Текст книги "Девятьсот страниц из жизни полковника Каганского. Книга 3. Танкист"

– А, что вы скажете вот на это, товарищ капитан?

– Докладываю, товарищ полковник, что танковый полк выделенную ему на эту неделю танковую директрису использовать не будет, в связи с постановкой техники на хранение! Поэтому, я запланировал стрельбу на пустующей напрасно директрисе и считаю своё решение правильным!

Комдив вспылил и заявил:

– Не вам решать, что правильно, а, что неправильно! Если вы такой умный, то могли бы и спросить разрешение на её использование!

– Товарищ полковник, я такое разрешение получил у командира танкового полка подполковника Калинина, и все вопросы согласовал с ним, так-как танковая директриса закреплена за этим полком, и он распоряжается ею!

– Вы не выкручивайтесь, товарищ капитан, смотрите график использования директрисы составлен моим заместителем и утверждён мною!

– Товарищ полковник, я хорошо помню ваш приказ о передаче мной танковому полку построенной мной танковой директрисы! В этом приказе сказано, что все вопросы использования танковой директрисы решать с командованием танкового полка, этим приказом я и пользуюсь!

– Тот приказ был написан раньше спущенного графика!

– Товарищ полковник, а, что является выше приказ или, какой-то график? Я знаю, что за невыполнение приказа ответственность может наступить вплоть до уголовной, а вот неисполнение графика самое большое грозит дисциплинарным взысканием!

– Вот вы сейчас его и получите! – нажал на кнопку. Прибежал начальник отделения кадров.

– Товарищ майор, – обратился к нему комдив, – Включите сегодня в приказ строгий выговор за самоуправство и нарушение графика использования директрисы командиру танкового батальона третьего мотострелкового полка капитану Каганскому! – и замолчал.

– Есть строгий выговор, товарищ полковник! – ответил я по-уставному, – А, как быть со стрельбой?

Комдив взревел:

– Вам что мало строгого выговора? Вы, что хотите, чтобы я вам объявил за пререкание служебное несоответствие?! – однако меня уже понесло. Понимая, что игра идёт в одни мои ворота, я все-таки продолжил:

– Товарищ полковник, мы же с вами Государственные люди и все вопросы должны решать по Государственному, директриса простаивает, мой личный состав вместо стрельбы занимается сейчас физической подготовкой и такое положение мне кажется неправильным, и я прошу вас разрешить стрельбу.

Комдив уставился на меня не моргающими глазами, как бульдог на мышь, лицо его побагровело, но он почему-то сдержался и, выдохнув спросил:

– Вы, что, капитан, всегда такой настырно нахальный?

– Товарищ полковник, когда дело касается служебных вопросов, которые я считаю Государственным, я такой, как вы думаете и пока так у меня всё получается!

– У вас уже сегодня получилось, товарищ капитан!

– Товарищ полковник, у меня этих взысканий, как у сучки блох, я к ним привык, и они меня не кусают! И меня интересует сейчас только один вопрос, батальон будет стрелять или нет?

– Вы, что, товарищ капитан, ставите мне ультиматум?

– Никак нет, товарищ полковник, я ожидаю от вас мудрого и Государственного решения! – комдив сдержался, замолчал, подумал, а затем пальцем молча указал мне на дверь, а, когда я взялся за дверную ручку, он произнёс мне в след:

– Стреляй, твою мать! – я вприпрыжку скатился с лестницы, вскочил на мотоцикл, рванул с места и помчался на директрису, где полковник Гороховский у столовской палатки угощался мёдом, принесённом пасечником. Доложил Гороховскому, что комдив разрешил стрельбу, быстро собрал батальон и возобновил начатое дело. Пропустив каждую роту по два раза днем и столько же ночью. А на следующей неделе танкодром отдавался танковому батальону четыреста одиннадцатого мотострелкового полка, который тоже не хотел и не мог его использовать. Согласовывать его использование было мне не надо потому, что я был ответственным за него.

ЧАСТЬ 7

ПРИСВОЕНИЕ ЗВАНИЯ МАЙОРА

Так не снижая темпов и, используя все возможности обучал свой батальон. В один из дней июня утром домой мне позвонил начальник штаба дивизии полковник Сысоев и сообщил:

– Вас к 10.30 ожидает у себя в кабинете командующий Армией!

На мой вопрос зачем и для чего, полковник Сысоев ответил:

– Он тебе сам при встрече всё скажет!

Быстро, собравшись, я сел на свой мотоцикл и помчался в Уссурийск. Прибыл как раз вовремя, до встречи с командующим оставалось 15 минут. Я почистил сапоги, причесался, ополоснул лицо, поглядел в приёмной в зеркало, и ровно в 10.30 зашёл к командующему и доложил:

– Товарищ командующий, командир танкового батальона третьего мотострелкового полка по вашему приказанию прибыл!

Командующий заулыбался, поднялся, поздоровался со мной за руку, посмотрел на меня и внезапно скомандовал:

– Товарищ капитан, смирно! Слушай приказ Министра Обороны. Вчера вам Министр Обороны СССР своим приказом присвоил звание майора!

– Служу Советскому Союзу! – ответил я.

Командующий открыл ящик и достал пару новеньких майорских погон и вручил их мне. Открыл большой сейф, достал оттуда две маленьких рюмочки и бутылку коньяка, наполнил рюмки и сказал:

– Ты, Борис, это звание заслужил своим потом и кровью! Продолжай и дальше так! – и мы выпили.

– Спасибо, товарищ командующий! Я буду стараться! – ответил я.

– А теперь садись и слушай. На московской проверке и после неё, преобладающее большинство танковых батальонов кроме твоего стреляют едва удовлетворительно, у тебя, что, какой-то секрет в этом есть?

– Нет у меня секретов, товарищ командующий!

– Тогда расскажи мне кратко, как ты добиваешься отличных результатов?

– Главное, товарищ командующий в танковой стрельбе, это знание командиром роты и батальона материальной части танка и его оружия! Перед стрельбой, как сам танк, так и его вооружение надо тщательно готовить и проверять! Здесь не очень много операций, но каждая из них, если её упустить, ведёт к неудовлетворительной оценке! Например, перед стрельбой необходимо в обязательном порядке проверить переднее крепление прицелов ТШ на всех стреляющих танках, как правило, преобладающее большинство командиров подразделений этого не делают! Обязательно надо выверять линию прицеливания на нулевые деления со стволом пушки на удаление не более тысячи метров, чтобы убрать автоматически девиацию, что тоже нашими командирами не делается! После этого необходимо тщательно отрегулировать стабилизаторы оружия, как по высоте, так и по горизонтали! Обязательно проверить противооткатные устройства и тщательно вычистить оружие! По вооружению, товарищ командующий, всё! Остаётся главное натренированность личного состава, которую нельзя упускать, ибо наводчик, или командир танка, не тренирующийся в работе механизмами наведения теряют навыки в том случае, если не занимаются этим менее двух раз в неделю! – всё время, пока я докладывал командующему, он меня внимательно слушал. После моего доклада, он сказал:

– Молодец, ты хорошо и понятно доложил! А теперь слушай, что мы сделаем! Ровно через неделю, в следующий понедельник, в сто сорок первый танковый полк прибудут заместители командиров танковых полков, командиры танковых батальонов и танковых рот. Тебе надлежит подготовить теоретическую часть занятий и практическую, для чего будете использовать учебнобоевые танки танкового полка и своего батальона, огневой городок и танковую директрису для показанного занятия привлеките свой батальон, а руководителями на учебных местах по практике подготовки оружия используйте своих командиров рот и взводов. Ответственным за проведение этого занятия мною назначен исполняющий обязанности командира дивизии начальник штаба полковник Сысоев, а с завтрашнего дня ваш командир дивизии уходит в отпуск! Какие ко мне вопросы? – спросил командующий.

– Нет вопросов, товарищ командующий, все сделаю!

– На подведение итогов сбора, я к вам заеду, если найду на это время! – он пожал мне руку и пожелал успехов. Я помчался в батальон уже в майорских погонах.

Прибыв в гарнизон на КПП, дежурный сообщил мне, чтобы я немедленно прибыл к полковнику Сысоеву.

Полковник Сысоев бессменный начальник штаба сороковой мотострелковой дивизии в этой должности находился уже двенадцатый год. Это был офицер старой ещё до военной академической школы, грамотный не только в военном отношении, высоко культурный, доброжелательный и несмотря на это очень требовательный не только к подчиненным, но и к себе. Его внешность и внешний вид вызывали всегда чувство, что смотришь ты на эталон. Он знал себе цену, и несмотря на авторитеты и звания своих командиров и начальников всегда имел своё мнение и непременно его высказывал. Его штаб отлаженный его руками работал, как часы у хорошего мастера. Его мудрые советы воспринимались офицерами, как должное. У меня с ним встреч было мало, но несмотря на это, каждый раз, когда я встречался с ним, он неизменно напоминал мне о том, что у меня идут года и мне надо обязательно поступать в академию, и объяснял, что сейчас настало время не самоучек, которым являетесь вы, сейчас кадровые органы определяют ценность офицера по его знаниям, полученным в академии, а реально по полученному академическому значку. Я обещал, что подам рапорт, но, как-то всё забывал, чувствуя, что моя под полковничья должность обеспечит мне ещё лет пять шесть любимой мною службы. Вот и сейчас, идя к нему на доклад, я знал, что он обязательно об этом мне напомнит.

ЧАСТЬ 8

ЧП В КАБИНЕТЕ ПОЛКОВНИКА

Зайдя к нему в кабинет доложил о прибытии тут же ему представился по случаю присвоения мне звания. Он поздравил меня, что и сделали остальные, находящиеся здесь офицеры, а их в кабинете у него было много и, как я понял все они были ответственны по разным вопросам проведения сборов. Потому, что здесь были: начальник тыла дивизии полковник Ананенко, начальники продовольственной и вещевой службы дивизии и танкового полка, командиры танковых батальонов дивизии, начальник военторга, зам. начальника политотдела и начальник оперативного отдела штаба. Я понял, что командующий ещё до вызова меня решал вопросы по сборам с начальником штаба дивизии. Они уже почти всё порешали: размещение, питание, перевозки, танки, боеприпасы и связь. Мне оставалось составить расписание занятий и подготовить теоретическую часть и провести инструкторские занятия с командирами рот и взводов. Работать пришлось в этом направлении целую неделю. Однако мы успели.

Прибывшие офицеры были размещены в казармах танкового полка, который на это время был переселен в палаточный лагерь. Теоретическая часть, на которой я читал лекцию была в Доме офицеров. На этой двухчасовой лекции, я постарался до предела сократить всё не особо нужное и простым понятным для танкистов языком изложил все «Секреты» отличной танковой стрельбы. По окончании лекции, присутствующие довольные моим изложением аплодисментами наградили меня за моё старание. После лекции все вышли на перекур, где в большой курилке шёл обмен мнениями, в это время подошёл полковник Сысоев, прислушался к разговорам и, как бы, обращаясь ко всем сказал:

– Вот смотрю я на вас всех, присутствующих большинство, из которых закончили высшие учебные заведения, что видно по вашим значкам, а вы слушаете лекции самоучки, который игнорирует академические знания!

Это было сказано половником Сысоевым именно в тот момент, когда мне казалось, я был наверху своего олимпа. От неожиданности обиды и бесцеремонности у меня перехватило дыхание, я покраснел, как рак, но крыть было нечем. Единственное, что я мог выдавить из себя, это было моё заявление:

– Товарищ полковник, я сейчас же напишу рапорт о поступлении в академию, раз вы меня без значка не признаёте!

Полковник, как ни в чём не бывало сказал:

– Хорошо! Пошли ко мне, там и напишешь!

Так я стал кандидатом в академию. Сборы танкистов прошли хорошо и продуктивно.

На разбор приехал командующий. После разбора, он собрал командиров танковых батальонов и стал спрашивать:

– Чему вы научились на этих занятиях и, что полезного увезёте с собой с этих сборов? – все отзывы были положительными. Оставалось лишь желать, чтобы после этого, как-то изменились в лучшую сторону результаты стрельб. Но я знал, что половину из показанного будет перезабыто, а непрерывность тренировок редко кто из офицеров выдержит темп потому, что для этого необходима не только настойчивость, но и самопожертвование своего свободного времени, а порой и сна. Чего у большинства офицеров, привыкших к подразделениям сокращённого состава не доставало.

Тем временем наши взаимоотношения с Китаем ухудшались, на границах участились случаи их нарушения. В связи с этим войсковые части и соединения кадрового состава развёртывались до штатов военного времени. С Армии поступило распоряжение: в связи с новыми обстоятельствами уточнить и переработать планы боевой готовности частей и соединений, для чего выделялось время две недели в течение которых, мы должны были определиться на местности с путями выхода в районы боевого предназначения, определить объёмы земляных работ по оборудованию путей выхода позиций и других инженерных сооружений. Произвести необходимые расчёты и всё это оформить на картах, которые именовались, как план боевой готовности.

За полторы недели до срока планы боевой готовности полков были готовы и утверждены командиром дивизии. Начальник штаба полковник Сысоев и начальник оперативного отдела полковник Улановский в субботу завершали дивизионный план, чтобы предъявить его командующему Армией в понедельник на утверждение. Оформляли они его в кабинете начальника штаба. Перед обедом полковник Улановский пошёл домой, а полковник Сысоев продолжал работать над планом, и уже заканчивал его. Но в это время его позвала природа, и ему надо было зайти в туалет, который находился напротив его двери. Положив карту в свой огромный японско-американский сейф, закрыл его на замок ключом, вышел в коридор, закрыл дверь кабинета также на замок и зашёл в туалет. Его ключи с кольцом висели на указательном пальце правой руки. Справив малую нужду, Сысоев начал застёгивать пуговицы на брюках, на последней из них ключ сорвался с пальца красиво звякнул о чугунный унитаз и скрылся в его горловине.

Моментально были вызваны все дивизионные сантехники, газо и электросварщики, ремонтники и монтажники. Сняли все канализационные трубы в помещении, промыли их и вычистили, но следов ключей ни в трубах, ни в продолжении их под землёй не обнаружили. Предложения сыпались, как из рога изобилия. Сначала решили резать дверь автогеном, но увы, металл сейфа моментально отдавал тепло, прилегающим слоям и от этого не плавился. Резка электросваркой тоже не удалась. В место резки на металле образовывался толстый шов, который при остывании отваливался сам, перемена полярности электродов сути дела не изменила, болгарок в то время не было. Решили испробовать последнее, вооружив танковыми кувалдами четырёх дюжих штангистов начали дубасить сейф со всех сторон. Бесполезно.

На сейфе даже не обозначались вмятины от ударов кувалд, а сами кувалды часто вырывались из рук молотобойцев и врезались в стены, отбивая большие куски штукатурки.

Кто-то вспомнил, что в Шкотово проживает дед по прозвищу «Невинный», которого знает вся округа по его мастерству открывания любых запоров, замков и сейфов.

Когда-то ещё до революции, он юношей работал в подмастерьях у мастера и хозяина замковой мастерской. Проработав у него полтора года, он освоил ремесло так, что его стали приглашать для выполнения работ чаще чем самого мастера. Мастер обозлился и уволил его.

Какое-то время ему пришлось быть безработным, но слухи о его мастерстве уже дошли до слуха людей, не ладящих с Законом. Они стали его привлекать для разного рода открывания замков на складах, хранилищах и банковских сейфах. Полиция часто раскрывала эти дела и суды отправляли виновных в места не столь отдалённые, куда попадал и наш герой. Отсидев несколько раз, он стал умней и, каждый раз, когда его привлекали к таким делам, он стал требовать от заказчиков договора на проделанную работу и оплату за неё, и без этих документов никакой работы не выполнял.

Полиция, а затем милиция, как правило раскрывали преступления, и наш герой оказывался на нарах. Однако, каждый раз после суда, он подавал апелляции и предъявлял пресловутые договора, которые имели чудодейственное свойство, по которому его освобождали, как не виновного. После десятого раза освобождения его Трофимова Модеста Тихоновича прозвали «Невинным».

Никто не помнил его фамилии и тем более имени и отчества. Все звали его Невинным, а теперь к этому прозвищу добавилось слово «Дед».

В 17 часов мне позвонил полковник Сысоев и сказал:

– Товарищ майор, вы же служили в Шкотово и там всех знаете. В Шкотово живёт Трофимов Модест Тихонович по прозвищу «Невинный», ему уже далеко за 90 лет, прошу вас найти его и привезти сюда, может он поможет исправить нашу беду.

– Есть, товарищ полковник! – ответил я, – Сейчас сделаю! – сел на мотоцикл и помчался в Шкотово. Я знал, где жил дед Невинный, почти в центре, возле большого магазина стояла старая, но прочная большая изба, огороженная высоким крепким забором. Здесь вместе со снохой – женой его старшего сына, погибшего в море жил дед Невинный и трое его взрослых внуков. Дверь в калитку была открыта, и я вошёл во двор. Один из внуков чинил мопед. Поздоровавшись я спросил:

– А, где дед?

– В хате! – ответил внук, – А, что позвать?

– Очень надо! – ответил я. Внук побежал в дом и оттуда вышел высокий, худощавый, старик, не похожий на свои 90 с лишним лет. Увидев меня, он поздоровался и спросил:

– Что вас привело ко мне, господин майор?

– Модест Тихонович, меня привела к вам беда, которая случилась случайно у нас, и нам думается, что вы нам поможете её избежать! – и изложил ему все подробности.

– Хорошо, я попытаюсь вам помочь, а меня за это не посадят? – в шутку спросил он.

– Заверяю вас, не посадят, а будут только благодарны вам!

– Тогда я сейчас соберусь! – сказал дед. Зашёл в избу и вышел оттуда в старомодной шляпе, очках и с не большим старинным ридикюлем. Через 15 минут мы были в кабинете начальника штаба дивизии полковника Сысоева. Там было ещё несколько человек из руководящего состава дивизии.

Дед вошёл, вежливо поздоровался со всеми, положил свой ридикюль на подоконник, и прямиком направился к сейфу. Подойдя к нему, он фамильярно похлопал его по округлым бокам, обозвал его камикадзе и сказал ему: – Здравствуй, опять свиделись! – взял свой ридикюль, достал оттуда, какую-то тонкую, как безопасная бритва пластинку и сунул её в какую-то не видимую для нас щель, и начал вращать установочный диск. В это время я находился рядом с ним и во все глаза наблюдал за всем, что он делает. Вращая диск, дед смотрел на эту пластинку, которая в одном из положений диска прогибалась, а дед, остановив диск делал на нём и дверце сейфа карандашную отметку. Сделал он это три раза. Затем из ридикюля вытащил какую-то невиданную мной никогда отмычку, на которой в конце были выдвижные усики, а со стороны рукоятки был закреплён на ней металлический стакан, из которого торчал шток. Этим штоком, дед упёрся в подоконник и нажал так, что там внутри этого стакана, что-то щёлкнуло. Затем он эту отмычку вставил в замочную скважину и, что-то нажал на ней, после чего все мы услышали звонкий стук часового механизма. Потом внутри сейфа, что-то тихо щёлкнуло и начала медленно открываться его массивная дверь, а в его утробе заиграла тихо музыка на мотив «Боже, царя храни».

Немигающими глазами и открытыми ртами, мы все смотрели на чудо мастерства Модеста, но за основной дверью в верхней части сейфа была ещё одна дверца, за которой лежала карта. С этой дверцей, дед расправился, как фокусник, взяв с подоконника, какой-то тонкий гвоздь и всунул его в скважину. Замок щёлкнул и открылся. За дверкой лежала карта.

– Берите своё состояние! – сказал дед, обращаясь к полковнику Сысоеву.

К этому времени, ответственный секретного отдела был в кабинете, списал с Сысоева карту и унес с собой. Полковник вынул свой бумажник и не считая, передал Модесту деньги. Модест сказал:

– Спасибо!

– Нет, Модест Тихонович, это вам спасибо за вашу виртуозную работу и такое мастерство! Скажите, пожалуйста, можно ли сделать к этому сейфу ключи?

– Можно! – ответил Модест. – Только в этом сейфе хранить, что-либо серьёзное нельзя! За свою жизнь, этот сейф я открываю второй раз. Первый раз он стоял ещё при царе в Дальневосточном пароходстве, и за его открытие, я тогда получил от губернатора десять золотых рублей, а теперь, я открыл его во второй раз. Раз при этом присутствовали другие люди, открыть его в третий раз никому не представит большой трудности потому, что все видели, как я его открывал и чем. Хорошим специалистам достаточно будет узнать всего несколько слов, как это было. Поэтому советую, отдайте его людям, у которых ничего ценного и дорогого хранить нечего, и он прослужит ещё сто лет! А теперь мне пора! – сказал Модест. Полковник Сысоев распорядился отвезти его домой на своей машине. А нам объявил:

– Товарищи офицеры, представление закончилось, не повторяйте никогда моих ошибок, и все марш по своим местам!

Всю ночь и в воскресенье ремонтировали канализацию и всё, что было порушено в связи с добычей ключей, чтобы в понедельник встретить командующего.

Слава Богу всё обошлось. Прибывший командующий утвердил план боевой готовности дивизии. Провёл совещание с офицерами до командиров батальона включительно, на котором объяснил обстановку на границах с Китаем и предупредил о возможных в ближайшем будущем провокациях

ГЛАВА 2

ЧАСТЬ 9

ПОБЕДИТЕЛЕЙ НЕ СУДЯТ

Наша дивизия располагалась во втором эшелоне Армии и до Государственной границы от нас было 140 и более километров. Поэтому особой напряжённости мы не ощущали и занимались плановой боевой подготовкой и мерами по совершенствованию боевой готовности в связи с уточнёнными планами.

Мой батальон по-прежнему усиленно занимался боевой подготовкой, используя часто, простаивавшую дивизионную директрису, огневой городок и танкодром.

Вернувшийся из отпуска командир дивизии полковник Гуслистов Ф. А. ему было присвоено звание генерал-майор, одновременно с ним было присвоено звание капитан моему начальнику штаба батальона старшему лейтенанту Юминову В. А.

Незаметно подошёл сентябрь, наступило время ехать сдавать экзамены в академию. В неё поступали мы оба с моим начальником штаба капитаном Юминовым. Выездная комиссия с Академии Бронетанковых Войск базировалась на базе нашего 231 полка, дислоцирующегося в городе Уссурийске.

У нас было шесть дней на подготовку, и мы оба все экзамены сдали на отлично. По окончании экзаменов председатель комиссии объявил нам обоим о зачислении в академию.

Прибыв в батальон и доложив командиру полка о нашем зачислении слушателями Бронетанковой Академии. Высказав свои предложения о назначении вместо меня и Юминова офицеров моего батальона.

Командир полка подполковник Кротов Михаил Павлович согласился со мной, поздравил меня с поступлением, и я убыл в батальон. Не успев зайти в помещение навстречу мне выбежал дежурный по батальону и доложил:

– Товарищ майор, вас срочно вызывает к себе командир дивизии! – я развернулся и пошёл в штаб дивизии, который находился от нашего полка на удалении 200 метров. Зашёл к комдиву, представился по случаю присвоения мне звания, так-как оно было присвоено вовремя его отпуска, и одновременно по случаю зачисления меня слушателем Академии Бронетанковых войск.

На моё удивление генерал показал мне на стул и пригласил присесть. Выдержав паузу, доброжелательным тоном, он меня спросил:

– А, как вы думаете, товарищ майор, каким образом я, как командир дивизии отпущу на учёбу с одного батальона сразу двоих главных руководителей? Да ещё и во времена, когда вот, вот могут объявить полную боевую готовность! Ведь, если я вас отпущу обоих в это время, то вы сами будете смеяться надо мной, как о несостоятельном командире дивизии! А поэтому выбирайте кому из вас ехать учиться, а кому продолжать службу и командовать батальоном! Думайте! – сказал он, – Сколько вам для этого потребуется?

– Минут пять, товарищ генерал! – доложил я.

– Думайте, я подожду! – сказал генерал.

Я быстро начал перебирать все за и против и выстроилась такая картина: Начальник штаба батальона может поступать в академию до 32 лет, а Юминову в этом году исполнилось 32. Я же, как командир батальона могу поступать до 38 лет, а мне только 35, впереди ещё целых три года. Дальше думать было нечего, и я доложил:

– Товарищ генерал, раз стоит такой выбор, пусть Юминов едет учиться, а я буду поступать на следующий год.

– Хорошо! – сказал генерал, и спросил: – Вопросы ещё будут?

– К вам, товарищ генерал, у меня никогда вопросов нет!

– Тогда вы свободны, идите! – я повернулся кругом, щёлкнув каблуками и вышел, про себя, матерясь и чертыхаясь.

Навстречу мне из своего кабинета вышел начальник штаба дивизии полковник Сысоев, он очевидно знал решение командира дивизии и, остановив меня спросил:

– Ну, что там решил наш полководец в отношении вашей учёбы? Я ему обстоятельно доложил о нашем разговоре с комдивом и, состоявшемся решении. Сысоев внимательно выслушал меня и мои доводы, сказал:

– А я так и думал, что вы так поступите, пойдём со мной! – сказал он. Завёл в свой кабинет, дал лист бумаги и сказал: – Пиши рапорт на поступление в академию на следующий 1969 год! – я написал и отдал ему, зная, что дело будет сделано.

Придя в батальон, я сел и стал писать представление на должность начальника штаба командиру первой роты капитану Чаплыгину А. Н. Написал, отнёс командиру полка на его заключение подпись и ходатайство. После чего отнёс представление начальнику штаба полка подполковнику Климашину и попросил его не задерживать этот документ и сразу же дать ему ход, так-как без начальника штаба руководить батальоном трудно. Климашин пообещал сегодня же отправить документ в отделение кадров дивизии.

Через три дня из отделения кадров дивизии позвонили, что командир дивизии с моим представлением капитана Чаплыгина на должность начальника штаба батальона не согласен и, что на эту должность уже назначен капитан Новиков из Камень-Рыболов. К этой моей неудачи добавилась вторая. Мой зампотех батальона капитан Чирской Саша в отпуске женился на своей подруге в Москве, которая работала в Ядерном Центре Дубна…), её, как ценного работника сюда на Дальний Восток не отпускали, а Чирского, несмотря на его ходатайства не отпускали отсюда. Саша взмолился:

– Борис Алексеевич, помогите!

Вникнув в эту проблему, я понял, что пока он служит в войсках, его никто туда не переведёт, а тут, как раз появилась возможность уйти из войск, так-как в это время в Благовещенск прибыло из города Хмельницкая танковое училище и они в войсках подыскивали себе хороших офицеров, окончивших академии.

Побеседовав с представителем училища полковником Ходус, я узнал, что им требуется преподаватель с высшим образованием на кафедру материальной части, а также узнал об условиях прохождения в училище службы, и мне показалось оттуда Чирской сможет перевестись быстрее, заменившись в одно из подмосковных училищ, тем более, что Чирской любил процесс обучения и умело обучал подчиненных.

Я предложил полковнику Ходус своего зампотеха. Тот сразу ухватился за эту идею и предложил Черскому место преподавателя в Благовещенское танковое училище. Приказ о его назначении состоялся буквально на днях, и я с ним распрощался, оставшись без зампотеха с неопытным начальником штаба.

Пришлось вертеться, как белке в колесе и за комбата, и за зампотеха, и обучать начальника штаба. Хорошо, что командиры рот были опытные, втянувшиеся в установленный мною ритм боевой учёбы.

Однако, повидавшая виды нещадной эксплуатации учебно-боевые танки требовали к себе повышенного внимания, а зачастую и ремонта.

В отсутствие зампотеха его функции приходилось брать на себя, так-как без исправной техники боевая учёба превращается в фикцию, поэтому приходилось с самого утра облачаться в комбинезон и идти к танкам организовывать их обслуживание, профилактику и ремонт. Порой эти работы приходилось делать не только днём, но и ночью.

В это время кто-то там наверху придумал создавать в дивизиях группы учебно-боевых машин, которые обеспечивали на директрисе стрельбу, на огневых городках танкострелковые тренировки, на танкодромах вождение и на тактических полях тактику. Если сверху смотреть на эту идею, то кажется всё хорошо, везде танков будет достаточно потому, что в дивизии имеется 44 учебнобоевых танка, как правило четыре из них находятся на среднем ремонте, а остальные запросто распределяются на учебные объекты: на танковую директрису 8 танков, на танкодром 8 танков, на огневой городок 10 танков и на тактические занятия 14 танков. Кажущаяся идея очень хороша пока с нею не столкнёшься на практике.

Где больше всего бьются и изнашиваются танки? Конечно же на вождении. Где больше всего сохраняются танки? На тактических полях и танковой директрисе, а также частично на огневых городках, хотя танки там стоят закреплённые на рамах и двигатели их не работают, но зато нещадно эксплуатируются стабилизаторы и приборы наведения большей частью, необученными наводчиками, которые зачастую выводят их из строя, а побывавшие танки на огневом городке более полугода на практические стрельбы можно не выводить, так-как они требуют полной замены основных узлов, таких-как гироблоков и электронно-ламповых усилителей, а иногда электромашинных и гидроусилителей.

Кроме того, так-как на эти группы машин штатных командиров и зампотехов было не предусмотрено, то приказом по дивизии назначались на учебные объекты, как правило: командир взвода и зампотех одного из танковых подразделений, которые были формально ответственны за каждую группу не своих танков, что в конце концов приводило к обезличиванию бесконтрольности и, как результат к частым поломкам и авариям, выводившим из строя сразу по несколько танков. До этого новшества я, как командир батальона, имея всего шесть учебно-боевых машин вполне мог обеспечить себе стрельбу на танковой директрисе, вождение танков на танкодроме, танкострелковую тренировку на огневом городке, кооперируясь при этом с командирами танковых батальонов дивизии, а на тактическую подготовку рот, на которую требовалось 13 танков опять-таки кооперировался с другими комбатами, которые делали всё тоже самое, что и я. Поэтому, эксплуатируемые танки были под постоянным командирским и техническим присмотром, в результате чего редко выходили из строя и не могли сорвать из-за неисправностей учебные занятия.