Текст книги "Журналистика XXI. Новые СМИ и свобода слова"

Проф. Акопов, кроме того, считает, что интернет-издания обладают новым, более совершенным оформлением [в сравнении, видимо, с оформлением печатных изданий. – Авт.]. Но речь в этом случае скорее всего идет не об оформлении как таковом, а о специфичности интернета как носителя информации. Пытаясь все же найти особенности, отличающие интернет-издания от их классических пращуров, тот же проф. Акопов настаивает на том, что авторы сетевых изданий являются будто бы «новой категорией журналистов» [1, с. 75]. Но и в этом случае он ошибается, поскольку попросту смешивает понятия любительского авторства и профессиональной журналистики.

Считается, однако, что у онлайн-СМИ есть и другие серьезные специфические особенности, которые будто бы отличают их от классических СМИ: те же Лукина и Фомичева указывают на гипертекстуальность (возможность мгновенного перехода к другим источникам информации, внутренним и внешним, по гиперссылкам), мультимедийность (включение в веб-страницы аудио– и видеоинформации, фотоизображений и пр.) и интерактивность [19, с. 47]. Кроме того, как считают Лукина и Фомичева, отличием интернет-СМИ от их классических собратьев стал их организационно-правовой статус, сообщаемый в разделе «о проекте», «о сайте» [19, с. 50].

Исследователь из Китая Цзя Лежун расширяет этот список отличий, когда, помимо интерактивности, говорит об индивидуализации использования, указывая на возможность выбора информации и ее самостоятельный поиск; на высокую оперативность (бесспорное преимущество); на глобальный характер коммуникации (да, интернет впервые предоставил такую возможность человечеству); на свободу коммуникации (этот аспект не одинаков для разных стран), а также на громадность объема доступной информации и широчайший спектр дополнительных услуг (таких, как онлайн-заказ товаров и услуг и др.) [18, с. 16–19]. Сформулируем те основные характеристики онлайн-СМИ, которые их отличают от СМИ традиционных.

Характеристики онлайн-СМИ, отличающие их от СМИ традиционных:

• гипертекстуальность: возможность мгновенного перехода к другим источникам информации, внутренним и внешним, по гиперссылкам);

• мультимедийность: включение в веб-страницы аудио– и видеоинформации, фотоизображений и пр.;

• интерактивность (по Лукиной-Фомичевой);

• индивидуализация использования: возможность выбора информации и ее самостоятельный поиск;

• высокая оперативность (скорость обновления информации);

• глобальный характер коммуникации;

• свобода коммуникации (но именно этот аспект не одинаков для разных стран);

• громадность объема доступной информации и широчайший спектр дополнительных (таких, как онлайн-заказ товаров и услуг и др.) услуг (по Цзя Лежуну).

Тем не менее при ближайшем рассмотрении значительная часть этих отличительных особенностей новых медиа становится условной. Так, если говорить о гипертекстуальности, то чтение новостей в газете точно так же часто провоцирует просмотр теленовостей или прослушивание радиопередач (или наоборот); мультимедийность как возможность передачи информации разными способами (текстовым, графическим и др.) представляется также весьма условной; у той же интерактивности в сети были (и пока еще остаются) такие очевидные родственные виды коммуникаций, как прямой эфир на телевидении со звонками телезрителей или живое общение радиоведущих со слушателями – при том, что все начиналось очень давно с развития такого жанра, как публикация писем в редакцию и ответов на них. А такой особенности онлайн-медиа, как их организационно-правовой статус, раскрываемый в разделе «О сайте», на наш взгляд, в точности соответствует понятие «выходных данных» в классических, например в печатных СМИ.

Кроме того, если говорить об упомянутой Цзя Лежуном индивидуализации использования как возможности выбора и самостоятельного поиска информации, то, к примеру, печатные медиа во все времена предоставляли для умелых пользователей возможность выбора нужной тематической страницы, не говоря уже о возможности выбора теле– и радиопередач. Что же касается упомянутой свободы коммуникации, то и это отнюдь не бесспорно: разные государства совсем вскоре после появления интернета приступили к ограничению доступа к нему под различными благовидными предлогами – то есть фактически к разработке новых видов и форм цензуры (об этом в подробностях – далее).

