Электронная библиотека » Антон Лик » » онлайн чтение - страница 9


  • Текст добавлен: 26 мая 2022, 22:39


Автор книги: Антон Лик


Жанр: Героическая фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Почему не остановят?

Он не правитель. И не воин. Он – безумец.

Последнее, что Элья запомнила – красные, подергивающиеся дымящей чернотой капли на лепестках рисованных цветов.


Совсем скоро в комнате неподалеку служебной тайнописью будет составлена записка:

Дополнение:

Как сообщалось, сего дня в шестом часу по рассвету тегина в очередной раз сразил припадок в его личных покоях. Согласно соответствующей инструкции, информация о происшествии закрыта, трое свидетелей подтвердили соблюдение параграфов 1 и 4. Из предварительного опроса: поводом могло послужить промедление в исполнении отданного тегином приказа. Спровоцировавшая приступ склана привезена в Ханму и подарено тегину Урлаком, посажным Ольфии. Степень серьезности припадка, судя по его необычной скоротечности, предположительно невелика, но настораживает длительное пребывание в покоях хан-кама Кырыма, явившегося по личному требованию тегина. Содержание их беседы, равно как и дальнейшее, произошедшее за дверями, пока неизвестно.

Записка была запечатана и помечена символом «Птица и Камень», что для знающих людей значило: Шаду Лылаху. Лично.


Ее все-таки не убили – мертвым не бывает так плохо. Кожа горит, кожи почти не осталось. Мучительно дышать, а шевелиться и вовсе невозможно. Чьи-то пальцы касаются щеки, отдирая присохшие волосы – тоже больно, мысли и те причиняют боль.

– Эй, – раздался шепот, – ты как?

Ответить? Элья не могла: губы застыли под кровяной коркой. Сейчас бы немного эмана…

– Ты жива? – Шепчущая тень наклонилась. – Ты должна быть жива. Нельзя умирать. Нельзя. Я не хочу, чтобы ты умерла. Я тебя не сразу нашел. Я помнил, что ты есть, а где – не помнил.

Ырхыз?

Ублюдок, которого Элья убьет. Если, конечно, сама выживет.

– Прости, я ведь не хотел так… Я исправлю, я все исправлю. Хочешь пить? Давай, вот так, аккуратно. Не торопись. – Тегин придерживает голову, чтобы было удобнее, но Элье все равно невыносимо тяжело. Холодная вода катится по губам, по шее, щекам, а то, что попадает в рот, отдает солоновато-горьким.

Выживет, ради того, чтоб вколотить плеть в глотку этому сукину сыну.

– Потерпи, сейчас Кырым явится… Он злой, и я ему не доверяю. Я никому не доверяю, но Кырым знает и молчит. Значит, пока можно, пока еще можно. – Шепот гладит кожу, странным образом чуть унимая боль. А от Ырхыза несет вином и чем-то еще: сладковато-мертвенный аромат, от которого к горлу подкатывает тошнота.

Если ее стошнит, он ведь снова разозлится.

– Кырым придет, Кырым вылечит. Он умеет. А я не знаю как. Я могу только наоборот. Почему ты молчишь? Ты ведь не умрешь?

Нет, не умрет. Не раньше, чем он – и пусть хотя бы это ее желание исполнится.

– Не бросай меня, пожалуйста. – Касаясь губ губами, Ырхыз делится дыханием и приторным ядом в нем. – Я больше не буду, обещаю…

Губы скользят, подбирая капли пролитой воды, царапают воспаленную кожу, а кольцо в нижней давит на подсыхающие раны. И руки, проклятые руки, сжимавшие плеть, обнимают, поднимают, баюкают.

Он думает, что может так легко обмануть?

Вот же плеть, обвила запястье. Толстая, с золотыми колечками, как та, которая на поясе у Урлака… У них у всех. В Наирате никуда без плети.

Темнота отступает, откатывается за линию из высоких чаш, в которых пляшет пламя.

– Кырым придет и больше не будет больно. Кырым умеет, – сказал Ырхыз. Из-за расплывшихся зрачков синие глаза казались почти черными. – Старая змея… Но ее яд защищает. Пока.

– Обо мне болтаете? – В дверях стоял пожилой наирец с кожаным кофром в руке.

