Текст книги "Остров вчерашнего дня"

Брент, сорвавшись с места, бросился к миссис Олдрин и, схватив маленькую служанку за плечи, стал трясти ее.

– Слышно же было, что не человек говорит, а граммофон! Если его кто и мог завести, так это вы!

Та же, разом потеряв самообладание, заявила, едва не плача:

– Сэр, я уже говорила, что никто никакой пластинки нам ставить не велел и мы, конечно же, этого не делали!

Судья, прервав ее стенания, громогласно спросил:

– Кому говорили?

Миссис Олдрин кивнула на Нину. Брент ринулся к ней, но дорогу ему преградил Ломбард.

С пеной у рта отставной полицейский выплевывал ругательства:

– Немецкая шпионка, пособница фашистов! Это все ты, чую я! Она сделала!

Ломбард, осадив Брента, отчеканил:

– А может, и вы, а теперь разыгрываете дешевый фарс. Но прежде чем разбрасываться обвинениями, следует узнать, откуда шел этот голос.

– Дельное предложение, – одобрил судья Уоргрейв. – Вот и займитесь этим, а я, с вашего позволения, докурю сигару.

Разделившись на группки, они принялись обшаривать столовую и примыкавшие к ней библиотеку и бильярдную. Именно в последней Тони Марстенс и ее напарник доктор Роджерс и наткнулись на хорошо замаскированную нишу, своего рода стенной шкаф, дверцы которого были обклеены точно такими же темно-зелеными с золотым орнаментом обоями, что и стены комнаты, что их отлично замаскировало.

В нише на столике располагался массивный граммофон, раструб которого, как и в романе, был повернут к вмонтированной в стену столовой решетке.

Пластинка, что интереснее всего, все продолжала крутиться. Доктор опустил на нее игровую головку с иглой, и уже знакомый суровый голос оповестил:

«Вера Элизабет Клейторн, вы…»

Тони с визгом опрокинула столик, на котором стоял граммофон, отчего пластинка треснула. Поднимая ее, подоспевший Ломбард мрачно произнес:

– Мисс, вы только что уничтожили ценную улику!

В романе такой сцены не было, а вот в реальности литературной вселенной – запросто.

– Кто завел граммофон? – произнес, тяжело дыша, доктор Роджерс. И ткнул в Нину: – Вы?

Нина, выдержав его полный ненависти взгляд (и вдруг понимая, что никакой доктор не весельчак, а крайне жестокий и опасный человек), ответила ему в тон:

– Или вы! Или любой из нас, ведь так?

Из столовой донесся голос судьи Уоргрейва, в самом деле, все еще восседавшего в кресле и курившего сигару:

– Мисс Клейторн абсолютно права. Это мог сделать любой из нас, включая меня, конечно же, потому что под подозрением находятся все!

И так как никто ему не возразил, он продолжил:

– Леди и джентльмены, прошу вас пройти обратно в столовую. Думаю, нам есть о чем поговорить.

Нина ужаснулась – он что, вдруг объявит во всеуслышание, что это он все подстроил? Ну, если так, то они в два счета обезвредят судью, свяжут его и запрут в самой дальней комнате.

Или еще лучше – в подвале.

А завтра, после того, как придет баркас молодого Нарракота, сдадут мистера Eu. R. Dudd на руки местному констеблю.

Только вот зачем судье разоблачать себя в самом начале, еще до того, как произошло первое убийство?

Все беспрекословно подчинились требованию, и девушка поняла, что сказывается авторитет и властность Уоргрейва, председательствовавшего на сотнях, если не на тысячах, судебных процессов за свою долгую карьеру и приговорившего невесть сколько человек к смертной казни.

Как он приговорил и всех их.

Он, мистер Eu. R. Dudd.

– Как вы? – спросил тихо Ломбард, задерживаясь с Ниной в бильярдной, и она, благодарная ему за это, ответила:

– Я в порядке.

Ну, или почти.

Когда они присоединились к остальным, то судья, уже полностью прибрав к рукам расследование, вещал:

– …причем, как получается, каждый из нас получил приглашение именно в такой стилистике, которая не возбудила его подозрений. Вы, мисс Марстенс, от вашего приятеля по прозвищу…

Он смолк, и наследница прошептала:

– Старина Барсук Бидон.

