Текст книги "Натуральные обязательства в российском гражданском праве. Монография"

РАЗДЕЛ 3
Виды натуральных обязательств,
отграничение натуральных обязательств
от смежных правовых категорий

§ 1. Общие положения

Современная российская доктрина безоговорочно относит к неисковым обязательствам лишь обязательства, по которым истекла исковая давность (ст. 199 ГК РФ), и обязательства из игр и пари (ст. 1062 ГК РФ)^[236]. Некоторое время в качестве таковых указывались также расчетные форвардные (фьючерсные) контракты, которые рассматриваются в качестве разновидности пари, однако после внесения соответствующих изменений в ст. 1062 ГК РФ^[237] обязательствам из сделок, заключаемых на бирже, была придана исковая сила.

Может показаться, что столь немногочисленный перечень случаев натуральных обязательств^[238] ставит под сомнение саму возможность постановки вопроса о них как о самостоятельной правовой категории. Однако такой вывод был бы преждевременным: количественная характеристика в данном вопросе не является определяющей. Куда более важно единое социально-экономическое назначение и сходное правовое регулирование соответствующих отношений.

Кроме того, представляется, что этот список вполне может быть расширен: практика применения действующего законодательства позволяет отнести к натуральным и другие обязательства. Также конструкция obligatio naturalis вполне может быть использована для регулирования отношений, характеризуемых в отечественном правопорядке иным образом.

В римском частном праве конструкция натуральных обязательств распространялась на следующие правоотношения: обязательства лиц, подчиненных чужой власти (детей, рабов), а также их частный случай – обязательство подвластного сына из денежного займа, более известное как Senatusconsultum Macedonianum; обязательства лиц, находящихся под опекой и попечительством (пупиллов, несовершеннолетних, женщин, а также расточителей и умалишенных); обязательства из неформальных договоров (pactum nudum); обязательства в результате истечения срока исковой давности, а также вынесения несправедливого судебного решения.

Указывались в качестве obligationes naturales обязательства в результате capitis deminutio (умаление правоспособности), по крайней мере, в отношении capitis deminutio minima^[239], обязательства в результате уничтожения иска в наказание кредитора^[240], обязательства при confusio – совпадении кредитора и должника в одном лице^[241], обязательства в силу beneficium competentiae^[242].

Одним из оснований лишения обязательства иска также была названа литисконтестация (litis contestatio), т. е. подача иска, инициирование судебного разбирательства.

Кроме того, отдельные авторы причисляли к obligationes naturales обязательства, в основании которых лежат моральные обязанности^[243]. В. М. Хвостов относил к ним обязательства вольноотпущенника перед господином, обязательства по предоставлению приданого или алиментов, обязательства по уплате легатов и фидеикомиссов за пределами quarta Falcidia (Senatusconsultum Pegasianum)^[244] и др.^[245]

Сфера применения конструкции натуральных обязательств в настоящее время, разумеется, значительно уже: с исчезновением рабства, института capitis deminutio, признанием полной правоспособности всех членов семьи, изменением подхода к силе обязательства в зависимости от формы его совершения соответствующие случаи obligationes naturales стали предметом исторических исследований^[246]. В то же время отдельные виды обязательств, признаваемых доктриной натуральными в настоящее время, в римском праве таковыми не являлись.

Практически все зарубежные законодательства относят к натуральным обязательства с истекшим сроком давности, «игровые» обязательства, а также отдельные обязательства, вытекающие из неформальных договоров.

В качестве примеров натуральных обязательств по французскому праву в литературе приводятся обязательства должника, защищенного возражением о решенном деле либо давшего присягу относительно существования долга; обязательства несостоятельного должника, с которым заключено мировое соглашение; обязательства по исполнению консенсуального договора дарения наследниками дарителя; обязательства, вытекающие из соглашения о процентах, не оговоренных в договоре займа; обязательства, подлежащие аннулированию по основаниям, связанным с личностью должника; «моральные» обязательства (обязательства по выплате гонораров при отсутствии трудовых или договорных отношений, алиментные обязательства между братьями и сестрами, обязательства по предоставлению приданого, воспитанию внебрачного ребенка)^[247].

