Текст книги "Сон с четверга на пятницу"

Глава 4
Размолвка

1

В последнее время Настя много думала о Светлане. Несмотря на многолетнюю дружбу, они никогда не были особенно близки. В юности Светлана была красавицей, «центровой девчонкой», как называли ее парни, а Настя – всего лишь «худосочной дурнушкой», призванной оттенять и подчеркивать красоту подруги. Поначалу ей льстило, что такая красавица взяла ее в наперсницы, но потом она поняла, что Светка выбрала ее не за какие-то достоинства, а «просто так», «потому что рядом живем», и ей стало все равно.

К старшим классам школы Настя, что называется, расцвела. Из тощей девчонки с «крысиными хвостиками» косичек она превратилась в изящную девушку с обаятельным, нежным лицом. Именно тогда Светлана начала обращаться с Настей, как с ровней.

А когда Настя стала писательницей, ее отношения с подругой снова изменились. Она вдруг заметила, что Светлана стала смотреть на нее немножко снизу вверх. В разговорах с Настей тон ее стал серьезней; Светлана, действительно, хотела знать мнение подруги по тому или иному поводу.

После смерти Алексея и неродившегося сына единственной опорой Насти стала именно Светлана. И только тогда Настя отдала себе отчет в том, насколько сильно любит эту женщину – полноватую, насмешливую, порой нагловатую, порой – необычайно добрую и славную. Женщину, которая с материнской нежностью опекала ее, защищала от всех невзгод мира. В ущерб своей гордости, своему здоровью и (по всей вероятности) своему кошельку.

Спустя два дня после гибели Виктора Быстрова Настя, отчаявшись дозвониться подруге по телефону, решила нанести ей визит.

Остановившись перед дверью квартиры Светланы, Настя долго жала на кнопку электрического звонка, но никто не отозвался. Она уже хотела повернуться и уйти, но (чисто на удачу) толкнула дверь, и та оказалась не заперта.

Настя вошла в прихожую и прислушалась. Из туалета донесся шум сливного бачка. Через минуту дверь туалета открылась, и в коридор неверной, пошатывающейся походкой вышла Светлана. Она была бледна как смерть. Каштановые волосы ее были влажными, ненакрашенные губы – серыми и вялыми.

Она, как тень, прошла мимо ошеломленной Насти и свернула в гостиную. Там Светлана прилегла на кушетку и прикрыла глаза. На полу Настя увидела початую бутылку красного вина и пустой бокал. Рядом валялись еще три пустых бутылки.

– Привет, подруга! – сказала Настя.

Светлана открыла глаза, взглянула на Настю хмельным взглядом и чуть заметно усмехнулась.

– Ну, здравствуй, – проговорила она.

– У тебя есть для меня свободная минута?

Светлана не ответила, лишь легонько пожала плечами. Настя, совершенно сбитая с толку, подошла к кушетке и присела на краешек.

– Что случилось? – спросила она. – Ты заболела? Или просто не в духе?

Светлана натянуто улыбнулась:

– Почему? Я-то как раз в духе. Я всегда в духе.

– Послушай… – Настя робко улыбнулась. – Я вижу, ты за что-то на меня сердишься. Возможно, я не самая лучшая подруга в мире, но я…

Светлана уставила на Настю темные, слегка раскосые, прищуренные глаза и спросила:

– Что тебе нужно?

– Мне? – Настя дернула плечом. – Мне – ничего. А вот тебе, по-моему, нужна помощь.

Она кивнула на пустые бутылки, валявшиеся на полу. Затем снова заговорила, смягчив тон:

– Свет, я понимаю, что за последние дни сильно потрепала тебе нервы. Понимаю, что ты от меня устала. Но я…

– Я выгляжу ужасно, – сказала вдруг Светлана. – А ты… – Она глянула на Настю воспаленными глазами. – А ты так же красива, как всегда. Даже еще красивее.

И вновь Настя опешила.

– Светка, ты странно себя ведешь, – с горечью проговорила она.

– Смерть Алешки никак не отразилась на твоей внешности, – не обращая внимания на ее реплику, произнесла Светлана. – Тебе это не кажется странным?

Настя помрачнела.

– Светка, тебе не кажется, что ты…

– Он был ни в чем не виноват, – перебила Светлана. – И он не заслужил такой смерти. Он не заслужил, чтобы его зарезали, как бродячую собаку.