– Благодарю вас, мисс Марстенс. Вы, мисс Блор, от некой дамы – ее имени вы не помните, – которая ссылалась на ваше общее шапочное знакомство. Вы, полковник, со ссылкой на ваших старых армейских друзей, вы, мисс Клейторн, как и чета Олдрин, были наняты на работу неким… неким человеком, подписавшимся Eu. R. Dudd.

– Что за имя такое дурацкое, – заявила Тони Марстенс, – звучит прямо как…

Она смолкла, и Нина вдруг поняла, что теперь до каждого в столовой дошло, что на самом деле означает псевдоним их несуществующего хозяина.

You are dead.

Судья, кивнув головой, заявил:

– Вижу, что вы поняли, на что намекает этот господин, заманивший всех нас на остров Альбатросов под разными благовидными предлогами. На то, что мы все скоро умрем!

Мисс Блор, резко отодвинув стул, поднялась.

– Я не стану слушать это, я почтенная леди и не желаю иметь дела с этой криминальщиной…

Судья, вперив в нее злой взгляд, ответил:

– Но эта, как вы изволили выразиться, криминальщина, мисс, имеет дело с вами. Прошу вас сесть. Ну, или если вы не хотите сидеть, то стойте, однако настоятельно не рекомендую вам покидать столовую. Брент!

Генри Брент возник в проеме двери, которая вела к коридору с лестницей на второй этаж.

– Мы что, ваши заложники, Ваша Честь? – спросил с наигранной веселостью доктор Роджерс, и Нина едва сдержалась, чтобы не закивать.

Ну да, игрушки его полного безумия и небывалого тщеславия.

– Отнюдь, доктор, но пока мы не выясним, кто стоит за этой мерзкой выходкой и не обезвредим этого шутника, никто не покинет столовой. Думаю, вы все хотите этого, леди и джентльмены?

Никто не возразил. Точнее, не посмел сделать этого.

Судья, попыхивая сигарой, продолжал:

– Итак, нам всем предъявлены обвинения, и я уверен, что этот пункт важен для установления личности нашего мистера Дадда. Начну, если позволите, с себя, так как не исхожу из того, что кто-то из вас горит желанием поведать нам о своих секретах. Меня обвинили в том, что я намеренно приговорил к смерти Лоуренса Воула, якобы невиновного, к смертной казни. Это, конечно, не так. Он был виновен и поэтому закончил свою преступную жизнь на виселице!

Нина помнила этот момент в романе Агаты Кристи: все думали, что судья отправил человека на смерть, руководствуясь какими-то скрытыми личными мотивами, а на самом деле обвиняемый был виновен.

И, как ни странно, именно тот момент, что судья, по сути, никого намеренно не убил, по крайней мере, именно в этом случае, и служил зацепкой, которая могла привести к парадоксальному, на первый взгляд, выводу, что в таком случае убийцей на острове должен был быть именно что не виновный в предъявленном ему обвинении судья Уоргрейв.

– Вы уверены, Ваша Честь? – произнесла Нина, и судья, наградив ее тяжелым взглядом, произнес:

– Стопроцентно, мисс Клейторн. А почему это вас так занимает? Может, поведаете нам подробности обвинения, предъявленного вам?

Не ей, а Вере, убитой невесть кем в дешевом пансионе в Сент-Олбансе.

Но, думая, как ей отреагировать на выпад судьи, Нина отметила: имя жертвы, которую он якобы намеренно, а выходит, вполне законно, с учетом тогдашних суровых юридических нравов, отправил на виселицу, было иное, чем в романе.

Там он звался Эдвардом Ситоном, а здесь – Леонардом Воулом.

Причем Нина, хорошо разбиравшаяся в творчестве королевы детектива (а вовсе не Ариадны Оливер!), помнила, что так звался убийца из рассказа «Свидетель обвинения», даже когда-то экранизированного со стареющей Марлен Дитрих в главной роли.

И Леонард Воул в этом рассказе был именно что виновен – в убийстве завещавшей ему крупное состояние пожилой дамы.

И в романе, и в рассказе обвиняемый являлся преступником – а, значит, как ни алогично это звучало, судья Уоргрейв не был виновен, потому как он не совершил намеренное убийство, а лишь исполнил свой юридический долг.

