Текст книги "Пулемет для витязя"
Автор книги: Антон Скрипец
Жанр: Историческая фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 5
Аллсвальдов знак
Ночь стояла тихая. Звездная, безветренная. Где-то в траве цвиркали сверчки, время от времени над головой хлопали невидимые в темноте крылья, да иногда фыркали и ржали лошади. Огонь задорно потрескивал и выстреливал сухие искры. От соседнего костра шел мощный дух мясной похлебки, но никто не был настолько голоден, чтобы подсаживаться к дружинникам из охранения и угощаться из их казана. Хват, дело понятное, не в счет – тот улизнул сразу, как только стреножил лошадей и понял, что у их костра этим вечером будет много разговоров и мало жратвы. Сейчас, должно быть, где-нибудь втихаря опустошал с киевскими воями баклажку с медовухой. Туман, не особо озаботившись пустым брюхом, расстелил на траве плащ, сунул под голову седельную суму, повернулся спиной к огню и вскоре тихо засопел. Пес его, конечно, разберет, спит или слушает, не пропуская ни единого слова. Разницы, впрочем, особой не было – книгочей, несмотря на всю свою ученость, рта без особой надобности не раскрывал.
– В такой спешке ушли из города – и для чего? – ворчал Путята, ломая сухие ветки и подбрасывая их в алчный жар огня. – Для того, чтобы заночевать на голой земле?
– Для воина это не такая уж и невидаль, – пожал плечами Тверд.
– Для воина и ночной бросок не такая уж невидаль. Особенно когда и вправду нужно гнать лошадей. А их гнать надо!
Легкий порыв ветра тронул волосы Тверда и принес с собой далекое тявканье лисы. Не волки – и ладно.
– Боярин же не ведает, чего ради нам нужно торопиться. Так расскажи ему о том, что мы нарыли.
Тонкий прут в руках купца надломился с каким-то особо остервенелым хрустом и был брошен в огонь так, словно стал вдруг для гильдийца злейшим врагом.
– Есть ли резон? Мы снялись из города со всей поспешностью по распоряжению Полоза, а не по моему. Выходит, у него был резон торопиться. Интересно, какой? И какого лешего здесь, в чистом поле, резон этот вдруг куда-то исчез?
Чистым это поле можно было назвать, конечно, с большой натяжкой. Холмистая местность была словно нарочно изрыта оврагами. Самый глубокий из них, словно рана со рваными краями деревьев, тянулся от далекой темной полосы леса, заканчиваясь аккурат у подножия взгорка, где поблескивал первый костер их лагеря. Купчине, конечно, это без разницы, а попробуй про это поле так сказать разведчик его этерии, лично вздернул бы поганца. Или непременно посадил на кол, предложи тот разбить стоянку в месте, которое просто напрашивается стать засадой – нападения тут можно ожидать с любой стороны.
– О ком речь идет? Не обо мне ли?
Голос, словно нарочно желая подтвердить размышления Тверда, прозвучал неожиданно. Путята испуганно дернулся, подскочил было с места, потом, видать, опомнившись, снова сел, продолжая тем не менее слепо таращиться по сторонам.
– Напугал? – хмыкнул Полоз, выныривая из темноты, как из омута, прямо напротив Тверда.
– Пострашнее видали, – краем глаза Тверд уловил движение Тумана. Тот незаметно сунул длинный стилет обратно в сапог. – Ты бы, боярин, в следующий раз топал потяжелее. Тем, кто подкрадывается, не так уж редко стрелу меж глаз шлют. Доказывай потом Светлому, что это не Аллсвальда рук дело.
Полоз уселся на седло, упер тяжелый взгляд прямо в глаза Тверда. Рваный танец огня, подсвечивающий снизу его и без того не особо приветливое лицо, дергающимися мазками света и тьмы малевал на нем совсем уж жуткую личину.
– Добро, что сразу к делу перейдем, – выдавил наконец из себя боярин, переводя взор на Путяту. Получилось довольно зловеще. – Вам, должно быть, жутко интересно, чего это я в такой спешке решил покинуть Полоцк, хотя ранее рвался туда так, будто жизнь моя от того зависела. Поначалу я, честно сказать, думал, что придется вас вязать и тащить за собой в Киев на аркане. Поэтому, когда вы не стали упорствовать отъезду, только вздохнул с облегчением. И лишь сейчас понял – что-то тут, однако, не так.
