Текст книги "За границами снов"

Мария Маду
г. Санкт-Петербург

Профессии: архитектор, продюсер социального кино, сейчас специалист по экспорту.

Многочисленные публикации в сети.

В 2011 году вышел фильм «Колыбель», для которого автор писал закадровый текст.

© Маду Мария, 2017

Из интервью с автором:

Мама из Новосибирска, папа из-под Оренбурга, муж из Владивостока. Живу в Петербурге, поэтствую с детства.

Я люблю своего читателя и люблю, когда ему нескучно: весело, всклокоченно, странно, печально, патетично или смешно. Стихи рождаются в моей голове, собираются в строчки где-то в середине лба, в области третьего глаза.

Открываю двери радужного сознания! Купайтесь!

 
Она смотрела мир, как разноцветное кино,
За хлебом выходила в ярко-желтом кимоно,
И стайки мыльных пузырей у старого пруда,
Смеясь, сиреневым сачком ловила по средам.
 
 
Она читала мир, как увлекательный роман,
А в сумке на плече звенел веселый балаган:
Жонглеры-мыши, воробей, сверчок-эквилибрист,
Искала в сумочке ключи для публики «на бис».
 
 
Ей представлялось, будто мир – большой калейдоскоп.
А под кроватью ел инжир смешной ручной циклоп.
Любила утром душ принять из яблочных конфет.
Она была когда-то – я.
Тогда, в двенадцать лет.
 

 
В завороженном полной луной, полном лилий пруду
На гондоле из грез мы охотились на светляков.
Там, где ивы ветвями свивают уютный альков,
Ты шептал о дельфинах, вплетая мне в косы звезду…
 
 
Взмах сачка – и в сетях бьется маленький хрупкий жучок,
В теплом сумраке сыплет, дрожа, золотую пыльцу
И сердито жужжит, и щекочет ладони ловцу,
А ловец – он хохочет, блик света зажав в кулачок!..
 
 
На больших листьях лилий русалки сушили хвосты,
Светляки в банке ярко светились, почти как луна,
И зеркальные карпы жемчужно блестели со дна,
Ты шептал о дельфинах, вплетая мне в косы мечты…
 

 
У меня на окошке
в банке из-под горошка сладких мозговых сортов,
сурово открытой ножом,
живет не кошка, пугаясь дворовых котов
и голодных больших голубей,
не хромой воробей, ворующий хлебные крошки,
гнездящийся в старой газетной бумаге —
у меня на окошке живет сапфировый ангел!
Осторожно на остром краю алюминиевой банки
сидит:
на ладошках ранки, на коленках зеленка, в кудряшках опилки.
Недавно перебрался в эту банку из пивной бутылки,
а оттуда – из целлофановой упаковки.
Неловко
от мух отбивается вилкой,
скандалит,
Под глазом фингал,
сердитый, взъерошенный, дикий.
Роняет на подоконник
осколки лазоревых бликов.
 

 
Такая бездна одиночества – с рождения до смерти
Один…
Одна…
И не к кому…
И никому…
Такая прорва нежности – как атомная станция —
Для городов она нужна, а одному – не надо.
 

 
Мужики, а чего вы, эй,
Натащили всех этих дров,
Побросали всех этих дев?
 
 
Надолбили стволы секвой,
Настрогали лопат, крестов,
Поразвесили тряпки тут?
 
 
Беззащитен родимый кров,
Буря в море шалит, как дэв,
Рыбы рады друг друга есть!..
 
 
Но слизал мужиков прибой,
В губы солью поцеловал
И ответил тихонько: «шшшшш…»
 

 
Минуты ожидания словно издеваются:
Ползут и насмехаются над теми, кто их ждет.
Секундной стрелки усик дрожит, но не сдвигается,
А вечность вяжет шарфики длиною ровно в год…
 
 
Вишу я в безвременности, как будто в невесомости,
И кажется, вселенная застыла навсегда.
А вертолета лопасти рисуют нам окружности
В районе сельской местности… такая ерунда…
 
 
По собственной наивности, а может, даже глупости,
Я в этой ситуации, наверно, нахожусь.
Душу, душу истерику, хоть, сволочь, вырывается,
И слезы собираются, а я сижу, смеюсь…
 
 
И не найти мне выхода в полнейшей безысходности,
И нет иного выбора, чем пялиться в окно.
Теперь я знаю в точности: терпимость – это выдумка…
А стрелочку секундную сломаю все равно…
 

 
Кулачок клади под щечку – и молчок,
Тихо слушай, как скрипит в углу сверчок,
Домовой на кухне шарит, скрип да щелк.
Воет песни на пригорке лунный волк.
 
 
Небо звездною пургой заметено.
Как серебряный волчок, веретено.
Завиваю в нитки лунные лучи.
Светлячки над лавкой вьются, как ночник.
 
 
Кот-баюн, как холодильник, тарахтит.
Моют косы ветви тонкие ракит
На стремнине, у высокого крыльца,
Тени рунами бегут по изразцам.
 
 
Ночь такую не проспать, не пропустить,
Песни лунные мурчать да нити вить.
Кулачок под щечку, ты молчи, мой свет,
Это будет наш полуночный секрет.
 

 
Генерал зпт это все начинается вновь вскл
У агентов предчувствие первой грозы
Все свидетели хором кричат
И боюсь это правда
ЧТО В ГОРОД ПРОНИКЛА ЛЮБОВЬ
По брусчатке стучит каблучками и ест эскимо
Как дитя
Прижимает к груди
Дикий грязный букет вскл
Этих как их тревожных и желтых
Короче весенних
Цветов
И с раструбами носит пальто
Генерал зпт это точно ОНА
Снова ищет ЕГО
Генерал зпт все предатели ходят в кино
И смеются взасос
Нарушают постельный режим и устав
Я вчера отдал честь без оглядки
Что делается вскл генерал вскл
Я устал от зимы и ЧК
От войны
От вины
Я пропал тчк тчк тчк
 

 
В будуаре ночном, под большим кружевным балдахином,
Вижу нежный томительный сон, как в полуденный час
Меж далеких снегов и просторов тайги дико-дивных,
На ТС гужевом на село привезли АНАНАС!
 
 
В полынье на реке полоскала старуха бельишко,
Вдруг шум, гам, АНАНАС! и карась утащил простыню.
Ребятишки бегут и смеются в кургузых пальтишках,
Председателю бабы горласто осанну поют.
 
 
Сладко кутаюсь я в пеньюар, не хочу просыпаться,
Сбился шелк простыней, на дубовый паркет сполз матрас…
Я хочу по сугробам из грез на салазках кататься,
И от счастья рыдать, если вдруг привезут АНАНАС!..
 

 
Проснусь!
Сквозь интертекстную банальность,
Сквозь матрицу оконных штор… Пофиг!
Накину, как пальто, иллюзию материальности,
Шарф, стаканчик вендингового кофе,
В парадной поднимет бровь
Сосед-адкоголик: «Серега?!»
А на улице лето… вонища…
Жарко…
Я сниму с груди аватарку
Своего вчерашнего бога,
Брошу нищему…
 

 
Занимался рассвет. Солнце жадно глотало росу.
На ветру сохли гордые стяги, портянки солдат.
Загорались костры, кашевары гремели посу —
дой. Гремели в кустах воробьи, а вдали – водопад.
 
 
Растворилась ночная гроза, как лазутчик ночной.
Растрепала палатки, коней растревожила чутких,
Разорила обозы своей ураганной пращой,
И ушла, будто шутки стихии – невинные шутки.
 
 
Из палатки выходит король – он похмелен, суров.
Он не выспался, он пил три дня, он неделю без женщин,
Он в навоз наступил, едкий дым от подмоченных дров…
Но рассвет! Воробьи!
И король засмеялся беспечно…
 

 
Любовь солнечными лучами врывается в мою голову.
Продирается сквозь позвоночник, и вытекает из пальцев,
И сквозь пол просачивается, и достигает центра Земли.
И из центра Земли вырывается столб живой бурлящей влаги,
И вливается в меня, и переполняет меня целиком,
И руки взмывают сами вверх фонтаном,
И превращаются в крону дерева,
И птицы слетаются и начинают вить гнезда.
А я не знаю, дуб я или ясень.
А может быть, липа или граб —
Пока непонятно, потому что листиков еще нет.
И вот я стою со звенящей кроной и не знаю, дуб я или ясень,
А интернет ко мне уже не подвести.
Солнце ведь не провайдер, ветер не провайдер.
И вообще ничто не провайдер кроме провайдера.
Ну да и ладно, проживу без википедии, в конце концов.
Тут птицы, гнезда, почки набухают и чешутся.
Божья коровка сонно ползет по коре, и в корнях кто-то копошится,
И вообще все хорошо, вот только бы узнать
Дуб я или ясень.
 

 
Мастерица-луна ткет из бисера звездный ковер.
Ты стоишь на ветру. На одной из бесчисленных станций.
Между нами билет, РЖД и отложенный спор.
Вот звезда сорвалась, хочет спрятаться за семафор.
Загадай про меня —
Я хочу для тебя исполняться.
 
 
Рядом курит старик, предлагает продолжить банкет.
Ты стоишь и молчишь. И жуешь привокзальную пиццу.
Проводница кричит, угрожает закрыть туалет.
Исполняет пакет на перроне нехитрый балет.
Помечтай обо мне —
Я хочу тебе ночью присниться.
 

 
Воскресный город. Ночь. Луна. Балкон.
Пар изо рта в фонарном свете вьется.
Сосульки блестками. Дом рвется ввысь колодцем.
И сердце бьется медленно, легко.
 
 
А завтра день, и суета, и люди.
Машины, гам и смог, звонки, дела.
А нынче – блеск оконного стекла,
И за стеклом свет чьих-то сонных судеб.
 
 
Чуть окна гаснут – бисер звезд горит.
Мне некуда спешить – зависло время.
Дом полон тишины и сновидений.
Весь двор залит покоем до зари.
 

 
Жизнь кончается так же, как банка сгущенки:
Вроде только открыл – и почти сразу пусто.
А вдали нечто светлое – парень с девчонкой
Встали под фонарем и беспечно сосутся.
 
 
Помолиться бы мне, щедро ложью украсить
Бестолковые дни и бессонные ночи,
Что не зря ел и спал, что не зря губы красил,
А чего-то постиг,
обессмертил
и проч.
 

 
Ну что вы,
Товарищ
Таракан,
Ползаете деловито,
С окаменевшим кефиром стакан
Огибая брезгливо-сыто?
Размороженный раскисший сырой пельмень
Откусив,
Оставлю вам, как другу лучшему —
Грызите, щупайте усиками, топчите лапками,
КАК ОНА МОЮ ДУШУ!
Ни пить, ни есть, ни в кино без нее – скука!
Богиня,
Заинька,
Сука!
Смеялась, шуршала, вгрызалась в печень —
А от этого до сих пор не лечат!
Куда смотрят Минздрав, полиция, дезинсекция…
Как разгрызенный пельмень – сердце.
 

 
Я на кладбище снов обновляю кресты,
Две монетки поверх век умерших иллюзий.
Все колени истер, соблюдал все посты,
Думал – бэтмен и бог, оказалось – что лузер.
 
 
Снова нужен апгрейд, индульгенции в долг…
На асфальт с облаков иллюзорного рая…
Крылья не отросли, парашют не помог…
Я опять виноват, я опять умираю.
 
 
Снова слаб и не горд. Снова жалок и мил.
За ошибки и риск в мути одномоментной
Я прошу извинить, я прошу новых сил,
Чтобы снова ползти в направлении света.
 

 
Посыпаю голову пеплом из урны деда,
Ах, старик извертелся бы, не кремировали кабы.
Я не столько принципиальный, насколько вредный,
Как мальчик, воспитанный запонками западной «прады».
 
 
Смотрю каждый день в зеркало и пытаюсь быть лучше,
Прячу смущенно следы укусов под шарфом,
Я отредактированный, приличный и скучный,
Как мальчик, воспитанный книжным шкафом.
 
 
Ужасно не люблю мыть за всеми посуду
После щенячьих прощений и щемящих прощаний,
Я простой, наивный и матерно-грубый,
Как мальчик, воспитанный кастрюлей со щами.
 
 
По пути следую бестолково, беспечно и слепо,
Отбиваю друзей, прибиваю гвозди, набиваю шишки,
Я слегка неприлично, смешно и нелепо из теплой плоти слеплен,
Как мальчик, воспитанный плюшевым мишкой.
 
 
Открываю рабочий стол – там показывают мою спину,
Сижу и колю орехи последним айфоном,
Я задерганный, общительный и позитивный,
Как мальчик, воспитанный домофоном.
 
 
Над землей, над балконом, над собой возвышаюсь третьим Римом,
Напоенный кефиром, сосиской и эпической силой!
Я святой, могучий и неизмеримый,
Как мальчик, воспитанный великой Россией!
 

 
А я проснулся: нет сугробов, солнце в глаз.
А я проснулся: в парке, трезвый, голый, злой.
Спал целый год. И вдруг – декабрь – ну вот те раз!
Пойти б домой. Но не понятно, где «домой».
 
 
Зато в носках. А в них заначка – шоколад.
Сижу, жую, гляжу: по парку бродит Бог.
Ну, я к Нему скорей бегу, мол, как же так?!
А Он, как будто ни при чем: «Привет, сынок!»
Кричу ему: «Три дня осталось! Как успеть?!
 
 
Я не одет, я не богат, я не МОГУ!»
А Он мне только подмигнул, мол, надо, Федь.
А я ж не Федя. Я ведь Маша.
Побегу…
 

 
Я устал наступать на чужие мозоли и грабли.
Я устал посещать совещанья, кино, вечеринки.
Я устал выступать в одиночку, дуэтом, ансамблем.
Я решился, что в будущей жизни я буду снежинкой.
 
 
Закружусь в вышине, затеряюсь в сугробах, заносах.
Заскочу нагло в рот, заморожу, вскружу, заверчу!
Заискрюсь в городах, проводах, поездах и дорогах!
И коварным снежком я прохожему в глаз засвечу!
 
 
Как сосулька, растаю за шиворотом первоклашки!
Как ангина, испорчу карьеру, досуг и любовь!
Пусть от ветра на ветках сердито нахохлятся пташки!
И мороз по заснеженным окнам узоры завьет!
 
 
Надоело работать в часах заведенной пружинкой…
Нашептали из форточки мне новогодние сны:
Я решился, что в будущей жизни я буду снежинкой,
Чтобы громко хрустеть под ногами до самой весны!
 

 
Старый год откружил, облетел, отметелил, отпадал,
Оторжал и отплакал, отмучился и отбалдел…
И, поддав напоследок шампанского пробкой по заду,
Оторвал нас от сна нескончаемых будничных дел.
 
 
И мы вспомним со смехом весь год – и мечты, и обманы,
И простим и других, и себя, и свой суетный век…
По лесам и дворам прошлогоднего снега курганы
Занесет благодатью небес свежевыпавший снег…
 
 
Старый год замутит суетой целый мир хулигански,
Опьянит, запылит, заморочит дурманом хлопот…
И, осыпав, связав конфетти, оливье и шампанским,
Незаметно в историю с боем часов отойдет…
 
 
Вновь морозами, бедами, засухой жизнь нас одарит —
Полон дел и забот новогодний у деда мешок…
Но поверьте лесной длинноухой искусственной твари,
Что и в новом году все равно будет все хорошо!
 

 
Мы с мандарином Петром никуда не спешим.
Мы пожинаем плоды уходящего года.
Смотрим в окно на сугробы на крышах машин.
Смотрим в окно на разгул новогодний народа…
 
 
Поздно с работы я брел и зашел в магазин.
Пусто. Гляжу – под прилавком лежат аккуратно:
Пьяный кассир, банка шпрот и один мандарин.
Тут до меня и дошло, что вот-вот бить курантам…
 
 
А за окном фейерверки вершат беспредел.
Год пролетел, как снежок, и в пурге затерялся:
Петр распустился, расцвел, облетел и созрел.
Я отрастил себе бороду… в общем, старался.
 
 
Город не спит, город пьяно-беспечно гудит!
Гулко «УРА!» отражается праздничной дрожью!
Мы с мандарином Петром друг на друга глядим.
Нам хорошо. Мы вдвоем вам желаем того же.
 

Из писем детей к Богу:

«Вчера в школе объявили, что Ты есть. Здравствуй».

Леня, 3-й класс

 
Здравствуй, Бог. У нас почти ясно и почти тепло. Спасибо.
Другие просят о прощении за грехи.
Другие просят о любви.
Другие просят, чтобы папа и мама помирились.
Другие просят о чуде.
А я не знаю, как к Тебе относиться, ведь мы
Только вчера познакомились.
Не хочу обременять Тебя своими проблемами —
Странно принимать подарки от того, кого не знаешь.
Вдруг Ты не угадаешь и подаришь не то, ведь мы
Только вчера познакомились.
Я, кажется, хочу дружить с Тобой, но не уверен, что Ты
Хочешь того же.
Давай узнаем друг о друге побольше.
Давай привыкнем к тому, что мы оба
Есть.
Не знаю, нужно ли тебе это..
Но…
Давай поиграем!
 

 
– Мало, Учитель, мало!
– На всех не хватит!
Толпа колыхалась, как рожь, на закате,
И каждый искатель был голоден.
– Господи, помоги!
Мало в корзинах снеди,
Мало любви, времени, денег,
Веры, памяти, силы, мечты,
Воли, ума, нежности, красоты,
Нет мест, нет билетов, нет выхода,
А толпой движет жажда и выгода!
Как разделить малое на многое?
Арифметика убога – надо Бога!
Каждому надо чуда по горсточке,
Святых разодрали по косточкам,
Продают на развес в магазинах…
 
 
Он кивнул, вздохнул и сказал:
– Несите корзины.
 

 
Все в белых одеждах, и я между —
Босая, простоволосая —
Несу в шкатулке памяти: красивый фантик, пафосный плакатик,
В тайном кармашке: надежду, карьеру, ромашку, два грошика, веру…
С кленов ветер сеет пропеллеры…
Пахнет клевером…
А сверху по рации густым красивым басом
Объявляют о сепарации
Агнцев
От нас.
 

 
Ангел упал – равнодушный охотник был меток.
Таксидермист бриллиант вправил в дырку в груди.
Вымерший вид – это дорого, стильно, эффектно.
И BBC сняли фильм – ждите на DVD!
 
 
Демон скулил, как сдыхающий пес беспородный.
С пола Любовь из осколков лакала портвейн.
Нити дождей отрывались от рук кукловода.
Памятник Лжи отгонял от себя голубей.
 
 
Матом покрыл Млечный путь небосвод некорректно.
Фиксой блеснув, Месяц нагло отлил на прилив.
Шел Шарль Перро и разбил себе тыкву каретой.
Демон затих в луже красных соленых молитв.
 

 
Шел первый день.
Он нервничал, грыз чипсы…
Сыграл в «сапера»… Выпил корвалол,
Разверз уста, заверз, сходил побриться…
На всякий случай выдумал футбол…
Выл в хаосе безумных размышлений…
Вдруг выдохнул и сел на табурет,
Сжал фигу на авось,
Встал на колени
И хрипло прошептал:
«Да будет Свет!»
 

 
в храме толпится люд.
полдень воскресный раж.
в моде духовных блюд
снова ажиотаж.
 
 
с визгом лажает хор.
восковых свечек чад.
шарит в карманах вор.
бабки в углу ворчат.
 
 
молится слезно ложь.
ангельских лиц конвой.
по витражам бьет дождь.
дети хотят домой.
 
 
искренних душ улов.
стекся под купол гам.
пусть натаскает вновь
грязь сапогами хам.
 
 
сердце мое любовь.
сердце мое храм.
 

 
Дорогой Председатель! вы зря посылали послов!
В ответ мы их тоже послали – и дальше, чем вы – и грубей!
От небес с преисподней мы тут заперлись на засов —
Смеемся,
Жжем тряпки,
Играем на иерихонской трубе…
 

Ирина Елистратова
г. Тула

«Кто ты? Ты – тот, кто попросился на Землю ради того, чтобы сделать здесь что-то замечательное, что-то для тебя очень важное, что-то такое, чего нельзя сделать больше нигде и никогда».

Ричард Бах

© Елистратова Ирина, 2017

 
Я иду по головам Звезд,
Наступаю на руки Планет,
Я топчу созвездие Грез,
Но иного выбора нет.
 
 
Я тушу вечерний Закат,
Зажигаю спичкой Рассвет,
За один мимолетный твой взгляд,
И иного выбора нет.
 

 
Люблю на моря гладь зеркальную
При свете утренней зари
Смотреть с причала, где печальные
Уходят в рейды корабли.
 
 
Здесь волны тихие прибрежные
Ведут друг с другом разговор,
То доверяют тайны нежные,
А то вступают в громкий спор.
 
 
Люблю пустынность пляжа дальнего
И крики чаек над водой,
Последний блеск звезды прощальной
И шорох гальки под ногой.
 
 
Люблю бродить по кромке берега
И слушать утра тишину,
Кидать ракушки, прыгать весело
Сквозь накатившую волну.
 

 
Пустынный берег, искрятся волны,
Горит закат.
Я каждый миг той жизни помню,
Нельзя назад.
 
 
Как чайка в небе кричала рьяно
Любви привет.
И белоснежным поил дурманом
Магнолий цвет.
 
 
Во всей округе и на планете —
С тобой одни —
Наивны, ветрены, как дети…
И вдруг – огни.
 
 
Толпа гуляк бредущих, пьяных
Нас развела.
Пустым, навязчивым обманом
С ума свела.
 
 
Все стихло разом, – стихи и песни.
Опять одна.
И шар земной от горя треснул.
Зима. Зима.
 

 
Она такая вкусная,
Такая ароматная,
Лежит немного грустная,
Моя конфетка мятная.
 
 
Искрится ярким фантиком,
И скромно улыбается,
Завязанная бантиком,
Как снег переливается.
 
 
Смотрю на стол отчаянно,
На чудо-наслаждение,
Чтоб не спугнуть нечаянно
Ванильное видение.
 
 
Иду я к ней украдкою —
Такая ароматная!
И обалденно сладкая!..
Прощай, конфетка мятная!
 

 
Я сегодня видела,
Как рыдало Море,
Как в саду под вишнями
Заблудилось Горе.
 
 
Слышала – за городом
Разлетелось Эхо,
Собирала в пригоршни
Я осколки Смеха.
 
 
С ледяными Звездами
Ночью говорила,
А потом заметила,
Что рта и не раскрыла.
 
 
Что глаза закрытыми
Оказались тоже.
Да и то, что слышала,
Показалось, может?
 

 
Вся деревня крепко спит.
Спят дома и спят ограды,
Печка древняя храпит,
Все ночным виденьям рады.
 
 
Не скребет под полом мышь,
Калачом свернулась кошка,
В огороде гладь и тишь,
Не горят во тьме окошки.
 
 
Дремлет на лугу трава
Вся седая от тумана,
Дятел спит и спит сова,
Все окутано дурманом.
 
 
Не шумит ветвями лес,
И луна, как клоун в маске
Сновидений и чудес!
Наступило время сказки.
 

 
За окном льет осенний дождь,
Он смывает проблемы дня.
И в потоке уносит ложь,
Дождь жалеет себя и меня.
 
 
Капли камушком по стеклу,
Словно просится ливень в дом.
«Не грусти, – говорит, – к утру
Все пройдет и забудется сном».
 
 
Пахнет в воздухе жухлой листвой,
И дорога рекой течет,
Я люблю дождь осенней порой,
Он по листьям стучит, как поет.
 

 
Мокрые листья, с деревьев упавшие – грусть,
Мячик игрушечный, вдаль ускакавший – грусть,
Белый корабль, что скрыт горизонтом – грусть,
Миг расставанья и горькая фраза – «Я не вернусь».
 
 
Ветер прохладный качнул занавеску – грусть,
Филин ночной, пролетевший по лесу – грусть,
Белое облако, в небе застывшее – грусть,
Эхом вдали звучит горькая фраза – «Я не вернусь».
 
 
Солнечный лучик на теплой ладони – грусть,
Ветка сирени склонилась в поклоне – грусть,
Шорох волны о прибрежную гальку – грусть,
Будет всегда со мной горькая фраза – «Я не вернусь».
 

 
Ранним утром прохладным
Туман, расстелившись по лесу,
Лег одеялом ватным,
Плотной, молочной завесой.
 
 
Воздух звенит от влаги,
И капли росы беспечной
По веткам, словно по шпагам,
Стекают и падают в Вечность.
 
 
Но лишь теплый луч рассветный
Коснется деревьев макушек,
Послышится звук приветный
Проснувшихся первых кукушек.
 
 
Очнутся цветы и птицы,
Туман уползет к себе в чащу
И будет там серебриться,
Как океан настоящий.
 
 
День новый в мир постучится
И станет чище и лучше,
А завтра все повторится,
Только виток будет круче.
 

Елена Парамонова
г. Тула

Работает в системе ОАО «РЖД». Публикации поэзии в «Антологии Живой Литературы» (2013, 2016 и 2017). Проза публикуется впервые.

© Парамонова Елена, 2017

Из интервью с автором:

 
Бегу, хватая на лету,
Что под руку мне попадает.
Я догоняю ту мечту,
Которой вовсе не бывает.
Но я бегу.