Текст книги "Бизнес-ланч у Минотавра"

Грузно опустившись за стол, он сложил большие руки в замок и, посмотрев на Леру, сказал:

– Мне очень жаль…

То, что он говорил, скользило мимо сознания Леры. Он что-то старательно и терпеливо объяснял. Что-то рассказывал. О чем-то сожалел.

Бабушка умерла.

Ее больше не было в живых.

Наконец, он достал что-то из ящика стола, положил это перед Лерой и придвинул ей дорогую ручку с золотым пером.

– Тогда подпишите.

Лера уставилась на документы, лежавшие перед ней, не в состоянии прочесть ни слова. Отдельные буквы она различала, они даже складывались в слова, но вот смысл до нее не доходил.

Заведующий вложил ей ручку в кулак и сказал:

– Я же вам все объяснил. Нашей вины нет.

Лера быстро подписала.

А потом ее проводили к бабушке.

* * *

Лера не помнила, сколько времени она провела в палате, где на кровати лежала та самая бабушка, которую она очень любила, с которой они часто спорили, которая пекла такие замечательные оладушки и которая была полна жизни и энергии.

Неужели эта вытянувшаяся, на себя не похожая, с абсолютно седыми волосами ссохшаяся старушка и была ее моложавая энергичная бабушка?

Поцеловав бабушку в холодный лоб, Лера наконец вышла из палаты. До нее донесся разговор двух врачей, пожилого и молодого, стоявших к ней спиной и ее не видевших.

– Ну, говорят, что одна из наших дур-медсестер первое, что подсунула мамаше маньяка, когда ее из комы вывели, газету с интервью с ее внучкой. А там такое!

Да, а там такое!

– Ну, у мамаши маньяка, конечно же, давление и скакануло. И все, выноси готовенькую…

Съехав по стенке на пол, Лера закрыла лицо руками. Ну почему это происходит с ней, почему!

Ведь в понедельник все было так хорошо! А сегодня какой день недели? Среда, четверг, пятница? Она потеряла счет времени.

– Преступная халатность, коллега!

– Ну, как сказать! Сестра, которая подсунула газету, близкая родственница одной из жертв. Понятно, что к мамаше маньяка она особо теплых чувств не испытывала. Наверное, на ее месте так бы поступил каждый.

Наверное, да.

– А наш, говорят, девчонку, ну, дочку маньяка, охмурил, как он это умеет, по полной программе обработал, и она ему подписала бумагу, что никаких претензий не имеет. Ну, хитрюга!

Лера поднялась, развернулась и направилась в кабинет заведующего.

Распахнув дверь, она застала того с молодой особой в белом халате на коленях. Та, ойкнув, выпорхнула, а Лера, подойдя к изумленному медику, дала ему пощечину.

– Какой же вы мерзавец!

И вышла прочь.

Что делать, она не знала. Все, кто ей был дорог – отец, бабушка, даже Лариска, – все были мертвы.

Осталась она одна.

А кто сказал, что и она должна жить?

Вот именно, никто. А что, если…

В дверях больницы она налетела на Кирилла.

* * *

Лера позволила увести себя, усадить в автомобиль и увезти куда-то во тьму.

Кирилл что-то говорил ласковым голосом, и наконец Лера постепенно пришла в себя.

Только от этого сделалось еще хуже.

– Почему ты не брал трубку? – спросила она, и молодой человек ответил:

– По работе пришлось в СИЗО ехать, телефон отключил и сдал, извини. Но я тебе звонил, а ты не подходила. А потом мне сообщили, что с твоей бабушкой произошло…

Бабушка умерла.

Как умер отец. И Лариска.

Думать об этом не хотелось, поэтому Лера приказала себе сконцентрироваться на чем-то ином.

Лишь бы не на этом ужасе.

– Ты видел интервью? Я не понимаю, как это могло выйти…

Кирилл воскликнул:

– Я тоже не понимаю! Катя же профессионал своего дела!

Лера, посмотрев на Кирилла, добавила:

– Она сказала, что мне тебя надо спросить…

Кирилл обнял ее и, прижав к себе, гладя по голове, произнес:

– Ну, я с этим как можно быстрее разберусь! И отца подключу, если понадобится. Ведь если Катя оказалась такой тварью, то я все исправлю. Обещаю тебе! Ты ведь мне веришь?

