Текст книги "Жрец смерти"

Антон Леонтьев
Жрец смерти

«Секрет в том, как умереть».

С самого начала времен это было главной тайной.

Дэн Браун. Утраченный символ

Я никогда не убивала из удовольствия.

Или, например, из любопытства. Из инстинкта самосохранения – бывало. В виде мести – безусловно. Но, как бы там ни было, смерть другого человека никогда не была для меня радостью, праздником души и не вызывала ни малейшего восхищения. Просто некоторые заслуживают того, чтобы их убили. Но не стоит судить о грехах других. Ведь если существует на свете человек, подобный мне, то он непременно придерживается мнения, что я сама не заслуживаю права жить дальше. Однако в моей профессии сантименты и философия – это лишнее. По крайней мере, во время подготовки к выполнению заказа и его последующего осуществления. А сейчас я как раз занята одним весьма интересным и, что гораздо более важно, прибыльным дельцем.

Ведь в течение уже нескольких лет я убиваю исключительно из-за денег.

То есть я являюсь киллером, наемным убийцей. Или – киллершей, наемной убийцей? Вот уж не знаю, допускают ли нормы словообразования русского языка подобные неологизмы. Как бы там ни было, профессия для женщин, надо сказать, достаточно редкая. Мне известна пара-тройка коллег в этой кровавой области, и все они – мужчины. Почему-то, видимо, считается, что слабый пол не обладает логическими способностями, физической предрасположенностью и техническими знаниями для того, чтобы достичь успеха в данной сфере, вне всякого сомнения, весьма специфической. Я же являюсь живым доказательством того, что подобные измышления – не более чем глупые мужские фантазии, наследие многовекового шовинизма и пещерного мышления.

Однако, собственно, не в том дело.

Потому что я не ориентируюсь на своих, с позволения сказать, коллег. Потому что не существует никакого профсоюза профессиональных убийц. Нет и семинаров, на которых можно обменяться опытом и последними новостями. И все же наш мирок весьма маленький и тесный. И иногда случается, что одному из нас приходится убрать с дороги другого.

Но в этот раз все иначе. Вернее, все по-старому. То есть жертва – обыкновенный человек. Хотя, надо добавить, не такой уж и обыкновенный. Потому что мои услуги стоят дорого, даже очень дорого. Но зато я в состоянии предъявить безупречный «боевой список»: за все то время, что я работаю в этой необычной, сугубо мужской области, у меня не было ни единой осечки, и квота выполнения плана составляет ровно сто процентов.

Убить человека не так уж и сложно. Вернее, легко. Причем любого человека, даже самого могущественного, богатого и «закрытого». Конечно, я утрирую – если речь действительно об очень могущественном, богатом и «закрытом», то на разработку операции и ее выполнение уходят недели, иногда даже месяцы. А в одном случае, самом муторном, но до сей поры самом для меня прибыльном, пришлось выжидать удобного случая почти год.

Да, убить легко, потому что каждый из нас с точки зрения физиологии подобен миллионам и миллиардам прочих жителей планеты. И вовсе не обязательно устраивать кровавую бойню или отправлять на тот свет при помощи мощнейшего направленного взрыва целую колонну бронированных джипов. На подобные штучки способен и дилетант, более-менее знакомый с основами физики и химии и имеющий доступ к Интернету, где можно отыскать любые рецепты, от изготовления сибирских пельменей до производства водородной бомбы. Имеются там и сайты – доступные, конечно, далеко не всем, то есть отлично замаскированные под более-менее безобидные, – на которых субъекты, мнящие себя специалистами в области умерщвления, делятся своим опытом и дают практические советы новичкам.

Те, кто отирается на подобных сайтах, являются убийцами, что бесспорно. Однако по большей части речь идет о топорной работе в подворотне и о приверженцах идиотских мистических сект и сатанинских ритуалов. С такими сумасшедшими я не имею ничего общего.

Ведь самое главное в нашей профессии – это не получение весомого гонорара. И даже не выполнение смертельного заказа. Главное в нашей профессии – остаться в живых. Потому что – и я возвращаюсь к мысли о том, что убить можно просто-напросто любого, – какой смысл в том, чтобы, нацепив на себя пояс шахидки, напичканный десятью килограммами пластиковой взрывчатки, затесаться в толпу, приветствующую, скажем, высокопоставленного политика, или, проникнув на светский прием, уединиться с олигархом в одной из комнат, зная, что пути назад нет? И в том и в другом случае цель, скорее всего, будет достигнута, то есть объект уничтожен. Однако вместе с ним погибнет еще десятка три-четыре ни в чем не повинных граждан. А заодно, как это ни прискорбно, и сам наемный убийца.

