Текст книги "Бумажные ласки"

Я не предполагал, что работа администратора сейчас настолько сложна и ответственна. И я очень рад, что мне приходится работать именно с Илюшей и по такой довольно несложной картине. Я за это время сумею ко многому приглядеться и многому научиться. Мне, например, сейчас приходится вести кассовую книгу по всем правилам бухгалтерии. Вообще я держу ухо востро, так чтобы ко мне нельзя было придраться. Надеюсь, конечно, что этой картиной моя работа на Фабрике не окончится, а в общем, не стоит забегать вперед. Сейчас я доволен всем, только вот ты у меня подгуляла во многих отношениях.

О канашках я не мечтаю только потому, что это очень соблазнительно. Несмотря на всю мою занятость, в голову иногда приходят такие мысли, от которых спастись очень трудно. Твой образ играет в этом не малую роль.

Твой Исаак

Иска бежит на вокзал, чтобы оттуда отправить свое письмо – так корреспонденция быстрее доходит до адресатов, почту снимают чаще, чем в отделениях, и сразу же грузят в почтовые вагоны.

На площади полыхает зной – и так все лето без передыху. Жара утомляет Ису, а не работа. Усталость скопилась в теле, которому приказано преодолевать духоту и постоянный перегрев. Иса отдыха не имеет, а если и выгадывается какое-нибудь воскресенье, он предпочитает спрятаться в своей прохладной комнате окнами во двор. Ася в письмах требует, чтобы он навестил Лёлечку в Сестрорецке, но Иса тянет с визитом – не любит ездить на курорты в праздничные и выходные дни.

Ася все с чем-то торопит. Торопит любить, принимать решения, достигать успеха. Она торопит обрести здоровье, тормошит оставить немедленно недостатки, спешит вылизать Иску до идеального яйца, до блеска мифического эталона. И Иса поддается, он верит ей, что когда-нибудь сможет стать безупречным. Да и почему же «когда-нибудь»? Возможно, даже скоро. Ведь Ася знает твердо, нужно всего лишь найти тот самый заветный и чудесный день, прожив который, можно будет заявить уверенно: «Вот теперь все будет в порядке». С этого дня, с этого момента все пойдет хорошо. Вот с этого дня и с этого момента не будет никаких тягот, не предвидится невзгод, болезни отступят и никогда не завянут цветы. Только надо найти этот день, отыскать, как дорогой перстень, потерянный кем-то на пляже. У Исы есть подозрение, что это, конечно, возможно, но фактор случайности слишком велик.

Лето без Аси бежит и бежит, никак не кончится.

Асины доктора приняли решение отправить ее в Ессентуки – на лечение грязями и радийными водами. Она устроилась в пансионе «Бухштаб» и немедленно нацарапала открытку, мол, так и так, милый, все хорошо. На открытке фото чудесной дачи в стиле ориентального модерна.

На обороте пояснение: «Цандеровский институт механотерапии на 800 процедур в день. Оборудован новейшими аппаратами для врачебной гимнастики, механического массажа и ортопедии. Расположен в парке».

11/VII 1927 г.

Ессентуки

Жучок мой любимый!!!

Очень много думала вчера о тебе, о нашем прошлом, о нашем будущем…

Настроение у меня прескверное, ты подумай, я ведь ехала сюда не для того, чтоб болеть и лечиться! Теперь исключительно только вожусь с врачами, анализами и ни о чем не думаю, как только о поправке. Вероятно, мне придется здесь пробыть не менее трех недель. А мне здесь совсем не нравится. С каким большим удовольствием вернулась бы я в Ленинград! Не хочу себя распускать в этом отношении, иначе совсем плохо будет. Сегодня вечером буду у врача, он окончательно поставит диагноз. Я, кончено, сразу же обо всем напишу. Живу я в наилучшем пансионе, где кормят 5 раз в день, масса вкусных вещей, но мне их нельзя. Довольно хорошая публика живет здесь, но у меня нет никакого желания с кем-нибудь познакомиться. Ложусь спать в 9 часов.

Вообще мой Кавказ в этом году исключительно неудачен. Два дня тому назад у меня украли сумку. Мне не столько жалко сумку, сколько моей записной книжечки. Помнишь, твои записи в ней? Да и кроме этого я осталась без зеркальца, без пудреницы и без помады. Последнее особенно важно. Здесь нет хорошей. И я уж собиралась просить тебя выслать, но случай выручил меня.

Прервала на минуту письмо. Принесли корзину цветов от моего врача, ты подумай, какое внимание!

Ну, будь здоров, родной. Целую бесконечное количество раз.

Твоя, вся-вся твоя Ася

14/VII 1927 г.

Ленинград

Мое дорогое солнышко! Моя любимая родная девочка! Я урвал пару часов и около 6-ти появился дома на Мойке, рассчитывая получить письмо от тебя. Письма не было. Решил уж заодно перекусить. Во время трапезы пришло твое письмо! Я был счастлив, родная.

Если не ошибаюсь, писал, что чувствую себя очень хорошо. Устаю – это верно, но это не я один, мои коллеги тоже ходят без задних ног. Ни одного дождливого дня, жара адская. Вчера, например, температура на солнце была 36 градусов. Работать при такой жаре безумно тяжело, тем более что последние три дня мы снимали и ночью, и днем.

По этой картине я буду занят приблизительно до 1 или 15 сентября. И надеюсь, конечно, что мне удастся остаться работать дальше или с Илюшей, или со Шмидтгофом, который получил монополию на все комические сценарии. Кроме того, не нужно забывать, что мне в октябре предстоит призыв. Но сейчас я на все смотрю сквозь розовый киселек и рассчитываю на полнейшую удачу всех моих планов. Только чтобы ты сейчас была здорова, да и мне немножко того же, и я больше ничего не хочу.

Сейчас я совершенно не нервничаю, но, конечно, прошлое не прошло бесследно, и у меня сейчас на нервной почве некоторые осложнения. Был сегодня у врача, он сказал мне, чтоб я об этом меньше думал бы, велел мне принимать ванны с экстрактом, прописал какие-то пилюли и на ночь рекомендовал пить бром. Я собой вполне доволен и думаю, что к твоему приезду всякое мое недомогание исчезнет.

Это письмо я сейчас пищу на Фабрике, духотища здесь отчаянная. В последние дни сгораем все: до того жарко. Сейчас я здесь ковырялся и нашел кусочек пленки, где я случайно вышел на пляже, где мы снимали. Посылаю тебе этот кусочек. На днях придет из лаборатории пленка, и тогда я тебе пошлю снятое мое изображение во всех видах.

Целую лапу.

Твой, несмотря на все искушения,

только твой Иса

Находясь теперь на кинофабрике – на улице Красных Зорь, то есть в непосредственной близости к святая святых – кабинету, где проходили заседания сценарной комиссии, Иса совсем обнаглел. Он поджидает машинисток и, наговорив комплиментов, просит почитать очередной протокол. Ну что им стоит помочь хорошему парню ориентироваться в текущем моменте? Одна из них поддается на Искины жалобы и его теплую, сюсюкающую, вовсе не обидную лесть и теперь каждый раз печатает для него лишний полуслепой экземпляр.

15 июля 1927 г.

«Дуглас Твэд» – авт. Д. М. Петровский

Материал американский. Миллиардер, арабский фараон, кинозвезда, фокстроты, рестораны, бегство эмигрантов из России, нищета рабочих, фабрики и т. д.

Фабула настолько сумбурна, что понять что-нибудь очень трудно.

«Школа» – авт. Рожен

Материал – школьный современный быт. Разгильдяйство, пьянство, отрыв от комсомола и распущенность двух учеников, доводящие их до самоубийства.

Тема неправдива, не обоснована, разработана очень поверхностно и неинтересно. Отклонить в данном виде. Но на тему обратить внимание.

«Где она» – авт. Лапицкая

Во время коронации похищена корона. Она переход из рук в руки. Разверт чепуховские приключения парикмахера и молодого человека, которые гоняются за ней. В конце концов все оказывается призраком, миражом.

Сатира на монархическо-фашистскую возню с бутафорскими коронами. Либретто неприемлемо: 1) материал не кинематографический, а скорее литературный, в кино это выходит слишком реалистично, 2) идеологически неверно – фашисты-монархисты отнюдь сейчас не оперно-бутафорские противники и так легкомысленно трактовать эту проблему нельзя. Отклонить.

Увидев, что вновь нет ни одного шедевра, ни одного стоящего конкурента, Иса успокаивается.

Но двадцатого июля все держат кулаки, все фэксовцы и даже Илюша, все еще таивший на брата обиду за ушедший в Китай, а вообще-то уплывший к режиссеру Висковскому, «Экспресс».

Но сегодня даже он, даже в этих обстоятельствах просит богов, ведающих игрой света и тени, богов, заведующих химическими реакциями с пленкой, богов, имеющих отношение к управлению бюрократами, всех их вместе Илья просит быть добрыми: Трауберг-старший и Козинцев показывают художественному совету очередную картину.

20 июля 1927 г.

Протокол просмотра к/к «С.В.Д.» (Союз Великого Дела)

Картина любопытна прежде всего как первый в наш кинематограф опыт сочетания авантюрно-мелодрам интриги (похождения Медокса) с историческим фоном и содержанием (восстание южных декабристов).

В режиссерской работе последовательно выдержан стиль романтической мелодрамы, сказавшийся и в построении кадров (эпизоды восстания, на мосту, в игорном доме) и в работе с актерами.

Из последних следует отметить Соболевского (Суханов) и Герасимова (Медокс), сделавших бесспорные успехи, и Магарил, судя по первому ее опыту, обещающей быть ценной киноактрисой.

В работе художника выдаются изобретательные декорации «катка» и «костела».

Недостатком операторской работы, при всей ее стилистической выдержанности, следует признать общее перетемнение как натурных сцен, так и павильонов, являющихся вообще наибольшим пороком картины.

Картину принять, прокорректировав некоторые надписи, и направить на утверждение Правления «Совкино».

2/VIII 1927 г.

Ленинград

Чижа, родная, мое дорогое любимое солнышко!!

В субботу поехал в Курорт с Илюшей Траубергом. Вечером пошли на фокстрот в курзал. Лёля, Юзя, Лёва, Коля Дембо2929
  Дембо Николай Григорьевич – ленинградский литератор, впоследствии художественный редактор издательства «Искусство». В 1938 г. его донос сыграет фатальную роль в аресте и осуждении театроведа и критика С. Дрейдена, о чем Симон Давидович пишет в своих мемуарах «Каторжанин 50-х».


[Закрыть], Илюша и я. Я почти что не танцевал, т. к. был занят тем, что следил как танцует Коваль-Самборский3030
  Иван Иванович Коваль-Самборский (1893—1862) – актер российского и советского кино и театра. Пик популярности приходится на 1920-30-е гг. Снимался у Якова Протазанова, Бориса Барнета, Всеволода Пудовкина и других. В 1927 г. по командировке советского правительства жил и работал в Германии. Играл в Берлинском городском рабочем театре, снимался в Берлине, Вене, Праге, Париже. Вернулся в СССР в 1932 г. В 1938 г. после съемок в фильме «Болотные солдаты», где он играл немца Вальтера, по ошибке заключенного в концлагерь, был арестован. Освобожден в 1954 г. Однако ни о какой плодотворной творческой карьере уже не могло быть и речи.


[Закрыть] со своей невестой (прима-балерина Московского театра). Они под фокстрот танцевали только чарльстон, и так здорово, что я потом бредил ночью, правда! Меня все время подбивали пригласить ее, но у меня не хватало духу. К концу вечера я в стороночке попробовал один подражать им. Они случайно это заметили, и оба очень мило мне улыбнулись. Вот тут-то я решился и пошел ее приглашать. Немного потанцевал с ней и остался очень доволен. Много танцевал с Лёлей, с которой мы большие друзья. В воскресенье вечером пили чай и друг другу объяснялись в любви. Она меня покоряет своей простотой, многое в ней мне не нравится, но в общем она славная баба (эта фраза из моего объяснения с ней). Поездка к Лёле – это единственное удовольствие, которое я имею. Конечно, вместо отдыха я очень устаю, но удовольствие от этого не уменьшается. Утром, когда мы пили чай, дядя Лёва рассказывал о твоих успехах у мужского пола в Кисловодске и Ессентуках. А ты из скромности об этом умалчивала? А если так, то честь и хвала тебе.

Можешь радоваться – на днях был по делу на Стадионе Ленина и заплатил за тебя членский взнос за июль м-ц.

Ну, вот, пожалуй, и все о делах интимно-семейного характера. Что касается дела, то работа у нас идет на ять, я всем очень доволен, думаю, что после этой картины получу другую.

Ну, родная моя, я требую от тебя пока что только одного – будь здорова и сделай это немедленно!

Твой Иса

17/VIII 1927

г. Мариенбад

Russland Кавказ Кисловодск, Гранд-Отель

Анне Ефимовне Гринберг

Дорогая Асенька! Совсем ты забыла меня, ни разу не написала! Что за нелепость? Очень хочется знать, как сейчас твое здоровье, ибо как-то у меня все душа не на месте. Вчера получила от Лёлечки письмо. Она пишет, что получает от тебя частые письма, что ж, я и этим довольна. Здесь остаюсь до 20 с/м, а потом на несколько дней в Берлин и домой. Передай всем привет, напиши мне хотя бы пару строчек, как сейчас твое здоровье.

Крепко целую, твоя Тетя

19/VIII 1927 г.

Минеральные Воды

Пишу тебе, Исанька, с вокзала. Через час трогаемся в длинный путь на Царицын. В воскресенье, по всей вероятности, уже будем на пароходе. Заранее предвкушаю свой приезд, жду не дождусь. Когда буду знать день прибытия в Ленинград, дам телеграмму. Очень огорчена, что не получила от тебя перед отъездом ни одного слова. Нехорошо с твоей стороны! С парохода буду писать, а пока всего наилучшего. Передай привет всем.

Целую, Ася

Открытка никак не красива, но Иса любит такие – познавательные. Ведь не всюду побываешь, неизвестно, как жизнь обернется, может, придется всю жизнь просидеть на одном месте и подсчитывать сметы к чужим мечтам. На открытке берег реки с бухтой – на заречной стороне лысая гора с насыпями, похожими на детские куличики и пирамидки песка. На берегу белые крыши и лодки. Дети отвлеклись от игры и смотрят в сторону фотографа.

26/VIII 1927 г.

Казань

Только что приехали сюда. Пользуясь случаем хочу тебе чиркнуть пару слов, Исанька! Завтра уезжаем в Нижний. Пробудем там целый день, а затем поедем в Рыбинск. В Ленинграде будем во вторник, кажется, днем. Едем очень хорошо, но хочется скорей-скорей домой. Передай сердечный привет всем-всем родным.

Ася

Асино пояснение: «Волга. Жигули. Село Ванюшино, гора и каменоломня». Будто сама там побывала, а не проплывала мимо. Будто поименно знает теперь этих детей с подозрительно сверлящими глазами. Будто увозит с собой список их пожеланий и, приехав в Ленинград, приступит к их исполнению. Нет, это не так, но Иса благодарен Асе – в его сердце есть местечко для каменоломни и для горы, потому что Асенькин пароход проплывал мимо.

Ну, и главное в тот год – они поженились. Пятого ноября 1927 года.

1928
Искуситель Трауберг и бедные женатые детки

Иса бултыхался вот уже месяцы в кашице семейных будней. В целом, ему не нравилось. И если бы не жаркие – раз от разу жарче – ночи с Асей, то и не стал бы Исаак рьяным поборником семейной жизни. Будни скучны, ночи иногда горчат, но в целом прекрасны. И, к сожалению, плюсы одного не идут в зачет отрицательным значениям другого, во всяком случае полностью. И хоть обобщенное равновесие все же ощущается, семейные будни Иса пока не полюбил. Но если не лопнет терпение, то впереди вся жизнь.

Сейчас Иса барахтается между необходимостью и необратимостью, между тяжелым взглядом папаши Гринберга и повесткой в военкомат, между обязанностью молодого мужа зарабатывать деньги для семьи и тяжким ожиданием потери целого года жизни. Иса застрял в пространстве «между», а Ася сидит ровнехонько напротив и ждет, когда же выправится его настроение, и станет Иса богат, и ждет, что придет момент, и сам собою Иса перестанет, наконец, терзать ее ночами плотским нескончаемым голодом и своими постыдными желаниями. Ася Ису любит, но все не дождется, когда же он станет паинькой – идеальным ручным муженьком.

Ася прекрасна во всех отношениях, но постель, увы, не дансинг-холл, где молодая Искина супруга слывет звездою первой величины, постель – Асино наказание, и Иса бесится от одной мысли об этом. Он злится на себя, ибо в голове роятся нехорошие мысли о грядущих его изменах жене, он злится на нее, ибо Ася и только она повинна в не произошедшем еще, но, кажется, неминуемом Искином грехопадении. И когда Иса все же призван во Всеобуч, оба молодожена облегченно вздыхают – пока еще выдуманной катастрофе расставания дается обоснованная и уважительная отсрочка.

Иса не может подавить в себе уколы хронической ревности («а вот у Илюши», «удача – кляча, садись да скачи», «и я бы мог») и потому продолжает неумело оригинальничать:

– Илюше, конечно, повезло с Эйзенштейном. Работать с ним, наверное, интересно. Да ведь, может быть, Эйзенштейн такой же мыльный пузырь, как и другие, а успех «Броненосца» лишь случайность. Я бывал у него на съемочной площадке, ничего особенного.

Все, кто в этот момент слышат Ису – Рыжий, Лёвка, Минна, Ася и еще несколько озадаченных человек, кутают в недолгую паузу свое искреннее сочувствие и затем, словно по знаку стартовым флажком, возвращаются к шумной беседе. Иса со своей ревностью один на один коротает вечер.

17/I 1928 г.

Москва, 6 ч. утра

Дорогие молодожены!

Конечно, вы делаете вид, что вы ужасно обижены, что я вами уже забыт, как и вы мною, что явствует из абсолютного игнорирования интересов наркомпочтеля и из нашего обоюдного дипломатического молчания. Что уж, я буду иметь в себе достаточно гражданского мужества, чтобы признать свою вину: да, это не очень красиво за полтора месяца отъезда из родного города не написать ничего самому старому товарищу и женщине, сделавшей «шаг от ненависти к любви» – ныне соединившимся в счастливую пару!

Да, все это так, но есть некоторые «но», которые оправдывают меня если не целиком, то хотя бы в частностях:

1) до 10 января с. г. я не знал точного адреса Аси, где вы теперь живете, как это ни позорно!

2) занят больше, чем можно себе представить. Пишу вот ночью, среди работы. Мы кончаем картину (теперь уже всерьез!) и работаем феноменально. Например, сейчас уже 21-й час, как я не ложился спать! А до этого не спал три ночи, а спал лишь днем и то по 4—5 часов максимум. Где уж тут до дружеских излияний!

3) что я вас не забыл, а наоборот – доказано, по-моему, телеграммой, поздравляющей дорогого именинника с 24-м днем рождения. Ишь какой балбес вырос!

4) впрочем, надоело оправдываться. Я считаю, что нет такого закона, по которому должен был я написать первый. Многие мои ленинградские друзья (!) не постыдились первыми узнать, каково мне живется в чужом городе, и не обиделись на то, что я довольно долго возился с ответом.

Да ведь на то они и порядочные люди, а не молодожены… Так что если говорить о чьей-либо вине, так скорее о вашей. Вот к каким выводам приходит логика и нахальство. Давайте же, дети мои, похерим взаимные претензии и будем считать, что ничего, в сущности, не случилось и мы весьма внимательны друг к другу. Идет? Ну вот. Надеюсь, что именинник с супругой будут весьма любезны спешно сообщить о возобновлении дипломатических переговоров.

Сейчас вы уже кончили кутеж по случаю Искиного торжества и мирно (а может, и не мирно) спите в объятиях друг друга. А я, несчастный и мятежный, не имею ни торжества, ни объятий! Спать хочется, кушать хочется, женской ласки – тоже хочется. Ну, поди ж ты, получи все это, когда нужно копаться в грязной пленке, которая уже опротивела до святой матери! Ведь месяц монтажа «Ленинград сегодня» и 4 месяца монтажа «Октября» – и слона в мошну уложит, не то что такую деликатную натуру, как моя. Но я терплю, молчу и жду. Во-первых, я жду конца картины, чтобы выспаться всласть, даже без женской ласки! Это будет через 10—12 дней. А во-вторых, жду отъезда в Берлин. Когда это будет – Аллах его знает. Должно быть скоро, но что-то не верится в это счастье.

Если не уеду, то застрелюсь или вернусь в Л-д. Одно из двух. А пока в ожидании, убиваю свободное время (это когда я не сплю и не ем) на пинг-понг и «Викторину». Первое вам известно, особенно Анютке. Игра замечательная, и хоть играю я по чайной ложке в неделю, а все же, говорят, для начала очень недурно. Надеюсь сразиться когда-нибудь с вами, madamе Менакер… А второе – это не девушка (увы, этой роскоши в Москве не могу себе позволить!), а только лишь игра в вопросы, устраиваемые «Огоньком»3131
  С января 1928 г. по инициативе Михаила Кольцова на страницах журнала «Огонек» появилась первая в СССР интеллектуальная викторина. Пользовалась невероятной популярностью у читателей, состояла из 49 выпусков и 2270 вопросов. Михаил Кольцов – советский журналист, спецкор газеты «Правда», участник гражданской войны в Испании, один из создателей журналов «За рубежом», «За рулем», «Советское фото» и пр. Арестован в ночь с 12 на 13 декабря 1938 г. арестован, расстрелян 2 февраля 1940 г., реабилитирован в 1954 г.


[Закрыть] – читали, наверно? Вся Москва помешалась, и я тоже. Хожу страшно чванный и гордый, ибо собираю всегда не меньше 70—80 очков.

Вот и все мои удовольствия. Остальным некогда заниматься. Хотя, впрочем, знакомых компаний у меня очень много. Есть интересные, хотя, конечно, их с нашей сравнить нельзя!..

Приехать пока не мечтаю. Разве только поругаюсь с Эйзенштейном (все мы изнервничались как бабы) и поеду умирать в Питер – пышнее похороны будут, ведь на похороны друзья обычно приходят.

Таковы мои московские дела и перспективы. А что у вас?

Иcка, не читай! Анюта, сколько любовников новых у тебя? Неужель, гадюка, уже забыла мои бурные ласки в ту ночь, помнишь?..

Как военная служба? По-прежнему столько же сбегаешь из казарм, сколько говоришь про них, Исаак Михайлович?

Как животик у Анютки, еще не растет? При менакерских талантах все возможно.

Где гуляете, в каком высшем обществе ноне вращаетесь? Какие новости, сплетни, романы и прочее? Анюточка, напиши обо всем. Ведь ты, детка, мало говоришь, значит, много пишешь. А вот я много болтаю – и устно, и письменно. Потому письмо затянулось, надо возвращаться к работе.

Жду аккуратно скорого ответа, иначе всерьез прервем дипломатические отношения. А пока целую.

Ваш ИЛ Трауберг

Арбат 44, кв. 21

Ах он, сукин сын, этот младший Трауберг. «Бурные ласки», ты ж подумай! Ася небрежно бросает Илюшино письмо на стол. Жест должен был выглядеть элегантным, немного надменным, капризным даже, но вовсе не грубым. А получилось именно так – грубо. Ася вновь берет несложенные странички и снова кидает их. Тот же эффект – запущенные по небольшой траектории листы шлепаются на скатерть. Как будто обозленный каким-то известием человек решил оттолкнуть от себя источник черных новостей. Но это не так, Асе нравится письмо Трауберга, оно даже льстит ей местами. «Бурные ласки» вызывают снисходительную улыбку. Тогда Ася просто роняет письмо над столом – страничку за страничкой. Ей нравится, как они летят, как заполняют поверхность, как слова покрывают пустоту. Больше всего на свете Ася любит, когда ей перебирают волосы, нежно касаясь затылка и темечка. Ася сидела на стуле посреди комнаты и мяукала от удовольствия. Вокруг танцевали друзья, а Трауберг отчего-то возбудился.

В комнату заглядывает Лёля.

– Что ты делаешь? – спрашивает она, глядя как младшая сестра поднимает в воздух кем-то испещренные страницы и отпускает их в полет над столом.

– Ничего, – отзывается Ася. – Просто балуюсь.

Лёля исчезает за дверью. Она не понимает Асиного баловства. Ася теперь замужняя дама и должна вести себя как-то иначе. Но Ася любит тот кусочек своей жизни, который еще не принадлежит мужу. Ей по-прежнему приятно сказать «я» вместо «мы». Она просит друзей писать им письма раздельные, как спальни, о которых она лишь мечтает. Жилищные условия в большой квартире на Комиссарской улице, в которую переименована Гороховая, хороши, но не настолько. Теперь там живут три семьи. Мамуся с папочкой, Лёля с Юзей и их маленькая дочь, а еще братья Даня и Лёва. Эти квартируют еще и на стороне, но дома сохранены их комнаты – мальчики есть мальчики, они всегда могут вернуться.

Трауберг хороший друг, он всегда пишет Асе и Исе не просто отдельные послания, но и отправляет их в разных конвертах. Ася мужниных писем никогда не читала, ведь это неприлично, но всегда ждет, что он предложит сам. Иска пока не предлагал, и она беспокоится, а вдруг у мальчиков разговоры о запретном или о других женщинах? Но это письмо не в счет – оно поздравительное, оно абстрактно общее. И теперь Ася задается вопросом, как оградить мужа от тлетворного влияния холостых друзей? Ответ лежит на поверхности – нужно стать этим блистательным холостякам обеих столиц близкой подругой, которую им будет так же трудно предавать, как и товарища мужского пола. Неужто потащит Илюша или еще кто ее Иску по злачным закуточкам, к сомнительным дамам, если будет дорожить ее, Асиной, дружбой?

И Ася рьяно берется за ответное письмо Траубергу, будто составляет план обороны крепости. Она уже написала, что Илюша, в сущности, большая свинья, хоть и обаятельная, конечно, ведь он давно не отвечал на ее послания. Неужто такая занятость? Эйзенштейн Эйзенштейном, но почему-то она не верит в это. И хоть знает Ася мир кинематографа вблизи, но отчего-то все еще кажется ей, что в кино сплошное дураковаляние и несанкционированные половые отношения. В шутку, чтобы не показаться дурой, написала об этом Илье. Перемежая послание шутливыми ругательствами, Ася желала знать подробности московской киножизни, в которую погрузился младший Трауберг. Все это было записано на первых полутора страницах.

Далее Ася приступила к выдаче фанта со словом «доверие». Она рассказывает Илюше, как строится ее жизнь, краешком посвящая даже в интимные переживания. Затем радиус доверия постепенно расширяется – от личного к общественному, ведь Трауберг знает в этом толк, и Ася рассказывает ему о профессиях, которые хотела бы освоить. Перед ней широкая дорога – она закончит университет, а возможно, станет писать сценарии. Чем она хуже тех людей, что строчат не переставая эти кинопьесы и заявочные материалы, что так раздражают Исаака. В середине января Исе кто-то занес протоколы с кинофабрики, чтобы он, служа в Красной Армии, не чувствовал себя оторванным от любимого дела, так вот в них без смеха и не заглянешь.

5 января 1928 г.

Протокол №11

Присутствовали: Пиотровский, Обнорский, Скоринко, Чудновский.

Обсуждали:

«Чужое имя» – авт. Троцкий (по роману Гумилева)

Заслуживает внимания только лишь вопрос о борьбе с хулиганством в деревне. Сценарий, взявший эту тему, разработан неубедительно, наивно. Отклонить.

«Стальное сердце» – авт. Хукунашвили

Террористическая деятельность грузинских меньшевиков в 1922 году. Вещь представляет собой литературное произведение, для переработки в сценарий не имеющее достаточного материала. Содержание устарело, и смысла для экранизации не имеет.

«Каан-карадэ» – авт. Итин (по его же книге «Высокий путь»)

Про советскую авиацию, противопоставленную буржуазному авиаспорту. Приняли с оговорками.

«Кузьма Мерзляков» – авт. Вейнштейн

Восстание крестьян в 18 веке, приписанных к Долматиновскому монастырю, которое было названо «Дубинщиной». Привлекательный общественно полезный фильм. Сценарий утвердить, заключить с автором договор.

«Старые дни»

История про то, как атаман нанимает бедняка служить за своего сына. События 1914—16 годов. Отклонить как устаревший материал.

«Ну ведь чушь же, – думает Ася, – хотя бедняка и жалко». Но Ася уверена, она сможет не хуже, да нет же, она лучше бы придумала! Она бы написала о девушке, что не ждет у моря погоды в лице сказочного принца, а прокладывает жизненный путь самостоятельно, пробует себя во многих областях и смело бросает все, что не приносит удовлетворения, и всех, кто не имеет сил и красок расцветить жизнь героини. Ася вдруг понимает, что мечтает о жизни, которую теперь уже не проживет. Никогда? Бог мой, неужели никогда? Теперь у нее есть Иса, и с этим уже вряд ли можно что-то поделать. А так иногда хочется стать вновь свободной. Стать бесстрашной, уметь управлять авто и записаться в ОСОАВИАХИМ3232
  Общество содействия обороне, авиационному и химическому строительству (ОСОАВИАХИМ) – советская общественно-политическая оборонная организация (1927—1948).


[Закрыть]. И все же Иса пусть остается, в том идеальном ненаписанном сценарии найдется место и ему – молодому и талантливому кинопостановщику, который осуществит ее смелый литературный замысел. Они прославятся вместе, и все будут говорить, что до встречи с Асей Исе не так уж и везло в творчестве, но вот пришла она и раскрыла дремавший до времени Исааков потенциал.

Кстати, в тот день Иса читал еще один документ, и Ася помнит, как он негодовал, читая его. Это был протокол просмотра картины «Третья жена муллы» от 11 января 1928 года. Присутствовали те же ответственные товарищи: Сливкин, Пиотровский, Чудновский, Висковский, Скоринко.

Смотрели: картину «Третья жена муллы»

Сценарий Балагина по теме Люси Сквайер

Оператор Штерцер

Метраж 1800 м.

Тема картины – раскрепощение женщины-татарки. Действие происходит в татарском городке Крымской республики. Картина должна быть отнесена, таким образом, к разряду этнографических. По жанру это – мелодрама с большой долей комедийного элемента.

В работе режиссера наилучшими кусками следует считать именно эти комедийные куски, дающие временами характерные бытовые детали быта южного татарского городка. Ценны в картине также этнографические детали. В остальном режиссер грешит определенной «опереточностью» в подходе к материалу и характерам. «Быт» взят довольно поверхностно, проблема «раскрепощения женщины» – так же. Монтаж картины в общем ровен.

В выборе актеров трудность заключалась прежде всего в необходимости подобрать типаж «татарского городка». Ряд актеров подобран в этом смысле удачно. Следует выделить Худолеева, Новикова, Кузнецова. Удовлетворительный образ дан Барановой (Айша), значительно менее удовлетворяет Шишко (Шакир), давший излишне слащавую фигуру.

Работа операторов в общем интересна. Дан ряд любопытных кусков внутреннего Крыма и татарского городка.

Картину принять и послать на утверждение правления.

Ну ведь чушь же, ерундовина. Ася напишет лучше. Все говорят, что ей удаются письма, почему бы не испечься и другим пирожкам.

11/II 1928 г.

Москва

Дорогая Анютка!

«Ты права, потому что ты женщина!» (Кто сказал это, а? «Викторина», серия 606).

И еще права, потому что любишь меня (по твоим словам) «черненьким»…

Умиленный подобной характеристикой, целую тебя в твой греческий носик и приступаю к нашей серьезной деловой переписке так, как будто между нами никакое животное с длинным хвостом, малого роста, на четырех ногах и цвета траура в Европе (в просторечье – черная кошка) не пробегала. Прости, это я помешался на Викторине «Огонька».

Но помни, дорогая, о простой арифметике – я у тебя почти что один корреспондент, а у меня вас больше 15 человек.

Итак, Асюта-Анюта, приступим

Потрясен, поражен твоей занятостью и насыщенностью твоего делового дня. Голова кружится от перечисления настоящих и будущих профессий. Тут не то что для мужа времени не останется, тут и изменить будет некогда…

Впрочем, и муж тебе платит тем же. Судя по его усердной работе в доблестной Красной Армии, он готовится если не на Ворошилова, то не меньше, чем на Троцкого. Кстати, поздравляю твоего Красного бойца с днем наступающих праздников нашей Армии. Дай ей бог здоровья, пусть без меня попразднует. А я лучше в штатском наряде ходить буду.

Итак, мне понятен весь ужас твоего замужнего положения: работать всю неделю и в единственный свободный день (и ночь) быть занятой мужем… Впрочем, без шуток говоря, Ася, я, ей-богу, вдвойне уважаю тебя за подобный образ жизни – так редко слышишь в наши дни оптимистическую нотку в голосе молодой женщины, знающей, чем заполнить свой день, кроме флирта и пудры. Это вне всяких комплиментов. Совершенно искреннее восхищаюсь. Мне бы хотелось так же положительно думать о своей будущей жене.

Вообще же, я не скрываю, что считаю для Исы выгодной сделкой – заполучить жену с трезвым подходом к современной жизни, да еще к тому же до свадьбы невинную, если не считать некоторых небольших невооруженных глазом незаметных изъянов, нанесенных предприимчивым кузеном Дузей… Впрочем, в последнем обстоятельстве ты чистосердечно созналась у меня дома, в присутствии мужа, на суде друзей, за что тебя можно считать абсолютной девушкой. Таким образом, ты видишь, что я высокого мнения о твоей духовной жизни, хоть это и грозит мне лишениями в других областях.

Поскольку мы говорили о лишениях, я ассоциативно перехожу на свою личную жизнь. Она богата печальными анекдотами, которые можно рассказывать лично, устно, с переживаниями, с акцентом, с мимикой и вообще с душой. Иначе не стоит. Вкратце же могу сообщить следующие малоинтересные данные. Живу в том же углу за шкафом и портьерой. Счастлив окончанием «Октября» – к тому же удачным, по мнению компетентных и высокопоставленных лиц. Опечален возложенной на меня миссией наблюдать за… «монтажом негатива» (спроси у мужа – что это такое), что еще две недели будет меня изнурять. Развлекаюсь очень редко, некогда. Даже в пинг-понг не тренируюсь по неделям, ввиду чего боюсь с тобой играть. «Викториной» увлекаюсь по-прежнему. Монашеским известен поведением в московском высшем свете.