Текст книги "В нагорья и джунгли Новой Гвинеи"

Напоследок скажу интересное свойство города Ванимо: тут нет общественного питания! Ни столовых, ни кафе, ни ресторанов, ни уличного фаст-фуда, ни индонезийского «Warung Makan», «Soto Makassar» и прочего – нет! Папуасы не едят. До захода солнца. И только вечером едят в своих хижинах. Что же делать приезжему папуасу? Проверил я пару гостиниц. Да, там есть какая-то еда, $10 за блюдо (25 кина), единственный сорт еды только – рис с какой-то свинской требухой, да эти блюда такие, совсем невкусные с виду, и может быть и не сегодняшние блюда. Нет, спасибо!

Купил два манго и съел не очень мытыми, но это ж тоже не дело. Наконец оказалось, что во дворе одного из супермаркетов имеется единственный (во всём Сандауне?!) фастфуд! Это забегаловка – даже столиков нет, и все папуасы в панике туда прутся в очередь, и без очереди, а дают там рис с какими-то овощами и курятиной, завёрнуто в пенопластовую коробку, и банка кока-колы или фанты вдогонку. Вот и весь фастфуд на весь облцентр. Так как хотелось есть, и хотелось проверить фастфуд, – всё ж протолкался и купил комплект – он стоил чуть меньше 10 кин – и съел сидя тут же на приступочке, столиков не было ни одного. Все папуасы также, кто на приступочке, кто на обочине, кто просто на бетонном дворе супермаркета, тоже с наслаждением потребляли сей фастфуд, потому как приехали (как и я) из деревень.

А больше никто в целом городе не продавал на улице не жареного, ни варёного, ни чая, ни кофе. Только зелёный жевательный бетель-нат, зелёные манго в одном месте и зелёные бананы для жарки. И местную курительную траву, вперемежку с индонезийскими сигаретами. В общем, Ванино – не для гурманов, нет! Разве что консервы радуют, но они в каждом городке и посёлке тут есть.

ПНГ-06. Автостопом из Ванимо на восток

Самые лучшие карты Папуа-Новой Гвинеи не показывают пока что важнейшей для нас дороги Ванимо – Айтапе – Вевак, потому что она сокрыта. Это ведомственная дорога, принадлежащая ООО «Ванимолес». Совсем недавно, несколько лет назад, участки леспромхозных дорожек «Ванимолеса» соединили в одну длинную колбасу. Мосты на многих реках ещё не сооружены, и дорога ещё не введена в постоянную эксплуатацию. Так, лесовозная грунтовка.

Но дорога эта существует. Размываемая дождями, разбиваемая колёсами лесовозов, она есть. Но проходит она не вдоль побережья, где было бы более интересно ехать по прибрежным деревням, – а идёт она в 7—10-15 километрах от моря, чтобы удобней возить по ней лес – свозить с обоих сторон, и с севера, и с юга, и потом вывозить в Ванимо, где грузить на пароходы и продавать во все стороны света, в первую очередь – в Малайзию.

Немногие страны мира экспортируют дрова. Среди них – Камерун, Россия и Папуа-Новая Гвинея. Остальные страны почему-то не продают поленья. Вот Индонезия, казалось бы, почему бы ей не спилить весь лес в их части Новой Гвинеи и не продать? Нет же, не продают, или я просто не видел, но если бы были такие лесопорубки, как в России или ПНГ – было бы видно, ехали б лесовозы, стояли б пароходы, грузились лесом. Почему Россия до сих пор продаёт дрова, науке и мне неизвестно.

Итак. Я долго выходил из города Ванимо – оказалось, что выезд находится там же, где и въезд, то есть в районе Аэропортика – и наконец выбрался. После первой же машины, провезшей меня 5 км, папуасы принялись помогать мне голосовать. Сперва я отошёл от них (от группы папуасов, продающих топливо из канистр). Но вскоре один из них побежал в мою сторону бегом и принёс сладких бананов, пытался мне помочь стопить машины. Затем и другой прибежал с бутылкой воды. Наконец все перестали продавать топливо и перебрались ко мне. Я еле ускользнул на машине. Дальше опять происходило подобное – папуасы боялись, что я один не уеду, и пытались стопить мне машины групповым образом, что не улучшало, а усложняло дело.

