Текст книги "Остров вчерашнего дня"

Было бы неплохо!

А так как с каждой минутой ожиданий увеличивались шансы на то, что лишенный совести и моральных принципов представитель «золотой» молодежи Британской империи с оглушительным ревом на своем автомобиле, не уступавшем по навороченности и цене машине доктора на букву «р», все же ворвется в деревушку Стилкхэвен, Нина активно поддержала мисс Блор.

– Джентльмены, мисс Блор права! Мы не будем ждать, а отправимся на баркас, который доставит нас на остров. Прошу вас!

Молодой Нарракот, которому помогали два мальчика-посыльных из пансиона, резво взялся за багаж гостей, никто из которых не возразил на реплику Нины. Но тут раздался спокойный голос Ломбарда:

– Думаю все же, что нам не следует так торопиться. Я бы выпил чаю!

Мисс Блор, пылая негодованием, проходя мимо него, бросила:

– Только не в этой дыре! Решение принято, мы едем! А вы, если хотите, оставайтесь!

Да, старая (ну, или не очень) ханжа явно не была приятной особой, но являлась ли она убийцей? Нина в этом сомневалась все больше, но кто-то из разработчиков компьютерной игры сделал ее таковой, хотя на самом деле эта игравшая роль провинциальной старой девы голливудская дива Габриэлла Тёрл была просто смехотворна.

Тем более, как помнила Нина из заголовков газет в книжной лавке Паддингтонского вокзала, выдуманная Кристи в ее мире и реально жившая в этом голливудская «звезда» Габриэлла Тёрл накануне в Каннах вышла замуж за американского миллионера, прежнего владельца острова.

Интересно, тогда уже имелся Каннский фестиваль?

Поразмышляв над этим животрепещущим вопросом и решив, что нет, – первый Каннский фестиваль прошел сразу после войны, Второй мировой, к которой этот мир еще готовился, наивно полагая, что сумеет предотвратить бессмысленную бойню и смерть многих миллионов, Нина подумала, что могла бы прямо сейчас отправиться в Германию и убить там Гитлера.

И тогда никакой войны не будет.

А что, если осуществить это после того, как она разгадает загадку острова Альбатросов, в качестве, так сказать, бонуса – или, кто знает, может, это и была истинная, ей не ясная, цель ее данного литературного вояжа?

Но проблема заключалась даже не в том, как, совершив это, остаться в живых (просто так к фюреру, которым восторгалась мисс Блор, было не подобраться), а в том, чтобы его убить, причем быстро и наверняка, потому что Гитлера наверняка отлично охраняли: что в его многочисленных дурновкусных резиденциях, что в бункере в саду под Старой Рейхсканцелярией на Вильгельмштрассе, 77, в Берлине, где этот окончательно спятивший и озлобленный на весь цивилизованный мир бункерный сиделец в итоге и нашел свою заслуженную смерть, правда, слишком поздно, наворотив много чего. Сложность для Нины была и в том, чтобы после этого успеть открыть свою дверь (которая могла и не открыться), дабы уйти в свой мир. А ведь, ликвидировав главу нацистов, она предотвратит Вторую мировую и спасет многие миллионы жизней.

Но только в этом мире, а не в своем.

Пусть даже так, и пусть она изменит ход истории в этом мире, а не своем – идея была более чем занимательная.

Но на дворе стоял август 36-го года, фюрер находился в Берлине, где выказывал всем «доброе» лицо рейха зла, патронируя проходившие там Олимпийские игры, и до войны было еще несколько лет.

А вот до смерти Энтони Марстенса, который запаздывал, оставалось всего несколько часов.

– Вы не поедете? – любезно спросила Нина синеглазого нахала, а тот, одарив ее странным взглядом, произнес:

– Мисс Клейторн, давайте останемся, а они уедут.

Остолбенев, девушка спросила:

– Почему?

Неужели убийца – Ломбард? От этой мысли у нее защемило сердце. Ну нет, он не убийца, и вовсе не потому, что она, как ни крути, испытывала к нему чрезмерную и такую опасную симпатию (мисс Блор вон боготворила немецкого рейхсфюрера), и даже не потому, что Ломбард был, судя по всему, не такой уж состоятельный, несмотря на все свои слова, которые представлялись попыткой пустить пыль в глаза, а по той простой причине, что, будь он мистером Eu. R. Dudd, он бы ни за что не стал отговаривать Веру от поездки на остров Альбатросов.

