Текст книги "Воздушный штрафбат"

Глава 13

И в наше время, несмотря на большие достижения современной хирургии, анестезиологии и реаниматологии, ранение органов брюшной полости считается смертельно опасным. А до появления сильных антибиотиков в сороковых годах XX века, человек с такой травмой был обречён на мучительную смерть от сепсиса8181
  от греч. sepsis – гниение. тяжёлое инфекционное заболевание, вызываемое попаданием в кровь и ткани тела гноеродных микроорганизмов и продуктов их жизнедеятельности – токсинов.


[Закрыть].

Но к изумлению врачей Борис выжил. Его спасло чудо. Точнее счастливое стечение обстоятельств: на момент ранения в желудочно-кишечном тракте молодого человека не было пищи. Зато выпитый за час до ранения ликёр послужил отличным антисептиком. Получивший примерно такое же ранение Валет скончался через сутки…

А Борис уже на третий день пребывания в госпитале пошёл на поправку. Вскоре его стали посещать сослуживцы. А однажды появился и Макс с перебинтованной головой и тростью в руках.

– Я уже дважды твой должник! – смущённо пробормотал немец, положив объёмистый куль со всякой снедью на тумбочку возле кровати.

Оказывается, за то, что в борьбе с преступниками Хан сломал их главарю нос, перед тем как уйти бандиты подвесили связанного пленника вниз головой на одежном крюке, вбитом в стену. А дверь за собой заперли на ключ. Освободиться самостоятельно Макс не мог, ибо был крепко связан по рукам и ногам, Позвать на помощь тоже, так как в его рот забили кляп. Не сообщи Нефёдов вовремя милиции, где искать немца, через час он бы умер от кровоизлияния в мозг.

Хан протянул Борису массивный серебряный портсигар с золотой монограммой в виде переплетённых между собой латинских букв «B» и «N». Также крышку портсигара украшал изящный миниатюрный герб в виде конной фигурки чёрного рыцаря на золотом поле треугольного щита.

– Такие есть только у представителей моего рода – с нескрываемой гордостью пояснил Макс. – Теперь ты тоже один из нас. Видишь, тут выгравированы твои инициалы.

– Выходит, я посвящаюсь в рыцари – догадался Борис.

– Что-то в этом роде, – слегка улыбнувшись, подтвердил Хан. – Правда, принимая во внимание, что тебе пока вместо обычного сортира прописана «утка», полагающуюся по такому случаю церемонию придётся сократить.

– Значит, никакого возложения меча на плечо коленопреклонённого воина и торжественного воя боевых труб не будет? – разочарованно вздохнул Нефёдов. – Жаль!

Оглянувшись по сторонам и, понизив голос до шёпота, Макс предложил:

– Тогда может хотя бы по тридцать грамм коньяка? Тебе можно?

– Да вроде брюхо мне нормально заштопали, и шов хорошо заживает, – озадаченно размышлял вслух Нефёдов. Затем решительно махнул рукой:

– А чего там! От винта! Наливай свой коньяк, раз принёс!

Макс чуть приоткрыл правую полу своего английского шерстяного пиджака и продемонстрировал русскому приятелю металлическую фляжку во внутреннем кармане. Не вынимая её из «секретки», он наполнил крышку-стаканчик жидкостью рубинового цвета и протянул раскрасневшемуся от предвкушения товарищу.

– Ах, какой аромат! – восхищённо с шумом втянул в себя воздух и даже зажмурился от удовольствия Нефёдов. Мужики на соседних койках тоже уловили волнующий запах спиртного и беспокойно заворочались на своих койках. Но Макс предложил им только папирос и фруктов из принесённого другу пакета.

– Всё равно эта публика не оценит букета, – презрительно шепнул Нефёдову барон. – Им, что самогон, что содержимое из бутылки за полторы тысячи франков – всё едино. Я покупаю коньяк только в одном месте на юге Франции.

– Ого! Хорошо же вы живёте в своей старушке-Европе, – уважительно покачал головой Борис. И провозгласил первый тост: – Ну, что ж, пью за боевое советско-германское содружество и за нашу с тобой дружбу, Макс. Рад, что смог в трудной ситуации подставить тебе плечо… Ну и за нового рыцаря – Борьку Нефёдова! Прозит!

– А я поднимаю рюмку за моего нового названного брата! И как бы не повернулась дальше жизнь, помни: ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь.

Далее тосты пошли со стремительной частотой. Вскоре к лётчикам присоединились другие пациенты хирургической палаты. Захмелевший барон забыл про изначальную щепетильность и щедро разливал дорогостоящее содержимое своей фляги по мутным стаканам и железным кружкам.