– Что? – растерялась Настя. – О ком ты?

– О Викторе.

Настя изумленно моргнула.

– Почему ты о нем заговорила? – тихо спросила она.

– Потому что он был моим любовником, – сухо и четко произнесла Светлана.

…Настя допила вино, которое ей налила в бокал Светлана. Сама хозяйка квартиры пила прямо из бутылки.

– И давно это у вас? – спросила Настя, облизнув кислые от вина губы.

– Мы встречались почти месяц, – ответила Светлана.

– Почему ты молчала?

– Он просил ничего тебе об этом не говорить. – Светлана отпила из бутылки глоток, вытерла губы тыльной стороной ладони и продолжила: – Он вообразил, что тебе угрожает опасность. И был уверен, что твой муж погиб не случайно. Не знаю, почему он вдолбил себе это в голову. Но он… дурак, кретин… вообразил себя твоим ангелом-хранителем.

– Где вы познакомились? – спросила Настя.

– Возле клиники. Он хотел навестить тебя, когда ты болела, но не решился. Подошел ко мне и попросил передать тебе цветы. Я сказала, что ты не в себе, и что до цветов тебе нет никакого дела. Потом мы разговорились… Так все и завертелось.

Светлана отпила вина, усмехнулась и добавила:

– Я знала, что он не перестал тебя любить. Но я не хотела держать его возле себя силой. Дала ему полный карт-бланш! И вот чем это закончилось.

Настя отпила из бокала и покачала головой:

– Нет.

– Что нет?

– Все это ерунда. Виктор тебе совершенно не подходил. У вас все равно бы ничего не вышло.

– Ты хоть понимаешь, что ты говоришь? Я его любила, ясно? И я по нему скучаю. Или важны только твои потери и твои страдания?

– Светка, это несправеливо, – сказала Настя.

– Несправедливо? Хорошо. Ты сама напросилась. Посмотри, какой ты стала! Давай-давай, попробуй, посмотри на себя со стороны! Ты стала злая, черствая и эгоистичная! Ты плюешь на людей, которые тебя окружают! Ты думаешь только о себе. Ты упиваешься своим горем!

– Не говори ерунды, – поморщилась Настя. – С Виктором у тебя была простая интрижка. Кроме того, он уголовник. Ты знаешь, что он сбежал из тюрьмы?

– И что с того? Разве ты никогда в жизни не совершала глупых поступков? А Виктор… он исправился, ясно? И он любил меня.

– Он был не способен любить. Он использовал женщин. Сначала меня, потом – тебя.

Светлана презрительно фыркнула.

– Тебе еще не надоела эта психологическая заумь? Я понимаю, что ты писательница, инженерша человеческих душ, аристократка мысли и все такое. Но всему есть предел.

Настя поднялась с кушетки и отошла к окну. Там она взяла с подоконника сигареты, открыла форточку и закурила. Слегка запрокинув голову, чтобы дым от сигареты не попадал в глаза, она посмотрела на серый город. Небо было затянуто тучами.

– Скоро будет дождь, – сказала Настя.

Светлана посмотрела на ее тонкую гибкую спину и нахмурилась:

– Что?

– Скоро будет дождь, – повторила Настя. – Все небо в тучах.

Она отвернулась от окна и посмотрела на подругу.

– Я думала, что мы понимаем друг друга, – произнесла она.

Светлана язвительно улыбнулась и покачала головой:

– Ты ошибалась. Тебя никто не понимает. Ты – слишком сложная натура для наших убогих мозгов. Ты только и можешь, что портить жизнь тем, кто тебя любит.

– Значит, я порчу тебе жизнь?

– Угу. Именно так.

– В таком случае, – Настя машинальным движением стряхнула пепел с рукава плаща, – мне, наверно, лучше уйти?

– Наверное, – сухо ответила Светлана.

Настя повернулась и подошла к двери. На мгновение замерла, хотела обернуться, но – так и не обернулась.

– Прощай, – негромко сказала она и вышла из комнаты.

– Ну и иди! – крикнула ей вслед Светлана. – Убирайся из моей квартиры и из моей жизни! Чтобы духу твоего здесь не было!