В отличие от всех прочих, собравшихся на острове – вернее, им же и собранных.

Да, Eu. R. Dudd – это бесспорно старый судья, куривший сигару и корчивший из себя апофеоз правосудия на острове Альбатросов.

Но все «альбатросы» ждали от нее ответа, и Нина сказала:

– Речь идет о смерти моего подопечного воспитанника, увы, утонувшего по недосмотру и из-за собственной бравады.

Не могла же она сказать, что она, то есть покойная Вера, позволила мальчику выплыть в открытое море, зная, что ребенок с большой долей вероятности утонет, дабы обеспечить его дядю, своего возлюбленного, состоянием и титулом?

В сущности, могла, но тогда бы все пошло шиворот-навыворот!

Но и так все шло шиворот-навыворот.

Ломбард со стуком поставил бокал на стол, а Нина, дерзко глядя на судью Уоргрейва, заявила:

– Но вернемся к вам.

Тот, опешив и словно съежившись, произнес:

– Почему ко мне, мисс Клейторн? Думаю, пусть каждый из вас поведает о том, в чем его обвиняют, и тогда мы сможем…

Нина прервала его.

– Ваша Честь, мы не в зале суда, на процессе, который ведете вы, а на острове Альбатросов. Все указывает на то, что нас собрали здесь, чтобы покарать за преступления, за которые мы не ответили перед законом. Поэтому я изменю свою только что озвученную версию относительно моего подопечного: да, я убила его, позволив выплыть в открытое море и зная, что он утонет, потому что после его смерти мой любовник, его дядя, автоматически становился наследником состоянии и титула. Что, довольны?

Мисс Блор охнула, Брент снова хрюкнул, на этот раз вроде бы даже одобрительно, полковник закрыл лицо руками, а Тони Марстенс вздохнула.

И только Ломбард никак не проявил себя, глядя в сторону, мимо Нины.

Ну да, разочаровался в своей потенциальной пассии – вот и хорошо, хоть оставит попытки приставать к ней!

Нина же, глядя на него, произнесла:

– Вы, мистер Ломбард, ведь и в самом деле бросили на произвол судьбы этих несчастных туземцев, ведь так? Не смейте отрицать!

Синеглазый нахал, избегая смотреть на нее, только кивнул и отхлебнул прямо из бутылки.

Нина перевела взор на Брента.

– Вы ведь причастны к махинациям, которые привели к смерти невиновного Джейка Аргайла, ведь так?

На самом же деле Джеймса Ландора, ведь Аргайл был умершим в тюрьме осужденным за совершенное не им убийство в романе Кристи «Испытание невинностью».

Словно тем самым подчеркивалось, что жертва Брента была невиновна, что опять же по странной логике острова Альбатросов означало: он сам тоже – и не являлся мистером Даддом.

Брент, обведя всех собравшихся в столовой презрительным взором, заявил:

– Ну, вы и крутая баба, мисс. Так запросто признаться в убийстве. Ну да, понимаю, все равно все шито-крыто, ничего доказать нельзя, и можно потом все отрицать или заявлять, что ляпнула не то, поскольку была в шоке от происходящего. Юридической базы все эти признания не имеют, это я как полицейский говорю.

– Бывший полицейский, Брент, – поправил его судья Уоргрейв. – Вас едва не уволили за связи с преступным миром, а, чтобы скандала не было, позволили подать в отставку. А зря, вы должны были оказаться на скамье подсудимых и получить по заслугам!

Он и оказался – на острове Альбатросов.

Брент расплылся в хитрой улыбке.

– Ну, сэр, мы же тут все свои. Вот я вам не верю, что вы не знали о невиновности этого Воула. И мало кто верил. Знали, но отчего-то решили его отправить на виселицу. У вас с ним были личные счеты, Ваша Честь?

Судья предпочел ничего не ответить, а бывший полицейский продолжил:

– Ладно, вы все же судья, трусите признаться, Ваша Честь, в том, что убили, пользуясь своим служебным положением, невиновного. Ну, этот Аргайл не был агнцем, еще тот тип. Не тогда бы убил, позднее бы наверняка кого прихлопнул. Так что я обществу услугу оказал, выведя его из оборота заранее!

Мисс Блор ахнула:

– Господи, вы в самом деле только что признались в том, что убили человека?

Брент улыбнулся еще хитрее.

– Мисс, ни в чем я не признался, Ваша Честь вам подтвердит. Но получил этот мерзавец по заслугам – не надо было крысятничать и стучать на меня моим же коллегам, что я…

Он смолк, а Нина в уме закончила за него фразу его признания – в этом мисс Блор была права: «…что я работал на преступный мир».

Судья, попыхивая сигарой, произнес:

– Узнаю воровской жаргон, Брент: крысятничать. Да, это дело в тех сомнительных сферах, где вы вращались, не любят, поэтому причина для устранения Аргайла была более чем весомая…

Брент быстро вставил:

– Я ни в чем не признался, Ваша Честь!

Тот предпочел промолчать, и Нина поняла: мистер Eu. R. Dudd услышал то, что ему требовалось.

Взглянув на доктора Роджерса, Нина сказала:

– А вы, доктор? Не хотите ли поведать о том, как убили аж трех человек? Вы просто маньяк какой-то!

Доктор, невесело хмыкнув, кивнул на Филиппа Ломбарда:

– Этот только что признался глазом не моргнув в убийстве двадцати двух!

– Это, как понимаю, завуалированное признание, сэр? – произнес саркастически Ломбард, и доктор снова хмыкнул:

– Понимайте, как хотите, сэр!

Нина помнила, что прозвучавшие имена носили персонажи романа Кристи «Карты на стол», и там их доктор Роджерс, вернее, Робертс, действительно убил.

Значит, он был невиновен.

– Полковник? – произнесла тихо Нина: старика ей было жаль. Тот, вдруг всхлипнув, заявил:

– Да, это правда, я послал на смерть Ричмонда. Он был… был любовником моей жены…

Он заплакал, и Нина, подойдя к нему, положила ему руку на вздрагивающее плечо.

Убил, но из-за любви.

Не из корысти, как доктор, не из трусости, как Ломбард, и не из боязни оказаться разоблаченным, как Брент.

Он наверняка любил свою жену, как она – Женю, своего Женю, и только своего.

А могла ли она ради Жени пойти на убийство?

– Сэр, ну, не стоит… – начала Нина, а старик вдруг произнес:

– Стоит! Я ношу это в себе уже без малого двадцать лет. Да, я убийца, и моя жена это знала. Вернее, подозревала, потому и отдалилась от меня, а потом захирела и зачахла. Потому что любила она только его, а меня нет…

И он снова заплакал.

Судья Уоргрейв произнес:

– Ну, за давностью лет и отсутствием всяческой доказательной базы подобное признание всерьез не будет рассматривать никакой суд.

Кроме судилища, инсценированного на острове Альбатросов самим Уоргрейвом.

Миссис Олдрин поднесла полковнику бокал и откупорила новую бутылку коньяка. Старик судорожно опрокинул в себя спиртное.

Нина же, глядя на маленькую служанку, спросила:

– А вы и ваш муж, Олдрин? Вы ведь убили свою хозяйку, завещавшую вам свое состояние, намеренно не посылая за врачом, и дождались ее смерти во время очередного приступа?

Деталей убийства, совершенного четой слуг, Нина не знала, но полагала, что это было примерно так.

Миссис Олдрин сразу же ощетинилась.

– Это господа пусть балуются тем, что делают чистосердечные признания, а от нас, простых людей, такой дури не дождетесь!

Судья Уоргрейв со смешком произнес:

– Значит, самого факта убийства вашей хозяйки вы, милейшая, не отрицаете?

Хозяйки, которая звалась именем сразу двух сестер из романа Кристи «Объявлено убийство», Летиции и Шарлотты Блэклок, последняя из которых сама являлась убийцей.

Сразу трех человек, а в финале она еще пыталась убить четвертого.

Миссис Олдрин, теряя присущее ей самообладание, завопила:

– Ни в чем мы не признаемся!

Но этот вопль был красноречивее любой явки с повинной.

Ее муж, пытаясь подняться с дивана, пролепетал:

– Этель, быть может, нам все же стоит очистить совесть и…

Жена, подлетев к нему, отвесила мужу знатную затрещину и прошипела:

– Молчи, дуралей! Молчи! Больше от тебя не требуется. Господи, за кого я, несчастная Этель Робертс, умудрилась выйти замуж?