Давно он здесь? Неважно. Вежливый поклон, внимательный, немого удивленный взгляд на тегина, и долгий цепкий – на склану.

– Ясноокий вновь был неосторожен? – В голосе раздражение. Элья вдруг испугалась, что человек уйдет, ведь из-за неё… Но ей нужна помощь, раз она больше не в состоянии помочь себе сама.

Ырхыз, положив склану на груду мехов, нежно погладил по щеке.

– Видишь? Опять! Ты говорил, что этого не будет, ты обещал, но оно снова… Видишь, ей больно, очень больно.

– Помнится, я предупреждал ясноокого, что лекарством нельзя злоупотреблять. В вашей неосмотрительности моей вины нет. Я лишь надеюсь, что вы не настолько увлеклись, чтобы навредить еще и себе. Будьте любезны подойти сюда.

Кырым поставил кофр на столик. Щелкнули замки, бесшумно откинулась крышка. Кырым – доктор? Как Ваабе? Доктора жестоки, Элья помнила и об этом.

Один доктор отрезал крылья, второй лечить собирается. А раньше ей лечение было без надобности. Мембрана на крыле горела, эман в крови лечил. Теперь Элья в крови с головы до ног, и кожа горит, а заживать не торопится. Может, у человека найдется пара капель восстановителя или даже корректор?

– Тем не менее, мой тегин, ваш приступ сегодня был необычайно короток: как вижу, вы даже успели привести себя в порядок. А посему либо мои старания, наконец, дали результат, либо, наоборот, мы имеем дело с неким латентным внутренним обострением. Идите сюда.

Ырхыз не двинулся с места.

– Мой тегин, чем дольше вы будете упрямиться, тем позже я займусь вашей игрушкой, – говорит с Ырхызом, а смотрит все время на неё.

Ледяной человек. Наглый человек, которого Ырхыз сейчас убьет: безумцам не следует перечить.

Очистив один из подносов, Кырым накрыл его куском полотна. Следом из кофра появился узкий планшет с набором крючков и лезвий, горелка, несколько склянок с растворами и ящичек из отливающего зеленью металла, расчерченного сложной вязью символов. Несколько прикосновений и слов, показавшихся Элье смутно знакомыми, и он раскрылся, разделился на несколько частей и собрался в нечто совсем уж непонятное: металлический полукруг, прикрученный к металлической же раме, и конструкция из стекол и серебряной сетки напротив.

Ырхыз попятился.

– Ну же, яснокоий, вы сегодня и так уже достаточно натворили, так проявите благоразумие. – Подвинув ногой одну из подушек, Кырым сделал приглашающий жест. – Услуга за услугу.

Происходящее было непонятно. Неужели Ырхыз боится этого человека? Почему? Хан-кам Кырым невысок, субтилен и безоружен, даже плети при нем нет. Раздражен. Нетерпелив – пальцы отбивают дробь по столешнице.

Ырхыз медленно сел на подушку. Руки он положил на стол, подбородок – на подставку, отходящую от рамы, при этом лоб его уперся в центр полукруга, а концы последнего оказались на висках.

– И не сопите с такой ненавистью. Я знаю, чего вам хочется, но моя смерть расстроит вашего отца, – ответил Кырым, закрепляя обруч.

– Тогда почему ты сам не убьешь меня?

– Это тоже расстроит вашего отца. Смотрите прямо перед собой, прекратите моргать и разговаривать. Задержите дыхание.

То, что происходило дальше, было еще менее понятно. Кырым наблюдал, изредка поворачивая винтики на приборе. Цветные стеклышки скользили по струне, то приближаясь к лицу Ырхыза, то отползая в самую дальнюю точку конструкции. Затем стекла сменились узкими пучками света, и тегин, до сего момента неподвижный, дернулся, едва не опрокинув стол.

– Сидеть! – рявкнул Кырым.

Что он делает? Безобидная на вид процедура тегину явно не нравилась. Он разозлится. Снова схватится за плеть. А Элья не может даже перевернуться на бок и закрыться.

Сиреневый лучик мигнул раз, другой и оборвался. С легким жужжанием прибор вновь изменил конфигурацию, ощетинившись десятком тонких игл, но терпение Ырхыза, похоже, истощилось. Содрав обруч – на висках остались красные ссадины от винтов, он потряс головой и глаза потер.