И он поцеловал ее.

Конечно, она ему верила.

Разве у нее был выбор?

А затем он отвез ее на квартиру и, поцеловав, сказал:

– Я все устрою!

Зазвонил его мобильный, и Лера поняла, что Кириллу пора.

* * *

Он взял все на себя. Организацию похорон бабушки. Хлопоты, связанные с выдачей тела отца. И организацию и его похорон. Когда Лера попыталась завести речь о финансовой стороне дела, Кирилл отмахнулся:

– Об этом и не думай.

Она и не думала. А думала совершенно о другом. Вариант со съемной квартирой, где обещал ее разместить Кирилл, в последний момент сорвался, на дачу к нему ехать было нельзя, потому что там поселились какие-то свалившиеся на голову родственники.

Пришлось вернуться на квартиру.

* * *

Когда Лера уже в темноте подошла к подъезду (Кирилл, извинившись, что ему надо срочно по работе мчаться обратно, высадил ее не около дома, а в соседнем квартале), в лицо ей ударил ослепительный свет фар.

А потом что-то громыхающее ринулось прямо на нее.

Лера в самый последний момент отскочила в сторону, и автомобиль, который только что едва не наехал на нее, остановился в нескольких метрах, дверь его распахнулась, и из салона, откуда доносились оглушительные завывания шансона, послышался голос соседа из второго подъезда:

– Дочка маньяка, смотри у меня! В следующий раз перееду – мне еще орден за «Заслуги перед Отечеством» дадут!

И, дав газу, рванул прочь.

Чувствуя, что ее сердце колотится как сумасшедшее, Лера подумала о том, что, в сущности, сосед зря сделал, что не сбил ее.

Хотя наверняка сбивать не намеревался, а желал только припугнуть.

Возможно, так было бы лучше для всех.

В том числе и для нее самой.

Когда она поднималась по лестнице, сверху спускался соседский сын, прыщавый подросток лет шестнадцати, со злобной маленькой собаченцией. Заметив Леру, он отпустил поводок, и собаченция, яростно набрасываясь на Леру, принялась ее облаивать. А соседский сынок только стоял и ухмылялся.

На двери квартиры Лера обнаружила прибитую кем-то картонку с надписью: «Тут живет маньяк».

* * *

Лера забаррикадировалась в квартире, где ее раз в день навещал Кирилл. Выходить на улицу она рискнула только ночью, потому что, когда сделала это днем, то соседи, завидев ее, громко заворчали:

– Нет, что творится, криминал у нас по улицам разгуливает!

А потом еще один из соседей, причем наверняка специально, сделал так, как будто хочет наехать на нее автомобилем, а другой спустил с поводка злобного пса, на этот раз какую-то бойцовой породы, который едва не искусал Леру.

И ведь это все люди, с которыми она годами жила бок о бок, здоровалась, к которым ходила в гости.

И когда однажды вышла из квартиры, то увидела, что на двери красным написано: «Убийцы».

Как будто…

Как будто убийцей был не только ее отец, по крайней мере в глазах всего города, но и она сама.

И даже бабушка.

Похороны и отца, и бабушки были назначены на воскресенье – в тот самый день, когда в школе должен был быть выпускной.

Выпускной, к которому готовилась и она сама, и Лариска.

Лариска, которую всем городом хоронили тоже в воскресенье.

Но не на Старом, вообще-то почти заброшенном кладбище, которое было разделено дорогой от так называемого Нового, того самого, где должна была лежать Лариска.

* * *

Кирилл забрал ее рано утром, сообщив:

– Извини, по-другому не вышло. Были трудности с тем, чтобы получить место на кладбище, но через отца я их решил…

Лера не стала задавать вопрос, какие именно трудности.

Вряд ли кто-то хотел, чтобы на городском кладбище покоился маньяк.

Пусть и на Старом, заброшенном.

– Но в итоге все утряслось. Так даже лучше. Ты ведь не против?

Лера не была против.

– Церемония будет скромная, ты уж не обессудь. Ты ведь согласна?

Лера была согласна.

Разве у нее имелась возможность быть не согласной?