Подобные одноразовые акции меня не интересуют. Потому что я убиваю не за идеи, а ради денег. Хотя… Хотя иногда, особенно бессонными ночами, которые бывают и у меня, я, лежа в темноте, размышляю, отчего так устроена. И задаюсь вопросом (на который нет ответа), откуда во мне… нет, не тяга убивать, а моральное оправдание того, что я делаю. Ибо я, конечно, грешница – с религиозной точки зрения. И если ад существует, то после кончины, которая рано или поздно последует, я попаду именно туда. Но в церковные сказки я не верю. Однако если бы и верила, то, вероятно, это все равно не отвратило бы меня от того, чем я занимаюсь. Вот что заботит меня более всего!

Да, я никогда не убивала из удовольствия. Но я никогда и не задавалась вопросом, что переступать запретную черту нельзя. Ведь для меня с самого начала было ясно: конечно же, можно, если обстоятельства потребуют этого. И откуда во мне взялась такая уверенность, такая установка, до сих пор не знаю. Психологи бы сказали – детская травма. А генетики бы указали на плохую наследственность. Да, травм в моем детстве – душевных, а не физических – было предостаточно. А родителей своих я не знаю, потому что выросла в детском доме.

Точнее, имеется у меня фотография необыкновенно красивой, печальной женщины, с которой я нахожу некоторое сходство, я уверена, что на ней запечатлена моя мать. Обладая большими финансовыми ресурсами, я бы могла заняться выяснением своей родословной, и я даже обещаю себе, что обязательно займусь – после очередного заказа, или в новом году, или после отпуска. Но каждый раз нахожу причины, чтобы в очередной раз отложить изыскания в данной области.

Потому что, и именно об этом я размышляю долгими бессонными ночами, ничего хорошего поиски мне не сулят. Я точно знаю, что моих родителей давно нет в живых, иначе бы я не оказалась в детском доме в возрасте неполных двух лет. И тот факт, что родственники, если они, конечно, у моих родителей имелись (что представляется более чем очевидным, ведь у каждого наличествуют какие-либо родственники, хотя бы дальние), не взяли меня на воспитание, свидетельствует о том, что в моей юности в самом деле есть ужасная тайна. Отсюда и сон, который навещает меня время от времени. А скорее всего, даже не сон, а воспоминание. Воспоминание из далеких времен – очень далеких, еще до детского дома.

Я сижу на полу, около кровати. А с кровати что-то капает. Мне кажется, что вода. Но потом я думаю, что варенье. Потому что капает густое и красное. Я поднимаюсь с пола, на котором лежит одна-единственная игрушка – большой желтый пластмассовый щенок на колесиках, с коричневыми ушами, причем одно колесо сломано и кончик одного уха отломан.

Итак, я поднимаюсь с пола, желая узнать точнее, что капает с кровати. И вижу, что на ней кто-то лежит. Или, вернее, что-то. Вроде бы человек, но в то же время и нет. Мне требуется некоторое время, чтобы сообразить, что мешает сделать правильный выбор.

Конечно, подушка, лежащая на лице этого человека. Причем не белая, а какая-то бурая. Я хватаюсь за нее и понимаю, что подушка пропитана чем-то. Чем-то липким, оставляющим багровые разводы на моих ладошках. Я понимаю, что подушка на лице мешает человеку дышать, и хочу ему помочь. Ведь я уверена, что человеку больно и ему нужна помощь.

Я отрываю подушку от лица, но никакого лица я не вижу. И вообще я ничего там не вижу – кроме большого пятна. Потому что ни лица, ни головы у человека нет. Нет – и все тут. Видна только шея, а головы нет.

Я истошно кричу, прижимая к себе пропитанную кровью – чем же, собственно, еще! – подушку, словно она может защитить от всего того ужаса, что надвигается на меня. А ужас действительно надвигается. Я поворачиваюсь к двери, вернее, к дверному проему, потому что самой двери не вижу – кто-то снял ее с петель, и до меня доносятся шаги. А затем в комнату кто-то заходит. Последнее, что я вижу, это белая рука с длинными пальцами, сжимающая заляпанный кровью нож.

Я истошно кричу – в своем сне.

