Текст книги "Звездочки в траве"

7. Опасные гости

Солнце заходило. Ещё несколько мгновений – и сияющий диск его окончательно скрылся за горой. Сразу стало темно. Каменный дракон отбрасывал огромную тень на равнину, по которой устало брели мальчик и девочка.

От голода кружилась голова, в горле пересохло, нестерпимо хотелось пить. Ещё утром эльфина покинула их, улетев искать горные тропы. И весь день они шли одни, превозмогая усталость, голод и жажду.

Но всякому терпению приходит конец. Катарина села наземь и заявила, что дальше не пойдёт. Том особенно не возражал. Поскольку есть было всё равно нечего, дети, не теряя времени, тут же уснули.

Тому снился сон: горная глыба зашевелилась и на него весело посмотрел огромный глаз.

"Хочешь опять стать человеком? – поинтересовался дракон. – Береги свою книгу!"

"Какую книгу?" – не понял Том.

"Какую? А какую книгу ты нашёл в дупле старого дерева?" – лукаво прищурился глаз.

"Но это просто ноты!" – возразил мальчик.

"Ноты? Очень хорошие ноты! – одобрительно закивала головная часть Драконьего Хребта. – Особенно для такого отличного музыканта, как Том."

"Э-э… вы знаете, они ведь остались у Грушкинса, вместе со старым дорожным мешком!" – хотел было крикнуть мальчик.

Но сон уже кончился. Том открыл глаза и вгляделся в темноту. В предрассветном небе смутно вырисовывались очертания поросшего древним лесом горного хребта.

* * *

Проснувшись, Катарина наотрез отказалась вставать. На все уговоры Тома она только плакала, просила пить и жаловалась, что немедленно хочет к папе.

– Ну что ты какая глупая, – убеждал Том. – Чтобы вернуться к папе, нужно сначала попасть к фее Тортинелле, а уж она непременно сделает нас опять большими. И, может, даже отправит нас прямо домой: ведь у неё же есть летучий дворец! Ну, не упрямься, Катрин, пойдём! Там, у подножия, протекает речка. Помнишь, как Диана рассказывала? Мы придём и напьёмся столько, сколько нам угодно! Так и быть, можешь выпить всю речку, если хочешь.

– Нет, я хочу пить сейчас, – всхлипывая, твердила девочка. – Пусть Диана вернётся и принесёт нам оттуда воды.

Том растерянно сидел рядом, не зная, как заставить сестру подняться.

Вдруг где-то далеко в небе раздались знакомые крики. Несколько чёрных точек летело с запада, увеличиваясь с каждым мгновением: птицы.

Внезапно его осенило: ведь можно же добраться и на птицах, так же, как они летели на стрекозе! Взволнованный, Том вскочил, стащил с себя куртку и изо всех сил замахал ею над головой:

– Э-ге-гей! Эй! Мы тут! Спуститесь к нам, пожалуйста! Э-гей!

Только бы те их заметили!

Мальчик подпрыгивал, размахивая курткой, и кричал:

– Э-ге-гей! Нам очень нужно добраться до горы! Пожалуйста, спуститесь вниз!

Похоже, птицы увидели детей, потому что повернули прямо к ним.

Катарина тоже села и с надеждой смотрела на приближавшихся крылатых спасителей.

Всё ближе и ближе… И тут у Тома ёкнуло сердце: не может быть… нет! только не это!.. Коршуны… чёрные умортовы коршуны.

Раскинув широкие крылья, нацелившись хищными изогнутыми клювами, коршуны направлялись прямёхонько к ним, к девочке и мальчику, который сам их позвал.

Вскочив в испуге, дети бросились прочь. В глазах темнело от страха. Ноги едва касались земли.

Но разве уйдёшь от всевидящих крылатых разбойников? Куда спрячешься от них на голой выжженной равнине, где не осталось ни одного листика, ни травинки?

Не помня себя от ужаса, дети метались по голой степи под цепкими взорами неспешно парящих над ними коршунов.

Громадная чёрная птица настигла Тома в тот момент, когда он взбежал на пригорок.

Мальчик вовремя увернулся от мощного клюва, но ударом крыла его сбило с ног, и он покатился куда-то вниз, ничего не различая вокруг себя.

Первое, что он увидел, открыв глаза, была огромная дыра в земле, нет… скорее, нора…

– Подожди, Том! Не оставляй меня, я с тобой! – крикнула запыхавшаяся Катарина, подбегая к нему, и не раздумывая, прыгнула в нору.

Это было очень вовремя, так как подлетевшая птица как раз оторвала от её платья хороший кусок с кружевами.

