Текст книги "Система и личность"

Глава третья
Семья как инкубатор социальной делинквентности и эротической дисфункции

3.1. Истоки асоциального поведения

Несмотря на беспрестанные усилия общественных институтов и органов правопорядка установить норму как функцию диалектической множественности, человек, превосходящий норму, упорно приводит себя в действие, постоянно расшатывая любые устоявшиеся каноны поведения. Если оставить в стороне фактическую тщетность любых полицейских, юридических, политических и филантропических ухищрений, направленных на упреждение аномальных всплесков насилия, то огорчают постоянные насмешки, которым подвергаются педагогика и психология.

Общепринятой составляющей современной человеческой цивилизации является нескрываемое признание аномального насилия одним из устоев общественного устройства. Зачем нужны ключи, замки, железные решетки, бронированные сейфы и двери, судьи, полиция, охранные системы и т. д.? Воровство и немотивированное насилие есть самые мощные двигатели универсальных мер предосторожности, предпринимаемых экономикой и культурой.

Любое исследование агрессивности и преступности всегда определяет их мотивы в социальных условиях, которые в действительности являются скорее катализатором этих явлений, нежели причиной. Кроме того, чтобы более точно объяснить возникновение этой социальной аномалии, недостаточно проанализировать только скопления фрустраций и невыполненных обязательств (в сфере образования, культуры, типичной семьи, социального обеспечения, борьбы с наркотиками или малолетней преступностью). Опасный асоциальный элемент зарождается и формируется в аффективном ядре семьи.

Под аффективным ядром семьи я подразумеваю любой фактический контекст, из которого ребенок попадает в общество. Еще точнее – это люди (один или несколько), служащие для ребенка в возрасте от трех до девяти лет первичными объектами аффективного вложения.

Большинство взрослых, полагая себя образцом поведения для своих детей, видит свое педагогическое предназначение в создании феодально-вассальной зависимости для них с целью компенсации собственной неполноценности. Поэтому именно семья становится своеобразным инкубатором делинквентности, преступности и агрессии. Процесс инкубации может длиться часами или годами, формируя определенную энергетическую ситуацию. Таким образом, инкубация – это процесс переориентации и обусловливания некоей изначальной энергетической формы через морфогенез эгоистической структуры субъекта с искажением его индивидуальной природной интенциональности. Во многих семьях скрытые страхи и фрустрации рождают чувство вины перед детьми, вынуждая воспитывать в них превосходство над окружающими, что семантически детерминирует детей на нанесение оскорбления тем, кто оказывается ниже на социальной лестнице[22]22
  См.: Менегетти А. Многофакторная этиология неврозов и шизофрении // Клиническая онтопсихология. Указ. соч.


[Закрыть].

Все наши кодексы и модели поведения способствуют развитию инфантильности, этого чудовища, которое уклоняется от какой бы то ни было ответственности. Борьба с властью, наркотиками, деньгами, сексом, идеологией и так далее – всего лишь алиби необразованных ученых, прикрывающее бесполезность их исследований. От лона до колыбели, от материнских рук до школьного образования – одних людей постоянно настраивают против других.

Эта проблема должна быть первостепенной для всех крупных психологов, которые при условии тщательного и осторожного ее изучения, в том числе с использованием семантического поля, смогут при необходимости идентифицировать этиологию симптомов, особенно делинквентных акцентуаций, и информировать о них непосредственные «инкубаторы» (родителей и родственников) и социальные службы, занимающиеся детьми (детский сад и начальную школу). Крупные психологи обязаны расследовать психические процессы, структурирующие феномен агрессивности в развитии ребенка. Как бы честно и усердно ни выполняли свои обязанности судьи, священнослужители, врачи, преподаватели, политики, писатели, их всегда уравновешенные суждения впоследствии регулярно опровергаются упрямством внешнего феномена, постоянно меняющего маски. Почувствовать в личности самодвижущееся начало и распознать даваемые ей средой опоры, точки силы – вот в чем заключается работа подлинного психолога.

Онтопсихологическая школа, которая создала собственную систему познания, отличающуюся от общепринятых подходов к анализу психической деятельности и социальных нравов, предлагает использовать ее всем психологам, желающим познать человека в его «здесь и сейчас». Кроме того, хорошо бы каждому родителю или взрослому члену семьи научиться не упускать нить такого исторического действия, которое гарантирует экзистенциальный успех.

