Текст книги "Институты в условиях трансформации экономики"

1.3. Влияние системных сдвигов на трансформацию институтов в конце XX – начале XXI вв

Изучение институциональных матриц Х и Y показало, что прежнее доминирование институтов матрицы Y сменилось постепенным отставанием. В чем кроются причины данной тенденции, что происходит с институтами Y матрицы, в каком направлении они трансформируются?

Российский экономист Капелюшников Р.И. считает:

«что в начале XXI в. мировая экономика пережила радикальную трансформацию, приобретя немало новых черт, с трудом поддающихся теоретическому осмыслению.

Сегодня это мир, где налицо резкое замедление темпов экономического роста, хотя причины этого замедления до сих пор остаются не до конца понятными»[15]15
  Капелюшников Р. И. Экономические очерки: Методология, институты, человеческий капитал – М.: Издательский дом Высшей школы экономики, 2016. – 574 с. – С. 4.


[Закрыть].: много говорят о Четвертой промышленной революции, но нет ощутимого ее влияния на динамику производительности труда, распространены страхи по поводу возникновения крупномасштабной технологической безработицы, но фактическая безработица поддерживается на достаточно низком уровне.

Модель экономического либерализма или «западная модель», в противовес модели «экономического авторитаризма», по Стефану Хедлунду, начала приближаться к своему закату и демонстрировать нежизнеспособность «предпринимательской деятельности под растущим гнетом государственного капитализма»[16]16
  Хедлунд, С. Невидимые руки, опыт России и общественная наука. Способы объяснения системного провала – М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2015. – 424 с. – С. 15.


[Закрыть]. Эти утверждения подтверждают выводы С.Г. Кирдиной-Чэндлер о смене траектории развития институциональных матрицы X и Y.

В 1952 году, когда капиталистическое общество было на волне экономического роста, Лайонел Роббинс высказывал сомнения в дееспособности предпринимательской экономики, в которой «преследование собственных интересов, не ограниченное правильными институтами, не гарантирует ничего, кроме хаоса»[17]17
  Robbins Lionel Charles The Theory of Economic Policy in English Classical Political Economy, 1952.


[Закрыть].

Современные исследователи рыночной экономики развитых стран в аспекте трансформации институтов, выделяют ряд причин, вызывающих качественные изменения институциональной системы:

– «Финансиализация» экономики как проявления кризиса институтов демократического капитализма;

– Трансформация институтов под воздействием финансового кризиса 2008 года;

– Системная институциональная проблема, которую Джозеф Стиглиц, лауреат Нобелевской премии, назвал как «приватизация прибыли и социализация убытков»;

– Модификация институтов взаимодействия труда и капитала;

– Институциональные изменения под воздействием цифровой экономики.

Трансформация институтов капиталистической экономики развитых стран в направлении усиления финансового сектора и институтов финансовых рынков происходила постепенно, начиная в 1960-х годов. Вольфганг Штрик характеризует этот процесс следующим образом:

«Деньги – самый загадочный институт капиталистической современности – были нужны для того, чтобы снять напряжение от потенциально дестабилизирующих социальных конфликтов: сначала с помощью инфляции, потом – растущих государственных долгов, далее – путем расширения рынков частного кредитования и, наконец, сегодня – через покупку центральным банком государственных долгов и банковских обязательств»[18]18
  Штрик В. Купленное время. Отсроченный кризис демократического капитализма. Цикл лекций в рамках Франкфуртских чтений памяти Адорно – М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2019. – 280 с. – С. 16.


[Закрыть]. Вольфганг Штрик считает, что эти действия отсрочившая кризис демократического капитализма в послевоенные годы, тесно связаны с эпохальным процессом капиталистического развития, который называется «финансиализацией».

Марк Шенэ называет процесс усиления влияния институтов финансовых рынков созданием «казино-финансов». Он обращает внимание на «сомнительные рецепты неолиберализма», которые привели «к опасным аномалиям и нарушениям общественного равновесия, к катастрофическим социальным последствиям». Марк Шенэ не просто исследует, а манифестирует последствия:

«Сегодня в невралгическом центре мировой экономики, в финансовом секторе, ключевые факторы бизнеса и прибыли – доверие, инвестиции, сбережения – часто заменяются цинизмом, финансовыми пари и долгами»[19]19
  Шенэ М. Перманентный кризис. Рост финансовой аристократии и поражение демократии – М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2017. – 144 с. – С. 17–19.