По рассмотрении всех этих особенностей онлайн-медиа становится ясно, что интерактивный характер коммуникаций в сочетании с оперативностью, то есть скоростью передачи данных, и глобальным характером общения являются теми главными особенностями и бесспорными преимуществами, которые действительно отличают онлайн-СМИ от их классических аналогов. Неспроста некоторые молодые исследователи интернета, будучи одновременно и его основными пользователями, говорят прежде всего о том, что «особенность теперешнего процесса перемен в том, что происходят они очень быстро» [24, с. 31].

Интерактивный характер коммуникаций в сочетании с оперативностью и глобальным характером общения являются теми главными особенностями и бесспорными преимуществами, которые отличают онлайн-медиа от классических СМИ

Так что и в этом случае СМИ эпохи Гутенберга предстают как очевидные пращуры новых медиа даже с учетом астрономических скоростей передачи информации и других бесспорных преимуществ последних.

Однако помимо очевидных (или не очень) характеристик новых медиа, которые отличают их от СМИ традиционных, следует еще учитывать и условия их формирования. Российский исследователь д-р Елена Вартанова в статье «Конвергенция как неизбежность. О роли технологического фактора в трансформации современных медиасистем» в описании процессов дигитализации и конвергенции (а именно эти процессы сопутствуют формированию новых СМИ) указывает, что перевод содержания из текстовой, графической и звуковой форм в цифровую позволяет ему «легко “транспортироваться” по любому каналу электронной коммуникации. В результате интернет из сети, просто соединяющей компьютеры, превращается в особую среду, где получившее новый цифровой вид содержание преодолевает традиционные “ограничители” старых СМИ» [8, с. 38]. Ксения Карякина из России также развивает предложенную еще в середине 90-х гг. ХХ в. западными исследователями теорию конвергенции в медиапространстве, согласно которой «под новыми средствами массовой информации мы понимаем такие медиаформы, которые создают цифровой контент. Таким образом, дигитализация (или оцифровка данных) становится вторым, после конвергенции, определяющим фактором развития новых СМИ» [14, с. 147].

«Под новыми средствами массовой информации мы понимаем такие медиаформы, которые создают цифровой контент. Таким образом, дигитализация (или оцифровка данных) становится вторым, после конвергенции, определяющим фактором развития новых СМИ».

Ксения Карякина, факультет журналистики МГУ им. М. В. Ломоносова (Россия, Москва)

…А теперь обратимся к описанию того, с чем нам предстоит столкнуться во втором разделе работы, а именно – к теме свободы слова (и разговоров о ней). Ведь насколько далеко вперед ушли и развились методы и способы передачи информации, настолько же твердо стоят на своем месте и сохраняются в прежнем виде все ухищрения государственных институтов в попытке ограничить процесс обмена информацией между людьми под самыми благовидными предлогами. Именно об этом, то есть о наличии или отсутствии свободы слова и СМИ в основном пойдет речь во второй части труда. Дело в том, что в случае с автократиями (не говоря уже о тоталитарных государствах) угасание традиционных СМИ может быть вызвано не только жесткой конкуренцией с онлайн-СМИ, но и прямым воздействием государства, проявляющимся в самых разных модернизированных формах цензуры.