Я истошно кричу – наяву. И этот крик каждый раз вырывает меня из ночного кошмара. После чего я долго лежу, таращась в потолок и стараясь унять рвущееся из груди сердце.

Возможно, психолог или психоаналитик помог бы мне, однако я страшусь обращаться к специалисту: помимо историй моего детства, во время сеанса могут выплыть и истории моей нынешней профессиональной деятельности. А это никому не нужно, в последнюю очередь самому психологу или психоаналитику, потому что мне придется заняться ненужным и опасным свидетелем, с известным печальным исходом – для него, конечно же.

А мое главное правило, повторяю: на тот свет отправляется человек, на кого мне дан заказ. Только он (или они), и никто больше. Это сложно, зачастую даже очень сложно, требует отличной подготовки и четкого выполнения, а также способности моментально принимать правильные решения в том случае, если план вдруг даст сбой или в дело вмешается случай. Я горжусь тем, что до сих пор не изменила своим принципам. И не намерена изменять им в будущем.

Впрочем, если меня и интересует будущее, то не мое собственное, а моей новой жертвы. Если честно, слово «жертва» мне не нравится, однако ничего не поделаешь. Можно использовать и другое – «клиент», но в данном случае возможна путаница между реальным клиентом, то есть тем, кто дает заказ, и клиентом-жертвой, которого надлежит отправить к праотцам.

Свой новый заказ я получила около месяца назад. Вернее, сначала получила информацию о том, что кто-то интересуется моими талантами. В тот момент я находилась на далеких островах. Нет, отнюдь не с целью лишить жизни одного из тамошних диктаторов: я была в отпуске. Ведь отпуск бывает у всех, в том числе у профессиональных убийц.

Я знаю одного коллегу, который, желая отдохнуть, отправляется в экзотические места на охоту – на слонов в Кению или на гризли на Аляску. Меня подобное совсем не привлекает. Не понимаю, как можно находить удовольствие в том, чтобы убивать беззащитных зверушек? По мне, так лучше побывать в старинной метрополии и ознакомиться с ее историей или, если предыдущий заказ выдался муторным и сложным, просто поваляться в шезлонге у самой кромки бирюзовых вод на пляже шикарного отеля.

Так было и на сей раз. Предыдущее дело выдалось не то чтобы муторным или сложным, скорее даже наоборот, но до него было еще одно, а до него еще, и все – в течение всего лишь восьми месяцев. Работа на износ, так сказать. Ведь в моей профессии нет какой-либо временно́й закономерности или очередности. Иногда приходится маяться без работы по полгода (потенциальных заказчиков, поверьте мне, предостаточно, но я берусь далеко не за каждый заказ), а порой, как во второй половине прошлого и начале этого года, один заказ сменяет другой.

И вот, завершив последнее дело, я отбыла из Лондона, где до недавнего времени проживал один беглый мультимиллионер, и отправилась в благословенный пальмовый рай. Моим единственным желанием было отключиться от суетной повседневности и как следует отдохнуть. В конце концов, я ведь тоже человек, хотя бы и занимающийся тем, что лишает жизни других людей.

Остров был эксклюзивный, отдых роскошный, а временный спутник – выше всяких похвал. Однако в то же время меня грыз червячок сомнения и отдых с каждым днем делался все более в тягость. Потому что меня все меньше и меньше тянуло к моему спутнику, хотя я понимала, что он в своей области – области фальшивой любви и виртуозного секса – такой же профессионал, как и я в собственной безрадостной сфере. Не хватало еще втюриться в бессовестного жиголо! А удел человека моей профессии – это удел волка-одиночки. Или, с учетом гендерной принадлежности, одинокой волчицы.

Но с этим я справилась быстро, дав отставку шоколадному ловеласу. Он не стал разыгрывать сцен и удовлетворился более чем щедрым подношением, а затем бесследно исчез в направлении бунгало иных богатых туристок, оставив меня наедине с океаном, новым романом Пауло Коэльо и тревожными думами.

Невесть по какой причине сон, обычно мучивший меня раз в два-три месяца, на острове вдруг стал терзать с завидной регулярностью, почти каждую ночь. Я просыпалась с криком на устах, все еще уверенная, что нахожусь в комнате без двери, с поломанным игрушечным щенком на полу и кроватью, на которой покоится человек с подушкой вместо головы. И только потом убеждалась, что нахожусь в своем бунгало, на огромной, застеленной шелковым бельем постели и что рядом со мной, раскинувшись во всю свою нагую красоту, спит юный альфонс.

