Текст книги "Тысяча и один гром"

Лучшие друзья кота

Верхотурье. Город на севере Свердловской области (в трёхстах километрах вверх от Екатеринбурга). В те времена, когда я бывал там в своём детстве, его провинциальная сущность сразу же бросалась в глаза. Тротуары в городе состояли в большинстве своём из настеленных досок, а частные дома резными ставнями выдавали своё дореволюционное происхождение. В некоторых местах открывалась потрясающая красота. Например, если смотреть с берега Туры, спустившись к ней с улицы, где жила моя бабушка Аня (мать отца), то можно увидеть на повороте реки высокую скалу, на вершине которой стоял старинный кремль. Со скалы на другой берег тянулся длиннющий верёвочный мост. В Верхотурье были (и есть) и другие монастыри, в советскую эпоху они использовались стандартно – в них располагались исправительные колонии.

Природа тех мест тоже выглядела соответствующе. Тёмные густые леса по ту сторону Туры, прозрачный воздух и необыкновенный запах свежести, расплескиваемый ветром от бегущей волны.

Ну и сама река ослепляла великолепием. Я всегда любил смотреть на текущую воду, но тут её движение завораживало. Тура была двулика, она могла пребывать либо в полноводном бурном состоянии, либо в обмелевшем и обессилившем. В перовом случае она могуче шуршала у ног, заманивая крутыми водоворотами, а во втором – словно стыдливо прикрывала свою наготу лужами и небольшими разливами. Зависело это от того, работают или нет турбины гидроэлектростанции, расположенной выше по течению.

Одно из развлечений ребятни, да и некоторых взрослых, как раз было связано с этим. Требовалось лишь поймать момент, когда турбины выключали, и ГЭС становилась просто водной плотиной. Река ниже по течению постепенно опадала, истончалась, из-под воды показывались верхушки огромных, отполированных за века, валунов. Через пару часов можно было наблюдать фигурки людей, бродящих в облысевшем русле между камнями и шарящих в лужах руками. Они искали зазевавшуюся рыбу. Когда спадала вода, в таких лужах могли оставаться рыбёшки, чаще мелочёвка, но иногда бывали и исключения. Так, дядя Витя с посёлка Фура утверждал, что его племянник однажды поймал в обмелевшей Туре руками пятикилограммовую нельму. Фотографического подтверждения трофея, конечно, не существовало (в те времена фотоаппараты имелись не у всех), но дядя Витя бил себя в грудь и клялся своими татуировками, что, в принципе, считалось эквивалентным фотофиксации факта.

Когда я на летних каникулах приезжал с отцом в Верхотурье, мы ходили на рыбалку каждый день.

По большой воде в Туре клевал в основном пескарь. Попадался чебак, ёрш, мелкий окунь. Но наиболее интересной случалась рыбалка возле самой ГЭС в глубокой яме сразу после плотины, именно там, куда вплёскивались сумасшедшие водные буруны после турбин. Когда ГЭС стояла, вода образовывала там почти круглое озеро. Рыбачить можно было либо с основного берега, либо перейти ниже по течению по валунам и подобраться к «озеру» с противоположной стороны. Но самое козырное место располагалось на так называемом «быку». «Быком» звался бетонный выступ с отвесными стенами, который врезался в акваторию перпендикулярно плотине и как бы разрезал «озеро». «Бык» имел длину метра четыре, а ширину где-то с метр. Он высоко вздымался над водой; чтобы рыбачить с него, нужно было опускать удилище почти вертикально вниз и даже тогда поплавок едва-едва доставал до поверхности воды. А пробираться на него приходилось с верхней галереи, тянущейся вдоль плотины. Пройдя по ней, требовалось перелезть через металлическую ограду и спрыгнуть на «бык» с метрового уступа. И всё это – на приличной высоте! К тому же, всегда оставался шанс навернуться с самого «быка», так как ширина выступа очень уж этому способствовала, а когда клюёт рыба, сами понимаете, всякое бывает.

Мы рыбачили с «быка» с отцом один раз, но для меня-школьника это было всё же чересчур опасно, поэтому больше испытывать судьбу мы не рискнули.