Ни за что.

У Нины даже от сердца отлегло: значит, она уже исключила одного «альбатроса» из списка подозреваемых?

Но ведь этот Eu. R. Dudd был хитер и коварен, строил ловушки и умел стратегически планировать свои злодеяния, поэтому, могло статься, это всего лишь одна из таких «загогулин», дабы все запутать и…

И, расположив ее к себе и сделав своей марионеткой, манипулировать ею, дабы иметь возможность претворить план по убийству на острове девяти человек в жизнь.

Точнее, в смерть.

Ломбард, нахмурившись, сказал:

– Не нравится мне все это. Странные люди, подозрительные приглашения от разных лиц. Это что, какой-то розыгрыш?

Он говорит правду – или, намеренно откровенничая, пытается добиться ее расположения и завладеть ее доверием?

– Так вы не поедете? – спросила с тайной надеждой Нина. Если Ломбард не поедет, а Энтони Марстон, точнее, Марстенс, опоздает, то уже два «альбатроса» сумеют избежать гибели.

А если Моррис последует совету, который содержался в отправленном ею анонимом письме, то даже три.

Ломбард, пристально глядя на нее, спросил:

– А вы?

– А почему вы отвечаете вопросом на вопрос?

– А вы почему, мисс Клейторн?

И он добавил:

– Думаю, нам надо кое о чем поговорить, и сделать это лучше на материке, а не на этом острове.

Ну да, поговорить и обсудить предложение о том, что лучше провести уик-энд не в компании ископаемых, а вдвоем в соседней деревушке – и в одной кровати.

– Мистер Ломбард, я не заинтересована в ваших предложениях любого рода! – заявила Нина и, резко развернувшись и кляня себя за то, что повелась на дешевые уловки этого провинциального сердцееда, направилась к причалу.

Тот бросился за ней, пытаясь оправдываться и весьма жалким тоном что-то лепетать, но она не слушала его, а нагнав полковника Маккинзи, произнесла:

– Сэр, вам наверняка во время войны пришлось многое повидать!

Она-то думала, что этой репликой спровоцирует нескончаемый поток воспоминаний старого вояки, который спасет ее от общества Ломбарда, но полковник, всматриваясь в даль, заметил:

– Ах, мисс, это было так давно, я ничего уже и не помню…

Ну да, он упорно не хотел говорить о войне, потому что она была связана для него с изменой жены и с намеренной отправкой на смерть подчиненного и, кто знает, друга.

– Лучше скажите мне, кто этот мистер Дадд? Я с ним не знаком, но он прислал очень любезное письмо, даже оплатил мне билет в первом классе, сообщил, что будут старые армейские друзья и мы отлично проведем время…

Ну да, Eu. R. Dudd отлично знал, как заманить на остров каждого из «альбатросов».

Нине пришлось признаться, ничуть не кривя душой:

– Я его не видела и, как и вы, полковник, впервые еду на остров…

…Вещи уже были погружены, небольшой моторизированный баркас покачивался на волнах, а Альберт Нарракот старательно помогал судье Уоргрейву, который ступил на палубу последним, а до этого флегматично дымил на причале сигарой, пройти к своему месту, когда Нина заметила большую белую птицу с черной окантовкой на крыльях, которая величественно кружила прямо над ними.

– Это альбатрос? – спросила она, и в этот момент птица, спикировав вниз, выхватила из воды извивающуюся серебристую рыбу и, зажав ее в крепком клюве, полетела с ней прочь, куда-то в сторону острова.

Там, где у нее наверняка было гнездо.

В котором ее ждал маленький альбатрос?

– Да, мисс, – подтвердил молодой капитан, заводя мотор. – Полно их тут, хотя дядя рассказывал, что раньше, еще при старой королеве, их вообще были целые полчища. Безжалостные птицы, хотя и красивые…

Как и мистер Дадд, который и пригласил их на остров Альбатросов.