Угасание традиционных СМИ может быть вызвано не только жесткой конкуренцией с онлайн-СМИ, но и прямым воздействием государства, проявляющимся в самых разных модернизированных формах цензуры

При этом темы новых масс-медиа и свободы слова можно было бы отделить друг от друга (и отдельно издать) без видимого ущерба для их содержания. Однако никакое жанровое разнообразие или скорость передачи информации не в состоянии компенсировать отсутствие главного условия для прогресса СМИ – свободы слова как таковой. И лукавят те исследователи, которые в своих публичных выступлениях и печатных трудах настаивают, что на развитие СМИ, возникновение их новых видов и жанров государственная политика подавления свободы слова будто бы не влияет. Масс-медиа в понимании таких «ученых» существуют отдельно, свобода слова – отдельно. Но так на самом деле не бывает. Как заметил однажды российский ученый проф. Ясен Засурский, «особенность четвертой власти состоит в том, что она может действовать нормально только тогда, когда ее значение понимает руководство страны. Ведь информация стала важнейшей связующей нитью всего общества. Без свободы слова не может быть демократии» [12, с. 460]. Таким образом, рассматривать прогресс СМИ и развитие их свободы (или ее отсутствие) следует в совокупности. Так и поступим.

«Особенность четвертой власти состоит в том, что она может действовать нормально только тогда, когда ее значение понимает руководство страны. Ведь информация стала важнейшей связующей нитью всего общества. Без свободы слова не может быть демократии».

Ясен Засурский, профессор (Россия, Москва)

В качестве примера зависимости развития СМИ от свободы слова как главнейшего института демократии можно привести происходящее с масс-медиа в современной России. Здесь в марте 2016 г. российское информационное агентство «Новости» сообщило (со слов руководителя правительственного агентства «Роспечать» Михаила Сеславинского), что доходы от размещения рекламы в печати за 2015 г. упали практически на 1/3 (!) в сравнении с 2014 г.[3]3
   http://www.gazeta.ru/business/news/2016/03/14/n_8365865.shtml


[Закрыть] «Без финансирования со стороны регионов, со стороны Москвы, печатным средствам массовой информации существовать будет почти невозможно. Мы видим, как падают рекламные доходы печатных СМИ. За 2015 год, например, они упали на 29 % к уровню предыдущего года»[4]4
   Там же.


[Закрыть], – заявил чиновник. Но именно здесь и скрывается причина падения как читательского интереса, так и интереса рекламодателей к печатным СМИ в России: все сколько-нибудь заметные газеты и журналы к этому времени уже так или иначе подпали под влияние государства – через прямую принадлежность или опосредованно – через их владение спонсорами, лояльными власти. Так, некогда популярнейший еженедельник «Аргументы и факты» (в 1990 г. его разовый тираж достигал 33 млн экз.!) перешел к 2015 г. во владение правительства Москвы, а крупнейшим в стране издательским домом «КоммерсантЪ» в начале 2000-х гг. овладел лояльный власти олигарх Алишер Усманов, который вскоре по завершении сделки принялся таким образом перелицовывать содержательную часть своих издательских активов, чтобы публикации не вызывали раздражения властной элиты страны. Яркий пример этой «перелицовки» относится к случаю, произошедшему в декабре 2011 г. в ходе очередных выборов в нижнюю палату парламента России – Государственную думу. Один из избирателей, голосовавших на избирательном участке в российском консульстве в Лондоне, оставил размашистую надпись на бюллетене для голосования: «Путин, пошел на х…й!». Когда фотографию этого листка, приобретенную изданием у информационного агентства, опубликовал главный редактор еженедельника «КоммерсантЪ-Власть» Максим Ковальский, олигарх Усманов попросту его уволил. Многие в России с тех пор заметили, что редакционная политика издательского дома резко поменялась – разумеется, не в лучшую, с точки зрения свободы слова (и даже мысли), сторону… Действия же олигарха Усманова, на наш взгляд, являются очевидным проявлением цензуры, а все случившееся, кроме того, демонстрирует, насколько пагубным для свободы слова в целом бывает нахождение СМИ в руках лояльного власти олигархата.