Один или два раза временный спутник просыпался от моего крика, прижимал к себе, нашептывая на ухо слова любви, но я была решительно не в состоянии внимать его ласкам, потому что находилась под впечатлением ужаса, гнездящегося там, во тьме, в ночи, в моем собственном подсознании.

Расставшись с жиголо, расположившись на шезлонге, пролистывая роман и лениво покуривая, я никак не могла отделаться от мысли, что все это не к добру. В голову приходила даже и такая: не исключено, что повторение кошмара является признаком начинающегося или – кто знает? – резко прогрессирующего психического расстройства. Или кризиса среднего возраста. Или вроде бы такой далекой, но вдруг внезапно наваливающейся, как убийца из-за угла, старости.

Именно в такой момент меня и застигла информация о том, что наклевывается новое дело. Я получила зашифрованное электронное послание, прочесть и понять которое была в состоянии только я. Мой посредник – человек солидный, надежный и осторожный – никогда бы не стал беспокоить меня во время отпуска, если бы не понимал, что это одно из тех дел, которые представляют для меня интерес.

Я пробежала глазами короткий, но емкий текст. Место осуществления операции: Москва. Срок: не более одного месяца, начиная с сегодняшнего дня. Оплата: триста пятьдесят тысяч евро (минус двадцать процентов – за услуги посредника).

Быстро высчитав в уме сумму, которая достанется мне, так сказать, чистоганом, я зевнула. Финансовые проблемы давно не терзали меня, а на последних трех заказах я заработала более чем прилично, и можно было бы позволить себе на время отойти от дел. Но это чревато: через год или два мою нишу займет кто-то другой.

Хотя можно и вовсе уйти на пенсию, я в свои тридцать пять частенько задумывалась над таким вариантом, но каждый раз находились аргументы, почему останавливаться еще рано. А главный заключался в том, что я не представляла себе, чем тогда буду заниматься. Повторяю, убивать людей мне не нравилось и я никогда не убивала из удовольствия, но ведь курсов для переквалификации бывших наемных убийц попросту не существует!

Ах, ну да, в тексте сообщения имелось, конечно же, имя жертвы – Роман Львович Субойкин. Прилагалось и небольшое досье на него, но оно мне не требовалось. Я иронически хмыкнула – ну надо же, какая затейница судьба! Потому что Романа Львовича я знала. Нет, Субойкин не был заказчиком одной из моих операций, хотя я не сомневалась в том, что на совести у него не одна и даже не две загубленные человеческие жизни.

Господин Субойкин – один из тех, кого принято именовать расхожим термином «олигарх». Хотя и не самый крупный, его имя даже не в середине, а в самом низу списка российских олигархов. Но все равно с приличным состоянием в полтора или два миллиарда. То есть человек весьма и весьма обеспеченный. Владелец фармацевтических предприятий, нескольких банков. Подвизался бизнесмен и на ниве золотопромышленности. И помимо этого, с некоторого времени является членом Совета Федерации, достопочтимым сенатором от какого-то крупного сибирского региона.

А еще Роман Львович знатный меценат и общероссийский филантроп. У него имелся благотворительный фонд, собиравший пожертвования для детей, страдающих онкологическими заболеваниями. Поддерживал он и детские дома по всей России. Кое-что перепало от него и тому детскому дому, в котором воспитывалась я.

Кстати, не так давно вышла некрасивая история. Несчастных сирот пригнали на светское мероприятие, на котором присутствовала и вышедшая в тираж, но по-прежнему ослепительно красивая голливудская звезда, пик славы которой пришелся на начало девяностых. Детишки и престарелая директриса детского дома (очень похожая на директрису того, где воспитывалась я) служили всего лишь декорацией для наглой инсценировки. Ведь после того, как на сабантуе для толстосумов была собрана приличная сумма, денежки отправились вовсе не на нужды учреждений для сирот и больных раком ребят, а были попросту «распилены».

В Интернете разгорелся скандал. Часть денег снова всплыла, один из попечителей фонда подал в отставку, но уголовное дело заведено не было. Пресс-секретарь Субойкина елейным голосом объявила, что все средства давно пошли на нужды сироток.