Синеглазый нахал Ломбард вдруг завораживающе продекламировал:

 
…И напоследок Альбатрос
К нам прилетел из тьмы;
Как, если б был он человек,
С ним обходились мы.
Он пищу брал у нас из рук.
Кружил над головой.
И с громом треснул лед, и вот
Нас вывел рулевой…
 

Мисс Блор одобрительно заметила:

– Отрадно, что молодое поколение читает классику. Жаль, что мистера Шелли в наши дни незаслуженно забыли!

Старая (или не очень!) дева имела в виду поэта-романтика Перси Шелли, друга Байрона и мужа той самой Мэри Шелли, которая написала «Франкенштейна». Тот Шелли в возрасте неполных тридцати утонул в Средиземном море – как приятно, однако, было думать об этом, глядя на нескончаемую водную поверхность! Хотя старая дева что-то напутала: разве Шелли? Не зря же Нина была кандидатом филологических наук – хоть и не в этом мире.

Ломбард поправил:

– Мистера Кольриджа, а не Шелли, мисс Блор.

Та, фыркнув и возмущенно сверкнув пенсне, ответить не удосужилась, а Ломбард даже словно виновато пояснил:

– В детстве садист-гувернер в качестве наказания заставлял наизусть учить, до сих пор в памяти сидит намертво!

Ах, вот оно что…

Нина припомнила из далеких времен универа неудобоваримый оригинал на намеренно устаревшем, даже по меркам конца XVIII века, английском и лучистый, хоть и не во всем точный перевод Гумилева: старая дева (ну, или не очень) имела в виду поэта-романтика Самюэла Томаса Кольриджа «Сказание о старом мореходе», в которой у альбатроса была не последняя роль, а также появлялись силы ада и рая, живые мертвецы, «Летучий голландец» и сама Смерть, игравшая на человеческие жизни в кости.

Как и мистер Eu. R. Dudd, в партии которого ставками тоже были человеческие жизни: их собственные.

– Вижу, мисс Клейторн, вы не входите в число почитателей творчества Кольриджа? – спросил Ломбард. – Ну да, вы же выросли в другой стране. А я вот знаю эту поэму, до сих пор наводящую на меня ужас, наизусть! Уж не поэтому ли этот унылый клочок суши назвали в честь альбатросов? Думаете, там тоже обосновалась смерть?

Eu. R. Dudd – однозначно Ломбард?

А потом имело место дежавю. Баркас уже отдал швартовы, как вдруг, оглушительно сигналя клаксоном, на пирсе появился сверкающий белый автомобиль.

Так было и в романе Кристи, и в советском фильме. Там молодой красавец Энтони Марстон предстал едва ли не мистическим явлением и своего рода посланцем богов – и все запомнили эту сцену, даже убивший его через пару часов судья Уоргрейв.

Тот, кто показался из автомобиля, юностью и красотой и вправду походил на посланца богов, лучи полуденного солнца сверкали в его волосах, и показалось, что вокруг головы его вспыхнул и погас нимб.

– Стойте же! – произнес чистый громкий голос. – Без меня нельзя!

Только принадлежал этот голос (как и целых четыре клетчатых чемодана, которые Альберт Нарракот послушно перетащил на баркас) не молодому мужчине, а женщине, правда, в самом деле облаченной в мужской костюм.

Элегантно вспрыгнув на корму баркаса, посланница богов спросила, обращаясь к Ломбарду:

– Сигаретки не найдется? Черт, свои забыла в этой старой колымаге! Какая же я растяпа!

Она имела в виду дорогущий белый автомобиль, который небрежно бросила на пирсе.

И Ломбард, и сидевший около него Брент словно по команде протянули ей сигареты – Ломбард из затейливого портсигара, который Нина уже видела у него, а Брент из мятой пачки.

Интересно, чьим предложением посланница богов решит воспользоваться?

Третьим, кто с небольшим опозданием пришел на помощь красотке, был полковник Маккинзи, и именно его сигарету девица в мужском костюме взяла, прикурив, однако, от зажигалки Ломбарда.