Дверь за Настей закрылась. Светлана взяла со столика какой-то глянцевый журнал и положила его на колени. Некоторое время она вяло листала его, а потом вдруг скорчила зверскую гримасу и, размахнувшись, изо всех сил швырнула журнал об стену.

– Пропади все пропадом, – зло проговорила она.

Только теперь, шагая от дома Светланы к метро, Настя поняла, как она устала за эти дни. Разговоры с сыщиками вымотали ее. Разговор со Светланой сделал ее больной.

Настя чувствовала себя так, словно у нее на душе появилась какая-то накипь, как если бы белую фарфоровую чашку испачкали сажей. Она попыталась вспомнить Алексея, но вдруг поняла, что не может восстановить в памяти его лицо. Это было странное чувство. Словно Алексея никогда и не было в ее жизни. Словно она перенесла его образ в свою память из чужих воспоминаний, из чужих счастливых снов. Ничего этого уже нет. Все потеряно. Безвозвратно.

Настя увидела пустую машину такси. Подошла, наклонилась к окошку и спросила у водителя:

– Сможете отвезти мена на кладбище?

2

Ни цветов, ни венков – ничего. Только несколько мертвых желтоватых листьев, принесенных сюда холодным осенним ветром из березовой рощицы, огороженной железным забором.

– Аська, мне нужно уехать по делам. Ненадолго, дня на четыре.

– На целых четыре дня! Я буду скучать.

– Не будешь. Я буду приходить к тебе во сне.

– Обещаешь?

– Конечно! Каждую ночь.

Настя улыбнулась. Как давно были сказаны эти слова. Страшно давно. Да и были ли они сказаны вообще?

Она стояла, прислонившись к невысокой черной оградке, и смотрела на памятник. Ее глаза были сухими и блестящими, губы беззвучно шевелились. Памятник был сделан из куска гранита. Темный прямоугольник с крестиком наверху. К середине памятника была прикручена небольшая металлическая табличка.

Алексей Егорович НОВИЦКИЙ

1980–2013

И все. Две даты и черточка между ними. Все, что осталось от его лица. От его глаз и губ. От его улыбки. От его смеха.

Могила уже успела порасти невысокой травой. Теперь эта трава пожелтела и завяла. Осень убила ее.

– Ты меня обманул, – тихо, с горечью в голосе, произнесла Настя. – Ты совсем не приходишь ко мне во сне!

Алексей улыбался с фотографии, словно ничего не случилось.

– Ты ушел, и тебя убили, – сказала Настя. – Если бы я не послала тебя за этим дурацким мороженым, ничего бы не случилось. Это я во всем виновата.

Настя понимала бесполезность и неправду этих слов, но она не могла остановиться.

– Ты умер, – говорила она, – а я должна жить… Без тебя… Как ты мог допустить это? Ну, давай, скажи мне! – крикнула Настя, прижав руки к груди. – Скажи мне, что все будет хорошо, что мы доживем до старости и, когда я состарюсь, ты купишь мне вставные зубы! – Она нервно рассмеялась. – Скажи мне, милый! Скажи мне! Почему ты молчишь? Какого черта ты молчишь?

Настя упала на колени, прижала ладони к лицу и разрыдалась.

– Эй, девушка! – произнес чей-то голос у Насти за спиной.

Быстро обернувшись, она увидела перед собой маленького пожилого мужчину в телогрейке, дырявой спортивной шапочке и кирзовых сапогах.

– Я говорю: холодно сейчас коленками-то по земле, – проговорил он с заискивающей улыбкой. – Ежели нужно, я могу телогреечку подстелить.

Настя встала с земли и отряхнула плащ.

– Значит, не нужно, – сказал мужичок.

Настя молчала.

– Я здешний кладбищенский сторож, – пояснил тогда он. – Михал Кузьмич. – Глянул на фотографию и спросил: – Муж?

– Да, – ответила Настя.

– Красивый. Жалко, что помер молодым.

– Да, – снова глухо проговорила Настя.

– Сам помер или кто помог?

Настя ничего не ответила. Она вдруг почувствовала, что страшно замерзла.

– Уже вечереет, – сказал он. – Вам бы домой.

– Да. – Настя посмотрела на сторожа. Его лицо показалось ей простым и располагающим. – Михаил Кузьмич, у вас тут сторожка?

– Да.

– Можно мне попить у вас чаю?

Сторож, казалось, ничуть не удивился.

– А чего ж нельзя? Попей, от меня не убудет. Заварю тебе на травах.

– А травы где собираете? – спросила зачем-то Настя.

– Да прямо здесь и собираю, – ответил сторож.

– Где здесь? На кладбище?

– Угу. Тут много чего можно собрать. И мяту, и манарду, и лимонник… Сам сушу, смешиваю, делаю настои и отвары. Пусть малый, но промысел. Идем.

Он повернулся и зашагал к небольшому кирпичному зданию, видневшемуся неподалеку. Настя не заставила дважды повторять и пошла за ним.

Внутри сторожки оказалось довольно уютно. В стенной нише стоял электрический камин, от которого шло тепло – почти настоящее, почти живое. Михаил Кузьмич заварил ей душистый травяной чай, и Настя пила его, держа огромную керамическую чашку двумя ладонями, и чувствовала, как по ее телу растекается благотворный жар.

– Не хочу возвращаться домой, – сказала она.

– Это отчего ж? – поинтересовался сторож, тоже прихлебывая из чашки травяной чай.

– Меня там никто не ждет. – Она посмотрела в его карие глаза, опутанные густой сеткою морщин. – Михаил Кузьмич, можно мне переночевать у вас в сторожке?

Этот вопрос привел сторожа в растерянность.

– Даже не знаю, – проговорил он. Подумал и добавил: – Неуютно у меня тут. Обстановка убогая – не для такой барышни, как вы.

Настя сдержанно улыбнулась.

– Наоборот. Очень уютно.

Он вздохнул и развел руками:

– Что ж, коли так, то ночуй. Постелю тебе в комнате, а сам посплю в гараже. Там у меня топчанчик.

Настя поставила на стол чашку, достала из сумочки кошелек, отсчитала тысячу рублей и протянула сторожу:

– Это вам. Плата за аренду комнаты.

– Да не надо, – чуть смутившись, сказал сторож.

– Надо, – ответила Настя. – Я хочу заплатить.

– Ну, коли так… – Он забрал деньги и сунул их в карман кофты. – Чистую простынку найдешь в комоде. Там же и наволочка. Дырявая, наверное, но зато тоже чистая. Ну, а я, пожалуй, пойду. Камин выключить или выключишь попозже сама?

– Выключу сама.

– Ну, тогда до завтра.

Он поднялся со стула, кряжистый, сухой, сгорбленный годами, улыбнулся Насте на прощание и вышел из сторожки.

Настя не стала выключать камин. И чистую постель доставать не стала. Выпила таблетку, которую прописал ей доктор Макарский, запив ее остатками чая. Подумала – и выпила еще одну. Потом легла на диван, прямо на одеяло, и накрылась сверху своим плащом.

Во рту появился неприятный привкус. А потом Настя буквально почувствовала, как действует лекарство – оно распалось на молекулы, и те растеклись, разбежались по ее телу, подобно кругам на воде от брошенного камня, обволакивая каждый нейрон, каждое нервное окончание. Голова Насти налилась свинцом, и казалось, что теперь она никогда не сможет поднять ее с подушки. Не сможет… Да и не надо. Организм впал в оцепенение, а затем тяжелые, тягучие волны подхватили Настю и понесли ее прочь – в таинственную область сна.

Она не удивилась, увидев перед собой Алексея. Он отпихнул ногой в сторону сваленную на полу одежду, поднял Настю и аккуратно положил спиной на кровать. Почти задыхаясь от желания, она подняла колени и развела их в стороны. Но он не овладел ею сразу, сначала он долго ласкал ее грудь, заставляя ее изгибаться и вздрагивать в сладкой истоме, и лишь потом она почувствовала легкий толчок у себя между ног.

Он двигался ритмично и плавно, входя в нее на всю глубину. Настя тяжело задышала открытым ртом. Дыхание ее становилось все сбивчивее и громче, и вскоре переросло в стоны. Желание разрядки нарастало с каждым толчком и наконец стало нестерпимым. Настя громко вскрикнула, и он заглушил ее крик своим горячим поцелуем. Их тела обмякли.

– Тебе хорошо? – спросил он хриплым шепотом.

– Да, – тихо ответила она, удивляясь, что еще может говорить.