Однако справедливости ради надо заметить, что зависимость различных СМИ от частного капитала возникла впервые отнюдь не в России. Давид Бойлан, управлявший одно время активами концерна Fox и Руперта Мердока, однажды заявил: «Мы заплатили 3 миллиарда за эти телевизионные станции. Мы сами будем решать, что такое новости. Новости – это то, что мы скажем» [6, с. 79]. Но и он был далеко не первым: первые печатные «Листки новостей» – newsletters – начали выпускать в Англии на рубеже XV–XVI вв. владельцы типографий, которые уже тогда решали, что именно печатать на их страницах. Публиковавшиеся в них сведения, как мы знаем, отнюдь не всегда соответствовали действительности, но, наоборот, во многих случаях представляли из себя настоящие «газетные утки».

Первые печатные «Листки новостей» – newsletters – начали выпускать в Англии на рубеже XV–XVI вв. владельцы типографий исключительно для заработка в перерывах между производством книг. А чтобы привлечь спрос, на их страницах нередко печатались выдумки, ставшие основой для зарождения жанра «газетной утки»

Однако почему все-таки популярные или влиятельные СМИ (а это не всегда одно и то же) столь часто оказываются в руках олигархов, почему так сложно бывает самостоятельно удержаться на плаву? Исследователь Клара Бульянн из Квебекского университета в Монреале объясняет это «высокими производственными затратами по сравнению с получаемыми доходами» [6, с. 79], что в особенности касается будто бы печатных изданий. Но существуют удачные примеры того, как и при высоких производственных затратах выпуск печатных изданий становится рентабельным. Так, с самого начала при создании газеты Le Monde, первый номер которой вышел 18 декабря 1944 г., по решению министра информации освобожденной Франции П.-А. Тетжена был создан Совет директоров, куда помимо директора газеты Юбера Бев-Мери вошли еще два основных (по количеству капитала) акционера. А чтобы специально препятствовать в будущем проникновению в газету олигархата, Бев-Мери, в свою очередь, обеспечил принятие такого решения Совета директоров, по которому наследовать или покупать акции предприятия можно было с условием, если сделка будет утверждена большинством голосов, представляющих 3/4 капитала [35, с. 48–51]. Главное, чего удалось достичь тогда Совету директоров Le Monde, – это обеспечить плюрализм публикуемых мнений и независимость суждений редакции и отдельных ее журналистов от каких бы то ни было политических поветрий на долгие годы.

…Шло время, и Le Monde приходилось менять структуру акционерного капитала. В год своего 50-летия, в 1994 г., в условиях не самой лучшей конъюнктуры на рынке печатной прессы, общее собрание журналистов и сотрудников газеты решило увеличить ее капитал за счет внешних вкладчиков, отказавшись от формы акционерного общества с ограниченной ответственностью в пользу общества с наблюдательным советом и советом директоров [35, с. 226–227]. Но капитал издания и на этот раз был таким образом распределен между физическими лицами (в том числе сотрудниками и менеджментом) и внешними владельцами, что фактически никто не имел возможности кардинально влиять на политику издания. Именно разнообразие акционеров позволило изданию сохранить свое лицо и в начале XXI в., хотя и ненадолго: усложнившееся в прямой связи с развитием интернета и возрастанием конкуренции между онлайн-СМИ и их печатными пращурами финансовое положение Le Monde привело в итоге к изменению структуры управления газетой в пользу частного, банковского капитала…

Что касается современной России, то очевидно, что трагическая скорость сокращения рекламных доходов в печатных СМИ связана в первую очередь с их огосударствлением или переходом в руки лояльного власти олигархата: читатель, а вслед за ним и рекламодатель попросту теряют интерес к прессе, которая им систематически врет.

Трагическая скорость сокращения рекламных доходов в печатных СМИ в некоторых государствах связана с их огосударствлением или переходом в руки лояльного олигархата: читатель, а вслед за ним и рекламодатель теряют интерес к прессе, которая им систематически врет

Подобная тенденция, отмеченная не только в России, но и, например, в Китае, кроме всего прочего лишний раз подтверждает справедливость объединения под одной обложкой тематики новых СМИ и свободы слова. В случае с Россией на падение рекламных доходов печатных СМИ негативно влияло именно государство. Логичным будет предположить, что в других случаях государство способно, наоборот, положительно влиять на формирование рекламных потоков, в том числе в печатных СМИ: если, например, государство предпочитает ограничениям свободы слова рыночные условия формирования бизнеса СМИ и не вмешивается в этот процесс. И тому есть блистательные подтверждения, которые мы приводили выше, – из опыта Le Monde, а также Hearst Magazines, Helsingin Sanomat, Times Newspapers и др.

Во втором разделе труда речь пойдет, конечно, и о свободе слова в связи с интернетом. Но приступать к этой теме следует с особенной осторожностью: ведь наряду с ограничениями, налагаемыми государством, пользователей сети подстерегают и вполне реальные опасности, определяемые в том числе уголовным законодательством. С увеличением скорости коммуникации увеличились и возможности для разного рода злоупотреблений. Правда, автократии наподобие российской с удовольствием используют эти реальные опасности только для того, чтобы, до смерти напугав своих граждан, максимально ограничить их доступ к будто бы чуждой им информации. В таких условиях логика групп, отождествляющих себя с государством, толкает их к тому, чтобы в дальнейшем подчинить себе наиболее популярные онлайн-СМИ и с их помощью оказывать непрестанное давление на общественное сознание в направлении, необходимом для сохранения власти.

В противовес этой логике в государствах Западной Европы, в той же Франции или Великобритании, в течение веков складывался такой баланс взаимоотношений между государством и СМИ, при котором власть в итоге вмешивается в дела СМИ только в случае нарушения уголовного кодекса. Этот баланс бережно соблюдается там и сегодня, а все тенденции в регулировании интернета с стороны государства ограничиваются условием минимального вмешательства в деятельность СМИ.

Причем разнонаправленные традиции во взаимоотношениях государства со СМИ сложились в России и странах Западной Европы отнюдь не случайно, а в соответствии с общими трендами их экономического и общественного развития. Напомним, что в Англии те самые первые, спорадически выпускавшиеся листки новостей, содержавшие рассказы о сенсационных событиях, подчас вовсе не соотносившихся с реальностью, появились в конце XV–XVI в. как способ заработка владельцев печатных машин в промежутках между производством книг – то есть в коммерческих целях. В России газета «Ведомости» появилась почти триста лет спустя, в начале XVIII в., лишь по воле царя Петра и исключительно в целях пропаганды его реформ, далеко не во всем прогрессивных и человеколюбивых. И по сей день главными условиями работы масс-медиа остаются, соответственно, коммерческий интерес, если говорить о Западе, и интересы властной верхушки, – если говорить о таких государствах, как Россия или Китай.

Но, конечно, государства Западной Европы в своих взаимоотношениях с масс-медиа отнюдь не всегда исходили из интересов свободы слова. В ряду многочисленных преступлений государства против этой неотъемлемой составляющей демократии достаточно упомянуть британский суд над Даниелем Дефо, приговоривший писателя в 1702 г. к позорному столбу и тюремному заключению за памфлет «Кратчайший способ расправы с диссидентами». Дефо в своем памфлете требовал реформ в законодательстве, образовании и выступал против господства Англиканской церкви в стране – то есть сам был, что называется, инакомыслящим, за что и пострадал. Тем не менее Европа прошла долгий путь от жестоких физических наказаний и казней за «преступления» в печати, до экономических рычагов давления на прессу и только затем в муках многочисленных революций постепенно, шаг за шагом приблизилась к реализации действующих сегодня принципов толерантности.