Латиноамериканские кодексы, написанные во многом под влиянием Code Civil, также относят к натуральным обязательствам обязательства лиц, хотя и обладающих достаточным разумением и физическим развитием, однако не являющихся полностью дееспособными в силу закона (несовершеннолетние, ранее незамужние женщины)^[248].

В Гражданском кодексе Луизианы среди оснований натуральных обязательств названы обязательства, погашенные в процедуре несостоятельности^[249].

Гражданский кодекс Филиппин относит, помимо прочего, к натуральным обязательствам добровольное возмещение расходов лицу, которое без ведома и против воли должника оплатило долг, не существующий или погашенный исполнением^[250].

По немецкому гражданскому праву натуральными обязательствами являются обязательства из договора о брачном посредничестве (сватовстве), из конкурсных соглашений (т. е. обязательства должника-банкрота)^[251], помолвка, при определенных условиях – имущественные отношения, возникшие в результате искусственного оплодотворения и суррогатного материнства^[252].

Японское законодательство причисляет к основаниям obligationes naturales, помимо прочего, обещание уплаты без применения судебной процедуры, а также обязательства по уплате ссудного процента в размере, превышающем процент, установленный законом^[253].

В английском праве договор может быть лишен иска в силу ограничения правоспособности (capacity) лица, его заключавшего^[254], противозаконности соглашения либо его противоречия правилам о публичном порядке^[255], в силу отказа от права на иск, совершенного путем составления документа «за печатью»^[256].

Как уже отмечалось ранее, в российской дореволюционной литературе о натуральных обязательствах говорилось в основном при рассмотрении вопроса «задавненных» требований. Однако в цивилистических исследованиях встречаются указания и на иные случаи неисковых обязательств (не располагая какой-либо нормативной основой, российские авторы в целом повторяли примеры, приводимые иностранными учеными, пытаясь отыскать обоснование им в отечественном законодательстве). Среди них обязательства об обратном возвращении невестой или ее родителями расходов, сделанных ими ввиду несостоявшегося брака^[257]; сделки малолетних, совершенные без согласия попечителя^[258]; обязательства, вытекающие из относительно недействительных (оспоримых) сделок^[259]; обязательства, погашенные силой судебного решения; обязательства, право на исполнение которых прекращено мировой сделкой^[260].

Весьма скупа советская литература по данному вопросу. В комментарии, принадлежащем перу И. Б. Новицкого, говорится, что в отдельных случаях обязательство получает неполную юридическую силу: ему не предоставляется судебная защита, но не допускается и возврат добровольно исполненного, что позволяет сделать вывод о том, что автором выделяется несколько таких случаев. Однако в качестве примера приводятся все те же «задавненные» обязательства^[261]. Говоря о содержании обязательств, ученый указывал, что государство лишает защиты те отношения, содержание которых оно полагает недопустимым по тем или иным основаниям, например, обязательства из игры «на интерес», поскольку они представляют собой трату денежных средств для непроизводительных целей; обязательства «публичной женщины»; а также обязательства по договору, согласно которому одно лицо обязуется проголосовать на выборах за другое лицо^[262]. Вместе с тем не совсем ясно, что понимается в данном случае под лишением защиты со стороны государства – только отказ в исковой защите либо полное лишение обязательства юридической силы^[263].

Б. Б. Черепахин причислял к неисковым обязательствам все отношения, споры, связанные с нарушением которых, подлежали рассмотрению в административном порядке^[264].