Некоторые машины подвозили меня на несколько километров и исчезали в лесу. Все они нормально относились к автостопу, и только один водитель на моё «спасибо» отвечал – «давай деньги!» Оказалось, это платный извозчик, но пять кин тут же решили вопрос. Почти все водители говорили по-английски, и среди пассажиров попадались англоговорящие тоже.

Наконец, вечером, я оказался неведомо где, и чуть было не пошёл на ночлег (тётка уже повела было меня в сторону своего дома, чтоб вписать) – как оказалась ещё одна машина. Она ехала неведомо куда и взяла меня. Так мы доехали до пункта дорожников, которые стояли в лесу и следили за грунтовкой.

На этом посту я и остался. Там были признаки цивилизации. Десяток деревянных домиков из досок содержали дорожных рабочих, которые переселились сюда из своих природных деревень, мечтая о заработке. Они жили тут с жёнами и мелкими детьми, кто уж три года, кто пять лет. У кого дети возрастали, – их отвозили в школу в ближайший посёлок. Так дорожники и жили: готовили на огне лапшу и кофе, жевали бетель, иногда смотрели телевизор – электричество казёное было всегда (тарахтел генератор). Если ж какие-то были проблемы на дороге, так дорожники ехали и чинили, но старались не сильно утруждаться – ведь мокрое само высыхает, а сухое само намокает, если ему не мешать.

В России дорожные работы выполняют юго-восточные друзья – таджики и киргизы. В Средней Азии дороги строят ещё более юго-восточные друзья – китайцы. У Папуа-Новой Гвинеи нет никаких юго-восточных соседей, поэтому строить и чинить дороги приходится только папуановогвинейскими отечественными руками. Здесь это почётная высокооплачиваемая работа – люди переселялись сюда из самых удалённых мест, даже с других островов. Да и хорошо, электричество, зарплата, и коллектив весёлый. Очень в почёте тут два человека – Иисус Христос и Боб Марли. В домиках висят потреты обоих. Боб Марли украшает жилища, а также организмы самих папуасов – старые майки с этим гражданином носит тут каждый четвёртый.

Некоторые люди из местных попутчиков тоже оказались со мной на пункте Дорожной службы, они ждали грузовик, который должен был пойти из Ванимо в восточную сторону, в одну из деревень, но этот грузовик так и не пришёл – говорят, потому что прошёл дождь, дорогу развезло и он не смог проехать – так местные тоже застряли.

Итак. Меня забрали на ночлег в один из деревянных домиков, там мы и поужинали – мой майонез и печенье, их лапша и дрова. Я поставил палатку в одной из комнат, чуть не всю комнатку загромоздив. Ночью опять начался дождь. Мне рекомендовали встать в пять утра, чтобы не пропустить поток машин на восток.

* * *

В пять утра во вторник я проснулся, собрался, было ещё темно, и вылез на улицу под соломенный навес. Дождь продолжался, машины не начинались.

Три часа прошло, прежде чем солнце поднялось, дождь прекратился, солнце вылезло, водители пробудились и первая же машина меня подобрала. Доехали мы до неведомого села, где я вылез, а машина исчезла. Из села вышли папуасы и стали помогать мне, а также рассказывать о папуасской жизни. Один, англоговорящий, поведал мне:

– Ты не бойся, мы тут все хорошие люди, папуасы. Вот в старые времена, приехал бы ты к нам, а кто-нибудь подумал бы: каков он, белый человек? Съедобен ли? И убили бы тебя и съели. Но теперь таких неприятностей не бывает. Мы узнали, что белые люди хорошие. Они принесли нам Библию, веру в Бога, свет истины! Теперь мы знаем, что съедать людей не следует, и кроме того: от белого человека – одна польза. Вот дороги появились, благодаря иностранцам, и машины тоже могут нас в пару часов доставить в город. И ещё мы можем выращивать овощные культуры и зарабатывать монету. Вот так, так что мы очень довольны контактам с иностранцами, и потом откроем у себя в деревне гостевой дом, для них специально – чтоб приезжали к нам иностранцы, большая польза от них!