Не раздумывая больше ни секунды, мальчик последовал за сестрой.

Столб пыли позади, поднятый ногами коршунов, и громкие досадливые крики, похожие на ругательства, убедили детей, что они поступили совершенно правильно, ворвавшись без спросу в чужое жилище. Впрочем, может быть, тут никто и не живёт…

Нора была большая, намного просторнее, чем у мышей. Немного отдышавшись, дети поспешили дальше вглубь. Кто знает этих умортовых разбойников. Чем дальше, тем спокойнее.

Но не успели они пройти и нескольких шагов, как тишину впереди прорезал дикий визг.

Сердца детей ушли в пятки. Они испуганно прижались друг к другу.

На стене выступила тень от огромной головы.

Для Катарины это было последней каплей. Ноги её подкосились и она мешком рухнула на руки брату. Прижимая к себе сестру, Том напряжённо вгляделся вглубь норы.

Из темноты на мальчика глядели исполненные ужаса глаза… большого хомяка.

Нет, хомяк был, конечно, обычных размеров, и даже гораздо меньше, чем его тень на стене, но для Тома, ставшего теперь ростом с эльфа, хомяк всё же был непривычно большим.

Несколько мгновений хомяк молча разглядывал незваных гостей. И постепенно взгляд его из испуганного сменился на возмущённый.

– Как это… это… называется? – Голос хомяка срывался от волнения. – Кто позволил вам вводить меня в такой ужас? Уж несомненно, после такого мои усики поседеют!

Хомяк исчез в темноте, а пару мгновений спустя вернулся со свечкой в лапке, торопясь, видно, проверить свою страшную догадку. К облегчению Тома, подозрения хомяка, по всей вероятности, не оправдались, потому что, поправив перед зеркалом галстучек, он обратился к мальчику уже более дружелюбным тоном:

– Нет, вы поймите меня правильно! Сначала – страшный пожар, полыхавший тут целую вечность и выжегший всю съедобную растительность. Затем – жуткие чёрные птицы, прочёсывающие всю долину в поисках каких-то детей (зачем им дети? что за шутки?)… А под конец я слышу дикие крики этих демонов прямо у моего порога и в мою нору врываются два неизвестных гнома. Причём один из них – ни единого слова приветствия! – падает тут же у меня в прихожей.

Хомяк осуждающе глядел на Тома.

Спохватившись и всё ещё удерживая в руках Катарину, Том поспешил вежливо поклониться:

– Я очень извиняюсь… э-э… я… мы тут… спасались от коршунов…

Ни капли сочувствия не отразилось на усатой мордочке. Круглые ушки строго стояли торчком.

– Мы здесь долго не задержимся, – заверил Том, – только дождёмся, когда коршуны улетят…

Хомяк задумчиво пошевелил усами.

– А этот… – указал он на лежавшую без памяти Катарину, – когда проснётся?

– Моя сестра… она ослабла от жажды, – объяснил Том. – Но если дать ей напиться…

* * *

Катарина очнулась на маленьком уютном диванчике перед столиком, заставленном чашками с чаем.

Ах, что за прелестное жилище! После унылой пыльной равнины, где она умирала от жажды, нора хомяка – заставленная милыми креслицами и шкафчиками, застланная мягкими ковриками и завешанная семейными портретами и экибанами из колосьев ржи – показалась ей просто волшебным сном.

Схватившись за чашку, девочка долго с наслаждением пила неизвестный ей травяной чай, одним ухом слушая рассказ хомяка:

– …с тех пор, как произошло это безобразие. Соседи-кролики уже перебрались – туда, к Драконьему Хребту. Я тоже подумывал (тётушка Фланни давно звала меня к себе). Но у меня не хватило духу. Я так привык с моему жилищу… Вы видите, у меня отличная нора. Я дорожу семейными реликвиями. Это – сервиз моей прабабушки. Осторожно, он хрупкий! – подскочил хомяк, когда Катарина, отставив третью чашку, потянулась к вазочке с чем-то зелёным.

– Видите ли, – поспешил объяснить Том, – мы с сестрой не ели уже два дня…

Укоризненно вздохнув, хомяк прошаркал на кухню.

В кухне что-то прогремело, прозвенело… Снова послышались шаги. Взгляды детей жадно устремились на поднос, который хомяк бережно поставил на стол.

– Это последнее, что у меня осталось, – предупредил он. От аппетитно приготовленной капусты по всей комнате распространялись дразнящие запахи. – У меня был отличный огород – там, наверху. Всё сожжено дотла! Ох, я думал, мои усики поседеют… Видимо, придётся всё-таки перебираться – запасы кончаются.