Каждое утро мы выходили из ограды бабушкиного дома и отправлялись на Фуру, именно так назывался посёлок, расположенный у Верхотурской ГЭС. Трёхкилометровый путь наш лежал вдоль реки по живописным тропкам. И каждое же утро нас провожал хозяйский кот Барсик. Он выходил за калитку, усаживался на тротуар и смотрел на нас немигающим взглядом своих зелёных глаз. Когда мы возвращались после обеда, мы заставали его в абсолютно той же позе. Казалось, что он всё это время не сходил с места. Получив щедрое вознаграждение в виде пары-тройки жирных пескарей, Барсик благодарно чавкал у бани, чтобы завтра снова проводить нас в путь.

Мы шли по берегу, который плавно переходил со спокойной равнинной части вдоль нашей улицы, в скалистый и крутой между посёлками. На склоне росли и берёзы и сосны, мы, то и дело, сбегали с тропы вниз или вверх, потому что в этом редколесье прятались пухленькие маслята. Иногда попадались и грузди. Пока мы шли к месту лова и обратно, как правило, набирали десяток-другой грибков. По приходу они неминуемо оказывались пожаренными с картошкой и съедались без остатка – вкус у них был необыкновенный. Так мы совмещали рыбалку и «тихую охоту».

Самыми крупными трофеями, пойманными той порой, были окуни – полосатые зелёно-чёрные горбачи. Ловились они как раз у плотины, когда ГЭС работала, и вспененная вода с рёвом вырывалась из-под турбин. Мы ловили окуней с берега на поплавочную удочку (тогда других-то мы и не знали). Единственным отличием от обычной ловли являлась наживка – мы надевали на крючок, цепляя их за средину, три-четыре самых больших червя (что, конечно, оказалось для меня в диковинку) и забрасывали в бурлящий поток. Поплавок вертело и трепало на сумасшедшей стремнине так, что порой он скрывался в волнах, но иногда, скорее шестым чувством, мы угадывали мощнейшую поклёвку – следовала подсечка, и начиналось вываживание – из такого потока вытащить отчаянно сопротивляющуюся рыбу было нелегко. Один здоровенный окунь сломал у отца бамбуковое удилище! Конечно, я не скажу точный вес тех трофейных окуней, скорее всего, они тянули грамм на пятьсот-шестьсот, но для меня, младшего школьника, такие рыбины казались исполинами. После того, как мне удавалось вытащить очередного разбойника, я долго приходил в себя, а сердце выскакивало из груди. Это был один из редких моментов истинного рыбацкого счастья, незабываемого и незамутнённого. Такого счастья, которое испытать во взрослом возрасте уже, наверное, невозможно.

Я знаю короткую дорогу!

Мой друг Саня являлся живым воплощением известного наблюдения – в самые засадные места рыбаки попадают после того, как один из них скажет: «Я знаю короткую дорогу!» Куда бы мы с ним не поехали, он всегда знал как «срезать». Самое интересное, что, являясь прекрасно осведомлённым об этой его особенности, я каждый раз наступал на одни и те же грабли.

Мы учились в девятом классе, сидели на алгебре и смотрели в окно. Наступил канун первого мая, на улице было хорошо. В предвкушении выходных, обсуждали шёпотом с Саней ближайшие планы. Он утверждал, что его отец уже ездил с мужиками на карася. Причём улов у него всегда, по словам Шурика, измерялся в вёдрах. И минимальный результат равнялся одному ведру, а максимальный – нескольким вёдрам.

– Батя вчера в Дисподзиновку44
  Деревня в Омской области, возле которой расположено озеро Тобол-Кушлы, богатое карасем. Отличается знаменитой дорогой на этот водоём, состоящей из сплошных колдобин и ям, причем, за последние 40 лет ямы только увеличиваются.


[Закрыть] ездил, – обычно говорил Саня, – карась нормально клюёт!

– И сколько поймал? – обязательно спрашивал кто-нибудь.

– Хм, ведро, – как что-то само собой разумеющееся, отвечал Шура.

Так как рыбацкие достижения у большинства пацанов всегда измерялись исключительно в штуках, нам ничего не оставалось, как завидовать таким «объёмам».

В классе мы сидели с Саней на одной парте.

– В Мельничном сейчас рыба идёт, – с видом знатока заметил мой друг.