(Счастливый увидеть белого человека, – папуас пошёл и принёс мне воды, по моей просьбе. Я с удовольствием угостился. На дне сосуда, правда, оказались какие-то дрыгающиеся червячки. Червячков я выплеснул. С того момента я стал применять водообеззараживающие таблетки.)

…А через некоторое время другой папуас иначе говорил мне:

– Что до белых людей, чему-то они нас неправильно научили. Вот посмотри. В городах же живут самые образованные люди, а в деревнях – необразованные. Так? И вот, почему-то у нас именно в городах случаются убийства, разбойники, наркотики, пьянство, криминал, люди дерутся, отнимают у других имущество. А ведь это горожане, самые образованные люди, они и по-английски разговаривают все, как мы сейчас с тобой. А вот в деревнях нет такого. Там люди простые, от земли, никак белого человека не видели, образования не получали, книг не читали, но они ж добрые, и не украдут никогда, и не обидят никого. Так что чему-то неправильному научили нас белые люди!

Слышал я и такие рассуждения.

– Вот, скоро уж сорок лет независимости! Сорок лет! И что же мы видим? Дороги плохие, хуже некуда! Электричества нет, связи нет, ничего нет. Все сидим, как в старые времена! Нет настоящего вождя, чтоб повёл народ! Нету разумных политиков! И люди ленивые! Так что сорок лет независимости – без толку!

– А что ж вы сами не продаёте хотя бы фрукт, овощ? – спрашивал я. – Почему в Ванимо – столице провинции – на базаре банан купить невозможно? Почему нет пунктов-столовых, хотя б для водителей, нет точек продажи еды? Почему единственный товар – бетель? Вам не политики нужны, а с самих начинать надо – хоть бы фрукты вырастили и продавали вдоль дороги! И столовую бы открыли для дальнобойщиков и их пассажиров.

– Э, вот такой у нас ленивый народ! Это всё от лени!

…Отделившись от очередных помошников, я ушёл в лес, дорога виляла право-лево-верх-низ, и конца не было, и машин тоже, три с половиной часа. Постоял у речки, пошёл дальше. Встречные были, попутных ни одной. Я уж спёкся, жара под сорок, экваториальное солнце печёт в макушку, тени никакой, деревень нету. Встал в одном месте, на походную палку нацепил большой белый мешок из-под всего, разрезанный мной вдоль (ещё в Индонезии я таким мешком обзавёлся), сел на рюкзак – превратился в огромный белый куль. Сижу. Машин жду. Уж не уверен, что лучше, ливень или жара.

Наконец подъехали лесовозы! Три машины ехали за лесом – меня взяли! Поехали неведомо куда. Указателей нет, разметки и столбиков тоже нет. То и дело развилки, которая дорога главная – не всегда ясно. Все накатанные: какая на лесовырубки, какая в деревню на побережье. Высадили в каком-то месте, потом взяли другие и наконец прибыли в лес, тут и кончились машины окончательно.

Так бы и жил я в лесу, но с просеки появился человек – то был редкий случай, когда хэлпер оказался полезным. Он подошёл ко мне.

– Едешь в Айтапе? – спросил он меня, на упрощённом английском (пинджине).

– Да.

– Иди прямо. Там близко деревня. Называется Сумо. За деревней река. Моста нет. Остановишься в деревне, местные скажут, как перейти реку. После реки есть дорога на Айтапе. Там близко, три часа останется пешком.

Я поблагодарил и пошёл искать деревню. И точно! Скоро она нашлась. Небольшая деревушка. И широкая многополосная река, хотя на карте – крошечный ручеёк, преграждала путь! Местные жители, собравшись в беседке на берегу потока, обсуждали что-то, наверное прошлое и будущее Папуасии. И тут – я.

Оказалось, что именно в этом месте река распадается на три-четыре основных русла, которые можно перейти. Крайние русла можно перейти вброд, а среднее – лучше не переходить, так как прошёл сегодня дождь и река увеличилась. Но тут есть лодочник, он перевезёт.

