Текст книги "Лицо в темной воде"

20

В гримерке, усевшись в жесткое, неудобное кресло, Дина посмотрела на свое отражение. Лицо припухшее от бессонницы, глаза красные, волосы уложены плохо.

– Чудище, – сказала она своему отражению.

Дина взяла со столика ватные тампоны и губную помаду. Минут пять она приводила лицо в порядок, размышляя о том, что время летит как-то уж совсем быстро, и с грустью вспоминая то время, когда ее это совершенно не волновало, потому что «впереди была вечность».

Потом она снова думала об Иване. Должно быть, он сейчас выступает в каком-то клубе. Поет свой рок, или поп-рок, или как он там называется… А юные длинноногие девчонки, слушая его песни, выделывают кренделя на танцполе, пожирая его глазами и мечтая оказаться – хотя бы на полчаса – в его постели.

При мыслях об этом лицо Дины помрачнело. Но в следующую секунду она усмехнулась и обозвала себя дурой. В самом деле – нашла к кому ревновать. Иван молодой музыкант и не может без поклонниц. Но это еще не значит, что он с ними спит.

Дина вздохнула и убрала косметику в сумку. Затем достала телефон и набрала номер распорядителя.

– Слушаю вас, Дина Борисовна! – немедленно отозвался он.

– Алло, Игорь Леонидович…

– Леонтьевич.

– Я готова ехать. Скажите там, чтобы машину подали к черному ходу.

– Прямо сейчас?

– Да, прямо сейчас. Я уже выхожу.

– Будет сделано, Дина Борисовна! Считайте, что машина уже ждет!

Дина убрала телефон в сумку и снова посмотрела на свое отражение. Из зеркала на нее глянула молодая красивая женщина с уверенным, немого резким взглядом и тонким лицом, на котором лежал едва заметный оттенок грусти.

– Все будет хорошо, – сказала себе Дина. – Потому что иначе и быть не может.

Она улыбнулась своему отражению. Отражение улыбнулось в ответ. Улыбка вышла фальшивой. Дина поднялась с кресла.

Прежде чем выйти из здания театра, Дина приоткрыла дверь и оглядела улицу. Еще не стемнело. Народу, как и обещал распорядитель, не было. В десяти метрах от входа стоял черный «Мерседес». Возле него – высокий, лысый, худощавый мужчина в длинном теплом плаще.

– Здравствуйте, Дина Борисовна! – поприветствовал ее мужчина.

Улыбнувшись, он открыл заднюю дверцу. Дина подошла к машине, посмотрела мужчине в лицо.

– А где прежний водитель? – спросила она.

– У него заболела жена. Разве вам не сообщили?

– Нет.

Лицо нового водителя было открытым и симпатичным.

– Ну, тогда, может быть, вы позвоните вашему директору? – предложил он. – На тот случай, если у вас есть сомнения.

Дина пару секунд колебалась, но лицо у нового водителя было настолько располагающим, а усталость после только что закончившегося концерта – настолько сильной, что у Дины не возникло никакого желания спорить, конфликтовать или куда-то звонить.

– Да нет. – Она легонько пожала острыми плечами. – Какие могут быть сомнения. Послушайте, а что, если я пройдусь до гостиницы пешком? Она ведь тут недалеко.

– Пешком? – удивился водитель. – Зачем?

– Просто хочется пройтись, подышать. Забыла, когда в последний раз дышала свежим воздухом. Аэропорт, самолет, машина…

– Понимаю. – На секунду новый водитель задумался. – Знаете что… Если хотите, я могу отвезти вас в парк. Людей там в эту пору года мало. Погуляете по аллеям, попьете горячего чаю в кафе. А я похожу где-нибудь в сторонке. Чтобы и вам не мешать, и защитить от назойливых поклонников – если такие объявятся.

«Погулять по аллеям… Попить горячего чая в кафе…» Дина даже поежилась от удовольствия. Новый водитель сумел угадать самое сокровенное ее желание. Последние пару лет Дине даже во сне иногда снилось, как она гуляет по улицам и скверам, не кутаясь в платок и не надевая темные очки, и никто ее не узнает.

– Решайтесь, Дина Борисовна, – с улыбкой поторопил новый водитель. – А если хотите подумать – сделайте это в машине. С минуты на минуту здесь появятся ваши поклонники. И тогда нам даже до гостиницы добраться будет проблематично.

И Дина решилась.