[Закрыть].

Финансовый кризис 2008 года является следствием, как считает Марк Шенэ, «мировой финансовой войны, неумолимо разоряющей большинство населения планеты. Финансовый Молох требует своих жертв. Конфликт асимметричен, поскольку ведется финансовой аристократией, крошечной долей населения, едва достигающей сотой процента».[20]20
  Там же. С. 23.


[Закрыть]

Динамика финансового сектора за 25 лет, с 1980 по 2006 год, привела к увеличению доли в ВВП с 2,5 до 8 %. Лоббирование интересов финансового сектора выразилось в суммы 3,4 млрд долл. за десятилетие с 1998 по 2008 год. «Такой рост только усугубил экономические и социальные перекосы и в 2008 году закончился кризисом, который затягивается, и хронические конвульсии которого сотрясают все общество как в США, так и во всем мире».[21]21
  Там же. С. 24.


[Закрыть]

Эндрю Гэмбл видит основную причину избыточной финансиализации и гипертрофированного роста институтов в финансовой сфере в неолиберальном порядке. Эндрю Гэмбл считает: «В полной мере силу неолиберальной революции прочувствовали жители англоязычных стран, особенно двух главных из них – Соединенных Штатов и Соединенного Королевства. В этих странах значительно расширился спектр финансовых услуг и возросла потребительская задолженность; произошла также коренная реорганизация государственного сектора и государственных услуг, где были широко внедрены рыночные отношения; наблюдались ощутимое усиление зависимости от системы социального обеспечения, рост безработицы и резкое увеличение неравенства»[22]22
  Гэмбл Э. Кризис без конца? Крах западного процветания – М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2018. – 304 с. – С. 15–16.


[Закрыть].

Джон Куиггин следующим образом характеризует современное состояние институтов, пронизанных финансовыми инструментами: «Запутанная сеть облигаций суммой на десятки триллионов долларов была соткана из спекулятивных или вообще фиктивных инвестиций.

Результатом этого стало возникновение глобальной экономики, где и домохозяйства, и целые страны жили не по средствам»[23]23
  Куиггин Дж. Зомби-экономика: Как мертвые идеи продолжают блуждать среди нас – М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2016. – 272 с. – С. 22–23.


[Закрыть].

Трансформация институтов усилилась под воздействием финансового кризиса 2008 года. Стефан Хедлунд отмечает: «Технически можно сказать, что причиной разразившегося кризиса стали такие действия, как отмена в 1999 г. закона Гласа – Стигалла 1933 г. Однако фундаментальной причиной кризиса было постоянное размывание норм самоограничения, которое шло рука об руку с развитием общественной культуры воинствующего индивидуализма»[24]24
  Хедлунд С. Невидимые руки, опыт России и общественная наука. Способы объяснения системного провала – М.: Издательский дом Высшей школы экономики, 2015. – 424 с. – С. 21.


[Закрыть].

Эндрю Гэмбл оценивает последствия финансового кризиса так, что до сих пор не видно конца более глубокому кризису неолиберального порядка, ярким знамением которого стал крах 2008 г.[25]25
  Гэмбл Э. Кризис без конца? Крах западного процветания – М.: Издательский дом Высшей школы экономики, 2018. – 304 с. – С. 16.


[Закрыть] Гэмбл утверждает, «что финансовый крах 2008 г. и его последствия, спад и восстановление экономики, представляют собой первую фазу нового структурного кризиса, который будет третьим после кризисов 1930-х и 1970-х годов структурным кризисом существующего международного рыночного порядка»[26]26
  Там же, С.18.


[Закрыть].

Многие экономисты указывают на формирование нового институционального перераспределения рисков, которое заключается в том, что финансовые риски бизнеса перераспределяются на все общество. Марк Шенэ констатирует: «В глазах гигантских финансовых организмов, достигших критического размера и определенной плотности связей внутри экономической и финансовой ткани (ставших, таким образом, что называется «too big to fail»), именно на государство, а значит, в конечном счете на налогоплательщика, пенсионера, клиента банка, безработного, возлагается миссия принять на себя риски и, когда нужно, оплачивать счета. В итоге эта финансиализированная экономика подрывает основы как экономического, так и социального здания»[27]27
  Шенэ М. Перманентный кризис. Рост финансовой аристократии и поражение демократии – М.: Издательский дом Высшей школы экономики, 2017. – 144 с. – С. 23.


