Текст книги "Алхимия единорога"
Автор книги: Антонио Хименес
Жанр: Зарубежные детективы, Зарубежная литература
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Антонио Родригес Хименес
Алхимия единорога
I
Едва прилетев в Лондон, я сразу отправился в дом Рикардо Лансы. Рикардо жил в районе Белгрейвия, неподалеку от знаменитой площади, а точнее – на Хем-плейс. Это место показалось мне кварталом для избранных, для английского upper class.[1]1
Высшие слои общества (англ.).
[Закрыть] Впрочем, все места, где я бывал в Лондоне, именно такие. Рикардо проводил отпуск в Хорватии – он частенько ходит туда на своей яхте, – поэтому после короткого объяснения с консьержкой, кое-как понимавшей по-испански, я стал единоличным владельцем апартаментов с деревянными полами, высоченными потолками, роскошной меблировкой, портретами кисти знаменитых мастеров, старинными картами, бортовыми журналами в рамках и всеми прочими деталями интерьера, обычными в жилище увлекающегося морем коллекционера.
Хем-плейс имеет форму прямоугольника, в центре которого разбит сквер с деревьями, а вокруг припаркованы десятки грузовиков. Все остальное – асимметричные здания в три-четыре этажа. Совсем рядом – собор Саутуорк, в двух шагах – универмаг «Хэрродс».
На следующий день после прилета я затерялся между Сент-Джеймс и Пикадилли, на улицах с роскошными магазинами. Головокружение подстерегало меня на Оксфорд-стрит и на Риджент-стрит: я чувствовал, что задыхаюсь под взглядами сотен глаз, среди которых мне нужен был взгляд одной-единственной женщины.
Утомившись от череды женских лиц, я выбрался на Мейфэр, забрел в Гайд-парк, но там было слишком много веселенькой зелени, и тогда я пересек парк наискосок и пошел, не сворачивая, по Бейсуотер-роуд. Проделав немалый путь, я оказался в районе Ноттинг-Хилл: меня влекли туда книги Эмиса[2]2
Кингсли Эмис (1922–1995) – английский писатель, создававший книги в самых разных жанрах.
[Закрыть] и аромат некоего фильма со знаменитыми актерами в главных ролях.[3]3
Имеется в виду фильм «Ноттинг-Хилл» (1999) с Джулией Роберт и Хью Грантом в главных ролях.
[Закрыть]
А потом я случайно оказался на узенькой улочке Хорнтон и там, над дверным козырьком одного из домов, увидел каменное изваяние единорога. Пожалев, что не захватил с собой фотоаппарата, я надолго погрузился в созерцание этого мифического животного. В конце концов мне стало не по себе от полной тишины вокруг, и я зашагал дальше, пока не выбрался на широкий проспект, где было многолюдно и шумно. Пробродив еще немного, я остановился перед витриной книжной лавки. Старинные книги – моя страсть, и вот я уже вхожу в комнатку, где пахнет опавшими листьями и опилками.
Я принялся обшаривать полки. Мне не терпелось отыскать книги по алхимии, вот почему я решил обратиться к продавцу, человеку средних лет, весьма благодушному на вид.
– Сэр, насколько мне известно, несколько лет назад вышло факсимильное издание книги Элиаса Эшмола «Британский химический театр».
– Мне знакомо это название.
– В книге собраны стихотворные опусы знаменитых английских философов, описывавших алхимические таинства на своем особом древнем языке. Эшмол – английский алхимик семнадцатого века. Книга вышла в тысяча шестьсот пятьдесят втором году.
– Да, полагаю, такая книга есть, – с улыбкой ответил букинист, – только не знаю, остались ли у нас экземпляры. Обождите.
С этими словами он удалился в служебное помещение и принялся с кем-то обсуждать местонахождение труда Эшмола (судя по голосу, собеседник букиниста был намного старше). Вернувшись, продавец сообщил, что не ошибся: этой книги в магазине сейчас нет, но сразу предложил мне пройти в кабинет, чтобы переговорить с его отцом. Я вошел, и продавец оставил нас наедине.
– Как вы узнали, что у нас была книга Элиаса Эшмола? – спросил в ответ на мое приветствие старик. – Вас кто-нибудь прислал? Быть может, мисс Фламель?
«Мисс Фламель» – эта фамилия заставила меня вздрогнуть.
– Она что, родственница Николаса Фламеля?[4]4
Николас Фламель (1330–1418?) – французский алхимик, которому приписывают изобретение философского камня и эликсира жизни.
[Закрыть]
– Я знал, что вы зададите этот вопрос.
– Так книга у вас или нет?
– Терпение, дружище. Один экземпляр у меня и вправду был. Только не факсимильное издание, а оригинал. Видите ли, несколько месяцев назад я приобрел одно книжное собрание, принадлежавшее, кажется, какому-то издательству, и там нашлось несколько экземпляров «Британского химического театра». Однако я быстро их распродал. Кстати, насколько мне известно, никакого факсимильного издания этой книги не было.
– Но я читал в Интернете…
– Вы же понимаете, в такие магазинчики, как наш, поступают отнюдь не новинки, а скорее книги, которых не отыщешь в каталоге. Издание, которое вы хотите приобрести, просто великолепно. Вам не мешает хотя бы на него взглянуть, если такие вещи вас действительно интересуют. Мы с этой девушкой давние знакомцы. Она живет неподалеку, и, если хотите, я договорюсь с ней о встрече.
– Нет, не стоит. Не хочу быть навязчивым.
– Как бы то ни было, она живет рядом. Пойдемте со мной.
– Спасибо.
Старик проводил меня к выходу.
– Видите улицу со светофором, там, где едет автобус? – показал он.
Я кивнул.
– Так вот, идите по ней направо, потом сверните налево, в переулок, и ищите там дом с единорогом над козырьком. Эта девушка хорошо разбирается в подобных книгах и сможет вам помочь.
Простившись со старым антикваром, я в изумлении прошел обратно по своему недавнему пути. Вот она, магия совпадений!
Я приблизился к знакомому дому и вновь принялся разглядывать фигурку из белого камня, размышляя о хозяйке необычной скульптуры. Пока я припоминал то немногое, что знал о единорогах, к дому подошла женщина и с любопытством посмотрела на незнакомца у своих дверей, уставившегося на фигуру на фасаде ее дома.
Я порядком устал, прошагав несколько километров, и уже начинало темнеть.
Девушка была очень хороша собой. Она пристально взглянула на меня, но в тот самый миг, когда недоверие к незнакомцу обычно достигает высшей точки, улыбнулась и, словно в шутку, поздоровалась со мной. На сотую долю секунды я почувствовал себя дураком, но быстро понял, что хозяйка дома просто хочет выказать любезность. По-видимому, она догадалась, что я иностранец, и предложила показать мне дорогу. Когда я ответил, что не заблудился, девушка перешла на правильный испанский язык, и по ее выговору я пришел к заключению, что среди ее предков были испанцы. В конце концов я пробормотал, что в Лондоне проездом и что заблудился нарочно, чтобы познакомиться с ней.
– Со мной? – весело переспросила девушка.
И мы расхохотались, как старые приятели. Ее приветливый прямой взгляд взволновал меня; меня словно ущипнули за сердце.
– Меня зовут Рамон Пино.
– А я – Виолета Фламель. Так что же вас сюда привело?
Мне пришлось поглубже вздохнуть. Вот она, та, которой досталась книга Эшмола, да еще и девушка со знаменитой фамилией.
– Я спрашивал об одной книге в книжной лавке неподалеку, и мне сказали, что вы забрали последний экземпляр. В общем, я решил постучаться в вашу дверь. Я ведь не ошибаюсь, вы здесь живете?
– Вы хотите, чтобы я показала вам «Химический театр»?
– Именно так. Разумеется, если это вас не затруднит.
– У Томаса язык без костей. И как ему в голову взбрело дать мой адрес незнакомому посетителю?
– Мне нравятся старинные трактаты.
– Ну что ж, все ясно. Раз вы здесь, заходите. Томас не направил бы ко мне кого попало. Не предлагаю вам чаю, поскольку уже пора ужинать, но немножко поболтать мы успеем.
Такое приглашение меня приятно удивило – такое нечасто встретишь в наши времена, когда чужаки могут оказаться опасными. Впрочем, от молодой женщины веяло уверенностью, что ни я, ни кто-либо другой ей не страшен.
Едва переступив порог, она объяснила, что сейчас в этом квартале живет много художников, преподавателей, писателей и дизайнеров. Она и сама дизайнер. Получила университетский диплом, проектирует мебель в какой-то фирме, а по вечерам выполняет частные заказы.
– Так вы занимаетесь дизайном? А мне показалось, вы преподаете.
– Я три года прожила в Мексике и год в Никарагуа.
– И там тоже проектировали мебель?
– Нет. Это было много раньше, когда я еще не выбрала свой путь.
Мы беседовали о ее жизни; я задавал вопросы, чтобы разговор не перешел на меня, а сам тем временем украдкой рассматривал картины на стенах, фарфоровые статуэтки, кожаные диваны, вазы богемского стекла, занавески, обои и блестящий паркетный пол. В конце концов хозяйка заметила это:
– По-видимому, вас очень заинтересовал мой дом.
– Простите, Виолета, но мое любопытство все растет. Не забывайте, я ведь разыскиваю единорогов и книги по алхимии.
Девушка улыбнулась. У нее был большой рот, большие глаза и длинные вьющиеся волосы. Возраст ее трудно было определить – наверное, около тридцати; притом на лице ни намека на морщинки.
Виолета говорила со мной о секретах своего богемного квартала, где работяги живут вперемешку с художниками; потом упомянула о великолепии лондонского лета.
– Вы, должно быть, писатель, – как можно учтивей произнесла она в ответ на приплетенную мной цитату из Камю, рассматривая меня, словно подопытного зверька.
– Нет. Я занимаюсь архитектурой. Но работа не поглощает мою жизнь целиком: я могу позволить себе много путешествовать и увлекаться странными вещами.
– И какими именно? – не пропустила мимо ушей мои слова Виолета.
– Да такими же, какими увлекаетесь вы.
– Вас тоже интересуют предметы старины? – спросила она с улыбкой.
– Нет, я имею в виду трактаты по алхимии. Я заметил, что у вас их много и что вы в курсе последних новостей: ведь вы обладательница книги, которая меня очень интересует.
Виолета рассмеялась, чтобы скрыть свое напряжение.
– Вы ошибаетесь!
И, словно в попытке избежать дальнейших объяснений, она перевела разговор на свою давнюю страсть к приобретению антиквариата, к заполнению дома «рухлядью», как она выразилась.
Не прерывая разговора, Виолета поднялась со стула, жестом пригласила меня проследовать за ней и устроила мне настоящую экскурсию по своему дому, показав десятки предметов, столь же старинных, сколь и необычных. Среди этого многообразия мое внимание привлекла скромная на вид римская вазочка.
Вскоре раздались шаги, в комнату вошла женщина с восточными чертами лица, пожелала нам доброго вечера и сообщила, что стол накрыт, ужин готов.
– Мне пора. Не хочу вас больше стеснять.
Виолета будто не расслышала моих слов.
Она провела меня в большой зал со множеством картин на стенах; из мебели там были только два стула да прямоугольный стол, украшенный двумя свечами и небольшим букетиком ярких цветов. Когда подали аперитив, Виолета снова заговорила о культурной жизни Лондона и о своем увлечении старинными фолиантами.
– Пока вы в Лондоне, я должна показать вам книгу Эшмола. Ты ведь знаешь, – она первой перешла на «ты», чего я давно ожидал, – что один из лучших магазинов – это «Генри Пордес букс»[5]5
«Генри Пордес букс» («Henry Pordes Books») – известный книжный магазин на Чаринг-Кросс, где в изобилии продаются книги в мягких обложках и имеется десятипроцентная скидка для студентов.
[Закрыть] на Чаринг-Кросс, дом пятьдесят восемь. Если окажешься там, спроси Джино Делла-Раджоне. Он симпатичный и, если с ним поладить, не слишком заламывает цены. Правда, с незнакомцами он не очень любезен. Я кое-что покупаю прямо здесь, в этом квартале, в лавке Томаса – но не много. Нам, библиофилам, приходится дожидаться, пока пройдет ажиотаж и цены упадут. Несколько лет назад, когда в Мадриде и Барселоне старые издания стали дорожать, я начала ездить в Андалусию. Там я покупала книги в Кордове, у одного старого букиниста, но он, наверное, умер, потому что в один прекрасный день я обнаружила вместо его лавки цветочный магазин. Больше в этот андалузский город я не возвращалась. Ты хорошо знаешь Кордову?
– Конечно, я ведь там живу. Разве я не сказал?
– Боюсь, я не дала тебе на это времени, сразу начав говорить о себе. Если ты спросишь, как мне понравился твой город, я отвечу, что очень плохо его знаю. Например, я так и не посмотрела дворец Медина-Асаара, хоть и понимаю, что это непростительно. Я приезжала в Кордову только за книгами и не видела ничего, кроме Еврейского квартала, – я обедала в тамошних барах и гуляла по узким улочкам рядом с мечетью. Вот мечеть, на мой взгляд, прекрасна.
– Кордова прямо-таки создана для благополучной жизни, – заговорил я, – но у нее все типичные недостатки маленьких городков. Там хорошо провести детство, а в юности оттуда уехать, чтобы к старости вернуться. Но моя лень привязала меня к Кордове навечно. Мне всегда хотелось иметь собственное пристанище во всех городах, где я бывал. Как здорово было бы обзавестись повсюду квартирками и возвращаться в них ненадолго. Мечты для богатея. «Сколько тысяч фунтов вы хотите за этот дом, миссис?» Представь: покупаешь жилища по всему свету и навещаешь их ежегодно.
– Я полагаю, в Лондоне помимо моего дома, который, разумеется, не продается, хоть всегда для тебя открыт, у тебя есть комната в гостинице?
– Не совсем так. Мой приятель-дипломат предоставил в мое распоряжение свою квартиру в Белгрейвии, в квартале посольств.
– У меня тоже есть приятели в этом квартале, – ответила Виолета.
– Ты знаешь Рикардо Лансу?
– Нет, но имя мне знакомо… Он то ли атташе по культуре, то ли консул…
– Нет, он работает в экономическом отделе и тоже большой ценитель старинных книг. Пишет эссе. Забавный тип, я с ним совершенно случайно познакомился в Мадриде, почти как с тобой сейчас – нас друг другу никто не представлял. Рикардо человек очень щедрый, бескорыстный и тоже увлекается алхимическими трактатами. Жизнь – странная штука.
– Ладно, когда он переедет на работу в другую страну, мой дом – твой дом, – рассмеялась Виолета.
За ужином мы говорили о лондонских маршрутах: о достопримечательностях, которые и вправду стоит посетить, о местах, где можно поесть и где можно сделать покупки, о башнях, откуда открывается необычный вид на город, об интересных людях, живущих в Лондоне, – в общем, обо всем понемножку. Но Виолета обнаруживала такие обширные познания, что я только диву давался.
Даже не помню, что подавали на ужин, уверен только – еда была восхитительная. Коньяк (обычно за ужином я не пью, потому что меня начинает клонить в сон) на этот раз совершенно на меня не подействовал. А Виолета смотрела на меня и радостно улыбалась, видя, что мне хорошо в ее доме.
– Ты всегда так гостеприимна с чужеземцами, которые останавливаются у твоих дверей, зачарованные магией единорога?
Она лишь рассмеялась в ответ.
Когда женщина с восточными чертами лица убрала со стола приборы, было уже полдесятого. Я сказал, что ухожу, но Виолета возразила – дескать, еще слишком рано. Я пытался настаивать, но в конце концов мы продолжали болтать.
– Тебя кто-то ждет? – спросила она.
– Нет.
– Ты с первого взгляда напомнил мне одного человека, которого я знала в другой жизни, много лет назад.
– Ну конечно, еще в детстве, – нашелся я с ответом и продолжил: – Единороги притягивают меня, потому что напоминают о самом начале жизни. Знаешь, сейчас я перечитываю роман, который открыл для себя еще подростком. Его действие как раз происходит в Лондоне…
В Виолете проснулось любопытство, глаза ее широко распахнулись.
– …это «Портрет Дориана Грея».
– А, та книга… – В голосе ее послышалось разочарование.
– Тебе не нравится «Портрет Дориана Грея»?
– Нравится, только Уайльд – женоненавистник. Подожди-ка, у меня здесь подчеркнуто.
Виолета поднялась, сняла с полки толстый томик и принялась перелистывать страницы.
– «Все, кто любил меня, – таких было не очень много, но они были, – упорно жили и здравствовали еще много лет после того, как я разлюбил их, а они – меня. Эти женщины растолстели, стали скучны и несносны».[6]6
Здесь и далее «Портрет Дориана Грея» цитируется в переводе М. Абкиной.
[Закрыть] По-моему, это дурной тон.
– Тут ты права, Виолета. Но меня привлекает в Уайльде совсем другое. Во-первых, у него встречаются весьма интересные рассуждения об эстетике, а во-вторых, он имеет свою точку зрения на вечную жизнь. «Вечная молодость, неутолимая страсть, наслаждения утонченные и запретные, безумие счастья и еще более исступленное безумие греха…» Вот подлинный двигатель жизни. Все великие люди мечтали жить вечно, но только в молодом теле. Однако все они были обречены обрести мудрость, крупицу мудрости, несколько граммов мудрости лишь тогда, когда становились дряхлыми стариками. И вот в возрасте восьмидесяти лет эти мудрецы ясно понимали, что до сих пор ничего не знают. Все это очень печально. Ты проводишь всю жизнь за письменным столом, старея, теряя зрение над книгами, забывая жить, – и в конце концов узнаёшь, что почти не жил. Твой интеллект, которому следовало бы получать удовольствие от прочитанного, тоже ощущает растущее неудовлетворение по мере того, как увеличивается груз знаний. В молодости ты не путешествуешь, потому что у тебя нет денег, а когда в зрелости начинаешь ездить, у тебя не хватает сил на любовь, на иллюзии, и ты приходишь к заключению, что жизнь – ничто.
Виолета смотрела на меня пристально, как человек, который что-то знает, но не хочет или не может рассказать. В ее глазах заблестели две влажные точки – так бывает, когда огромная туча готова вот-вот распахнуться и пролиться дождем и мы понимаем, что ливень неизбежен. Теперь улыбка девушки стала неуверенной, словно Виолета готова была поддерживать разговор до определенных пределов, но не осмеливалась или не желала высказать то, что знала и чувствовала на самом деле. Она молчала, но ее взгляды и жесты посылали мне сотни идей, которые я ловил на лету. Наконец Виолета взглянула на часы.
– Уже одиннадцать, Рамон, а завтра рано утром я уезжаю в Эдинбург. Послезавтра снова буду здесь. Если хочешь, я покажу тебе этот квартал, проведу по самым живописным здешним уголкам… Которые так притягивают иностранцев, – добавила она не без иронии.
Я улыбнулся, польщенный ее словами.
– Договорились. Но пообещай, что расскажешь об одном своем загадочном родственнике.
– Жду тебя здесь в четверг, в четыре. Мы попьем чаю в заведении, которое не оставит тебя равнодушным, – ответила Виолета, оставив мою реплику без внимания.
Уже покинув ее дом, я понял, что мы позабыли вызвать такси, но мне было все равно. Я пешком добрался до станции Ноттинг-Хилл, наслаждаясь радостью этой ночи. Теперь я не пошел по Бейсуотер-роуд, а предпочел Кенсингтон-Черч. Вместе со мной путешествовали единорог и Виолета, кружась в моей голове.
Когда я добрался до дома Рикардо Лансы, был уже час ночи. Я страшно устал; не раздеваясь, повалился на постель и заснул.
II
Сны атаковали меня, точно чайки в фильме Хичкока. Наутро я ничего не помнил толком, но в этих сновидениях были погони, неожиданные потрясения, отчаянная борьба, холодный пот, слезы, безнадежное вожделение и психические отклонения. Проснулся я с большим пятном спермы на простыне. Мне сразу вспомнился монах из «Сансары», красивейшего фильма об аскезе, любви, сексе и семье.[7]7
Фильм о буддийском монахе индийского режиссера Пана Налина (2001).
[Закрыть]
Пока я завтракал – грыз яблоко и макал печенье в кофе без кофеина, но с молоком, – я начал припоминать кое-что еще из своих снов. В моей памяти всплыл образ нимби, маленького единорога (ведь единороги бывают разных видов и размеров), созерцавшего сотворение мира в Синтрийском лесу. Не знаю почему, но я был уверен, что дело происходит именно в этой местности под Лиссабоном. Своим единственным рогом нимби прикасался к камням – и камни, словно родники, начинали источать воду. Из плодов, которые поедал единорог, вырастали цветы, и все вокруг становилось прекрасным. А потом я его потерял. Так бывает, когда на шкале радио находишь станцию, которую долго искал, а потом звук пропадает и больше уже не возвращается.
Я сделал пометку в записной книжке: «Поговорить с Виолетой о моем сне» – и тут же подумал, что девушка станет надо мной смеяться, что все это комично, что, вероятно, мне следует дождаться, пока она сама заговорит об этих мифических персонажах моих сновидений.
* * *
Поздним утром я прогулялся по Пикадилли от парка Грин и Букингемского дворца в сторону Сохо. Окрестности дворца были полны туристов: европейцев, японцев и индусов. Группа советских ребят (все из Узбекистана) попросила меня их сфотографировать; с той же просьбой ко мне обратились индусы из Шотландии. Поскольку я был в хорошем расположении духа, я всякий раз улыбался в ответ, не придавая чрезмерного значения этой слегка нелепой ситуации.
Потом я, к собственной досаде, позволил увлечь себя толпе туристов, дожидавшейся смены караула в полдвенадцатого. Я начал подумывать о ресторанчике на улице Хопкинс, где, как мне говорили, подают изысканные блюда кантонской кухни, но ресторана так и не нашел. Отправившись на старый рынок овощей и цветов, я не обнаружил и его тоже.
Как ни странно, сам Ковент-Гарден остался на месте, только там теперь торговали всякими безделушками. На одних лотках продавались диадемы для причесок, на других – футболки; предлагались также брелки, пробки для бутылок с фотографией твоего сына, друга, жены или мужа; а еще имелись ларьки с фастфудом. В одном из баров выступала девушка, которая жестами и телодвижениями изображала поющую Эдит Пиаф, и публика аплодировала в конце каждой песни так, словно то было и впрямь выступлением великой певицы. Монеты и фунтовые банкноты сыпались дождем; не меньше получал китаец, исполнявший посреди площади песни Боба Дилана.
В конце концов я укрылся в Национальной галерее. Раньше я не знал, что там вывешены великолепные работы Веласкеса, такие как «Венера перед зеркалом» и «Портрет Филиппа Второго». Рядом висели полотна Гойи, Тернера, Ван-Гога, Сезанна и Пикассо. Пресытившись пластическими искусствами, я принялся наблюдать за посетителями, разглядывающими картины. Одну молоденькую японку приковало к себе «Купание в Аньере» Жоржа Сера. Я внимательно рассмотрел картину, потом перевел взгляд на японку – и так много раз подряд, словно человек, следящий за движениями мяча во время теннисного матча. Улыбнувшись мне, темноглазая девушка спросила:
– Не правда ли, это прекрасно?
– Восхитительно, – ответил я.
Японка снова погрузилась в созерцание, словно весь ее мир был заключен в этом полотне, словно по какой-то таинственной причине вся ее жизнь сконцентрировалась в изображенной на картине сцене и девушка пыталась запомнить ее во всех подробностях.
Я посмотрел на часы: было уже больше трех.
Выйдя из музея на Трафальгарскую площадь, я отправился к церкви Святого Мартина, поскольку, согласно туристическим путеводителям, в ее крипте находился хороший, хотя и многолюдный, ресторан. Мне удалось занять отдельный столик снаружи, в уголке, над надгробной плитой некоего благочестивого деятеля былых времен. В конце концов я получил на обед нечто вроде пирога с морковкой и салатом, который мне вовсе не понравился и утвердил меня в мысли о низком качестве британской кухни.
После обеда я прошелся по Чаринг-Кросс в сторону Блумсбери, квартала Вирджинии Вульф и других лондонских писателей. Там я двинулся по книжным магазинам, не забыл заглянуть и в «Генри Пордес букс», где нашел много интересного: очень старую Библию, английский перевод «Дона Кихота» восемнадцатого века, а за четыре фунта приобрел полное собрание сочинений Шекспира издания 1922 года. Книга того не стоила, но я давно мечтал иметь всего Шекспира на английском. Я осведомился у продавца о книгах на эзотерические темы, однако тот, должно быть, меня не понял, потому что указал на впечатляющую коллекцию старинных книг по медицине и естественным наукам. Я долго рассматривал их, но в итоге отказался от покупки и вышел из магазина со своим Шекспиром под мышкой и с твердым намерением как можно скорее обучиться литературному английскому языку.
Миновав Британский музей, я зашел в «Плуг» – в свое время это был любимый паб Блумсберийской группы, да и теперь там любят встречаться литераторы и издатели. Но я не нашел там ничего более высокохудожественного, чем прекрасная официантка, которая не спускала с меня глаз.
Однако управляющий или владелец паба (в общем, какой-то старый хрыч) строго надзирал за ней: всякий раз, когда девушка поворачивалась в мою сторону, он сам ко мне подходил, улыбался и принимал заказ. Я несколько раз приближался к стойке и, пожалуй, слегка перебрал пива ради того, чтобы оказаться неподалеку от этой красотки с лучезарным взглядом, выразительными формами и певучим голосом, удивительно похожей на актрису Кирстен Данст. Девушку окружала некая аура, грация ее движений наводила на мысль, что она не простая официантка. Я пообещал себе вернуться в «Плуг», но так и не сделал этого.
Потом я снова оказался на Чаринг-Кросс-роуд – меня привело туда литературное и киношное воспоминание о необычном романе английского букиниста и американской писательницы.[8]8
Опять-таки имеется в виду фильм «Ноттинг-Хилл» (1999) с Джулией Робертс и Хью Грантом в главных ролях.
[Закрыть]
Сначала я зашел в один из книжных магазинов «Уотер-стоунс», а затем в «Фольес». Там царил невообразимый хаос. Я принялся рассматривать старинные издания, но из-за дороговизны ничего не купил. А потом один из продавцов подвел меня к огромному стеллажу с очень старыми книгами; разумеется, некоторые из книг были в ужасном состоянии. У этого стеллажа я простоял довольно долго, пачкая ладони и одежду пылью и плесенью, и отобрал шесть томиков – главным образом из-за их формата. Все они были в твердых переплетах, какой-то заботливый коллекционер еще и обернул их, к тому же каждая книга стоила не дороже тридцати фунтов. В итоге я остановился на двух изданиях: «Соединении соединений» Альберта Великого[9]9
Альберт Великий (ок. 1193–1280) – немецкий философ и теолог, представитель схоластики, доминиканец.
[Закрыть] и «Иероглифических фигурах» Николаса Фламеля. Я отлично знал оба сочинения, но изучал их много лет назад и теперь захотел перечитать здесь, в Лондоне. Книга Фламеля была мне необходима и как повод для того, чтобы снова расспросить Виолету ее о родстве со старинным алхимиком.
Когда я заглянул в трактат Альберта Великого, чтение захватило меня, как и в первый раз, ведь я уже несколько месяцев не читал ничего подобного. Книга же Фламеля всегда казалась мне странной, магической, сложной для понимания, и у меня создалось впечатление, что это неполное издание, поскольку я не обнаружил никаких вводных пояснений, только сухие биографические данные.
Мог ли Фламель быть предком Виолеты? Я сам рассмеялся, до того нелепым показалось мне это предположение. Сколько на свете живет людей, носящих фамилию Фламель? Ну ладно, по крайней мере, благодаря купленной книге мне легче будет вернуться к нужной теме в разговоре с Виолетой.
Как бы то ни было, чтобы побольше узнать о жизни великого алхимика и освежить свои познания в древней науке, я полез в Интернет. Николас Фламель родился во Франции в 1326 году (по другим сведениям – в 1333) и умер в 1418-м. Вообще в его жизни было много неясного, я даже обнаружил в сети предположения о том, что Фламель бессмертен. Тут уж мне пришлось прочитать «Иероглифические фигуры» целиком, благо книга была не слишком объемиста, а потом приняться и за Альберта Великого, снова погрузившись в изучение алхимии, понятия которой не всегда укладывались в моей здравомыслящей голове. Наверное, я так и заснул с книгой в руках, поскольку на следующее утро в одиннадцатом часу меня разбудил стук свалившегося на пол фолианта.
Дурные сны донимали меня всю ночь, и я проснулся встревоженный, потный, в окружении плавильных котлов, тиглей, ступок, пипеток, перегонных кубов, ванночек, горшочков, дымящихся колб и сильного запаха серы.
Всю ночь напролет мне снилось, что я принимаю ртутные ванны: я пытался выбраться наружу из бассейна с этой вязкой жидкостью, не смачивавшей кожу, но чья-то рука тянула меня вниз. Я погрузился в ртуть с головой – и очутился в комнате, заляпанной чем-то вроде навоза, источавшего тошнотворное зловоние, так что я почувствовал себя грязным. Потом меня поместили в гигантскую печь; в этом аду было нестерпимо жарко. Затем возникла комната, в которой стены, пол и потолок были из серебра, а холод стоял как на полюсе. Я шел по серебряному полу, словно по ледяной фольге, потом в комнате заметно потеплело, все засверкало позолотой, солнце ласкало мне лоб и руки, мой член возбудился и выбросил фонтан спермы.
Затем у меня в руках очутился бокал. Отпив из него глоток мягкого бархатистого напитка, я сразу почувствовал себя молодым и полным сил. От артроза в больших пальцах не осталось и следа, спина больше не болела, очки оказались совершенно не нужны, поскольку близорукость моя исчезла. Я вышел из золотой комнаты и увидел стоящую ко мне спиной обнаженную женщину – она поглаживала единорога.
Животное походило на белого молодого коня, почти жеребенка, с розоватой гривой, изо лба у него торчал высокий спиральный рог. У единорога были антилопьи ноги, козлиная бородка, львиный хвост, ярко-голубые глаза, и я боялся взглянуть на него в упор.
Почувствовав мое присутствие, женщина обернулась; у нее были потрясающие, влекущие груди, голубые глаза и светлые волосы. Мои руки все еще были перепачканы золотой пыльцой, я до сих пор чувствовал, как ртуть омывает мое тело.
Женщина подошла, чтобы поговорить. Это ее лицо я, кажется, видел в фильме Софии Копполы «Девственицы-самоубийцы»?[10]10
Главную роль в этом фильме (1999) исполнила Кирстен Данст.
[Закрыть] Нет, то была официантка из бара «Плуг», похожая на актрису, – официантка, которую не подпустил ко мне старик управляющий. Она сказала, как ее зовут, но во сне я позабыл ее имя.
Словно притянутый магнитом, я двинулся вперед, жаждая поцелуя. Нас разделяло чуть меньше метра, наши тела еще не соприкоснулись, а я уже ощутил влажность ее губ, мягкость ее груди… И тут проснулся – так бывает, когда в кино вырубают ток и фильм прерывается на самом интересном месте.
* * *
Смирившись с реальностью, я приготовил апельсиновый сок, выпил молока с печеньем и снова погрузился в чтение – пока не пришло время встретиться с Виолетой Фламель.
В Ноттинг-Хилл я приехал вовремя. На этот раз я сел на двенадцатый автобус – хотя в нем было полно народу – и по дороге наслаждался лондонскими пейзажами. Город оказался намного привлекательнее, чем я ожидал, – вероятно, из-за реки, очень оживлявшей пейзаж.
Виолета была обворожительна. Она надела плотно облегающую блузку, зеленую с розовым, по-моему, шелковую; черные брючки тоже подчеркивали достоинства ее фигуры. У девушки была тонкая талия, роскошный бюст, и она была куда красивее, чем мне показалось при первой встрече.
«Ты должен смотреть на нее не как на женщину, а как на подругу. Только не надо ничего портить, Рамон», – повторял я про себя.
Но Виолета уже кое-что заметила и догадалась, о чем я думаю.
Мы заказали белый чай со щепоткой красного. Мне нравилась эта мягкая ароматная смесь, а моя спутница улыбнулась, когда я сообщил, что такой чай готовят в Германии, а не в Соединенном Королевстве и что рецепт привезен из Китая. Мои простодушные рассуждения всегда вызывали у нее улыбку.
Я не боялся выглядеть несерьезным. Мне упорно не хотелось приносить в жертву зрелости остатки детства. Но мне только что перевалило за сорок, и было бы нелепо играть в мальчишку, лишь открывающего для себя мир. А вот Виолета смотрела, говорила и улыбалась так, словно была намного старше меня, а не на десяток лет моложе. Ее чистые прекрасные глаза обладали гипнотическим блеском.
Я спросил, как прошла поездка в Эдинбург, и она отозвалась о ней как о деле несущественном, пустяковом, рутинном:
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