Вранье от первого до последнего слова! Детям перепали сущие крохи, а основная сумма осела в кармане аферистов. О том, что фонд Субойкина служит прикрытием для неблаговидных делишек, таких, например, как наркотрафик и торговля органами, слухи ходили давно. Но так как замешаны в них были, опять же по слухам, представители очень высоких сфер, ни о каком расследовании и речи быть не могло.

Связей со своим детским домом я не поддерживала, однако, узнав об этой катавасии, отправила анонимное пожертвование в размере двадцати тысяч долларов. А господина Субойкина запомнила – на всю оставшуюся жизнь.

Как выяснилось, на всю его оставшуюся жизнь.

Дело показалось мне не самым простым, но и не самым сложным. И хотя оплата предлагалась приемлемая, особой надобности браться за него у меня не имелось. За исключением, конечно же, персоналии самого Романа Львовича. Поэтому я дала свое согласие и через день вылетела в Москву.

Зима вроде бы уже закончилась, но весна еще никак не могла толком вступить в свои права. Слякоть, сырость и серость встретили меня в Белокаменной. Вместо приятных двадцати восьми в тени, как на острове, – плюс четыре на порывистом ветру.

К тому времени я уже успела ознакомиться с более полным досье на Романа Львовича. И даже пришла к выводу, что знаю, кто его заказал.

Олигарх находился в состоянии «войны роз» со своей супругой. Проще говоря, супруга затеяла бракоразводный процесс, желая при этом оттяпать как можно большую часть состояния Субойкина. Сам Роман Львович, задетый в своей мужской чести – еще бы, не он бросил свою опостылевшую супружницу, которой было за пятьдесят, а она его, – не хотел давать ей ни копейки и при помощи своих адвокатов стремился доказать, что размеры его состояния весьма преувеличены.

Гламурная парочка подключила к баталиям желтые СМИ. В газетах, на соответствующих сайтах Интернета и в телевизионных ток-шоу появлялась информация о том, что мадам Субойкина живет во грехе со своим тренером по фитнесу, который младше ее почти на тридцать лет. А бизнесмен Субойкин упирал на то, что отдавать супруге ему нечего, поскольку заработал он за прошедший год ни много ни мало аж сто семьдесят восемь тысяч рублей плюс, что изумительнее всего, двадцать шесть копеек, как заверялось в справке из финансового отдела его же собственного холдинга.

В моей обычной работе заказчики мне практически никогда не были известны, но и я не настаивала на этом. Ведь если они мне неизвестны, то и я им тоже. Хотя, если бы Субойкин заказал свою жену и убрать ее предложили мне, я бы не взялась за дело. Нет, предупреждать боевую даму, которая была мне весьма симпатична, я бы, конечно, не стала, это противоречит профессиональной этике и чревато крайне серьезными последствиями для моей последующей деятельности. Но и работать на жулика Романа Львовича отказалась бы.

А сейчас не нужно было обладать гениальными способностями, дабы понять, кто заказал Романа Львовича и зачем. Потому что имелось несколько условий, которые требовалось неукоснительно соблюсти.

Во-первых, устранение олигарха ни в коем случае не должно быть стандартным убийством – никаких пуль в голову из оптической винтовки. И вообще, должно быть не убийство, а «смерть от естественных причин». Даже несчастный случай нежелателен.

Гм, сложновато, хотя и выполнимо. Правда, время поджимает, но ничего. Трудности только подстегивают работу моих серых клеточек.

Во-вторых, у Романа Львовича имелся при себе крутой мобильный, вернее даже, настоящий мини-компьютер, с которым он никогда не расставался, и данные с него требовалось, скопировав, передать заказчику.

Это проще простого.

В-третьих, Роман Львович должен помучиться перед смертью. Заказчик так и сформулировал свое требование, что окончательно убедило меня: я имею дело с заказчицей. Кто, кроме бывшей жены, ну, или в данном случае без пяти минут бывшей, желает подобного своему мужу?

Таких вещей я никогда не понимала. Ну, разлюбили супруги друг друга. Хочется расстаться – сделайте это без шума и гама. И уж точно без шекспировских страстей.

Хм, когда-то Роман Львович любил свою Ирину Константиновну, а Ирина Константиновна теряла голову от Романа Львовича. Почему же неземная любовь переродилась вдруг в адскую ненависть?

Я задавала себе этот вопрос, рассматривая полученную по своим каналам свадебную фотографию Субойкиных. Жених – молодой человек не без приятности, хотя бы и с оттопыренными ушами и странным блеском в глазах, но еще не раздавшийся вширь и без плеши в полголовы. Невеста – от природы красивая девица, еще не изуродованная косметическими хирургами и топ-стилистами. Но и в ней чувствовался гонор. Что за сладкая парочка! Нашла коса на камень, как говорится.