Вот и фамилия доктора из романа Кристи, который здесь не Робертс, а Роджерс, всплыла: эскулап и горничная, оба убийцы, ими просто поменялись. И она, выходит, из валлийцев, которым, как общеизвестно, доверять нельзя. Нина и не доверяла. В самом деле, за кого она вышла: за пугливого убийцу, похоже, обуреваемого приступами раскаяния?

Нелюбимый ею Федор Михайлович был бы в полном ауте.

Нина, переведя взор на притихшую Тони Марстенс, сказала:

– Вы, мисс, и не скрывали с самого начала, что сбили несчастных ребятишек.

Та, обретая прежние нагловатые манеры, заявила:

– Сложно было бы отрицать, когда на меня все репортеры Британии охоту открыли! Мой родственник, тот, что благородных кровей, и похуже, говорят, дел натворил, но его никто не ищет днем с факелом, как меня. И вообще, это было сразу после встречи Нового года, ну, я еще в себя не пришла и ехала обратно в Лондон. А что, надо было тогда въехать в стену церкви и самой угробиться, пытаясь спасти этих идиотиков? Ладно, дело прошлое, теперь меня шофер возит: ну, когда я не в кондиции!

Судья Уоргрейв сурово произнес:

– Надо, мисс, изначально было соблюдать правила дорожного движения и не носиться на сумасшедшей скорости по деревушке в пьяном виде.

Наследница миллионов показала судье неприличный жест.

Остался только один «альбатрос», который во время чужих исповедей упорно молчал. Нина взглянула на старую (или не очень) ханжу и поклонницу фашистских диктаторов мисс Блор.

– А вы, мисс, не хотите поведать нам о смерти Глэдис Мартин?

Той самой, которая в романе звалась Беатрисой Тейлор, а в литературной вселенной – именем другой, также убитой, глупышкой-горничной из романа Кристи «Зернышки в кармане».

Экранизированного в Советском Союзе под названием «Тайна «Черных дроздов».

Поджав губы и гневно посверкивая пенсне, мисс Блор отчеканила:

– Не хочу! Я потрясена до глубины души тем, что Господь свел меня с вами, исчадиями ада и убийцами! А о трагической кончине моей горничной сказать мне нечего.

Брент грубовато заметил:

– Мисс, как судья верно сказал, мы тут все свои. Не кривляйтесь, раз вас сюда наш мистер Ю.Ар. Дадд пригласил, значит, вы тоже кого-то пристукнули. Что, горничная у вас что-то сперла и вы ее тесаком пырнули?

Мисс Блор, демонстративно глядя мимо него, заявила:

– Я знаю, что каждому воздается по его заслугам. И по грехам. Глэдис Мартин, к которой я была так добра, совершила грех – и сполна расплатилась за него. И вообще, я не намерена слушать это!

Она, прямая, как палка, поднялась, демонстрируя свое предельное возмущение, но к двери отчего-то не направилась.

Брент, хихикнув, спросил, обращаясь к судье Уоргрейву:

– Ваша Честь, такую старую ханжу вы бы с большим удовольствием приговорили бы к виселице, ведь так?

Судья, докурив одну сигару, вынул из кармана смокинга другую и ответил:

– Брент, в первую очередь я бы приговорил к виселице такого, как вы. Итак, мы все виновны…

Нина, понимая, что настал момент разоблачения судьи Уоргрейва, то есть мистера Eu. R. Dudd – заявила:

– Не все, Ваша Честь! Вы не виноваты!

Судья, уставившись на нее, крутил в руках сигару, и Нина вдруг поняла, что узловатые старческие пальцы мелко дрожат.

– Что вы хотите этим сказать, мисс Клейторн?

Нина, выступив вперед, сказала:

– А то, Ваша Честь, что если мистер Ю.Ар. Дадд собрал нас, убийц, в чем мы более или менее все признались…

– Мы не признались! – вставила миссис Олдрин, но Нина, игнорируя ее реплику, продолжила:

– Причем пригласил, чтобы, если верно интерпретировать его незамысловатый псевдоним, покарать нас за совершенные нами злодеяния…

Филипп Ломбард скрестил руки на груди и склонил голову, крайне внимательно слушая Нину.