Когда коньяк закончился, один из ходячих больных вызвался сбегать в ближайший трактир за водкой. В конце концов, когда весть о попойке дошла до Главврача, и дело запахло скандалом, Борис просто сбежал вместе с Максом и ещё двумя пациентами. Перемахнув через больничную ограду, они направились в ближайший трактир. Там была закуплена провизия, нанят цыганский хор, после чего разгульная компания на двух пролётках отправилась на пленэр. По пути прохожие удивлённо оглядывались на горланящих песни людей в больничных халатах и едущих за ними цыган…

Пикник решено было устроить в живописном месте – на опушке берёзовой рощи, возле реки. Недалеко от берега из воды торчала сильно обгоревшая корма какого-то корабля. Когда Хан и Нефёдов подошли к самой кромке воды, немец задумчиво произнёс, глядя на возвышающийся над речной поверхностью деревянный судовой скелет:

– У нас в Германии такое было бы невозможно…

Порядком захмелевший Борис не сразу понял, о чём идёт речь. Вначале он решил, что Хан со свойственным многим европейцам высокомерием отзывается о традиционном российском бардаке, и задиристо вступился за Родину:

– А у вас, в Фатерлянде с реками, значит, полный орднунг8282
  порядок (нем.)


[Закрыть]. Может и пароходы вообще никогда не тонут?

– Я не об этом, – чуть-чуть передёрнув плечами, произнёс Хан. – Просто территорию Германии сейчас контролируют оккупационные силы Англии и Франции, которые никогда не позволили бы нам такие тренировки на бомбометание. Они мечтают иметь у себя под боком слабую, стоящую на коленях Германию, из которой безнаказанно можно выжимать грабительские репарации.

Только теперь Борис сообразил, где находится. Не удивительно, что он сразу не сумел сориентироваться, ведь это место ему приходилось видеть только с воздуха и на полётных картах. В позапрошлом месяце они отрабатывали здесь бомбометание зажигательными бомбами по стоящей на воде старой барже. Этой дряхлой посудине тогда так досталось, что удивляло, как от неё ещё что-то сохранилось. Перед мысленным взором Нефёдова возник яркий образ стремительно приближающейся цели. В нижней точке почти отвесного пикирования он дёргает за рычаг бомбосбрасывателя и освободившийся от тяжёлого груза самолёт резко набирает высоту. Далеко за спиной внизу, почти на середине сверкающей на солнце ленты реки пылает огромный костёр…

– Если политики наших стран не полные профаны, то вместе мы когда-нибудь вот так же станем жечь британские дредноуты в Ла-Манше – убеждённо произнёс Макс, не отрывая задумчивого взгляда от реки. Затем он повернулся к Борису и предложил следующий тост:

– Обещаю, друг мой, что сразу после того, как наши армии совместно возьмут Париж, я подарю тебе на разграбление его лучшие рестораны и публичные дома. А в Лондоне мы проведём время в каком-нибудь шикарном клубе Пиккадилли-стрит8383
  главная улица британской столицы


[Закрыть]. Ха-ха! Но только после того, как оттуда сбегут его постоянные члены – эти высокомерные лорды и баронеты… Впрочем, я ненавижу серую, туманную и ужасно холодную лондонскую погоду, а также снобов, обитающих в аристократической части этого города. Поэтому предлагаю разбомбить к чёртовой матери это осиное гнездо…

***

После окончания липецких курсов карьера Нефёдова начала расти, словно на дрожжах. Всего за два года он сумел пройти путь от рядового пилота до заместителя командира полка! А ведь обычно лётчики только через десять-пятнадцать лет безупречной службы достигали такого служебного уровня. Борис также вступил в партию.

В 1936 году Нефёдов подал рапорт командованию с просьбой отправить его добровольцем в Испанию, где вспыхнул мятеж генерала Франко против республиканского правительства. Его просьбу удовлетворили. Но перед долгой и опасной командировкой на тот момент уже капитану Нефёдову дали месячный отпуск и путёвку в сочинский санаторий ВВС. Но Борис решил сперва заехать в Москву, ведь он не видел Близняка и Степаныча с самого своего отъезда в симферопольский аэроклуб. А главное, Нефёдов собирался рассказать о своих отношениях с Ольгой её родителям и попросить благословения на брак с их дочерью…

Ночь перед прибытием поезда в столицу Борис простоял в вагонном тамбуре, смоля одну папиросу за другой. Тускло светил над головой масляный фонарь. Из щелей тёмного окна остро и свежо дуло в лицо. Борис вглядывался в черноту придорожного пространства, но ничего конкретного различить не мог. Только тысячи красных искр из паровозной трубы вихрем проносились мимо. Тревожные мысли не давали ему заснуть.