Нужно было только раздеться, перейти первое русло (местный папуас помог найти брод и проводил меня) и загрузить лодочника рюкзаком, а потом и собою. Лодочник, довольный – хозяин реки! – с лодкой-долблёнкой, покрашенной снаружи в синий цвет (тоже понт – бедные краской не красятся), – в каких-то феньках, повёз меня на другой берег, борясь с увеличенным течением реки. Бурлящим потоком, смешанным с землёй гор, папуановогвинейская водица шумно обтекала лодку, а я вспоминал известную многим женщину Ю. (Юлию Вершинину), которая, плавая на Таймыре на лодке, лишилась и вещей, и лодки, и паспорта.

Добрались до другого берега, а на первом берегу папуасы шумно приветствовали нас – они внимательно следили за нашей переправой, как обычно – из вежливости, на всякий случай, вдруг мы перевернёмся.

– Лодочник, ты хочешь денег? И сколько именно? – спросил я.

– Двадцать кин, – загадал на счастье лодочник.

– Да ты что! Какие двадцать кин! Давай хорошую цену! – возмутился я.

– Окей, окей, всего пять кин, – отвечал лодочник, и тут же получил искомое. Где-то я читал, что товары и услуги в ПНГ иногда имеют две цены, но не более, и именно вторая цена является окончательной.

Лодочник, верный традициям папуасской вежливости, ещё пятнадцать минут провожал меня среди хитросплетений протоков реки (они уже все проходились вброд, по колено) до того места, где наконец видна была прямая дорога до Айтапе. Убедившись в том, что я благополучно оделся, обулся и нашёл верную дорогу, – лодочник отправился в свою деревню, очень-очень довольный, да ещё и сфотографированный мной – ни дать ни взять, хозяин реки.

А деньги у них – все непромокаемые. Все на пластике. 2, 5, 10, 20, 50 и 100 кин, все напечатаны на пластике, и даже в тропический ливень, или после падения в реку, можно не волноваться об их сохранности. А 1 кина – монета с дыркой: можно носить на шее, на верёвочке.

ПНГ-07. В гостях у лесорубов

Как я уже отмечал, есть несколько стран – Камерун, Конго, Россия и Папуа-Новая Гвинея, промышленно экспортирующие за границу круглый необработанный лес. Как это делается в России, многие представляют. Так, что уже толстых деревьев почти и не найти на северах. А на юге всё спилили ещё при царях. Итак, ознакомляемся с лесной промышенностью Папуасии.

Папуасы не сами придумали валить и продавать лес. Народ это, как я уже писал, не коммерческий. Ни индонезийские, ни независимые папуасы не придумали большого бизнеса. На земле разложить Бетель и Батат – это можно, ну и в редких случаях, Булочки и Бананы (всё на «Б»). А вот дровяным бизнесом тут занимаются малайцы.

Малайзия, озабоченная превращением самой себя в Главную Индустриальную Державу Региона, нуждается в разном сырье. И хотя лес есть и у них самих, на Калимантане, – интересней и дешевле рубить папуасский лес. Уже много лет, как ООО «Ванимолес», управляемое предприимчивыми малайцами (китайского происхождения), ведёт лесорубство в западной провинции ПНГ.

Каждое бревно – а это очень большие брёвна, не поднять даже с одного конца – пилится, маркируется цветной специальной акцизной маркой размером с кулак, краской пишется номер бревна на торце и вбиваются какие-то железные скобы, чтоб дерево не трескалось. Срубленные стволы грузят на машины, везут в порты (Ванимо, Айтапе и другие) и везут за границу, в Малайзию на переработку в первую очередь.

Пилят всё сплошь, оставляя на месте леса огромные километровые проплёшины, похожие на болота. Вода скапливается в ямках и рытвинах, и природа заболачивается. Лет через тыщу будет опять лес, а может и не будет. Некондиционные деревья, не подходящие сортом или толщиной, бросают или жгут.

Вся дорога Ванимо – Айтапе – создана лесовиками. Мосты деревянные из брёвен и стволов-гигантов, подзасыпанных землёй. К востоку от безмостовой реки – везут лес в Айтапе. К западу – в Ванимо. Есть и ещё одно ООО, конкурирующее – они орудуют дальше от моря, вглубь острова, и они имеют свой мост через реку, в горных её верховьях.

Уже было дело к вечеру, как водитель очередного пикапчика (а все они тут – кузовные «тойоты-хайлюксины» (Toyota-Hilux), как в Судане) привёз меня в Базовый Лагерь Лесорубов, находящийся в 2 км от главной дороги.