* * *

Когда где-то в чащобе Старого кладбища выросли два могильных холмика, на которых покоились несколько увядших красных гвоздик, Кирилл пояснил:

– Ну, от табличек лучше отказаться, ты сама понимаешь. Ведь идиоты всегда найдутся…

Он был прав: мир был полон идиотов. И все они не сомневались в том, что ее отец – серийный убийца.

А она сама разве не верила в это?

– Наверное, для него даже и к лучшему, – сказал молодой человек. – Ну, то есть, ты меня понимаешь…

Она понимала. Как понимала и то, что, в сущности, Кирилл прав.

И для бабушки, наверное, это тоже был лучший выход.

А вот для нее самой?

– Время пройдет, страсти улягутся, ты сможешь поставить и памятники. Я тебе в финансовом плане, конечно же, помогу…

Посмотрев на Кирилла, Лера прошептала:

– Спасибо тебе. Спасибо за все, что ты сделал для меня. Я так тебя…

Она расплакалась.

Да, она потеряла всех, кого только могла. В эту самую страшную неделю своей жизни.

Но зато и приобрела того, кого любила. Того, кто был всегда с ней. Того, кто никогда ее не бросит.

Никогда!

Кирилл, прижав ее к себе, произнес:

– Ну да, мы же друзья!

Друзья?

Он же тем временем продолжал:

– Обещаю, что всегда сможешь рассчитывать на меня! Даже после моей свадьбы ничего не изменится…

После свадьбы?

Уверенная, что ослышалась, Лера уставилась на Кирилла, а тот, перебирая ее волосы, заметил:

– Ну, так получилось. У нее от меня будет ребенок, и я должен жениться. Сама понимаешь, что я не смогу бросить ее в таком положении. Я сам вот только недавно об этом узнал!

Недавно?

Он снова попытался привлечь ее к себе, но Лера отпрянула от Кирилла.

– Ты должна меня понять. И разреши дать тебе совет. Здесь, в городе, тебе делать нечего. Тебе лучше уехать. Вот, держи…

Он протянул ей пачку денег, кажется даже, долларов.

Лера смотрела на деньги, чувствуя, что ее начинает тошнить.

Что она думала там о том, что Кирилл ее никогда не бросит? Ну да, теперь уже никогда.

Потому что он уже ее бросил.

Только что.

Если вообще когда-то был с ней.

– Ну, ты бери, бери. Они тебе пригодятся. Лучше езжай в большой город. А большой город – это не наш областной центр, а Москва или Питер. Там тебя никто не знает, там ты никому не нужна.

Ну да, она никому не нужна.

Абсолютно не нужна.

– Ну, ты ведь не расстраиваешься, детка?

Детка не расстраивалась.

– Ты ведь понимаешь, детка?

Детка понимала.

Лера медленно кивнула, и Кирилл насильно всунул ей в руку пачку долларов.

– Будет нужно еще, ты только скажи. Извини, подвезти не смогу, потому что мне надо еще по всем этим свадебным делам заехать. Прощай, детка!

Послав ей очаровательную улыбку, Кирилл быстро зашагал прочь. Лера посмотрела ему вслед, чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы.

И почему она всех теряет?

* * *

– Вы это уронили! – услышала она мужской голос и, резко обернувшись, увидела пронырливого, смазливого молодого человека, который протягивал ей пачку долларов, упавшую на землю.

– Можете себе забрать, – сказала Лера, и тип, глаза которого расширились от изумления, быстро запихнул их себе в рюкзак.

– Ну, спасибо! Кстати, не могли бы вы сказать несколько слов по поводу того, каково быть дочкой маньяка?

Лера с застывшей улыбкой уставилась на этого субъекта, а тот продолжал вещать:

– Федор Крылов, специальный корреспондент столичной газеты «Бульвар-экспресс». Наверняка ведь слышали о такой? Флагман отечественной журналистики! Меня специально командировали в ваш медвежий угол, чтобы я разузнал и сообщил нашим читателям все подробности убийств, совершенных вашим отцом!

Лера все еще пялилась на нахала, который, неверно истолковав ее реакцию, раздухарился:

– Ну, вообще-то я даже вам гонорар гарантировать могу, в пределах разумного, само собой. Но раз вы даже сами деньгами разбрасываетесь, то сделаю вывод, что они вам не нужны. Ну, у меня не так много вопросов, мы с вами по ним быстро пройдемся. Итак, вопрос первый: помогали ли вы своему отцу в организации и совершении серийных убийств?