Единственным, кто и не подумал услужить девице, был судья Уоргрейв. Он восседал на скамье, скрестив руки в перчатках на тяжелом (нет, не уродливая собака, а что-то мифическое?) набалдашнике своей трости, рядом с которой стоял его массивный саквояж – нести его судья не доверил ни молодому капитану, ни мальчику на побегушках из «Семи рысаков».

– Уфф, ну, теперь жить можно! Эй, куда ты отчаливаешь, я заберу свои сигареты, мне их из Египта присылают, такие же тамошний король курит…

Представительница «золотой» молодежи в самом деле намеревалась вернуться на пирс, дабы забрать свои сигареты, но мисс Блор заверещала:

– Мисс, мы и так вас ждали и больше задерживаться не будем. Отчаливайте, милейший!

Баркас наконец отвалил от причала, и девица, затянувшись и лихо подмигнув Нине, заявила:

– Прелестная компания, просто прелестная! И что, вы все на секс-вечеринку к старине Барсуку Бидону?

Мисс Блор, явно до глубины своей ханжеской души шокированная столь неслыханным вопросом, превратилась в каменную статую, полковник Маккинзи усмехнулся в моржовые усы, судья Уоргрейв блеснул стеклами очков, Брент хрюкнул, и только Ломбард любезно ответил:

– Не то чтобы именно так, мисс…

Та, не удержавшись от качки, плюхнулась прямо ему на колени. Нина вдруг поняла, что эта развязная особа, явно полагающая, что за деньги можно купить все и всех, крайне ей не симпатична.

Только она что, замена Энтони Марстону?

– Марстенс, дорогой мой. Меня зовут Энтони Марстенс, хотя ты можешь звать меня Тони.

Брент шепнул кипящей от возмущений Нине, с явным отвращением наблюдающей публичный флирт девицы в мужском костюме с синеглазым нахалом.

– Ну да, Энтони Джей Пи Марстенс. Что, не слышали?

Нина отрицательно качнула головой, а Брент пояснил:

– Дочка и единственная наследница старика Джей Пи Марстенса, короля бензоколонок по всей Англии. Папаша пару лет назад окочурился и оставил дочурке все свои миллионы. А он был богатейшим человеком Британской империи или одним из них – богаче разве что чудаковатый птицелюб сэр Мэтью Сетон. Тот, что покончил с собой из-за неверного онкодиагноза. Вот и доверяй после этого всем этим врачам-рвачам!

Нина вспомнила заголовок газет на вокзале – еще один из персонажей этой вселенной.

Энтони Пи Джей Марстенс, которую Ломбард деликатно, но настойчиво спихнул с колен, во всеуслышание вещала:

– Так я ведь вообще не опоздала! Вы должны были в пять тронуться в путь, старина Барсук Бидон так мне и телеграфировал, указав, чтобы я не опаздывала. Знает, паршивец, что я всегда приезжаю последней. Ну, имею право как самая богатая невеста Британии.

Нина помнила: Тони Марстон в «Десяти негритятах» Кристи получил телеграмму от своего друга Барсука Бёркли, а вот Тони Марстонс в этой литературной вселенной – от Барсука Бидона.

С ударением, конечно же, на «и», а не на «о».

Имя было знакомое, и девушка вспомнила: опять замена имен, Барсук Бидон был проходным персонажем в романе Агаты Кристи «Почему не позвали Эванс?», который тут написала (кто же еще!) Ариадна Оливер и который именовался «Почему позвали Робертс?».

Черт, в самом деле, почему? Но это был явно не тот вопрос, над которым в данный момент следовало ломать голову.

Бывший явно в курсе всего Брент просветил упорно размышлявшую Нину:

– Ну та самая молодая миллионерша Британии, которая, задавив двух ребятишек, смогла нанять лучших крючкотворов во всем Лондоне, которые отмазали ее от тюрьмы. Вы что, прошлогоднего скандала не помните?

Нина, взирая на насупленного судью Уоргрейва, с брезгливой ухмылкой рассматривающего юную аморальную наследницу, вдруг поняла, что дрожит.

И вовсе не от холодного, достаточно пронзительного ветра.

– Припоминаю не без труда, – ответила она.