Тверд с усмешкой взглянул на купца. Будто говорил: видишь, мол, само по себе все сложилось. Хотел устроить ночной марш – вот тебе и повод выложить все как есть. Путята, впрочем, кости на стол вышвыривать не торопился. Мялся, дул щеки и ломал хворост, без остановки бросая его в костер, будто хотел, чтобы он у них разгорелся жарче, чем у всех остальных.
– Уважаемый купец Путята Ратмирыч хочет сказать, что неплохо бы нам для начала узнать, какая это такая срочная надобность столь лихо сорвала нас с места, – не выдержал этой игры в молчанку Тверд. – Верно я говорю?
Гильдиец хмуро глянул на одного, на другого, покосился на спину Тумана, будто тот тоже не сводил с него полных ожидания глаз. В нависшей тиши отчетливо донесся чей-то тугой, что тетива, голос, затянувший песню. У другого костра громыхнул дружный гогот.
– Верно, – нехотя выдавил наконец Путята.
Холодная ухмылка Полоза могла бы безвозвратно испоганить любой радостный погожий день.
– Добро. Только не отослал бы ты, купец, своих псов куда подальше. Пусть пойдут, почешутся, покуда два человека разговоры ведут.
– Они останутся, – быстрее и заполошнее, чем следовало бы, чтобы сохранить хотя бы вид солидности, выпалил купец.
Волчий оскал Полоза теперь можно было спутать с чем угодно, но только не с улыбкой.
– Добро, раз так. Но знай – дело это государственной важности, а потому как только о нем узнают больше людей, чем сейчас сидит у этого костра, я точно буду знать, с кого следует голову снять.
Путята что-то проворчал насчет того, что каждый пусть приглядывает за своими людьми, и это вовсе не его была идея – тащить в Полоцк целое воинство лишних глаз и ушей.
– Это Аллсвальд, – двумя словами, сказанными тоном, будто речь шла о траве под забором, отрезал все пути к дальнейшему словоблудству Полоз.
– Что?
– Это сделал Аллсвальд, – будто втолковывая малому дитяте, еще раз повторил боярин.
– Не надо с нами говорить, как со слабыми на ум.
– Что поделать, именно так вы сейчас и выглядите.
– Да? Как же, интересно, будешь выглядеть ты, когда узнаешь, что конунг ко всему, что произошло в Полоцке, касания не имеет?
Удивляться княжий ближник не стал. Напротив. С подозрительным воодушевлением он ткнул кулаком в растопыренную пятерню.
– Я ж говорил, что вы, ящеровы дети, что-то нарыли, – тон его был таким, словно он и впрямь радовался этому.
– Ну уж нет, мил человек, – покачал головой Путята. – Условились, что ты первым свой сказ поведешь. Вот и говори. А мы послушаем.
– Да тут и говорить-то особо нечего, – пожал плечами боярин. – Просто я нашел людишек, работавших в полоцком Дворе гильдии. Им посчастливилось в ту ночь выжить и унести ноги. А как только узнали, что в город прибыли киевляне, тут же связались со мной.
– Чего это вдруг именно с тобой?
– Вот и спросишь у них. В Киеве. Они могут мнооооого чего интересного порассказать. О том, особенно, насколько Аллсвальд тут ни при чем.
Путята этим известием был ошеломлен ничуть не меньше Тверда. И по нему, в отличие опять-таки от Тверда, это было видно.
– Где они?
Полоз презрительно фыркнул.
– В безопасности. И сдается мне, что чем меньше людей будет знать, где именно, тем дольше это место останется безопасным. А теперь ваша очередь. Так, значит, ни при чем тут норд?
* * *
– Говоришь, боярину надобно было все это рассказать, да?! – Путята дергался и извивался не хуже ужа на сковородке.
– А что я? – пожал плечами Тверд, насколько это позволяли сделать стянувшие руки путы. – Ты ведь в нашем посольстве голова. Я-то всего лишь меч. А железку че слушать?
Он холодно сдержал по самое горлышко наполненный ядом взгляд купца и даже двинул уголками губ в подобие улыбки. Хотя радоваться тут на самом-то деле особо было нечему. Едва они рассказали боярину о своей находке, битве с неизвестным воем и о том, какую последнюю тайну полоцкого Двора хранила добытая ими книга, тот повел себя вовсе не так, как хотелось бы. Да что там «вовсе не так». Полоз взвился как раненый в самые уды медведь. Да так рьяно, что мигом углядел в них, гильдийце и до недавнего прошлого византийском легионере, закоренелых изменников да поглядов Аллсвальда. Тверд спорить с вопящим на весь стан княжим ближником не стал. Даже когда тот повелел своим дружинникам «сих изменников» повязать. В первый раз, что ли? Другое дело – Путята. Он, до сего мига мнивший себя если уж не соратником творца мироздания, то уж по меньшей мере головой их посольства, никак не мог смириться с этакой несправедливостью и вопиющим унижением. Вот и угостили неуемного парой-тройкой зуботычин. Тверд и сам бы на месте киевских воев угостил, доведись ему пеленать такого буйного лося. Какие ж тут могут быть обиды? У Путяты – нашлись. Причем, как только их оставили в одиночестве, коль не считать парочки не особенно ражих стражников, вся ненависть уязвленной гильдийской души, что неразборчивый огонь великого пожара, перекинулась на Тверда.
Стражники присели у костерка чуть в сторонке, грея зябнущие в предрассветном холоде руки, а Туман своими эмоциями по поводу пленения вообще мало отличался от вороха тряпья. Хват, ясное дело, под шумок куда-то сгинул. В том числе и поэтому и Туман, и Тверд сохраняли рожи в бесстрастном подобии деревянных истуканов – надежда на то, что их освободят хоть и не самые заботливые в мире, но все же дружеские руки, была.
Хотя, зная Хвата, а особенно зная, сколько золота он припрятал и сейчас, ни с кем не делясь, может захапать его себе и раствориться где-нибудь в Хазарии… Но такие мысли постарался бы гнать от себя любой человек.
– Нас что, прирежут по-тихому где-нибудь по дороге?
Похоже, Путята наконец перебесился и решил взглянуть на вещи так, как и должен был глядеть на них изначально голова киевского Двора гильдии.
– Вряд ли, – снова попытался пожать плечами Тверд, отчего веревки с готовностью еще больнее впились в запястье. – Ты все ж таки гильдиец. Тебя скорее всего на княжий суд доставят. Ну и, понятно, казнят по-быстрому, покуда Палата новгородская не успела вмешаться.
– Спасибо, утешил.
– А чего ты расстраиваешься? Уж лучше пусть голову оттяпают, чем на кол посадят на пару-тройку дней.
– Как тебя, что ли?
– Скорее всего, – Тверд, если говорить честно, старался гнать от себя и эти мысли тоже. Но, как ни крути, от правды, которая для него маячила не так уж далеко впереди плохо оструганным колом, было не отвертеться. Особенно, коль вспомнить последнюю встречу с князем.
Из ложбин и оврагов белесой дымкой лениво поднимались рваные клубы тумана. В предрассветной серой пелене темными силуэтами проступали сквозь них сонные силуэты деревьев. Прохладную тишину изредка нарушал птичий гомон, но тут же, не успев взвиться к светлеющему небу, испуганно прижимался к вымоченной росой траве.
– Туман? – подозрительно навострив уши, покосился в сторону своего соратника Тверд.
– Конечно, туман, – фыркнул Путята. – Не видел что ль никогда? Я вот, помню, вел как-то караван по Двине, и как-то утром таким же вот покрывалом реку накрыло. Чуть носом берег не пропахали со всей поклажей…
И Тверд, и Туман бросили на гильдийца короткий, но не самый уважительный взгляд.
– Что-то есть, – рывком подхватываясь из лежачего положения в сидячее, кивнул лучник.
– Вот, раздери меня коза, и безопасный стан, – ругнулся Тверд, оборачиваясь к сторожившим их гридням. – Эй, земляки, быстро кличьте сюда боярина!
Ссутулившиеся над чахлым огоньком вои лишь поежились да подсели еще ближе к потрескивавшим последними искрами полешкам.
– Может, те еще князя кликнуть? – ворчливо отозвался сутулый дружинник с длинной шеей, будто нарочно выросшей меж ключиц.
– Боярин вовсе не велел с вами говорить, – подтвердил второй, помоложе, с клочковатой бороденкой, разбросанной по щекам и подбородку, что кочки по трясине.
– Раз не велел, то нечего было и начинать. А если уж заговорили, то делайте что велено.
Сутулый фыркнул.
– Слышь, Репа, этот грек нам еще че-то велеть пробует.
– Посмотрим, че завтрева нам конь евойный повелит.
Тверд снова посмотрел на Тумана. Тот опять лежал на боку, приложив ухо к стылой земле. Путята переводил непонимающий взгляд с одного на другого. Глаза его расширились до размеров средних тележных колес, когда главный его охоронец взвился на ноги, едва не брякнувшись из-за связанных за спиной рук мордой в землю, набрал в грудь поболе воздуху, опять-таки, насколько позволяли перехватившие тулово путы, что есть силы прогорланил:
– Пооооо-лооооз!
Горбатый и лишайный их стражник при этом не менее заполошно повскакивали со своих задниц, при этом молодой неловким движением ноги еще и расшвырял тлеющие уголья костра. В предрассветной тиши вопль Тверда, будто бы двукратно усиленный туманом и звонкой прохладой, пронесся над лагерем не хуже печенежской конницы. Кто-то подхватился с места, кто-то кинулся к оружию, а кое-кто, вечером еще мнивший себя самым умным, с шумом и хряском брякнулся с телеги, куда забрался спать ночью. Чуть в стороне тревожно заржали лошади.
– Да нет в лагере боярина! – понимая, что в первую очередь за эту побудку влетит ему, а вовсе не горластому пленнику, запоздало воскликнул сутулый.
– Как это – нет? – теперь глаза Путяты очень сильно напоминали размерами размах мельничных крыльев.
– Уехал он, затемно еще, – неохотно проворчал недобородатый Репа, с не очень великим удовольствием наблюдая, как к ним спорым марш-броском приближается низкорослый крепыш в доброй броне. Молодому он, не сбавляя шага, треснул по затылку тяжелой своей ручищей так, что тот едва не грохнулся носом в остатки костра, а второму стражнику сунул узловатый кулак под нос. Да так споро, что тот растерянно прянул назад, оступился, да и грохнулся обратно на задницу. Это было бы даже смешно, не будь так злы глаза подскочившего к Тверду воина.
– Что такое кляп – слыхал? – громыхнул он, брызнув слюной на слове «кляп».
Вытереться Тверд не мог – руки за спиной. Облизываться тоже не станешь – чай, не роса. Вытирать рожу о плечо – только нос раздерешь о железо наплечника. Осталось только стараться не обращать внимания на мельчайшие капли, холодившие лицо.
– А ты, Лемех, так и не научился нормально говорить? До сих пор девкам в лицо вместо поцелуев харчки раскидываешь?
– Мне с тобой говорить не о чем, – хмуро ответил крепыш. Но по тому, как недовольно он покосился на поверженных только что стражников, стало понятно, что упрек Тверда попал в цель.
– Пока – есть о чем.
Тверд еще раз глянул на Тумана. Тот вел себя против обыкновения неспокойно, елозя на пятой точке и настороженно зыркая по сторонам. Не иначе, в поисках отобранного оружия.
– Ты какого хрена лагерь расставил так, что его в любой миг любая ватага лесная на копье возьмет? – напустился на Лемеха кентарх. Репа и сутулый растерянно переглянулись и даже сделали шаг назад, раззявив рты и на всякий случай цапнув рукояти топоров на поясе. – Где ров, где частокол, где, матерь твою сыру землицу, открытая ровная местность, чтобы простреливалась на триста саженей во все стороны? Я тебя этому, что ли, учил?!
Показалось, что лагерь, после первого вопля Тверда пришедший в сонное шевеление, теперь снова впал в молчаливый ступор. Даже птицы, которым по этому времени полагалось бы вовсю оглашать округу своим утренним щебетом, не иначе опасались подавать признаки жизни.
Первым из ступора вышел Лемех.
– Тебе, гляжу, не терпится на голову короче стать?! – взревел он. – Учил он меня, поглядите-ка! Это сколько лет с тех пор ушло? Нет больше гридня Лемеха – есть сотник. И уж он получше знает, как на вотчине разбивать стан, чем какая-то приблуда заморская, которая выше десятника подняться не смогла!
– Давай еще дрынами померяемся! Покуда твой лагерь, который ты по своему разумному усмотрению мудро раскинул промеж оврагов, сейчас штурмовать начнут пес пойми с какого боку!
– Ты что удумал, морда ромейская? – вплотную подступив к бывшему своему командиру, прошипел сотник. – Навести панику и улизнуть под шумок?
– Угадал. Привлечь к себе внимание всей сотни, и покуда каждая пара глаз на меня таращится, под шумок и вправду че бы не сквозануть? Незаметно. Со связанными руками. Глаза протри! И уши разлепи. Ты часто поутру такую тишину слышишь? А? Туман!
Путята снова затравленно уставился в ту сторону, где разлилась по лугам густая молочная взвесь, явно ожидая появления из-за этого белого занавеса вражьих орд, и лишь когда голос подал Твердов лучник, вдругорядь досадливо сплюнул под ноги.
– Окружили. Не меньше трех сотен.
– С добрым утром, справный сотник! Сладко почивалось?
И тут же, словно ожидал только этих слов, утреннюю тишь утробным рыком разогнал низкий рокот боевого рога.
* * *
Сначала, разрезая завесу тумана, показались воздетые острия пик. Древки словно росли из темной шевелящейся массы, которая пока не особенно походила на людское скопище. Туман не только не позволял определить его число, но, казалось, будто бы обволакивал плотной белой пряжей звук его приближения.
Киевляне, благо застигнуть их спящими не вышло, уже выстроили ощетинившееся копьями полукружье на склоне взгорка. Достать их прямым наскоком, да пусть даже и с фланга, теперь представлялось не таким уж и простым делом. Ежели вражья ватага упор делала только на то, чтобы накрыть их спящими, идея не удалась. И оставалось нападающим два варианта – или разворачивать сани, или ввязываться в кровавую баню.
Тверд стоял на вершине пригорка, в тылу княжьей сотни и привычно старался охватить взглядом все будущее поле сечи. Прямо перед ним выстроились два десятка лучников, каждый из которых деловито воткнул перед собой по дюжине стрел, а теперь кто сподручнее перевешивал под руку тул с оставшимися, а кто и неспешно натягивал тетиву. Туман за всеми этими приготовлениями наблюдал с особой ревностью.
– Добрая работа, – бросил он одному из стрелков, который со знанием дела нацепил кольцо тетивы на рог лука.
– Тут все работу знают, – бросил лучник в ответ.
– Я о луке сказал.
Путята сидел у колеса одной из телег, что успели второпях затолкать на пригорок, и чего выражал его взор, Тверд мог сказать не глядя.
Рук им, конечно, так и не освободили. Лемех не хотел, де, получить ножа в спину.
Чужая рать, узким ручьем выливаясь из белесой дымки, на равнине разворачивалась, растекаясь широким разливом. Выстраивались они, похоже, тоже полумесяцем, крылья которого нависли над флангами дружинной сотни.
– Говоришь, окружили? – стараясь не привлекать лишнего внимания, еле слышно проговорил Тверд.
– Я ж не орел, в выси парящий, – прищурившись, процедил Туман. – Может, и нет. Но, вернее всего, да.
– То есть эти вот сваты – еще не вся свадьба?
– Я бы в спину обязательно вдарил.
Тверд невольно глянул назад. Тыл им прикрывали телеги, перегораживающие подъем на взгорок с другой стороны. Но препона эта могла задержать лишь на время. На очень короткое.
– Слышь, Лемех, не дури, – выкрикнул Тверд в спину сотнику, который стоял ниже по склону, перед лучниками. – Сам подумай, на кой мне было тебя предупреждать об их приближении, будь я не на твоей стороне?
– Да хрен вас, греков, разберет! – донеслось в ответ. – Плотнее строй!
– Пошли, – бесцветно процедил Туман, который на эту перебранку и ухом не повел, будто она его и не касалась.
– Да куда мы, ядрена вошь, пойдем? – гавкнул в ответ Тверд, словно продолжая лаяться с сотником, и только тут сообразил, что прищурился лучник вовсе не в его сторону. Смотрел он на вражью рать, которая медленно двинулась с места и неумолимо поползла к холму.
– Сомкнуть щиты! Лучники – товсь! – орал Лемех, хотя и без него каждый здесь, похоже, знал свое дело. По рядам русов прокатился шорох, сопровождающий начало каждой битвы: кто-то подтянул ремень на щите, другие проверили, как вынимаются из ножен да петель на поясе клинки да топоры, иные опустили на лица личины или стрелки шлемов, сдвинутых до этого на затылок. Задний ряд дружно потянул из заплечных сум сулицы, передний с глухим стуком сдвинул щиты. Заскрипели натянутые луки.
И над рядами киевлян повисла тишина. Та самая, что всегда предваряет сечу. Самая зловещая из всех, что знал Тверд.
Полукруг вражьей рати словно сжимался, подступая к холму. Она приблизилась уже настолько, что стал виден каждый отдельный вой в ее густой массе. Озбруены они были похуже, чем дружинники Лемеха. Дешевая кожа самых простых доспехов, грубо сработанные круглые щиты, на которых теперь, когда перед наступающим воинством расступилась молочная дымка, можно было без труда рассмотреть…
– Скрещенные секиры. Аллсвальд, – прошелестело по рядам киевлян.
Лемех, который нельзя сказать, что обрадовался осознанию того, чье воинство сейчас двигало на них, все ж таки обернулся к Тверду с кривой ухмылкой.
– Что, десятник, ни при чем, говоришь, норд?
И все же что-то не так было в этой рати, посланной по их душу конунгом. Тверд помнил полоцких воев. В них без труда угадывались викинги. И дело было не только в том, что вооружены они были гораздо лучше. Хищная свирепость читалась в каждом из полоцких хирдманов. Заплетенные в косы бороды, холодная решимость взглядов в прорезях шлемов, отмеченные железом рожи и оружие, сидящее в руках так, словно его хозяева родились с ним.
Эти были не такими. Эти – боялись. Они и наступали-то, может, потому лишь только, что их было явно больше.
Понял это Лемех или нет, спросить Тверд не успел. Сотник величавым широким жестом потащил меч из ножен, воздел его над головой – и резким махом опустил вниз. Туго тренькнули луки, с мягким шелестом вперед унеслись первые стрелы. Не дожидаясь, пока они достигнут цели, лучники привычными движениями выдернули из земли следующие, натянули тетивы.
– Рази! – выкрикнул Лемех, снова взмахнув мечом. Именно в этот момент со стороны наступающего врага раздались первые крики, а в землю ткнулись первые убитые. Неловко перешагивая через них, идущие следом не успевали перестроиться – и падали сверху, накрытые достигшим их к этому времени вторым залпом. Крики раненых разносились над полем не особенно долго, будто бы захлебываясь сами в себе. Очень походило на то, что их аккуратно добивали свои же. И это не сильно смахивало на боевое побратимство.
Лучники слали стрелы одну за другой, не особенно выцеливая и заботясь о том лишь, чтобы этот дождь из стальных капель накрыл как можно больше людей. Внести смуту и проредить накатывающую вражью массу у них, пожалуй, даже и получилось бы. Не будь атакующих так много. Нападающие валились, уязвленные кто в шею, кто в плечо, кто в руку или даже в ногу. Кого-то от попадания в грудь или голову не спасла и плотная кожа доспеха. А когда они приблизились на расстояние, достаточное для того, чтобы не класть стрелы сверху по дуге, а садить по прямой, у некоторых не выдерживали даже щиты. То ли сработаны они были наспех, то ли мастерили их не сильно сведущие в этом деле руки.
– Да это не норды, – Туман словно прочитал мысли Тверда.
– Что? – выдохнул над ухом Путята так воодушевленно, будто это имело какое-то значение и могло спасти им жизнь.
– Ряженые, – проговорил Тверд.
– То есть мы спасены?
Лучшим ответом на дурацкий вопрос стал бешеный ор, исторгнутый из сотен глоток. Земля пошла мелкой дрожью от сотен ног, ударившихся в бег. Вся выгнутая в их сторону гигантская подкова вражьей рати кинулась на них.
– Сотня! – перекрикивая хриплым медвежьим ревом гвалт атаки, возопил Лемех. – Ждем!
Первый ряд дружинников плотнее сдвинул щиты. Каждый из воев надежнее уперся ногами в землю и крепче вцепился в древко.
– Ждем!
Лучников приказы сотника будто и не касались. Стрелы, воткнутые у ног, уже давно были выпущены, и теперь в ход шли те, что оставались в тулах. Да и били стрелки уже не слитно, а вразнобой, каждый выцеливая своего врага из распавшегося строя, с ором прущего вверх по склону и не прикрывающегося уже рядом щитов.
– Ждем!
До переднего ряда киевлян осталось всего несколько шагов, и набравший ход враг, казалось, сомнет его и разметает, даже не заметив сопротивления.
– Даваааааааай!
Истошный вопль сотника подхватило несколько десяток глоток его воев, внезапно бросившихся вниз по склону, навстречу набегающему врагу. Расстояние до ряженых татей было небольшим, потому строй киевлян не успел разрушиться или изломаться. При броске вперед он лишь истончился, открыв меж составлявшими его воями узкие бреши. Именно через них и атаковал второй ряд лемеховой сотни, вооруженный сулицами. Короткие тяжелые копья, брошенные умелыми руками, врубились в волну наступающих, и словно гигантская коса прошла по их передним рядам, отшвырнув назад, бросив на землю, заставив споткнуться на подогнувшихся вдруг ногах целую кучу народа. Прущие следом, едва успев переступить через тела поверженных соратников или увернуться от падающих на них тел, наткнулись на длинные жерди копий первого ряда. Крик, стон, треск, скрежет и лязг, смешавшись в один нечеловеческий гвалт, взмыли в светлеющее утреннее небо.
Стрелы лучников без остановки продолжали разить уже тех, кто пер в середине вражьей рати, сея панику, давку и смерть, и среди тех, кто вступить в свалку сечи еще не успел.
Пока передний ряд русов гнулся, вздрагивал, истекал кровью, но упорно стоял, удерживая на выставленных вперед копьях и щитах ярость нападающих, второй растрачивал свой запас сулиц, сметая их едва ли не в упор в хрипящие и вопящие рожи, пробивая доспехи, расщепляя щиты, дробя кости и отсекая конечности. Навал нападающих пошел на убыль, захлебываясь в собственной крови и разбиваясь о вал искромсанных тел, выросший у ног держащей оборону дружины.
На миг Тверду даже показалось, что они из этой схватки, чего доброго, еще смогут выбраться живыми. А сотня увальня Лемеха – так даже и взять верх. Нападающих, конечно, оставалось все равно больше, но их решимости заметно поубавилось, и стоило киевлянам перетерпеть этот натиск и самим пойти в атаку, начав медленно теснить противника вниз с холма, как тот не выдержит и побежит.
Если только…
Гул, который в азарте битвы поначалу никто не заметил, теперь стал заметно громче. Тверд затравленно оглянулся назад.
– Как я ненавижу, язви тебя холера, когда ты, Туман, оказываешься прав.
Из перелеска, густо обступившего пологую расщелину оврага, что рассек землю в трех полетах стрелы от их взгорка, выметнулся конный отряд в три-четыре десятка копий. Но втянутая в сечу киевская сотня уже не могла ни перестроиться, ни ослабить хватку, удерживающую вражью пехоту.
Понял это и Лемех, одним махом вбежавший на холм. В этакой прыти, глядя на утиную переваливающуюся походку сотника, не знающий его человек ни в жизнь бы не заподозрил.
– Лучники, назад!
Стрелки, не теряя ни мгновения, перестроились, расположившись за телегами. На гвалт сечи за спиной они уже не оборачивались. Зато не сводил с него обезумевших от ужаса глаз Путята. Он вертел головой, глядя то на прогибающийся, держащийся из последних сил строй киевлян, что от начавшей сильнее напирать на него массы выглядел хлипковатым заслоном, то на стремительно приближающихся к холму с тыла конников. Их латы даже с такого расстояния выглядели вполне себе добротно и даже красиво поблескивали в лучах просыпающегося светила. Боевые кони шли ходко и уверенно.
– Норды бьются пешими.
– Что? – Лемех, нервно поигрывая мечом в руке, будто сей же миг ему предстояло врубиться в гущу схватки, недоуменно уставился на бывшего своего десятника.
– Я говорю, норды бьются пешим строем. На драккарах коней не повезешь. Да эти, – кентарх кивнул в сторону всадников, – и не думают корчить из себя нордов. Аллсвальд тут ни при чем, как видишь. Лишь бы нам эту истину в Ирий с собой не утащить.
В этот миг, подпустив всадников на достаточное расстояние, лучники выпустили в их сторону первые стрелы. Цель нашла только одна. Лошадь дико заржала, заплясав на месте и приседая на задние ноги от резко навалившегося на них груза обмякшего всадника.
Лемех, не тратя слова на лишние объяснения, одним движением развернул Тверда к себе спиной, сунул меч между веревок и, навалившись на него, разрезал узел.
– Оружие в повозке, – глухо бросил он. – Тыл – твой.
Сказав это, сотник, будто сбросив гору с плеч, заковылял вниз по склону. Туда, где все еще кипела схватка. Схватка, в которой именно сейчас мог случиться перелом. Уяснив, что молодецким ударом в лоб строй русов так легко не проломить, атакующее воинство начало обтекать позиции дружинной сотни с флангов.
– Обходят! – заорал Лемех. – Фланги крепче! Отходим! Держи строй! Три шага назад – упор!
Освободив от пут купца и проследив, как тот не хуже тертой жизнью дворняги прыснул под телегу, Тверд повернулся к Туману.
– Скольких снимешь?
– Сколько успею.
– Ну и добро. Лучники! Хватай копья – и за мной!
Рассуждать они не стали. Все слышали, как сотник только что пленника поставил над ними главным. Тем более что новоявленный десятник, не тратя время на представления и уговоры, первым цапнул с воза длинную пику, другой рукой заткнул за пояс секиру на короткой рукояти и бросился с холма, наперерез коннице.
Туман, без лишних объяснений сорвав с плеча одного из пробегавших лучников тул со стрелами, у другого походя отобрал лук. Тот самый, добрую работу сработавшего его мастера он давеча похвалил. Он забрался на тот самый воз, с которого все хватали копья и под которым хоронился Путята. Выпрямился в полный рост. Направление, силу ветра, ход лошадей и тяжесть стрелы просчитал, накладывая ее на цевье и оттягивая к уху тетиву. И в тот миг, когда Тверд, уперев тупой конец древка в землю и выставив перед собой тот, на конце которого холодно поблескивало железное жало, приготовился принять удар прущего прямо на него всадника, лучник разжал пальцы.
Лошадь грохнулась прямо перед ним. Тверд успел заметить, что из ее шеи торчит чуть не по самое оперение всаженная стрела. Другая, туго свистнув в воздухе, достала пытающегося подняться с земли всадника. Еще один конник, пропахав борозду в земле, громыхнулся чуть в стороне, там, где, выставив ощетинившийся копьями строй, встали другие лучники. Тот, что несся следом, перемахнув через бьющееся в траве животное, всем весом обрушился на пику. Людской крик смешался с пронзительным визгом животного. Еще три всадника не успели подобраться к ним, рухнув под ноги скачущим следом коням. В мгновение ока перед строем Тверда образовалась исходящая воплями и кровью, перемалывающая тела куча-мала. Но и она достаточной препоной для сдерживания кавалерийской атаки стать, конечно, не могла. Особенно если учесть, что тающую сотню Лемеха зажимали с боков и грозили вот-вот взять в тиски перегруппировавшиеся задние ряды пешей рати. И в тот миг, когда по давящему центр отряду нападающих прошла волна перестроения и на измочаленных дружинников Лемеха из задних рядов вдруг обрушилось несколько десятков настоящих нордов, на Тверда вынеслись сразу двое всадников. Тут же, словно невидимой рукой могучего великана, из седла смело одного из наездников. В ухе его торчала стрела.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?