Текст книги "Люди былой империи (сборник)"

Конкистадоры из Гудауты

В юном возрасте, когда мох тления ишшо не тронул свежих ланит мягкой лапкой домового, был я канючлив и любознателен, вечно увязываясь за старшим (на 4 года!) братцем отнюдь не кроликом в егошастанья поокрестным зарослям. А зарастать в Гудауте было, ох было чему и чем! Лианы, травы, бамбуковая роща, нескончаемые деревья, кусты со стальными шипами и колючими ветвями, громадные мишени пауков-крестовиков, только что не шипевших на прохожих и не плевавших ядовитой слюной, как те кобры. И змеюк хватало.

И вот в один из походов я увязался следом за старшим, клятвенно пообещав, что ныть и канючить не буду, а наоборот, буду справным казаком, для чего на всякий случай взял с собой тайком ма-а-а-а-ленький столовый ножик размером с маленькую саблю. Клинок самый настоящий, навроде билетов Мавроди: пилит, но не режет, зато способен рубать в капусту.

И пошли они, солнцем палимы. Голимы пилигримы в шортиках. А за ВПП (взлётно-посадочной полосой) начинались густые заросли бушующих трав, безжалостных кустарников, одичавших виноградников, где лозы толщиной в руку и прочия тропическия прелести натуры, не знающей на себе благодетельного действия человеческого разума (и на том спасибо!). Мы углубились в заросли, но поход наш был недолог. Подобно доблестным конкистадорам, мы прорубали в зарослях путь в неведомые просторы, ища краткий путь к морю, на мыс под страшным названием Серая Баба.

Но натуре было суждено вмешаться в героический поход горстки отважных лыцарей без оселедцев и шаровар. Когда старший брат в очередной раз взмахнул учебно-боевым мачете, в воздух из круглого серо-жёлтого шара взвилось жужжаще-гудящее облако и ринулось на отважных путников. Лица их во мгновение ока были облеплены безжалостными насекомыми и стремительно превратились в багровые шары. Лишь поздняя догадка арьергарда, поджёгшего походными спичками сие вместилище жестокого и беспощадного яда, спасло авангард от неминуемой гибели.

Лейла Саламовна и Айдар Махмутович Исмагиловы, 1962 год.

Мама была, мягко говоря, удивлена внешним видом двух братьев, доковылявших до аэродромного шлагбаума и доставленных «дежуркой» до дома, дабы не пугать обывателей видом сим. За два последующих дня яд как-то сам собой рассосался, и домашние арестанты, сбежав на море за три километра, предались милой пейзанской утехе, уподобляясь скромным рыбарям полутропической родины своей. Что, впрочем, в геометрической прогрессии отразилось на площади младых полушарий, служивших не только для сидения на песчаных пляжах. Увы!..

Дед Салам, ППШ и царские самовары

Кубачинские и Амузгинские кинжалы, сабли и клинки не ржавели и не портились с годами, чего нельзя было сказать с полным утверждением об оружии иранских мастеров. Почти всё вооружение было инкрустировано золотом. После завершения знаменитого Бородинского сражения был отдан приказ военным маркитантам не оставлять на поле брани ни одного холодного оружия. Специальные команды интендантов ходили по месту былого сражения и собирали сабли и кинжалы.

Дагестанские ружья… были инкрустированы тонкими золотыми узорами. Правда, дальность стрельбы у них была всего 100 метров. Кстати, для дуэли поэта Михаила Лермонтова с приёмным сыном французского посла де Барантом в 1840 году были выбраны именно дагестанские пистолеты.

(Из энциклопедии оружия)

В далёкие времена прошлого века дед Салам работал военным инженером на Военведе в Ростове-на-Дону. Вообще-то он был дагестанским ювелиром и вдобавок оружейником. Делал кинжалы традиционного, тысячелетнего качества, до сих пор продающиеся на аукционах всего мира. А перед Великой Отечественной войной взяли его конструктором, как сейчас бы сказали, на военно-промышленный комплекс.

Что-то он такое изобрёл, о чём никогда не говорил, и Молотов, соратник Сталина, лично вручил ему премию плюс итальянский мотоцикл! Это было по тем временам вроде нынешнего «Мерседеса».

У деда было тогда трое детей, и он затеял, согласно кавказской традиции, строительство дома. Сначала дед Салам построил маленький трёхкомнатный домик для строителей и семьи, а на участок размером в 16 соток завёз огромное количество стройматериалов, чтобы возвести двухэтажный дом. И тут началась война.

Бабушка Хадича Абдурахмановна рассказывала, что в сорок первом году в дом вломились красноармейцы и забрали все стройматериалы для баррикад на улице Мечникова. Пообещали под расписку, что вернут их стоимость после войны. Жду до сих пор.

Немецкие танки разделали баррикады под орех, и солдаты вошли в наш домик. Бабушка говорила, что было, как в кино: закатанные рукава, винтовки, но при этом от них так воняло потом, что её чуть не стошнило.

Офицер достал разговорник, нашёл нужное место и спросил:

– Мамка, млеко, куры, яйки есть?

Бабушка возмутилась:

– Постыдись, сынок, у меня пятеро по лавкам лежат!

И закричала:

– Зибагир, Тагир, выходите!

Вышли перепуганные дети. Молодой офицер посмотрел на них, ухмыльнулся, отдал команду, и немцы пошли дальше. Это был первый захват Ростова-на-Дону. Город переходил из рук в руки несколько раз. Дед Салам ушёл на войну, вернулся раненным и контуженным, с орденами и медалями, а семья пережила оккупацию, сажала кукурузу и картошку на дальних полях, и как она выжила не знаю. Как ни странно, в шестидесятые-семидесятые годы мама, Лейла Саламовна, работала в секретном делопроизодстве в разных гарнизонах и даже в штабе авиации Северо-Кавказского военного округа, тщательно скрывая сам факт пребывания в оккупации, что при Советской власти считалось чуть ли не государственным преступлением.

Отец отслужил в авиации свои двадцать пять лет и вышел в запас. Мы вернулись из Гудаутской военной базы в Ростов. После военного городка с его закрытым режимом и достаточно интеллектуальными жителями меня поразили громадные серые заборы, злющие собаки, лаявшие из-под них, и жлобские законы. В первый же школьный день, идя домой и размышляя о философии Гегеля, – а было мне 14 лет, – я увидел пацана, вышедшего прямо навстречу. Он бросил под ноги футбольный мяч и ударил прямо мне в грудь. Я вернул ему удар и сказал интеллигентно:

– Ты что, сдурел, что ли? Я тебе щас морду набью!

И тут вышли четыре ростовских жлоба. Они шли неторопливо, вразвалку. На спине у меня был ранец из коричневой кожи, и я сразу снял его. Законы драки мне были хорошо известны. В ранце лежали учебники и тетради, и тяжёлая вещица служила хорошей защитой.

Жлобы подошли вплотную и, попыхивая «Беломором», поинтересовались:

– Ты шо мальца обижаешь?

– А вы кто такие?

– Мы ростовские, а тебя первый раз видим.

– Ну и что? У меня за спиной пистолет, между прочим!

И они начали меня бить.

Выручал ранец. Я шарахал им направо и налево, стараясь не упасть. Малец, которого я видел боковым зрением, стоял в стороне и смеялся. Я до того разъярился, что лупил по наглым мордам не глядя и отбивался ногами.

Совершенно неожиданно нападавшие побежали через улицу Мечникова и заорали:

– Гля, пацаны, он чиканутый! Хиляем!

Пошёл я домой, украшенный синяками. Пожаловался брату, кандидату в мастера спорта по дзюдо. Он только усмехнулся:

– В следующий раз свисти.

– Как это?