– Я тебя ненавижу.

– Это непринципиально. Тем более в данный момент, – отрезал хан-кам. И добавил: – Мне нужно немного вашей крови. Руку.

Тегин молча задрал расшитый тяжелой нитью рукав. Кожаный шнурок сдавил кожу, игла вошла в русло вены, и потянувшаяся от нее трубка вскоре потемнела. Потом игла вернулась на место, а прибор снова защелкал, как показалось Элье – озадаченно. Видимо, это что-то значило, ибо хан-кам, вытащив из кофра проволочную рамку и прут, принялся ходить с ними вокруг тегина. Заставил того снять чепец, под которым оказалась тугая и не слишком чистая повязка. На ней расползалось темное пятно.

– Сколько гран вы съели и как давно? Или вы нарушили запрет и глотаете еще какую-то дрянь?

– Только твою. Сегодня – горсть с утра. Не считал.

– Или ясноокий принимает лекарство гораздо чаще, чем говорят, или пришла пора искать другое средство.

– Мне плохо. – Ырхыз сидел, обняв ладонями голову. По левой руке поползла черная дорожка крови, по правой, симметрично, – крупная капля пота. – Сделай что-нибудь… Я же просил, не сегодня, я же говорил.

Он раскачивался со стороны в сторону, задевая локтем стол, и прибор на нем, позвякивая, шевелил иглами, точно пытался защититься.

– Пожалуй, вы были правы. Не стоило, – нехотя согласился Кырым. – Абсолютно странная клиническая картина. Не люблю я непонятных изменений.

А Элья подумала, что если с треклятым мальчишкой что-нибудь случится, то казнят ее.

Этот мешочек появился не из сундука – из кошеля на поясе Кырыма. Из мешочка тот достал миниатюрную шкатулку, из нее – крохотную склянку прозрачного стекла и шприц.

– Ладно, попробуем справиться. Будьте добры другую вашу руку. Потерпите, скоро станет легче. Вот так. Вам лучше будет лечь. А еще лучше несколько дней провести в тишине и покое. Не стоит завтра выходить отсюда.

– Не буду.

– И правильно. Будущему кагану не простят слабости, даже недолгой. – Хан-кам опустился на колени рядом с Ырхызом, пальцы его легли на сонную артерию, а губы зашевелились, отсчитывая пульс. Видимо, лекарство подействовало, поскольку обеспокоенное выражение лица ушло, сменившись прежним, деловито-равнодушным. – Прошу простить меня за некоторую резкость, но я весьма обеспокоен состоянием вашего здоровья, мой тегин.

Ырхыз не ответил. Кажется, он спал.

Кырым повернулся к склане.

– Что ж, наконец-то можно заняться и тобой. – Хан-кам застыл, сцепив ладони в замок и уткнув его в подбородок. – Даже не знаю с чего и начать. Трупы твоих соплеменников дают больше вопросов, чем ответов, а это не способствует продвижению научной мысли. Но Всевидящий иногда помогает ищущим. Ну-с, приступим.

Кырым начал осмотр. Он совершенно не заботился о том, чтобы не причинять боли, исследовал Элью дотошно, профессионально и мучительно. И явно намного более тщательно, чем того требовали побои.

– Всевидящий кладет свой символ белой стороной вверх, но мы ведь знаем, что с обратной-то он чёрен. Увы, крыльев у тебя нет. Зато есть множественные рассечения мягких тканей и ушибы… обошлось без переломов… Нос цел, зубы… Зубы тоже целы. В общем, можно сказать, что тебе повезло. Кое-где зашьем, пара шрамов останется, но жить будешь. Еще как будешь. Уж я позабочусь, чтобы ты попала в прозекторскую как можно позже.

Он небрежно вытер руки о кемзал, совершенно не заботясь о пятнах, которые на нем останутся, и подвинул столик с инструментом.

– Конечно, следовало бы тебя забрать. Безопасности ради. – Шелковая нить ловко вошла в игольное ушко. – Но тегин очень ревностно относится к своим игрушкам, он расстроится и разозлится, что, в сущности, не так и важно, но лишние встряски ему не к чему. Ты, полагаю, достаточно разумна, чтобы понимать, эта боль – ничто по сравнению с той, которую может причинить опытный палач?