– …то из общей картины выбивается то, что вы, Ваша Честь, по своему уверению, невиновны, ведь Леонарда Воула вы справедливо покарали за совершенное им убийство, то есть отправив его на виселицу, убийства, по крайней мере, по тайным личным мотивам, не совершили!

Судья молча засунул сигару в рот, а затем стал нервно копошиться в карманах смокинга, ища спички, которые никак найти не мог.

– А это, как ни парадоксально сие звучит, означает, что покарать нас, собранных на острове Альбатросов убийц, может только тот, кто доселе сам убийств не совершал, что и выделяет его из нашей общей, так сказать, убийственной массы и, согласно собственной извращенной логике, дает ему моральное право ликвидировать нас!

Руки судьи дрожали уже явно, и он, нащупав спички, ломал их одну за другой, но все никак не мог зажечь сигару.

– А так как вы заявили, что Леонард Воул виновен, то тем самым признались, что вы не убийца, следовательно, в отличие от нас, вы тут лишний. То есть вы и есть мистер Eu. R. Dudd.

Судья сломал очередную спичку и прохрипел:

– Чушь! Какая это чушь! Кто-нибудь поможет мне закурить эту чертову сигару?!

В полной тишине (все пялились на судью Уоргрейва) к нему подошел Филипп Ломбард и щелкнул зажигалкой. Судья, весь в клубах дыма, заявил странным утробным голосом:

– Мисс, ваша логика только на первый взгляд безупречна, и я сейчас объясню вам, почему я никак не могу быть этим самым мистером Ю.Ар. Даддом…

Он кашлянул. Потом еще раз. Затем несколько раз подряд. Наконец, уже даже не кашляя, а как-то судорожно хрипло лая, судья Уоргрейв поднялся из кресла, сигара выпала из его перекошенного рта, он пошатнулся…

И беззвучно повалился лицом прямо на стол.

Все в оцепенении смотрели за тем, как тело судьи еще несколько мгновений судорожно дергалось, словно через него пропускали электричество, а потом внезапно затихло.

Первым опомнился доктор Роджерс, который, подбежав к судье, осторожно поднял его голову со скатерти.

Нина увидела повторение своего кошмарного сна – и сцены с Александром Абдуловым из советского триллера. Мертвое лицо с осколками стекла, глубоко впившимися в щеки, лоб и подбородок.

Тони Марстенс завизжала, мисс Блор плюхнулась в кресло и закатила глаза.

Пока Брент и полковник пытались успокоить визжащую самую богатую невесту Британии, а миссис Олдрин вместе с Ломбардом приводили в чувство мисс Блор, Нина подошла к доктору Роджерсу, пытавшемуся нащупать пульс на сонной артерии судьи, и тихо спросила:

– Он мертв?

Доктор, хмыкнув, отчего-то с веселой улыбкой заявил:

– Мертвее не бывает!

Нина и сама видела, что судья вряд ли притворялся – с массивными стеклянными и фарфоровыми осколками, впившимися ему в лицо.

Но ведь в романе он инсценировал свою смерть, хотя и не так жутко, и именно доктор помог ему подтвердить факт кончины, дабы официально выйти из игры и втихую продолжить убивать.

А что, если и в этот раз доктор заодно с судьей, а окровавленное лицо, в которое впились осколки, это – резиновая маска?

Но кровь, которая капала из многочисленных ран на лице судьи Уоргрейва, была более чем настоящей.

Да и таких абсолютно реалистичных резиновых масок в тридцать шестом году еще не было.

Даже в литературной вселенной.

И все же Нина сама прикоснулась к шее судьи, пытаясь уловить сердцебиение. Но так и не смогла.

Выходило, что главный и, собственно, единственный подозреваемый на роль мистера Eu. R. Dudd, затеявшего всю эту катавасию с островом Альбатросов, «Ваша Честь» судья Лоуренс Роджер Уоргрейв, только что отдал концы.

Причем в полном соответствии с первым стишком считалочки: «Десять альбатросов слетелись пообедать, один вдруг поперхнулся, и их осталось девять».

Судья Уоргрейв в самом деле поперхнулся – и их теперь действительно осталось девять. Убийца стал действовать в обратном алфавитном порядке. Тогда, выходит, следующий – доктор Роджерс, он же Робертс? А затем – самая богатая невеста Британии Тони Марстенс, которая вообще-то и должна лежать с порезанным лицом на мятой скатерти?

Да, сердцебиения, как Нина не пыталась его нащупать, не было – судья не имитировал смерть, он действительно был мертв.

Зато она уловила весьма явственный запах – запах горького миндаля.

Цианид!

Нина в ужасе поняла: это не нелепый несчастный случай, а убийство. О возможности самоубийства речи и быть не могло: не такой тип был старый законник. Судья Уоргрейв, по роману злодей и последняя жертва Негритянского острова, на острове Альбатросов стал жертвой первой.

И это означало одно: в данной литературной вселенной он злодеем и мистером Ю.Ар. Даддом быть ну никак не мог.

Потому что кто-то отравил его, как и полагается, цианистым калием. Только вот как?

– Сердечный приступ? – произнесла, ничуть не теряя самообладания, мисс Блор – надо же, какая выдержка у старой (или не очень!) девы и поклонницы фашизма.

Или она знала, что судья умрет, потому что… Потому что сама отравила его? Такая могла – присутствия духа ей не занимать. Нина подумала, что именно мисс Брент, ну, точнее, мисс Блор оказалась убийцей в компьютерной игре.

Ну а в романе убийцей был судья Уоргрейв – тот самый, который с окровавленным, вздувшимся от вызванного ядом цианоза сине-красным лицом неподвижно лежал на столе.

Нет, такое не сыграешь, такое не изобразишь…

Бывший полицейский Брент, вразвалочку подойдя к ним, цинично произнес:

– Ну вот и отправился на суд божий великий и ужасный судья Уоргрейв! Хотя, вероятно, все же на суд чертовой дюжины чертей в преисподнюю.

– Мистер Брент! – произнесла назидательно старая дева, а Ломбард, крайне осторожно принюхивавшийся к сигаре, что вывалилась из руки судьи и тлела на ковре, спросил:

– Так от чего он умер, доктор?

Тот, хмыкнув, произнес:

– От отравления одним из соединений цианида, вероятно, цианистым калием!

Эта новость, что само по себе удивительно, никого не шокировала, а Тони Марстенс сипло произнесла:

– Он что, покончил с собой? Прямо здесь, на глазах у нас, не завершив свою фразу?

Ломбард, уставившись на Нину, сказал:

– Фразу, которой он хотел доказать, что, в отличие от вашего предположения, мисс Клейторн, не является нашим негостеприимным хозяином мистером Ю.Ар. Даддом!

Все воззрились на Нину, и Ломбард продолжил:

– Вы ничего не хотите нам сказать, мисс Клейторн? Или, быть может, мне?

Нина, взглянув на каждого из присутствующих, в тон ответила:

– А вы мне, леди и джентльмены? Ну, почти все признались в убийствах – кроме вас, мисс Блор. Так, может, кто-то решит покаяться в том, что только что отравил судью Уоргрейва?

Полковник Маккинзи нервно заявил:

– Он мог совершить самоубийство…

Генри Брент расхохотался.

– Кто угодно, но только не судья Уоргрейв! Да еще в таких обстоятельствах! Доктор, это же было убийство?

Доктор Роджерс весьма жизнерадостно ответил:

– Это задача полиции – установить, было ли это убийство, самоубийство или несчастный случай. Хотя последний вариант, думаю, можно исключить изначально. Но умер судья, как я уже сказал, от отравления соединениями цианида, о чем свидетельствует и ярко выраженный цианоз, вы только посмотрите на его вспухшее лицо, и то, как он умер на наших с вами глазах, и, наконец, сигара!

От ткнул тлеющую сигару носком лакированной туфли.

– Яд содержался в ней! И только судья сунул ее в рот и поджег, вдохнув дым, как практически немедленно скончался.

Ломбард с явным восхищением протянул:

– Неплохая задумка убийцы! Там что, была капсула?

Доктор, схватив со стола салфетку и обернув ей руку, осторожно поднял сигару, стараясь держать ее на порядочном расстоянии от лица. Запах горького миндаля сделался теперь еще более явственным.

– Думаю, все намного проще. Кто-то заранее вымочил сигару в концентрированном растворе цианистого калия, дал ей высохнуть – и сделал из нее орудие идеального убийства!