Постоянный анализ разнообразных психических проявлений, провоцирующих возникновение экзистенциальных проблем, показывает, что семья в современном обществе не является окончательной целью индивида. Неизменным требованием становится постоянное, непрерывное формирование себя в любом контекстуальном действии как ответ на внутренний зов, побуждающий и торопящий исполнить насущную задачу, который ни с чем не спутать, – тем же, кто не ощущает его, угрожает тоска или болезнь. Целостное развитие личности должно быть рациональным и точным.

3.2. Роль родителей в формировании детей

Жаль, что эротизм в человеческом сознании, как и в его практическом применении, утратил свою здоровую природу и способность к внутреннему контакту. И все-таки, согласно порядку природы, сексуальная потребность в своей безмятежности и чистоте способствует индивидуальному и коллективному росту. В сексуальной жизни – брачной и внебрачной – люди касаются друг друга, подавая партнеру знаки, разрешающие дотрагиваться до себя. Но в силу своей незрелости люди оперируют только знаками, не причащаясь к таинству наслаждения, дарованного природой для развития интеллектуального потенциала. Если два Ин-се не вступают в контакт друг с другом, то они не открываются и, следовательно, не реализуют себя в экстазе, не оправдывая ожиданий природы и человека.

Нацеленность на наслаждение детерминирует также ответственность за совершаемое действие. Корень наслаждения всегда произрастает из открытого, творческого действия. Чтобы дети стали деятельными участниками общества, им особенно необходимы взрослые, реализовавшие себя в наслаждении. Напротив, наблюдаемый стереотип жертвенного поведения родителей часто порождает у детей стремление к реваншу и отмщению или же неуважение к жизни.

Внутренняя бессознательная (а иногда и открыто проявляемая) неудовлетворенность родителя предопределяет психоаффективное программирование ребенка, который смещает стремление к восстановлению внутреннего равновесия с помощью насилия с закрытого контекста (внутрисемейного) на контекст открытый (социальный). Побудительная сила потребности способна собирать воедино и унифицировать определенные психические и органические процессы. Психологический и онейрический анализ случаев выраженных делинквентных и преступных наклонностей, разногласий между родителем и ребенком, взаимосвязей между бессознательной структурой родителя (или исполнителя его роли) и фактической реакцией на нее малолетнего ребенка или повзрослевшего отпрыска показывает, что именно семья являет собой рассадник аномального и асоциального программирования.

Для предотвращения подобного необходимо вмешательство психотерапии в двух направлениях:

1) обязательно анализировать процессы, протекающие в бессознательном индивида и его семейной среды с помощью онтопсихологической методики. Бесполезно лечить тюрьмой внешние проявления феномена, оставляя неприкосновенными скрытые причины, его порождающие;

2) способствовать последовательному эгоцентризму действия, стремясь извлекать из него максимум удовольствия и объясняя, что любой педоцентризм[23]23
  Педоцентризм – принцип ряда педагогических систем, провозглашающих необходимость обучения детей только на основе возникающих у них желаний. Прим. пер.


[Закрыть] должен всегда быть относительным. Дети должны быть производными экзистенциального действия, совершенного творческой личностью, для которой дети или семья являются значимым событием, но не целью.

Вот тогда дети окажутся нужными самим себе и будут нацелены на эгоцентрическую и социальную проекцию самих себя. Если же настаивать на семейном долге и возводить на пьедестал преданность и самоотречение во имя детей, то дезорганизуется конечный замысел (человек) и усиливается социальное отклонение. Хороший пример подает нам природа: дерево всегда заботится о самом себе, давая при этом плоды и семена; животное заботится о продолжении рода как средстве собственного наслаждения. Все заставляет думать, что значимость семьи, детей напрямую зависит от того, насколько они согласуются с рациональной и организованной экспансией личного эгоцентризма конкретного взрослого человека: только так можно сохранить абсолютную неповторимость ребенка, а также гармонию и единство личности родителя.

Все мои исследования психологических предпосылок проявлений патологической агрессии и делинквентности свидетельствуют о том, что они обусловлены сверхвознаграждением и предпочтением ребенка в аффективной атмосфере семьи со стороны взрослого, выполняющего функцию матери, избравшего малыша в качестве бессознательного реванша за свои фрустрации (порожденные недостатком эротических переживаний и неудачами в социуме). Проблема в том, что любой преступник в детстве всегда был предметом большего аффекта, нежели другие.