[Закрыть].

Джейкоб Хэкер дал название этому процессу «великое перемещение рисков». Поскольку риски, которые прежде были ношей корпорации и правительства, теперь переложены на плечи рабочих и домохозяйств. Джон Куиггин показывает, что в ходе «великого перемещения рисков» долгосрочная тенденция к повышению социальной защищенности была сломлена[28]28
  Куиггин Дж. Зомби-экономика: Как мертвые идеи продолжают блуждать среди нас – М.: Издательский дом Высшей школы экономики, 2016. – 272 с. – С. 22–23.


[Закрыть].

Институциональные изменения под воздействием цифровой экономики заключаются в создании сетевых структур, которые не контролируются государством. Эндрю Гэмбл указывает на то, что: «противоречие между единым рыночным порядком и системой множества отдельных государств еще более обострилось с появлением новых быстрорастущих стран и усилением позиций неподконтрольных правительствам сетей – от сетей транснациональных корпораций, офшорных финансовых центров, Интернета, незаконного оборота наркотиков, оружия и людей до общественных движений и международных террористических организаций. Эти изменения оказали значительное воздействие на существующий неолиберальный порядок»[29]29
  Гэмбл Э. Кризис без конца? Крах западного процветания – М.: Издательский дом Высшей школы экономики, 2018. – 304 с. – С. 20.


[Закрыть].

Российские исследователи цифровой экономики приходят к выводу, что: «В XXI в. институты, институциональная инфраструктура (ИИ) «цифровой экономики» (ЦЭ) приобретают жизненно важное значение в условиях цифровизации, реиндустриализации, глобализации и гибридных войн, обеспечивая жизнеспособность, безопасность и конкурентоспособность экономики практически любой страны. Институциональная («мягкая») инфраструктура (Интернет, «искусственный» интеллект, институты развития и роста, технологической кооперации и др.), в отличие от традиционной («жесткой») инфраструктуры (дорог, портов, мостов, аэропортов, тоннелей.

Критическое отношение к сложившейся системе отношений собственности в Y-матрицах, вслед за неомарксизмом, перекликаясь с ним, высказывают представители радикального институционализма. К этому направлению относятся американские экономисты Уильям Даггер[30]30
  Dugger W. Radical Institutionalism: Basic Concepts. //Review of Radical Political Economics, 1988 20 (1), 1–20; Dugger W. Radical Institutionalism: Contemporary Voices. Westport, CT: Greenwood Press. 1989.


[Закрыть] Уильям Уоллер, Эдит Миллер, Дж. Рон Стэнфилд, Рон Филлипс, Делл Чэмплин, Дженис Петерсон, Чарльз Уален, Даг Браун, Рик Тилман, Луис Юнкер, Говард Шерман.

Для радикального институционализма характерно критическое отношение к крупной частной собственности, в этом плане они продолжают традиции американского традиционного институционализма, родоначальником которого стал Торстейн Веблен[31]31
  Веблен Т. Теория праздного класса. – Прогресс, 1984.


[Закрыть], а продолжил Джон Кеннет Гэлбрейт[32]32
  Гэлбрейт Дж. К. Новое индустриальное общество. – М.: АСТ, 2004. – 608 с.


[Закрыть].

Критическое отношение к рыночной экономической системе, основой которой является частная собственность, выражается в анализе экономических и социальных проблем, порождаемых крупной частной собственностью.

У. Даггер показывает, что в результате «выдвижения американских деловых предприятий на доминирующие позиции гегемона американского общества»[33]33
  Dugger W. Radical Institutionalism: Contemporary Voices. Westport, CT: Greenwood Press. 1989. Рр. 129–151.


[Закрыть] произошло перерождение ценностей общества с плюралистических и демократических, на денежные ценности в интересах «корпоративной гегемонии».