В современной отечественной литературе, помимо обязательств по истечении срока давности и обязательств из игры, к натуральным обязательствам относят:

– обязательства после вступления в силу ошибочного судебного решения об отказе в иске;

– обязательства, в защите субъективных прав по которым было отказано по причине злоупотребления правом^[265];

– обязательства из договоров на оказание юридических услуг с оплатой «по результату» (обязательства о выплате так называемых гонораров успеха)^[266];

– обязательства, права по которым «фактически невозможно защитить»;

– обязательства, лишенные «судебного обеспечения» в силу изменения правового статуса должника или кредитора;

– обязательства, по которым приостановлено исполнительное производство;

– обязательства, права по которым не обеспечены судебной защитой в связи с несоблюдением досудебного порядка урегулирования спора;

– обязательства, спор по которым уже передавался в суд^[267];

– обязательства по безвозмездному оказанию услуг^[268];

– обязательства по уплате содержания лицу, не имеющему законного права на содержание (добровольное принятие на иждивение)^[269]; обязательства наследника по совершению общественно полезных действий, предусмотренных завещательным возложением^[270];

– обязательства из валютных контрактов, заключенных на основании Соглашения о Международном валютном фонде^[271].

Среди оснований натуральных обязательств называется даже помолвка^[272].

§ 2. Отдельные виды натуральных обязательств

В целях настоящего исследования представляется необходимым последовательно рассмотреть обозначенные примеры натуральных обязательств, чтобы установить, насколько справедливо их причисление к obligationes naturales.

Обязательства, по требованиям, вытекающим из которых, истек срок исковой давности (так называемые «задавненные» обязательства), причисляются к натуральным практически всеми исследователями, рассматривавшими когда-либо проблему неисковых требований.

Исковая давность определяется законом как срок для защиты права по иску лица, право которого нарушено (ст. 195 ГК РФ).

Институт исковой давности появился в римском праве. Древнее римское право не знало понятия исковой давности, устанавливая лишь законные сроки (сроки существования права) для отдельных исков, по истечении которых право погашалось автоматически. Иски, возникавшие из jus civile, не погашались с течением времени, были perpetuae, «вечными». Преторский эдикт ввел несколько исков (главным образом штрафных) с ограничением их действия во времени. В классическую эпоху исковая давность была распространена и на некоторые цивильные иски, и лишь в V в. срочность была заменена давностью полностью^[273]. При рецепции римского права институт исковой давности вошел в качестве неотъемлемой части во все европейские правопорядки.

Необходимо отметить, что истечение срока исковой давности само по себе не влечет возникновения натурального обязательства. Закон связывает с пропуском срока давности по требованию, вытекающему из нарушения регулятивного обязательства, только одно потенциально неблагоприятное последствие для управомоченного лица – истечение давности и по дополнительным (акцессорным) требованиям (ст. 207 ГК РФ). С. В. Мусарский указывает также, что истечение давности по виндикационному иску является в то же время начальным моментом течения приобретательной давности (п. 4 ст. 234 ГК РФ)^[274], однако в указанном случае речь идет о нарушении регулятивного вещного права.

Истечение давности не только допускает возможность предъявления иска и необходимость его принятия судом к рассмотрению (п. 1 ст. 199 ГК РФ), но и не препятствует вынесению положительного для кредитора решения.

Дело в том, что для возникновения натурального обязательства необходимо не только истечение срока давности, но и заявление стороны в судебном споре (должника по обязательству) о ее применении (ст. 199 ГК РФ).

Без сделанного ответчиком заявления обязательство не может считаться натуральным. Поэтому нельзя согласиться с М. П. Божко, отстаивающим точку зрения, согласно которой по истечении срока давности обязательство перестает быть исковым независимо от того, имеется ли между сторонами судебный спор и сделано ли заявление о применении давности^[275].

Необходимо различать истечение исковой давности и наступление последствий ее истечения. Последнее без соответствующего заявления должника невозможно.

Однако и после заявления должника натуральное обязательство может не возникнуть. Законодательством (ст. 202, 203 ГК РФ) устанавливаются основания для приостановления и перерыва срока исковой давности. Кроме того, срок давности может быть восстановлен (ст. 205 ГК РФ), в том числе и после того, как должником будет сделано заявление о применении давности. Это позволяет говорить о необходимости в данном случае такого элемента юридического состава, требуемого для возникновения натурального обязательства, как отсутствие оснований для восстановления исковой давности^[276].

В конечном итоге основания для применения исковой давности устанавливаются судом, поэтому необходимым элементом юридического состава, влекущего возникновение натурального обязательства, является также и судебное решение.

Таким образом, натуральными следует назвать обязательства не с истекшей, а с примененной (судом) исковой давностью.

Вопрос об отнесении обязательств из игр и пари или, как их еще называют в литературе, «игровых» обязательств^[277] (гл. 58 ГК РФ «Проведение игр и пари») к натуральным в настоящее время практически не вызывает сомнений^[278]: «…восстанавливая старинную правовую традицию, российское гражданское законодательство рассматривает обязательства, возникающие из игр и пари в качестве натуральных»^[279]. В принципе трудно представить себе ситуацию не только удовлетворения, но и предъявления иска о взыскании долга из игры.

Игры и пари представляют собой разновидность рисковых (алеаторных) сделок, т. е. сделок, порождающих отношения, при которых возникновение наиболее значимых прав и обязанностей, касающихся наличия и (или) направленности, а также количества основного предоставления, поставлено в зависимость от обстоятельств, имеющих для сторон сделки неподвластный характер (характер случайных обстоятельств)^[280].

Пункт 32 Закона о договорах Израиля определяет договор, касающийся игры или пари как соглашение, в котором получение какой-либо выгоды одной из сторон зависит от удачи, догадки или наступления случайного события^[281].

Понятие азартной игры и пари в современном российском законодательстве впервые было закреплено в Федеральном законе «О налоге на игорный бизнес» от 31.07.1998 № 142-ФЗ^[282], а затем почти дословно воспроизведено сначала в Налоговом кодексе (ст. 364 НК РФ), а затем в ст. 4 Федерального законе «О государственном регулировании деятельности по организации и проведению азартных игр и о внесении изменений в некоторые законодательные акты Российской Федерации» от 29.12.2006 № 244-ФЗ^[283]. В последнем из указанных нормативных актов содержатся следующие определения:

– азартная игра – основанное на риске соглашение о выигрыше, заключенное двумя или несколькими участниками такого соглашения между собой либо с организатором азартной игры по правилам, установленным организатором азартной игры;

– пари – азартная игра, при которой исход основанного на риске соглашения о выигрыше, заключаемого двумя или несколькими участниками пари между собой либо с организатором данного вида азартной игры, зависит от события, относительно которого неизвестно, наступит оно или нет.

В доктрине вопрос понятия игры и пари остается дискуссионным. Не останавливаясь на нем подробно, отметим, что основание их разграничения обычно усматривается в возможности влияния участников на исход спора (если игроки участвуют в процессе определения победителя – это игра; если выигравший определяется автоматически – пари)^[284].

Игры и пари могут быть имущественными (их цель состоит в получении выгоды – выигрыша) и неимущественными (они совершаются ввиду наличия иного интереса).

По степени влияния случая на определение победителя игры делятся на азартные (победитель устанавливается в силу случайных обстоятельств) и неазартные (для выявления победителя учитываются личные физические и/или умственные качества участников). Исход пари всегда зависит от случая, поэтому они всегда являются азартными^[285].

Представляется, что следует согласиться с В. А. Запорощенко в том, что гл. 58 Гражданского кодекса регулирует только отношения, возникающие из имущественных пари и имущественных азартных игр, поскольку неимущественные игры и пари не входят в предмет гражданского права, а имущественные неазартные игры должны регламентироваться положениями гл. 57 ГК РФ «Публичный конкурс»^[286].

Таким образом, к основаниям натуральных обязательств следует отнести имущественные азартные игры и пари.

Вместе с тем не все «игровые» обязательства являются натуральными. Во-первых, обязательство из игры (пари) не возникает, а ее участник получает право на защиту, если он принимает участие в игре (пари) под влиянием обмана, угрозы, насилия или злонамеренного соглашения его представителя с организатором игр или пари. Разумеется, это не означает, что в данном случае (в отличие от общего правила) он имеет право требовать выигрыша. Пунктом первым ст. 1062 ГК РФ закреплен частный случай недействительности сделки, предусмотренной ст. 179 Кодекса, соответственно потерпевший сможет взыскать лишь сумму, переданную в качестве взноса за участие в игре, в порядке реституции.

При указанных условиях имеет место «конкуренция» нарушений организаторами игры (пари) правовых предписаний, которые влекут различные последствия: в одном случае – непредоставление кредитору по обязательству права на принудительное осуществление его притязания, в другом – лишение возникающих отношений какого бы то ни было юридического значения. Очевидно, что при таких обстоятельствах к нарушителю должны быть применены более серьезные меры принуждения и сделки, связанные с организацией и проведением игр (пари), будут признаны недействительными.

Н. П. Василевская объясняет наличие указанных норм тем, что с их помощью реализуется принцип защиты «слабой» стороны отношения – не случайно эти правила применяются только к требованиям участников игры, но не ее организаторов^[287].

Второе исключение – уже упоминавшееся проведение игр (пари) уполномоченными субъектами (публичными образованиями или лицами, получившими соответствующее разрешение) в допускаемых законом формах (п. 1 ст. 1063 ГК РФ). В данном случае возникает обычное исковое договорное обязательство.

При рассмотрении вопроса об «игровых» обязательствах нельзя обойти вниманием проблему квалификации срочных сделок на разницу.

Она не является новой для отечественного права, весьма показательно в данном случае развитие института срочных сделок в дореволюционной России. Долгое время они отождествлялись с азартными играми и как действия, противные общественной морали, были запрещены, лишены «исковой силы и судебной охраны»^[288]. Впрочем, запрет касался лишь срочных сделок, предметом которых являлись акции (ст. 2167 Свода законов гражданских)^[289], что, однако, не помешало Правительствующему Сенату распространить его действие на другие срочные сделки^[290].

А. Х. Гольмстен высказывался резко против сделок «на разность», целью которых является не реальное перемещение товарных ценностей, а получение спекулятивной выгоды за счет разницы цен в момент заключения и предполагаемого исполнения договора купли-продажи: «Под видом срочных сделок производится азартная биржевая игра, обогащающая без затраты труда и капитала одних и повергающая в нищету других. Приняв колоссальные размеры, она вызвала и неисчисляемый ряд бедствий. Влияние ее на общественную нравственность самое разрушительное»^[291].

П. П. Цитович, напротив, указывал на принципиальное отличие азартных игр от биржевых сделок, отмечая, что «на бирже не играют и не держат пари, но оперируют, спекулируют»^[292]. При этом лишение сделок на разность принудительной силы, напротив, благоприятствует биржевой игре, поскольку «всякий может попытать счастья, так как в случае неудачи он ничего не теряет, ибо спрячется за незаконность биржевой игры»^[293].

Лишь в 1893 г. в Свод законов гражданских были внесены изменения, которыми сделки на разницу были признаны действительными^[294]. Проект Гражданского уложения говорил о порождаемых ими обязательствах как о натуральных.

Спустя 100 лет ситуация повторилась. После принятия части второй Гражданского кодекса Российской Федерации срочные сделки в условиях отсутствия специального правового регулирования, под влиянием авторитетных мнений^[295], а также определенной правовой традиции рассматривались российскими судами в качестве пари^[296] и соответственно как основания натуральных обязательств. Отметим, что необходимость исполнения срочных договоров, заключаемых в основном банками, у самих профессиональных участников финансового рынка не вызывала сомнений. Вопрос об их принудительном характере встал после дефолта 1998 г., когда многие из кредитных организаций оказались не способны отвечать по своим обязательствам^[297].

Однако затем данным отношениям была придана исковая сила^[298]: ст. 1062 ГК РФ была дополнена пунктом, которым устанавливалось, что требования, вытекающие из срочных сделок на разницу, в установленных законом случаях подлежат судебной защите. Для этого необходимо, чтобы, по крайней мере, одной из сторон расчетного контракта являлось юридическое лицо, получившее специальное разрешение (лицензию). Если же участником сделки является гражданин, имеет значение и место заключение договора: сделка должна быть совершена на бирже.

Доводы «за» и «против» такого правового регулирования были подробнейшим образом изложены в литературе^[299]: за прошедшее столетие они не изменились, но однозначное решение здесь вряд ли возможно, поскольку оно лежит вне догмы права и зависит от того, признается ли правопорядком наличие в действиях участников срочных сделок хозяйственной цели или нет, а также считается ли риск по срочным сделкам сопоставимым с обычным предпринимательским риском. Еще К. П. Победоносцев весьма точно замечал по этому поводу, что применительно к биржевым сделкам «трудно отличить, где кончается коммерческий расчет… и где начинается спекуляция, имеющая все признаки игры»^[300].

Квалификация сделок на разницу главным образом зависит от состояния развития финансовых рынков в государстве: в последнее время принудительная сила придана им практически во всех европейских странах^[301]. Целью их совершения признается не возможность получения спекулятивной выгоды при незначительных затратах, а минимизация предпринимательских рисков и оптимизация их распределения^[302].

С другой стороны, использование производных финансовых инструментов влечет возникновение значительно увеличивающихся в условиях глобализации экономики рисков и угроз, в том числе связанных с резкими и неконтролируемыми изменениями цен на рынке базисного актива, и ведет к снижению эффективности государственной денежной политики, что подтверждают серьезные негативные последствия мирового финансового кризиса 2008–2009 гг.

Как бы то ни было, действующее законодательство не позволяет отнести расчетные форвардные контракты, заключенные в соответствии с требованиями ст. 1062 ГК РФ, к основаниям натуральных обязательств. Признание высокорисковых финансовых инструментов действительными, а порождаемых ими обязательств – принудительными, возможно, было преждевременным, однако учитывая тенденции развития экономики современного информационного общества, ориентированной на получение сверхприбыли от непроизводственной деятельности, ожидать «реставрации» существовавшего прежде правового регулирования не стоит, хотя ужесточение законодательства о деривативных финансовых инструментов, по всей видимости, неизбежно.

Срочные сделки, совершенные с нарушением установленных требований, признаются пари и не подлежат судебной защите.

В литературе указывается на необходимость отнесения к натуральным обязательствам обязательств, вытекающих из соглашений об оплате услуг, поставленной в зависимость от действия или решения государственного органа или третьих лиц (договоры о выплате «гонораров успеха»)^[303]. Основанием для этого послужило положение, содержащееся в Информационном письме Президиума ВАС РФ № 48 от 29.09.1999^[304], впоследствии многократно повторенное в актах высшей судебной инстанции по конкретным делам^[305] и постановлениях окружных судов^[306]. В пункте втором указанного Информационного письма говорится: «…не подлежит удовлетворению требование исполнителя о выплате вознаграждения, если данное требование истец обосновывает условием договора, ставящим размер оплаты услуг в зависимость от решения суда или государственного органа, которое будет принято в будущем».

Причины отказа в удовлетворении иска о взыскании «гонорара успеха» в Информационном письме не называются, что позволяет как сделать вывод о том, что в данном случае имеет место натуральное обязательство, так и предположить, что речь идет о ничтожности соответствующего условия договора.

Вопрос о правомерности установления доплаты в случае получения положительного судебного решения был предметом рассмотрения в Конституционном Суде Российской Федерации (постановление Конституционного Суда РФ «По делу о проверке конституционности положений пункта 1 статьи 779 и пункта 1 статьи 781 Гражданского кодекса Российской Федерации в связи с жалобами общества с ограниченной ответственностью “Агентство корпоративной безопасности” и гражданина В. В. Макеева» № 1-П от 23.01.2007)^[307].

Постановление Конституционного Суда № 1-П о ничтожности такого договорного условия напрямую не говорит, хотя и указывает на то, что «включение… в текст договора о возмездном оказании правовых услуг условия о выплате вознаграждения в зависимости от самого факта принятия положительного для истца решения суда расходится с основными началами гражданского законодательства», что должно было бы привести суд к выводу о незаконности, а, следовательно, и недействительности (в соответствии со ст. 168 ГК РФ), соглашений о выплате «гонораров успеха». Несоответствие основным началам законодательства должно расцениваться как серьезное нарушение закона, влекущее куда более серьезные последствия для нарушителя, нежели лишение его требования принудительной силы.

Н. С. Бондарь пишет, что судом сознательно не был дан однозначный ответ на вопрос, требования о выплате «гонорара успеха» не существует или же оно не пользуется защитой. Причина этого в том, что к единому мнению судьи не пришли. При этом сам Н. С. Бондарь полагает, что правовая позиция Конституционного Суда по итогам данного дела не может быть истолкована как абсолютный запрет «гонорара успеха»^[308].

Авторы, отстаивающие точку зрения, согласно которой условия договора о выплате «гонорара успеха» вполне законны, обычно ссылаются на законодательство США и Великобритании, где в настоящее время такие соглашения запрещены только для уголовных и семейных дел (что обусловлено этическими причинами), но вполне допустимы в отношении имущественных исков. Более того, заключение соглашений об оплате услуг по представительству в суде «по результату» при высокой стоимости юридических услуг обеспечивает возможность получения квалифицированной юридической помощи^[309].

Вместе с тем необходимо отметить, что заключение соглашений о выплате «гонораров успеха» не допускается практически во всей Европе, а положительное к ним отношение в Великобритании сложилось лишь во второй половине XX в. До 1967 г. действия, направленные на заключение подобных соглашений, признавались не просто деликтами, а уголовными преступлениями, что было сделано с целью исключить инициацию судебных дел финансово заинтересованными юристами^[310].

Представляется, что оснований признать недействительными условия договоров об оказании услуг о выплате бонусов за получение положительного результата все же нет: сами по себе такие соглашения ничего противозаконного не содержат, действующее законодательство заключение соглашений об оплате услуг «по результату» не запрещает. Вывод Конституционного Суда РФ о невозможности изменить сторонами договора услуг императивных требований закона относительно предмета данного договора (как не предполагающего достижения определенного результата) не может быть однозначно сделан на основании п. 1 ст. 779 ГК РФ^[311] и вряд ли согласуется с положениями ст. 421 ГК РФ «Свобода договора». Обоснование же подобного вывода указанием на особый статус суда и выносимых им актов, которые не могут зависеть от действий лиц, оказывающих юридическую помощь, учитывая принцип состязательности гражданского процесса, весьма уязвимо.

Вместе с тем стоит признать, что заключение соглашений о выплате «гонорара успеха» может определенным образом повлиять на использование юристами, оказывающими услуги по представительству в суде, незаконных способов достижения необходимого клиенту результата. В этой связи подобные действия в отдельных конкретных случаях (но далеко не во всех!) действительно могут быть расценены как «нежелательные».

Однако подход, согласно которому соглашения о «гонораре успеха» являются недействительными, не учитывает того, что их заключение не всегда означает применение коррупционных схем представителями юридических профессий и в должной мере не обеспечивает интересов добросовестных участников оборота. Само по себе признание того, что юрист заведомо заключает незаконный договор, способно существенно подорвать авторитет участников рынка юридических услуг.

К тому же последние изменения в российском законодательстве дают основания сделать вывод о том, что «гонорары успеха» определенным образом легализованы. Речь идет об изменениях в процессуальном^[312] законодательстве, предусматривающих возможность предъявления групповых (коллективных) исков, существующих именно за счет возможности установления платы за результат разбирательства. Кроме того, частные коллективные иски планируется использовать для защиты большой группы лиц в сфере потребительского, экологического, антимонопольного права^[313].