Уже скоро как два года он общался с любимой только по переписке. Не изменилось ли отношение повзрослевшей девушки к романтическому увлечению школьной юности? Да, в своих письмам Тэсс неизменно давала понять Борису, что сильно скучает по нему и ждёт не дождётся встречи. Но можно ли доверять «бумажным» чувствам? Ведь в отличие от него, – живущего только полётами и однообразными гарнизонными заботами, – Тэсс вращалась в блестящем кругу талантливой университетской молодёжи. Наверняка многие сокурсники и просто знакомые влюблялись в неё. Ведь в неё просто невозможно не влюбиться! И наверняка среди поклонников попадались яркие интересные личности, которыми легко было увлечься. Да и влюблённый со школы в Ольгу Артур Тюхис, который теперь учился в Политехническом, наверняка тоже не оставлял попыток навязать ей свои ухаживания. Так почему же, чёрт побери, она должна была так долго хранить верность ему, – обычному солдату, каких тысячи?! Только лишь потому, что её к этому обязывало скромное проволочное колечко?! Вздор!

От таких мыслей Нефёдову даже стало жарко. Он расстегнул пуговицы форменного френча, нервным движением сорвал с шеи галстук, ослабил ворот рубашки. «Как дурак подойду к ней на перроне с букетом роз, а она мне заявит: мол, извините, товарищ: любовь прошла, я встретила серьёзного человека моего круга, и всё такое… А письма вам писала из жалости».

Уже трижды мимо Нефёдова прошла пухленькая проводница. Каждый раз она бросала на молодого красавца-лётчика заинтересованный взгляд. Но погружённый в свои мысли Борис не замечал этого. Наконец хозяйка вагона решилась заговорить с ним:

– Извините, что я к вам обращаюсь. Но у вас такое лицо, словно вас девушка бросила.

Борис удивлённо посмотрел на угадавшую его мысли незнакомку.

– А вы, что – потомственная ведьма?

– Да нет! – рассмеялась проводница. У неё было круглое пухлощёкое добродушное лицо и удивительно открытая улыбка. – Несколько лет проработаешь вагонной, так волей не волей научишься понимать людей. Никаких слов не требуется.

Борис с симпатией рассматривал девушку: губы бантиком, нос картошкой, бойкий, бесхитростный взгляд. Проводница предложила:

– Хотите горячего чаю, а то, чего тут на сквозняке то стоять. Ещё просифонит вас здесь.

– Ничего, я крепкий.

– Понятное дело. В лётчики слабаков не берут. Да и хорошие девушки таких не бросают. Так что не грызите вы себе сердце, товарищ командир. Всё у вас будет хорошо. Вы уж мне поверьте. А вообще мужчины любят себе разные страсти накручивать. Сами то вы себе многое позволяете, а нас заранее во всех грехах подозреваете. А женщин, если хотите знать, неверных не бывает, если только вы – мужики сами нас таковыми не делаете.

Когда проводница ушла, Борис почувствовал, что после разговора с ней действительно стало как-то спокойнее и светлее на душе. «А всё-таки она ведьма!» – усмехнулся он про себя и распахнул окно. В лицо ему дохнуло восхитительной предрасвестной свежестью. О предстоящей через несколько часов встрече с Ольгой он теперь думал только с радостным нетерпением, – без малейшей примеси страха.

Глава 14

Очередь из спешащих выйти на перрон пассажиров продвигалась к выходу очень медленно. Топчась в проходе, Борис нетерпеливо заглядывал в окна, пытаясь увидеть Ольгу. Но её не было видно возле вагона. «Неужели не пришла!». Это было неприятное открытие, ведь о своём приезде он заранее сообщил телеграммой.

– Товарищ военный, будьте так любезны, не наступайте мне на пятки! – недовольно обернулась и взглянула на Нефёдова сквозь бирюзовый лорнет старая чопорная модница в фетровых ботах и кокетливой шляпке.

– Прошу прощения, гражданочка – смущённо козырнул Нефёдов. Случайно взгляд молодого человека скользнул по нежному силуэту за окном, и тёплая волна радости немедленно поднялась в его душе. Как же Ольга была восхитительно хороша в своём берете, – тонкая и изящная, с нежным благородным лицом ангела!

– Наконец-то ты рядом, – вымученно улыбнулась Тэсс, когда Борис, наконец, смог выбрался из вагона и подбежал к ней. У неё были печальные глаза и бледные губы.

Девушка прижалась к груди молодого мужчины.

– Теперь мне ничего не страшно.

Борис так и не смог добиться от Ольги что она имеет в виду. Тэсс не хотела омрачать радость встречи. Что подруга имела в виду Нефёдов почувствовал у неё дома. С некоторых пор в этой уютной квартире поселился страх. Им были буквально пропитаны стены и начинён воздух.

Родители Ольги выглядели чем-то подавленными: какими-то притихшими, настороженными. Они словно ждали чего-то неизбежного и трагического. Где-то глубоко за зрачками их глаз светился знак обречённости.

К сожалению, в тот вечер Борис вёл себя подобно всем влюблённым, не желающим в своём счастливом эгоизме замечать трагедию тех, кто находится рядом. Он весело рассказывал смешные случаи из своей армейской жизни, потом стал мечтать, как следующим летом – в свой отпуск снимет дачу в хорошо теперь ему знакомых местах под Бахчисараем, и как здорово они все вместе проведут там время.

– Спасибо вам, Боренька, за этот великолепный вечер, – благодарно улыбнулась Нефёдову Екатерина Алексеевна перед тем, как идти спать, и вдруг с какой-то отчаянной весёлостью воскликнула. – Эх! Будем жить! И пускай нас тащат на лёд!

В ответ на непонимающий взгляд собеседника, она пояснила:

– Однажды ранней весной 1918-г я видела, как матросы вывели на невский лёд какого-то человека в интеллигентской шляпе – расстреливать, а он перепрыгивал через лужи, чтобы не промочить ноги и закрывал воротником грудь от пронзительного ветра…

Ночью Борис вышел на кухню покурить и застал здесь Ольгиного отца. Тот сидел в задумчивости, устремив нахмуренный взгляд в глубину гигантского аквариума. Перед ним стояла уже полная смятых окурков пепельница. Фома Ильич взглядом указал Борису на табурет рядом с собой. Кивнув на плавающих за стеклом пучеглазых вуалехвостов, мужчина презрительно пояснил:

– Наверное, тоже поглядывают на нас из-за стекла с высокомерием высших существ. Считают себя рыбьей элитой, избранниками судьбы, обитающими в доме солнца, а не в мутной водопроводной водице. Не понимают глупые, что в аквариуме они все на виду у человека с сачком….

Фома Ильич обвёл воспалённым взглядом стены просторной кухни и понизил голос:

– По души жильцов этого проклятого дома тоже однажды явится «человек с ружьём». Сначала «они» устроили «ночь длинных ножей» старым большевикам – безобидным пенсионерам. Не дали старым политкаторжанам вдоволь насладиться мягкими диванами персональных «Роллс-ройсов»8484
  В конце 1920-х, в начале 1930-х годов старых большевиков, имеющих статус персональных пенсионеров союзного значения, обслуживали лимузины этой марки.


[Закрыть]. А затем очередь дошла до нас, – за кем по утрам приезжают служебные наркомовские «эмки». Этот проклятый дом с его ваннами, лифтами, паровым отоплением напоминает мне элитное кладбище с мраморными склепами. По ночам половина окон нашего дома не светится, а на большинстве дверей висят красные сургучные печати. Вы знаете, Борис, что означают эти печати?

– …?

– Они означают, что жильцы этих квартир уже никогда не вернуться к себе домой.

Борис видел, что Ольгин отец явно не в себе, и не знал, как ему вести себя в такой ситуации. С одной стороны невежливо было не поддержать разговор. Но с другой – молодой человек не понимал причину страхов этого, несомненно порядочного и преданного советской власти человека. Как и все вокруг Нефёдов не мог не видеть, что в стране проводится широкомасштабная работа по разоблачению тайных «врагов народа». Но какое это могло иметь отношение к порядочным людям?! Ведь борьба шла со шпионами и вредителями, проникшими не только во все советские учреждения, но даже в армию.

– Да вы не волнуйтесь, Фома Ильич, – попытался успокоить будущего тестя Нефедов, – наши чекисты свою работу знают. Честным гражданам опасаться нечего. Товарищ Ежов8585
  Глава НКВД с 1936 по 1937 годы


[Закрыть] вычистит замаскировавшихся предателей и из этого дома. Вам же спокойнее будет жить. Можно будет не опасаться диверсий.

Ольгин отец с сожалением взглянул на молодого человека. Он хотел что-то возразить, но передумал и только безнадёжно махнул рукой. А потом вдруг робко произнёс:

– Борис, могу я попросить вас об одолжении? Только вы не сердитесь, пожалуйста, на меня.

