отражение. Она пристально и испуганно смотрела на меня. Во всем этом было что-то нереальное, словно ее фигурка внезапно материализовалась из воздуха в сером свете раннего утра. Через мгновение она исчезла, или, скорее, растворилась, как эльф в тумане.

Пол пристально посмотрел на приятеля.

– Ты уверен, что это не был призрак Мэри Шелли? – спросил он насмешливо.

– Меня бы это удивило ничуть не больше, – ответил Ларри. – Уходя, я даже проверил, не ждет ли внизу фиакр. И уверяю тебя, девушка вовсе не походила на одно из чудовищ доктора Франкенштейна.

– В твоих устах это значит, что она хорошенькая? – предположил Пол, неожиданно встревожившись.

– Скорее да, насколько я мог ее рассмотреть: в квартире царил полумрак.

Пол раздраженно взмахнул руками.

– Ты, кажется, сказал, что видел ее мельком! Тебе не показалось, что это та же женщина, что вышла из фиакра тогда вечером?

Ларри пожал плечами:

– Хотя моя беседа с синьором Сальваро и закончилась при столь странных обстоятельствах, она была небесполезна, и вот доказательство: первое донесение, которое я готов положить в нашу копилку. Слушай: знаменитые полотна из неаполитанского музея покинули тайник, в котором, как ты считал, они находились в полной безопасности.

– Как? – воскликнул Пол. – Их нет в Монтеверджино?

– Их перепрятали несколько недель назад. Но об этом мог бы тебе рассказать и доктор Малайоли, главный хранитель музеев Неаполя, с которым ты встречался позавчера вечером в кафе «Моччиа».

Пол удивленно уставился на друга:

– Как твой агент узнал о нашей встрече? Предполагалось, что она секретная!

– Вот что такое хороший осведомитель, старина! Он считает себя самым информированным человеком в городе. Впрочем, – добавил он укоризненно, – ты должен был бы знать, что никто не назначает секретных встреч в кафе на виа деи Милле!

– Адвокат, занимающийся темными делишками, завсегдатай баров, профессиональный доносчик… Поздравляю, прекрасный выбор! – воскликнул Пол. – А как твой шерлок холме понял, что с профессором Малайоли встречался именно я?

– В разговоре ты обратил его внимание на повреждения, которые нанесли бомбардировки дому Шелли. Не мне тебя за это упрекать, но бармен, который слышал ваш разговор и знал, что именно в этом доме живет Сальваро, тотчас же предупредил того, что какой-то американский офицер тревожится по поводу трещин на фасаде его жилища. Сальваро быстро сопоставил факты и понял, что ты и есть тот самый офицер, что был со мной тем вечером.

Пол встал и с озабоченным видом прошелся по комнате.

– Что касается местонахождения произведений искусства, то я подозревал, что главный хранитель от меня что-то скрывает. А правда состоит в том, что и он, и его коллеги считают нас грубыми ковбоями, которые упражняются в бросании лассо на головы бесценных статуй и понятия не имеют, кто такой Микеланджело!

– Это когда они не воруют чучела из зоологического музея, – коварно напомнил Ларри.

– Хватит об этом! Руководство Управления по охране памятников должно было быть заинтересовано в том, чтобы сообщить мне, где находятся укрытия.

– Ах, эти знаменитые ricoverfl. Если бы ты знал, где они расположены, это могло бы помешать проведению разрушительных бомбардировок и обстрелов…

– Как ты думаешь, твой адвокат знает о них что-нибудь еще?

Ларри пожал плечами:

– Прежде всего я думаю о том, что теперь сведения об укрытиях, как, впрочем, и обо всем другом, он нам станет выдавать по чайной ложке. В этот раз я обошелся пачкой «Кэмела», но в будущем, полагаю, этого будет недостаточно.

– Как тебе кажется, он очень жадный?

– Он хочет получать достаточно для того, чтобы прокормить себя и свою дочь.

– Откуда ты знаешь, что это была его дочь? – оживился Пол.

– Потому что он хочет продать ее мне, – просто ответил Ларри.

Пол нахмурился:

– Как это – продать?

Ларри вытащил из кармана листок и протянул приятелю.

– Держи, читай: слог витиеватый и выспренный. Пишет он так же, как и говорит. Письмо написано вчера, а получил я его сегодня утром.

«250, Ривьера-ди-Кьяйя

Четверг, 2 декабря

Сиятельный господин лейтенант.

Я буду счастлив, если во время вчерашнего утреннего визита смог убедить Вас в том, что, несмотря на всю свою слабость, вызванную перенесенными лишениями, я в состоянии оказать Вам некоторые услуги, которые могут стать бесценными в нынешние времена. Несмотря на все препятствия, я сумею незамедлительно доказать Вам, что я именно тот человек, что Вам нужен, а тот факт, что я вынужден буду просить у Вас вознаграждение за свои услуги, объясняется лишь желанием – моим и моей дочери Домитиллы – выжить.

Нас двое в этом готовом разрушиться доме. Я не стал говорить Вам о ней не потому, что хотел ее спрятать (да и зачем, мне это делать?), но для того только, чтобы не превращать в мелодраму переговоры, которые и без того представлялись мне достаточно щекотливыми. По правде говоря, если бы Вы ее случайно не увидели, я Вам о ней ничего бы не сказал».

– Здесь по крайней мере чувствуется искренность, – сказал Пол, подняв голову от письма.

– Читай дальше, и увидишь, куда она приведет.

«К слову сказать, я заметил, что, увидев мою дочь в коридоре, Вы не остались равнодушны к ее очарованию. Вот почему я позволил себе написать нижеследующее и обращаюсь к Вам с убедительной просьбой принять все всерьез. Поскольку я – в силу обстоятельств и по причинам, Вам известным, – не могу обеспечить ей защиту, благополучие и воспитание, которых она вправе была бы ожидать от своего отца, я с пониманием отнесусь к тому, что она будет время от времени благосклонно принимать знаки Вашего внимания в том случае, если Вы гарантируете ей регулярное питание. Она обладает веселым и верным характером и, вне всякого сомнения, жаждет завязать с благородным человеком Вашего положения, к тому же офицером, отношения, которые позволят ей расцвести и принесут счастье, которого она не видит и на которое не может надеяться в будущем под моей крышей, разрушенной бомбами и бедствиями.

Надеясь быть Вам полезным и приятным, прошу Вас, Ваше превосходительство, располагать мною и приношу уверения в моей глубочайшей Вам преданности. Сальваро д'Амброджио, адвокат».

– Это ж надо! – воскликнул Пол, возвращая Ларри листок. – «Благосклонно принимать знаки Вашего внимания». Содержание стоит формы! Собственную дочь! Оказывается, я еще многого не знаю о разврате и человеческой низости!

– Ты обратил внимание, как он заканчивает письмо: «Приношу уверения в моей глубочайшей Вам преданности». То же самое выражение он употреблял – я нашел это в его деле, – когда предлагал порнографические фильмы полковнику Шоллю, гауляйтеру Неаполя.

– Его письмо само по себе просто-напросто порнография! Этот тип ведет себя как вульгарный сводник! А ты здорово вляпался, чего я и опасался с самого начала, – добавил Пол.

– Как это «вляпался»? – непонимающе переспросил Ларри.

– Ты слишком долго пялился на малышку, и вот результат.

– Но я едва мог ее разглядеть…

– Поверь мне, подобные проходимцы хуже цыган! Ты на секунду задерживаешь взгляд на девушке, и – оп, тебе приставляют нож к горлу и заставляют жениться! Ты хоть понимаешь, что стал для него легкой добычей: с погонами, состоятельный (по крайней мере он так считает) и, самое главное, наивный (вспомни историю с Одри).

Ларри посмотрел Полу в глаза.

– Ты никогда не любил Одри, – с упреком произнес он. – А она была очень милой.

– Речь не об этом, а о том, что с тобой она стремилась не столько пережить великую страсть, сколько сменить социальную среду.

Ларри пожал плечами.

– Не ты первый, не ты последний, – продолжал Пол. – Представляешь, один подполковник из нашего генерального штаба спутался с неаполитанкой и теперь никак не может от нее отделаться… Он на ней вроде как женился, но не сказал, что у него есть законная супруга в Пенсильвании… Кроме того, она требует, чтобы он исполнял свой супружеский долг ежедневно, и при таком режиме бедняга за две недели похудел на пятнадцать фунтов.

Ларри не смог удержаться от смеха.

– Мне его не жалко!

– Советую не ходить больше к этому Сальваро. Я тебя знаю: если малышка мила и соблазнительна, ты не сможешь удержаться. Обещай мне! – почти умолял Пол.

– Обещаю, что не вернусь туда. Кстати говоря, я и не собирался.

Пол, казалось, немного успокоился.

– Надеюсь, ты понимаешь, что все это было подстроено ими обоими, потому что она решилась привлечь твое внимание только тогда, когда ты уже собрался уходить! – сказал он.

Ларри поморщился.

– Я об этом уже думал и согласен с тобой.

– А ты… ты и в самом деле смотрел на нее так, как написано в письме?