Клок корпии, флакон с острым запахом спирта, несколько прозрачных капель, растекшихся по коже.

– Поэтому выбрось всякие глупости из головы.

Выбросить. На время. Но потом, когда-нибудь, когда появится возможность, Элья рассчитается. Если не сдохнет. Но она очень постарается не сдохнуть.

– Ну что, готова? Будет больно, – предупредил Кырым. И не солгал.


Время замерло. Часы и дни, меняющиеся декорации представления, смысл которого не понятен, люди приходящие и уходящие. Сомнамбулически вялый Ырхыз. И регулярные визиты Кырыма.

Появление первое, второе, третье – перевязки, зелье, пахнущее знакомо и сладко, отступившая на время боль. Увы, никакого корректора и в помине. Четвертое – и розовые рубцы на коже. Быстро, но не так быстро, как хотелось бы. Ощущения странные, но удивляться нет ни сил, ни желания. Пятое: снова аппарат со стеклами и иглами для Ырхыза, но на этот раз он не сопротивлялся.

После того первого визита Кырыма, тегин впал в состояние полутранса. Он то сидел, уставившись в одну точку, поглаживая шрам в узкой полоске выбритых волос, то вскакивал, начинал мерить комнату шагами, бормоча при этом что-то бессвязное, истеричное. А потом вдруг останавливался, замирая в позе зачастую неудобной, или же падал в груду мехов и засыпал уже по-настоящему. Он казался безопасным и даже беспомощным, а хан-кам с каждым визитом – все более озабоченным. Сегодняшнее его посещение было шестым по счету. Оно принесло ножницы с причудливо загнутым краями, пинцет, иглу и обрывки выдранных из швов ниток. Наверное, шесть – это уже достаточно, и Элья решилась спросить:

– Когда мне можно будет встать?

Она не ждала, что хан-кам ответит, да и вставать начала уже давно, но молчать надоело.

– Когда наберешься сил, – сказал Кырым, не прекращая снимать швы. – Но советую быть осторожной.

– Если бы вы использовали какой-нибудь восстановитель, было бы намного лучше.

– Восстановитель? Микстура?

– Механизм.

– Ты можешь объяснить его устройство и принцип действия?

– Нет. Я – не дьен. – Элья уже была не рада, что затронула эту тему.

– Что ж, будем обходиться нашими методами.

– Тогда, быть может, линг?

– Девочка моя, я уже угрохал на тебя почти четверть меры эмана, и это – в период его жесточайшей нехватки, спровоцированной вашим же проклятым племенем. – Кырым бросил инструменты в лоток, протер руки спиртом и перешел к тегину. – Просить линг в таких условиях – наглость.

Элья не ответила и лишь наблюдала за действиями хан-кама, который вновь обратил свое внимание на Ырхыза.

– Вы даете ему лекарство? – задала она следующий вопрос.

– Что-то вроде.

– Экспериментируете?

– Пытаюсь сохранить ему жизнь, разум и личность. Всё то, что разрушил удар вашего браана. Ты ведь лучше меня знаешь, чем это чревато?

У Кырыма серые глаза. Красивый цвет, спокойный.

– По голове?

Кырым кивнул. А потом спросил уже сам:

– Есть надежда, что это можно исправить?

– Не знаю, – тихо ответила Элья. – Многое зависит от хозяина кнута, от потенциала, от опыта. Молодой фейхт бьет сразу в полную силу, но выгорает быстро.

– Это мне и без тебя известно. Я, в некотором роде, специалист. Лучше скажи, это лечится?

Элье вдруг захотелось быть жестоко честной, но она промолчала.

– Что ж, есть какая-то справедливость – хлыстом за хлыст. – Кырым вернулся к кофру. – Немного жаль, что платить за тот удар приходится не только тебе. Это уже совсем не справедливо.

Он колдовал над кубком, отсчитывая капли сначала из прозрачной склянки, потом из темно-зеленой, синей, снова из прозрачной. Элья наблюдала. Раз-два-три. Белый пар.

– Если ты можешь сделать хоть что-нибудь, склана, сделай. Не ради людей, ради себя. Ты же видишь, что он такое.

Четыре-пять. Легкое шипение.

– И я вижу. Пока никто, кроме… Всё списывают на его обычную неуравновешенность, но это не продлится долго.

Шесть-семь-восемь-девять. Снова пар, но уже с перламутровым отливом.

– Ты подумай, бескрылая, что станет с тобой, если не будет его? И что станет с тобой, если он будет и дальше меняться.

Десять-одиннадцать. И вино, растворившее смесь.

– Если не можешь помочь сама, посоветуй что-нибудь. Твои родичи, возможно? У вас ведь больше средств.

Круговые движения и темная дорожка на чеканном серебре.

– Если это обратимо или хотя бы купируемо… Молчишь? Тогда я разъясню тебе еще одну вещь: как правило, тегин после приступа сутки приходит в себя. А в данном случае он уже через несколько часов оказался на ногах. Так вот, такая ремиссия очень часто предшествует кризису. И если в этот раз я сумел его предотвратить, то…

– Кризис мог и не случиться. Выглядел нормально, пока вы не полезли с микстурами и приборами.

– Вот именно, что нормально. Но не должен был, – перебил хан-кам. – Так что ничего нормального. А я не могу рисковать. И ты не можешь. Ты жива, пока жив он. Подумай об этом, бескрылая.

Кырым заставил тегина выпить все до дна, а потом, уложив в постель, накрыл одеялом. И человек этот больше не казался Элье злым, скорее печальным. Но эта печаль длилась недолго, хан-кам коснулся кончиками пальцев лба, кивнул, соглашаясь с какой-то своей мыслью, и, упаковав кофр, ушел.


Что бы ни было в составе смеси, но она подействовала. Пусть медленно, но Ырхыз приходил в себя. Сначала он просто лежал, разглядывая Элью с удивлением и детским любопытством, точно впервые ее видел. Чуть позже он поднялся, обошел комнату по кругу, ощупывая и разглядывая вещи. Споткнулся о столик, столкнул кубок, потом второй и, прислушавшись к звуку, удовлетворенно хмыкнул. Поднял тяжелое серебряное блюдо и, швырнув его в запертую дверь, сказал:

– Ненавижу.

Нет, он совершенно безумен. И они всерьез воспринимают его как будущего правителя?

Элья не понимала. Она пыталась найти что-то, объясняющее разумность подобного подхода, но так и не сумела. А ведь был же в этом механизме какой-то смысл?

Ырхыз лег рядом, от него ощутимо несло немытым телом, спиртом, ландышевой эссенцией и медом.

– Я иногда сочиняю стихи, – пробормотал он и, отбросив пряди с лица, почесал шрам.

Обыкновенный человек. Ну да, в этом и дело – обыкновенный. Нет явных различий. Люди бескрылы, а значит, невозможно увидеть рисунок крыла, а с ним и принадлежность к роду, потенциал и оптимальный вектор развития.

– Я когда-нибудь тебе почитаю.

С другой стороны, если нет одной системы, значит, имеется другая? Какая? Одежда? Плеть, которую носят почти все? Что-то иное?

У Кырыма, Ырхыза, Урлака длинные волосы, те же, кто приходят убираться – стрижены коротко. У Арши были грязные лохмы, но кажется тоже короткие. А пленники, с которыми доводилось иметь дело во время войны? Пленников обривали. Наемники не в счет, они здесь чужаки. Волосы – слишком мелко, а принцип должен быть проще, но глобальнее. К примеру, способность работы с эманом? Нет, не подходит, ведь хан-кам служит кагану, а не наоборот. Тогда что? Принадлежность к расе? Обычаи?

– А может быть даже спою.

Стихи у тегина наверняка тоже ненормальные.

– Я хорошо пою. И играю на селембине.

В глазах чуть больше синевы, медленно сужаются зрачки, и Эльино в них отражение становится неразличимым. Брови у него светлые совсем.

– Только струны иногда рвутся и режут пальцы. Неловкий я стал.

На губе черное пятнышко, точно тень от серебряного колечка. Это его кровь, когда только успел губу прокусить? Больно, должно быть. Как и рвущаяся струна.

– У меня есть и про небо…

Что он знает про небо? Про острова? С земли их почти не видно. А с островов не видно земли. И придется к этому привыкнуть. И прав хитрый Кырым – Элья поможет или хотя бы попытается. Ради себя, только ради себя.

– Знаешь, а я ведь и вправду испугался, что убил тебя. – Тегин слизнул кровь и улыбнулся. – Я не хотел. Сразу убивать не интересно.

Ырхыз откинулся на спину, запрокинув голову, открывая шею и кадык.

Но Элья не стала бить осколком кубка, который со вчерашнего дня хранила в груде шкур.


В тот же день на стол шаду Лылаху легла записка с привычным грифом «Птица и Камень»:

«Инцидент не имел иных последствий, кроме слухов о чрезмерной увлеченности тегина новой игрушкой, на которую и списывают его добровольное семидневное заточение.

Тем не менее, частота визитов хан-кама Кырыма заставляет предполагать худшее: здоровье тегина ухудшается и велика вероятность, что к моменту подписания мира Ырхыз будет не в состоянии адекватно выполнять обязанности полномочного представителя ясноокого кагана. Приступ душевного нездоровья тегина в самый ответственный момент может, по меньшей мере, помешать заключению договора».


Последние несколько ступенек Лылах преодолел с неподобающей рангу поспешностью, причина которой была отнюдь не в том, что он опаздывал, а скорее в тщетной попытке поторопить события, каковые и без того развивались чересчур уж быстро. А Лылах не любил спешки. Впрочем, как и человека, с которым предстояло встретиться.

Лестница вывела в узкий коридор, полукруглый потолок которого прорезали окна. Проникающий свет вкупе с привычным полумраком замковых переходов создавал иллюзию бесконечности, хотя на самом деле шагов через десять коридор закончился дверью. Ну и здесь не обошлось без свойственной камам основательности: дверь выглядела цельномраморной плитой, украшенной знаком Всевидящего.

Стоило приблизиться, как между створками, аккурат по линии, разделяющей знак на белую и черную половины, пробежала трещинка. С тягучим скрипом дверь открылась.

– Премного рад видеть многоуважаемого Лылаха. – Встречать вышел самолично хан-кам Кырым. Невысокий, сутуловатый, он отличался нехарактерной для наир хрупкостью телосложения, которая, как и вьющийся рыжий волос, служила источником как для сплетен о происхождении, так и для насмешек. Их, впрочем, хан-кам предпочитал пропускать мимо ушей. Или делал вид.

– Несказанно счастлив лицезреть мудрейшего Кырыма, – вежливо ответил Лылах, а про себя отметил: судя по виду – простая рубаха, с завязанными выше локтя рукавами, заплетенные в тугую косу волосы и мятый, не слишком чистый с виду фартук – кам не соврал про занятость. Хотя… кто их знает?

– Прошу простить меня за причиненные неудобства. Я бы с удовольствием принял ваше приглашение, но увы, порой не волен управлять собственным временем, ибо есть вещи более важные, чем личные желания.

– Вы же знаете, я не привередлив. Особенно, когда разговор обещает быть важным. Ну или хотя бы любопытным.

Вот тут Лылах не соврал, он вообще врал редко и исключительно по делу, но в данном случае приглашение Кырыма в лабораторию и вправду было неожиданным.

– Буду счастлив удовлетворить ваше любопытство во всех вопросах. Прошу. – Кырым посторонился, пропуская гостя. Стоило переступить порог, как створки, издавая все тот же отвратительный скрип, начали сближение. Несколько секунд, и они сомкнулись, воссоединяя половины разорванного знака в единое целое. Лылах машинально отметил, что изнутри половины круга были иного цвета: та, что слева – белая, та, которая справа – черная. Кырым же расценил замешательство по-своему.

– Каждый защищает свои тайны, как умеет. Впрочем, слышал, что для вас, любезный мой друг, запертых дверей не существует.

Вежлив, как всегда. И как всегда – лжет. Здесь многие лгут и видят лжецов друг в друге. А значит, выгоднее говорить правду, но весьма осмотрительно.