Для примера многочисленных преступлений государства против свободы слова и СМИ достаточно упомянуть британский суд над автором «Робинзона Крузо» Даниелем Дефо, приговоривший писателя в 1702 г. к позорному столбу и тюремному заключению за памфлет «Кратчайший способ расправы с диссидентами»

К слову, в России документальное регулирование взаимоотношений государства со СМИ происходило с большой оглядкой на опыт стран Западной Европы. Например, графа 6 Заявления о регистрации СМИ в России и в начале XXI в. содержала требование об указании тематики и/или специализации того или иного конкретного масс-медиа[5]5
   http://rkn.gov.ru/mass-communications/smi-registation/#10


[Закрыть]. Но это условие произошло, кажется, напрямую от тех далеких времен, когда мысль о необходимости ограничить перечень тематик, освещаемых в одном конкретном издании, пришла в голову кому-то из французских чиновников эпохи кардинала-герцога Ришелье: 30 мая 1631 г. Теофраст Ренодо получил королевское разрешение на публикацию в своей La Gazette официальных новостей и объявлений с условием запрета на публикацию сообщений по другим тематикам. Нарушение такого запрета с тех далеких пор служило рычагом давления на свободу слова, и именно этот инструмент воздействия на СМИ сохранило в своем арсенале российское законодательство в XXI в.

Еще один показательный в этом смысле пример – требование к печатным СМИ о предоставлении властям так называемого «контрольного экземпляра», которое благополучно перекочевало из российских цензурных уставов XIX в. в соответствующее постановление Временного правительства, затем из него – в советское законодательство, а оттуда – в требования к печатным СМИ «новой» России на рубеже XX–XXI вв. Наличие этих экземпляров во все времена позволяло властям заняться расследованием правомочности тех или иных публикаций и привлечь к ответственности тех, кто, возможно, допустил нападки на государство. Однако и это замечательное «новшество», как и ограничение освещаемых тематик, появилось в текстах российских цензурных уставов не из ниоткуда, а напрямую из германского закона о печати образца 1874 г., составленного по инициативе Отто фон Бисмарка. «Железный канцлер» тогда же потребовал, чтобы в закон о печати были включены и требования об обязательном указании в газетах и журналах фамилий ответственных (главных) редакторов, издателей и владельцев типографий, а также домашних адресов (!) авторов публикаций. В результате российские цари до 1917 г., а затем чиновники советского периода, пользуясь именно этим опытом Бисмарка, настаивали на включении подобных же требований со стороны государства к издателям печатных СМИ.

«Железный» канцлер Германии Отт фон Бисмарк потребовал, чтобы в закон о печати 1874 г. были включены пункты об обязательном указании в газетах и журналах фамилий ответственных (главных) редакторов, издателей и владельцев типографий, а также домашних адресов (!) авторов публикаций

…В Великобритании цензура была официально отменена еще в 1695 г., в России же лишь Временному правительству удалось провозгласить, и то ненадолго, отмену цензуры в 1917 г., затем советская власть в 1922 г. вновь официально ее возвратила. Правда, и официальной отмене цензуры власти в Великобритании еще тогда быстро нашли эффективную замену в виде различных форм экономического давления, вроде завышенных почтовых сборов и налогов.

Между тем с самим понятием цензуры и практикой ее применения с течением времени произошли многочисленные изменения по форме и существу. Так называемая классическая, то есть предварительная цензура де-юре исчезла, но ее место де-факто заняли различные виды новой цензуры, подчас еще более изощренно ограничивающие свободу слова в СМИ. Так, В. В. Прозоров из Саратовского госуниверситета в России считает, что на современном этапе «под цензурой мы имеем в виду, прежде всего, специальные формы государственного фильтрационного механизма, узаконенные способы информационной коррекции. Шире, цензура – любая, явная или закулисная, – форма искусственного сужения и лимитирования информационных потоков. В широком смысле, это еще и сложная система самоограничений, так называемая самоцензура, прежде всего этическая по своей природе» [27, с. 12]. Здесь и первое, и второе, и третье – правильно.

Другой российский исследователь – д-р А. Г. Рихтер, занявший однажды пост директора Бюро представителя ОБСЕ по вопросам свободы СМИ, еще ранее исследовал широкий спектр новых, «мягких» разновидностей цензуры (речь о них пойдет впереди), также обратив внимание на такое пагубное явление, как самоцензура.

И здесь следует заметить, что именно Россия и часть других государств постсоветского пространства оказались в замкнутом кругу противоречий между анонсируемым на внешнюю аудиторию стремлением к демократии и подспудным (однако хорошо видимым со стороны) подавлением демократических свобод, прежде всего свободы слова и СМИ.

Россия и часть других государств постсоветского пространства оказались в замкнутом кругу противоречий между анонсируемым на внешнюю аудиторию стремлением к демократии и подспудным (однако хорошо видимым со стороны) подавлением демократических свобод, прежде всего свободы слова и СМИ

Именно текущий режим в России, начиная с конца ХХ в. и с первых дней XXI в., продолжил богатые, накопленные различными государствами за долгие века традиции подавления свободы слова, оттачивая их до блеска на всех новых видах медиа, которые могут показаться властной верхушке «подозрительными» в смысле их возможностей для трансляции взглядов оппозиции. Как заметил однажды менеджер одного из онлайн-СМИ Глеб Морев, «логика, да и исторический опыт противостояния как царской, так и советской цензуре подсказывают: медиа, не располагающие иностранным покровительством, но имеющие амбиции транслировать идеи, враждебные установившемуся в России политическому режиму, и собирающиеся сообщать информацию, а не заниматься пропагандой, в весьма близкой перспективе будут вынуждены формально выйти из российской юрисдикции и перебазироваться за границу. Последовав в этом смысле за первопроходцем вольной русской печати Александром Герценом» [73].

«Логика, да и исторический опыт противостояния как царской, так и советской цензуре подсказывают: медиа, не располагающие иностранным покровительством, но имеющие амбиции транслировать идеи, враждебные установившемуся в России политическому режиму, и собирающиеся сообщать информацию, а не заниматься пропагандой, в весьма близкой перспективе будут вынуждены формально выйти из российской юрисдикции и перебазироваться за границу. Последовав в этом смысле за первопроходцем вольной русской печати Александром Герценом».

Глеб Морев, шеф-редактор Colta.ru

Между тем стремление к объективному исследованию условий выпуска СМИ диктует необходимость учитывать не только их взаимоотношения с государством, но и с гражданами. Всегда ли СМИ правы в своих оценках, а государство и граждане – нет? В российском Уставе о цензуре и печати от 1890 г., как известно, не отличавшемся демократичностью взглядов на свободу слова и СМИ, говорится о необходимости защиты частных лиц от не всегда благовидных устремлений профессиональной журналистской братии. Так, в ст. 139 Устава недвусмысленно сообщается, что «если в повременном издании [то есть в периодическом. – Авт.] появится известие, касающееся частного лица, то издание сие не может отказать в принятии сообщенных ему тем лицом, в ответе, возражений и поправок. Возражение или поправка частного лица должны быть неотложно напечатаны тем же шрифтом и в том же отделе, как и первоначальное известие, и притом бесплатно, если занимают места не более, как вдвое против статьи, на которую служат ответом» [32, с. 20–21].

Действительно: из истории СМИ различных государств хорошо известно, что как отдельное журналистское творчество, так и в целом редакционная политика некоторых СМИ далеко не всегда отличаются стремлением к беспристрастности. Редакциями и журналистами подчас движет коммерческий интерес, не лишены они бывают и других человеческих страстей. К угрозам, исходящим от СМИ, интернет прибавил новые их разновидности – такие, как угрозы для детской психики, происходящие от отдельных обновляемых электронных ресурсов (даже и не являющихся СМИ), или масштабные коммерческие угрозы от взлома банковских серверов, а также реальные угрозы безопасности государства от проникновения в информационные системы правительственных ведомств. Не в последнюю очередь в соответствующем разделе этой книги пойдет речь о злоупотреблениях свободой слова в онлайн-СМИ и мерах оправданного государственного противодействия таким явлениям.