– Хорошо, – сказала она.

Решительно подошла к открытой дверце «Мерседеса». На какое-то мгновение слабая тень смутного беспокойства скользнула у нее в душе. Но мысль об одинокой прогулке в парке была слишком соблазнительной, и Дина без колебаний выбросила из головы все сомнения.

Перед тем как сесть, она обернулась и сказала:

– Я, кажется, забыла спросить ваше имя.

– Александр, – ответил новый водитель все с той же приветливой улыбкой. – Можно просто Саша.

– Спасибо вам, Саша.

Она улыбнулась ему и села в машину. Новый водитель вдруг сунулся в салон, и тут же что-то влажное и липкое легло ей на лицо. Мысли Дины спутались и затуманились, реальность стала стремительно уплывать, и она уснула прежде, чем поняла, что засыпает.

Усыпив Дину, Скрипач выпрямился и быстро огляделся по сторонам. Переулок был пуст. Он запихал платок, пропитанный эфиром, в карман плаща, затем снова сунул голову в салон, обхватил спящую Дину за плечи длинными сильными пальцами и уложил ее на сиденье. Затем достал с переднего сиденья плед и накрыл Дину этим пледом с головой.

Снова оглядевшись, Скрипач достал из кармана плаща телефон, нашел нужный номер и нажал на кнопку вызова.

– Бык, она спит, – сказал он в трубку. – Можем ехать. Не забывай держать дистанцию.

Затем убрал телефон в карман, забрался на водительское место и, захлопнув дверцу, завел мотор.

Из-за угла вывернула небольшая светлая «Мазда» и покатила следом за «Мерседесом», держа дистанцию метров в сто.

21

Черный «Мерседес» и бежевая «Мазда» остановились на заброшенном мосту через бурную реку Сорож. Воздух был по-вечернему серым. Полотно дороги кое-где поросло травой. Других машин вокруг не было.

Худощавый мужчина по прозвищу Скрипач выбрался из салона. Кадык остро торчал на его жилистой шее, серые глаза смотрели зорко и холодно. Он поежился от порыва холодного ветра, поднял воротник плаща и с некоторой опаской посмотрел на черный, неприветливый лес, подступающий к дороге и мосту.

Из светлой «Мазды» выбрался коренастый парень в черной кожаной куртке, подручный Скрипача по кличке Бык. Он подошел к Скрипачу и встал рядом.

– Жутковато здесь, – сказал Бык, оглядевшись по сторонам. – Прямо как на картинках из бабкиной Библии.

– Что? – не понял Скрипач.

– У меня бабка была верующая, – пояснил Бык. – У нее на тумбочке всегда лежала старинная Библия с картинками. Иногда она мне ее читала вслух и картинки показывала.

– И что?

– Да ничего. Просто там была пара жутких картинок. Черный лес и всякие твари.

– И что? – снова спросил Скрипач.

Бык пожал широкими плечами:

– Ничего. Просто похоже. Лес, река…

Коренастый бандит замолчал, бросил на своего подельника быстрый взгляд и, удостоверившись, что тот смотрит в другую сторону, незаметно перекрестился. Несколько секунд оба молчали, внимательно глядя по сторонам. Затем Скрипач коротко приказал:

– Вытаскиваем ее из машины.

Он открыл заднюю дверцу черного «Мерседеса», и вдвоем они выволокли девушку с сиденья. Бык держал ее за ноги, обутые в дорогие сапожки, такие же белые, как и плащ, Скрипач – за острые плечи.

– Я думал, мы сбросим ее вместе с машиной, – сказал Бык.

– А вдруг выживет? – сухо возразил Скрипач. – Или вылетит из салона – тело потоком унесет. Заказчик хочет, чтобы ее нашли. И чем быстрее, тем лучше.

Коренастый неодобрительно хмыкнул.

– Смысла мало, а возни много, – произнес он.

– Ничего, повозимся. Тащим ее к перилам!

Они поднесли женщину к перилам моста. У перил остановились. Скрипач посмотрел вниз, прикидывая, упадет ли брошеное тело на острые камни, усыпавшие берег, и не сползет ли оно потом в воду. Наконец он заключил:

– Здесь будет нормально. – И перевел взгляд на своего подельника. – Готов?

– Да, – ответил тот.

– На счет три. Раз… Два… Три!

Короткий взмах двух пар сильных мужских рук – и хрупкое тело женщины в развевающемся на ветру плаще полетело вниз – словно огромная белая птица.