Вот и урок – лучше быть одинокой волчицей, без мужа и детей. А не то муженек когда-нибудь закажет тебя киллеру. Хотя в данном случае все было наоборот: жена заказала киллеру.

Что же касается «мучений» перед кончиной, то я только пожала плечами. Как именно они должны выглядеть, клиент не сообщил. Согласитесь, сложно инсценировать «смерть от естественных причин», заставив жертву помучиться. Поэтому я отмела последнее требование и сообщила посреднику, что два первых пункта будут выполнены, а за третий не ручаюсь.

Ответ пришел в тот же день. Клиент был согласен с тем, что я проведу операцию в соответствии с двумя первыми установками. Неужели мадам Субойкина все же сжалилась над мужем? Вряд ли. Скорее ей хотелось побыстрее вступить в права наследства.

Кстати! Мужчина, вбив себе в голову, что его бывшая перед смертью должна как следует помучиться, никогда бы не отказался от сей идиотской задумки. Потому что именно мужчины руководствуются чувствами, которые они выдают на принципы, логическое мышление и исключительную необходимость. И это зачастую ведет к провалу их начинаний.

А вот женщины, подвластные-де эмоциям и капризам, в состоянии приспособиться к ситуации и отказаться от части своих требований, ставящих под угрозу осуществление всего плана.

И кто у нас после этого, спрашивается, слабый, а кто сильный пол?

Смерть от естественных причин – понятие растяжимое. Если человеку перерезать глотку, то смерть тоже наступит от естественных причин – от большой кровопотери, влекущей за собой резкое падение артериального давления и прекращение сердечной деятельности. Причина будет естественная и физиологическая, зато приведшее к возникновению сей причины действие, конечно, неестественным и антифизиологическим. Ведь как-то не принято перерезать людям глотки.

Несчастный случай тоже исключался. Во-первых, потому, что заказчику (читай: заказчице) таковой нежелателен, а во-вторых, потому, что на подготовку оного всегда уходит много времени. Да и высока вероятность того, что в инсценированном инциденте погибнут невинные – водитель, телохранители, домашняя челядь.

Значит, возможностей не так уж много. Между прочим, речь идет не только о правдоподобной мизансцене, но и о том, как, выполнив задание, мне самой остаться в живых. С учетом всего вышеизложенного идеальным средством для решения проблемы под названием «Роман Львович Субойкин» было одно: яд.

Однако любой яд оставляет следы. Все дело в том, в состоянии ли московские сыщики распознать их?

Конечно, в штатовских сериалах в суперлабораториях суперспециалисты в суперкороткий срок при помощи супероборудования выявляют, что жертва была отравлена суперредчайшим ядом, что в итоге ведет к поимке суперпреступника. Я знакома с работой сих специалистов, европейских и американских. Во многих случаях убийства оказываются не то что нераскрытыми – никто даже и не подозревает, что имеет дело с убийством. А в данном случае речь идет о матушке России.

Ведь если никто не будет считать смерть Романа Львовича убийством, то даже во время вскрытия, которого, может, и не случится – супруга позаботится! – выяснится, что кончина последовала от естественных причин.

Только если уж травить жертву, то явно не крысидом или цианистым калием. На такой случай у меня имелся доступ к редким синтетическим препаратам, производимым как на родине, так и за рубежом. О подавляющем большинстве из них не слышали даже многие токсикологи. И если точно не знать, какую из субстанций искать в организме покойника, то ни один из обычных токсико-медицинских тестов не выдаст ничего подозрительного.

Выбор конкретного яда зависел от самого плана. По всей видимости, мне требовалось такое средство, которое действовало бы не сразу, а лишь через некоторое время и вызывало симптомы инсульта. А подобные имеются в моем распоряжении.

Дело оставалось за малым – получить доступ к телу. Поэтому три последующие недели я посвятила сбору информации о привычках Романа Львовича.

Занятие было непыльным и давно знакомым. Вовсе не требовалось самолично сидеть в фургоне около роскошного поместья Субойкина на Новорижском шоссе. Да и кто бы мне это, собственно, позволил? Но люди всегда остаются людьми, надо только суметь их разговорить и выцедить из потока информации пару зацепок.