Ну да, столичная «мажорша», которая при помощи денег, заработанных не ею, ушла от ответственности – именно такого «альбатроса» мистер Дадд и должен был пригласить к себе в гости на смертельный уик-энд.

Он и пригласил.

– Что вы все такие смурные и квелые? – продолжала солировать Тони Марстенс. – Ах, старина Барсук Бидон меня надул. Эй, ты, красавчик в фуражке, разворачивай свою посудину и вези меня обратно к берегу. Я помчусь обратно в Лондон, там сегодня в полночь у молодого герцога групповое купание в шампанском…

Нина помнила, что к полуночи Энтони Марстон будет мертв – и причиной этому станет, в самом деле, шампанское.

С цианидом, подложенным ему, то есть, конечно, ей судьей Уоргрейвом.

Молодой Нарракот почтительно заметил:

– Мисс, увы, это невозможно, баркас на остров ходит один раз в сутки. Если желаете, я заберу вас завтра с утра, когда привезу свежие продукты и газеты…

Девица вспылила.

– Идиот, ты знаешь, с кем говоришь? Да я куплю и тебя, и твое корыто, и всю вашу деревню, если захочу. Причем в течение двух часов или даже одного.

Да, типичная отвязная «мажорша», причем самого отвратительного пошиба. Но не только эта мысль пришла Нине в голову, но и та, что эта особа, так кичащаяся своими, вернее, папашиными, миллионами, пожелай она того, действительно могла без малейших финансовых потуг приобрести не только деревушку Стилкхэвен, но и остров Альбатросов.

Только зачем этой инфантильной «мажорше», весь смысл незатейливого существования которой сводится к развлечениям сомнительного толка, карать ускользнувших от наказания убийц?

Вот именно, не за чем. Да и будь она убийцей, точно не опоздала бы и не стала требовать развернуть уже отошедший на милю или больше от берега Девона баркас в обратном направлении.

Или все это – крайне тонкая игра и попытка создать впечатление, что она ну никак не хочет ехать на остров, дабы отвести от себя подозрения?

С учетом того, что Энтони Марстенсу предстояло погибнуть первым, вернее, первой, попытка была обречена на провал.

Мисс Блор заголосила:

– Мисс, я требую, чтобы вы вели себя цивилизованно. Если у вас есть деньги, это не значит, что вы имеете право вести себя, как вам заблагорассудится.

«Мажорша» в искреннем недоумении ответила:

– Конечно, имею! У меня миллионов больше, чем у вас морщин, мисс!

Так бы все и продолжалось, если бы голос не подал судья Уоргрейв.

– Я знал вашего отца, мисс. Хороший был человек, но все время уделял своему бизнесу, что только делает ему честь. Как жаль, что ваша матушка умерла в родах и вашим воспитанием занимались иностранные гувернантки…

Он бросил едкий взгляд на Нину.

– Что и привело к тому, мисс, что из вас получилась далеко не приличная юная леди. Если бы не лондонские адвокаты, вы бы предстали перед заслуженным судом, на котором, не исключено, председательствовал бы я, и я бы без малейших колебаний вынес вам смертный приговор.

Нина не сомневалась в этом. Может, он уже и вынес, пригласив «мажоршу» Тони Марстенс на смертельный уик-энд на остров Альбатросов.

Хоть спесь с кичливой наследницы миллионов и не слетела, она несколько поутихла и перестала требовать доставить ее обратно на берег.

– Ничего, завтра с утра рвану обратно в Лондон. Купание в шампанском у молодого герцога пропущу, зато завтра будут танцы голыми на карнавале вампиров…

И, с явным наслаждением выговорив это, с вызовом посмотрела на судью Уоргрейва.

– Я вас шокировала, Ваша Честь?

Тот, все еще держа руки скрещенными на тяжелом набалдашнике трости (нет, не волк и не химера, а, похоже, крайне уродливая собака), ответил:

– Отнюдь, мисс. Я за свою судейскую карьеру перевидал таких, как вы. Многие кончили на виселице, некоторые – на каторге. Или заживо сгнили в тюрьме. Там им самое место.

Вспыхнув, Тони Марстенс заявила:

– И почему все считают, что я распущенная, вульгарная, невыносимая?

Нину так и подмывало ответить, что, быть может, потому что так и есть, но она сдержалась.

– Да, у меня есть деньги и я спешу наслаждаться жизнью, потому что она может в любой момент закончиться. Моя мать, производя меня на свет, умерла молодой. Отец помер от инсульта прямо в рабочем кабинете, днюя там и ночуя. Что они оба получили от своего богатства? Ровным счетом ничего! Смерть идет за всеми нами по пятам, дышит в затылок, она сцапает каждого, и это может случиться намного раньше, чем нам хотелось бы надеяться…

Мысль для эгоистичной «мажорши» была необычайно глубокая, и Нина подумала, что Тони права. Мисс Марстенс ведь не знала, что смерть, дышащая ей в затылок, должна сцапать ее буквально через пару часов.

– Все меня этими детьми попрекают, думаете, мне их не жаль? Да я их семейству, этой тупой мамаше, у которой, кстати, еще шесть других отпрысков, и ее жадному, пропитанному потом и дешевым элем, папаше отвалила офигительную кучу гиней. Не обязана была, но сделала это. Детишек жаль, но они сами виноваты, вылезли на дорогу в самый неподходящий момент. А мне что, надо было в стену церкви Святого Михаила врезаться и самой окочуриться, чтобы их не сбить?

Отчего-то Нина вспомнила увиденный ею в Сент-Олбансе указатель: «К могиле Фрэнсиса Бэкона в церкви Святого Михаила». И о чем она только думает!

Голос наследницы дрожал от негодования, и Нине даже стало ее немного жаль.

Совсем немного.

– Живу, потому что знаю, что все может кончиться в любой момент. Может, эта посудина даст течь, и мы все утонем. Хотя утонут в первую очередь старики, то есть все вы, а я из вас самая молодая и шустрая, сумею выплыть!

Посмотрев на Нину, она добавила:

– Ну, может и вы, мисс, тоже еще сумеете до берега доплыть. И вы тоже…

Она бросила нежный взгляд на Филиппа Ломбарда, и всяческая жалость к богатой «мажорше» у Нины испарилась без малейшего следа.

– И вообще, есть люди и похуже, чем я, и нечего меня стращать виселицей за мои деяния. Скольких убийц, мошенников и проходимцев я узнала, вращаясь в высшем свете, просто уму непостижимо! И ничего, столпы общества, обладатели древних титулов и недавно сколоченных фантастических состояний. Все их любят, все ими восхищаются. Или чего даже далеко ходить, мой дальний родственник, которого я, к счастью, только пару раз в жизни и видела, да и то ребенком, уж чего не наворотил, по нему не только исправительный дом, а виселица плачет, и ничего ему за это не было… И все потому, что он из благородной семьи, а если, как мой отец, из низов и сам себя и свои миллионы сделал, то как ни старайся, все равно будут косо смотреть. Если ты молодой герцог, то можешь приходить нагишом в Ковент-Гарден на «Травиату», и все будут в восторге от твоей эксцентричности, а если мой дед держал скобяную лавку, то все, что я делаю, дурновкусие и выходки нувориша!

Баркас по левому борту накрыла небольшая волна, и Нина, чувствуя на губах соленую морскую воду, посмотрела на раскрасневшуюся наследницу миллионов, вдруг превратившуюся в обычную несчастную молодую девушку.

Нет, мистером Eu. R. Dudd она уж точно не была.

Или все это часть сложной игры, каждый ход в которой – смерть очередного «альбатроса»?

Над головой она увидела этих величественных птиц, распластавших крылья на все усиливающемся ветру, а также стаю чаек, а потом вдруг поняла, что остров, казавшийся таким далеким, внезапно будто вырос перед ними из морских глубин.

Да, его скалистые очертания, если обладать достаточной фантазией, вполне можно было принять за парящего альбатроса.

Баркас обогнул остров с южной стороны, которая, в отличие от крутой северной, полого спускалась к пенящейся воде. Дом был спрятан в гранитной нише и защищен от ветра. В романе это был особняк современной архитектуры, в фильме – некое подобие небольшого вычурного замка (съемки происходили в «Ласточкином гнезде»), а в этой реальности – какая-то замысловатая помесь и того и другого, придуманная американским миллионером, который, если верить бульварным газетам, а им иногда можно было верить, женился в Каннах на голливудской звезде Габриэлле Тёрл, якобы новой владелице сего эксклюзивного клочка суши посреди морских вод.

А ею, если следовать сюжету компьютерной игры, была мисс Брент, она же мисс Блор, старая (или не очень) ханжа и поклонница фашизма.

Нет, на голливудскую звезду, даже очень хорошо загримированную и вжившуюся в образ, мисс Блор, все еще возмущенно поджимавшая губы, ну никак не походила.

Тем более на звезду, пленившую американского миллионера, намедни женившегося на ней в Каннах.

А походила она на пропитанную пылью, желчью и сексуальной неудовлетворенностью старую (или не очень) деву, которой доставляло огромное удовольствие измываться над глупышками-служанками.

И которая боготворила диктаторов-фашистов.

Но тогда кто? Ведь, если уж на то пошло, никто, за исключением доктора Роджерса, не подходил на роль мистера Eu. R. Dudd, да и доктор точно бы не стал тратиться на дорогостоящую покупку острова и карать ушедших от правосудия убийц.

Потому как был типом крайне меркантильным, чрезвычайно практичным и полностью зацикленным на себе и своих гедонистических желаниях.

Пациента убить он вполне мог и наверняка, если сие сулило ему прибыль, так делал, но зачем ему весь этот театр на острове?

Нина взглянула на неподвижно застывшего, будто уснувшего, судью Уоргрейва, чьи затянутые в черные перчатки руки по-прежнему цепко охватывали тяжелый набалдашник трости с мордой невесть какого зверя.

Выходило, что никто, кроме судьи, убийцей быть не мог: ни в романе Агаты Кристи, ни в литературной вселенной, из этого романа возникшей.

«Вы стопроцентно виновны, Ваша Честь!»

– Причаливаем, леди и джентльмены! – раздался голос молодого капитана. – Будет немного качать. Добро пожаловать на остров Альбатросов.

Судья Уоргрейв неожиданно распахнул глаза.

Рыжеволосый Альберт Нарракот, выгрузив багаж, был готов отчалить обратно, а Нина, улучив момент, когда все прочие уже двинулись к дому, сопровождаемые четой слуг, мистером и миссис Роджерс, как она помнила по роману, этот багаж на себе и тащившими, обратилась к молодому человеку:

– Вы ведь завтра приедете?

Тот, непонимающе уставившись на нее, произнес:

– Да, мисс, непременно. Баркас приходит всегда в девять. Доставлю свежие продукты и газеты.

Нина помнила, что в романе жителям деревушки сообщили, что на острове имеет место эксперимент и им следует игнорировать любые призывы о помощи. А Фреду Нарракоту заплатили, чтобы он не приплывал на остров.

И чтобы никто из «негритят» не мог спастись из смертельной ловушки.

– И никто… никто вам не заплатил, чтобы вы не приплывали? – спросила Нина, и молодой человек шокированно уставился на нее.

– Мисс, вы о чем это? Конечно же, нет! Завтра в девять, ну, самого позднее, в четверть десятого, если будет волнение, я причалю вот к этому же месту.

Нина, чувствуя, что от сердца отлегло, потому что молодой капитан явно не водил ее за нос, спросила:

– А вашему дяде… Ему не платили?

Альберт Нарракот рассмеялся.

– Ну, он и так лежит с приступом люмбаго и оклемается только через неделю, его пока я замещаю. Но если бы кто-то и пришел с таким странным предложением, он бы его с лестницы своего старого маяка, где живет, спустил. Почему кому-то надо, чтобы мы не доставляли на остров продукты и газеты?

Просвещать молодого капитана Нина не стала и осторожно добавила:

– А у вас в деревне никто не рассказывал, что… что если на острове будут, к примеру, жечь костры и подавать знаки SOS, например, при помощи зеркальца, то не надо реагировать, так как имеет место научный эксперимент или даже пари на выживание?