Лера со всего размаху толкнула субъекта, который, замахав руками, полетел куда-то вбок, в просевшую от времени старую могилу.

– Эй, вы что делаете? Так ведь и ногу сломать можно! И не только ногу, но и хребет…

Этот самый Федор Крылов, специальный корреспондент «Бульвар-экспресса», беспомощно барахтался на дне ямы, запутавшись в своем шарфе и лямках рюкзака.

– Дайте же мне руку!

Лера ответила:

– И не подумаю. Что вы еще ожидаете от дочки маньяка?

И двинулась прочь. Но потом, все же передумав, вернулась и помогла столичному журналисту выбраться.

– Ну, у вас и нрав! Ладно, давайте заключим сделку. Вы мне интервью, а я вам – деньги. Потому что, если даже ничего не скажете, все равно ведь напечатаем! А так хоть на этом заработаем…

– Хорошо, – согласилась Лера и протянула руку. – Давайте мой гонорар!

Федор Крылов, почесав кадык, с сомнением произнес:

– Ну, вообще-то так нельзя. Вечером – стулья, утром – деньги.

Лера добавила:

– И не только мой гонорар, но и то, что вы у меня стырили.

– Ничего не стырил! Вы сами мне подарили…

Лера отрезала:

– Желаете спорить? На заброшенном кладбище? С дочкой маньяка?

Вздохнув, репортер с выражением вселенской муки на лице вручил ей сначала одну пачку, толстую, в долларах (ту, что дал ей Кирилл), и другую, гораздо потоньше, в рублях (гонорар).

Забрав и то и другое, Лера произнесла:

– Благодарю вас.

Приободрившись, молодой человек затараторил:

– Ну, давайте поговорим, только не здесь, а в кафе. Только я сначала пару фотографий могилы вашего папаши-маньяка сделаю…

Лера вырвала у него фотоаппарат и, вытащив пленку, засветила ее.

– Что вы делаете? – заверещал Федор Крылов, а Лера ответила:

– То, что помешает вам распространять ложь. Хотя не тешу себя иллюзиями, не помешает. У вас же наверняка есть еще запасы.

Поднатужившись, она вцепилась в объектив фотоаппарата, в котором что-то хрустнуло.

– Вот теперь помешает.

И швырнула поломанный фотоаппарат в просевшую могилу, откуда только что помогла вылезти репортеру.

Развернувшись, девушка отправилась прочь с кладбища, на котором нашли последнее упокоение отец и бабушка.

Больше ей делать здесь было нечего.

Как и в ее родном городе.

– Вы что, знаете, сколько это стоит? И вообще, это имущество редакции, мне его под расписку выдали! Главный мне теперь голову оторвет!

Повернувшись, Лера совершенно спокойно заметила:

– Если не замолчите и не оставите меня в покое, то голову вам оторву я. Здесь и сейчас. Не забывайте, я ведь дочка маньяка!

Крики столичного репортера тотчас смолкли.

* * *

Спрятав обе пачки денег в сумочку, Лера двинулась к кустам, за которыми располагалась дорога.

И заметила, что по той нескончаемой вереницей течет людской поток, впереди которого ехала грузовая машина, на которой покоился обитый красным бархатом гроб.

Раздавалась заунывная бравурная траурная музыка, кто-то плакал.

Ну, так и есть, это была многолюдная похоронная процессия, провожавшая в последний путь Лариску, ее лучшую подругу, которую должны были похоронить на соседнем Новом кладбище.

Лариска, с которой она так и не простилась – и которую, по всеобщему убеждению, убил ее отец.

Как и трех других девушек тоже.

До Леры донеслись стенания уже далеко не самой трезвой женщины:

– Кровиночка моя, почто ты меня покинула? На кого ты нас с папкой оставила?

Это изливала свою проспиртованную душу мать Лариски, которая, как знала Лера, была к дочери равнодушна и в глаза заявляла той, что пора и честь знать и что надо удачно выскочить замуж и слезть с ее хребта.

Не исключено, что поэтому Лариска и положила глаз на ее отца.

