Текст книги "На неведомых тропинках. Шаг в темноту"

Я особо не интересовалась, кто где живет, Юково – село большое. Как оказалось, зря, от некоторых домов надо держаться подальше. Например, от серого кирпичного двухэтажного с плоской крышей, покрытой листовым железом, пятого к западу от Центральной по улице Марта.

Меня привлек тихий скулеж, в первый момент я подумала о собаке, вернее, о щенке. Но ни будки, ничего подобного перед домом не было, как и забора, не приняты они в нашей тили-мили-тряндии. Я подошла ближе и поняла, что звук идет из подвального окошка у самой земли, размером не больше пары кирпичей, если бы их вынули из кладки, пролезла бы разве кошка. И там в темноте кто-то скулил.

– Эй, – тихо позвала я, наклонившись с отдушине.

– Я больше не могу ходить, – с надрывом заплакали с той стороны. Голос был женский, молодой и обреченный.

– Что? – переспросила я.

Из отверстия высунулась рука. Света луны хватило, чтобы рассмотреть все в деталях. И запомнить. Тонкие девичьи пальцы, сломанные ногти, светлая, почти прозрачная кожа, которую грубо прорывали какие-то округлые пластины, стоящие торчком. Это чешуя… Помогите мне, святые, настоящая рыбья чешуя, только в два раза крупнее. Вокруг разрывов уже засохли зеленый гной и сгустки крови. Рука заскребла по земле.

– Я не могу ходить… Больно-о-о… У меня больше нет ног, – тонкий жалобный скулеж, в котором осталось слишком мало человеческого.

Я попятилась, запуталась в собственных ногах и упала на задницу. Рука в последний раз сгребла мусор и исчезла.

Хотела бы я сказать, что пошла, забарабанила в дверь и потребовала освободить несчастную. Или еще лучше, сбегала за серебряной вилкой, подобно супергерою, пробралась в дом, покарала хозяев и спасла пленницу. Увы, не могу. Я бежала обратно без остановки и остаток ночи, забравшись под одеяло с головой, пыталась убедить себя, что ничего не было. Тогда, в первый раз, пришло сомнение, а не слишком ли темна и глубока для меня кроличья нора.

Уже потом я выяснила, чей это дом. Черного целителя я видела один раз, и то издалека, что меня полностью устраивало.

Пашки не было уже минут пять. Я огляделась и подергала ногой, стараясь сместить ножик еще немного в сторону. Лежа вдоль ступни, он причинял не столько боль, сколько неудобство. Будем считать первый опыт в качестве секретного агента, вооруженного тайным оружием разрушительной силы, состоявшимся.

Из дома баюна вышла понурившаяся явидь. В принципе все было понятно по ее внешнему виду.

– Он сказал, что если мы приблизимся к его дочери, будем на главной площади макарену танцевать. Три дня. Голыми, – подруга была смущена или мастерски отыгрывала смущение, не помню, чтоб кто-то из местных сильно стеснялся наготы. – И больше ничего слушать не стал.

Я похлопала ее по плечу, чтоб не расстраивалась зря, и пошла по грунтовке, огибающей село и уходящей в лес. Подруга сделала пару шагов следом и остановилась.

– Удачи, – донеслось мне вслед.

– Со мной не хочешь? – Я обернулась, и вопрос вырвался прежде, чем я успела его сдержать.

– На землю детей мне хода нет, – Пашка оскалилась. – Есть там один… как вспомню, так когти сами собой выпрыгивают, так хочется ему в морду запустить, – явидь спрятала руки за спину. – Пойду тоже ставку сделаю. Не подведи.

Меня отпускали. Может, я была капельку несправедлива к ней и она действительно хотела помочь, а не отвлечь?

Лес в нашей тили-мили-тряндии и лес в обычном мире – два разных явления. Редкий ельник, и подавляющая вышина стволов великанов. Те, кто хоть раз проходил по стежке и имел возможность сравнивать, знают, каким пугающе большим все становится. Стежка, как линза, увеличивает все, что видит. Был лесок – стали непроходимые дебри, был заросший пруд с лягушками – разольется озеро, глубину которого не измерить, а уж кто в нем живет, лучше вообще не выяснять. Яркий заливной луг сменится зарослями толстой мясистой травы выше человеческого роста, эдакий газон для великанов. Что тому виной? Стежка все меняет? Или наша тили-мили-тряндия всегда была местом, где все «слишком»?

Что такое стежка по сути? Это дорога. Тропа по «одеялу мира». Вот она идет по лицевой, а вот ныряет на изнанку. Тот, кто идет по ней, и ныряет вместе с ней. Стежка никогда не кончается. Их много, иногда они пересекаются, и получаются крестовые стежки. А иногда не пересекаются. Наша стежка, что проходит через Юково, линейная, перед селом ныряет в глубь мира, а за озером выныривает обратно в человеческий мир, словно усердная мастерица прошивает, «простегивает» ткань реальности. Игла на одной стороне, игла на другой, и тянется за ней нитка-стежка, не такая уж и заметная, пока не приглядишься повнимательней.

Я присела на поваленный ствол, заросший лишаем, и наконец-то переложила «оружие против зла» обратно в карман. Самое время подумать над маршрутом.

Как быстрее всего добраться до filii de terra? Есть два варианта. Первый, и самый очевидный, на него, я уверена, сейчас делает ставки большинство моих соседей, это шагнуть прямо отсюда, не выходя в обычный мир. Взять отклонение несколько градусов в сторону, идти по нему, как по кругу, не обращая внимания ни на рельеф, ни на ландшафт. То есть все время поворачивать, идти по спирали, ввинтиться в мир еще глубже. В человеческом мире такой номер не пройдет, а в этом – пожалуйста. Такой путь из любой точки нашей тили-мили-тряндии, если эта точка находится под открытым небом, а не в доме, приведет тебя в самое безопасное место на свете. Минус этого способа один – время. Никогда не знаешь, сколько витков придется сделать, пока земля детей услышит твой пеший призыв и откроет проход. Семеныч пытался провести параллели и рассчитать пропорции, чтобы выявить зависимость между точкой нахождения и скоростью «ввинчивания». Вроде как без особого успеха, правда, со мной он результатами не делился.

Есть еще один путь. Если входов в filii de terra множество, и каждый может в любой момент создать новый, выходов на весь континент около сотни и все они фиксированные, то есть, по сути, обычные стежки – дороги, всегда находящиеся в одном и том же месте и соединяющие пункт А с пунктом Б напрямую классическим способом, а не по спирали. И да, ничто мне не мешает войти в filii de terra через выход. И да, одна из таких дорог проходит неподалеку. Нужно пройти по нашей стежке дальше, пока она не вынырнет за озером, а потом на север километров двадцать. Выиграю я здесь не по расстоянию, а по времени, ведь эта долгая, навскидку часов шесть – семь, прогулка пройдет по миру людей, а здесь минет минут сорок от силы.

Я встала, подтянула лямки рюкзака, попрыгала на месте. Ничего не мешает, не болтается. Впереди меня ждал долгий переход. Было скорее позднее утро, чем день. Если все удастся, если с Алисой все в порядке, я вернусь в Юково еще до темноты. Если нет… тогда и возвращаться, по сути, незачем. Я отогнала плохие мысли, не могу позволить себе эту роскошь, потому что тогда буду способна только на беспомощные метания и слезы, а это самый хреновый путь.

Впереди очень долгий день.

Но вопреки данному слову не думать о плохом не получалось, черные картинки ближайшего будущего одна за другой все равно вставали перед глазами. Это как с насекомыми: чем больше стараешься, машешь руками, тем сильнее они вокруг тебя вьются. От кошмаров наяву тоже сложно избавиться, особенно если очень стараешься. «Попробуй-ка не думать о синей обезьяне». Комок подкатывал к горлу, а ноги невольно ускорялись, едва не срываясь в бег. Одной рукой я раздвигала высокую траву, всматриваясь в поросший камышами берег, вторую сжимала в кулак. Надо рассуждать логически. Filii de terra не зря назвали самым безопасным местом этот мира. Даже зная дорогу проникнуть в него непросто, и многие могут сутками напролет ходить по спирали, но путь на землю детей так и останется для них закрытым. Желание попасть туда должно быть сильным и обоснованным. Тебе действительно до зарезу должно быть необходимо попасть на остров детей. Только бескомпромиссное желание будет той силой, что постучит в невидимые и неосязаемые двери filii de terra.

Это сейчас на нашу тили-мили-тряндию наброшен легкий налет цивилизованности. Очень легкий. Понадобится, скинут в один момент и схватятся за каменные ножи, как в эпоху истребления, принятую еще называть временем, которое проклинают. Хотя зачем заглядывать так далеко, еще лет сто пятьдесят назад, по внутреннему кругу стежки в нашу эпоху, непонятно за что названную тихой, кипели битвы, велись войны, вырезались села. Клан на клан. Стежка на стежку. Страшно представить, что творилось в древности. Наверное, сам мир устал от слез и проклятий, раз создал такое место. Или оно существовало всегда, но докричаться до него удалось не сразу. Когда какая-то мать, в реальности кровавая ведьма, пожелала спасти то, что дороже ей всего на свете, ее будущее, ее ребенка. И мир откликнулся, как откликался впоследствии многим, но не всем. Отсюда и пошло «filii de terra» – земля детей.

Озеро осталось за спиной. Дорога пошла под уклон, впереди в низине лежал туман. Хотя логичнее всего сгуститься над гладью воды, но когда это в нашей тили-мили-тряндии кто-то вел себя логично? Тем более, чем дальше по дороге, тем тише становится мир вокруг, даже шаги перестают шуршать раскатывающимися камешками. Занятая мыслями, я не сразу поняла, что переход по стежке начался. В первый раз пешком, как с удивлением констатировала я. Паника, рождавшаяся магией этого места, как нельзя лучше отвечала внутреннему состоянию, желудок ухнул куда-то вниз, и я пробежала. Вперед. Не останавливаться – и все будет хорошо. В этот день я как никогда была близка к тому, чтобы остаться в переходе навсегда. Потому что была не готова, была расстроена и напугана. Уйти в non sit tempus[3]3
   Non sit tempus – (лат.) нет времени, вне времени.


[Закрыть], в пространство, где нет времени. Если свернуть с дороги в момент смены миров, потеряешься навсегда.

Если представить стежку в виде провода, соединяющего миры, то окружающее каждый переход безвременье – это изоляция. Оно постоянный спутник дорог. Недобрый попутчик, подстерегающий заблудившихся путников.

Никто из таких потеряшек еще не возвращался, хотя, с другой стороны, слухи откуда-то берутся.

Я остановилась в последний момент, когда сквозь опутавшую мозг панику пробилась картинка темного леса перед глазами. Я уже развела ветви руками и готовилась сделать первый и последний шаг вне дороги. Святые! Хрупкое равновесие между головой и телом вернулось. Шаг назад – белесая муть скрывает черные стволы и под ногами укатанная и исхоженная дорога. Надо идти. Идти быстро, но не бежать.

Вывалилась в реальный мир я как всегда неожиданно, только что ноги преодолевали трудный подъем, будто взбираешься в гору под водой, и через секунду едва ли не взлетаешь над тропой от приложенных усилий. Все, я в мире людей, и время начало свой стремительный бег. Пять минут на отдых. Глоток воды. Встать, это не последний переход на сегодня.

Я вывалилась из позднего утра в поздний вечер. Неприятно, но идти придется ночью по пересеченной местности. Неприятно, но надо. И я пошла, слушая ночной стрекот сверчков, шелест травы, впереди поле и чахлая полоса тоненьких, еще не разросшихся лип. Я застегнула куртку до самого горла, так как меня тут же окружили комары. Вот еще один факт: в нашей тили-мили-тряндии они не водятся. Я достала из рюкзака бутерброд и стала есть на ходу, будем считать это обедом. Впереди самая изматывающая часть пути и еще два перехода. Как спросила Пашка, а стоит ли оно того? Стоит.

Дети часто были и самым ценным, и самым расходным материалом, как бы ни парадоксально это было. Ритуалы жертвоприношения детей как залог процветания рода практиковали до сих пор. Страшно представить, что творилось в прошлом. Радует одно: раз filii de terra появилась, не все были такими. И это подводит меня ко второму условию допуска на землю детей: если твое желание – это стук, то намерение не причинять вреда – это ключ. Ни на сердце, ни в голове у тебя не должно быть зла. Ни какого-то абстрактного зла, этого добра как раз сколько угодно, а вполне конкретного, направленного на одного из обитателей земли детей. Возможно, там сын и наследник кровного врага, ребенок предателя или мешающий взять власть маленький претендент на стежку, не важно. Если есть хоть малейшая тень, отзвук желания, призрак вражды, filii de terra тебя не пустит. Пашка сразу призналась, что у нее там враг, а значит, доступ закрыт. Мне проще, я там вообще никого не знаю.

До стежки, которая выведет меня к цели, еще идти и идти. Бесово – крестообразная стежка на нелегальном положении, в отличие от Юкова, то есть ее там не существует. Насколько я знаю, мешать тем, кто идет в убежище, не принято. Другое дело, если земля детей тебя не пустит: алтарь или котел на выбор. И будут в своем праве.

Разницу между проездом ныряющей стежки на машине и путешествии на своих двоих я уже успела ощутить. Это как сравнивать лифт и лестницу – результат одинаковый, а усилия, ощущения и скорость разные. И теперь готовилась испытать повторно. Двадцать километров и почти вся ночь были позади. Небо уже окрасилось первой робкой полоской зари.

В первый раз я не была такой уставшей. Ноги дрожали, голова гудела, болели глаза, уставшие вглядываться в темноту ночи, а стоило их закрыть, как на веках проступал круг света, фонарик светил не слишком широко, да и батареек надолго не хватило. В волосах запутались листья и нити паутины. На внешний вид наплевать, а вот то, что сердце стучит так, будто собралось выпрыгнуть из груди, и дыхание вырывается с присвистом, последние три километра дорога шла в гору.

Надо отдохнуть. Иначе могу снова вместо filii de terra попытаться отправиться в безвременье. Я несколько раз присела, выпрямилась и выровняла дыхание. На землю лучше не садиться, иначе велик соблазн и вовсе не вставать.

Второй переход дался мне одновременно и легче, и труднее. Легче, потому что в этот раз я была готова. Сразу стала мысленно напевать бравурную песню, не для поднятия духа, а так было удобнее выдерживать темп, сосредоточившись на шагах, а не на безумном нечто, которое идет за тобой, и от которого так хочется убежать. Тишина была снаружи, но не внутри. Возвращение в нашу тили-мили-тряндию прошло без эксцессов, правда, приятнее оно не стало. Мне показалось, даже наоборот, тошноту еле удалось сдержать, и трудность была в том, что время на этот раз тянулось бесконечно. Бесконечность в тумане. Когда вывалилась, я мысленно поблагодарила всех святых, что не дали мне сбиться с дороги. И пусть я как выжатый лимон и еще как минимум один переход впереди, но прошла. Я на стежке. На чужой. На несуществующей. Обычно это означало, что ее обитатели не могли сосуществовать с людьми, или не хотели, или не контролировали себя.

Из зарождающегося утра я перебралась в утро позднее. Надо добраться до креста, на нем свернуть налево, так сказать, сменить стежку. Я шла быстро, но пара человек проводила меня задумчивыми взглядами. Наверное, повезло, что сейчас здесь так мало народу. Я вообще «везучая», потому как один из незнакомцев увязался следом, правда, на расстоянии, не то чтобы не мог догнать, не хотел, пока.

Слава Святым, Бесово стояло в основном за крестом, и обошлось без променада через все село с молчаливым то ли сопровождающим, то ли конвоиром.

Крестовая стежка ничем не отличалась от перекрестка – те же встречающиеся и расходящиеся дороги. Я чуть замедлила шаг и обернулась. Незнакомец шел следом. Может, показалось, а может, он стал сокращать расстояние. Никогда не думала, что это так нервирует, непосредственной опасности нет, а вот потенциальная зашкаливает. Я еще раз оглянулась. Разглядеть как следует не получалось, в глаза сразу бросался оранжевый жилет с черной надписью РЭУ-3. Мужчина, не старый, нормального телосложения, тень от замызганной кепки скрывает лицо.

Новая стежка уводила на северо-запад. Я почти на месте перехода, уже видно, как прозрачный воздух густеет и сворачивается в белые спиральки, стекая ниже и ниже по дороге. Самое время собраться, и пусть в животе образуются льдинки, царапая острыми краями и причиняя совсем не мифическую боль, им плевать на твой самоконтроль. Так, теперь вспомнить какой-нибудь навязчивый мотивчик. Простая мелодия тут же ввинтилась в мысли. Отлично. Я готова. Я пошла.

Из мира – в мир. Из Юкова наверх, к людям. Ночная прогулка по лесам и полям, очередной нырок вниз, в Бесово, обратно в мир нечисти. Теперь передо мной третий переход, еще глубже, в filii de terra. Никто не знает, как глубоко находится остров детей, никто не сможет нанести его на карту.

Зачем я обернулась? Да ни за чем, не смогла иначе. Преследователь был рядом, замер в пяти шагах позади. Во всей его позе мне почудилось что-то знакомое, что-то абстрактное, неуловимое, так как лица по-прежнему не было видно. Стоило на мгновение отвлечься, как мелодия испарилась, стерлась начисто. С шага я тут же сбилась. В голове воцарилась гулкая пустота, и в ней, пока неярко, начал разрастаться ядовитый цветок паники.

Чертов преследователь! И чего ему дома сегодня не сиделось? А двигается-то как знакомо, люди так не могут. Что ему надо? Я опять оглянулась. Тот же белый непроницаемый туман перехода, ничего не видно. А если он здесь? Так и идет за мной? Если прямо сейчас подкрадывается ко мне со спины?

Тишина. Такой тишины не бывает. Надо спрятаться и переждать. Точно. Пропустить преследователя, пусть идет первым, и охотник и жертва поменяются местами. Вот у обочины толстый ствол, и ветви начинаются низко, взобраться не составит и труда. Или кустарник с густыми резными листьями, даже лезть никуда не придется, шаг – и заросли и туман надежно спрячут тебя от любых глаз.

Меня спасла собственная неуверенность и дикое ощущение неправильности. Ветки, листья, рядом темный влажный ствол в два обхвата. Что не так? И почему так странно колышутся тени? Минутку, какие тени, здесь нет солнца, лишь рассеянный серый свет. Без источника светится сам туман, но еле-еле. Что там могло шевелиться за кустом в темноте? Маленькое сомнение, и я остановилась на краю дороги. Может, куст был и не столь хорошей идеей? Я продолжала вглядываться в шевеление теней в двух шагах от дороги, туда, где туман темнел. И вдруг наткнулась на такой же взгляд с той стороны. Кто-то смотрел прямо на меня, слишком явно и тяжело, обладай он физической силой, я бы уже лежала придавленная к земле. Появись преследователь сейчас, обрадовалась бы как родному и, что вероятнее, спряталась бы за спиной, пусть сам в гляделки играет. Но он не появился. Никого здесь не было, кроме меня и взгляда из non sit tempus.

Я сглотнула, опустила глаза, заставив себя сделать два шага назад, этого хватило, чтобы туман и темнота обочины скрыли от меня чужой взгляд из безвременья. Мозги тут же встали на место. Я вспомнила, кто я, откуда и зачем иду. Третья стежка сегодня едва меня не затянула. Количество не торопится переходить в качество. Силы уходили с каждой минутой, ледяная глыба внутри продолжала расти, а я стояла посреди дороги в тумане. А должна быть совсем в другом месте, должна помочь. Где-то там, возможно, бродит моя Алиска, моя потеряшка. Я найду тебя! Все-таки я себя пересилила, переборола панику, дезориентацию и слабость. Пошла вперед по единственно возможному пути, почти не почувствовав, как дорога пошла в гору. Шла, монотонно переставляя ноги. Я не выбралась. Я вывалилась. Буквально. Упала на колени, стараясь удержать внутри съеденный бутерброд. Но он был настойчив. Я стояла на четвереньках, рассматривая траву и остатки завтрака. Не то чтобы мне это нравилось, силы поменять позу нашлись не сразу. Села, достала воду и отпила, оставив в бутылке едва ли на четверть. Побултыхавшись, жидкость вроде улеглась. С гадким привкусом во рту придется на время смириться.

Я в filii de terra. Я в безопасности. Если тот, кто шел следом, имел насчет меня нехорошие планы, сюда ему хода нет, потому что я теперь тоже часть этой земли, пусть и ненадолго.

Я встала, ноги дрожали, одежда прилипла к потному телу. Земля детей меня впустила, и по логике кто бы тут ни жил, он не должен воспринимать пришельцев как врагов. Или нет?

Лес вокруг очень похож на обычный. Березки, елки, под ногами трава вперемешку с хвоей, наполовину скрытые в тени папоротники. Не зная наверняка, куда попала, сказала бы, что я в мире людей. Сквозь кроны пробивается теплое солнце, даже птицы поют. Идиллия. Вечное лето самого безопасного места среди миров. В отличие от нашей тили-мили-тряндии здесь времена года не мелькают, как недели, и не тянутся месяцами, как у людей, здесь всегда тепло и всегда зелено, как на курорте.

В этом месте дороги не имеют значения, можно идти по любой. Я отряхнулась от налипшей травы и мелких веточек и пошла вперед, не сходя со стежки, оставив проход за спиной.

Filii de terra – обособленная земля. Представьте себе солнце, каким его обычно рисуют дети. Круг с расходящимися в разные стороны лучиками. Так вот, центр – это и есть земля детей, остров, висящий в пространстве и времени. Лучи – это стежки как статичные, так и самопроизвольные, спиральные. Очень много дорог ведет в filii de terra, и в любой момент можно создать новую. Если я пройду землю детей насквозь, то упрусь в переход, и не важно, куда я сверну или сойду со своей стежки, этот остров со всех сторон окружен переходами. Эта земля, в отличие мира людей и нашей тили-мили-тряндии, не бесконечна, волшебное солнышко в переплетении стежек. Входов без счета, и каждый выход на учете.

Сквозь листву мелькнуло что-то коричневое. Черепичная крыша низкого вытянутого домика. Я остановилась. За первым домиком шел второй, за вторым – третий. Белая штукатурка, темно-розовая, светло-желтая. Это раньше здесь было убежище, пока во время очередной стычки кланов в filii de terra вместе с детьми не угодил их наставник. Учитель здраво рассудил: чего время зря терять, война войной, а уроки по расписанию. Ну, а где два ученика, там и двадцать. Война закончилась, а опыт остался. В следующий конфликт дети отправились в убежище не одни. Постепенно шалаши из веток и постели из лапника сменились деревянными времянками, а те, в свою очередь, добротными срубами, многие из которых стоят до сих пор.

Хозяева давно поделили нашу тили-мили-тряндию на четыре названных по сторонам света предела – Северный, Южный, Западный и Восточный. Они могли ненавидеть и убивать друг друга, но не на этой земле. Filii de terra не оставила им ни малейшего шанса. Надо отдать правителям должное, они не стали рвать волосы от досады, хотя кто знает. Предок хозяина Северных пределов из рода Седых, владелец нашего Юкова и его стежки, смог заключить беспрецедентный договор. Ради него все воюющие стороны взяли тайм-аут, объединились, забыв про ненависть, территориальные претензии и вековые обиды. Потянулись с разных сторон караваны с материалами и бригады рабочих, в основном из людей, в основном из гастербайтеров. Выросли на острове безопасности красивые корпуса, учебные классы, столовая и полигоны. Правда, тогда негласного правила насчет людей, выполнявших работу, еще не существовало, поскольку речь шла о детях, рисковать не стали, мужиков из бывших союзных солнечных республик больше никто не видел.

Я прочла о земле детей все, что могла найти, узнала все, что могла узнать. Поговорила со всеми из нашего Юкова, кто был там хоть раз и не брезговал отвечать на вопросы человека. Современная filii de terra — это школа. Здесь постоянно проживало более сотни учителей и обслуживающего персонала. Число учеников варьировалось, то чуть больше, то чуть меньше пятисот. Немного на всю нашу тили-мили-тряндию, дети у местных рождаются не так часто, выживают не все и не всех посылают учиться. Обучение еще с прошлого века по внешнему кругу стало платным. Своей валюты местные не имели, но охотно пользовались любыми человеческими или драгоценными металлами, кроме серебра, камнями и даже натурой, в смысле услугами. Если ты владел редким и полезным навыком, даром, заклинанием или был мастером своего дела, то мог отработать обучение своего чада.

Многие ушлые родители отправляли своих отпрысков в filii de terra без оплаты, ведь убежищу нет дела до человеческих условностей, и оно всегда примет ребенка. Но и из этого умудрились извлечь выгоду, таких «бюджетников» не прогоняли, а пристраивали помогать по хозяйству, дабы отработать свое содержание. Учить учили, конечно, но мало и часто в ущерб основной, оплаченной группе. Классовое неравенство во всей красе. Получить такое урезанное образование для многих было единственным шансом «выйти в люди». Не всех детей можно было пристроить в человеческие школы, кто-то не мог себя контролировать, кто-то не очень походил на человека внешне, а кому-то нужны были совсем другие науки, нежели математика и литература. Пусть эти предметы тоже входили в список преподаваемых в filii de terra, наследник рода должен уметь не только разорвать горло врагу и организовать оборону стежки, но и читать, считать, знать историю своего рода и ориентироваться по звездам. В общем, земля детей – лучшее учебное заведение в нашей тили-мили-тряндии, потому что единственное.

Я подошла к первому корпусу с торца. Время приближалось к полудню. Надо найти какой-нибудь административный корпус. Жаль, вывесок на домиках нет. Что-то подсказывает мне, что заглядывать во все двери подряд – плохая идея.

Я миновала домик, когда впервые услышала детские голоса, доносившиеся с другой стороны корпуса. Из-за дальнего угла постройки вышел ребенок. Он был один и явно не из той компании, что так заразительно смеялась. Мы увидели друг друга одновременно, так же одновременно остановились. Мальчишка. Одетый в потасканные кроссовки, темно-зеленый свитер и серые джинсы. Смотрелось скорее бедно, чем небрежно. На вид ему лет девять-десять, в руках держит железный ковшик с крышкой. Русоволосый и кареглазый парнишка минуту пристально рассматривал меня, а потом попятился. Ковш полетел на траву, крышка откатилась в сторону и какое-то неаппетитное серое варево вывалилось. Парнишка развернулся и побежал обратно. Что-то было не так и, скорей всего, со мной, возможно, я нарушила одно из неписаных, но незыблемых правил. Значит, общение с другими детьми откладывается.

За последним третьим в ряду домиком было несколько метров свободного пространства, с центром в странном вытоптанном пятачке земли диаметром метров двадцать. Залить такой асфальтом, и можно линейки проводить, очень уж мне напоминает пионерский лагерь времен моей юности. Но вряд ли я угадала, ни флагштока, ни трибуны, ни каменных статуй, просто земля, на которой ничего не растет. Дальше снова шли корпуса, сразу видно постройку другого времени. Деревянные срубы на первых этажах и наборные на втором. Забор с калиткой, за которым шли более новые кирпичные постройки. Через открытую калитку как раз шла целая компания детей на вид постарше, чем первый встреченный пугливый мальчишка.

Справа от пустого земляного круга я заметила чашу питьевого фонтанчика, еще одно напоминание о детстве. Я подошла и отвернула кран, струя воды тут же устремилась в небо метров на пять. Я и забыла, что надо регулировать напор. Настроение необъяснимым образом улучшилось. Вода была холодной, чистой, с легким сладковатым привкусом детства. Я напилась и наполнила бутылку. Хотела еще и умыться, когда меня грубо прервали. Кто-то подошедший сзади схватил за руку и оттащил обратно за крайний корпус. Надо сказать, проделано мастерски, быстро, сильно, я успела издать испуганный вскрик.

Любой из детей здесь сильнее меня, что уж говорить об учителях. Вернее, я предполагала, что стоящий напротив мужчина – наставник, а не повар. Одежда – свитер, брюки со стрелками, полуспортивные ботинки. Спокойный взгляд, не выдававший не то что раздражения, а вообще эмоций. Я вырвала руку, вернее, он предусмотрительно разжал пальцы.

– Здравствуйте, – сказал незнакомец.

Я кивнула, пусть невежливо, зато ни к чему не обязывает.

– Могу я узнать, что вы тут делаете? – Сдержанно-учтивый тон, позаимствованный из старых фильмов, светлые длинные волосы, глаза цвета грозового неба, поза с высоко вскинутой головой кричали: сноб.

Теперь я понимаю, почему того, кто собирается соврать, выдают бегающие глаза. Я не знала, что сказать, стала оглядываться, надеясь найти ответ. Группа детей уже поравнялась с двухэтажным домиком, у которого сруб порос мхом и нуждался в ошкуривании. Уже слышны отголоски разговоров, пусть ничего толком и не разобрать. Незнакомец не шевелился, все так же ожидая ответа, ни жестом, ни взглядом не показывая нетерпения. Часть ребят скрылась в корпусе. Я бы, наверное, пару минут еще поломалась и в итоге выложила бы все, как есть. Одна из девочек тем временем присела и стала завязывать шнурок, другая, скорей всего, подруга, что-то сказала, засмеялась и сдернула с первой капюшон кофты.

По ощущениям это походило на удар под дых. Окружающее стало абсолютно неважным, фоном: и дома, и трава, и смеющиеся дети, и незнакомец, стоящий в двух шагах.

Капюшон соскользнул с льняных волос, заплетенных в длинную косу. Девочка улыбнулась, отвечая на шутку подруги, встала, покачала головой и повернулась к стоящим чуть дальше ребятам, пара из которых на людей походила лишь издали. Мне необязательно было видеть ее лицо. Я знала его лучше собственного. Высокий лоб, курносый нос, глаза, меняющие цвет, то льдисто-голубые, то серые, то светло-зеленые, острый подбородок, полные губы, изогнутые в лукавой улыбке.

Алиска. Моя Алиска. Я вижу тебя. Три года! Три чертовых года по внутреннему кругу меня не пускали к ней. Святые! Плевать на все! Сейчас я хочу одного: подойти, обнять, вдохнуть неповторимый и родной запах, поцеловать. Святые… Все что угодно, за одно объятие и поцелуй.

Я не заметила, как сделала пару шагов к веселящимся ученикам, не замечала влаги, текущей по щекам, не видела, как дрожали руки.

А после всех слез и объятий, над которыми еще долго будут потешаться ее друзья, пусть, подростки не могут иначе, после первой радости, она расскажет мне все-все. Быстро, глотая слова, перескакивая с одного на другое, и то и дело возвращаясь к началу, как она это делает всегда, когда волнуется. Я пообещаю, что больше никуда не уйду, не могу сделать этого, если потребуется, я здесь выгребные ямы чистить устроюсь, но никуда не уйду.

– Ольга. – Кто-то схватил меня за руку, и я раздраженно дернула плечом, но вырваться не получилось. Меня развернули вокруг своей оси и снова заставили смотреть на незнакомца-аристократа. Я рыкнула и отвернулась, не хочу ни на секунду отрывать взгляд от дочери. – Послушайте, Ольга, – заговорил учитель, и я даже не удивляюсь его осведомленности, не до подобных мелочей, – посмотри же на меня, – рявкнул в конце концов он, выпадая из невозмутимого образа, и сделал что-то с моей рукой. Что-то очень неприятное, как удар током, до самых костей, только вместо электричества сквозь тело прошел холод. Больно, но боль можно терпеть. Ледяной разряд перевернул все внутри и оставил ощущение неправильности. Я с присвистом выдохнула. На запястье, которое держали тонкие, явно не знавшие работы пальцы, вверх до самого локтя разбегались беловатые узоры. Подобные мороз рисует на стеклах зимой. Глаза незнакомца утратили сумрачную глубину и посветлели почти до белого.