Глава четвертая
Монитор отклонения и этика жизни в декалоге Моисея

4.1.

До сего момента я избегал высказывания своего отношения к морали. Как только человек устраняет все препятствия, мешающие заглянуть ему внутрь себя, перед ним начинает отчетливо раскрываться Ин-се – это вечное послание, сопровождающее его существование, – и он ясно предстает перед самим собой. Сбросив с себя тяжесть груза всего, что замутняет его прозрачность, человек интуитивно прозревает и познает себя.

Итак, речь пойдет об этике жизни. Этика жизни есть путь, зов, самодвижение Ин-се. Сегодня распространены различные типы морали, но я имею в виду не только мораль всевозможных групп или идеологий. Очевидно, что каждая из них представляет собой некий более или менее функциональный для своей группы или своего контекста modus vivendi[24]24
  Образ жизни, способ существования (лат.).


[Закрыть], но ясно и то, что из него нельзя извлечь некую универсальную структуру, которая могла бы стать разумной, твердой опорой, – единую для всех людей. Я говорю об этике, подчеркивающей относительность исторического права.

У каждого государства – свои законы. Известно, что любое государство, раса, политическое сообщество, идеологическая общность обладает собственными кодексами поведения, усовершенствованными некоей властной группой, которая затем представляет волю всех тех, к кому этот кодекс относится и чью деятельность регламентирует.

C позиции здравого смысла современного общества сегодня не нужно определять степень справедливости базиса кодекса, регулирующего некий определенный контекст, по его соответствию фундаментальной первичной или вытесненной природе человека. Как только закон создан, обнародован, он должен соблюдаться. То есть предполагается, что после издания он должен быть всем известен, а значит, исполнен. Следовательно, идеология в своем юридическом проявлении фактически стала эффективной диктатурой над индивидуальной и общественной психологией. Однако для ума, привыкшего взмывать ввысь с великими порывами трансцендентностей жизни, подобная ситуация не представляет проблемы и не становится кризисной. В определенном смысле между всяким кодексом и духовным миром человека, единолично делающим его достойным или навеки проклятым в своем одиночестве, лежит пропасть.

Тем не менее, если заняться поиском кодекса – «ключа», кодекса универсальной референтности, то можно обнаружить таковой в иудейско-христианской культуре, в частности в десяти заповедях. Существуют тысячи нюансов и вариантов, но, как бы то ни было, кодексом высшей референтности (то есть наиболее общей категорией, которая затем категоризирует все остальное, в том числе и различные противоречия) с 2500 г. до н. э. и до наших дней остается декалог Моисея в различных изложениях. Анализируя религии, я пришел к выводу, что все они, с их противоречащими друг другу интерпретациями, могут быть сведены к этому базисному кодексу.

Заповеди были представлены Моисеем, получившим этот закон от различных афро-азиатских народов, особенно месопотамской культуры, интуитивно уловившим и соблюдавшим его. Моисей был не только военачальником, но и выдающимся знатоком древней и современной ему египетской культуры. Особенно хорошо он мог быть знаком с утерянными для нас историческими сочинениями и жизнеописаниями таких цивилизаций, как халдейская, шумерская, хеттская, а также с их космогониями, то есть с ученым наследием, восходящим к десятому тысячелетию до нашей эры.

4.2.

Сегодня в западной системе ценностей иудейско-христианская культура стремится выступать в качестве идеологического основания любой морали.

В этой редукции, которую, безусловно, можно принять как синтез общего образа жизни, и надо воспринимать заповеди Моисея. Они следуют после преамбулы, подтверждающей власть Бога и его право провозглашать закон для всех своих подданных («Я Господь, Бог твой»), в следующем порядке.

1. Да не будет у тебя других богов пред лицем Моим;

2. Не поминай имени Господа, Бога твоего, всуе;

3. Помни день субботний, чтобы святить его[25]25
  Дословно: «Не забывай святить праздник». Прим пер.


[Закрыть];

4. Почитай отца твоего и мать твою;

5. Не убий;

6. Не прелюбодействуй[26]26
  Дословно: «Не совершай порочных действий». Прим. пер.


[Закрыть];

7. Не укради;

8. Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего[27]27
  Дословно: «Не произноси ложного свидетельства». Прим. пер.


[Закрыть];

9. Не пожелай жены ближнего твоего;

10. Не пожелай имущества ближнего твоего.

Этот закон был обнародован в момент совершенно очевидного вмешательства внеземной цивилизации или, в нашей терминологии, монитора отклонения планетарного масштаба. В самом деле, библейское описание свидетельствует, что народ боялся этого невидимого Бога, дававшего о себе знать лишь голосом.

Оставим в стороне тот факт, что Бога нельзя увидеть; если бы он был видим, он был бы уже не Богом, а феноменологической редукцией, следовательно – ничем.

Бог есть вечная сущность, претворяющая себя в каждом акте, не являясь ни одним из них; то есть это до такой степени «чистый акт», что он не поддается описанию ни феноменологически, ни в каких бы то ни было пределах мысли или логики, поскольку как только он оказался бы конфигурированным в той или иной модальности – феноменологически, интеллектуально, сенсорно, энергетически или космически, – то сразу бы ограничился неким периметром, неким пределом, и, следовательно, мы получили бы «ничто». Бога невозможно видеть, слышать или осязать… Бог просто есть. Говоря о Боге, я имею в виду «сущностное начало, которое активизирует все, что фактически существует здесь и где бы то ни было».

В те времена еврейский народ, как и прочие, поклонялся многим богам, то есть был обычным языческим народом.

На мой взгляд, в язычестве был ряд позитивных аспектов. Во-первых, в памяти языческого народа были живы деяния правителей и героев, способствовавших своими делами и подвигами благосостоянию социума; следовательно, их мифологизация означала не только память, но и пафос, стимул для всех тех, кто продолжал движение человечества вперед.

Во-вторых, еще памятно было вмешательство внеземных цивилизаций, во всяком случае, наиболее благотворных; возможно, тогда людям еще был открыт доступ к познанию других, иначе организованных земных цивилизаций, контакт с которыми позднее был прерван.

И, наконец, в-третьих: пока человек не обрел свое сущностное ядро – всеохватное Ин-се, ему приятно было возвышать различных богов, словно сакрализируя разные аспекты своего ума, героизма, силы, интуиции, красоты, детства и благодати. То есть деяния богов неизменно представляли собой мифологизацию позитивных для человека, вознаграждающих его событий. Для каждой ценности, функциональной человеку, создавалось отдельное божество. Кроме того, многочисленность богов обеспечивала множественность возможностей становления, множественность индивидуаций, стремящихся, впрочем, к единому сущностному основанию.

В самом деле, несмотря на множество богов, язычество имело, однако, некую высшую редукцию, в качестве которой для одних выступал рок, для других – хаос, для третьих – Зевс или Хронос и т. д. Как бы то ни было, язычество олицетворяло становление, историческую диалектику человека на этой планете, причем различным божествам соответствовали различные события из жизни человека – экстаз или застой, рождение или смерть. Кодекс правил, составивший позднее десять заповедей, был чрезвычайно важен даже в эпоху язычества, хотя и выражался иначе.

Возвращаясь к библейскому повествованию о том, как Моисей впервые представил народу скрижали закона, мы читаем: «Весь народ видел громы и пламя, и звук трубный, и гору дымящуюся; и, увидев то, народ отступил[28]28
  Дословно: «Народ поразил страх». Прим. пер.


[Закрыть] и стал вдали. И сказали Моисею: говори ты с нами, и мы будем слушать, но чтобы не говорил с нами Бог, дабы нам не умереть»[29]29
  Библия. Исход 20:18, 19. Прим. пер.


[Закрыть].

Что это, правда или вымысел? Если это вымысел, то единственной его целью является подтверждение для потомков чуда откровения и власти ужасающего величия Господа. Если же это правда, то можно предположить, что «громы» – это атмосферные электрические разряды, «звук трубный» – звук ионных двигателей огромного аппарата, предназначенного для межпланетных перелетов. «Пламя» и «гора дымящаяся» – описание выброса в атмосферу отработанного топлива. Народ изображен «пораженным страхом». Я знаю, что существо, находящееся перед лицом того, что определяет как «Бога», ощущает экстаз, силу, радость. И наоборот, угнетающий страх, беспокойство обусловлены присутствием чего-то «чуждого», «отличающегося от привычного», воспринимаемого организмом как деструктивное.

Быть может, Моисей искренне поверил во все это, но библейское описание, в сущности, чересчур «механистично» и будто продиктовано чем-то из глубин мозга, чего стараешься избежать. Я хочу показать вам закон, изложенный в декалоге, сначала через призму монитора отклонения – точно так, как он воспринимается всеми, а затем уже через призму Ин-се – так, как он ощущается сердцем.

Преамбула закона: «Я Господь, Бог твой» в «механистичной» интерпретации предстает как спекулярная индукция монитора отклонения внутри парасинапсических процессов мозга и означает: «Нет никого, кроме меня, ты – ничто. Я хозяин, отец, Я тебя сотворил, Я тебя и уничтожу». То есть перед нами – категорический императив чуждого, порождающий и составляющий «Сверх-Я» – как психологическое, так и историческое.

Следовательно, это что-то прибывшее и установившееся извне, к нему неприменим диалектический подход, оно лишь диктует: «Подчинись, ибо я, безусловно, над тобой!» Здесь мы имеем дело с проприоцептивным познанием[30]30
  Выделяют три уровня базового восприятия: экстероцептивное, проприоцептивное и эгоцептивное. См.: Менегетти А. Тормозящая решетка, вклинившаяся между первичным процессом воприятия и сознанием // Монитор отклонения в человеческой психике. Указ. соч.


[Закрыть], не отраженным точным образом сознанием по причине навязчивого давления инструкций, которые исходят от внедренных диапозитивов, определяющих идеологические формы поведения.

Первая заповедь: «Да не будет у тебя других богов пред лицем Моим», – означает: «Ты ничего не должен чувствовать, не должен прислушиваться к интуиции, к собственным эмоциям, советам других… Ты должен слушать только то, что Я изрек, предначертал или явил. Любые твои мысли, фантазии ничего не стоят. Ничто не ценно и не авторитетно вне сказанного Мною. Любая твоя мысль или деяние, не высказанные Мною, есть грех: если ты совершишь его, это будет означать, что ты против Меня, и тогда Я прокляну и уничтожу тебя и твой род до третьего колена». Другими словами: «Не чувствуй, не слушай! Есть Я, и этого достаточно!»

Вторая заповедь: «Не поминай имя Господа, Бога твоего, всуе», – то есть: «Непозволительно перепроверять Мои слова, обдумывать их. Подчиняйся! Подчиняйся как вещь, подчиняйся как мертвец. Я не идея, которую ты можешь изучать или критиковать. Любая логика и любая этика исходят только от меня. Сказанное и предписанное Мною не подлежит пониманию, обсуждению или изучению, у тебя нет для этого ни силы, ни власти, ни возможности».

Третья заповедь: «Помни день субботний, чтобы святить его», – то есть: «Помни о соблюдении всех обычаев, стереотипов, масок, традиций, всех моих предписаний и того, что все исполняют. Тщательно соблюдай все, что соблюдали твои отцы! Ты не можешь позволить себе отличаться от других! Святи мои праздники, потому что эти праздники установил Я! И их должно соблюдать так, а не иначе!» Другими словами: «Ты должен всегда иметь единую с другими форму и быть точным в повторении. Ты должен только повторять и учиться повторять с верой!»

В этой морали нет места для субъективности.

Первые три заповеди представляют собой связь организмического с категорией «Сверх-Я», ее императивным статусом. Человек не может думать и действовать самостоятельно, отдав эти функции на откуп своего «Сверх-Я»: если оно разрешит, он может действовать, если нет – не может.

Дальнейшие заповеди касаются отношений с другими людьми.

Четвертая заповедь: «Почитай отца твоего и мать твою», – то есть «заботься о породивших тебя». Это сакрализация семьи, ее обычаев, традиций, непреложной власти, и в этом смысле она является следствием первой заповеди. Отец и мать олицетворяют здесь старшее поколение, защитников ценностей, силы, власти, закона, поэтому «почитать» означает не только заботу, но и постоянное соответствие устоям семьи, клана, племени, государства. Итак, речь идет о заповеди, являющейся следствием первой: это внутренний императив, который следует проецировать на поведение в обществе – первым таким обществом является семья.

Пятая заповедь: «Не убий», – то есть не причиняй зла другим. Я бы сказал, что пятая заповедь достаточно проста, категорична, но и естественна; то есть здесь основной принцип не особенно запятнан.

Шестая заповедь: «Не прелюбодействуй». Придерживаясь логики кодекса в целом, можно сказать, что намерением законодателя является запрет нарушения предписаний закона. В «общерелигиозном» плане это означает соблюдать «правила» ношения одежды, поведения, проведения литургии, обрядов и т. д. Католическая церковь отнесла эту заповедь исключительно к сексу и всему, так или иначе связанному с гениталиями.

Седьмая заповедь: «Не укради», – то есть не распоряжайся как своим тем, что рациональность отношений не определяет в качестве твоего.

Надо иметь в виду, однако, что эти две заповеди можно сопроводить рядом замечаний. Например, попробуем спроецировать «Не убий» и «Не укради» в сферу политики: до какого момента человек не должен убивать или не должен брать чужое? Этот вопрос широко обсуждался еще в древности и остается дискуссионным до сих пор. Фома Аквинский, например, много размышлял над этой проблемой и выделил в ней вопрос определения грани, до которой следует терпеть противный человеческой морали политический режим, а за которой следует восставать против него. В сущности, было достигнуто соглашение о том, что можно нарушать эти принципы в случае возникновения угрозы основам жизни (так, вполне законна самозащита индивида или народа, подвергшегося агрессии, и т. д.): следовательно, бывают моменты, когда эти заповеди из абсолютных становятся относительными, хотя в целом, за исключением экстремальных ситуаций, их необходимо соблюдать. Кроме того, не существует особых различий между тем, как эти два принципа – «Не убий» и «Не укради» – трактуются монитором отклонения и природным порядком.

Восьмая заповедь: «Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего», – относится не столько к запрету говорить неправду, сколько к запрету свидетельствовать во вред реальным правам другого человека. То есть следует говорить то, что должен, что положено по закону. Истинно – предписанное законом, и любая ситуация должна рассматриваться через призму закона: следует всегда защищать то, что справедливо по закону и соответствует ему.

Что касается девятой заповеди, то она охватывает всевозможные аспекты ущемления единства пары, постоянного или временного, другими словами – различные критерии определения адюльтера. Тем не менее, когда этот принцип формулировался, он относился не столько к супружеской верности (учитывая тогдашнее господство полигамии), сколько к «собственности», как и десятая заповедь: «Не пожелай имущества ближнего твоего».

Обе заповеди, девятая и десятая, просто означают: «Не желай и не бери чужого». По поводу девятой заповеди замечу, что в ней говорится о жене и никогда о муже, потому что по еврейским законам женщина существовала лишь как приложение к мужчине (как объект), и даже в тех случаях, когда она выступала самостоятельно (как субъект), ее судьбу всегда могло решить какое-нибудь предсказание, безоговорочное решение или мнение мужчины – отца, мужа, брата, священнослужителя, царя, военачальника и т. д. Следовательно, даже известные в еврейской традиции женщины имели значение не сами по себе, но лишь постольку, поскольку исполняли решение, мысль какого-то мужчины. В сущности, лежащий в основе негативной психологии монитор отклонения отводит женщине всегда роль «второй», а мужчине, более сильному внешне, предлагает быть сильнее и психологически, и по закону.

Обычно монитор отклонения не изобретает ничего нового, используя уже существующее в природе, постепенно его фильтруя и фиксируя: внешне форма остается неизменной, но сущность совершенно меняется. Все это точно соответствует механизму восприятия человека: после того как организм абсорбировал реальность через внешние рецепторы, она фильтруется и затем передается в уже измененном виде для отражения и осознания своему «Я», причем в этой передаче скрыта необходимость: «Ты должен!» Это не позволяет достичь глобального, цельного знания сути вещей.

Индивидом манипулируют априори, незаметно для него; впоследствии он уверен, что воспринимает вещи реально, такими, какими они являются, и совершает выбор, исходя из реальности, а также из определенного закона, определенной этики. На самом же деле он и не подозревает, что его выбор уже предопределен неким подспудным: «Горе тебе, если ты этого не сделаешь!» Следовательно, монитор отклонения впечатан в главную линию человеческого поведения и превращает его потом в категорию закона, ориентированную исключительно на выгоду власти (в данном случае – власти монитора отклонения), а не на благо живущего своей жизнью человека.

4.5.

Теперь давайте рассмотрим десять заповедей как переложение на язык интенциональности природы, а именно Ин-се человека.

С момента, как человек становится живущим Ин-се, он проявляется в акте, который просто и очевидно есть. Следовательно, он должен был бы обладать знанием того, где находится лучшее для него, и претворять это лучшее в действии всеми возможными способами. Поэтому нет нужды все запоминать так, чтобы запереть душу в букву, «упаковать ее в коробку», дабы ощущать себя уверенно. Зрелому человеку, то есть человеку, которому удалось перевести наполненность своего существования в раскрытие онтичности, необязательно выражать эти заповеди буквами и составлять декалог.

После данной предпосылки, на основе которой каждый человек, обретя простоту собственной истинности, из внутренней сокровенной сути черпает критерий этики развивающейся ситуации, что можно было бы предложить человеку, не уверенному в том, что это лучшее указание? Что говорит интенциональность природы, какой путь она указывает?

Так что же должен делать человек, чтобы существовать в соответствии с собственной реальностью, а именно самореализоваться?

Вернемся к рассмотрению десяти заповедей с точки зрения жизни. Прежде всего, необходимо удалить любые «чуждые трансценденции» и остановиться на самом истинном из всего сущего – на первичной реальности.

Истинная реальность человека определяется не тем, насколько дальше он продвинулся вовне самого себя, а тем, насколько сильнее он внутри. Что открывает он «в себе», в самой глубинной точке своего внутреннего мира? «Да не будет у тебя других богов пред лицем Моим», что означает: «Я – твоя реальность, и нет ничего вне этой реальности, которая есть Я. Я, который есть и ты, который есть, – это одно и то же. Если потерян ты, твое Ин-се, твоя душа, твое присутствие, все вокруг отсутствует. Без тебя все ничто для тебя». Это «Я есть» дает начало рождению реальности и вслед за тем – ответственности.

«Нет никого вне этой “первичности”, где Я есть сущее, то есть Ин-се, поэтому Я являю себя и существую как “Я”».

Следовательно, перед нами базисная система защиты самой природы индивидуальности, состоящая в решительной констатации, в любви и в делах данного единства действия: что бы я ни делал, как бы ни развивался, это внутреннее единство действия, единство, в котором Ин-се становится «Я», должно всегда сохраняться. И, следовательно, о чем бы ни шла речь – о любви, делах, деньгах или здоровье, – каким должен быть оптимальный выбор в любое мгновение нашей жизни? Спасти свою природную идентичность, свою экзистенциальную неповторимость, спасти природу индивидуального, уникального, проявляющуюся в каждом «здесь и сейчас» там, где я есть.

Вторая заповедь: «Не поминай имени Господа, Бога твоего, всуе». «Не играй со Мной, как ты играешь со своим разумом. Можешь делать все, что угодно, со своим разумом, своим “Я”, своими образами, полом, телом, деньгами, любовными увлечениями, но со Мной будь осторожен, ибо Я управляю вечностью. Нет ничего выше Меня, и Я не позволю устраивать никаких передышек для инфантильных, нерешительных, сомневающихся, а потому не произноси имя Мое всуе, не используй Меня бездарно. Если ты этого не понимаешь, лучше для тебя будет остаться снаружи. Когда ты уже проиграл субстанциальный акт, – а в таких актах Я проверяю тебя перед вечностью и так обрекаю значимостью в вечности, – не упоминай по пустякам глубинную природу Ин-се и не позволяй себе навешивать безделушки или усложнять нетронутую природную интенциональность Моего Ин-се. И тем более не суди от имени Моего!»

Формально это означает бесполезность всех знаковых, лингвистических, рациональных и этических символик, не актуализирующих присутствие Ин-се. Серьезнейшим преступлением является фабрикация символов и культур там, где Ин-се отсутствует.

Третья заповедь: «Помни день субботний, чтобы святить его»[31]31
  См. сноску 1 в настоящей главе.


[Закрыть]. «Праздник – всегда. Помни, что Я рожден ради наслаждения, Я – это праздник. Все сущее стремится стать праздником и пребывать в нем». В празднике и заключается полнота, совершенство любого акта, в нем встречаются бытие и становление. Праздник (лат. festa) означает «очарование; счастье; что-то от Фавна», блестящий, славный результат. Это – действие, исчерпавшее собственную интенцию и обретшее завершенность в умиротворении. Мне приходит на ум такое определение: это дух постоянного экстаза, прозрачности и оргии[32]32
  Под оргией следует понимать не «моральную деградацию» или «разбазаривание сил и времени», а постоянную «максимальную насыщенность страсти, огня», вечно находящихся в незамутненном самодвижении.


[Закрыть].