«Base Camp» был значительным индустриальным объектом. В десятках деревянных домиков жили сотни человек – лесорубы с жёнами и детьми. Они приехали сюда на работу, как и дорожники, с самых разных островов ПНГ, и разных провинций, и остались жить на годы, кто-то и на десять лет. В отдельных вагончиках-домиках жил малайский персонал – начальники, «Белые». Начальники имели в вагончиках кондиционер. Малайцы тоже понаехали сюда из разных городов Малайзии, в основном с провиинций Калимантана – Мири, Сандакан… Общественные туалеты были отдельными – отдельно мужской («LOCAL MAN»), отдельно женский, и отдельно третий – «EXPAT», для малайцев. Все виды туалетов внутри не отличались.

Весь лагерь был освещён электричеством, от которого я уже и отвык за последние дни. На работу сюда приезжали также сотни людей из разных окрестных деревень – всех их привозили на машинах, а потом развозили обратно (на этих пикапчиках, по двадцать человек в машине). И также отсюда всех развозили на лесозаготовки, кому куда назначат. Пьянством лесорубы не увлекались – я видел много пустых банок от кока-колы и не видел пивных. Может быть – малайцы-хозяева запрещают?

Меня приютил у себя один из работников, с библейским именем Джойль (= Иоиль). Остальные тоже носили освящённые временем имена – Джеймс, Джон (= Иоанн), Лука и прочие. Лесопил Джойль был прикольным большим мужиком, лет тридцати, с портретом Боба Марли на брюхе (на футболке), и был у него свой сад-огород рядом с домом (бананы, папайя и овощи), и своя купальня на реке (сад боком отходил к реке, и за десять лет Джойль обустроился конкретно). Кроме того, у него была жена и двое детей дошкольного возраста. Когда дети становятся школьниками, их начинают возить в школу в посёлок неподалёку. На кухне была у них электрическая плитка (не так, как у вчерашних дорожников – те на дровах всё пекли, а тут видимо генератор более мощный), в комнате – иконы, Библии на английском, опять же Боб Марли. Как бывает, поинтересовались моей религиозной принадлежностью; я не стал скрывать.

Рядом обитал, в спец. домиках, малайский персонал. Малайцы с видом важным ходили по лагерю и разъезжали на машинах. Тут и самый главный попался, пожилой уже малаец-китаец, лет за шестьдесят, сухенький, умный, за рулём. Я быстро внедрился в доверие – оказалось, что я посещал его собственный родной городок на Борнео. Бизнесмен не жил постоянно в этом Базовом лагере, а перелетал с одного места в другое, руководил всеми корпоративными делами.

– Слушайте, а ведь тут, смотрю, у вас болото намечается! Уничтожаете лес, возникают потом болота, не очень это хорошо!

– Болото – это временное явление, – объяснил мне бизнесмен. – У нас тут супер-пупер-проект – разведение масличной пальмы. Видел у нас на Борнео сколько масличной пальмы? Кстати, ваша Россия – один из главных покупателей нашего пальмового масла! А тут мы насаждаем плантации масличной пальмы на месте лесовырубок. Это началось недавно – мы ещё не всё успели засадить, но первые плантации тут уже в прошлом году выдали урожай. Так что через несколько лет тут везде будут пальмы, и никакого болота не будет.

Действительно, было видно, что уже начинающееся болото начали осушать – прорыли какие-то дренажные канавы. Ну что ж, будем надеяться, что будет какая-то ещё польза от этих лесовырубок.

Вечером, искупавшись с мылом и постиравшись, осмотрев сад и попробовав его плодов, я перешёл в мир сна. Ночью опять пошёл дождь, и шёл до самого утра, превращая дороги в труднопереносимую грязевую смесь.

* * *

Утром в среду, 23-го числа марта, когда я уже собрал свою антикомариную палатку, к нам в гости пожаловал секьюрити-мэн в подобии униформы.

– Как соберёшься, пошли, тебя хочет видеть шеф полиции, – сообщил он.

Делать нечего, пойду. Допил чай, попрошался с Джойлем и его семейством (Джойль тоже собрался – на работу), я пошёл с рюкзаком к шефу полиции. Этот шеф, почему он вчера не прикопался, когда я бродил по всему посёлку? Наверное потому, что сам он живёт не в посёлке, а в деревне, и только утром прибыл сюда, чтоб проверить меня.

Этот полицейский был самым неудачным образом полицейского, из всех, что мне встречались. Неопределённого возраста, в облезлой майке с написью «I love NYC». В штанах, наверное прошедших бугенвильскую войну, была дырка размером с кулак, в самом что ни на есть причинном месте. Ботинки он одевал, наверное, лишь по праздникам, а в двух руках держал плоды жевательного бетеля и зелёные древесные «сосиски», которые вместе с бетелем положено жевать. Ещё он пытался одновременно держать в руках банку с белым порошком (известью или каким-то иным веществом, которым зажёвывают бетель). Ещё он достал ручку и листы бумаги, чтобы записать «протокол на меня».

Как всегда, милиционеру нужен был паспорт и объяснение, что я тут делаю на его территории. Я объяснил. Он пытался неловко: удержать в зубах бетельный плод, в руках – банку с порошком и одновременно искал кривыми пальцами в моём паспорте визу ПНГ (я помог найти). Позадавав ещё несколько вопросов, убедившись, что я сейчас уже покидаю «объект», он протокол писать не стал, а может быть и не надумал, чего и как писать. Так я и оставил шефа полиции, жующего бетель, в домике среди лесоразработок. К сожалению, фотографироваться он не захотел. Жаль, а то бы я поместил тут его портрет.

И пошёл я оттуда. Сперва одна машина вывезла меня на большую дорогу, а следом малаец решил сделать доброе дело – отвезти меня хоть куда-нибудь. А скоро и догнала нас перегруженная легковушка, шедшая из самого Ванимо. Туда меня и пересадили.

– Предупреждаем: это PMV, – сообщили мне водитель и пассажиры. «PMV» – «Public Motor Vechile» – этим сокращением обозначается весь платный наземный рейсовый транспорт в ПНГ, в виде автобусов, грузовиков, легковушек, маршруток или лодок. Но я и на PMV был согласен – ничего страшного. С ними, кстати, тоже можно поторговаться, и сбросить в цене несколько кин, если этот вопрос для вас важен.

Легковушка с кузовом, полным индонезийских товаров, крекеров и печенья, – стартовала с Ванимо ещё вчера. Но догнать меня-пешехода она так за вчерашний день и не смогла. Машина заночевала на реке, через которую я переплыл на лодке, а наутро (когда уровень воды упал) проскочила реку вброд. Пострадали только некоторые коробки с печеньем, потому что вода залила кузов. Всё ж не мелкая река.

Итак, мы потряслись по дороге на восток. По пути было ещё несколько речек вброд, тут уже не более чем по колено. На одной из рек инвалид-колясочник умывался, выбравшись из своей коляски на галечный берег. Рядом стояла канистра с водой. Мы помахали ему, и он с улыбкой помахал нам вслед.

До деревни было метров пятьсот. Интересно, что в ПНГ есть инвалиды-колясочники. Предыдущий раз я в приграничном Вутунге встретил тётку в церкви, тоже на коляске. Коляски простые, но не самодельные, – наверное какая-то благотворительная организация их поставляет.

Инвалид самостоятельно проехал на речку помыться за полкилометра от деревни, причём по очень грязной дороге (следы коляски были видны) и так же будет возвращаться обратно, и никто не послал вместе с ним каких-нибудь подростков «последить за дядей», как поглядывают за мной.

Инвалид выглядел вполне довольным жизнью, в отличие от тех его коллег, что стоят вдоль дорог (в некоторых странах третьего мира) со своими протезами и колясками, надеясь на подаяние от редко проезжающего транспорта.

Так, мы проехали ещё несколько посёлков, ссадили нескольких пассажиров и наконец машина прибыла в очередной населённый пункт – Айтапе, крупный райцентр провинции Сандаун – но меньший по размеру, чем Ванимо. Полпути между Ванимо и Веваком было пройдено по дороге (около 140 км), но мне потребовалось на это больше чем полтора суток. Водитель ехал далее в Вевак, но планировал делать это завтра, после отдыха, просушки и текущего ремонта.