– А теперь спи, – сказал он. – Утро будет хорошим.

– А ты не уйдешь? – спросила она с тревогой.

Он улыбнулся и качнул головой:

– Нет. Все будет хорошо. Спи, любимая. И ни о чем не беспокойся.

Его слова заставили ее расслабиться и снова пуститься в плавание по волнам сна. Она закрыла глаза и погрузилась во тьму.

Глава 5
Странный сон

1

Когда она в следующий раз открыла глаза – за окном уже рассвело. Она лежала в своей спальне, на широченной кровати с великолепным матрасом, которую они выбирали и покупали вместе с Алексеем.

До ее ноздрей донесся запах свежесваренного кофе.

– Что происходит? – произнесла Настя вслух, понимая, что в квартире (и в ее жизни) произошло что-то необычное, неправильное, чувствуя смутное беспокойство, но еще не понимая, что именно ее растревожило.

– Эй, мамочка-лежебока! – донесся из кухни громкий веселый голос. – Хватит спать! Поднимайся!

Настя, по-прежнему чувствуя что-то вроде душевного и эмоционального оцепенения, которое настигает людей после испытанного шока, встала с кровати и машинально надела халат. Что-то было не так с халатом… Или – не с халатом?

И вдруг Настя поняла, что было не так.

Живот. Тяжелый, округлый живот, пристанище и колыбель новой жизни.

– Господи… – тихо пробормотала Настя.

Затем запахнула халат, на негнущихся ногах двинулась по квартире и подошла к приоткрытой двери кухни.

Алексей стоял у плиты и переворачивал деревянной лопаткой фаршированные блинчики. Он был в одних шортах и фартуке, мускулистый, взъерошенный. Глянув на нее через плечо, муж весело проговорил:

– А, проснулась! Между прочим ты продрыхла одиннадцать часов. Что будешь делать следующей ночью, а? Иди умывайся, сейчас будем завтракать!

– Ты… – Голос ее сорвался. – …Ты жив?

Алексей повернул голову и посмотрел на нее удивленно-веселым взглядом.

– Ну, ты, мать, даешь! Мы с Саней, конечно, мешали вчера вино с коньяком, но не до такой же степени. Да и не так уж много мы выпили.

Ноги Насти подкосились, и она непременно упала бы, не окажись рядом стула. Она тяжело опустилась на него.

Во взгляде мужа появилась тревога. Он выключил плиту, отложил лопатку и быстро подошел к ней, вытирая по пути руки о фартук. Присел перед Настей на корточки и заглянул ей в глаза.

– Что с тобой, Асюш? Тебе плохо?

Она подняла руку и провела пальцами по глазам, словно смахивала с них паутинку.

– Кажется, – пробормотала она, глядя на Алексея, – мне снился кошмарный сон.

– Бывает. – Алексей мягко улыбнулся. – Но сон остался в прошлом. А сегодня у нас с тобой будет прекрасный день. На улице солнце. Сейчас навернем блинчиков и отправимся в парк, на прогулку. Как тебе мой план?

– Какой сегодня день? – спросила вдруг с испугом Настя.

– Пятница, – ответил Алексей. – Самый клевый день в неделе. Кстати, как насчет того, чтобы сегодня вечером…

– С четверга на пятницу снятся вещие сны, – перебила Настя.

Алексей небрежно дернул щекой.

– Да ерунда. Слушай, Аськин, не забивай себе голову всякой мурой.

– Что-то не так… – с нарастающей тревогой пробормотала она.

– О чем ты?

– Это все… невозможно. – Последнее словно вырвалось у нее само собой, и Настя удивилась тому, что его произнесла.

По лицу Алексея пробежала легкая тень.

– Не пойму, о чем ты говоришь? – сказал он.

Настя наморщила лоб, припоминая.

– Два месяца назад, – проговорила она после паузы, продолжая напрягать память (что давалось ей довольно трудно), – мы с тобой сидели в кафе. Я попросила тебя купить мороженое.

– Мороженое? – рассеянно переспросил Алексей. – Какое мороженое?

– Ты вышел из кафе, и тебя… – Внезапно Настя побледнела. – Тебя сбила машина! – сорвавшимся голосом закончила она.

– Ужас, – сказал Алексей с легкой иронией. – Хорошо, что это всего лишь сон.