– Конечно, я готов сделать всё, что будет в моих силах.

– Пообещайте, что вы не оставите мою дочь, чтобы не случилось со мной и Екатериной Алексеевной.

Пятидесятилетний мужчина так смотрел на Бориса, что Нефёдов почувствовал себя неловко. Он заёрзал на стуле, не зная, как ответить собеседнику, не спускающему с него просительных глаз.

Вдруг за стеной послышался гул и лязг механизмов поднимающегося лифта. Фома Ильич мгновенно замер, превратившись в статую. Он вытянул шею, напряжённо вслушиваясь в этот звук, лицо его напряглось. Когда же стало понятно, что кабина проследовала этажом выше, хозяин дома расслабленно обмяк на своём стуле и пролепетал с застывшими в глазах слезами:

– Господи, слава тебе! Пронесло!!! Сегодня уж не придут – через полтора часа рассвет…

***

Борис так и не воспользовался путёвкой в санаторий, весь свой отпуск он провёл в Москве с близкими людьми. Проводить его на вокзал пришли Степаныч и Близняк. Они деликатно стояли в стороне, пока Борис прощался с невестой. Ольга не знала, куда именно едет её жених, но сердцем почувствовала, что командировка обещает быть опасной.

– Ты сможешь мне писать оттуда?

– Нет.

– Тогда хотя бы почаще думай обо мне. Я знаю – Бог прислушивается к моим молитвам: когда я очень сильно чего-то желаю и прошу его об этом, он обязательно исполняет мою просьбу. Пока между нами будет существовать мысленная связь, с тобой не случиться ничего плохого.

– Торжественно клянусь, что буду думать о тебе всё свободное от исполнения служебных обязанностей время! – шутливо-торжественно пообещал Нефёдов.

– Чудесно! – улыбнулась Ольга. – А я позабочусь, чтобы у тебя за спиной всегда порхали ангелы-хранители.

– Ну тогда мне вообще нечего опасаться! В дополнение к бронеспинке, установленной на моём новом истребители, они отлично защитят мне от атак сзади! А вообще ты зря переживаешь! Говорю же тебе: там где я буду служить – сейчас почти что курорт.

Неожиданно Борис услышал за спиной чей-то хриплый голос, совсем не похожий на ангельское пение:

– Красиво живёшь, братэлло!

Молодой человек оглянулся и обнаружил возле своих ног человеческий обрубок на самодельной деревянной тележке. Он не сразу узнал в опустившемся грязном инвалиде с опухшим щетинистым лицом некогда молодцеватого вора по прозвищу «Матрос», который едва не устроил ему билет в колонию для малолетних преступников.

– А я смотрю ты, это или не ты! – ощерился беззубым ртом уголовник. – Кучеряво живёшь: красотка-кралечка, корочки8686
  туфли на уголовном жаргоне


[Закрыть] лаковые, костюмчик что надо. А мне после побега отмороженные копыта под самые яйца отрезали. Несправедливо, верно?

Глаза вора налились ненавистью.

– Ты ведь помниться у меня в шестёрках ходил. Выходит не по масти хапнул… Должок за тобой. Гони триста рублей!

– Послушай ты, обмылок поганый! – вступил в разговор подошёдший Близняк, – не нравишься ты мне. Катись-ка ты отсюда на своей тачанке, пока тебе оставшиеся конечности не выдернули!

– А ты, циклоп контуженный, не сверкай на меня последним целым иллюминатором, а то и его лишиться недолго! – огрызнулся Матрос.

Степанычу едва удалось удержать бросившегося на уголовника отставного кавалериста.

– Это верно: должок за мной есть, – Борис присел на корточки перед вором, так что их лица теперь находились на одном уровне. По щекам Нефёдова ходили желваки, а слова его падали ударами хлыста:

– Я помню, как ты, сука, по ушам мне малолетке ездил про наше с тобой корефанство, а потом драпанул, как последняя б…! Ты говоришь, копыта тебе по самые яйца отрезали… Действительно, несправедливо… Такой мрази надо подчистую «хозяйство» отстрелить.

Борис потянулся к кобуре. Рот Матроса поехал вбок в гримасе ужаса. Выпучив глаза, он отпрянул от страшного знакомого. Пока повисшие на руке Нефёдова Степаныч, Близняк и Ольга старались помешать ему извлечь пистолет, вор с поразительной скоростью катился вдоль состава, словно спортсмен-гребец часто отталкиваясь от асфальта деревянными колодками-«вёслами».