«Как писал Даггер, РИ представляет собой глубоко критическую теорию (совокупность теорий) современных капиталистических обществ с набором следующих взглядов: 1) рассмотрение экономики как процесса, а не с точки зрения статического равновесия; 2) признание того факта, что эксплуатируемые классы часто иррациональны, что мешает их потенциальной солидарности; 3) существующая власть использует свой авторитет и мифы для поддержания господствующего положения и тирании в обществе; 4) нормальная жизнь должна предполагать равенство; 5) ценности и идеологии важно поддерживать и исследовать; 6) необходима реальная демократия участия (participatory democracy); 7) в текущей ситуации целесообразны не инкрементные изменения, а радикальные преобразования»[34]34
  Кирдина-Чэндлер С.Г. Радикальный институционализм и фейковая экономика в XXI веке// Журнал институциональных исследований, Т. 9, № 4, 2017. С. 6–15.


[Закрыть].

Д. Холл, исследователь взглядов У. Даггера отмечает: «субрепция (подмена) достойных ценностей денежными ценностями, специально навязанными лидерами крупного бизнеса, ведет к сомнительной, вырождающейся, унижающей и обесценивающей действительности, и этот процесс можно обозначить как «черная эволюция»»[35]35
  Холл Д. Торстейн Веблен и его кантианский подход к эволюционному мышлению // «Эволюция экономической теории: воспроизводство, технологии, институты». Материалы X Международного симпозиума по эволюционной экономике (г. Пущино 12–14 сентября 2013 г. – СПб.: Алетейя. 2015. –320 с. – С.26.


[Закрыть].

Таким образом, трансформация институтов экономики с пронизывающим финансовым содержанием, перераспределение рисков в экономике, приводит к глубоким структурным кризисным явлениям и нарастанию неравенства и социальной напряженности в обществе.

1.4. Проблемы формирования институтов в условиях структурных изменений в экономике

Современное общество под воздействием развития новых технологий испытывает серьезную трансформацию, которая происходит по целому ряду направлений.

Трансформируется характер собственности: повышается значение и роль интеллектуальной собственности, в связи с чем весьма актуальной задачей является совершенствование законодательной базы по спецификации прав собственности – точного определения субъекта и объекта собственности, установления и защиты прав интеллектуальной собственности. Неполнота спецификации прав собственности приводит к их размыванию и ограничению.

Повышается роль нематериальных активов, брендов, появляются новые продукты, например, различные электронные гаджеты и т. п. В структуре экономики начинает доминировать сфера услуг, появляются новые услуги – социальные, что ведет к необходимости совершенствования институциональной инфраструктуры.

Сейчас стало очевидным, что кризис, вызванный пандемией коронавируса COVID-19, в ближайшее время не закончится и приведет к существенным структурным изменениям. Во всем мире наблюдается расширение цифровых услуг, электронной коммерции, электронного банкинга, онлайн-обучения, удаленной работы.

Трансформируется структура рынка труда – возникают новые профессии: по мнению специалистов, в ближайшие годы будет заменено до 70 % профессий. Так, специалисты Школы управления «Сколково» и Агентства стратегических инициатив составили «Атлас новых профессий». Были названы устаревающие интеллектуальные и рабочие профессии на горизонте 2013–2030 годов[36]36
  Профессии будущего: как стать востребованным специалистом. URL: http://tvk6.tilda.ws/profession


[Закрыть].

В список устаревающих интеллектуальных профессий до 2020 года вошли: сметчик, стенографист-расшифровщик, копирайтер, турагент, лектор, библиотекарь, документовед/архивариус, испытатель, any-key специалист; список после 2020 года изменился, добавились такие профессии, как: юрисконсульт, нотариус, провизор, аналитик, маклер/риэлтор, секретарь/рецепционист, муниципальный работник, логист, диспетчер, банковский операционист, журналист, диагност, бурильщик, системный администратор. Предполагается, что большую часть этих специалистов заменит интернет и искусственный интеллект. К числу устаревающих рабочих профессий относятся: билетер, парковщик, оператор call-центра, лифтер, почтальон, а после 2020 года предполагается исчезновение профессий вахтера, шахтера, машиниста товарного состава, инспектора ДПС, горняка, фасовщика, варщика, прораба, швеи/сапожника, водителя такси.

Среди профессий будущего – оператор медицинских роботов, специалист по киберпротезированию, сетевой врач – диагност в режиме онлайн, строитель «умных дорог», архитектор виртуальности, дизайнер виртуальных миров. Появятся такие профессии, например, как менеджер космотуризма, инженер-космодорожник, инженер роботизированных систем, экоаналитик в добывающих отраслях, архитектор живых систем, урбанист-эколог, сити-фермер и другие.

По прогнозу Всемирного экономического форума, в развитых странах к 2025 году появятся 97 млн рабочих мест с новыми специальностями, и 50 % людей придется обучиться новым навыкам, а 85 млн старых рабочих мест исчезнут (рис. 1).

Международные исследования свидетельствуют о том, что в современном мире под угрозой находятся специалисты средней квалификации. Это объясняется тем, что автоматизация как одна из основных причин исчезновения ряда профессий начинается с работ среднего уровня, поскольку их легко автоматизировать из-за большого количества шаблонных компонентов. Эту закономерность 15 лет назад вывел американский экономист Дэвид Аутор, но она является актуальной и в настоящий период.

Новые требования на рынке труда в современной экономике связаны не столько с профессиональными компетенциями, сколько с коммуникативными навыками, с умением обучаться, адаптироваться к изменениям, со стремлением к новому, с мотивацией к достижениям.

Для успешной адаптации рынка труда к условиям цифровой экономики необходима помощь государственных органов власти для поддержки и корректировки инвестирования в образование и подготовку и переподготовку кадров с цифровой ориентацией. В таких условиях существует настоятельная необходимость повышения качества подготовки специалистов и расширения мер государственной поддержки ученых-исследователей. Подготовка и переподготовка специалистов для новой экономики требует формирования учебно-научных центров, создания условий для повышения квалификации преподавателей, в обновлении образовательных стандартов. Федеральный проект «Кадры для цифровой экономики» предусматривает до 2024 года для ИТ-специальностей и других предметных отраслей повышение квалификации 80 тысяч преподавателей высшего и среднего профессионального образования по новым программам. Для этого создана единая многофункциональная образовательная платформа, связанная с государственной информационной системой «Современная цифровая образовательная среда (СЦОС)».

Рис. 1. Какие профессии уйдут, а какие останутся к 2025 году[37]37
  Чего ждать на рынке труда: HR-тренды до 2050 года // РБК – Тренды: URL: https://trends.rbc.ru/trends/education/604f2e5e9a7 9478fdd40d2ce?from=trend&nick=education


[Закрыть]

Организация труда на современном этапе характеризуется трансформацией форм занятости, развитием различных ее нестандартных форм, использование которых расширилось в условиях ограничений, связанных с коронакризисом. Большинство новых видов занятости сохраняется и после снятия ограничений. Широкое распространение получили такие нестандартные формы занятости, как работа на условиях неполной занятости (part-time work); работа на дому (work at home); удаленная работа (telework, e-work); срочная (fixed-term) или краткосрочная (short-time) занятость; самозанятость (self-employment); временная агентская занятость (temporary agency employment); фриланс (freelance); аутстаффинг; аутсорсинг.

Работа в дистанционном режиме имеет как преимущества, так и риски. К преимуществам относятся: отсутствие необходимости создавать рабочие места, экономия затрат на персонал, возможность привлекать высококвалифицированных специалистов, самостоятельное регулирование работником режима свободного времени.

Вместе с тем рост числа удаленно работающих приводит к ряду рисков для самих работников и для работодателей: например, сложно отследить качество и своевременность выполнения работы, нет достаточных социальных гарантий. К плюсам дистанционной занятости относится то, что такая гибкая форма занятости позволит создать больше рабочих мест и предоставить доступ к рынку труда большему количеству населения.

Российский рынок фриланса растет быстрыми темпами, в 2020 году Россия вошла в первую десятку стран по объему рынка фриланса. Специалисты PwC в России опубликовали в феврале 2021 года итоги проведенного ими анализа глобального рынка фриланса. В качестве основных причин привлечения фрилансеров были названы не только снижение издержек и потребность в работе на отдельных проектах, но и доступ к широкой экспертизе (таблица 1).

Таблица 1 Причины привлечения фрилансеров[38]38
  Источник: Gig-экономика. Февраль 2021 г. PwC: pwc_ freelance_market_research_final.pdf.


[Закрыть]

Все эти новые формы организации работы требуют институционального оформления. Так, работа на условиях неполной занятости регулируется статьей 93 «Неполное рабочее время» Трудового Кодекса Российской Федерации. Оплата труда работника производится пропорционально отработанному им времени или в зависимости от выполненного им объема работ, неполная занятость не влечет для работников каких-либо ограничений продолжительности ежегодного основного оплачиваемого отпуска, исчисления трудового стажа и других трудовых прав. В 2018 году был принят Закон о самозанятых, который с 1 января 2019 г. ввел в действие новый налоговый специальный режим «налог на профессиональный доход», призванный вывести из тени самозанятых граждан. Самозанятые могут платить с доходов от самостоятельной деятельности только налог по льготной ставке – 4 или 6 %, при этом декларацию представлять не нужно, обязанность по уплате фиксированных взносов на пенсионное страхование отсутствует.

По данным Роструда, пандемия COVID-19 продолжает оказывать негативное воздействие на российский рынок труда: так, 20–50 % отечественных компаний сократили персонал, 30 % отечественных компаний заставили сотрудников взять отпуск за свой счет, а 20 % сократили зарплату, работодатели все чаще прибегают к гибким формам занятости. В ряде регионов безработица достигает критических значений: например, в Дагестане она составляет более 13 %, в республике Тыва – около 12 %, в республике Алтай – около 13 %.

В условиях растущей безработицы и падения благосостояния требуется усиление социальных мер поддержки населения: гарантированное обеспечение адекватно определенного прожиточного минимума; формирование мер законодательного регулирования нестандартных форм занятости; развитие современных образовательных технологий; стимулирование капиталовложений в развитие человеческого капитала путем использования различных инструментов экономической политики и др.

Основным фактором, определяющим социально-экономический прогресс общества, выступают инновации. Анализ показателей, характеризующих инновационное развитие России в целом и по субъектам Российской Федерации, свидетельствует о том, что по ряду показателей наша страна уступает как развитым, так и развивающимся странам. Уровень инновационной активности организаций в России, по данным Росстата, в последнее время растет, однако остается пока невысоким – в большинстве субъектов он не превышает показателя 10 %, и в среднем по России уровень инновационной активности составляет 9,1 %; объем инновационных товаров, работ и услуг составляет 5,3 % в общем объеме отгруженных товаров; соотношение темпа роста внутренних затрат на НИР к темпу роста ВВП составляет всего 1,05 %.[39]39
  Инновационная инфраструктура и основные показатели инновационной деятельности субъектов Российской Федерации. URL: https://www.miiris.ru


[Закрыть]

На современное состояние инновационной сферы существенное влияние оказывает кризис, связанный с пандемией коронавируса COVID-19. В период кризиса во многих сферах произошло сокращение инвестиций, особенно сильно пострадали стартапы, малые и средние предприятия. В таких условиях весьма актуальным направлением экономической политики должна стать государственная поддержка инновационной деятельности.

Российские регионы обладают разными инновационными возможностями, имеющиеся оценки показателей инновационной деятельности позволяют классифицировать экономические субъекты по уровню инновационной активности.

Уровень инновационной активности организаций в целом по России составляет 9,1 %. Более высокие показатели наблюдаются в Республике Мордовия (21,2 %); Ростовской области (17,6 %), Республике Татарстан (17,4 %), Белгородской области (15,1 %), Чувашской Республике (15 %), Томской области (14,8 %), Ульяновской области (14,6 %), Кировской области (14,6 %), Нижегородской области (13,7 %), Воронежской области (13,4 %), Магаданской области (13,3 %), Пензенской области (13,1 %), на Камчатке (13,1 %), в Алтайском крае (12,9 %), Тверской области (12,1 %).

Низким уровнем инновационной активности характеризуются: Чеченская Республика (0,2 %), Республика Дагестан (0,5 %), Республика Ингушетия (0,8 %), Республика Калмыкия (1,5 %), Северная Осетия – Алания (1,6 %).[40]40
  Инновационная инфраструктура и основные показатели инновационной деятельности субъектов Российской Федерации. URL: https://www.miiris.ru/rf_charts/orgs_inno_act


[Закрыть]

Росту инновационного потенциала препятствует целый ряд факторов, и для преодоления сложившейся ситуации необходимо решение следующих первоочередных проблем:

– расширение финансовой поддержки государством инновационной деятельности;

– более активное привлечение для финансирования инновационных проектов финансовых средств негосударственного сектора;

– повышение уровня инновационной культуры;

– расширение форм взаимодействия государства, науки и бизнеса.

Для формирования инновационной модели экономики необходима соответствующая этой модели институциональная среда, формирование разного рода институтов стимулирования инновационной активности.

Существующие специальные фонды, ставящие целью своей деятельности поддержку науки – Российский фонд фундаментальных исследований (РФФИ), Российский гуманитарный научный фонд (РГНФ), Российский фонд технологического развития (РФТР) и другие – не всегда работают достаточно эффективно, нередко отличаются бюрократизмом.

С целью углубления интеграции университетов, научных организаций и предприятий реального сектора экономики в России в настоящее время начали создаваться и функционировать научно-образовательные центры мирового уровня (НОЦ) – в 2019 году получили поддержку 5 таких центров, в регионах было создано 5 НОЦ, в 2020 году еще 5 НОЦ получили поддержку, и было создано в регионах уже 14 научно-образовательных центров.[41]41
  Инновационная инфраструктура и основные показатели инновационной деятельности субъектов Российской Федерации. URL: https://www.miiris.ru/noc/all


[Закрыть] Такие центры созданы в различных регионах России: в Татарстане («Циркулярная экономика»), в Новосибирской области («Цифровые инновации в экономике»), в Якутии («Север – территория устойчивого развития») и другие. Деятельность НОЦ направлена на разработку и внедрение новых продуктов, материалов, технологий – это должно способствовать росту конкурентоспособности, и, что немаловажно, созданию новых рабочих мест. Всего на территории Российской Федерации действует 524 объекта инновационной инфраструктуры и зарегистрировано 2936 разнообразных субъектов инновационной деятельности: 312 наукоградов, 32 территории опережающего социально-экономического развития, большое количество разных научных организаций, кластеров, технопарков, бизнес-инкубаторов.

В настоящее время получили развитие различные научные центры, расположенные во многих российских регионах: 15 региональных научных центров Российской академии наук, 42 государственных научных центра, 78 федеральных исследовательских центров, занимающихся исследованиями в разных областях.

Многочисленные экономические и социологические исследования, проводимые российскими и зарубежными специалистами, свидетельствуют о том, что нехватка финансовых средств, сложные условия кредитования бизнеса, высокий износ основного капитала, а также отсутствие государственной поддержки предпринимательства выступают в качестве наиболее существенных факторов, влияющих на инновационную активность предприятий и их конкурентоспособность. Основные приоритеты формирования и реализации инвестиционной политики отражены в таблице 2.

Пути повышения инвестиционной активности, по нашему мнению, необходимо должны включать в себя: мероприятия по совершенствованию законодательной базы, регулирующей инвестиционную деятельность, с целью повышения мотивации к инвестированию, устранению существующих противоречий в законодательстве; создание эффективного механизма защиты интересов инвесторов; обеспечение условий страхования инвестиций; дальнейшее развитие информатизации на инвестиционном рынке.

Таблица 2

Приоритеты формирования и реализацииинвестиционной политики43

Терская Г.А. Формирование и актуальные направления региональной инвестиционной политики // Самоуправление. 2020. Т. 2. № 1 (118). С.414–417.

Успешность в достижении долгосрочных целей инвестиционной стратегии в регионах определяется следующими основными направлениями экономической политики:

– стимулирующая налоговая политика, при которой будут максимально вовлечены в оборот все активы на территории региона, предполагающая наличие налоговых льгот для перспективных инновационных предприятий и отраслей;

– тарифная политика, нацеленная на ограничение роста тарифов;

– рост бюджетных инвестиций на развитие социальной и транспортной инфраструктуры региона;

– сбалансированная градостроительная политика, способствующая улучшению качества жизни населения региона.

Происходящее снижение экономической активности оказывает влияние на институты социальной политики и ведет:

– к уменьшению фонда оплаты труда, в частности, из-за перевода части работников на режим неполной занятости;

– к сокращению количества рабочих мест, в том числе в форме неоплачиваемых отпусков и к увеличению официальной и неофициальной безработицы;

– к падению доходов населения, что ведет к изменению структуры спроса и к сокращению потребления.

Специалисты Института статистических исследований и экономики знаний Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» проанализировали факторы, ограничивающие деятельность предприятий и организаций базовых отраслей в прошедшем 2020 году[42]42
  Факторы, ограничивающие деятельность предприятий и организаций отраслей экономики в 2020 году. – Москва: НИУ ВШЭ, 2021. URL: https://www.hse.ru/data/2021/03/31/1387196974/Limit_factors_2020.pdf


[Закрыть] (рис. 2). На первую позицию вышел фактор «неопределенность экономической ситуации»: в конце 2020 года его отмечали 55 % руководителей обрабатывающих и 44 % добывающих производств, 59 % предпринимателей в сфере услуг. Наиболее сильно пострадали от неопределенности, вызванной пандемией COVID-19, предприятия по производству текстильных изделий, автотранспортных средств и электрооборудования. В лучшем положении по понятным причинам оказались пищевые, химические и фармацевтические производства. Сфера услуг во время локдауна понесла самый сильный ущерб, особенно это коснулось туристических компаний, гостиниц, организаций культуры, спорта и развлечений.

Особенность нынешнего кризиса, в отличие от кризиса 2008–2009 гг., состоит в том, что он представляет собой сочетание шоков со стороны спроса и со стороны предложения, вызванными, главным образом, ограничительными мерами. Совокупный спрос снизился практически во всех секторах экономики: сокращение инвестиционного спроса произошло по причине ухудшения финансового положения компаний, а снижение потребительского спроса связано с падением в 2020 году по сравнению с 2019 годом на 3,5 % реальных доходов населения (по оценкам, это составило приблизительно 2 трлн рублей «выпадающих» доходов).[43]43
  Факторы, ограничивающие деятельность предприятий и организаций отраслей экономики в 2020 году. – Москва: НИУ ВШЭ, 2021. URL: https://www.hse.ru/data/2021/03/31/1387196974/Limit_factors_2020.pdf. С.7.


[Закрыть]

Недостаток спроса на продукцию и услуги в качестве фактора, ограничивающего производственную деятельность в 2020 году, назвали руководители 63 % оптовых фирм; 56 % организаций розничной торговли; 55 % организаций, оказывающих услуги; 51 % строительных компаний; 50 % обрабатывающих производств; 32 % добывающих производств[44]44
  Там же. С.7.


[Закрыть].

Давление конкурирующего импорта ощущали главным образом предприятия обрабатывающих отраслей – это отметили руководители каждого пятого предприятия (наибольшее воздействие данного фактора ощутили производители одежды, текстиля, лекарственных препаратов).

Отрицательное влияние «налогового пресса» в 2020 году отмечали руководители: 56 % оптовых фирм; 45 % розничных компаний; 43 % обрабатывающих производств; 41 % организаций, оказывающих услуги; 36 % строительных фирм; 30 % добывающих производств[45]45
  Там же. С. 10.


[Закрыть].

Высокий уровень налогообложения был существенной проблемой и в предшествующие годы.

Серьезные препятствия для развития бизнеса создавали в 2020 году (как и в прошлые периоды) финансовые ограничения – недостаток финансовых средств и высокий процент коммерческого кредита. Дефицит квалифицированных кадров в период коронакризиса ощущался меньше, чем ранее, поскольку наблюдалось снижение деловой активности.

Об изменениях потребительского поведения в период ограничений свидетельствуют следующие опубликованные статистические данные за IV квартал 2020 года:

Рис. 2. Факторы, ограничивающие деятельность предприятия и организаций промышленности (доля от общего числа обследованных организаций, %)[46]46
  Факторы, ограничивающие деятельность предприятий и организаций отраслей экономики в 2020 году. – М.: НИУ ВШЭ, 2021. URL: https://www.hse.ru/data/2021/03/31/1387196974/Limit_ factors_2020.pdf. С.19.


[Закрыть]

• Индекс потребительской уверенности снизился на 4 процентных пункта относительно предыдущего квартала до значения (-26) %;