Текст книги "Закат созвездия Близнецов"

– Деньги после заседания, после заседания!

Весь состав кафедры собрался в соседней аудитории. Задержалась только Алла Александровна. Убедившись, что в помещении никого, кроме нее, нет, она подошла к старенькому сейфу, выудила из ящика стола Куракина ключ, отомкнула сейф, вынула пухлую пачку денег – зарплату сотрудников. Потом хихикнула, закрыла железный шкаф, ключ снова положила на место. А пакет с деньгами сунула в сумочку Кати Ипатовой. Ну вот, все прошло отлично! Когда Птичкина обнаружит пропажу, Алла сама настоит на обыске – и украденное найдут у Ипатовой. Что будет! И как только Римма с проректором додумались до такого! Катю немедленно выбросят из универа, она даже и диплом получить не сможет, и ни о какой аспирантуре тогда не будет и речи. Ворам места в университете нет!

Закрыв кафедру, Алла Александровна присоединилась к коллегам.

Заседание прошло, как обычно. Настал торжественный момент выплаты заработной платы.

– Я сейчас принесу деньги, они в сейфе, – сказала Птичкина. Со всклокоченными седыми волосами, в длиннополой вязаной кофте, она и вправду походила на старую суетливую ворону. Птичкина упорхнула, пошли томительные минуты ожидания.

Вскоре кассир, дрожа и причитая, ворвалась в аудиторию с криком:

– Денег в сейфе нету!

– Как это нет? – изогнул брови профессор Куракин. – Надежда Ивановна, вы уверены, что клали их в сейф? Посмотрите, милая, у себя в сумке! И не пугайте нас так!

Птичкина снова унеслась, вернулась с большой хозяйственной котомкой, вывернула ее содержимое на стол. Там было все, что угодно, но только не деньги.

– Я прекрасно помню, что положила пачку в сейф, – чуть не плача, причитала Птичкина. – А ее там нет! Деньги украли!

Если сначала все думали, что Птичкина просто затеряла деньги, то теперь работники кафедры с недоверием уставились на бедную женщину.

– Если они пропали, мне придется возмещать все из собственного кармана, – в полуобморочном состоянии твердила Птичкина. – Но у меня столько нет, я никогда не расплачусь! Ах, моя стенокардия, так сердце щемит! – И Птичкина схватилась за грудь, но почему-то с правой стороны.

– Успокойтесь, – распорядился профессор. – Катюша, принеси Надежде Ивановне воды. И сохраняем ясную голову. Деньги, конечно, никто не крал. Сейчас мы все пойдем на кафедру и попытаемся отыскать их. Я уверен, они лежат в сейфе, вы просто их не заметили!

Но денег в сейфе не оказалось. Не было их и ни в столе профессора, ни в кресле, ни где-то еще. Алла Александровна Бедрова воскликнула:

– Надежда Ивановна права, мы имеем дело с кражей. И это мог сделать только кто-то из нас! Давайте смотреть правде в глаза!

– Алла Александровна, – укоризненно покачал головой профессор Куракин. – Как вы можете подозревать членов нашей кафедры в таком преступлении...

– А что остается делать! – возразила Бедрова. Она сняла трубку внутреннего телефона и, позвонив на вахту, попросила охранника подняться к ним. Тот не замедлил появиться – спортивный мужчина лет сорока в камуфляжной форме.

– У нас пропала крупная сумма денег, – объявила Алла. – И мы уверены, что ее украл кто-то из здесь присутствующих. Никто посторонний сделать это не мог. Где лежит ключ от сейфа, знали все. И Надежда Ивановна уверена – до начала заседания деньги были в сейфе. А исчезли они, значит, в то время, пока мы заседали. Кто выходил из аудитории?

Все посмотрели на Катю – именно ее Алла Александровна вскоре после начала сборища попросила сходить на кафедру и принести распечатки со своего стола.

– Вы, Ипатова, – констатировала Бедрова. – Но это ничего не значит. Не пойман – не вор. Поэтому я и пригласила товарища с вахты, чтобы он, как непредвзятый свидетель, смог помочь нам с обыском. Да, да, с обыском! Кстати, я готова первой вывернуть свою сумку. Я ничего не крала и мне нечего бояться!

Алла Александровна продемонстрировала охраннику содержимое сумочки. Несколько учебников, пара тетрадей, губная помада, носовой платок, портмоне. В карманах пальто Бедровой нашлись только варежки.

Профессор Куракин, который был против обыска, оказался в гордом одиночестве. Остальные члены кафедры шумно поддержали идею Бедровой. Все были уверены в собственной невиновности и желали получить зарплату.

– Какая же я растяпа, – подвывала Птичкина. – Я никогда не расплачусь, боже мой, дайте мне валерьянки! У меня так болит сердце, у меня аритмия и стенокардия, я сейчас умру!

Охранник заглядывал в сумки преподавательниц. Ни у кого не обнаружилось пакета с деньгами. И вот остались только Катя и Женя – две кафедральные лаборантки.

– Ипатова, покажите свой ридикюль, – сказала Бедрова. – Если деньги не найдутся, то придется вызывать милицию. Вор должен сидеть в тюрьме!

Охранник привычным жестом вывернул сумку Кати на стол, и все ахнули – оттуда вылетела завернутая в прозрачный полиэтиленовый пакет пачка купюр.

– Катя, деточка, – смешно заморгал профессор Куракин, в ужасе глядя на неопровержимое доказательство. – Как же это...

– Она украла! – взвизгнула Птичкина, сразу забывая о своей стенокардии и сердечной аритмии. – Катька, мерзавка, украла!

– Итак, Ипатова, значит, именно вы совершили сей подлый поступок, – сурово произнесла Бедрова. – Какая низость, на нашей кафедре раньше такого никогда не было! Вы надругались над нашим доверием и плюнули всем в душу! Позор вам, мелкая воровка!

Катя почувствовала, как горячие слезы бегут у нее из глаз.

– Я ничего не брала, – произнесла она. – Это страшное недоразумение.

– Ага, деньги к тебе сами на куриных ножках прибежали и в сумку залезли, – заметил кто-то желчно. – Лучше колись, Ипатова, а то хуже будет!

– Я ничего не брала! – твердо сказала Катя и вдруг зарыдала.

Александр Александрович Ипатов, которого плачущая Катя попросила срочно приехать в университет, по телефону ничего не понял из сбивчивых объяснений дочери.

– Какие-то деньги, заседание кафедры, обыск, – сказал он встревоженной жене. – Кате нужна моя помощь. Нет, Дарья, ты останешься дома, там необходима трезвая голова.

Приехав в университет, где остались Катя, профессор Куракин и Алла Александровна Бедрова, Ипатов застал дочь в истерике. Ее обрабатывала Алла.

– Скажи правду, признайся, и станет легче, – приставала она к девушке. – Это ведь ты украла, никто больше не мог! И деньги у тебя нашли...

– Папа! – бросилась на шею отцу Катя. – Они все думают, что я украла деньги, но, клянусь тебе, это ошибка. Я ничего такого не делала!

Александр Александрович, кратко ознакомившись с фактами, заявил:

– Моя дочь не воровка. Раз она утверждает, что не брала деньги, значит, так оно и есть!

– Но эмпирические факты, – сконфузившись, бормотал профессор Куракин. – Деньги нашли у нее в сумочке...

– Их могли и подкинуть, – сказал Ипатов. – У нас на заводе лет семь назад был случай – пропадали в раздевалке то часы, то деньги, то папиросы. И вдруг нашли у одного нашего коллеги в ящике несколько ранее украденных вещей. Ну все, думаем, поймали вора. Его чуть не прибили. А потом с поличным застукали одного тихого мужичонку, который всех обчищал. Он таким образом решил от себя подозрение отвести и невинного подставить.

– Да кому ваша дочка нужна! – запальчиво воскликнула Алла Александровна. – И вообще, я смотрю, яблоко от яблони недалеко падает. Это, товарищ Ипатов, не вас случайно с поличным взяли? Не вы ли вещички у заводчан тибрили?

До этого Алла доложила Шамановой об удачном проведении операции по опорочиванию Ипатовой. Деканша осталась очень довольна и заверила, что место заведующей кафедрой Бедровой обеспечено.

– Попрошу без инсинуаций, – отрезал Александр Александрович. – Если это кража, то я требую подключить к делу милицию. Моей дочери, которая совершенно не виновна в произошедшем, бояться честного расследования нечего. А то что это у вас за самодеятельность – доморощенные обыски, выворачивание сумок, чуть ли не суд Линча. Если Катя на самом деле украла, то получит по заслугам и отправится в тюрьму. Но она невиновна! Ее подставили!

Под нажимом Ипатова вызвали милицию. Приехали оперативники, составили протокол. Бедрова была самой деятельной свидетельницей и обвинительницей.

– Она украла, – тыкала Бедрова пальцем в Катю. – Она, так и запишите, товарищи милиционеры! А строит из себя Белоснежку, и папаша у нее подозрительный!

– И вот еще что, – сказал Александр Александрович. – Я настаиваю на том, чтобы сейчас же были сняты отпечатки пальцев с пачки денег, с пакета, в который они завернуты, с сейфа, где они хранились, Катиной сумки и ключа от сейфа. Я уверен, что мою дочь подло подставили, но наверняка тот, кто это сделал, не позаботился замести следы.

– Не учите нас, как работать, – проговорил усталый милиционер, но тем не менее эксперт, несмотря на дикий протест Аллы Александровны, стал снимать отпечатки с сейфа, ключа и пачки денег. Катя, ничуть не возражая, предоставила милиции собственные отпечатки пальцев.

Алла Александровна явно не ожидала подобного поворота дела. Она думала, что милиция, удовольствовавшись показаниями работников кафедры, и ее в том числе, ничтоже сумняшеся, арестует Екатерину Ипатову – и дело с концом. Но не тут-то было.

Происшествие получило большую огласку. Назавтра только об этом и говорили. Римма Васильевна постаралась – везде утвердилась версия о том, что воровкой является Катерина Ипатова. Когда Катя появилась в университете, на нее смотрели с любопытством и омерзением. Девушка слышала шепоток за спиной. Однако, следуя совету отца, Катя не обращала на это внимания. Сначала она вообще не хотела идти на занятия, однако Александр Александрович настоял на этом.

– Ты же ни в чем не виновата! – сказал он. – Тебе нечего бояться! Ведь так, Катя?

– Так, папа, – ответила Катерина. – Но все они думают, что именно я пыталась украсть деньги...

– Да плевать тебе на то, что они думают, – возразил Ипатов. – Твоя совесть чиста – и ничего больше не требуется. А они могут думать все, что им заблагорассудится. Быть дураком не запретишь!

Катя появилась на кафедре и сразу почувствовала злобные взгляды. Коллеги, которые еще вчера так хорошо относились к ней, моментально переменились.

– И что ты здесь делаешь! – воскликнула, потрясая петушиным гребнем из всклокоченных седин, Надежда Ивановна, когда увидела Катю. – Как тебе совесть позволяет заявляться на кафедру! Воровка подлая! Меня, мать-одиночку, обокрасть хотела! А у меня стенокардия и ишиас!

Алла Александровна, которая пила холодный чай, ничего не сказала. Ее грыз страх. Еще бы, ведь милиция наверняка установит, что отпечатков Катерины на деньгах и на сейфе нет. И что тогда?

Через день на кафедру пришли менты и попросили всех сотрудников в добровольном порядке предоставить свои отпечатки пальцев. Бедрова взвилась, как укушенная осой:

– Этого не может быть, это нонсенс! – кричала она тонким истеричным голоском. – Что за произвол! Мы будем жаловаться! Ведь всем известно, что воровка – Ипатова! Ее застукали практически с поличным!

– Ни на одном предмете отпечатков пальцев Екатерины Александровны Ипатовой нами не обнаружено, – ответил ей милиционер.

– И что из этого! – кричала Бедрова. – Конечно, она потом все тщательно вытерла или вообще действовала в перчатках. Сейчас об отпечатках знает каждый, эти ужасные фильмы крутят по всем каналам!

– Значит, вы отказываетесь? – спросил милиционер угрожающе. – Ну что ж, Алла Александровна, это ваше законное право. Но учтите, последствия могут быть весьма плачевны...

– Нет, мы не отказываемся, – прервал его профессор Куракин. – Я первый предоставлю правоохранительным органам свои отпечатки. Вам ведь нечего бояться, Алла Александровна?

Вслед за заведующим кафедрой потянулись и другие. Бедрова с ужасом отметила, что осталась в меньшинстве. Все остальные сотрудники прошли процедуру дактилоскопирования.

– Мы обещаем вам, что сразу же после проведения сравнительной экспертизы карты с вашими отпечатками будут уничтожены, – заверил их эксперт. – Великолепно. Итак, остался неохваченным только один человек...

И этим единственным упрямцем была Алла Александровна Бедрова.

– В чем дело, голубушка? – ласково поинтересовался профессор Куракин. – Вы так рьяно выступали за торжество справедливости. Мы все знаем, что вы ни в чем не виноваты, так почему же отказываетесь отдать на исследование свои отпечатки? Помогите следствию, прошу вас!

– Они и так знают, что истинный преступник – Ипатова! – продолжала настаивать Алла Александровна. Но ее упрямство уже вызывало подозрение.

В конце концов, под давлением коллег, Алла Александровна дала свои отпечатки. Милиция скорее всего только пугает, решила она, у них нет никаких доказательств! И не будет! И нужно с ней кооперироваться, а то коллеги уже начинают шептаться, что Аллочка неспроста ведет себя странно. Тем более она помнила разговор с Риммой и ее мужем – проректором. Они, если что, ее прикроют. У них есть свои люди в милиции.

Поэтому, слегка успокоившись, Алла Александровна снова вернулась к работе. Прошло несколько дней, и ее в срочном порядке, прямо во время лекции у третьекурсников, вызвали в деканат.

Римма Васильевна Шаманова была в ярости. Деканша метала громы и молнии.

– Алла, ты что, с ума сошла! – загромыхала она. – Мне только что позвонил друг, начальник милиции нашего района. Сказал, что следствие выявило великолепные, просто убийственные отпечатки – твои! Везде, где только можно – на деньгах, на ключе, на сейфе, на сумке Ипатовой. Они уже были готовы за тобой приехать! Ну ты и дура, а еще в заведующие кафедрой рвешься! Хотя для этого большого ума и не требуется!

Алла Александровна затряслась, как холодец. Неужели Шамановы сдадут ее милиции? Но тогда она не станет ничего скрывать и расскажет о том, как Римма заставила ее, бедную подневольную преподавательницу, подставить Катю Ипатову. Организатором всего являются Римма и ее муженек!

Шаманова прекрасно понимала, что, попав в руки следствия, Алла Александровна не будет молчать. А перспектива грандиозного скандала и последующего краха карьеры Римму вовсе не прельщала.

– Так, Бедрова, – грубо сказала она. – Я только что говорила с Ларисой Вараввой. Она обещала все замять. Это обойдется в большую сумму. Но учти – тебе придется дать показания ментам. И попробуй только пискнуть о нашем тогдашнем разговоре и о твоей, а что самое главное, моей роли во всем произошедшем – тебе не поздоровится. Волгоград – город маленький, никогда здесь больше карьеру не сделаешь! Николай Леопольдович постарается, у него во всех вузах города связи! А будешь вести себя, как скажу, получишь куракинский пост. Ты усекла?

Алла Александровна все усекла. Официально объявили, что Екатерина Ипатова ни в чем не виновата, деньги пытался украсть мелкий воришка, которого спугнули и потому он спрятал добычу в сумочке Ипатовой. Объяснению никто не поверил. Некоторые продолжали считать, что Ипатову просто выгораживают, другие, более проницательные, заявляли, что на самом деле ее подставили, а теперь скрывают имя подлинного преступника. В общем, пищи для кулуарных разговоров было предостаточно.

Катя поняла – прежней атмосферы беззаботности и доверия уже не будет. На кафедре к ней относились настороженно. Преподавательница Птичкина, глупая баба, продолжала считать Катю воровкой и болтала об этом на каждом перекрестке. Эту же линию поддерживала и ее лучшая подруга Алла Бедрова, тоже распространяя сплетни. Они наседали на профессора Куракина с ежедневными требованиями уволить воровку.

Настала пора государственных экзаменов. Катя знала, что готова к ним, но получить отличные оценки так и не смогла. Председатель экзаменационной комиссии, Римма Васильевна Шаманова, наотрез отказалась ставить Ипатовой оценку выше тройки. Профессор Куракин вступился было за девушку, но Шаманова заявила, что знания у студентки ниже среднего.

– Помилуйте, Римма Васильевна, – кипятился профессор Куракин. – Если она получит «три», как вы настаиваете, то путь в аспирантуру ей будет закрыт. Она же отвечает на твердую пятерку.

– Ничего подобного! – заявила Шаманова. – А то, что ей аспирантуры как своих ушей не видать, так невелика беда, ворам нечего делать в стенах нашего почтенного заведения!

– Никакая она не воровка, – отстаивал Катю профессор. – И вообще, госпожа декан, ходят упорные слухи, что вы элементарно запретили огласить подлинные результаты следствия. Говорят также, что вовсе не неизвестный украл деньги и что официальная версия – подтасовка, попытка выгородить того, кто в самом деле пытался совершить преступление...

– Валентин Григорьевич, не лезьте туда, куда не следует, – заявила Римма. – Я сказала – Ипатова получит «три». И в аспирантуру вы ее не возьмете – вам это ясно? И кстати, о слухах: говорят, что вы, профессор, собираетесь на покой и не желаете выставлять свою кандидатуру в заведующие кафедрой этой осенью?

– Римма Васильевна, мне кажется, что я не отношусь к тем, кому вы можете указывать, что делать, да еще в таком тоне, – сказал с достоинством Куракин. – Так и занесите в протокол – я «против». Мое предложение – поставить Катерине Ипатовой пятерку.

– Упрямый старый осел, – пробормотала Шаманова, скрипя зубами, и подумала про себя, что Куракина нужно срочно менять. Аллочка Бедрова поставит всем нужные оценки. А Куракин строит из себя дореволюционного профессора, честного и непредвзятого, не понимает, что ли: сейчас коммерческие времена. И вообще, он все портит!

В итоге Катя получила четверку. Против мнения деканши выступили еще несколько членов экзаменационной комиссии, однако Римма своей железной волей смогла пробить более низкую оценку для Ипатовой. Она накануне обещала Ларисе, что завалит девчонку. Но не смогла, как только Римма Васильевна задавала очередной каверзный вопрос, тут же вмешивался этот упрямец Куракин и снимал его, говоря, что он явно не входит в университетскую программу. Римма думала, что сможет поймать Катю на шпаргалках и тогда с полным правом выгнать ее, влепив «пару», но Ипатова, удивительное дело, не пользовалась никакими запрещенными вспомогательными материалами.

Катя, получив четверку, поняла, что стала жертвой интриг. Девушка уже знала – в университете она остаться не сможет. Валентин Григорьевич Куракин благоволил к ней, однако не его слово было решающим. Кате пришлось уволиться с кафедры. Профессор вызвал ее к себе, смущаясь и забыв о своих великолепных ораторских способностях, путался в словах и пытался что-то сказать студентке.

– Таким образом, Катерина, получается, что...

– Что я больше не должна работать на кафедре, – сказала горько Катя. – Я это уже поняла, Валентин Григорьевич. И сейчас же подам вам заявление об уходе.

– Милочка, – сказал профессор, пряча глаза. – Ты же взрослая, понимаешь, что, будь моя воля, ты бы работала здесь, как и раньше. Ты очень умная и толковая девочка, но... Но бывают моменты, когда мы ничего не можем изменить. За нас уже все решили, – и он указал пальцем на потолок, намекая на деканат, который располагался этажом выше. – Мне вообще приказали уволить тебя по какой-нибудь гнусной статье – например, за прогулы или, уж извини, за пьянство на рабочем месте. Но, конечно же, ты напишешь заявление по собственному желанию.

– Это все связано с той историей? – спросила Катя. – Но я же не воровка! И следствие это доказало! Чьи же отпечатки были обнаружены, если не мои?

– Катерина, нам лучше не вникать во все это, – сказал устало профессор. – Пиши заявление, голуба моя, и я немедленно его завизирую. Извини, пожалуйста...

Катя поняла: ей не видать не только места на кафедре, но и в аспирантуре. Когда она спросила об этом Куракина, тот, опять запинаясь и кряхтя, ответил:

– Деточка, с этого года по распоряжению совета университета у нас вводится конкурс при поступлении в аспирантуру. Окончательное решение принимает деканат. А ты понимаешь, что там настроены против тебя. Но я гарантирую, что смогу отстоять тебе хороший диплом. И с ним ты вполне можешь попробовать поступить в аспирантуру в другом городе. У меня есть хорошие друзья в Нижнем Новгороде, там замечательный университет, я поговорю и напишу тебе рекомендацию...

– Не надо, – ответила Катерина. – Спасибо вам за все, Валентин Григорьевич, но высшей школы с меня достаточно. И вот мое заявление об уходе, подпишите!

Алла Александровна торжествовала – все же она добилась того, что требовала от нее деканесса. Ипатова ушла с кафедры. И в аспирантуру эта гордячка не попадет. И место Куракина ей, Аллочке Бедровой, в сентябре будет обеспечено!

Катя работала над дипломом, который защитила на «отлично». Видимо, могущественные недруги, потеряв к ней интерес, оставили ее в покое. И вот настал долгожданный день получения диплома. Римма Васильевна вручила Ипатовой темно-синюю корочку, но, пожимая руки всем студентам, сделала для Кати исключение и не заметила ее протянутой ладони.

– Поздравляю! – сказала Светка Храповалова, когда они спускались с горы к автобусной остановке. Рядом с ними шла и Олеся Тарасова. – Слава богу, свобода!

Светка обернулась в сторону универа и показала ему язык.

– Вот и все, леди! Можем теперь жить в свое удовольствие! Ну, Катька, поняла, что нельзя оставаться там? Они же элементарным образом тебя выжили! Там не любят умных, разве непонятно? Будь, как все, – тогда и сделаешь карьеру. А стоит чуток высунуться, как сразу же найдется «добрый друг», который секатором отрежет тебе башку. Вот так-то!

Храповалова что-то скрывала. Она уже несколько недель ходила таинственная. И наконец проговорилась.

– Я, девчонки, еду в Германию, – сказала она.

Катя ахнула и спросила:

– Ты что, мужа себе нашла?

– Еще нет, – ответила Светка. Ее попытки отыскать супруга среди иностранцев потерпели полное фиаско. Немец оказался бедным студентом, голландец – старым извращенцем, финн – отцом многодетного семейства.

– Но там обязательно найду, – сказала Храповалова. Подошел автобус, шедший в центр. Девушки сели в него. Светка предложила всем по поводу получения диплома забуриться в бар.

– Там все и расскажу, – пообещала она. – И, может, вам, дурочки, помогу выбраться за рубеж. На перспективу надо работать, на перспективу!

В баре, выпив сначала за избавление от мук и получение диплома по бокалу шампанского, Олеся и Катерина стали внимательно слушать повествование Светки.

– Вы что-нибудь знаете о программе опэр? – спросила Светка.

Олеся, отличница, припомнила:

– Кажется, на втором курсе мы текст об этом читали, что-то про Австрию...

– Читали, – констатировала Светка. – Эй, бармен, нам еще шампанского. Не беспокойтесь, девчата, я плачу! Да, читали, Олеська, именно этот текст и запал мне в душу, с него все и началось.

Светка взяла салфетку, достала из сумочки ручку и написала на нем: Au Pair.

– Именно так пишется это странное слово, – пояснила она. – По-французски, а произносится: <I>опэр</K>, с ударением на обе гласные. Оно означает что-то вроде «баш на баш». В общем, услуга за услугу. Что делают во всем цивилизованном мире молодые люди, когда хотят изучить иностранный язык? Едут за границу! Но позволить себе дорогостоящие курсы или обучение в элитном колледже могут не все. Проще всего – сделаться этим самым опэром. Подаешь заявку, тебе находят семью в стране желаемого пребывания. Ты можешь выбирать хоть весь мир: Европа, Америка, Азия. Твои обязанности, например, присматривать за детьми, помогать по дому. Но это не больше, чем три-четыре часа в день, остальное время – твое! Там даже в каком-то положении записано, что Au Pair – это не дешевая прислуга или уборщица. И семья вообще-то должна тебе и языковые курсы оплачивать.

– А деньги за это платят? – с некой опаской спросила Олеся. Ее заинтересовал рассказ Светки.

– А как же! – сказала Храповалова. – Ты едешь туда вроде гувернанткой. Или бэби-ситтером, говоря по-русски. Ну, или по-английски. Хотя опэров берут и бездетные семьи. Какие-нибудь богатеи, которым в лом убираться по дому, вот они и приглашают кого-нибудь из Восточной Европы. Или, знаешь, парализованная бабка или дед с Альцгеймером – им нужно почитать, послушать рассказы про их славную нацистскую юность в начале тридцатых годов. Для таких тоже берут опэров. А насчет денег – еще бы, кто же заставит тебя бесплатно спину гнуть! Там все строго – получаешь в Германии, например, по двести пять евро в месяц на карманные расходы.

– Двести пять, – умножила в уме Олеся. – Так это больше шести тысяч рублей получается, жить можно!

– Это в Волгограде жить можно, – оборвала ее Светка. – А на Западе нормальная зарплата сейчас – как минимум две штуки в евро. На эти двести пять ты себе покупаешь немного тряпок, или сладости, или косметику.

– А как же проживание и еда? – спросила Катя. – Придется ведь ужиматься!

Светка рассмеялась, строя из себя всезнающую особу:

– Вы что, мои дорогие, с Луны свалились? Семья обязана предоставить вам отдельную комнату у себя в доме, а также кормить и поить за свой счет в течение всего срока вашего пребывания с учетом ваших же специфических вкусов. Вы – не прислуга, вы – член семьи! Это записано во всех инструкциях и постановлениях, которые выпустило то ли правительство, то ли кто-то еще...

Светка отхлебнула шампанского и в эйфории продолжала:

– Приедешь туда, будешь работать полдня, детишек в школу утром собирать, потом пропылесосишь в доме, детишек из школы встретишь, быстренько с ними уроки сделаешь – и все! И при этом у тебя официальное право как минимум на четыре выходных в месяц. Негусто, но ведь это не значит, что все остальное время ты будешь пахать, как кобыла! Причем один из выходных обязательно выпадает на субботу или воскресенье. Как я уже сказала, платят двести пять евро. А в Австрии вообще двести пятьдесят, но там и цены выше, чем в Германии...

Светка явно наслаждалась своей ролью. Она натаскивала темных подружек и учила их настоящей жизни.

– А как туда подать заявку? – спросила Олеся. – Пока в Германию напишешь, покуда оттуда ответ придет, полгода небось пролетит...

Светка захохотала, давясь шампанским:

– Тарасова, ну ты даешь! Ты живешь в каком веке, в десятом до нашей эры? Сейчас все делается по Интернету, слыхала о таком изобретении? Я денег на Инет вообще не тратила, все делала из компьютерного центра в универе. Заходишь на любую поисковую страницу – русскую или немецкую, все равно. Например, Rambler или Yahoo. Набираешь в разделе «Поиск» вот это самое слово, – она пододвинула салфетку, – Au Pair. И машина тебе через секунду выдает список агентств, которые занимаются трудоустройством желающих. И этих агентств, без преувеличения, десятки. Заходишь на сайт любого из них, там во многих есть электронная анкета. Кто-то требует отправлять документы по почте, но ты с такими не заморачиваешься. Берешь только тех, у кого есть формуляр в Инете. Пишешь, по-немецки, конечно, или по-английски, где как: фамилию и имя, как в загранпаспорте стоит. У тебя ведь есть загранпаспорт? Есть, и хорошо, сколько еще действителен? Три с половиной года? Отлично! Потом указываешь возраст, страну желаемого пребывания, свои привычки: куришь или нет, может, ты вегетарианка, религию, есть ли водительские права и так далее. Потом – готова ли ты работать с детьми, если да, то какого примерно возраста. Где хочешь жить – в крупном городе, деревне или тебе egal[4]4
  Без разницы (


[Закрыть]нем.</K>).>. Ну, еще можешь приложить свои фотографии и письмо для потенциальной семьи. Какое письмо? Да господи, стандартные фразы, как из тем для поступления в универ: «Дорогая семья, я очень буду рада у вас побатрачить, постирать ваши грязные памперсы и поколотить ваших сопляков. Я обожаю наряды от Версаче, золотишко и брюлики от Картье и машинки от Роллс-Ройса. Пришлите за мной чартерный рейс. В еде неприхотлива – черная икра на завтрак, красная на обед, в промежутке – крем-брюле и «Дом Периньон». Надеюсь, вы живете в тридцатикомнатной вилле на берегу Балтийского моря. Но и Северное тоже подойдет. Целую, до скорого!»

Девушки рассмеялись. Все выглядело так просто!

– Это и на самом деле несложно, – сказала Светка. – Одно препятствие – из непутевых стран Восточной Европы, в том числе и из России, можно подавать заявку только до двадцати пяти лет. Если тебе больше – то уже не имеешь права работать как опэр. А вот если ты из настоящей, так сказать, Европы, то можешь искать место, пока тебе не исполнится тридцатник. Опэрская виза дается один раз. Если уедешь раньше оговоренного в договоре срока, то другую не получишь.

– А какой срок? – задала вопрос Катя.

– Разные, – Светка чувствовала себя спецом в этой области. – От трех месяцев до года. Год – максимум, продлить уже нельзя. Но прикинь – я зашла на сайты немецких универов, посмотрела кое-что. Потом, если немного подсуетиться, можно без особых проблем получить место в немецком вузе. Ведь в Германии образование, как и в России, бесплатное. Там даже иностранцы имеют право учиться, не платя ни копейки! Я уже и все требования узнала...

– Света, а ты нашла себе семью? – спросила Олеся.

Храповалова небрежно кивнула:

– Да, в общем, конечно, нашла. Я этим занялась еще в конце зимы. Не хотела вам говорить, пока все не выгорит...

Ну Светка, ну притвора! Вот почему она была так уверена в том, что уедет за границу, думала Катя! И казалась такой спокойной, как буддистский монах, о будущем трудоустройстве в Волгограде не заботилась, знала ведь, что рано или поздно ее кандидатуру выберет какая-нибудь немецкая семья.

– Я сначала сунулась в областную нашу библиотеку имени Горького, там ведь есть фирмочка, которая за деньги занимается поиском мест за границей. В том числе и по опэрской программе. Но эти сволочи захотели получить от меня триста баксов! Они совсем обалдели! Триста долларов – и только за то, чтобы их работник вставил на сайт нескольких немецких агентств мою фотку и мои данные. Да я за час это сама в Интернете сделала, причем бесплатно! Просто в основной массе девицы или парни, которые подают заявки, языком иностранным не владеют или знают его на уровне седьмого класса общеобразовательной школы, не могут сами даже анкеты на иностранном языке заполнить и правильную кнопку на компе нажать. А я там в графе «Образование» написала: Лингвистический университет, специальность – немецкий и английский. Уровень знаний – sehr gut[5]5
  Очень хороший (


[Закрыть]нем.</K>).>. Это сразу огромный плюс! Семье же нужен кто-то, сносно говорящий по-немецки. Вот мне и пришел ответ через восемь дней после размещения объявления... На мой электронный адрес...

Светка замолчала, выдерживая драматическую паузу, затем, не вытерпев, раскололась:

– Семейка из города Вольфсбурга, это на севере Германии. Вольфсбург – центр по производству «Фольксвагенов», слышали небось о такой немецкой автомарке? Город не супербольшой, тысяч шестьдесят жителей, но ничего, и такой сойдет. Семья, главное, богатая. У них несколько магазинов и автозаправок, папаша с мамашей вечно мотаются, делают бизнес. А их единственная дочурка восьми лет предоставлена самой себе. Вот они и хотят найти ей кого-то в друзья-подруги. Они мне даже домой позвонили, убедились, что хорошо по-немецки говорю, и сразу сказали, что я им подхожу. Они обещали мне оплачивать фитнес-центр, правда, у меня будет всего один выходной в неделю, но ничего. Там работать особенно не нужно – так, девчонку в школу доставить, потом во второй половине дня с ней сделать уроки и немного поиграть. Прибраться быстро по дому, а все остальное время – мое. Еду к ним на год с середины августа. И найду себе за это время немца, чтобы потом там навсегда остаться...