Настя несколько секунд пристально его разглядывала, а потом сбивчиво произнесла:

– Значит… ничего этого не было?

– Милая, это ведь твой сон, тебе виднее.

– Я имела в виду – в реальности. Тебя не сбивала машина?

Он протянул руку и ласково погладил ее огромной ладонью по щеке.

– Аська, пора проснуться, – сказал он нежным голосом. – Я жив и здоров, и никакая машина меня не сбивала. Тьфу-тьфу-тьфу, – насмешливо сплюнул он через левое плечо. – Закрой глаза и досчитай до десяти. А когда снова их отроешь, все страхи уйдут. Ну, давай, попробуй.

– Хорошо.

Настя сделала, как он велел. Крепко зажмурившись, она принялась считать:

– Раз… Два…

– Так какое мороженое вам принести?

Настя изумленно моргнула.

– Что?

– Какое мороженое принести тебе и нашему парню? – весело уточнил Алексей.

– Три… Четыре…

– Нашей дочери, ты хотел сказать, – машинально проговорила она, все еще находясь в шоке.

Алексей улыбнулся:

– Нет, парню. Потому что он – парень!

– Ладно. Принеси нам ванильного с шоколадом.

– Договорились!

Алексей повернулся и зашагал к выходу.

– Пять… Шесть…

– Подожди! – крикнула Настя и вскочила со стула.

Он быстро обернулся.

– Что-то случилось?

– Это все… уже было, – выдавила Настя, чувствуя, что сходит с ума. – Ты пошел за мороженым, а я… я попросила тебя остаться.

– Это называется дежавю, – мягко проговорил Алексей. – Такое у всех бывает. Я быстро!

– Семь… Восемь…

Настя быстро догнала мужа и схватила его за руку.

– Ты никуда не пойдешь! – выпалила она.

Алексей посмотрел на нее удивленно.

– Милая, «Баскин-Роббинс» тут, за углом. Я обернусь за пару минут. Ты даже соскучиться не успеешь.

– Говорю тебе – ты никуда не пойдешь! – повторила она.

– Ладно, ладно, – успокаивающе произнес Леша. – Присядь. Ну же – садись.

Он провел ее к столу и, нежно придерживая за руку, усадил на стул. Затем опустился рядом.

– Ну, что с тобой? – мягко проговорил он. – Снова резкая перемена настроения?

– Я не хочу мороженого, – замотала головой Настя. – Не хочу мороженого!

– Ну, и ладно, – тем же мягким голосом сказал Алексей. – Купим тебе что-нибудь другое. Хочешь чизкейк?

– Девять…

Настя обняла мужа рукой за талию и прижалась к его плечу щекой.

– Ты настоящий, – пробормотала она, вдыхая его запах. – Настоящий! Ты настоящий!

– Боже, Аська, да что с тобой? Конечно, я настоящий. Был, есть и буду!

– Закажи мне чизкейк. И никуда от меня не отходи.

– Ладно.

– Не оставляй меня одну!

– Хорошо, хорошо. Ты только не волнуйся. Я всегда буду рядом с тобой. Клянусь!

– Десять.

Настя открыла глаза. В воздухе вкусно пахло блинчиками, а муж сидел перед ней на корточках, в шортах и фартуке, внимательно и нежно всматриваясь в ее лицо.

– Ну? – спросил он. – Теперь все в порядке?

– Ты не пошел за мороженым, – пробормотала она.

– Что?

– Ты не пошел за мороженым! Я тебя не пустила!

Она наклонилась вперед, порывисто схватила ладонями его лицо, притянула к себе и принялась целовать.

– Да что с тобой, сумасшедшая! – засмеялся Алексей. – Гормоны заиграли?

– Да! Наверное! – Она засмеялась. – Накорми меня блинчиками! Я умираю с голоду!

– Вот это уже другой разговор.

Алексей выпрямился и снова пошел к плите.

– Слушай, – снова заговорила она, – а давай пригласим на завтрак Светку!

– Светку? На завтрак?

– Ага! Давай, а?

– Да ради бога, – пожал он плечами. И добавил с улыбкой: – Но, судя по объемистым формам, твоя подруга очень любит покушать. Так что блинчиков нам понадобится в два раза больше.

– Ну, так принимайся за работу! А я пока позвоню Светке!