Звук удара тела об острые камни заставил Скрипача поморщиться.

– Звучно приземлилась, – констатировал Бык с ухмылкой. – Наверное, все кости переломала.

Скрипач посмотрел на него неодобрительно. Коренастый бандит перегнулся через перила, прищурился, стараясь получше разглядеть в сумерках женское тело, неподвижно лежащее на мокрых камнях.

– А она точно умерла? – с сомнением проговорил он.

– Здесь пятнадцать метров, – отозвался Скрипач. – А внизу – острые камни. Как думаешь – умерла или нет?

Бык отпрянул от перил. Вздохнул:

– Красивая была баба. А пропала ни за грош. Надо было с ней того… немного поразвлечься.

Скрипач пристально посмотрел на коренастого. Тот осклабил в усмешке зубы:

– Да шучу я. Шуток не понимаешь?

Скрипач отвел от него взгляд.

– Займись машиной, – приказал он.

Бык кивнул и зашагал к «Мерседесу». Скрипач отошел подальше и закурил. Лицо его было спокойным. Даже когда «Мерседес» с грохотом протаранил перила и ухнул в реку, на этом лице не дрогнул ни один мускул.

Когда все было конечно, Бык, матерясь и прихрамывая, подошел к Скрипачу и пожаловался:

– Ногу ушиб, когда из машины выпрыгивал.

Скрипач щелчком пальца отправил окурок во влажную траву и сказал:

– Пора ехать.

– Скрипач, смотри! – хрипло окликнул Бык.

Скрипач повернул голову и посмотрел туда, куда ему показывал Бык. Впервые за последние полтора часа спокойствие покинуло его. Метрах в пятнадцати от них, почти перекрывая путь к машине, стояли волки. Четыре рослых, мощных зверя, один из которых был темный, почти черный. Волки стояли на разбитом асфальте дороги и, чуть пригнув головы, молча и пристально смотрели на убийц.

– Это собаки или волки? – пробормотал Бык.

Скрипач молчал, оценивая ситуацию и пытаясь найти правильное решение.

– Один из них черный, – снова хрипло зашептал Бык. – Скрипач, разве волки бывают черными?

Скрипач молчал.

– Что будем делать? – спросил тогда Бык, и голос его дрогнул от волнения. – Я свой ствол забыл в машине.

Скрипач осторожно поднял правую руку к груди, намереваясь вытащить из наплечной кобуры пистолет. И в эту секунду волки угрожающе зарычали. Шерсть на их загривках приподнялась, уши прижались к холке.

– Скрипач, мне это не нравится, – тихо проговорил Бык.

Рука Скрипача замерла возле лацкана плаща.

– Они не нападут, – произнес он. – Волки боятся вооруженных людей.

– Откуда они знают, что ты вооружен?

– Чувствуют запах железа.

Скрипач осторожно продвинул руку дальше, и его пальцы скрылись за отворотом серого плаща.

– Спокойно, ребята, – сказал он хищникам. – Мы просто пройдем мимо.

Шерсть на загривке черного вожака слегка улеглась. Скрипач счел это хорошим признаком.

– Вот и хорошо. Бык, идем к машине – только медленно и спокойно. Не вздумай побежать.

– Ладно.

И они медленно двинулись к машине. Волки, поворачивая головы, молча следили за их передвижениями. И тут Бык совершил ошибку. Когда до машины оставалось всего несколько метров, он, не выдержав напряжения, резко рванул вперед и бросился бегом.

– Стой! – рявкнул Скрипач. Но было уже поздно.

Черный волк ринулся вперед. Серые последовали за ним. Скрипач выхватил из кобуры пистолет и выстрелил в несущихся на него хищников. Потом еще раз и еще. Первый хищник, кувыркнувшись в воздухе, брякнулся на асфальт замертво, но второй сбил Скрипача с ног и вцепился ему клыками в шею.

Бык почти достиг машины, но в тот момент, когда он коснулся пальцами никелированной дверной ручки «Мазды», два волка повалили его на асфальт и принялись терзать, как щенки терзают оторванное птичье крыло.

Обливаясь кровью и охрипнув от крика, Бык увидел краем глаза две странные и страшные фигуры, вышедшие из леса. Одна фигура была белая, как снег, вторая – черная, как уголь. Бык успел вспомнить картинку из иллюстрированной Библии, которую показывала ему бабушка.

«Бесы!» – с ужасом подумал он и по привычке хотел перекреститься, но правой руки у него уже не было, ее отгрыз волк.

Часть вторая

1

Тих и мрачен был уральский лес в этот час. Большая мохнатая собака породы хаски остановилась под низко провисшей ветвью сосны и, приподняв морду, осторожно понюхала воздух.

– Что чувствуешь, Албас? – негромко спросил у собаки высокий широкоплечий парень, одетый в замшевую куртку и кожаные мягкие сапоги, расшитые бисером.

Собака тихо и тревожно тявкнула. Парень скинул с плеча ружье-двустволку и тоже внимательно прислушался.

Выглядел он весьма необычно. На смуглом, скуластом лице его двумя аквамаринами мерцали голубые глаза – почти такие же светлые, как у его собаки. Волосы парня, длинные, черные и блестящие, были заплетены в толстую косу, стянутую кожаной лентой.

– Плохо дело, – тихо сказал парень, продолжая вслушиваться в густую тишину вечернего леса. – Что-то дурное творится. Там, на каменном распадке.

Собака зарычала, а затем несколько раз громко гавкнула.

– Тише, Албас! Тише.

Парень пригладил холку пса широкой коричневой ладонью. Собака подняла морду и вопросительно посмотрела на хозяина.

– Ладно, – произнес тот. – Старая Элинэ будет не рада, но пойдем посмотрим.

Пес тут же рванул вперед. Парень пошел за ним быстрыми шагами, а затем перешел на легкий бег. Минут двадцать они бежали – молчаливые, сосредоточенные. А потом парень остановился и окликнул пса:

– Албас, стой!

Пес подчинился и сел на траву, высунув язык и выжидательно глядя на хозяина. Парень прислушался. Несколько секунд ничего не происходило, а затем прохладный порыв ветра донес до его чуткого слуха людские голоса. Пес тоже их услышал, тут же вскочил на лапы и тихо зарычал.

Парень поднял руку в предостерегающем жесте – пес замолчал, но шерсть на его холке приподнялась, а напряженные, готовые к бегу лапы подрагивали от нетерпения.

– Стой! – донес ветер тихий, приглушенный расстоянием вскрик.

Прежде чем пес среагировал, парень ринулся вперед и, ловко уклоняясь от веток, быстро побежал по жухлой траве, умудряясь ступать своими мягкими расшитыми сапогами так, что под каблуками его не щелкнула ни одна сухая ветка.

Выскочив из леса на заброшенную трассу, переходящую в мост через реку Сорож, парень увидел волков. Четыре рослых зверя терзали двух мужчин. Парень вскинул ружье и дал залп из двух стволов в воздух. Грохот выстрела спугнул волков, и, сорвавшись с места, они скрылись в лесу.

Парень в замшевой куртке побежал к мосту. Одному из мужчин, лысому и жилистому, уже ничем нельзя было помочь. Второй стонал и пытался ползти к бежевой машине. Он извивался всем телом, стараясь хвататься пальцами за трещины и выбоины дорожного покрытия и, кажется, не замечая, что одна рука у него страшно покалечена.

Парень в замшевой куртке быстро подошел к нему, нагнулся, рывком поднял мужчину с земли, взвалил его себе на плечо и быстро донес до машины.

Начал накрапывать дождь.

– Кто… – прохрипел незнакомец, истекая кровью и вытаращив глаза на парня. – Кто ты… такой?

– Тихо, – сказал ему парень. – Я посажу тебя в машину. Больше я ничего не смогу для тебя сделать.

Он открыл дверцу, осторожно снял мужчину с плеча и усадил его на водительское место. Мужчина застонал от боли.

– Помоги мне… – прохрипел он. – Я не доеду сам.

– Тебе придется, – ответил на это парень. – Покажи богине Сорни-Най, как сильно ты хочешь жить, и она тебе поможет.

Парень вынул из кос две кожаные тесьмы и быстро перетянул мужчине покалеченную руку и ногу.

– Я остановил кровь, – произнес он. – Теперь ты сможешь доехать до людей. Но не медли.

Парень захлопнул дверцу машины, повернулся и быстро пошел прочь.

– Помоги мне… – простонал Бык. – Отвези меня…

Но черноволосый парень стремительно удалялся. Возле растерзанного тела Скрипача он остановился. Некоторое время размышлял. Затем поднял тело с окровавленного асфальта, забросил его на плечо, подошел к перилам моста и швырнул мертвеца в быстрые волны Сорони.

Дождь усилился, обещая в скором времени перерасти в ливень. И это было хорошо. Дождь смоет с моста кровавые лужи и не оставит от них следа.

И вдруг пес породы хаски ринулся к другой стороне моста, прямо к пробитым перилам моста, остановился на краю и, устремив взгляд вниз, громко и яростно залаял.

– Что там, Албас? – спросил парень.

Он подошел к пробоине в перилах и посмотрел вниз. На каменистом берегу лежала светловолосая девушка в белом плаще.

– За мной, Албас!

И снова человек и его пес продолжили свой бег, но на этот раз под уклон, с крутого холма, рискуя сломать ноги и лапы. И снова пес опередил человека, он остановился возле девушки, обнюхал ее закинутую за голову окровавленную руку, ткнулся мокрым носом в ее бледную щеку и вдруг зарычал, отпрыгнул в сторону, а затем заскулил и, поджав хвост, отбежал на несколько метров.

– Люл, Албас! – прикрикнул на пса парень.

Он быстро присел возле девушки и прижал палец к ее шее. Несколько секунд сидел неподвижно и молча, пытаясь прощупать биение пульса и глядя на мраморное лицо девушки, пересеченное снизу красной полоской крови, тянущейся от уголка ее рта к блестящему от крови камню, на котором она лежала щекой. Затем отнял палец и быстро и бережно ощупал шею девушки.

Пес гавкнул.

– Тихо, Албас, – сказал парень глуховатым голосом. – Я сам знаю, что она мертва.

Пальцы парня скользнули по ее телу, он ощупал все – руки, ноги, грудь, голову. Четыре раза, когда сломанные кости смещались у него под пальцами, он досадливо морщился и бормотал себе что-то под нос – не то беззвучные ругательства, не то молитвы.

Потом парень выпрямился и снова замер, что-то обдумывая и не замечая дождевых струй, барабанящих по его обтянутым замшей широченным плечам. Пес сидел в стороне, поеживаясь и моргая от дождевых капель, и смотрел на своего хозяина неодобрительным взглядом.

Пока парень думал, пес несколько раз бросал взгляд на девушку, и тогда кончик хвоста пса нервно вздрагивал, во взгляде появлялся страх, а из приоткрытой пасти доносился тонкий скулеж, похожий на приглушенный вой.

Наконец парень вышел из задумчивости, повел плечами и спокойно проговорил:

– Я отнесу ее к Элинэ.

Пес гавкнул.

– Молчи! – прикрикнул на него парень. – Пусть Элинэ сама решит, возвращать ее душу на землю или нет!

2

В избушке было темно и душно от горящего, обильно коптящего очага. Пахло выделанной кожей, старым тряпьем, терпкими сухими травами. Над узкой кроватью старой Элинэ висела священная полка с занавеской, за которой хранились изображения духов-покровителей и три медвежьих черепа.

Над широким топчаном ее правнука Пакина висели большие оленьи рога. В стороне, отделенная от остальной части избы занавеской, стояла кровать юной Тайчи, которая часто оставалась у прабабушки на ночлег.

Белокурая девушка лежала на топчане Пакина. Она была полностью обнажена, и бледная кожа ее в неверном свете очага и лучин казалась сделанной из гадкого белого камня. Старая Элинэ, в тулупе из овчины и в теплом платке, завязанном под подбородком, зачерпнула рукою из котелка густую мазь, брякнула ее на живот девушки, после чего начала размазывать мазь по коже, сипло бормоча что-то под нос.

Пакин стоял в трех шагах от топчана и смотрел то на девушку, то на бормочущую старуху. Старуха закончила обмазывать нагое тело девушки, повернулась к парню и проговорила недовольным сиплым голосом:

– Подай отвар, Пакин.

Парень взял с печи помятую, обмотанную тряпкой кружку, из которой валил пар, и передал старухе.

– Приподними ей голову, – приказала старуха.

Парень шагнул к топчану, осторожно просунул пальцы под голову девушке и медленно приподнял. Старуха поднесла кружку к губам девушки, разжала ей зубы своими корявыми морщинистыми пальцами и влила ей в рот горячий травяной отвар. Затем убрала кружку на полку и шумно перевела дух.

Парень так же осторожно опустил затылок девушки на скатанную в валик тряпку.

– Бабушка Элинэ, она оживет? – тихо спросил он у старой шаманки.

– Не знаю, Пакин, – ответила старуха. – Сейчас она не здесь. Душа ее – в нижнем мире. Там мрачно и страшно.

– Она вернется сюда снова? – спросил Пакин.

– Может, да. А может, нет. – Старуха снова посмотрела на девушку маленькими слезящимися от старости глазками. – Зря ты не дал ей умереть. Душа ее не находит себе покоя.

Пакин помолчал, с мрачным видом обдумывая слова старухи. А потом тихо попросил:

– Передай ей часть своей силы. Ты же можешь.

Старуха посмотрела на правнука насмешливым, недобрым взглядом.

– Почему ты так заботишься о ней? – спросила она.

– Потому что я не дал ей умереть, – ответил Пакин. – Ее душа попала в ловушку из-за меня. Верни ее, прошу.

Старая Элинэ тяжело вздохнула.

– Вряд ли у меня это получится, – сказала она. – Но если даже получится…

Старуха замолчала.

– Что? – спросил Пакин. – Договаривай.

– Когда душа человека слишком долго блуждает в нижнем мире, она портится, – произнесла старая шаманка. – Мы не знаем, какой она вернется.

Они долго и молча смотрели на беловолосую девушку, лежащую на топчане.

– Я попробую ее вылечить, – проговорила старуха. – Но это будет длиться долго. Тело испорчено. Душа не узнает его. Кости должны срастись, а глаза открыться.

Слушая прабабушку, Пакин продолжал смотреть на девушку, словно пытался проникнуть в ее мысли, понять, где она сейчас, что видит и слышит, с какими ужасными созданиями встречается и знает ли о нем, Пакине?

– Если в нее вселится злой дух, ты должен будешь убить ее, – сказала старая Элинэ. – Пакин, ты меня слышишь?

– Да, – тихо ответил парень. – Если в нее вселится злой дух, я ее убью.

Старая Элинэ взяла с полки жестяную плошку с грибным настоем и сделала несколько больших глотков. Поставила плошку обратно. Потом сняла с гвоздя шаманский бубен и прикрыла глаза.

Пару минут ничего не происходило. Потом старая шаманка подняла бубен и стала ритмично бить в него тощей рукой. Удар. Удар. Удар… На двенадцатом ударе старуха тихо запела:

– Ай-я-а… Ай-я-а…

Голос ее звучал тонко, надтреснуто, он казался еще древнее, чем сама старуха. Движения Элинэ становились увереннее и размашистее, бубен звучал все настойчивее и громче.

На темном, морщинистом лбу старухи выступили крупные капли пота, широко раскрытые глаза смотрели перед собой невидящим взглядом. Пакин чуть покачивал головой в такт ударам бубна, помощника и проводника по иным мирам.

Старуха привстала, раскачиваясь, подняла бубен над головой, зазвенела им с новой силой, так что тугие звуки раскатились по небольшому пространству избы. А потом пошла приплясывать, приговаривая что-то, бормоча и выкрикивая, вскидывая ноги, размахивая руками над головой.

Это продолжалось минут двадцать, а затем бубен резко умолк.

Старая Элинэ рухнула на пол и замерла. Пакин быстро подошел к прабабушке, нагнулся, взял старуху за тощие плечи, поднял ее – легко, словно она ничего не весила, перенес на кровать.

Затем он подошел к девушке и накрыл ее нагое тело покрывалом, сшитым из оленьих шкур.

…Старуха пришла в себя лишь через час. Она открыла глаза и долго глядела в черный потолок, не произнося ни звука. Затем перевела взгляд на правнука, который сидел на лавке и вкручивал пыж в толстый ружейный патрон.

– Пакин, – тихим голосом позвала старуха.

Парень поднял голову и посмотрел на нее.

– Что? – спросил он.

– Ты поступил дурно, – сказала старуха.

Парень молчал, выжидательно глядя на нее. Морщинистые губы Элинэ задрожали. Она облизнула их сухим кончиком языка, хрипло вздохнула и заговорила снова.

– Ее душа ушла слишком далеко, Пакин. Она заблудилась в низшем мире. И это плохо. Слышишь, Пакин?

– Да, бабушка Элинэ, я слышу тебя, – тихо отозвался парень.

Дряблые, морщинистые щеки старухи дрогнули.