Посему не составило в итоге особого труда узнать, что сенатор Субойкин далеко не ангел. Он пользовался услугами хорошо законспирированного эскорт-агентства, а проще говоря – элитного борделя. Но так как олигарх мнил себя человеком высокоморальным и позиционировал себя столпом общества и меценатом, то более-менее открыто ходить в публичный дом или показаться на публике с сомнительной молодой подружкой Роману Львовичу было невозможно. Помимо того, он явно не хотел, чтобы супруга разнюхала о его привычках и вынесла грязное белье на всеобщее обозрение. Делиться же с ней своими полутора или даже двумя миллиардами долларов олигарх ой как не хотел.

Я давно поняла: жадность – самый худший человеческий порок. Ну дал бы он ей пару сотен миллионов, не обеднел бы! Так нет, стал корчить из себя социально необеспеченного элемента, натравливать на супругу желтую прессу – в результате чего та и потеряла терпение.

Сладострастие – одна из разновидностей жадности, только не к злату и каменьям, а к соблазнительным и доступным телам и сексуальным утехам. Неудивительно, что отказываться от плотских забав на время бракоразводного процесса олигарх не желал, поэтому наведывался время от времени в квартиру, расположенную в Марьиной Роще, в одной из безликих новых многоэтажек. Там у него имелось любовное гнездышко, вернее секс-плацдарм.

Туда Роману Львовичу и доставлялись девушки из эскорт-агентства. Абы с кем он иметь дело опасался, ему требовались проверенные кадры.

Ну что ж, алгоритм действий был понятен – мне требовалось перевоплотиться в жрицу любви и остаться наедине с Субойкиным в его секс-квартирке. Остальное – дело техники. Разумеется, не любовной, а, так сказать, убийственной.

Предпочтения у Романа Львовича были стандартные: длинноногие пышногрудые блондинки с голубыми или зелеными глазами и кукольными личиками. У меня имелись средства для перевоплощения в кого угодно, но сама я была далеко не длинноногая и совсем не пышногрудая. Но это опять же дело техники.

Контингент работающих в эскорт-агентстве дам был Роману Львовичу хорошо известен и менялся не так часто. Особой его любовью, как удалось мне выяснить, без труда вскрыв базу данных сего публичного дома, в последнее время пользовалась некая Вика. Помимо того, время от времени мужчина заказывал визит Алены и Любаши. Но последнюю недавно уличили в воровстве – девица попыталась спереть у клиента сапфировые запонки, что привело к ее немедленному увольнению. Значит, оставались только Вика и Алена.

Обычно за день до посещения секс-квартиры один из телохранителей Романа Львовича сообщал владелице эскорт-агентства, кого его босс желает видеть у себя на следующий день. Клиентом Субойкин был важным, поэтому девушку, так сказать, для него резервировали.

При помощи нехитрого вируса, запущенного в компьютерную базу эскорт-агентства, мне стало известно, что в среду олигарх желает видеть у себя почему-то не Вику, а Алену. Девушку «забронировали» на вечер, значит, в моем распоряжении было чуть больше суток.

От меня требовалось ни много ни мало как перевоплотиться в Алену. Пышная грудь не была особой проблемой, для этого имеется соответствующее нижнее белье. Даже необходимость вдруг обрести лицо Алены отнюдь не озадачила меня. Потому что, во-первых, у меня имелся особый хитрый аппарат, изготовляющий, хотя и не быстро, тончайшую латексную маску, надев которую можно, как киношный злодей Фантомас, перевоплотиться в любого человека. А во-вторых, Алена всегда так жутко мазалась, что я могла бы загримироваться под нее и без латексной маски. Однако осторожность прежде всего!

Сложнее всего было с ногами, которые у Алены начинаются прямо от зубов. Искусственные ноги не приделаешь. Придется компенсировать их длину при помощи одежды и кожаных сапог с высоченными каблуками. Ведь возможности стащить с меня обувь у Субойкина не будет.

Уже поздно вечером, когда маска была наполовину готова, раздался тонкий зуммер. Это означало, что в эскорт-агентство, которое стояло у меня на прослушке, позвонили с одного из телефонов, принадлежащих телохранителям Романа Львовича (их номера удалось выяснить без особых проблем). Прослушивать самого олигарха было бы крайне опасно, в два счета бы раскусили, а вот с агентством – никаких проблем. И как только с известного мне номера звонили туда, мой смартфон тотчас подавал особый сигнал.