– Да ну, – не поверил я. – Холодно ж ещё.

– На нерест прёт… На выходных плюс пятнадцать-двадцать…

– Может, смотаемся тогда на 1 мая?

– Давай.

– Ломовой и Алеев! – прервала учительница нашу занимательную беседу. – Будете разговаривать, напишу в дневник!

1 мая в 6 утра, мы, ёжась от холода, выкатили свои велосипеды из подъезда. На улице было +2.

– Вот дубак, – сказал я, пытаясь унять дрожь.

– К обеду потеплеет, – успокоил Шурик.

– К обеду, – хмыкнул я.

– Сейчас разогреемся, пока ехать будем.

Я почесал в макушке – пилить предстояло прилично – километров двадцать пять.

Но, что делать, мы оседлали своих металлических коней и принялись крутить педали.

Стоило нам только выехать за город, как я услышал сакраментальную фразу.

– По дороге-то в объезд придётся ехать, – сказал Саня, – а если сейчас свернуть, то можно срезать напрямую. Я знаю короткую дорогу!

Я почему-то согласился, и мы ломанулись через лес.

Достаточно долго мы катились по каким-то лесным тропам с корягами и буграми.

– Вот она! – наконец радостно воскликнул Шура.

Впереди виднелась насыпь, по которой была проложена железная дорога.

– Простые дороги все петляют и идут в объезд, – пояснил Саня свой восторг, – а железная всегда соединяет точки по кратчайшему расстоянию!

Мы остановились перед насыпью.

Я смотрел то на рельсы, то на свой велосипед, и всё больше убеждался, что он совсем не похож на дрезину.

– Да там должно быть место проехать, – беззаботно сказал Саня.

– Погоди, – не понял я. – Ты предлагаешь прямо по насыпи, что ли, ехать?

– Ну а чо? – сказал Саня и потащил свой велосипед в гору.

Дорога вдоль рельсового пути напоминала «стиральную доску» на тестовых полигонах. Мало того, что там была щебёнка, так ещё и приходилось, то и дело, прыгать по шпалам, так как расстояние от их конца до начала уклона насыпи оказалось мизерным. К тому же при попутных составах мы каждый раз спускали велосипеды вниз, а потом, пыхтя, затаскивали их обратно.

Поначалу я ещё спрашивал периодически Саню, скоро ли мы приедем по этой прямой великолепной дороге до места ловли, но потом перестал и только рычал.

– Ну в-о-о-т, – прыгая по шпалам, сообщал Саня, – видишь семафор, теперь уже неда-а-а-а-алеко…

У меня в этот момент появлялась только одна мысль – как бы его убить, но так, чтобы причинить максимальные мучения.

После двух часов таких мытарств я отбил себе всё что можно.

– Ну в-о-о-т, – сказал Саня, клацнув зубами – Видишь мост, теперь уже точно неда-а-а-а-алеко…

В этот раз, слава всем богам, он оказался прав.

Обессилившие, мы съехали с полотна на параллельную пыльную дорогу.

Вскоре показалась небольшая протока. Она петляла прямо по бескрайнему полю, скрытая высокими берегами.

Мы продвигались вдоль неё, кое-где встречая унылых рыболовов с удочками. Судя по их флегматичному виду, клёв оставлял желать лучшего.

– Смотри! – неожиданно сказал Саня, указывая скрюченным пальцем куда-то вперёд.

– Что за чёрт?! – вырвалось у меня.

Картину мы наблюдали следующую. Излучина протоки делала поворот, и прямо по курсу сама речка не просматривалась. Зато просматривалось другое. Там из ниоткуда, из-под земли, вылетали вверх караси и, проследовав по дугообразной траектории, смачно шлёпались на высокий берег.

Присмотревшись, мы с удивлением обнаружили, что данное явление не одиночное. Вдоль протоки там и тут периодически вылетала вверх рыба.

Мы переглянулись и, не сговариваясь, двинулись к ближайшему эпицентру аномалии.

Глянув вниз с обрывистого берега, мы увидели двух аборигенов, которые стояли в воде, растопырив руки. Через какое-то время один из них сделал некоторое движение и достал из воды карася, зажатого между пальцев. Выкинув его на берег, он снова согнулся и принялся шарить по дну.

Карась действительно шёл на нерест и ловился на дне голыми руками!

Тогда мы – эх, была не была! – скинули одежду и, покрываясь синими цыпками от прохлады, полезли в холоднючую воду.

Успехи у нас оказались скромнее, чем у местных: мне удалось выловить трёх карасиков, Саня поймал штук семь, не знаю почему, видимо, руки у него были длиннее.

Но мы и тем остались довольны. Проделав титанический путь по шпалам и вернуться ни с чем – было бы верхом несправедливости.

Несмотря на синий цвет наших тел, который оставался таким ещё продолжительное время, в тот раз никто из нас даже не простудился.

Международный инцидент

Щука стояла в толще зеленоватой воды и меланхолично пошевеливала плавниками. Она казалась огромной. Во всяком случае, нам.

– Давай, дуй за удочками, чего стоишь-то? – шёпотом приказал мне Костя.

– А ты?

– А я сторожить её буду.

Я развернулся и помчался за снастями в наш домик, который находился практически в двух шагах.

Нам было по десять лет, и мы отдыхали в окрестностях деревни Артын, что расположена в Большереченском районе на севере Омской области. Местный «Дом отдыха» состоял из главного трёхэтажного корпуса и маленького посёлка уютных деревянных коттеджиков, сразу за которыми текла речка Артынка, где мы и обнаружили щуку. Мы – это я и мой двоюродный брат Костя. Сопровождали нас на отдыхе дед Никита и баба Поля, родители моей мамы и Костиного отца соответственно.

Природа окружала нас исключительная. Сам посёлок для отдыхающих утопал в низине, одну сторону которой окаймляла Артынка с высоченным и почти отвесным глиняным обрывом на том берегу, а другую, плавно и полого поднимающуюся вверх, сковывал стеной густой хвойный лес с высоченными тёмными соснами. Протоптанные в тайге тропки были усыпаны хвоей и шишками. Воздух звенел от чистоты. По деревьям прыгали беззаботные бурундуки, а на ветках сидели, нахохлившиеся от серьёзности, совы и филины.

Добирались мы сюда на «Ракете». Так назывался теплоход на подводных крыльях, курсировавший по Иртышу. Три часа по водной глади, и потом ещё минут тридцать на автобусе от пристани – и вот мы почти в первозданном раю. Но в те времена красота природы интересовала нас постольку поскольку. Нам хотелось активности, и рыбалка была одним из развлечений. Но, поначалу, она у нас не заладилась. Рядом с посёлком Артынка текла совсем мелкая, и с ажурного мостика в деталях проглядывались не только трепыхавшиеся на слабом течении изумрудные водоросли, но и отчётливо просвечивало песчаное дно. Обитали на таком мелководье только мальки. Мы, конечно, предприняли попытки закидывать в воду червяка, но потерпели полное фиаско. В тот раз, расстроенные, мы сбежали от деда и умчались на обрыв. На самой кромке обрыва росли деревья, корни которых могуче выпирали из земли прямо над пропастью. Мы не придумали ничего лучше, как передвигаться по ним, перехватываясь руками. Пятнадцатиметровая высота под ногами и почти отвесная стена нас не останавливали. До сих пор помню свои ощущения, когда одна из тонких лиан под моим весом оборвалась, и я повис над Артынкой, отсвечивающей синим далеко внизу, на одной руке.

Вечерами на танцплощадке устраивался концерт. Более взрослые люди при этом делали то, что и положено – танцевали, знакомились, а мы просто глазели и слушали музыку. Больше всего мне запомнилось, как над тайгой плыл моднейший на тот момент голос Юрия Антонова:

 
Гляжусь в тебя, как в зеркало,
До головокружения,
И вижу в нём любовь мою,
И думаю о ней…55
  Песня «Зеркало» на стихи Михаила Танича.


[Закрыть]
 

Когда я слышу это песню, то всегда вспоминаю Артын.

Мы любили ходить в пешие прогулки. Прихватив удочки, мы всё дальше и дальше удалялись от посёлка, шли вдоль речки, разведывая новые места. Сопровождал нас дед, неутомимо потакавший нашему исследовательскому интересу. Мы баловались, распугивали бурундуков, дурачились. Научились добывать ручейников, на которые клевал небольшой чебак, но уловы наши вызывали у взрослых лишь снисходительную улыбку – пара рыбок за день. Требовалось уходить ещё дальше, за ближайшую деревню – а это километров семь ходу. Решились мы не сразу, тем более, бабушка ворчала, ей не нравились наши долгие отлучки. Да ещё Костя прицепился с совершенно, на мой взгляд, дурацкой идеей. Возле главного корпуса был установлен щит, на котором масляной краской изображалось некое подобие карты. Там указывались все достопримечательности Дома Отдыха, и в нижнем правом углу значилось: «Венгерская деревня, 4 км».

И вот Косте приспичило сходить и посмотреть на этот этнический объект.

На поход туда терялся день. А располагалась эта деревня в направлении прямо противоположном тому, куда стремилась моя рыбацкая душа.

На домашнем совете накануне у нас разгорелся скандал: Костя ратовал за иностранную достопримечательность, а я за разведку боем ниже по течению. Дед сохранял нейтралитет. Страсти накалились. Можно сказать, назревал международный инцидент.

– Ну и идите в свою вренхренскую деревню! – орал я. – Че там смотреть то, венгров, что ли, не видели? А я тогда пойду один на рыбалку, мне неинтересно в вашей деревне дома смотреть!

Не помню уже, как меня уговорили, видимо, посулили какие-то преференции, но в загадочную деревню мы всё-таки сходили, хотя я так и не понял, чем она, собственно, отличается от обычной русской. Зато помню, что по дороге туда мы находили поганки и швыряли их деду в спину, чтобы посмотреть, как они разлетаются на ошмётки. Дед вначале только хмыкал, но потом пригрозил, что спрячет удочки. И ещё мы с Костей тогда решили стать великими писателями и даже начали в соавторстве ваять фантастический роман, подозрительно напоминавший сюжетом недавно отсмотренный нами в кинотеатре фильм «Петля Ориона».

Но моя рыболовная мечта в Артыне всё же сбылась. В один прекрасный день мы убрели-таки в дальний поиск, на горизонте даже проявлялся Иртыш, в который и впадала в конце своего пути Артынка. Здесь она была посолидней, пошире и помутнее. И текла она уже не по живописному бору, а просто посреди поля, разрезая его пологими удобными берегами.

Найдя, на наш взгляд, перспективное место, мы закинули удочки. Через полчаса Костя поймал чебака размером с кильку. Ещё через пятнадцать минут такого же монстра поймал и я.

Дед в это время нашёл длинную палку, приладил к ней леску и, игнорируя всякие дурацкие поплавки и грузила, прямо на леску подвязал крючок.

Он сообщил нам, что идёт рыбачить на озеро.

Вдалеке виднелась лужа, оставшаяся, видимо, ещё с весеннего разлива.

– Ха-ха, – сказал Костя, – там рыбы-то нет.

– Проверим, – пообещал дед и ушёл.

Через какое-то время Костя поймал ещё одного малюсенького чебака. Настроение у нас стало сдуваться – рассчитывали мы, конечно, на большее.

Но тут возвратился дед. В руках у него была вскрытая банка от тушёнки, из которой торчали два больших хвоста!

У нас в буквальном смысле отвисли челюсти.

– Это ты на озере поймал? – не поверил я.

– Не, – сказал довольный дед, – дальше ещё место есть.

Разумеется, через пять минут мы оказались уже там.

Секрет раскрывался просто. Кто-то, видимо местные, соорудили из брёвен и досок своеобразную запруду, и перед ней речка немного разлилась, образуя подобие затона.

В этом месте как раз и скопилась вся рыба.

Мы закинули одновременно с Костей, синхронно же подсекли и вытащили, каждый, по солидному чебаку. Радости не было предела. Рыба клевала почти сразу после заброса.

Дед довольно ухал за нашими спинами.

Где-то после пятого пойманного чебака у Кости случилась неприятность – запуталась леска. Так как запас у нас отсутствовал, ему пришлось сидеть и распутывать.

А я продолжал таскать одну-за-одной. Костя смотрел всё это время на меня с ненавистью.

В тот день я поставил личный рекорд, который не побил до сих пор: 47 мерных чебаков за час ловли.

Я притаранил удочки и, подкравшись к Косте, чтобы не спугнуть рыбу, тихо его окликнул.

– Стоит ещё, – многообещающе подтвердил брат, будто в этом заключалась и его заслуга. – Здоровенная щукенция!

Мы, суетясь сверх меры от нетерпения, распутали лески и выбрали по самому большому червю.

Я даже поплевал на него, вспоминая, как это иногда делает мой отец.

Костин червяк брякнулся в воду сантиметрах в тридцати от щуки. Рыба не прореагировала. Я тоже закинул удочку.

Заброс оказался точным. Червяк опустился в воде, едва не чиркнув щуку по носу.

Мы затаили дыхание.

Щука ещё несколько секунд провисела неподвижно, потом издевательски вильнула хвостом, развернулась, и исчезла в густых водорослях.

Нам с Костей оставалось лишь с отчаянием переглянуться.

Что такое блесны, мы тогда еще не знали; и как на них ловить – не имели никакого понятия.

Волшебный «спилинг»

Нас было четверо. Тех, кто решился на дальнее путешествие. Наша цель называлась – «озеро Яркуль», что в Новосибирской области.

План был разработан следующий: на паровозе доехать до Купино, затем переместиться на автовокзал, сесть на автобус, маршрут которого проходит вблизи от Яркуля, ну а до самого озера допилить уже пешком.

Один из экспедиционеров, имеющий агентурную кличку «Боб», был родом из этих мест и на голубом глазу утверждал, что великолепно знает территорию, местные обычаи и всё такое прочее. К тому же, у него в Купино жил отчим.

Боб уверял, что в детстве излазил все подходы к Яркулю и знает все клёвые места.

Остальными участниками авантюры являлись: я, небезызвестный уже Саня Ломовой и ещё один наш одноклассник, Олег Малышев. Хотя, в это время мы уже окончили 10 классов, но дружить школьной компанией не перестали.

Боб раздобыл где-то на наживку лежней. Кто видел, тот знает, что собой представляют эти отвратительные на вид насекомые – десятисантиметровые личинки, покрытые прозрачной кожей, под которой тошнотворно перемещается белёсая масса. Однако, Боб уверял, что без лежней на Яркуле делать нечего.

Шурик выпросил у отца надувную лодку, так как, из-за малой глубины, с берега на этом озере ловить было нельзя.

Лодка представляла собой латанную-перелатанную «Уфимку». В собранном виде она с трудом упаковывалась в шарообразный брезентовый мешок-рюкзак. Мешок был тяжеленный и неудобный, и носили мы его по очереди.

В приготовлении снастей мы, слабо представлявшие условия ловли, велосипед изобретать не стали, и оснастили наши бамбучины «глухими» оснастками. Правда, поплавки и грузила поставили крупного размера из-за обещанной Бобом «волны», ну и, как всегда, в надежде изловить больших рыб.

Преодолевать трудности мы начали сразу же, только сойдя с паровоза. Выяснилось, что в Купино мы приехали в час ночи, а автовокзал, естественно, открывался только утром. Решили «переночевать» на вокзале, так как тащиться пешком по городу, чтобы обрадовать ночью отчима Боба, представлялось нам занятием малопривлекательным.

Мы вошли в совершенно пустое здание. Все прибывшие уже разъехались, и мы остались одни в помещении. Это было похоже на фильм ужасов, когда компания молодых людей попадает в какое-нибудь заброшенное строение. Прикинув, что к чему, мы расположились в зале ожидания, побросав «шмотки» между креслами. Спать никто, естественно, не собирался. Я принялся тихонько бренчать на гитаре.

На звук, откуда ни возьмись, пришёл какой-то местный и не совсем трезвый парень лет двадцати.

Некоторое время он рассматривал наши мешки. Потом сказал «Привет».

Мы тоже сказали «Привет».

– Поезд ждёте? – спросил парень. – Они ночью не ходят.

– Да мы на рыбалку, – туманно ответил Олег.

– На гитаре играете? – спросил тогда парень у меня.

– Да так, – я уклончиво пожал плечами.