– В свисток! Услышу, прибегу. Не дрейфь, ещё не то будет! Или возьми с собой оружие.

Вот я и мечтал носить с собой, конечно, не громоздкий пистолет-пулемёт с неудобным круглым магазином, но хотя бы ТТ. Тем более, что рядом с нами, в подвале на углу романтической улицы 8 марта, испытывали свои смертоносные игрушки братья Толстопятовы, «ростовские Фантомасы», как их называли. Они грабили инкассаторов и обычно оставляли мешок с мелочью вместе с издевательской запиской: «Это вам на чай».

А тут ППШ!!! Было, от чего обалдеть.

В Ростове дровами печку не топят, леса мало. Так называемые «колдуны» – дальнобойщики, перевозчики угля из Донбасса – буквально в каждый дом могли привезти пять тонн топлива прямо на участок. В то время существовал такой своеобразный бизнес. Конечно, водители рисковали попасть в тюрьму за незаконный промысел. Тем не менее они привозили антрацит для простых людей.

Однажды пошёл я в угольный сарай за углем и обнаружил, что запасов топлива осталось приблизительно на неделю. Начал копать в дальнем углу, где угля было побольше, и неожиданно услышал стук металла по металлу. Задумался. Что тут ещё такое? Надел рукавицы, разгрёб антрацит и с изумлением обнаружил… самовар! Бабка Хадича всегда готовила чай именно на самоваре во дворе, и он пыхтел, олицетворяя собой домашний покой и уют. Но откуда самовар в угольном сарае? Вытащил его, слегка почистил, посмотрел на лицевую сторону: «Фабрика Баташова»! Присмотревшись, нашёл несколько медалей, среди которых была такая надпись:

«ЕГО ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ НИКОЛАЮ ВТОРОМУ ОТ БЛАГОДАРНАГО ДОНСКАГО И ТЕРСКАГО КАЗАЧЕСТВА».

Вот это, думаю, да! Начал рыть дальше. А вот и второй самовар… Керосиновый! То есть вместо топки для дров стояла в нём внизу горелка, и он на ней работал. Ну-ка, думаю, может, ещё что-то есть? В антраците, интересуясь и увлекаясь астрономией и палеонтологией, я не раз находил отпечатки древних рептилий и даже их фотографировал. Но это следы миллионнолетней давности, а тут – интересные вещи недавних лет. Рыл и нарыл! Вытянул из угля какой-то брезентовый мешок, раскрыл его и обнаружил там АВТОМАТ ППШ!

С оружием я был знаком с детства, родившись и выросши в гарнизонах, и восхищению моему не было предела.

Я тщательно протёр керосиновой тряпкой ствол, затвор и магазин, а второй, с техническим спиртом – приклад, дослал патрон в патронник и бабахнул в небо. Чуть не оглох. Побежал на улицу с удивительным названием Смотровая и стал играть в войнушку, мечтая встретиться с той оравой, которая меня чиканутым назвала.

И не заметил, что отец идёт с работы.

Он подошёл сбоку, присмотрелся, и спросил:

– Сынок, а ты что тут делаешь?

– В войнушку играю!

– А что это у тебя на плече? Автомат, что ли? Ты где его взял?

– В угольном сарае раскопал. И два царских самовара.

Всего второй и последний раз в жизни отец шарахнул мне по заднице. И приказал немедленно идти домой, сняв с меня ППШ. Через несколько лет после этого он забрил меня – в буквальном смысле, наголо, бритвой «Золинген» – в армию.

На самоварах мама, работавшая на «Ростсельмаше», какой-то кислотой в цеху свела на нет черноту, потом долго драила, и все надписи проявились окончательно.

А дед Салам после войны при переплыве через Каспий в Туркмению был обокраден, потерял все ювелирные изделия, ордена и медали, и семья осталась без средств. Там я и родился. Но это уже другая история.

Советский пистолет-пулемёт Г. С. Шпагина образца 1941 года с дисковым магазином.

Справка:

ППШ, или пистолет-пулемёт Шпагина, был заложен как идея ещё перед войной. Был, по-нашему говоря, тендер: Шпагин, Шпитальный, Судаев, Дегтярёв. Шпитальный в результате переключился на изготовление авиационных пулемётов, Судаев сделал лёгкий и удобный автомат, применявшийся в десанте, а Дегтярёв спроектировал гениальный пулемёт с дисковым магазином, применявшийся даже во время афганской войны. Я стрелял из него в 1974 году. Кроме того, в 1939 году Дегтярёв создал модернизированную модель своего пистолета-пулемёта, абсолютно похожего на ППШ. Коробчатый магазин был ёмкостью 73 патрона. Но ППД был сложен в производстве, а ППШ изготавливался методом холодной штамповки. За время Отечественной войны было сделано более 5 миллионов экземпляров.

Основным лёгким стрелковым оружием как наших войск, так и немецких, были карабины и винтовки, у наших даже допотопные мусинские девятнадцатого века, но вместе с тем и современные тогда тульские ТОЗовские (самозарядные винтовки). У немцев – карабины фирмы «Маузер». Шмайсер был, конечно, гениальный конструктор, но это московские киношники представляли немцев шагающими в бой с автоматами наперевес. А солдаты вермахта поголовно были вооружены именно карабинами. Автоматы были на вооружении спецназа и десанта.

В тюменском краеведческом музее была открыта выставка оружия от древних до нынешних времён. Почётное место занимает ППШ.

«Урал-375», Ерошка и два шпиона

 
Напиши мне, мама, в Египет,
Как там Волга моя живёт…
 

(Из популярной песни, посвящённой дружбе с арабами и строительству Асуанской плотины)

По иронии судьбы зенитно-ракетный комплекс ЗРК С–75, стоявший на вооружении ПВО Египта, назывался… «ВОЛГА»!

Две эти истории произошли во время подготовки и после окончания войны в Египте в 1973 году. «Урал-375» – потрясающий аппарат, с которым я познакомился по прибытии в Киевскую бригаду зенитно-ракетных войск. Сейчас на нём стоят дизеля, а тогда были карбюраторные двигатели с 92 (!) бензином. В народе его прозвали «обжорой» за громадный расход дорогущего топлива. Зайдя в парк с инструктором, мы обнаружили кладбище стоящих на деревянных колодках громадных монстров, практически новых, но обездвиженных. Инструктор ткнул пальцем в правый угол громадного ангара и сказал:

– Этот – ваш!

В довольно большом сомнении посмотрел я на этот полугроб и подумал: как же его с колодок снимать?

«УРАЛ-375Д». От модели «Урал-375» отличался только цельнометаллической кабиной. Полноприводный грузовой автомобиль повышенной проходимости. Производился на Уральском автомобильном заводе в Миассе с начала 1960-х годов. Использовался для транспортировки личного состава, грузов и как шасси для ударного вооружения (систем залпового огня Град и др.).

Первую свою почётную грамоту я получил за ремонт головки блока цилиндров, но, к сожалению, там не было сказано о том, что сначала нужно было стащить громадную машину в одиночку на бетонное покрытие, после чего перепроверить состояние всех систем, а далее – везде! Двигатель перебрал, слил масло из картера, заправился на КТП, куда мой ракетовоз притащили на «ГАЗ-66», поправил зеркала и поездил по гарнизону. И тут наступил сентябрь 1973 года. Египет, Сирия и другие арабы решили вернуть историческую справедливость, нанеся удар по Израилю!

Командиром бригады был польский граф Осмоловский. Имел две Красные Звезды за Вьетнам. Выйдя на плац, он хмуро посмотрел куда-то вдаль и сказал:

– Товарищи офицеры, прапорщики и личный состав! Готовьте свои внутренние резервы и технику. Нам предстоят большие события.

В этот момент из входа в КПП показался бодрый и весёлый особист майор Мухасанов. Видно было, что комбриг спиной почувствовал его приближение, и продолжил:

– Вы, надеюсь, помните: генералиссимус Александр Василич Суворов говорил, что побеждать надо не числом, а уменьем. Приказываю! Все лишние занятия отставить, проверить матчасть до последней гайки, лесные дивизионы привести в полную готовность, склады проверить, обеспечить запасы топлива и ГСМ. Особенно настаиваю на защите хранилищ, а вас (и он обернулся к бодрому особисту, торчавшему за спиной) попрошу особенно внимательно приглядывать за режимом, а то у нас такие бойцы-удальцы…

Тот ухмыльнулся и ответил: «Есть!».

Ракета ЗРК С-75М «Волхов» на пусковой установке СМ-90.

Мы, переминаясь в строю, толком ничего и не поняли. Понятно было одно: комбриг хотел поставить боевую задачу, но это делают на совещаниях с офицерами, а он хотел довести её до всех сразу, потому что жалел нас, сопливых салаг. Только сейчас, через тридцать с лишним лет, начинаю это понимать.

Началась обычная суета, все разбежались по своим делам, а я никак не мог понять: что же нам предстоит? Ближе к полуночи нас подняли по тревоге. Поехали в лес, начали грузить на «Уралы» маршевые двигатели ракет с красными дюзами. По три изделия. Вышли на шоссе в сторону Пущи-Водицы, и тут нам приказали остановиться. Особист как заведённый обходил каждую машину, заглядывал в кабину. Пошли дальше, и километров через двадцать чувствую, что мой аппарат кренится на правый борт.

Останавливаться нельзя, но если изделия свалятся, то мало не покажется. Сворачиваю на обочину, тут же подскакивает «УАЗ» военной автоинспекции с начальником автотракторной службы, и начинаются вопли. А что я могу сделать?! Одному тоже нельзя оставаться. Подошёл предпоследний «Урал», и оттуда вылез развесёлый друг мой из Вологды по прозвищу Ерошка. Начальник АТС приказал ему вместе со мной срочно ликвидировать аварию и следовать дальше. А что нам-то? Под козырёк!

Тут Ерошка спрашивает:

– Шина лопнула?

– Не знаю, я из машины даже не вылезал.

– Давай подмогну. Топор есть?

– Ты что, с ума съехал? Зачем тебе топор?

– А что у тебя есть?

– Да вон карабин со штык-ножом, бери и пользуйся.

– Выходьизкабины, – говорит Ерошка, отмыкая кнопкой штык-нож.

Вышел. Густела мгла. Фары наших машин освещали чуть ли не полкилометра дистанции. А Ерошка что-то мычал себе под нос, возясь в кабине под слабым светом тусклого кабинного фонаря. Потом попробовал: работает, и начал подавать давление на шины.

В этот момент я заметил, что справа в кустах кто-то шевелится. Будто курица. Зрение у меня было, что называется, ночное: более одной единицы. Поэтому разглядеть вражескую натуру не представляло труда.

И в сплошной темноте замечаю белый блокнот, бесшумно подхожу к Ерошке и говорю:

– Слышь, Ероха, по-моему, у нас в кустах организовался какой-то агент!

Ерошка оторвался от переключателя, задумался и сказал:

– Я однова иду из школы, баба на меня уставилась и говорит: хочешь, я тебе мандушку покажу? Пошли в кусты. И показала. Ажник три раза! Дак тебе, может, тоже блазнится?

– Ерошка, бери карабин, яодин непойду! Там точно кто-то сидит. И не шуми.

Мы зашли с тыла. Ерошка – прирожденный охотник, ходил на уток с отцом с одиннадцати лет. Да и рост у него не то что у меня, метр с кепкой, а почти сто девяносто. Он первым кинулся на агента и чуть его не задушил. Даже пытался его застрелить, еле-еле я их растащил. Блокнот мы отняли, а там – полный список нашей колонны! По цифрам. Вот тебе и благословенная Украина.

Ерошка немного передохнул, слегка побил агента, снял армейский ремень, завязал этому гаду руки за спиной, и мы потащили его к нашим «Уралам». А тут – здравствуй, жопа, Новый год – особист и военная автоинспекция (ВАИ). Вы, мол, что тут делаете, щас под расстрел! А мы показываем на агента. Наши начальники, конечно, на похвалы не щедры. Но тут растеклись. Первым делом пообещали каждому по «зэбэзухе», то есть по медали «За боевые заслуги». Помощник особиста произвел обыск агента, нашёл то, о чём я и сейчас не знаю, да и кто бы нам сказал? Ерошка сидел на обочине и курил. Вернули ему ремень, поблагодарили, мне пообещали почётную грамоту. Спасибо! До сих пор жду.

Мы с Ерошкой вернулись на базу, нам дали отоспаться. Вышли поздним утром на зарядку, подтягивались, болтали обо всём на свете и забыли напрочь о происшествии. И тут звонят из штаба бригады. Вызывают нас обоих.

Особист был, как всегда, розовощёк, деловит и подтянут. Он попросил нас присесть и начал, с наслаждением затягиваясь американским «Кентом», вопрошать:

– Ну и как вы его нашли?

Мы молчали. Кого нашли? Да фиг его знает! А на такие вопросы лишних ответов лучше не давать. Это мы уже усвоили. Всё же не мотопехота, а ракетные войска.

Особист уточнил:

– Как вы шпиона американского обнаружили?

Тут мы почти в два голоса заорали: да случайно, подкачка отказала, делали ремонт, а на борту у каждого по три двигателя, вот и нашли!

– В кустах?

Мы задумались. Ну, конечно, не совсем в кустах, а в придорожной канаве. Но трава была густая. Там не то что шпион, а целый взвод мог запрятаться. Особист повторил вопрос, не надеясь на ответ. Действительно, как в абсолютной темноте можно обнаружить человека? Но в девятнадцать лет ночью можно даже белку на сосне увидеть!

Ерошка сделал вид, что припоминает обстоятельства, и сказал:

– Дак, товарищ майор, мы же не могли машины с изделиями оставить, но они же на обочине, а пока ремонт подкачки делали, то и услыхали, что какая-то животина шевелится. Любовь уходит и приходит, – добавил он неожиданно зычным голосом, – а кушать хочется всегда! Думали, может, гусь дикий. Застрелим и пожарим.

– А куда бы патроны списывали? – ехидно спросил особист.

– Выпал случайно из обоймы при перезарядке!

– Ладно, молодёжь, идите. С вами, вижу, не соскучишься.

И мы пошли не скучать. Помолчали примерно три минуты, потом Ерошка зевнул, осмотрелся по сторонам, покопался по карманам и спросил:

– А нам медали дадут?

– Две, – ответил я, – и обе посмертно.

– Тогда, может, в самоход? У меня есть.

И мы отважно и торжественно перелезли через забор возле третьего поста, охранявшего арсенал со всякой артиллерийской начинкой и химией, и отправились в Даниловку. Там мы взяли всё, что положено отважному советскому солдату, уселись на бережку и, як кажуть на Украине, тришечки ковтнулы.

Ерошка задумчиво пожевал петрушку, добавленную к покупке, и сказал:

– Слушай, чё он от нас хтел?

(У него было такое специфическое произношение, иногда без гласных).

– А я откуда знаю? Мы с тобой памятник Ленину строили? Я трансформаторную подстанцию сооружал? А трибуну для командиров? Да! Мы люди невеликие, служим себе помаленьку, иногда грешим, конечно, однако не более начальства. Тем более, графа Осмоловского я уважаю изо всех сил, а замполита – нет! А насчёт особиста – лучше помолчим.

Не знал тогда юный салага, что пойдёт в Высшее военно-морское политучилище…