Лылах огляделся. Комната, в которую он попал, являлась продолжением коридора. В центре ее между четырьмя колоннами стояла каменная чаша, судя по виду, оставшаяся еще с древнейших времен, а из чаши свисали петли лианы с широкими бледно-золотистыми листьями.

– Как ваша золотарница? – вежливо осведомился Лылах, поглядывая, впрочем, уже на шахматный стол с незавершенной партией. Интересно, кам играет сам с собой или обучил скланьей игре кого-то из помощников?

– Как видите, пока жива. Прилагаю все старания. Потерять такую редкость было бы обидно. Но прошу вас в лабораторию, здесь ничего интересного нет.

И он оказался прав.


– Взгляните, оно бьется уже двадцать минут. – Кырым с нежностью коснулся сосуда, в котором трепыхалось сердце. Его опутывала металлическая сеточка, пронизывали тончайшие проволоки, а к охвостьям аорт и вен были подсоединены стеклянные трубки. И пойманное сердце послушно прокачивало по ним желтую жидкость.

Нет, Лылах на своем веку многое повидал и сотворил, когда в том возникала нужда, но от картины этой, бесполезной – ну а какая польза от свиного сердца в склянке? – его замутило.

И это эксперимент? И ради этого Кырым с ассистентами из лаборатории не выходит? Неужели Лылах ошибся и зря бежал по этой чертовой лестнице, как мальчишка? Нет, не может быть. В конце концов, Лылах сам припас тему разговора, которая имеет важнейшее значение.

– Вам кажется это бесполезной тратой времени и усилий?

Судорожно схлопнулись предсердия, раздулись в последний раз, грозя лопнуть, желудочки, и сжались, с трудом выталкивая порцию жидкости.

– В конечном счете, – продолжил Кырым, – что значит одно свиное сердце, проработавшее на…

Ассистент, наблюдавший за клепсидрой, начертил на склянке цифру.

– На двадцать три минуты больше, отведенного Всевидящим? Почти ничего.

Кам, взяв со стола щипцы, приподнял крышку. Изнутри пахнуло смесью серы, аммиака и крепкого вина. Кырым пинцетом отогнул сетку, вытянул иглы и только после этого извлек сердце, плюхнув в подставленный помощником лоток.

– Значение имеет факт, что сердце способно работать вне грудной клетки. Еще большее значение имеет факт, что я способен заставить его работать. И если получится со свиным, то почему не выйдет с человеческим? Двадцать три минуты – малость. Но и големы не сразу были боевыми, верно? Познание открывает путь к знанию, а знание – к возможности изменения. Впрочем, мой любезный друг, я полагаю, что занимают вас совершенно иные вопросы.

Лоток с сердцем занял свое место на столе, рядом лежало еще несколько – пять или шесть, уже разрезанных, разобранных на сосуды, тонкие белые волоконца и куски мышцы.

– Мне бы хотелось беседы. Приватной. Речь пойдет о серьезных вещах.

– Оставьте нас, – не оборачиваясь, кинул Кырым. Ассистенты бесшумно исчезли, за деревянной дверью.

Банку могли б и прикрыть, а то смердит неимоверно.

– Полагаю, речь пойдет о тегине? – Кырым ловко проколол сердце длинной иглой. – И об официальном подписании мира на, хе-хе, вечные времена?

Первое прикосновение лезвия, не оставившее видимого следа. Капли жидкости на воске, толстый слой которого покрывал лоток. Синее стеклышко, возникшее в руке кама.

– Кырым, уж вам-то я не должен объяснять всю важность.

– Не должны, уважаемый, не должны.

Второй разрез, на волос глубже первого.

– Кам, вы кромсаете своих свинок, тратите эман… тот эман, поступления которого напрямую зависят от грядущего мира.

– Лылах, мы не у вас в кабинете. Не надо меня обрабатывать, как какую-нибудь кхарнскую шваль, по глупости попавшуюся на запрещенных книжках.

Посеребренные крючки ловко входят в края мышцы.

– Будьте так любезны, шад, подержите. Да, вот так. Благодарю. И давайте ближе к теме. Вас волнуют слухи, что после ранения характер тегина изменился, так? Что если и прежде Ырхыз не отличался выдержкой, то теперь он и вовсе не способен контролировать себя, да?

– Вы более чем догадливы.