– Я тоже умею играть, только мне нельзя, – признался наш новый знакомый.

– Почему нельзя? – спросил простодушный Боб.

– Нельзя, – вздохнул парень и присел в соседнее кресло. – Хотя играю я очень хорошо. И пою даже.

– Странно, – зацепился Боб. – Как это? Играешь хорошо, а нельзя. Я понимаю, если бы играл плохо.

Парень грустно кивнул и посмотрел на нашего друга осоловелыми глазами.

– Ну-ка, дай ему гитару, – сказал Боб мне.

Инструмент отдавать не очень хотелось, но любопытство пересилило.

Местный взял гитару и оглядел компанию.

– Я предупреждал, что нельзя, но очень уж хочется.

– Да играй уже давай, – нетерпеливо сказал Боб. – И пой.

Парень снова вздохнул, закрыл глаза и…

Изо всех сил ударил по струнам. В тихом пустынном вокзале такой звук показался ужасающе громким.

– Голуби летят над нашей зоной!! – заорал парень, что есть мочи. – Голубям нигде преграды нет!!!

Мы отшатнулись. Такого никто не ожидал.

Но новоявленному певцу удалось проорать только первый куплет.

Потому что из центра зала к нам стремительно следовала тучная фигура в милицейской форме. Страж порядка материализовался прямо из воздуха.

Вокалист, заметив приближающуюся угрозу, перестал играть, порывисто вскочил и сунул гитару Олегу, который стоял к нему ближе всего.

– Говорил же, что не умею тихо, – бормотал он.

Но сбежать без ущерба ему не удалось. Подбежавший блюститель порядка засандалил по его удаляющейся спине дубинкой, а следующий удар достался без вины виноватому Малышеву, который, обнимая гитару, тоже зачем-то решил отбежать.

И тут злой взгляд милиционера упёрся в наши мешки и рюкзаки и приобрёл прояснённое выражение.

– Так вы не шпана, что ли? – удивился он, профессионально прищурившись. – А то я смотрю, рожа знакомая опять дебош тут устраивает, – он обернулся, ища нашего приятеля, но того уже, разумеется, и след простыл. – А вы-то ведь не местные?

– Да мы из Омска, – сказал я поспешно. – На рыбалку приехали, ждём, когда автовокзал откроется.

– Аааа, – добродушно протянул лейтенант и грузно присел в ближайшее кресло, – молодцы, что из Омска. Вы это, того, извините! Повадились, понимаешь по ночам нарушать эти местные, вот и гоняю! Не обижайся! – он махнул Олегу рукой.

Тот подошёл, на глазах у него были слёзы от боли и обиды.

– Погорячился я маленько, – крякнул милиционер сконфуженно. – Если хотите, утром вас на бобике до автобуса подброшу!

Вскоре выяснилось, что Боб совсем не ориентируется ни во времени, ни в пространстве. На любой наш вопрос касательно расписания автобусов, выбора нужного маршрута, дислокации необходимых стратегических точек, наш проводник некоторое время делал вид, что производит серьёзную умственную работу, но потом сдавался и неизменно говорил: «Сейчас спросим у кого-нибудь». Это слегка раздражало. А к концу нашего путешествия, когда мы снова очутились в Купино и Боб забыл, где находится его родной дом и пошёл спрашивать об этом у прохожих, они с Саней чуть не подрались.

Поэтому почти сразу стало понятно, что приключения у нас на милиционере только начинаются. В автобусе нас оштрафовали за лишний багаж, пока шли пешком до озера, у Боба по рюкзаку разбежались лежни, а все захваченные с собой по дороге дрова, мы, по неопытности, спалили при попытке вскипятить воду в котелке. Но мы не унывали. Ведь нас ждала большая вода.

Быстро накачали лодку, и первым выпало отправляться нам с Саней. Полные надежд, мы отплыли от берега и принялись грести. Гребли с полчаса, чтобы добраться до застывших лодочных фигурок вдалеке. Наконец, первый заброс. Минут через пять у меня поклёвка и красавец язь грамм на 700 в лодке. Ну, решили мы, сейчас попрёт. Но рыбалка – дело такое. Клёв, толком не начавшись, тут же и прекратился. Саня поймал одного мелкого чебака и на этом всё закончилось. Пора было выплывать и сменяться.

На берегу вид моего язя вызвал необоснованный оптимизм у наших сменщиков и, сказав на прощание: «Мол, сейчас мы вам покажем, как надо ловить», – они отбыли в «море».

Возвратились парни часа через три. По их вялым гребкам мы предположили, что дела не ахти. Так оно и оказалось – Боб с Олегом не увидели вообще ни одной поклёвки! Приняли решение менять дислокацию. Но легко сказать. Озеро большое, пешком с нашим шмурдяком66
  Просторечное обозначение всего туристического скарба.


[Закрыть] не очень-то его обойдёшь. Но нам повезло. Нас согласились перекинуть на другую сторону парни на УАЗе-«буханке». Сошлись на бутылке водки (мы брали с собой целых две, как универсальную валюту).

Заночевали уже на новом месте. В Яркуль там впадала протока, на которой мы на ночь оставили «закидушки». Поутру образовалась новая проблема – у нас почти закончилась еда. Решили так: те, кто свободны от рыбалки, идут в ближайший лес за грибами, а другая пара чуть позже шлепает в деревню; на новом месте она виднелась почти рядом, в паре километров.

И та и другая миссия оказались выполнены. Мы с Шурой набрали коровников, из которых сварили прекрасный суп (правда, выяснилось, что Олег вообще не ест грибы, но это уже частности). А наши подельники купили в деревне молоко в трёхлитровой банке и несколько булок хлеба. Причём Боб, не сдержавшись, сел на околице деревни прямо на обочину пыльной дороги и съел за один присест целую булку, запивая молоком прямо из банки. В момент поглощения еды за ним наблюдала стайка местных растрёпанных ребятишек, почтительно стоявших группкой неподалёку. По выражениям их лиц было понятно, что видят они такое впервые в жизни.

Кстати, молоко, оставленное в лагере на жаре в палатке, тут же скислось.

По соседству обосновалось несколько рыбацких компаний. Особенную зависть у нас вызывали, конечно, земляки, приехавшие на чёрной «Паджере»77
  Mitsubishi Pajero – джип, символизирующий тогда принадлежность к определенным кругам (так называемым «новым русским»).


[Закрыть]. У них наличествовала лодка с мотором и, что нас ужасно поражало, с твёрдым дном (!). Тогда ещё такие ПВХ-ашки88
  ПВХ – специальная износоустойчивая ткань, лодки из нее отличаются прочностью и долговечностью. Проверено лично.


[Закрыть] были редкостью. Парни, ревя мотором, уходили в море утром, а к обеду возвращались с внушительным садком сазанов. Охранять имущество они оставляли субтильного дедка, у которого борода, вопреки законам физиологии, торчала сразу во все стороны.

Дедок постоянно стрелял у нас папиросы и строил из себя бывалого рыбака.

– Тут подход к рыбе нужен, понимаешь, – многозначительно вещал он, затягиваясь «Астрой». – А вы на спиЛинги рыбачите?

– Да не, мы на удочки.

– Вот! А у парней спилинги. Лучше клюёт.

Но и на нас тоже, наконец, обратила внимание приличная рыба. На «закидушки» попадалась, правда, только тина, а вот утренний заплыв на лодке удался. Олег с Бобом поймали каждый по два сазана. Рыбины были замечательными – по 800—900 граммов, упитанные и сверкающие на солнце. Но наша вылазка с Саней опять не удалась. На следующий день мы поменялись в парах, но я и Боб с утра не поймали ничего, а Шура с Олегом добыли ещё по одному красавцу. Причём, последний, которого выудил Малышев, оказался самым большим – за кило. И там же, на берегу, мы впервые отведали божественное блюдо, которым нас угостили соседи – уху из свежего сазана. Нам, оголодавшим, она показалась райской амброзией – мы два раза разливали добавку.

Общий улов нашей группы составил 6 сазанов и 1 язь. Мы всё разделили по-братски и даже кое-что довезли до Омска. Родные встречали нас обросших, уставших, но вполне довольных.

Вот так, было время, когда поездка на озеро за триста километров без машины не представлялась чем-то из разряда фантастики. И нужно для этого было только желание, да несколько свободных дней.