Ларри возмутился:

– Я уже сказал тебе, что видел только отражение в зеркале!

– Все равно, – продолжал Пол, – он все сделает, чтобы снова затащить тебя к себе. Позволь теперь мне самому заняться розыском картин. В конце концов, это больше мое дело, чем твое. На Ривьера-ди-Кьяйя пойду я и, можешь быть уверен, буду холоден как мрамор, даже если девица будет пытаться меня соблазнить!

– Об этом и речи быть не может, – быстро проговорил Ларри.

– Послушай, – убеждал его Пол, – я скажу этому изголодавшемуся человечку, что я пришел вместо тебя потому, что поиск и охрана произведений искусства – моя обязанность, что первые сведения, переданные тобой, меня заинтересовали и что я жду продолжения и готов платить.

– Платить? Чем? Ты говорил, что денег у тебя не больше, чем у меня!

– Я притворюсь, что в моем распоряжении весь золотой запас Соединенных Штатов.

Ларри помотал головой:

– Ты не сможешь долго водить его за нос, и вся работа пойдет насмарку. Кроме того, ты не понимаешь психологию этого типа! Он будет оскорблен такой неожиданной заменой, подумает, что его письмо меня обидело, и ни ты, ни я ничего не получим. К тому же он настаивал, что готов иметь дело только с одним собеседником. Представляешь, говоря о наших предполагаемых отношениях, он употреблял слово «доверие»!

– Как же ты наивен! Признайся, тебе хочется снова увидеть эту девушку, ведь верно? Ты хочешь узнать, насколько реально это видение!

Ларри рассмеялся:

– Ну, не начинай все сначала! Во всяком случае, у меня нет жены в Пенсильвании.

Пол притворился, что рвет на себе волосы.

– Готово, ты попался! Ты видел ее в зеркале долю секунды и…

Ларри сделал ему знак замолчать.

– Повторяю, истинная причина, по которой я хочу вернуться туда, не Домитилла.

– Как же! И доказательство тому – то, что ты запомнил ее имя.

– Я узнал его из письма, как и ты! Мне бы очень хотелось, чтобы Сальваро познакомил меня с хозяином дома, который живет на втором этаже, старым Креспи. В противоположность квартире Сальваро квартира Креспи, кажется, не изменилась с прошлого века, и я хотел бы побывать там до того, как все рухнет. Более того, возможно, у Креспи со времени Шелли остались какие-нибудь документы, которые помогли бы мне прояснить многие загадочные моменты его пребывания здесь.

– Ты думаешь, Креспи – это тот старик во фраке, который приехал в фиакре?

Ларри посмотрел на друга.

– Я думаю также о девушке, – добавил он. – Мне кажется, что Домитилла Сальваро и была той женщиной, которая приехала вместе с ним.

– Ты полагаешь, что между этажами может быть… связь? – спросил Пол.

К своему величайшему удивлению, Ларри почувствовал, что ему неприятно думать об этом.

– И впрямь таинственный дом, – пробормотал он. – Именно поэтому я не могу упустить возможность проникнуть туда. Знаешь, о чем я подумал? На деньги, что Хокинс ежемесячно выделяет агентам, надо будет пригласить Сальваро в ресторан. Необходимо привязать его к себе любым способом, а этот мне кажется весьма подходящим.

Пол широко раскрыл глаза.

– Ресторан в Неаполе! Ну и ну! Покажи мне хотя бы один!

– Мне говорили, что есть подпольные. Надо – значит надо. Я жду от него известий: он должен оставить мне записку в почтовом ящике.

– Хочешь, я пойду с тобой? – настаивал Пол. – Я соскучился по свежей рыбе и спокойно могу наскрести несколько долларов, чтобы оплатить счет.

Ларри покачал головой:

– Уверяю тебя: если мы придем вдвоем, то ничего от него не добьемся.

– Понимаю, – бросил Пол, – ты хочешь говорить с ним о Шелли, а не о картинах! Ты уже забыл про наше соглашение…

– Я так много о нем думал, что у меня возникла идея, как его профинансировать, – ответил Ларри. – Помнишь, я рассказывал тебе о «тополино», который оставил в Палермо? Представь себе, я воспользовался тем, что «Герцогиня Бедфордская» шла оттуда в Неаполь, и велел привезти машину сюда, чтобы продать.

Пол, ничего не понимая, смотрел на приятеля.

– Ты же не собираешься платить этому проходимцу такие деньги!

– Во всяком случае, я могу заинтересовать его комиссионными. Это привяжет его ко мне…

– Комиссионные! Ты не в Сити! Он не успокоится, пока не ограбит тебя или не найдет способ заполучить половину стоимости автомобиля!