– Духи гневаются, Пакин, – сипло произнесла она. – Они говорят, что ты не должен был приносить ее сюда.

– Я не мог иначе, – сказал на это парень. – Она умирала.

– Все умирают, – проговорила старуха. – Звери умирают. Рыбы умирают. Люди умирают. Все время умирают.

Парень долго молчал, а затем негромко произнес:

– Волки-призраки.

– Что? – сипло сказала старуха.

– Я видел их следы. Они не тронули ее. Я посчитал это добрым знаком.

– Ты не должен был вмешиваться, Пакин. Духи мстительны. Убьют тебя на охоте, заберут твою силу и молодость, отнимут будущее потомство. Нужно ждать знака из Верхнего мира.

Старуха сглотнула слюну так, что ее тощий кадык дернулся, как птичья голова, затем сипло проговорила:

– Я хочу выпить водки. Подай мне водки.

Пакин встал и вышел на улицу. Вскоре он вернулся, держа в руке грязную стеклянную бутылку с прозрачной жидкостью, заткнутую притертым куском коры. Открыл бутылку и протянул старой Элинэ. Он взяла бутылку тощей рукой, поднесла к запавшим морщинистым губам и сделала глоток.

– В этой женщине есть сила, – задумчиво сказал Пакин. – Албас это почувствовал. И я это почувствовал.

– Ты не знаешь, что это за сила, – возразила старуха.

– Но духи оберегают ее.

– Ты не знаешь, какие это духи, – снова возразила старуха. Она отпила еще один глоток и закашлялась. – Хорошая водка! Хорошо продирает! – похвалила старуха. – Выпьешь сам?

– Нет, – отказался парень. – Я не люблю.

– Чудной ты, Пакин. – Старая Элинэ вздохнула. – Ладно. Помоги мне сесть.

Парень помог старухе усесться на кровати.

– Когда вернется Тайча? – спросила она. – Мне нужны коренья.

– Обещала до темноты.

Не успел он закончить фразу, как дверь избушки открылась и через порог перешагнула стройная девушка. На вид ей было лет семнадцать. Черные длинные волосы, заплетенные в косы, красивое смуглое лицо, раскосые глаза – не то карие, не то темно-серые. Одета девушка была в замшевую длинную куртку с меховой оторочкой и мягкие сапожки из оленьей шкуры.

Войдя в избу, Тайча улыбнулась Пакину и старой шаманке.

– Бабушка Элинэ, я принесла коренья, которые ты просила!

Тайча поставила на полку березовый туес-пайву, доверху набитый кореньями. И тут она увидела, что на кровати Пакина кто-то лежит.

– Кто это? – спросила девушка звонким удивленным голосом.

– Белая женщина, – ответила Элинэ, отпила еще глоток водки и вытерла губы грязным рукавом шерстяной кофты. – Пакин нашел ее у моста. Белые люди хотели ее убить и сбросили с моста на камни. Волки напали на злых людей. Пакин видел в лесу следы хызылов. Они не тронули беловолосую женщину, и Пакин считает, что это добрый знак. А я – нет.

– Хызылы? – удивилась девушка. – Волки-призраки?

– Да, – сказал Пакин. – Их было двое.

Тайча подошла к кровати и с любопытством посмотрела на девушку.

– У нее белые волосы, – произнесла Тайча. – Я хотела бы быть такой, как она.

– Какой? – усмехнулась старуха. – Мертвой?

– Нет. Красивой!

Пакин забрал у шаманки бутылку, вновь заткнул ее корковой пробкой.

– Принеси солонину, – распорядилась старая Элинэ.

Тайча не отозвалась и не шевельнулась, она продолжала с любопытством разглядывать беловолосую девушку. Пакин тоже смотрел на нее.

– Тайча! Пакин! – тонко взвизгнула старуха.

Девушка вздрогнула и повернула голову:

– Иду, бабушка!

И, как птица, выпорхнула из душного жилища. Пакин что-то пробормотал, повернулся и вышел из избы за ней. Старуха посмотрела им вслед, потом перевела взгляд на беловолосую девушку и сипло проговорила:

– Я не знаю, кто ты. Но духи знают тебя. И они мне скажут. Если ты пришла, чтобы причинить нам зло, – я перережу тебе горло. Слышишь?!

Беловолосая, лежащая на топчане Пакина, тихо застонала. Веки ее задрожали, а затем – медленно, с трудом – приоткрылись.