Еще более шокированный молодой капитан заявил:

– Мисс, да нет же, ничего такого я не слышал. Мы люди простые, не то что вы, из Лондона, но нас на мякине не проведешь. Если кто-то подобное и стал утверждать, я бы первым делом сообщил нашему констеблю, а тот сразу бы наверх доложил, уж поверьте! И не только я!

Нина безоговорочно поверила и вздохнула полной грудью, вдруг ощутив, какой тут, на острове, небывалый, пропитанный йодом и солью, воздух.

Ну да, в романе Кристи данный момент ей всегда казался весьма надуманным и малореальным, но надо же было королеве детектива хоть как-то объяснить то, что никто из жителей деревни не сподобился отправиться на остров, пока была возможность.

Потому что потом, словно по расписанию, пришла буря, отрезавшая остров от материка на пару дней и ночей, за которые судья – в полном соответствии со считалочкой – отправил на тот свет всю группу собранных им грешников.

Ну да, шторм, который прервал сообщение между материком и островом, был не за неделю до смертельного уик-энда, и не на неделю позднее, а именно в те дни, когда это так требовалось судье. Конечно, писательский прием, но, как считала Нина, весьма неуклюжий.

Понятно, что объяснить все как-то иначе было бы еще более надуманно, но уж слишком вовремя пришел шторм, причем в первой половине августа, а не в октябре или ноябре, что было бы более логично, правдоподобно и, главное, метеорологически достоверно.

И почему Агата не послала «негритят» на верную смерть весной или осенью?

Вообще, нужные для развития сюжета погодные феномены в ее романах с завидной частотой имели место именно тогда, когда это было нужно. Взять бы хотя бы те же снежные завалы, из-за которых «Восточный экспресс» с трупом и двенадцатью подозреваемыми застрял где-то на Балканах.

Ну ладно, тогда, до глобального потепления, зимы были в самом деле многоснежные и суровые, и дело в том романе происходило, кажется, в январе или феврале.

Однако «Восточный экспресс» мог бы, как обычно, и не попасть в заносы и не застрять невесть где, причем именно в тот рейс, когда в одном из купе прирезали пассажира.

Не за рейс до или после сего трагического события. И все потому, что поезд, застрявший в снегах, был нужен для развития сюжета детективного романа.

Но это все выдумка, а она оказалась пусть и базировавшейся на литературном вымысле, но в самой что ни на есть реальной вселенной.

И клякса помета одной из чаек, что с гиканьем носились над берегом, упавшая на чемодан Нины, была наглядным тому подтверждением. На чемодан Веры Клейторн в романе никто, конечно же, не гадил.

Все потому, что невоспитанная чайка для сюжета ее литературного вояжа никакой важности не имела.

Но раз она столь интенсивно размышляла о погодных катаклизмах, Нина, тревожно глядя на вспенившуюся барашками волн поверхность моря, спросила:

– А шторма точно не будет? Ну, такого, который бы отрезал остров от материка?

Молодой капитан успокоил ее:

– Мисс, в августе тут всегда так. Поволнуется и уляжется. Нет, штормы придут не раньше октября, ну может, конца сентября.

Нина настаивала:

– И ни завтра, ни послезавтра, ни послепослезавтра не ожидается? Вы уверены?

Жаль, что приходилось полагаться на мнение моряков, потому как в 1936 году никаких супер-пупер-мощных компьютеров, прогнозирующих погоду на полгода вперед, конечно же, не было. Как не было и метеоприложения на смартфоне.

Вообще никаких компьютеров еще не было и смартфонов, конечно же, тоже.

Ведь жили же люди – и, судя по вечеринкам с купанием в шампанском и нагими плясками аристократии на карнавале вампиров, весьма неплохо.

Юный Альберт Нарракот, снисходительно усмехнувшись, произнес:

– Мисс, уверен. Завтра в девять я прибуду на остров. И послезавтра. И послепослезавтра.

А потом они все на баркасе молодого капитана вернутся в деревню – и…

И никаких смертей на острове Альбатросов не будет?

Нине очень хотелось на это надеяться.

Но на душе все равно было как-то муторно.

Она все еще провожала взглядом баркас, который, пыхтя трубой, сновал по волнам к невидимому отсюда причалу в Стилкхэвене, когда услышала за спиной вкрадчивый голос: