Текст книги "Первый ученик"

Урок восьмой
Педагогика

Тема: «Мотивация»

– Крепи здесь и здесь. – Артем протянул Ваське ремень, остальные восемь уже фиксировали направляющие самодельных носилок.

– Темыч, ну на фига столько мороки? – злился Соболев. – Мне лучше, идти я могу сам. Так какого хрена ты придумал?!

– Такого, – спокойно ответил Самарский. – У тебя нагноение, хочешь без ноги остаться?

Сенька сцепил зубы и зло посмотрел на Макса.

– Дорога вниз, дотащим. – Артем хлопнул парня по плечу. – Оглянуться не успеешь, как будешь Милке про героическую схватку с дикими зверями рассказывать.

Тимирязев, фиксирующий последний ремень, не смог сдержать улыбку: поведать длинноногой медсестре лагеря о своих подвигах не отказался бы ни один студент.

– Лады?

Соболев промолчал, но встать больше не порывался, что было расценено как согласие. Надо сказать, выглядел парень не очень: кожа покрылась испариной, глаза лихорадочно блестели.

– Артем, Макс, – позвала шедшая от ручья Натка, мокрые каштановые пряди облепили узкое лицо. – Вас Лешка зовет, что-то у него там с вещмешками не выходит.

Интересное утверждение. Что там может не выходить? Берешь и перекладываешь все из двух мешков в два других. Поскольку парням предстояло поочередно тащить носилки, решили перераспределить груз в рюкзаках. С этим справилась бы и Светка.

Они нашли Игрока на берегу, задумчиво жующего соломинку и медитирующего на воду. Полностью уложенные рюкзаки стояли рядом с наполненными флягами.

– Что случилось? – спросил Самарский.

– Посмотри на воду. – Леха выбросил соломинку, ее тут же подхватило быстрым течением и унесло прочь.

– Давай ты просто скажешь, что не так.

– Смотри на линию берега. – Волосы парня потемнели от воды, которой он смывал пыль от рухнувшей стены, черная форма впереди была влажной. – За последние полчаса она расширилась на пять сантиметров.

– И? – не понял Артем.

– Русла так просто не меняются. На все должна быть причина, особенно в горах. – Игрок поднялся.

– Полагаю, эта мне не понравится. – Артем поднял первый рюкзак и передал Грошу.

– Вариантов два: что-то повлияло на течение либо снизу, либо сверху. Надеюсь, что-то ниже по течению перегородило ручей и вода просто расходится по сторонам. – Леха тоже подхватил рюкзак.

– А если сверху? – спросил Макс.

– Это хуже – обрушение в русло большого количества горной породы. – Игрок посмотрел на Артема. – И, как следствие, сход снега или селя. Надо уходить. И быстро. Мы планировали спуститься вдоль ручья?

Отличник закрыл глаза. Глядя, как болезненно скривилось лицо, вряд ли кто-то мог позавидовать его лидерству. Только не сегодня. Парень достал карту и, развернув, показал Игроку:

– Мы должны были взять на полградуса восточнее Солнечного, а через километр свернуть к югу, здесь снова пересечь Трепетный. – Парень провел пальцем по бумаге. – Отсюда – по прямой в лагерь.

– Здесь петля, – в свою очередь, указал на изгиб ручья Игроков, – и песчаник. Через два часа его подмоет так, что все превратится в болото. Даже налегке вряд ли пройдем, не то что с носилками.

– Мы на склоне, вода уйдет вниз, – не понял Макс.

– В конечном итоге да. Вопрос: что она утащит за собой? – Леха еще раз посмотрел на карту. – К тому же мы не знаем, что и где перегородило ручей.

– Что предлагаешь?

– Можно взять к востоку, – палец сместился, – как минимум досюда.

– Это лишние два часа, а с носилками – и все три.

– Да к черту время, – не выдержал Макс. – Ты лучше подумай, как мы в темноте спускаться будем. Это уже не маршрут, там наши не ходили. Напороться можно на все, что угодно: от капкана охотника до гадюки.

– Верно, тогда… – Леха как будто ждал возражений и сдвинул палец, указывая на точку севернее: – Что у нас здесь?

– Степанов хутор, – ответил Самарский.

– Именно. И до него в разы ближе, чем до лагеря. Главное – уйти от ручья. Предлагаю ночевку у Степанова, а спустимся утром, тот же Ишка выведет.

– Не вернемся в срок, Арчи вышлет спасателей. – Рука Самарского потянулась к поясу, где в кобуре висела портативная ракетница. – Если все так серьезно, проще послать сигнальную ракету.

Лидер группы мог в любой момент подать сигнал тревоги. На вышке в Некропольском его засекут спасатели. Насколько Грош помнил классификацию, белая ракета означала просьбу медицинской помощи. Красная – угроза жизни человека. Чередование красного и белого – универсальный сигнал SOS, когда все совсем плохо. Каждой группе полагалось шесть ракет: три белые, три красные.

– Спасатели снимут нас отсюда часа через два, – предположил Артем.

– Эти два часа нам придется просидеть на месте, иначе какой толк в ракете. – Леха вернул карту. – Я объяснил, почему не хочу здесь оставаться?

– Объяснил, – буркнул Макс. – Сигнал можно подать и с хутора.

– У Ишки всегда есть медовуха, – улыбнулся Игрок.

– Это-то меня и пугает. – Самарский сложил карту. – Ты уверен по поводу ручья? Может, мы зря паникуем и там комок глины в русло свалился? Скоро его размоет – и все.

– Может, и зря, только пока мы болтали, вода уже подошла к ботинкам, – указал им за спины Игроков. – Если это комок глины, то очень уж большой.

Они двигались так быстро, как позволяли носилки. Никто больше не отвлекался на камни, холмы и возможные захоронения, не глазел по сторонам в поисках черепков или цветной гальки. Все просто шли. Быстро, молча и целеустремленно.

С лица Ленки не сходило испуганное выражение. Натка предпочитала держаться поближе к Игроку. Даже на Гроша перестали смотреть как на неизбежное зло.

Парни сменяли друг друга у носилок каждые двадцать минут, и все равно к исходу третьего часа у Макса гудели руки и плечи. Изменение маршрута пришлось по душе не всем. Особенно возмущался Тимирязев, к которому с утра должен был кто-то приехать. Его неожиданно поддержала Светка. Но остальные поверили не столько Игроку, сколько Самарскому.

Начало темнеть, оранжевое солнце коснулось склона Великой, чуть задержалось и нырнуло за склон, погружая округу в ранние сумерки. К хутору Степанова вышли в почти в полной темноте. Макс с Даном положили носилки на землю, парень заставил себя осторожно выпустить, а не выронить из рук самодельные ручки. Ладони покраснели и болели, кожа давно стерлась от соприкосновения с грубым деревом.

Дом местного отшельника Ишки походил на детский конструктор. Два квадратных блока и два вытянутых прижимались к каменистому отвесному склону, словно поставленные друг на друга кубики, сходство усиливалось разным цветом. Темное дерево сруба, выкрашенная зеленой краской дощатая пристройка, голубая будка туалета и неопределенной расцветки сарайка, почти перегораживающая тропу в горы. Мало кто пользовался этим путем, слишком здесь крутой подъем. До ближайшей горизонтальной площадки, где можно хотя бы поставить палатку, неделя пути. И ни одного жилья до самого перевала.

Дверь была не заперта, чему удивились как-то вяло. Мысли у всех были очень далеки от сантиментов и правил приличий. Самарский с Кузнецовым втащили Соболева в дом и помогли перебраться на диван. Дан уселся прямо на пол, потирая зудящие руки. Игрок щелкнул выключателем, лампа под потолком осталась темной. Девчонки, непривычно молчаливые и тихие, оглядывали широкую комнату, обставленную старой и (большей частью) самодельной мебелью.

– Где Иш? – спросил Самарский.

– Хрен его знает, – ответил Игрок, – к свояку в Некропольский подался, в толчке сидит, на охоту пошел. – Парень пожал плечами. – Макс, – он махнул рукой, – пошли, генератор проверим.

– Думаешь, ему понравится, что мы тут хозяйничаем? – Самарский бросил рюкзак на стол.

– Мы в горах, – серьезно ответил Игроков, выходя вслед за Грошем на улицу. – Здесь принято помогать друг другу.

Генератор нашелся в зеленом сарае. Грошев мало понимал в таких устройствах. Баллон, соединенный с вытянутым блоком, плюс нечто, напоминающее мотор от мотоцикла, – все выглядело внушительно.

– Газа нет, – констатировал Леха, глядя на циферблат. – Странно. – Парень переключил рубильник туда-сюда.

– Что не так? – Грош подошел ближе. Так несвойственная Игроку серьезность не нравилась парню куда больше всего происходящего.

Света сумерек едва хватало, чтобы не натыкаться на предметы, и Алексей подсвечивал себе экраном телефона. В его рассеянном свете загорелое лицо парня казалось пепельно-серым.

– То, что он ушел, не выключив генератор, и тот работал, пока не кончилось топливо.

– Мог забыть.

– Исключено. Повторяю, мы в горах, здесь порой жизнь зависит от наличия у тебя топлива, теплой одежды и ружья.

– Значит, сидит в сортире, – пожал плечами Макс.

– Несколько суток? – Алексей в последний раз щелкнул рычагом и вышел на улицу.

– Куда? – догнал его Грош.

– В сортир, – огрызнулся тот. – Искать хозяина.

Воняло в будке туалета прескверно, больше минуты там не выдержал бы никто. Ишки не было, если не брать в расчет, что он мог провалиться в овальную дыру и тихо потонуть в отходах. Игрок захлопнул дверь, дощатое полотно с грохотом впечаталось в косяк и отскочило обратно.

– Тебя сегодня переполняют мрачные предчувствия, – сказал парень. – Иди к Натке, глядишь, отпустит.

– Ты не понимаешь. – Сокурсник направился вверх по тропе.

У последней постройки стояла кособокая собачья будка. Макс почувствовал первый ледяной укол тревоги. Он помнил дворнягу Иша по прошлой практике, пес бы не пропустил незваных гостей. Игрок без опасения нагнулся и заглянул внутрь.

– Мы год здесь не были. Хрум мог сдохнуть зимой. – Грош и сам не понимал, почему говорит все это, почему не хочет видеть ничего особенного ни в открытой двери, ни во включенном генераторе, ни в отсутствии хозяина и его пса.

Леха достал из будки погнутую с края железную миску, понюхал и отбросил в кусты.

– Что у вас там? – крикнул с крыльца Самарский. – Плевать на генератор, девчонки свечки нашли…

Его прервал отчаянный тонкий визг. Артем бросился в дом, оставив дверь распахнутой. Макс с Игроком отстали от него секунд на десять. Но когда они вбежали внутрь, визг перешел в тихое беспомощное всхлипывание.

Все собрались во второй комнате, отгороженной от первой светлой занавеской. Неизвестно, что искала в спальне хозяина Светка Коса, но находке не обрадовалась. Девушка тихо плакала, уткнувшись Самарскому в плечо.

Между кроватью и полированным шифоньером стояла громадная кастрюля, с которой местами успела облететь эмаль. У Грошева бабка в таком белье кипятила, пока не померла. Внутри лежал Хрум.

Некогда поджарый пес дворовой породы с небесно-голубыми глазами, единственным достоинством которого была абсолютная преданность хозяину. Кто-то превратил зверя в кровавое месиво из меха и костей, завернул в мутный целлофан, затолкал в бак и задвинул за шкаф. Из-за этого запаха почти не ощущалось.

– Ну и куда вы меня притащили? – спросил Сенька Соболев и уцепился за Ленку Афанасьеву, едва не упав вместе с ней.

Стоя над изувеченным телом собаки в темной комнате с телефонами в руках, они напоминали адептов секты. Молчун нагнулся, поднял крышку и с громким «дзанг» закрыл бак. Натка схватила Игрока за руку, но (впервые на памяти Макса) тот не обратил на нее внимания. Дан сжал кулак, ударив по шифоньеру, выговорил:

– Черт знает что!

И все словно очнулись, зашевелились, светлые пятна экранов разошлись в разные стороны.

– Там в кастрюлях еще… – слабым голосом сказала староста, стараясь устоять сама и удержать Сеньку. Васька шагнул вперед и подставил Соболеву плечо, за что получил полный благодарности взгляд рыжей.

– Что? – спросил Тимирязев. – Кошка в маринаде? Волнистый попугайчик с травами?

– Нет, – мотнула головой Афанасьева и побледнела, хотя, казалось, куда уж больше. – Там еда: суп, котлеты – все испорчено.

– Иш пропал, – констатировал Леха, и стоявшая рядом с ним Наташка вздрогнула.

– Хватит! – Артем отстранил от себя Косу. – Решили страшную историю на ночь глядя придумать? Степанов мог уйти по сотне причин. Мог сломать ногу и попасть в больницу, мог встретить женщину, мог уйти кому-то на помощь. Да мало ли ситуаций, когда не до кастрюль.

– Ага, а труп собачки он в спальне держит, не в силах с ней расстаться, – добавил Тимирязев.

– А ты поменьше в чужие спальни заглядывай. – Артем повернулся и стал перечислять: – У нас есть крыша над головой, вода, пайки…

– Я картошку в ящике видела, – вставила Ленка.

– Вот и займись. Алексей, там перед домом вроде открытый очаг, сможешь разжечь? – Игрок кивнул. – Тогда вперед. Васька, положите Сеньку обратно, а то он сейчас упадет. А сюда, – Самарский подтолкнул Корсакову к выходу, – больше ни ногой. Макс, у сарая поленница, мы с тобой за дровами, – он вышел последним и задернул за собой занавеску, – и, ради Императора, найдете еще какую падаль, хомячков в желе, не орите, будто вас режут. В конце концов, вы на пси-специалистов учитесь или парикмахеров?

Они отвели глаза. Наверное, впервые в жизни они видели лучшего ученика курса таким раздраженным и таким настоящим, а не застегнутым на все пуговицы.

Соболев упал обратно на диван, Светка села рядом, лишь едва заметно поджав губы. Ей надоел раненый, но она не стала говорить этого вслух. Молчун одну за другой зажигал свечи, расставляя их по кружкам и стеклянным банкам.

Макс шел за Артемом, который совсем неплохо ориентировался в темноте. Совсем неплохо для того, кто год за годом приезжает в Инатар на практику и не пьет медовуху.

– Ты здесь был, – сказал Грош, и отличник едва заметно споткнулся.

– Как понял?

– Поленницу с тропы не видно, но ты знал, что она здесь.

– Да, был, – раздраженно ответил Артем. – А что? Всем можно, а мне нельзя?

– Ты сам написал для себя правила, сам завинтил гайки, и только тебе решать, что можно, а что нет.

– Как ты можешь быть таким? – уже спокойнее спросил Самарский, останавливаясь напротив поленницы.

– Каким? – Макс подставил руки.

– Не знаю, таким неправильным. Тебя ненавидят – ты скалишь зубы, обвиняют в краже – отворачиваешься, хотят унизить – заключаешь пари, удастся им это или нет.

– Что-то ты разговорился, отличник. – Тот положил Грошу на руки несколько поленьев. – Уверен, что обошлось без медовухи? Если ты собрался копаться в себе или во мне, иди лучше к Косе, ей понравится. А если снова позволишь головку на свое плечо положить, то можешь хоть классификацию блуждающих рассказывать.

– Да пошел ты, Грошев.

– Легко. – Парень перехватил охапку поленьев и со вздохом рассыпал деревянные четверики под ноги. – Что-то мне остро захотелось пойти в парикмахеры. – Макс указал на поленницу.

Там, где Артем вытащил десяток поленьев, виднелся край целлофанового свертка. Сквозь мутную пленку угадывались очертания человеческой руки.

– Приехали, – констатировал Самарский.

На то, чтобы разобрать первый ряд поленницы и извлечь тело, понадобилось минут десять. Причем пять из них ушло на препирания, стоит ли делать это в принципе. Лежало, вот пусть и еще полежит. Но Самарский в очередной раз закрутил гайки, и они вытащили тело.

Артем присел, поддел рукой целлофан, явно позаимствованный с грядки с огурцами, и ткнулся носом в рукав. Не сдерживаемый больше запах коснулся даже Макса.

– Иш, – констатировал отличник. – Умер он не от старости. – Грошев фыркнул, Артем чуть сильнее приоткрыл лицо покойника, и Макс присвистнул.

Кровь из глаз, носа, ушей – классическая картина кровоизлияния в мозг после атаки блуждающего. Степанова убил призрак.

– Но у него не было смертельных хвостов, – удивился отличник.

– Значит, обзавелся. – Парень повернул голову и спросил: – Чувствуешь?

– Да. Далеко этот хвост не ушел. – Самарский встал, вглядываясь в уходящую вверх тропу, откуда тянуло едва уловимым трупным запахом.

Тонкая нить связывала покойника и что-то больше не принадлежащее миру живых, что-то нашедшее убежище в горах. Если не искать специально, то и не почувствуешь. Сила призрака успела развеяться, остался только ее след, убийство произошло не сегодня.

– Мы должны… – Артем перешагнул через тело.

– Нет. – Макс сложил руки на груди. – Мы никому ничего не должны, отличник. Очнись, ты не имперский супергерой, чтобы всех спасать. Сунуться туда, – парень указал на тропу, – худшая из твоих идей.

– Если вернувшийся обосновался на пути, могут пострадать люди.

– Весело тут у вас, – раздался голос из темноты, парни вздрогнули, а стоящий позади Дан добавил: – Долго ходите. Теперь вижу, причина уважительная. Помочь?

Макс взбирался на очередной уступ и думал о том, что общение с Самарским дурно на него влияет. Иначе что бы он делал здесь в темноте в компании с идеалистом и излишне любопытным винийцем? Парень подтянулся и, ухватившись за руку Дана, влез наверх. Тропа давно превратилась в широкую, словно созданную природой для какого-либо великана, лестницу, свалиться с которой в темноте было делом одной минуты. Но опасался Грош не этого. Идущие впереди парни вообразили себя спасителями человечества, не представляли, что такое схватка с полным сил блуждающим. Они привыкли к смирной покорности привязанных.

К известию о том, что хозяин скромно прикорнул внутри поленницы, студенты отнеслись по-разному. Игрок замкнулся, глядя на разведенный огонь. Соболев в очередной раз уснул, Светка махнула рукой, Ленка закусила губу, Натка поежилась. Они уже устали удивляться. И морально, и физически.

Кузнецов молча принял у Самарского ракетницу, никак не комментируя желание того прогуляться ночью в горы. Никто не сказал отличнику ни слова – с раздражением вспомнил Макс.

Присутствие блуждающего с каждым шагом, с каждым пройденным уступом ощущалось все сильнее. Мертвый был тут. Как и его тело.

Очередной подъем – и Самарский вскинул руку в предостерегающем жесте. Постоянно ныряющая в облака луна словно в насмешку зависла над его головой, освещая картину смерти во всей ее неприглядности.

Макс услышал хлопанье крыльев. Несколько черных птиц разлетелись в стороны, стоило Дану махнуть рукой. Трупы – не очень приятное зрелище, но в целом они безобидны. В отличие от душ, которые превращаются в призраков. Самарский достал телефон. Смешно, но в этих горах, стоявших тут задолго до их рождения, современное средство связи превращалось в обычный фонарик.

Свет лег на то, что осталось от лица.

– Пацан совсем, – констатировал Тимирязев, словно сам был умудренным опытом стариком. Сила иногда играла с псиониками такие шутки, заставляла чувствовать себя на ступень выше остальных.

Судя по одежде и телосложению, мертвый был их ровесником, плюс-минус год. Синие джинсы, серая толстовка с капюшоном, кеды с желтой подошвой и наушники, одна таблетка которых до сих пор находился у парня в… даже не в ухе, а в голове, так как ушей давно не было. Раскрытые глаза пусты, вместо губ – рваные ошметки плоти, обнажающей зубы: ни носа, ни лба, ни подбородка. На месте живота – когда-то кровавая, а теперь уже почерневшая дыра, из которой растащили все внутренности, на руках не хватает пальцев. Сколько он здесь? Неделю? Десять дней? Вряд ли больше. Еще пара ночей, и падальщики растащат по норам кости, и тогда привязать этого призрака будет очень сложно. Отличник не был так уж не прав, потащившись сюда.

От запаха Макс постарался отстраниться, с рождения мир вокруг чаще напоминал ему помойку, чем розовый куст.

– Наверное, он упал оттуда. – Дан указал на небольшую площадку правее и метров на десять выше.

С точки зрения Гроша, говорить об этом по меньшей мере рановато. Они не эксперты, но поза погибшего, раскинутые руки и ноги, а также расколотый о камень затылок говорили, что виниец мог быть прав.

Тропа уходила в сторону, не пересекаясь с широким выступом, но больше свалиться парню было просто неоткуда. Туда же уводила нить следа блуждающего. Вернувшийся не мог защитить свое тело от зверья, мало того, он не мог даже приблизиться к нему. Поверх серой ткани толстовки все еще висел серый, очень похожий на металл кристалл. Вольфрамит продолжал защищать хозяина и после смерти, даже от самого себя.

– От уступа до площадки метр, может, меньше, – указал Самарский, примеряясь к склону.

– Этот тоже так думал, – пнул желтую подошву Макс, чувствуя, как снова начинает злиться.

– Можешь подождать нас здесь, – не удержался от шпильки Тимирязев.

– Могу. – Макс заставил себя не обращать внимания на тон винийца. – Что ты собираешься с ним делать? – Вопрос адресовался Самарскому.

– Помечу его осмысленной петлей.

В этом был резон, по крайней мере, отличник не замахивался на уничтожение вернувшегося. Осмысленная петля отличалась от обычной замкнутой структурой. Ее блуждающий не присвоит и не сбросит. Она останется на призраке, как ошейник, и накинувший ее псионик в любом месте может призвать петлю – она притащит призрака словно на аркане.

Прекрасная модификация. За одним минусом. Применивший ее лишается возможности оперировать силой. Вернее, он может это сделать в любой момент, но стоило специалисту обратиться к энергии, как петля развязывалась, и призрак сбрасывал ярмо. Сила словно застывала в неизменности. Пленил призрака, добежал до лагеря, сдал его старшим и только тогда работай дальше. Узкая капризная модификация.

– Тебе нужны загонщики. – Грош, не тратя времени на дальнейшие рассуждения, первым полез вверх.

Быстрее начнут, быстрее закончат.

– Извини, – буркнул через несколько минут в спину Дан.

Макс не ответил, его не трогали чужие слова или мнения, он давно уже перестал в них нуждаться. Почти перестал, иначе откуда бралось это глухое недовольство?

– Не каждый день трупами любуемся, – попытался оправдаться виниец.

– Тело Хрума тебя впечатлило больше, чем остальные, – заметил Грош, подтянулся и взобрался на старый уступ.

Он понимал, почему эта тропа не пользовалась популярностью: пока взберешься, семь потов сойдет, и это налегке, без груза за плечами.

Тимирязев залез следом и выпрямился.

– У меня тоже была собака. Когда она умерла, я неделю спать не мог, все ждал, что Рэм вернется.

– Животные не возвращаются, – сказал взобравшийся последним Артем.

– Тогда я этого не знал и сегодня как увидел, так сразу вспомнил. – Дан принюхался. – Только не говорите, что сами в детстве ничего не боялись.

– Не скажем. – Макс, повинуясь жесту Артема, стал смещаться правее. – Я темноты боялся.

– Ух ты, наш циник был ребенком. – В темноте улыбка Самарского была не видна, но чувствовалась в каждом слове, заставляя парня сожалеть о спонтанно вырвавшихся словах. – А сейчас?

– Батя отучил.

– Повезло тебе с батей, – вставил Дан.

Макс остановился и, напрягая зрение, вгляделся в скалу. Козырек не просто опоясывал ее, он уходил вглубь, служив полом высокой расщелине, перед которой завис призрак. Яркий в своей отвратности запах резким росчерком бил прямо в нос.

Самарский в центре, два отвлекающих по бокам – стандартное построение для работы в тройке. Они сделали пару шагов, прежде чем блуждающий ринулся в сторону. Дан (скорее на рефлексе, чем осознанно) чиркнул силой, преграждая мертвому путь. И тут же, словно испугавшись собственной инициативы, упустил силу. Артем стянул энергию в ладони, но Макс опередил его, щитом отбросив вернувшегося к расщелине.

– С двух сторон полусферами, – скомандовал Грошев Тимирязеву и кивнул Артему: – Будь готов.