Мисс Блор заявила:

– Тот, кто убил судью Уоргрейва, причем столь изуверским способом, настоящий сумасшедший.

Генри Брент возразил:

– Или крайне сообразительный малый. Но, выходит, он не мог контролировать время убийства, потому что судья мог взять из коробки и не отравленную сигару. Или тут все сигары отравлены?

И хохотнул:

– Как хорошо, что я курю папиросы, которые всегда таскаю с собой!

Ломбард принялся обшаривать смокинг судьи, и явно шокированная мисс Блор заявила:

– Как вам не стыдно!

Генри Брент заявил:

– Мэм, судье уже все равно. Он сейчас сам восседает на скамье подсудимых на том свете!

И снова хохотнул, и к его гоготу присоединился жизнерадостный доктор Роджерс.

Обшарив карманы судьи, Ломбард заявил:

– Сигары он принес свои, одну он выкурил на наших глазах, а потом принялся за вторую, оказавшуюся отравленной. Думаю, многие знали о привычке судьи курить сигары и носить их в кармане смокинга. Не представляло сложности в сумятице, вызванной зачитанными нами жутким голосом обвинениями, незаметно подменить сигару судьи на такую же, но заранее пропитанную цианидом. Прекрасно зная, что он в ближайшие минуты раскурит ее – и отдаст концы!

Тони Марстенс прошептала:

– Звучит крайне логично. Как будто…

Она уставилась на Ломбарда, а тот усмехнулся:

– Нет, судью я не убивал. Потому что сделай я это, то раскрывать вам механизм того, как осуществил это, точно бы не стал. Но теперь я знаю, леди и джентльмены: один из вас – убийца!

Доктор расхохотался:

– Если верить нашей умной юной леди, то мы все убийцы! И одним стало меньше. Хотя, если подумать, при этом одним и больше: потому что тот, кто раньше то ли убивал, то ли нет, лишил жизни судью.

Он залился смехом, а Нина, чувствуя, что силы покидают ее, опустилась на диван рядом с замершим там мелко дрожащим, с зеленым лицом Томасом Олдрином.

Девушка закрыла глаза. Да, предотвратить убийство она не смогла, потому что и представить себе не могла, что первой жертвой в литературной вселенной станет тот, кто в романе был злодеем.

Путешествие на остров Альбатросов, которое представлялось ей прогулкой на выходные, внезапно превратилось в триллер.

– И что нам теперь делать? – произнесла визгливо Тони Марстенс. – Я так не могу, этот покойник выглядит ужасно. Он будет мне теперь постоянно сниться. Уберите его!

– Отличная мысль, – заявил Ломбард. – Эй, Брент, помогите мне! Доктор, вы тоже, он тяжелый.

До Нины донесся веселый голос медика-убийцы:

– Нет уж, вы вдвоем наверняка справитесь. Вот только куда деть тело? На дворе август, думаю, скоро покойник даст о себе знать…

– В подвал? – предположил, сопя, Брент, а доктор обратился к миссис Олдрин:

– У вас же имеется некое подобие ледника?

– Сэр, дом оборудован по последнему слову техники, у нас имеется даже целая комната-рефрижератор для хранения скоропортящихся продуктов. Виллу-то построил американский миллионер…

– Только не туда! – заявили в один голос мисс Блор и Тони Марстенс. – На чердак?

В итоге тело судьи отнесли в самую дальнюю комнату нежилого западного крыла. Когда мужчины вернулись, миссис Марстенс, уже убравшая разбитую посуду и следы крови, подала им виски.

Брент, явно не решавшийся отпить первым, смотрел исподтишка на Ломбарда. Тот, иронично подняв бровь, спросил:

– Хотите, чтобы я выпил первым? Боитесь, что там тоже яд?

Брент, выказывая мелкие прокуренные желтые зубы, заявил:

– Боюсь. Потому что не нравится все это мне, крайне не нравится.

– Ну, тогда мы одного мнения об этой передряге. Ваше здоровье, Брент!

И Ломбард залпом опорожнил свой бокал. Выждав несколько томительных секунд, Брент осторожно поднес к губам свой бокал.

– Горьким миндалем вроде бы не пахнет…

Нина, все еще сидевшая на диване, произнесла:

– Он мог использовать другой яд, медленного действия!