А может, они в самом деле любили друг друга – кто знает?

Теперь никто не мог дать ответ на этот вопрос: и отец, и Лариска были мертвы, после смерти разделенные дорогой между Старым и Новым кладбищем.

Мужской голос пробасил:

– Дочку у нас забрали! Такая умница была, такая красавица…

Это был отчим Лариски, который ее люто ненавидел, нещадно бил и, кажется, даже пытался приставать.

Лариска не была ни умницей, ни красавицей, но она была ее лучшей подругой, причем подругой, которую она любила и которая стала жертвой убийства.

Убийства, совершенного, по мнению всего города, ее отцом.

Понимая, что выходить со Старого кладбища сейчас – смерти подобно, потому что, не исключено, некоторые особо рьяные, далеко не трезвые участники похоронной процессии ее действительно растопчут, ее, дочку маньяка, Лера затаилась за старыми надгробиями и прикрывавшими их высокими кустами, наблюдая за теми, кто шел по дороге и попадал в ее поле зрения.

Да, по мнению всего города, отец был убийцей – но вот Лариска, несмотря на тяжесть улик, знала, что это не так.

Знала – и все тут.

Но если не отец, то кто?

Вот и лысый солидный директор школы. Может, это он? Добродушный, теперь явно пьяноватый, трудовик. Кто знает, на что способен отец семейства, обуреваемый тайными страстями. Или, к примеру, географ, который, по слухам, мотал срок на зоне – за что, интересно, не за убийство ли?

Лера вздрогнула, когда увидела физиономию физрука Олега Родионовича, около которого шла, распевая какой-то религиозный гимн, его увядшая супруга. Даже на похороны он пришел в своем неизменном красном спортивном костюме. На его лице играла странная, непонятная ухмылка.

Может, это все-таки он маньяк и рано они его сбросили со счетов?

Вот и одноклассники, такие близкие, буквально рукой до них подать – и жившие в ином мире, в котором не было ни боли, ни трагедий, ни страданий. Некоторые из них, тоже навеселе, вели себя так, словно не на похоронах были, а на выпускном.

Ну да, выпускной им был важнее похорон Лариски.

Кто знает, быть может, это один из них?

Лера всматривалась в лица тех, кто шествовал мимо нее, скрытой кустами и старыми памятниками. Молодые и старые, толстые и тонкие, блондины, брюнеты, лысые.

Какое-то особое чувство подсказывало ей: тот, на чьей совести Лариска и другие жертвы, здесь.

Он не упустит возможности затесаться в похоронную процессию и сопровождать гроб своей жертвы.

Жертвы, у которой он забрал жизнь. Как и у трех прочих.

Всматриваясь в лица, Лера пыталась угадать, кто же из них он.

Убийца.

Ведь на его совести, кроме официальных жертв и жертв, не исключено, неофициальных, были и две другие.

Ее отец и бабушка. Он тоже их убил.

Когда людской поток иссяк, Лера, все надеявшаяся, что интуиция поможет ей вычислить убийцу в толпе, чего, конечно же, не произошло, пешком отправилась домой.

* * *

Когда она поднялась к себе на этаж, то увидела, что дверь квартиры снята с петель и валяется на полу в коридоре.

Кто-то оставил поверх нее солидную кучу собачьего дерьма.

Осторожно переступив через сей вонючий «презент», Лера убедилась в том, что вся квартира перевернута вверх дном. Кто-то славно потрудился, распоров все подушки и перины и выпотрошив из них перья, измазав стены всех комнат чем-то крайне вонючим и гадким, разбив всю хрустальную и фарфоровую посуду в серванте, вытащив из поваленного на бок и проломленного во многих местах платяного шкафа одежду мамы и изорвав ее в клочья.

Все комнаты в квартире, не исключая ванную и кухню, представляли собой поле битвы. В ванной дверца новой импортной стиральной машины, купленной на пенсию бабушки в качестве последнего новогоднего подарка, была оторвана, белая кафельная плитка, уложенная руками отца, залита разводами зеленки, йода и марганцовки, все тюбики были выдавлены, все бутылочки опустошены, все лекарства брошены в ванну, заполненную мерзкой коричневой жижей, в которой плавала дохлая, разлагавшаяся, покрытая белесыми червями, рыжая кошка.

От всех электрических приборов кто-то под корень отрезал кабель, вместо продуктов холодильник был под завязку заполнен разящим едкой вонью мусором, явно из бака на улице, окна во всей квартире разбиты, занавески сорваны, посуда буквально растоптана, сковородки залиты скипидаром, вилки, ложки и ножи погнуты или сломаны.

Картина разрушений была такая полная и феерическая, что Лера даже не расстроилась.

Все, что у нее еще имелось, было уничтожено то ли милыми соседями, то ли разгневанными согражданами. То ли и теми и другими.

Даже позвонить в милицию было нельзя, потому что телефонный аппарат, который бросился Лере в глаза, с вывалившейся из корпуса механической начинкой, качался на выдранной наполовину из потолка люстре в зале.

На неповрежденной спинке софы, сиденье которой было изрезано и из которого торчали пружины, было выведено красным: «Дочке маньяка в нашем доме не место!»

Самое забавное, что Лера тоже была согласна с этим. Да, ей в этом доме, где она выросла и прожила всю свою жизнь, явно не место.

Ну, разве что она не была дочкой маньяка, но это уже детали.

Под ногой что-то жалобно звякнуло, и Лера, нагнувшись, заметила любимую бабушкину чашку, из которой та по утрам пила чай: фарфоровую, с золотым ободком.

Подняв ее, Лера убедилась: несмотря на всеобщий погром, чашка была цела и невредима, и даже ни малейшего скола нигде не было.

Вот что значит дореволюционное качество!

Пройдясь по комнатам, Лера собрала те немногие вещи, которые не были повреждены, и попыталась сложить их в чемодан, кем-то заботливо пробитый с обеих сторон.

Плюнув заниматься этим неблагодарным делом, тем более что стемнело, Лера, все еще сжимая в руках, словно талисман, бабушкину чашку, обвела взором уничтоженное домашнее гнездо.

Не было у нее дома. Не было у нее никого из близких. Ничего у нее не было.

Не было?

В сумочке у нее лежала более чем солидная сумма в долларах и так себе в рублях. Паспорт, с учетом последних событий, Лера тоже носила с собой в сумочке.

А что ей еще требовалось – и, самое важное, для чего?

Под ногой что-то зашелестело, и Лера заметила листок бумаги, на котором большим округлым Ларискиным почерком было выведено: «Список подозреваемых».

Стряхнув с него пыль и грязь, Лера аккуратно сложила его и вложила в паспорт.

Так, в самом деле, для чего?

И тут она бросилась на кухню, к столу, у которого кто-то выдрал три из четырех ножек. Пластиковая скатерть, с него снятая и кем-то исписанная похабными словами, валялась скомканной в углу.

Перевернув ее, Лариса заметила то, что искала.

Билет на скорый московский поезд, который бабушка при ней положила в особый кармашек под скатерть всего несколько дней назад – то есть, конечно, целую вечность.

И в другой вселенной.

Билет был цел и невредим, хотя и изрядно помят.

Расправив его на коленке, Лера, отказавшись от идеи что-то с собой брать, так как брать было нечего, вышла в коридор.

В руках у нее была только любимая бабушкина чашка.

Нет, милицию она вызывать не будет. Что это даст? Или спустят все на тормозах, или даже если и найдут виновников, то потерь это уже не компенсирует.

Это был ее дом. Был.

А теперь уже больше нет.

Выйдя из дверного проема квартиры в общий коридор, Лера вообще-то ожидала увидеть соседей, которые бы встретили ее осуждающим гомоном, обвинениями или даже издевательским хохотом.

Но в проходе никого не было, хотя Лера была уверена, что за ней наблюдают в дверные глазки.

– Можете не беспокоиться, дочери маньяка в этом доме не место. Потому что это больше не мой дом!

И неспешно спустилась вниз, а затем, не оборачиваясь, двинулась в сторону железнодорожного вокзала.

* * *

Там, в комнате ожидания, дав вахтерше «на лапу», Лера и переночевала, а с утра (благо что был понедельник), ведь скорый московский уходил только в половине двенадцатого, сбегала в ЦУМ и купила себе кое-что из одежды, косметики и теплых вещей.

А также большую, закрывавшую все лицо, шляпу и массивные солнцезащитные очки.

Отобранный у журналиста гонорар пригодился.

Московский скорый подали, как водится, без опозданий, и Лера, опустившись на нижнее сиденье в четырехместном купе, бросила взгляд на газету, лежавшую на противоположном сиденье: это был потрепанный выпуск лживого интервью в «Нашем городе», с ее фотографией на первой полосе.

А что, если ее узнают?

Лера натянула шляпу поглубже на лицо. Но ведь рано или поздно придется ее снять, не сможет же она в ней еще и спать?

Тут на перроне Лера заметила знакомую физиономию – так и есть, московский репортер. Как же его, Федор, кажется. Не то Дроздов, не то Голубев.

Ах нет, Крылов!

Отвернувшись (хотя столичный журналист явно не смотрел в ее сторону, а любезничал с массивной, сверкавшей золотыми коронками, проводницей), Лера снова уставилась на свое собственное изображение на первой странице газеты.

Появилась средних лет женщина, которая, улыбнувшись Лере, сказала:

– Ах, мы вместе поедем? Как хорошо! Главное, что человек вы милый, это сразу видно. А то ведь таких ужасов поначитаешься, в каждом начнешь видеть маньяка. Ну, или его дочку!

И, протянув Лере «Наш город», сказала:

– Если хотите, то читайте!

Поезд под патриотическую музыку тронулся в путь, и Лера, извинившись, выскочила из купе. Проскользнув мимо уже начавшей проверять билеты, раздавать белье и собирать деньги проводницы, Лера перешла на четыре вагона вперед и оказалась в вагоне категории СВ.

Пройдя мимо уже знакомой ей массивной проводницы, Лера узрела в одном из купе возлежащего в грязных ярко-желтых носках на чистой простыне журналиста Крылова и, отметив, что второе место в его купе было свободно, зашла туда и уселась напротив репортера.

Тот, посмотрев на нее, протянул:

– Милая барышня, нежели до самой Первопрестольной будем с вами ехать?

Лера сняла очки, и лицо журналиста передернулось:

– Вы меня убивать пришли? – сипло спросил он, а Лера ответила:

– Ну, как дочь маньяка я бы могла сказать, что да, но предпочту презентовать вам горькую правду: нет! – И добавила: – Вы же с проводницей в хороших отношениях? Почти что интимных?

Федор Крылов, ухмыльнувшись, ответил:

– Вам такие разговорчики по душе? Ну, крупные женщины, надо признать, моя тайная страсть…

Лера сказала:

– Ну, тогда дайте волю своей тайной страсти и сделайте так, чтобы крупная женщина, распоряжающаяся всем в нашем вагоне, позволила мне ехать вместе с вами!

Журналист хитро осклабился:

– А мне, ласточка моя, что с этого перепадет?

Его плотоядный взор уперся в грудь Леры, а та отрезала:

– Даже и не мечтайте. Потому что, если будете приставать, то голову оторву! Не забывайте, я же дочка маньяка.

Федор приуныл, а Лера подсластила горькую пилюлю:

– Если выбьете мне место, то расскажу вам все, как было на самом деле! Эксклюзивная история дочери маньяка, разве не круто?

Крылов, подскочив так, что сверкнули грязные пятки его носков, заявил:

– Уже иду вести сепаратные переговоры!

Что там журналист наобещал или как сумел убедить массивную проводницу с золотыми коронками, Лера не знала, да и знать не хотела, но результат был налицо: ей было дозволено ехать вместе с Федором до Москвы.

Сходив вместе с ним в вагон-ресторан (только тогда Лера ощутила, насколько голодна: когда она, собственно, ела в последний раз?), где закусила великолепным грибным супом и не менее великолепными расстегаями с осетриной, причем за счет московской газеты, девушка тотчас улеглась спать, когда они вернулись в купе.

– Эй, а как же эксклюзивное интервью? – возмутился Федор, но Лера уже спала.

Под вечер, придя более-менее в себя, девушка терпеливо ждала, пока не проснется наконец Федор, который, зевнув, уставился на нее и подозрительно произнес:

– А что это вы на меня так пристально смотрите?

Лера решила пошутить в духе дочери маньяка:

– Выбираю, в каком месте вам лучше горло прокусить и кровь высосать!

Кажется, журналист даже поверил, потому что спешно засобирался в тамбур «на перекур», хотя, как успела уже установить Лера, зависимостью от никотина не страдал.

Когда он вернулся, Лера заметила в его руке бутылку минералки и отчего-то немалых размеров штопор.

– Для бутылки минералки вам нужна открывашка, а не штопор, – заметила она, а потом рассмеялась: – Понимаю, в качестве оружия захватили, чтобы не позволить вам голову оторвать. Ну, или кровь высосать. Ну да, такие мы, дочки маньяков…

И заплакала.

Федор оказался знатоком женской психологии и, отложив в сторону бутылку и штопор, принялся утешать Леру, при этом, что самое занятное, даже не пытаясь приставать к ней.

Наплакавшись (хотя легче от этого не стало – собственно, как могло вообще стать легче от чего бы то ни было?), Лера сказала:

– Ну, включайте свой диктофон или что у вас там!

Федор хмыкнул:

– У нас, ласточка моя, в редакции с диктофонами не работают. И давай на ты!

– Понимаю, – вздохнула Лера, – они вам не нужны, потому что и так все сочиняете. Значит, ваш «Бульвар-экспресс», флагман отечественной журналистики, примерно такое же желтое-прежелтое чтиво, как и «Наш город». А ты, выходит, своего рода московская Катя?

Журналист Крылов обиделся:

– Я не Катя, я Федя.

Лера иронично заметила:

– Ну, судя по твоим кривоватым волосатым ногам, отрицать это бессмысленно. Но я о стиле работы. Ты ведь такой же бессовестный, продажный и вечно врущий?

Федор, подумав, почесал голову и ответил:

– Ну да, ласточка моя. Без этого в нашей профессии нельзя. Ну и пусть я такой. А ты вообще дочка маньяка! Это намного хуже.

Вздохнув, дочка маньяка принялась рассказывать.

* * *

Когда она завершила свое повествование, время от времени прерываемое вопросами, причем весьма дельными, репортера Федора, было далеко за полночь.

– Ну вот, собственно, и все, – сказала девушка, а Крылов, взъерошив волосы, произнес:

– Ладно, настало время чая, дочка маньяка!

Смотавшись к массивной проводнице, которая не замедлила появиться у них в купе, поставив перед молодыми людьми стаканы в латунных подстаканниках с дымящимся чаем, Федор, сумев решительно зарубить на корню все попытки проводницы завязать ночную беседу, весьма галантно выставил ее за дверь и повернул замок.

Опустившись на свое место, журналист сыпанул в стакан сразу пять ложек сахару с горкой и, тщательно размешав его и с видом неземного блаженства отхлебнув наверняка невыносимо сладкую жижу, произнес:

– Что же, вижу, что ты, ласточка моя, никакая не дочка маньяка! Потому что твой папаша невиновен!

У Леры из глаз брызнули слезы, а Федор продолжил:

– Конечно, нельзя исключать, что вся твоя душещипательная история сплошное вранье, однако у меня глаз наметанный. И так как сам люблю врать, то за версту чую, если меня кто-то пытается «обуть».

Лера всхлипнула, и заботливый Федор, сыпанув и в стакан Леры пять ложек сахара, велел:

– Пей!

Та, отхлебнув, скривилась:

– Такое же пить нельзя!

– Пей, кому говорю! Такое в твоей ситуации в самый раз. Знаешь, как сладкое для деятельности головного мозга важно?

Так они незаметно перешли на ты, что Леру, однако, совершенно не напрягало. Журналист Федор Крылов наверняка был скользким, не особо внушающим доверия субъектом, однако при этом обладал несомненным обаянием и, что самое занятное, определенными моральными принципами.

Ну, или аморальными.

– Значишь, ты мне веришь? – спросила Лера, и Федор, прихлебывая свой жутко сладкий чай, заявил:

– Ну да, ласточка моя!

Сердце Леры радостно забилось: наконец-то после всех ужасов слабый лучик надежды!

– Значит, теперь можно добиться того, чтобы с моего отца сняли обвинения? Ведь эта сенсация в самый раз для вашей газеты, ведь так! Еще бы, человек, которого без причин обвинили в серийных убийствах, и его печальная судьба…