Отличник дернул шеей, поднимая руку. Макс послал второй щит. Дан стянул силу и упустил ее снова. Он слишком старался, энергия, как это бывает от чрезмерного усилия, никак не хотела принимать форму. Грошев снова отбросил вернувшегося, на этот раз действие отозвалось упругой вибрацией в костях. Будто удар о батут, когда тебя подбрасывает вверх. Там в пещере было что-то, оттолкнувшее призрака обратно.

Грош уже подумал, что придется делать все самому, когда Дан справился с волнением и сформировал щит. Вместо того чтобы отбрасывать вернувшегося, они зажали его с двух сторон. Блуждающий рванулся, щит Тимирязева чуть погнулся, руки винийца дрогнули.

– Держать! – рявкнул на него Макс. – Раз! Два! Три! Давай!

Грош оборвал связь со щитом, и тот лопнул. Дан замешкался всего на долю секунды. Накинутая на призрака осмысленная петля, соприкоснувшись с чужой силой, исчезла. Капризная и не терпящая соседства модификация.

– Черт, – выругался Самарский, быстро формируя следующую и уже понимая, что не успевает.

Энергия в очередной раз расползлась из пальцев Тимирязева. Слишком он волновался, слишком злился на себя. Макс снова выбросил щит и круговым движением, мысленно ругая себя последними словами, превратил его в кокон. На первые же секунды сдерживания ушла добрая четверть сил.

– Давай, отличник! Третьего захода не будет, – прохрипел Грош.

Самарский создал петлю. Макс смял кокон. И в ту же секунду Артем обратным движением затянул аркан на невидимом призраке, одновременно наполняя до предела силой. Если бы пси-энергию можно было видеть, она сияла бы ослепительным белым светом, словно раскаляясь и оставляя за собой запах жженой бумаги. Отличник опустил руки, блуждающий тут же ушел в сторону вместе с вплавившейся в несуществующее тело меткой.

Макс вспомнил проваленный зачет, сюда бы сейчас Вишню с ведомостью.

– Черт, – буркнул Тимирязев.

– Все в порядке, – успокоил Самарский, но вряд ли тот поверил.

Грошев быстро прошел к расщелине, достаточно высокой, чтобы он стоял в полный рост, и достаточно темной, чтобы он не видел ничего дальше собственного носа. Там, в темноте, было нечто, оттолкнувшее призрака. Дальше пары метров идти не потребовалось, он просто задел ногой что-то шуршавшее. Склонился и поднял свернутый пакет, который будут рады продать вам на любой кассе любого магазина.

Находка оказалась тяжелой, от нее веяло слабым соленым ароматом, ассоциирующимся у парня с морем. Он вернулся под скудный лунный свет и развернул пакет, уже представляя, что нашел. Пальцы коснулись холодной поверхности кристаллов. Камушки мягко стукнули один о другой. Тусклые, необработанные, но все равно действующие кад-арты.

Макс прикрыл глаза, мысленно считая до пяти и стараясь загнать раздражение обратно. Поверх кристаллов лежала железная пластинка с выбитыми цифрами. За обладание точно такой же Шрам чуть не расплатился жизнью.

– Что там? – спросил Артем.

– То, из-за чего свалился парень. Или его столкнули, – констатировал Грош. Пальцы, перебиравшие камни, как бы ненароком сомкнулись вокруг пластинки, скрывая ее от взгляда подошедшего Самарского. Парень опустил руку, убирая металлическую табличку в карман.

Артем заглянул в пакет, и на его скулах заходили желваки. С контрабандой камней в Империи было покончено еще в прошлом веке. Так говорилось во всех пресс-релизах корпуса правопорядка.

– Парни, я… – снова завел покаянную шарманку Тимирязев.

– Нам потребуется еще целлофан, – перебил его Грош.

– Тело нельзя так оставлять, – согласился Самарский, забирая у него пакет. – Тот, кто завернул Иша и собаку, был предусмотрителен.

– И не боялся призрака, – закончил Макс, не желая говорить вслух, что роскошь не опасаться мертвых могли позволить себе только пси-специалисты.

У хутора было тихо. Слишком тихо. Очаг горел, и ни одного человека рядом. Даже трупа. В маленьких окнах едва заметно колыхались живые языки пламени. Но из дома никто не вышел.

– Пузырь! – простонал идущий первым виниец, обернулся на парней с недоверием на лице и повторил: – Пузырь!

Макс ощутил это секундой позднее. Слабую, похожую на электрическое поле вибрацию, которая пахла горелым пластиком и будто бы тихо потрескивала. Образование блуждающего. Над телом раздувалась невидимая оболочка, внутри которой сливались личность и энергия. Когда процесс завершится, в мир вернется еще один умерший. Значит, на том свете Ишу не понравилось.

Макс почувствовал, как от нестабильности пси-поля заныли виски.

– Мне нельзя. – Артем переложил сверток из одной руки в другую. – Макс, ты должен…

– Нет.

– Что нет?

– Я ничего не должен.

– Давай не сейчас. У нас еще один призрак, пометишь его петлей.

– Нет.

– Да что с тобой такое? – рявкнул Самарский.

– Это с тобой что? – Грош сложил руки на груди. – Всех спасти надумал? Так напомню, ты не Керифонт.

– Парни, вы чего? Где все? – Глаза Дана перебегали с сокурсников на дом.

– Ничего. Отличника понесло. – Грош почувствовал, как от разрастающейся энергии оболочки у него занемел затылок. – Этот, – неопределенный кивок в сторону, – никого не убил. Не факт, что убьет. Но ты предлагаешь мне запечатать силу! Тогда как неизвестно, что еще мы встретим и когда выберемся.

– Ты опять о себе, – скривился Артем.

– Именно, – не стал отрицать Грошев, едва ли замечая, как делает шаг навстречу Самарскому, а опущенные руки сжимаются в кулаки. – Тебе не в группу немедленного реагирования надо, а в морг. Будешь над каждым трупаком стоять, призраков караулить, пока копыта не откинешь. Думаешь, кто-то спасибо скажет? Держи карман шире! Закопают, как собаку, и забудут.

– Ты уж точно с собой так обращаться не позволишь. – Самарский не подумал отступать. – У меня для тебя новость, двоечник, это наша работа! И каждый обязан…

– Вы чего орете? – раздался недоуменный голос Игрока.

Макс не шевельнулся, он почти хотел, чтобы они закончили этот разговор. И клубящаяся внутри злость наконец-то нашла выход.

– У вас Пузырь! – крикнул Лехе Тимирязев.

– Знаю. – Стоя на крыльце дома, Игрок махнул рукой. – Башка уже у всех гудит от него. – Парень потер переносицу. – Пусть себе лопается, тело в сарае, куда он от нас денется.

Наверное, эта небрежность в жесте, в голосе и подействовала на Самарского. Он посмотрел в глаза Грошу и словно очнулся. В его собственных отразилось какое-то детское недоумение, словно товарищ по играм вдруг предпочел футболу поход в библиотеку.

– Соболеву совсем хреново, – сообщил Кузнецов, появляясь из дома следом за Игроковым, снял с пояса ракетницу и протянул Артему. – Утром надо вызывать подмогу, антибиотики не действуют. Ого. – Парень, получив от Самарского взамен кобуры пакет с камнями, заглянул внутрь.

Артем, не глядя ни на кого, достал ракетницу, вставил патрон, поднял руку и нажал на курок. В черное ночное небо с тихим шипением ушла ракета и взорвалась белой вспышкой над их головами.

– Ночью никто в горы не полезет, – покачал головой Леха.

На крыльцо высыпали девчонки. Самарский не отреагировал, он вставил второй патрон, и в небо ушла следующая ракета. На этот раз небо стало красным. Потом снова белым.

– Темыч, перестань, – подошел к нему Игрок.

Но отличник выпустил еще одну, четвертую ракету и сказал:

– Через два часа все кончится.

Но ни через два, ни через три часа никто не пришел, не приехал, не прилетел. Как и через пять, и через шесть. Лишь под утро, услышав далекий стрекот вертолетов, не сомкнувший глаз Артем выскочил на улицу и выпустил предпоследнюю ракету красного цвета.

Их забрали ближе к полудню. У Сеньки к тому времени были температура под сорок и вялотекущий бред. Но им повезло, потому что они выжили. Потому что выросший в горах Игрок, повинуясь своему ничем не объяснимому чутью, вывел их из-под селя. Разжиревший до состояния реки Трепетный сошел со склона, утащив за собой все, чего коснулся: горную породу, камни, почву.