Текст книги "Общество мертвых и исключительных"

Мисс Вуд улыбнулась и сняла очки.

– Что меня выдало?

– Перламутровое свечение. – Эбель показала на сверкающие, будто намазанные дешевым шиммером, пальцы Вуд. – Это?..

– Моя аура.

– Ого… – Эбель потянулась к мисс Вуд и принялась осматривать голову, руки и, наклонившись, даже ноги директора.

– Я могу успокаивать людей, располагать к себе и избавлять ненадолго от боли. Душевной и физической. Рядом со мной всем… – Вуд пыталась подобрать слово, – комфортно. Уютно. Спокойно.

– Это вашу ауру я чувствовала ночью в комнате Соль?

– Верно. Я надеялась, она поможет тебе прийти в себя и хоть на пару мгновений забыть о том ужасе, что ты пережила.

– Это и правда помогло. Спасибо, – кивнула Эбель, – но сейчас не стоило этого делать.

– Ты права. Я перегнула. Я, как и вы, все еще учусь и познаю себя. Мне тоже дар дается тяжело.

– Вы получили его, когда были ребенком?

– Нет, что ты. – Поправив вуаль на плечах, директор села поудобнее. – Не могу сказать точно, но, думаю, это случилось со мной после… смерти моих сыновей.

– Мне интересно, как вы оказались в академии и стали директором, но не уверена, что готова сейчас вас слушать.

– А мы здесь и не для этого, Эбель.

Мисс Вуд отодвинула ящик и, погремев там вещами, достала четыре нашивки с гербом академии. Она протянула их над столом и заговорила:

– Каждый студент получает свой особенный и неповторимый дар не просто так. С человеком случается добро или зло, выступающее рычагом, спусковым механизмом. В детстве, юношестве или же во взрослом возрасте – никто не знает, когда и кто будет следующим. Никто не знает, какая сила пробудится в новой скуре. Признаться, никто и не желает этой силы. Но дар находит своего исключительного. Как однажды он нашел тебя.

Либо Эбель была все еще очарована аурой директора, либо ей действительно стало интересно дослушать историю до конца. Пусть она и не задержится тут надолго, но хотя бы поймет, чем всех так очаровала эта секта исключительных.

– С того дня ты скрывала свой дар. Подавляла, боясь осуждения со стороны. И делала все правильно, Эбель. Люди остерегаются нас. Ненавидят, презирают и желают смерти. Но не в этой академии. Тут мы под защитой мистера Хиггинса. Мэр заботится о нас, дает шанс на новую жизнь. И мы используем его с умом, Эбель. У нас есть четыре факультета, где мы обучаем скур навыкам, которые им пригодятся. Мы раскрываем их способности и направляем в правильное русло. Становимся полезными. Нужными.

Эбель все же зевнула, за что получила осуждающий взгляд Вуд. Кажется, интерес медленно пропадал. А значит, и успокаивающая аура рассеивалась.

– Факультет гражданской поддержки, – директор протянула Эбель белую нашивку, – на нем учатся скуры, которые пригодятся в городе. Например, наша студентка Норииль Селерон источает свет. Она может патрулировать город по ночам вместе с полицией, следить за порядком и даже ловить нарушителей.

Эбель вернула нашивку на место.

– Факультет помощников первых лиц. – Теперь перед лицом Эбель оказалась желтая нашивка. – Скуры, что работают с людьми, имена которых лучше не называть. Например, студент Марсель Альба, который видит исход чего-либо, касаясь человека рукой, с легкостью понимает, плохо ли закончится важная сделка. Или Аврора Бах – полная его противоположность, узнаёт все секреты и тайны людей, заглянув в их прошлое.

Директор протянула засыпающей Эбель еще одну нашивку, но та подумала лишь о том, что с радостью хотела бы оказаться в одной из картин на месте загорающей на камне леди.

– Военная оборона. Фиолетовая нашивка.

«О, как у Соль», – вспомнила Эбель пиджак соседки по комнате.

– Эти исключительные верно служат на благо своей страны. Их мистер Хиггинс отправляет подальше от Санди, в места, где люди в погонах им точно найдут применение.

– Дайте угадаю. Они отлично повинуются приказам и пересматривают «Майора Пэйна» по выходным? А, ну и верят в историю про паровозик, который смог?

– Скажи это Амее Тонаке, чьи ладони источают яд, или Ли Сэне, взрывающей вещи.

– Эм… Вы уверены, что в академии безопасно с такими-то скурами?

– Если что, нас подстрахуют особо опасные исключительные, – съехидничала мисс Вуд и повертела в руках красный герб.

– Вы тут в агентов А.Н.К.Л. играете, что ли? Или готовите новый состав мстителей? – Эбель повеселела.

Нет. Правда. Это уже перебор.

– Йонни Куагия, внушающий мысли, тоже смеялся, когда я сказала ему, что его дар – один из самых сильных и опасных. – Директор собрала нашивки и перетасовала их в руках, серьезно посмотрев на Эбель. – А какой дар у тебя? Расскажи мне.

– Я, э-э-э… – Эбель не очень хотелось говорить про призраков, преследующих ее по ночам. Она тут не задержится, а значит, ответить может все что угодно. – Я слышу тех, кого не слышит никто. Понимаю язык, так сказать, мертвого мира.

– О, не зря ты показалась мне сообразительной девочкой. – Вуд вытащила белую нашивку и протянула новой студентке факультета гражданской поддержки. – Понимание мертвых и забытых языков – ценный дар. Я даже знаю, кто именно поможет тебе его раскрыть. Вот он обрадуется. А потом ты покажешь, на что способна, лично мне. Нужно же убедиться, что ты мне не врешь?

– Поможет раскрыть? Обрадуется? Показать вам, на что способна?

Эбель не торопилась брать нашивку. Если она куда и торопилась, то только домой.

– Глаголы ты знаешь отлично, Эбель, – пошутила Вуд. – А теперь пойдем, я познакомлю тебя с нашим преподавателем криптографии профессором Джосайей Кэруэлом.

– Преподавателем… шифрологии?

– Пойдем же скорее. – Дебора вскочила со стула и, быстро обогнув стол, подняла студентку и потянула к выходу. – Не будем терять времени.

Эбель не успела ничего ответить. Молча закатив глаза, она поддалась Вуд и направилась обратно в учебное крыло.

Почему этот чертов храм называли академией, Эбель не понимала. Почему скуры называли себя студентами и ходили на какие-то выдуманные и никому не нужные пары – тоже. Зачем тут нужны факультеты и к чему готовят исключительных? И если тут все так хорошо, то почему об этом месте никто не знает? Где оно вообще находится? Эбель хотя бы в Санди? Или ее вывезли в какой-нибудь Монток, где люди верят в перемещение во времени и ставят эксперименты над бедными енотами? Сколько вообще Эбель лежала в гробу? А может… Может, она все-таки умерла? Может, она так и осталась лежать в земле? И все это долгий предсмертный сон?

Волна страха окатила Эбель, тело зазнобило.

– Мистер Кэруэл!

Жужжащий голос мисс Вуд раздался где-то далеко, будто за толстой стеклянной стеной, которая стремительно трескалась и готовилась лопнуть. Перед глазами, чередуясь с яркими вспышками, летали слова. Они пытались вырваться наружу, но раз за разом врезались в стекло.

«Я привела вам… но… вую студентку и – я умерла, умерла, умерла – на… деюсь, помощницу!»

В голове все перемешалось. Собственный голос стал тихим, еле уловимым, и из горла, которое сдавливали невидимые холодные руки, вырвался лишь хрип. Скулящий, жалобный. Предсмертный. Как тогда… в гробу… Перед тем, как Эбель почти сдалась и проиграла в схватке со смертью.

– Это Эбель Барнс. Я буду признательна, если вы поможете ей тут освоиться.

От голоса Вуд Эбель затошнило. Вообще от любых звуков ей сейчас становилось хуже. Вот бы все просто замолчали. Вот бы…

– Мисс Барнс? – мужской баритон пронзил голову, словно тысячи острых иголок.

Стеклянная стена все-таки лопнула и, разлетевшись на невидимые осколки, вонзилась в тело Эбель. Эбель схватилась за виски и сдавила их так сильно, как только могла. Вчера она лежала в гробу, но, кажется, умрет сейчас – и не на кладбище, а в хреновом кабинете хренова криптолога.

– С вами… все… в порядке? – Мужской, смазанный от слез силуэт двинулся к Эбель, и солнечные лучи, до этого врезающиеся в его спину, обожгли ее лицо.

Ответить она не смогла, но, кажется, за нее все сказали позеленевшее лицо и покрасневшие глаза.

– Воды! Срочно!

Каждый звук причинял невероятную боль. Нестерпимую. Ужасную. Медленно убивающую.

Я умру, я умру, я умру…

Слова разъедали мозг изнутри. Пытались достать воспоминания, напомнить о забытых днях, о матери и отце, о темноте под крышкой деревянного гроба. Они забирали Эбель в ад, в котором она должна была сгореть.

– У нее паническая атака, – догадался профессор.

«Закрой свой рот, хренов умник!» – разозлилась Эбель.

Она задыхалась. Царапала горло, спешно пытаясь расстегнуть трясущимися руками пуговицы на сарафане, и давилась слезами. Ноги предательски подкосились, но сильные руки поймали Эбель под локти, так и не дав упасть на пол. Ее усадили на стул, собрали волосы в хвост и принялись тыкать стаканом воды в лицо, но Эбель, кряхтя, хотела лишь набрать побольше воздуха в легкие.

Я умру, я умру… я…

– Все в порядке, милая! Все хорошо, – раздался рядом с ухом голос Вуд, и теплая рука легла на холодную грудь Эбель.

Горячая волна, словно электрический разряд, прошлась от кончиков пальцев ее ног до макушки и, остановившись в голове, медленно растеклась в ней патокой.

– Как ты? Пришла в себя? – медленно прошептала директор.

Она не отошла от Эбель и теперь гладила ее по спине, успокаивая.

– Дыши медленнее. – Мужчина, очень высокий и худой как палка, сел перед Эбель на колени. – Вдох, выдох… Вдо-о-ох, вы-ы-ыдох.

Эбель невольно повторила за ним.

– Что ты видишь за моей спиной? – спросил он.

– Окно… – все еще задыхаясь, ответила ему Эбель.

– И все? Кажется, там…

– Парты, стулья, стены, книги, – разозлилась Эбель. – Я не ребенок, меня не надо успокаивать таким тупым способом.

Тем временем дыхание приходило в норму.

– Сколько тебе лет?

– Девятнадцать. А вам?

– А мне побольше, чем тебе. – Профессор ухмыльнулся и вновь протянул стакан воды, который в этот раз Эбель приняла.

– Попей, девочка, – погладив ее по голове, попросила Вуд.

Директор источала розоватый свет и блестела, как Эдвард Каллен на солнце. Первый раз за день Эбель не хотела, чтобы та уходила и замолкала.

– Спасибо, мисс Вуд. – Сделав пару глотков, Эбель глубоко вдохнула и выдохнула.

– И часто у тебя такое? – Мужчина выпрямился и отряхнул складки на твидовых брюках. – Ну, я имею в виду панические атаки?

Он облокотился на парту, вновь закрыв собой солнечные лучи.

– А вы учитель или врач? Хотите поставить мне диагноз? Или дать совет, какие таблетки стоит пропить?

– Хочу узнать о состоянии моей новой подопечной. Всего лишь проявляю вежливость.

Он поправил воротник бежевой рубашки и оттянул вниз вязаную жилетку. Косясь на директора, он ждал поддержки, но та была сосредоточена лишь на Эбель. И Эбель это, кстати, помогло. Она и думать забыла про то, что минуту назад чуть не умерла прямо на этом деревянном лакированном полу.

– Вот вы и познакомились. – Директор, последний раз погладив Эбель по спине, отошла от нее. – Это Джосайя Кэруэл. Преподаватель криптографии и твой… – она опять пыталась подобрать слова, – опекун?..

– Ну, опекун – это сильно сказано. У нее есть мать, а значит…

– У меня нет матери.

Улыбку Шейлы перед смертью сложно было забыть. И полные надежды глаза всякий раз, как она приводила дочь в церковь, – тоже. Лучше бы у Эбель не было матери, чем та, кто вместо сказки перед сном читала ребенку молитву, изгоняющую дьявола.

– О… – брови Джосайи поползли вниз, – сочувствую, – и так же быстро вытянулись в ровную линию. – Но опекуном меня все равно не назвать. Преподаватель, помогающий освоиться и нагнать материал? Да. Но не отец, контролирующий капризную дочь. А так, можешь обращаться ко мне за помощью в любое время дня и ночи. Окей? – щелкнув пальцами, подмигнул он.

– Не говорите так, если вам больше сорока. Окей? – передразнила его Эбель.

– Мне меньше сорока, – улыбнулся тот. – Но больше девятнадцати. Поэтому, пожалуйста, не дерзи мне. Окей?

Мисс Вуд встала между ними, пытаясь разрядить обстановку. Ну святая женщина, ей-богу…

– Способность Эбель вам очень понравится, Джосайя.

– Даже не знаю, что сможет меня удивить.

Профессор, стуча каблуками лакированных ботинок, вальяжно прошел до своего стола и, сев за него, открыл толстую книгу.

– Она понимает язык мертвых, – горделиво произнесла Вуд.

– Санскрит? Шумерский? Древнегреческий? – тут же набросился Джосайя. – Может, язык майя?

– Это она расскажет вам сама, а я смею удалиться по срочным делам. – Посмотрев на часы, она сложила руки в замок. – Приходи в себя, Эбель. И если вдруг захочешь поговорить о вчерашнем, то знаешь, где меня искать.

Оставив за собой последнее слово, Вуд попрощалась и вышла из кабинета.

– Так что? Какие языки ты понимаешь? – Джосайя уставился на Эбель, которая теперь чувствовала себя максимально неловко.

– Я не уверена… Я… – мямлила она, сама не понимая, о чем вообще говорит.

– И это не удивительно. Мертвые языки утратили свои коммуникативные функции. Сложно сказать, какой язык умер и какой ты так легко понимаешь. А вообще ты знала, что по статистике ЮНЕСКО почти половина языков мира находится под угрозой исчезновения? Каждые две недели человечество теряет один язык. А вместе с ним и целую культуру отдельного народа! – Джосайя вскочил и, размахивая руками, принялся болтать без умолку: – Сейчас в мире насчитывается двенадцать мертвых языков. Сколько из них понимаешь ты?

Эбель скорчила гримасу, выражая эмоцию, которую сама-то плохо понимала.

– Эм…

– Только не говори, что все?! – Лицо Джосайи озарила улыбка. – Господи Боже, вот это тебе повезло! Невообразимо! – Он завис на пару секунд, воодушевленно рассматривая лицо Эбель. – А знаешь, я прямо сейчас направлюсь в библиотеку за книгами по санскриту! Начнем с него. Нет! Еще возьму латынь! И древнегреческий!

– Но…

С одной стороны, Эбель была рада, что этот зануда сейчас уйдет на поиски своего драгоценного клада, а с другой, она не хотела потом весь этот драгоценный клад разгребать.

– Зайди ко мне завтра после занятий. Я отдам тебе все книги и наработки. Расскажу о том, что знаю сам, и поделюсь интересными идеями!

Джосайя было направился к двери, но почему-то остановился.

– Ты же завтра будешь тут? В смысле, не сбежишь из академии?

– С чего вы взяли, что сбегу?

Эбель подловили, и она хотела знать, где прокололась. Как выдала себя?

– Ты не первая студентка, в глазах которой я вижу презрение и непонимание.

– И много таких было?

– Немного. И скурское кладбище вместило каждую из них.

Эбель оцепенела. И даже не от прямоты профессора, а от страха, что ее вновь настигнут ужасные воспоминания о прошлом дне.

– Вы все-таки умеете шутить? Я-то думала, вы безнадежны.

– Я не шучу, Эбель, – с серьезным лицом произнес профессор и, подойдя ближе, заговорил: – За стенами академии опасно. Ты не просто так оказалась здесь. Сюда попадают самые… самые исключительные из всех исключительных. И это место для каждого является последним шансом на новую жизнь. Даже для меня. Для Деборы Вуд. Для смотрителя кладбища и любого студента, которого ты встретишь в коридоре. Просто так сюда не попадают. Храм принимает не всех. Только тех скур, над которыми жизнь поиздевалась сильнее, чем над другими. Разве твой путь сюда был легким? – Джосайя не дал Эбель времени ответить. – Могу поспорить, что нет. И твои панические атаки – тому подтверждение. Твой колючий характер, острые зубы, которыми ты готова вцепиться в глотку любому из нас. Все это говорит мне о том, что ты пережила ужасные вещи.

Эбель не заметила, как быстро забилось ее сердце, предательски подтверждая каждое сказанное Кэруэлом слово. Надо признать, он знал, куда давить, лучше, чем директриса. Его рычаги сработали. Эбель была готова сдаться.

– Тут все прекратится. Ужасы закончатся. Страх отступит. Тревога тоже уйдет. Мы все, оказавшись здесь, поначалу не верили в это. Собаке, которую били годами, сложно привыкнуть к руке, что теперь нежно гладит по голове. – Джосайя положил тяжелую руку на плечо Эбель. – Мы тебе не враги. Я обещаю, что помогу освоиться. – Он заглянул в голубые, покрасневшие глаза Эбель. – Окей?

Отчего-то ему хотелось верить. Странно, ведь успокаивающая аура была у Вуд, а не у него.

– Я же просила не говорить так, – улыбнулась Эбель.

– Я перестану, если завтра увижу тебя на шифрологии. – Джосайя, улыбнувшись, наконец отступил. – Подумай, почему ты оказалась тут? Для чего? И ты удивишься, когда найдешь на это ответ.

Он, почти подскакивая, видимо радуясь своей победе, подошел к двери.

– Но успокоительное все-таки выпей. – И оставил Эбель в кабинете, пропахшем книжной пылью и кедровыми духами.

– Душнила, – проводив его взглядом, шепнула Эбель.

Каждой скуре достается свой уникальный дар. Нет человека, похожего на тебя. Нет и способностей, что, словно дешевые духи из «Волмарта», носит каждая уважающая моду школьница.

На самом деле Эбель была одной из них, ну, из тех девочек, которые за пять долларов покупали подделку на Lost Cherry от Tom Ford и, надушившись ею с ног до головы, разгуливали по школьным коридорам в надежде подцепить красивого мальчика. Эбель не любила отличаться от других. И ее белые волосы, вздернутый нос и пухлые губы лишний раз подтверждали то, что ничего нестандартного в ней нет. Обычная внешность обычной американки. Обычное поведение, обычные друзья, обычные интересы.

Так было до момента, когда ночью к ней пришел призрак. Тогда и началась ее необычная жизнь. Чертовы мертвяки являлись к ней каждую ночь на протяжении четырех лет. И Эбель помнила всех.

Словно проживая день сурка, она была готова поверить в Бога и вместе с матерью молиться перед сном. Но ей ничего не помогало – призраки не уходили. Оставалось лишь принять, что Эбель Барнс – очередная презираемая людьми скура и что призраки, поселившиеся в ее комнате, никуда не уйдут. Возможно, даже после ее смерти они будут таскаться за ней и, гнусавя на ухо, молить о помощи.

Эбель не понимала, почему этот дар достался именно ей и почему в мире больше нет того, кто помог бы ей разделить эту участь. Вышло как-то нечестно. Интересно, тому, кто раздает людям все эти способности, так не кажется? Если нет, то он явно бесчувственный болван.

– Вон та девчонка, видишь? – указала Соль пальцем на стол, где сидела кореянка с белой нашивкой. – Ее зовут Хичжин, и она дышит под водой.

Эбель было откровенно плевать, кто, где и чем дышит. Она метнула взгляд в сторону студентки и быстро опустила его обратно, в тарелку с куриной ножкой, брокколи и вареной картошкой.

Соль нашла блуждающую по заднему двору Эбель сразу после обеда, когда одни студенты вернулись на пары, а другие, расположившись на гниющих скамейках, громко болтали и смеялись, наслаждаясь то ли потеплевшей погодой, то ли окончанием уроков. Соль на удивление не допрашивала Эбель. Заметив, что та любуется храмом (хотя на самом деле Эбель искала тропинки, по которым ночью сбежит домой), Соль неторопливо подошла к ней со спины и, в шутку напугав новую подругу, протянула ей яблоко, которое давали на обед. Эбель не хотела есть, но от яблока не отказалась. Непонятно, где она находится и сколько ей идти до ближайшей дороги. Лучше иметь небольшой запас еды, чтобы, если заблудишься, хотя бы не умереть от голода.

Оставшийся день Эбель проторчала в комнате. Обняв колени, она сидела на кровати и смотрела на форму, аккуратно сложенную, немного потрепанную и явно неновую. Мысли мучили ее. Она не понимала, хочет ли остаться тут. И, следуя совету Кэруэла, пыталась найти ответ на вопрос: что она здесь делает? А еще пыталась не сойти с ума, ведь из их окна открывался вид на кладбище и кресты, торчащие из земли.

Вечером Соль удалось вытянуть Эбель на ужин. Она не сильно сопротивлялась. Ее быстро выдал урчащий живот, который, кажется, уже начал переваривать ее органы в желчи. Или это была изжога от тревоги, осевшей на внутренностях.

– Тебе стоит познакомиться с Хичжин, – не унималась Соль, – она все-таки на твоем факультете.

Эбель закинула в рот брокколи и, плохо прожевав, проглотила ее. Девушка, представившаяся, кажется, Армирой, сидела с ними за столом и, косясь на новенькую, толкала локтем парня, который делал вид, будто смеются они не над Эбель.

– А вон, – Соль выискивала новых жертв, – тот белый, – так Соль называла студентов гражданской поддержки, – что носит с собой маленькие мешочки с песком. Это Колм. Он тоже с твоего факультета.

Эбель наклонила голову влево и увидела взъерошенного блондина, одиноко сидящего за столом у стены. Он озирался по сторонам и, встретившись взглядом с Соль и Эбель, вскочил и ушел из столовой. М-да. Отличный состав героев по спасению мира.

– Тут много хороших ребят. – Соль наконец успокоилась и положила в рот кусок уже остывшей еды. – Нас мало, поэтому запомнить всех по именам и способностям будет легче легкого.

– Главное, запомни меня, вишенка.

Из-за спины Соль появился Ноа и, поставив на стол поднос, подвинул Армиру и ее парня.

– Задницы поднимайте, – обратился он к ним, – и проваливайте.

Мальчик с желтой нашивкой хотел что-то ему ответить, но Ноа столкнул его сумку на пол и, быстро заняв пустое место, сел рядом с Соль. Та закатила глаза.

– Завтра расскажешь мне, над чем вы так смеялись, – кинул Ноа парню со своего факультета в спину.

– Мудацкий мудак тут как тут. – Соль демонстративно отодвинулась от Ноа.

– И я рад видеть тебя, зануда.

Соль набрала побольше воздуха, чтобы ответить ему, но он оказался быстрее.

– Ну что? Как первый день в академии? – обратился Ноа к Эбель. – Как настроение? Видок у тебя, конечно, не самый свежий. Но мы и не на пляже в Малибу.

– И ты не спасатель в красных плавках. – Настроение Эбель сразу поднялось.

Может, хоть с ним станет веселее в этом обветшалом храме и пропахшей вареными овощами столовой.

– Могу им стать, вишенка. Только попроси. – Ноа трубочкой проткнул пакет с молоком.

– Какой же ты мерзкий, Ноа… – Соль отобрала его молоко и, сделав пару глотков, вернула пакет. – Только об одном и думаешь. Лучше бы занялся уроками. Ты подготовился к факультативу по риторике?

– А ты научилась складывать в уме два плюс два?

Кажется, математика была единственной слабостью Соль. И единственной силой Ноа.

– Замолчи, болван, – обиделась Соль.

– Я бы и не начинал, если бы ты не…

– А где новенький, о котором ты говорил утром? – перебила их Эбель.

Интересно, он так же, как и Эбель, мечтал о побеге или, набивая желудок бесплатной едой, радовался, что наконец обрел новый дом? Ему мисс Вуд тоже промыла мозги? Нужно с ним поговорить. Узнать, что он думает про академию.

– А, вон он… – Ноа встал, задев стол, и махнул рукой, подзывая новенького. Тот как раз накладывал в тарелку мясную подливу. – Эй, Редж, давай к нам.

Эбель развернулась, ища новенького взглядом. Пытаясь вспомнить, как утром выглядел Ноа, она искала высокого плечистого брюнета и, найдя, замерла.

Как и он.

Они уставились друг на друга, словно один из них был испуганным оленем на охоте и ждал выстрел, что пронзит сердце, а второй – охотником с натянутой тетивой. И неясно, кто был кем. Было очевидно лишь то, что они оба не были готовы к этой встрече.

Непонятное предчувствие окутало разум Эбель. Она не знала Реджиса. Видела его впервые, не считая перевоплощения Ноа. Но этот взгляд, пронзающий до костей, ледяной, как глыбы в Антарктике, отчего-то пугал ее. Каждый вдох наполнялся тревогой, словно любой изданный звук, любое мимолетное движение предвещали бы неминуемую опасность. Страх проникал все глубже, оставляя чувство безысходности. Будто загнанный зверь, которому некуда бежать, Эбель вцепилась в стол и, сжимая в руке вилку, надеялась, что Реджис к ней не подойдет. Но он, задерживая очередь из голодных студентов, будто оцепенев, не отрываясь смотрел на Эбель. Его руки сжали поднос. Тело напряглось. Плечи распрямились. Острый кадык дернулся, а на скулах заходили желваки.

– Ну же, Редж! – поторопил его Ноа.

Ну же, Редж, стой, где стоишь… Не подходи. Ради всего святого. Не подходи.

– Что это с ним? – Соль заметила его странное поведение.

– Реджис! – опять крикнул Ноа.

Но тот не слышал его. Не слышал кричащих за спиной студентов. Не видел снующих перед носом людей. Он смотрел лишь на Эбель. И страх его сменился гневом. Он разозлился – то ли на себя, то ли на нее, то ли на скуру, что дернула его за плечо. Швырнув на свободный стол поднос, Реджис наконец опустил глаза и в спешке покинул трапезную.

Эбель выдохнула и разжала онемевшую руку. Вилка громко ударилась о стол, и в повисшей тишине все уставились на Эбель. Потом на стекающую со стола мясную подливу – и обратно.

– Не парься, – улыбнулся Ноа, – все смотрят на меня. Я тут пользуюсь успехом. – Он подмигнул какой-то скуре и, пафосно развалившись за столом, поправил кудрявые волосы.

– Что это, мать его, было? – озвучила вопрос всех в столовой Соль.

– Хотела спросить это у вас. – Эбель схватила стакан воды и осушила его.

Реджис будто высосал своим взглядом из нее не только рассудок, но и всю кровь.

– А что было? – Ноа удивленно осмотрелся по сторонам.

Студенты, так и не дождавшись ответа, вернулись к своим делам и сплетням.

– Реджис был сам не свой.

– Ну, чувак первый день в академии, Соль. Ты ходила такая же ошарашенная, как и он. Дай ему привыкнуть.

– Почему он так странно смотрел на тебя, Бель? – Соль поняла, что с болваном по левую руку нет смысла разговаривать. – Вы знакомы?

– Я первый раз его вижу.

Мурашки побежали по спине, стоило Эбель вновь вспомнить взгляд Реджиса.

– Да забейте. – Ноа потряс пакет молока и, поняв, что там пусто, покосился на Соль. – Мы тут все со странностями.

– Кстати, на какой факультет его распределили? – Соль перехватила уже свое нетронутое молоко, и Ноа, громко цокнув, скрестил руки.

– Особо опасных.

– Черт… – Эбель стало не по себе.

– Он самый, вишенка. Он самый.

Спальный корпус погрузился в темноту. Задув свечи в коридоре, мисс Вуд пожелала всем спокойной ночи и, вернувшись в свой кабинет, оставила студентов в одиночестве. Соль говорила, что нужно прождать час, пока Вуд или любой другой дежурный преподаватель не уснут. После этого тишина сменяется смехом, а фитили свечей вновь загораются. Правда, сама Соль, кажется, редко дожидалась веселья.

– Странный сегодня был день, – зевая, сказала она.

Подперев подушкой голову, она укуталась в одеяло.

– Странный, да.

Эбель хотела, чтобы Соль поскорее уснула. Сидя в столовой, она приняла окончательное решение бежать. Вернуться домой и узнать, почему последние воспоминания были именно о матери. Эбель отгоняла мысли, что она могла быть ее убийцей, хотя вряд ли бы этому удивилась. Но начать надо было с малого. А именно с расспросов. Главное, чтобы Шейла снова не сдала ее в психушку.

– Кстати, я подслушала ваш с Вуд разговор, – не кривя душой, призналась Соль.

– Плевать, – честно ответила Эбель.

– И с Кэруэлом тоже.

– Класс.

– Я знаю, что днем тебе было плохо. Это из-за вчерашнего?

Эбель смотрела в трещину на потолке, представляя, как она разрастается все больше и больше. Как разрывает комнату на части. Осыпается штукатуркой на голову и, быстро сбегая по стене, ломает пол, оставляя Соль по ту сторону обрыва.

– Да. Из-за вчерашнего, – тяжело выдохнула Эбель.

– Я могу тебе как-то помочь?

– Сомневаюсь.

Эбель показалось, что Соль, перевернувшаяся на спину, была обижена.

– Мне надо понять, как я вообще оказалась в гробу. Вспомнить то, что я почему-то забыла, – пояснила Эбель, и Соль вновь легла на бок.

– Я подумаю, как можно вернуть тебе память. Не переживай, мы со всем разберемся.

– Ага, – усмехнулась Эбель.

Соль – просто невозмутимая милашка.

– Теперь у тебя есть я. – Соль опять зевнула. – Обращайся ко мне, если что. Я всегда тут. На соседней кровати.

Эбель тоже зевнула, но так и не ответила ей.

– К Ноа тоже можешь обращаться. Он хоть туповат, но может быть полезен… – Соль, причмокивая, начала проваливаться в сон.

– Спокойной ночи, Соль.

– Спокойной ночи, Бель. Ты мне, кстати, так и не рассказала, как там в аду. Напомню тебе об этом завтра. А пока отдыхай, – пробормотала она сквозь улыбку, еле выговаривая и растягивая слова, и в конце концов уснула.

Черт. Соль опять заставила Эбель сомневаться в своем выборе.

Теперь она вновь не знала, что ей делать. Остаться? Или бежать? Довериться? Или отступить, как она делала последние четыре года? Ей обещали помочь. Окружили заботой. Сказали, что тут ей ничего не угрожает. И Эбель почти поверила в это. Потому что хотела. Хотела остаться и, сидя с Соль в комнате, по вечерам перемывать косточки знаменитостям, слушать музыку, танцевать, ходить на пары, влюбляться, веселиться и… жить как обычный человек. Кажется, это был ее шанс начать новую жизнь. Оставить за стенами академии страх и тревоги. Перестать притворяться. Бояться.

Но…

Но Эбель должна была умереть. Сгнить в гробу из орешника на кладбище, где хоронят исключительных. Она не просто так оказалась под землей. Ее не просто так хотели убить. Надо узнать лишь кто и зачем. И в академии шансов на это у нее явно маловато.

Нет. Ей тут не место. И пока Соль не проснулась из-за шума за стеной, Эбель нужно убежать. Хорошо, что, кроме яблока, ей ничего не нужно тащить с собой. Жаль только, Соль расстроится из-за одежды, которую Эбель так и не сможет ей вернуть.

Ночью опустевший храм был особенно красив. Днем Эбель не смогла разглядеть в нем чего-то особенного. Лишь витражи в большом зале и лики святых, пугающе смотрящих прямо в душу, вызвали мурашки. Но сейчас… Сейчас собор преобразился. Каждый темный уголок манил к себе, каждый блик от тихого пламени восковых свечей заигрывающе плясал на каменных стенах. Сквозняк медленно раскачивал подвесные канделябры.

Это таинственное место напиталось мистикой. Магией, искрящейся под потолком. Древними тайнами, темными знаниями, от которых трепетал воздух. Эхо каждого шага уносилось вглубь коридора и, теряясь в его лабиринтах, разбивалось о стены.

Стоило выйти на улицу, как холодный влажный воздух сразу накинулся на нее. Спрятав кулаки в кофте, которую Эбель решила забрать (будем честны – украсть) как воспоминание о том, что все это было не сном, она накинула на голову капюшон и пошагала через двор.

Не оборачивайся. Не оборачивайся, дура!

Но, так и не послушав себя, Эбель развернулась. Тянущийся по разрушенным камням плющ был на своем месте. Чернеющая плесень в фундаменте собора тоже. В окнах отражалась луна, а острые ветки покачивающихся на ветру безжизненных деревьев царапали стекла. Эбель хотела увидеть что-то, что ее остановило бы. Бегущую за ней Соль, сидящего на подоконнике голого (а он точно был бы голым) Ноа, наблюдающего за ней Кэруэла и даже пугающего Реджиса. Хоть кого-то. Хоть один повод, чтобы вернуться и вновь зайти в двери академии.

Но внутренний двор встретил Эбель лишь скрипящими ставнями, воющим ветром и криками ворон, доносящимися с кладбища. Оно будто звало к себе, и, повинуясь зову, Эбель покорно пошла по тропе, ведущей в могильную тьму.