– Держите, держите. Вы сами оставили меня без ассистентов… Кстати, помощник из вас не ахти.

– Насколько он адекватен?

Скальпель замер, а сердце вдруг вздрогнуло последней судорогой, и крючки едва не выскользнули из рук Лылаха.

– Крепче держите! Ну надо же, не двадцать три минуты, а дольше, много дольше! Показательно. Что до вопроса, то вряд ли я вас обрадую. Ырхыз вполне отдает себе отчет о многих своих поступках.

– Многие – еще не все.

– Именно. – Кырым, выбрав инструмент с широким тяжелым лезвием, ловко рассек сердце. – Можете отпустить. К тому же, в тех случаях, когда тегин контролирует себя, он, как правило, делает как раз то, что хочет, а не то, что должен. И является ли эта его особенность врожденной, либо же приобретенной – сказать не могу. Скорее, мы имеем неприятную смесь. Вам не хуже меня известны некоторые особенности его воспитания. А ранение лишь прибавило ему славы и народной любви. Ну а наша с вами задача – этим приобретения и ограничить.

Кам подтянул к лотку сложную конструкцию из стекол в металлической тубе-сетке, увенчанную массивной линзой.

– Но многоуважаемый Лылах, на вашем месте я бы не беспокоился о формальностях. Скланы подпишут мир, он им нужен так же, как и нам. Больше, чем нам.

Пальцы пробежались по тубе, изменяя угол наклона некоторых стекол, вытягивая штыри и заслонки. Кырым, заглянув в трубку, отходящую от тубы, удовлетворенно хмыкнул и поманил рукой.

– Посмотрите, это и вправду любопытно.

Лылах заглянул. Больше всего это походило на переплетение веревок, толстых, блекло-желтых или темно-красных, частью разлезшихся, частью раздутых узлами, побитых черными и синими пятнами. Некоторые слабо мерцали, хотя, возможно, это мерцание было результатом воздействия прибора.

– Зачем вам это? – спросил Лылах, отстраняясь. Увиденное не впечатлило, сам эксперимент, впрочем, тоже. Он ожидал чего-то более зрелищного, что ли?

– Во-первых, это интересно. Во-вторых… Кто знает, возможно совсем скоро я узнаю, как и почему работает здоровое сердце. Тогда станет ясно, почему не работает больное. И как заставить его работать. Или как заменить? Увы, имею слабость к глобальным проектам.

– К слову о проектах, что вы думаете о сцерхах? Конечно, они не столь интересны, как свиньи, но не собираетесь ли лично взглянуть? Пополнить коллекцию? – Лылах прошелся по лаборатории и остановился перед шкафом, на полках которого теснились емкости с плотно притертыми крышками. В мутноватой, оседающей на дно белыми хлопьями жидкости плавали органы.

Кырым, заметив интерес, любезно открыл шкаф. А заодно и на вопрос ответил:

– Сцерхи? Боюсь, у меня не будет времени заняться ими лично, но я вполне доверяю Ирджину. Замечательный специалист. Вполне сможет подобрать пару экспонатов, если, конечно, будет из чего выбирать. Осторожнее, это ценный экземпляр.

Лылах поспешно вернул на место склянку. Он и в руки-то взял, только чтоб получше разглядеть младенчика со сплюснутою головой.

А Кырым, как показалось, нежно поправил емкости и запер дверцы шкафа.

– Редкость, всего-навсего очередная редкость. Знаете, есть животные, которые гораздо ближе к людям, чем свиньи. Но вернемся к главному.

Хан-кам впервые за встречу посмотрел в глаза Лылаху и продолжил:

– Буду предельно откровенен: я сделаю все, что в моих силах, чтобы тегин сохранил разум и мог провести окончательные переговоры и подписание. Благо у меня пока получается. Можете так и доложить кагану. Надеюсь, я ответил на все ваши вопросы и успокоил хотя бы немного? Если так, то меня ждет очередной эксперимент. Мне было приятно работать с вами.

У хан-кама серые глаза – нечистый цвет, дурная примета, еще один повод для сплетен и слухов. Впрочем, слухам Лылах не верил. Слухи Лылах создавал. Но на данный момент у него имелись совсем иные заботы.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации