Текст книги "Машина страха"

18

– Вот эта получена доркографией. – Лебедев сунул только высохший и закрутившийся лист фотобумаги. – А эта по вашему методу.

Погорельский стал разглядывать фотографии с интересом настоящего ученого. И посмотреть было на что. На одной обнаженная девица пышных форм беззастенчиво поставила ножку на стул, изогнувшись так, чтобы красовалась грудь. На другой все та же мадам, так и не найдя времени одеться, приподнялась на цыпочки, красиво отведя руку, с которой свешивалось покрывало. Как будто вздумала купаться, но забыла нырнуть. Одним словом, чудовищная порнография.

– Ну как?

Месть Аполлона Григорьевича была сладка.

В его безграничных архивах завалялись карточки определенного содержания. Не надо думать, что великий криминалист был любитель подобного «искусства». Ему и живых актрисок хватало. Как-то раз при обыске очередной воровской могилы[14]14
  Квартира (воровской жаргон).


[Закрыть] полицией было изъято, да так и осталось. И вот как пригодилось. Лебедеву оставалось только намочить и подсушить снимки для правдоподобия. Карточки были мятые и рваные, но какое это имело значение.

Между тем доктор не мог оторваться.

– Феноменально! – заявил он в глубоком волнении. – Вы – великий сенситив, господин Лебедев!

Любая похвала приятна. Аполлон Григорьевич только не понял, в чем он еще оказался великим.

– У вас редчайшая способность чувствовать энергетические токи! Чрезвычайная сила! Феноменально! С первого раза – и полное изображение мыслей! Возможно, вы сильнейший медиум!

Открыть доктору глаза было жестоко. Как обидеть невинного ребенка. А детей Лебедев любил, хотя своих не имел. Насколько он знал. Потому что слишком любил актрисок…

– Можно, я оставлю их у себя? Первое доказательство успешности моего метода!

Наивность Погорельского была столь искренней, что Лебедеву стало стыдно. Чего доброго, поместит в книжку или на следующую выставку. Что скажет воровской мир! Позору не оберешься… Аполлон Григорьевич мягко вынул снимки из пальцев, которые никак не желали расставаться с ними.

– Мессель Викентьевич, давайте считать первый блин комом, – сказал он.

– Но как же… – окончательно сник Погорельский. – Такой несомненный успех.

– У вас будут другие… Обещаю. И для этого предоставлю вам возможность испытывать ваш метод сколько угодно…

От горя к надежде доктор переходил мгновенно.

– Неужели это возможно? На ком же испытывать?

– На живых людях, – ответил Лебедев. – Хотите, можем прогуляться по мертвецким полицейских участков.

– Давайте пока на живых… Когда же начнем?

Не умея ничего откладывать в долгий ящик, Лебедев предложил начать прямо завтра. Вот здесь, в Департаменте полиции, и начать. Погорельский был на седьмом небе от счастья. Или куда там взлетают при помощи животного магнетизма.

19

На стене висели обязательные для присутственного места портреты царствующей четы. Под ними размещались фотографии с министром юстиции и парадные снимки судебных следователей Окружного суда в полном составе. Также имелись памятные фотографии при получении наград. Под ними располагалось массивное кресло с прямой спинкой в раме резного дерева. Далее находился обширный письменный стол с электрической лампой и бронзовым подсвечником на пять свечей. Все было на месте, включая хозяина кабинета. Не хватало главного.

– Что вы ищете? – спросил Бурцов.

Ванзаров действительно искал и не находил. Судебный следователь стоял перед ним без малейшей царапины. В него не влетело ни одной пули. Значит, должны быть свежие отметины. Их не было.

– Где следы от выстрелов?

Бурцов указал на потолок.

Побелка требовала ремонта. После того как в ней проделали пяток свежих дыр, не следовало откладывать. Шестую отметину Ванзаров нашел там, где и подумать было нельзя: на противоположной стене. Юноша был не просто плохим стрелком. Слепой по сравнению с ним сумел бы выстрелить точнее. А Сверчков праздничный салют устроил. Необычное покушение. Можно сказать, уникальное. Лебедев наверняка ничего подобного не видел. Если только Бурцов окончательно не перепутал. Или тут нечто другое.

Ванзаров стоял на огневой позиции еще недавно образцового юноши.

– Сверчков стрелял отсюда?

– Именно…

Спросить судебного следователя: «Вы ничего не путаете?» – даже Ванзаров не смог. Это как спросить: «Вы идиот, господин Бурцов, или показалось?»

– Стрелял не целясь?

– Рука трясется, на курок давит… Глаза безумные… К счастью, Сверчков раньше оружие в руки не брал… Повезло мне опять… Надеюсь, вы увидели достаточно? – Бурцов явно указывал: не для того отдано поручение, чтобы отнимали его время. – Что-то еще?

Ванзарову не оставили выбора.

– Мне необходимо знать истинные цели, ради которых Сверчков был направлен в кружок спиритов, – сказал он.

К такому тону и подобным вопросам Бурцов не привык. Потому что сам задавал их. Но выражать начальственный гнев было глупо. Имея дело с таким умным чиновником сыска.

– Полагаете, у него была еще цель? – спросил он.

– Непременно, – твердо ответил Ванзаров. Чем похоронил надежду Бурцова на нечто важное.

– На чем держится ваша уверенность?

– Сверчков ведет дневник наблюдений, в котором скупо отмечены сеансы, почти без комментариев о спиритизме, зато напротив участников множество пометок. Почему так странно? Да потому что ему дела нет до спиритических явлений. Он пытается разузнать как можно больше о членах кружка.

– И только?

– Сверчков смутился, когда я спросил про первую жену Иртемьева.

– Откуда вы узнали про нее?

– Из того же дневника…

– Безмозглый идиот! – Бурцов добавил крепкое словцо. – Ничего поручить нельзя…

– Ваш подопечный ничего не записал, – сказал Ванзаров. – Делал все, что умел.

Бурцов подумал, что его нагло провели. Он слышал, что Ванзаров мастер на подобные фокусы.

– Тогда как это понимать? – строго спросил он.

– Сверчков записал жену Иртемьева как «Афина И.».

Как ни пытался, следователь не мог понять, каким образом из такой мелочи можно сделать вывод, разрушивший секрет. Спросить было выше его достоинства. А Ванзаров не счел нужным раскрыть. Каждый остался при своем.

– Допустим. И что?

– У Иртемьева след от обручального кольца, которое он носил много лет, не снимая.

– Вы и до Иртемьева уже добрались? – спросил Бурцов, невольно поражаясь лихости чиновника сыска.

– Необходимо для розыска, – сказал Ванзаров, как о простейшем деле. – Мне продолжать?

Бурцов кивнул.

– Точно не скажу, но, скорее всего, мадам Иртемьева умерла около двух лет назад. Вы отправили Сверчкова негласно выяснить причины ее смерти…

Господин Ванзаров не спрашивал, а утверждал. И ошибся всего лишь на полгода. С одной стороны, Бурцова злило, что тайна раскрыта. Но с другой – именно этого он ожидал. Только такой проныра сможет докопаться до истинных причин. Он предложил Ванзарову садиться, прочие дела теперь подождут, – и подробно описал обстоятельства смерти на спиритическом сеансе.

Ванзаров выслушал с таким лицом, будто уже знал ответ. Как показалось Бурцову.

– Не помню такого дела по Третьему Казанскому участку, – сказал он, чем снял камень с души следователя.

– Была оформлена смерть от естественной причины. Там доктор присутствовал.

– Погорельский?

– Именно… Никакого дела нет.

– Что вас заставило взяться за него?

Вопрос был высказан таким образом, что не оставил лазейки. Бурцову оставалось раскрыть последнюю карту.

– Единственная дочь Иртемьева и Серафимы Павловны, красавица Авдотья, чрезвычайно удачно вышла замуж. Так удачно, что сменила имя на Адель. В кругах, к которым она теперь принадлежала, такое предпочтительно. Ее муж…

Понизив голос, Бурцов назвал фамилию, которую не следовало произносить по пустякам. Ванзаров понял причину секретности: один из высших чиновников империи, слишком близко стоящий ко двору. С обширными связями и властью. На подобное указывала логика: ради чего бы так старались директор Департамента полиции и судебный следователь. Что называется, дружеская услуга в высших сферах. Правда, руками Ванзарова. Чиновнику сыска предстояло таскать из огня чужие угольки…

– Причина, по которой дело вновь открыто, – второй брак Иртемьева?

Бурцов подумал, что проницательность этого гения все же имеет границы. Тонкие и шаткие, но имеет. Потому что логически дойти до истинной причины невозможно.

– Отчасти вы правы. Отчасти, – повторил он. – Дело в том, что на спиритическом сеансе, в котором участвовала Адель Ионовна, ей было сказано, что ее мать убита… Сеанс проходил весной этого года. Если бы Иртемьев не женился вновь, она бы скрывала мучительные сомнения в своем сердце…

Бурцов и не думал шутить. Все слишком серьезно.

– Кто проводил сеанс?

– Некая Евзапия Паладино, европейская звезда спиритизма… Прибыла тайно по частному приглашению в марте этого года. Сеанс проводился в узком кругу высокопоставленных лиц… Не спрашивайте у кого.

Бесполезные сведения Ванзарова не интересовали.

– Мадам Паладино указала на убийцу?

– Медиумы ничего не говорят, за них говорят неведомые сущности… А сущности отвечают слишком двусмысленно.

Таких свидетелей Ванзаров допросить не мог. И не желал. Как можно допрашивать то, что не поддается логике?

– Полагаю, теперь моя главная задача – не выстрелы Сверчкова, а смерть Серафимы Иртемьевой.

Подобная прямота Бурцову нравилась: никакого желания польстить начальству. Рубит сплеча. А про Сверчкова можно забыть. Куда ему, пусть бумаги переписывает.

– Именно так, – согласился Бурцов и тут же добавил: – Но про выходку Сверчкова не забудьте…

– Не получится, – ответил Ванзаров.

– Почему?

– Полагаю, эти происшествия могут быть связаны.

Нечто подобное приходило на ум судебному следователю. Только он не знал, что с этим делать. Как соединить несоединимое. Вот пусть дерзкий чиновник попробует…

– Для розыска мне необходимо привлечь господина Лебедева и посвятить его во все обстоятельства, – сказал Ванзаров.

С великим криминалистом у Бурцова сложились не лучшие отношения. Честно сказать – совсем отвратительные. Но деваться было некуда. Бурцов согласился, но потребовал взять с Лебедева слово о сохранении полной конфиденциальности. Что было излишне.

– Очень рассчитываю на вас, Родион Георгиевич, – закончил он. Как будто теперь мог не отдавать распоряжения, а только просить дружески.

20

Господин Мурфи никогда не торопился. Научившись подчинять себя дисциплине, он действовал по заранее намеченному плану. Для чего прогулялся по набережной Екатерининского канала. И хорошо сделал. Он видел, как сначала из дома вышел Погорельский, как всегда торопящийся. А через некоторое время появился и сам редактор «Ребуса». Издалека Прибытков казался опечаленным, шел глядя себе под ноги. Встреча со знакомыми в планы Мурфи не входила. Можно было надеяться, что других гостей в доме не осталось.

Так и оказалось. Иртемьев был один. Но впускать Мурфи не желал. Дескать, перед сеансом хочет набраться сил. Пришлось обещать, что визит не займет более пяти минут. Ему разрешили пройти в гостиную. Иртемьев упал в кресло и вытянул ноги.

– Ну, говорите быстрей, что у вас. – Великий медиум пребывал в раздражении. Не лучшее настроение для предстоящего разговора. Но выбирать не приходилось.

– Вам, Иона Денисович, известно, что я неплохой химик, – начал Мурфи. – А химики в спиритизме многое значат. Взять хотя бы академика Бутлерова, который столько сделал для развития спиритизма в России. Ну, Менделеева поминать не будем, паршивая овца…

– Короче, прошу вас…

Стоять Мурфи было неудобно, сесть хозяин не предложил. А Мурфи был воспитанный человек. Поэтому топтался на месте.

– У меня есть знания, которые могут быть полезны… Может быть мелкий штрих, деталь, подсказка, глядишь – и готово дело!

Иртемьев потер лицо ладонями.

– Или говорите, что надо, или уходите… Я устал от бесконечной болтовни… Скоро сеанс, а я еще не собран…

– Отниму пару секунд! – Мурфи постарался улыбнуться, вышло плохо. – Так вот, если нужна моя помощь, только намекните.

– Какая помощь? Да о чем вы?

– В том изобретении, которым вы занимаетесь… Ни на что не претендую, мое участие можно сохранить в тайне. Предлагаю, так сказать, из чистого чувства дружбы. И научного интереса… Используйте меня, как сочтете нужным…

Иртемьев издал звук, которым можно было спугнуть лошадь. Мурфи невольно вздрогнул. Но не побежал. Ему помог Иона Денисович. Встав с кресла, указал на дверь и предложил «проваливать, пока кости целы». И лучше совсем не появляться в его доме.

Эту грубость Мурфи спустил и даже не заметил. Какие пустяки, чего не бывает между товарищами по спиритизму. Зато заметил подозрительный предмет: под черным платком пряталось нечто интересное. Быть может, Иртемьев уже изобрел, проверяет и скрытничает? Именно такого поворота Мурфи боялся больше всего. Подозрения были сильны, но проверить их он не мог.

Трудно что-то выведать, когда тебя выставляют толчком в спину. Грубо и окончательно.

21

Говорят, что древние спартанцы испытывали мальчиков на мужество, а если те проявляли трусость, их бросали со скалы. К счастью, времена стали мягче. Иначе Сверчков не прошел бы экзамен и отправился бы в пропасть. Несмотря на лощеный вид, свежестриженные усики и напомаженный проборчик, он трусил. Трусил отчаянно. Трусил позорно. Как гимназист, не выучивший урок.

Без лишних пояснений Ванзаров привез его в «Викторию». Как только Сверчков увидел мрачного Калиосто среди цветочков на обоях, совершил попытку побега. Но был пойман за рукав. Ему напомнили, что господин Бурцов не обрадуется такому поведению. Угроза подействовала, Сверчков смирился.

– Что от меня требуется? – спросил он, с опаской поглядывая на мага. Как будто боялся, что его превратят в мышонка. Трусливого мелкого мышонка.

Ванзаров был предупрежден, как ему следует вести себя. Он незаметно отошел к двери, чтобы не мешать. Люция заранее ушла в спальню.

Калиосто мягко взял руку Сверчкова и подержал чуть дольше, чем нужно для приветствия. Он говорил почти обычным, чуть более тихим и тягучим голосом. Только смотрел прямо в глаза, немного наклонив голову. Сверчков успокоился, напряженные плечи расслабились. Калиосто придержал его за локоть, подвел к стулу и усадил. Что-то пошептал на ухо и еле уловимо щелкнул пальцами перед носом Сверчкова. Юный правовед сидел прямо, глядя перед собой, взгляд отсутствующий.

Калиосто поманил Ванзарова.

– Вопросы задавайте через меня, – прошептал он. – Молодой человек спит. Но не слишком глубоко. Может очнуться.

Как-то раз Ванзаров был свидетелем гипноза. Дородный господин демонического вида размахивал руками, вещал гробовым голосом и бегал вокруг испытуемого. Результат был, но слишком сомнительный с точки зрения здравого ума и меткого глаза. Ванзаров был уверен, что произошел примитивный сговор и обман. Как в эстрадном фокусе, когда «случайного» зрителя приглашают на сцену и распиливают на глазах изумленной публики. А здесь – ни магических пассов, ни качания часами на цепочке, ни монотонного усыпления. Сверчков был введен в транс быстро и незаметно. Калиосто доказал свой талант.

– Родион Георгиевич, начните с самых простых… Вопросы должны быть простыми и однозначными…

Именно так Ванзаров планировал.

– Спросите: где он служит…

Калиосто повторил вопрос медленнее, чем в обычной речи.

– В Окружном суде Петербурга, – ответил Сверчков.

– Сколько вам лет?

– Двадцать три…

– Где вы учились?

– Училище правоведения…

– Кто ваш начальник?

– Статский советник Бурцов…

– Он добрый начальник?

– Нет…

– Вы уважаете его?

– Нет…

– Мечтаете занять его место?

– Да…

– Хотите его убить?

– Нет…

– Стреляли в него?

– Нет…

Сверчков стал ерзать на стуле, будто ему что-то мешает, душит, а он не может отделаться. Калиосто попросил подождать, подошел к нему, пошептал на ухо и провел ладонью перед лицом. Сверчков успокоился.

– Можно продолжать.

– Кто послал вас в «Ребус»? – спросил Ванзаров.

– Бурцов, – ответил Сверчков.

– Что вы там делали?

– Искал…

– Что искали?

– Правду…

– Какую правду?

– Важную…

– Нашли ее?

– Еще нет… Она скрыта…

– Кто убил Серафиму Иртемьеву?

На лице Калиосто скользнуло изумление, но Ванзаров кивнул: дескать, спрашивайте, так надо.

– Я не узнал, – ответил Сверчков.

– Вы пытались?

– Пытался…

– Что делали?

– Спрашивал…

– Кого спрашивали?

– Духов…

– Что сказали духи?

– Ничего не было…

– Кого еще спрашивали?

– Всех…

– Кто гипнотизировал вас?

– Не знаю… Никто…

– Кто поручил убить Бурцова?

Калиосто взглядом спросил: «Опять то же самое?» – и получил подтверждение.

– Никто, – кротко ответил Сверчков.

– Когда стреляли в него?

– Я не стрелял…

– Почему хотели убить Бурцова?

– Я не хотел убивать…

– Вас просили напугать Бурцова?

– Нет…

– Бурцов просил стрелять в кабинете?

– Нет…

– Кто просил стрелять?

– Никто…

Сверчков начал подрагивать, будто хотел освободиться от пут.

– Пора заканчивать, – прошептал Калиосто. – Сейчас разбужу… Он ничего не будет помнить. Не беспокойтесь…

Никогда у Ванзарова не было такого допроса – успешного и вместе с тем бесполезного. Вытаскивать из людей то, что они тщательно скрывали, он умел превосходно. Но Сверчков ничего не скрывал. А вытаскивать было нечего. Почти нечего…

Калиосто склонился и легонько щелкнул пальцами. Звук трескучий, как ломают сухую ветку. Сверчков повел головой, будто не понял, как очутился на стуле.

– Что вам нужно? – сказал он, отстраняясь от гипнотизера.

– Всего лишь предложил вам сесть, месье, – ответил с поклоном Калиосто.

Сверчков не мог вспомнить, вообще зачем здесь находится.

– Так вот, господин Сверчков, на чем мы остановились, – сказал Ванзаров тоном, будто его прервали в середине разговора. – У вас отличная память. Не так ли?

– Благодарю… Не жалуюсь… – Юный правовед еще сомневался, в какую же реальность попал.

– Помните господина Калиосто?

– Отлично помню, – последовал точный ответ.

– Он вызвал первой угадывать мысли мадам Иртемьеву?

– Нет, конечно, нет. Афина Петровна отказалась.

Попросили Веру Ланд…

– На второе приглашение она согласилась?

– Снова нет… Вышла мадемуазель Волант…

– Последним оказался господин Погорельский?

– Михаил Хованский вызвался… Сам…

Показания свидетеля заставили Калиосто снова пережить трагедию. Нельзя платить неблагодарностью за услугу. Ванзаров простился и вышел вместе со Сверчковым на Казанскую улицу. Юноша был в сомнениях.

– Родион Георгиевич, зачем вы притащили меня к этому… странному господину?

– Хотел проверить, насколько он врет, – ответил Ванзаров.

– Проверка удалась?

– С вашей помощью…

Сверчкову ужасно хотелось узнать, что именно разнюхал чиновник сыска, но он был слишком хорошо воспитан, чтобы задавать неудобные вопросы. Для блестящей карьеры – отменное качество.

– Рад был помочь…

– Хотите совет, Евгений Иванович? – сказал Ванзаров в качестве ответной любезности.

– Буду счастлив…

– Если станете судебным следователем, никогда не задавайте вопрос, если не знаете на него ответ.

– Благодарю, – пробормотал Сверчков, не зная, что делать с таким «богатством».

– И еще. Прошу вас отказаться от визита на сегодняшний спиритический сеанс…

Только воспитанность и редкая выдержка, как он сам считал, удержали Сверчкова от бурного возмущения.

– Простите, Родион Георгиевич, но об этом не может быть и речи.

– Это небезопасно для вас, Сверчков…

– Но почему?

– В кружке знают: вы интересуетесь не спиритизмом, а смертью Серафимы Иртемьевой. Вам там нечего делать…

Достоинства чиновника иногда бывают бесполезны. Сверчков так искренне растерялся, что не мог подобрать подходящих слов. Их у него попросту не было.

– Ну… Это… Решительно… Невозможно, – наконец выдавил он. – Господин Бурцов мне поручил…

– Он отменил поручение, – сказал Ванзаров, чтобы прервать ненужный спор. – Проведите вечер с родителями. Или пригласите друзей в ресторан. Но не смейте соваться в дом Иртемьева. Считайте это приказом…

Сверчков молча кивнул. И пошел прочь по Казанской улице. Вся фигура его говорила, нет – вопила: «Мне нанесли смертельную обиду». Ванзарову было жаль мальчишку. Но лучше пусть обижается.

Мертвый правовед бесполезнее живого.

22

В фешенебельный дом на Таврической улице Бурцов шел с некоторой робостью. Судебный следователь по особо важным делам мало кого боялся. Он обладал такой властью, что мог ломать человеческие судьбы, как спички. Однако предел его возможностей находился в парадной этого дома. Здесь жили те, кто мог сломать его судьбу и карьеру легким движением пальчика. Для этого не надо убивать. Достаточно отправить Бурцова судебным следователем в какую-нибудь глухую губернию. Отказаться нельзя, уйти в отставку нельзя – и катись, дорогой Александр Васильевич, куда подальше. Не посмотрят, что статский советник. Был Бурцов в столице, и нет его…

Он прибыл сразу, как только получил записку, пахнущую духами.

Горничная проводила в гостиную и просила ожидать. Адель Ионовна вышла в домашнем, то есть скромном платье, которое стоило трех бальных. Материал дорогой, пошив явно парижский. Что Бурцов отметил опытным взглядом. Оплачивая наряды жены, он знал, что почем у модисток. Он принял строго официальную позу и поклонился. Ему протянули тонкие пальцы. Бурцов не посмел коснуться их губами, только показал уважение.

– Благодарю, что приехали, – сказала Адель Ионовна, садясь в кресло и указывая Бурцову место. – Не слишком затруднила?

– Никакого беспокойства, – ответил он, стараясь не думать, сколько дел отложил.

– У меня важная новость, Александр Васильевич…

– Слушаю вас…

– Сегодня в Петербург из Варшавы прибыла Евзапия Паладино… Все ожидают ее только завтра. Это сделано нарочно, чтобы без назойливого внимания репортеров провести приватный сеанс на Николаевской улице в доме… – Тут Адель Ионовна назвала фамилию, которую Бурцов предпочитал бы не слышать. – Мы с мужем приглашены…

– Превосходно.

– На этом сеансе я задам вопрос об убийце матери… Хотя мне и так все понятно, – добавила она.

Следовало очень тщательно выбирать слова. Что Бурцов и сделал.

– Полагаете, в этот раз ответ будет определенным?

– Не сомневаюсь… Евзапия обещала, что в этот раз сможет получить ответ.

– Каким образом?

– Ответ даст сама мама… Окончательный ответ. Который изобличит убийцу.

Бурцов уже знал, что будет дальше. Слишком очевидно направление. Он не испугался, а стал искать выход из тупика. В который его вот-вот загонят.

– Таким образом, имя убийцы будет названо жертвой, – продолжила она. – Лучшего доказательства найти невозможно. Вам останется только привлечь убийцу к ответу…

– Насколько можно доверять мадам Паладино? Слышал, у нее бывали неудачные сеансы. – Бурцов не стал уточнять, что великого медиума несколько раз ловили на откровенном жульничестве с нитками и фальшивой рукой. Что, впрочем, никак не повлияло на ее популярность.

– Это наветы завистников, – ответила Адель Ионовна. – Способности Евзапии уникальны. Перед ней открываются все тайны невидимого мира… Она говорит с духами. На сеансах происходят немыслимые вещи… Ей будет сказано имя… Хотя вам оно прекрасно известно.

– Тогда остается подождать.

– Мы не будем ждать. Как только убийцу назовут при помощи Евзапии, следует действовать немедленно.

– Приложим все усилия.

– Утром я пришлю вам депешу с открытым именем.

– Буду ждать с нетерпением.

– А затем – арестовать и судить, – последовал приказ.

Именно этого Бурцов ожидал. Бесполезно напоминать, что в России нынче времена изменились. Судят присяжные, и вообще о тирании забыто. Ну, почти забыто. Арестовать, а тем более судить только потому, что имя было названо на спиритическом сеансе, невозможно. Даже если названо верно. Вот только Адель Ионовна слышать об этом не пожелает.

– Конечно, когда будет известен предполагаемый виновный… – начал он.

– Несомненный виновник!

– Это значительно ускорит сбор доказательств.

Адель Ионовна встала, за ней Бурцов.

– Какие еще доказательства, если мама назовет убийцу?

– Нужно время, чтобы подготовить дело для суда…

– Так готовьте! – раздраженно вскрикнула она.

– Именно этим заняты лучшие люди, – сказал Бурцов. – Требуется время.

Он не сказал: «нужны настоящие доказательства».

Дипломатичность сильно не понравилась. Адель Ионовна притопнула ножкой.

– Сколько вам еще требуется времени?

– Учитывая, что круг подозреваемых будет ограничен одним человеком…

– Три дня, – сказала Адель Ионовна так, что у Бурцова нехорошо заныло под сердцем. – После нынешнего сеанса даю вам три дня, чтобы схватить уже известного убийцу. Или…

Адель Ионовна не стала описывать, что произойдет, если судебный следователь не справится. «Или» было слишком красноречивым. Бурцов мог не сомневаться: для подобной услуги найдутся проворные господа.

Только пальчиком махни…