Капуста была съедена так быстро, что хомяк от растерянности захлопал глазами.

– Ну, теперь вы сыты, – сказал он с надеждой. – Посмотрим, не улетели ли уже те чёрные птицы…

Оставшись одни, дети с тоской огляделись. Так грустно было покидать это симпатичное жилище…

Из задумчивости их вывели торопливые шаги хозяина. На мордочке его отражалась сильная обеспокоенность.

– О боги и все волшебники! Они всё ещё там!

Хомяк в волнении плюхнулся на диванчик, подвинув к себе капусту.

– И чего им от меня нужно? Если они ищут детей, то пусть их и ищут, а не осаждают бедного хомяка. Я ведь не держу у себя никаких детей, они мне и даром…

Тут взгляд его остановился на Томе с Катариной. Страшная догадка пронзила его бедное сердце.

– Ну-ка, сейчас же скажите мне правду: вы – дети?

Под недоверчивым взглядом хомяка дети виновато съёжились.

– Э-э… гм… – начал Том, – собственно говоря… да…

– Но мы же спасались от коршунов! – воскликнула Катарина. – И нам просто подвернулась ваша нора…

Девочка осеклась. Бедный хомяк выглядел таким несчастным, будто уже попал в лапы к коршунам, и те собираются разделать его на ужин. Размякший, с опавшими ушами, он жалобно бормотал:

– Но почему именно моя нора?.. Какая несправедливость… – Хомяк принялся всхлипывать. – Принял… согрел… накормил – из последних запасов!.. И где благодарность? – Всхлип-всхлип! – Сижу, осаждённый стаей коршунов… А я как раз собирался отправиться к моей доброй старой тётушке!.. Ведь я никому… никогда… ничего… не делал плохого!

Тут усатый хозяин горько зарыдал.

Дети почувствовали себя страшными злодеями.

– Может быть, коршуны скоро улетят, – предположил Том, – а мы могли бы пока переждать здесь.

– А запасы? – возразил хомяк. – Кто съел мою последнюю капусту?

Дети почувствовали себя ужасными обжорами.

– И почему именно в мою нору? – продолжал жаловаться хомяк. – Ведь есть же норы соседей!

Вдруг мордочка его просияла, а уши снова встали торчком:

– Соседка-мышь! Она оставила мне ключ от своей норы, когда уходила… Её нора соединяется с моей! А кончается по ту сторону холма.

Глаза хомяка заблестели, он даже заулыбался.

– Ну вот! Слава всем богам и волшебникам! Я нашёл выход! Я проведу вас на ту сторону холма. И ночью, пока коршуны будут спать, вы тихонько выберетесь наружу и спокойно отправитесь своей дорогой.

Ключи зазвенели, дверь, разделявшая жилища хомяка и мыши, заскрипела, дети вошли в тёмный коридор.

Коридоры в мышиной норе были гораздо уже, и толстым хомячьим щекам было тесно, но такая мелочь не могла выбить из обладателя хорошего настроения.

Протискиваясь тёмными коридорами со свечкой в лапе, он весело лопотал:

– Вам просто повезло, что я такой сообразительный. Можете спокойно идти всю ночь. Коршуны будут думать, что вы всё ещё у меня в гостях, а вас то уже и след простыл! Ну а утречком я вывешу белый флаг и извещу их, что вы уже ушли и нечего больше осаждать бедного хомяка. Тогда эти разбойники наконец оставят меня в покое и можно будет спокойно укладывать чемоданы.

– Пожалуйста, – обеспокоился Том, – не говорите коршунам так скоро, что мы ушли! Мы можем не успеть добраться до горы к утру, а они уже бросятся за нами вслед. Посидите в вашей норке подольше: парочку дней…

– А что я буду есть? – возразил хомяк. – Одну морковь? Так можно и ослабнуть! И потом, – успокоил он их, – до горы вы несомненно доберётесь к утру. Нужно только, не останавливаясь, быстро бежать всю ночь.

Бодро напевая, хомяк вёл детей длинными коридорами – направо, налево, налево, направо, вниз, вверх, назад…

Нора соседки-мыши оказалась довольно запутанной, и вскоре хомяк остановился озадаченный.

– Здесь мы уже проходили, – то ли сказал, то ли спросил он, освещая свечой одинаковые двери. – У соседки много кладовых… Очень хозяйственная особа.

Поразмыслив немного, он снова двинулся вперёд, внимательно оглядывая при свете свечи каждую дверь.

– Гмм… Сдаётся мне, это та самая… Да, можно ведь попробовать!

Ключ – в замок, дверь отворилась.

Свеча тускло осветила… полочки, полочки, заставленные мешочками, ещё мешочками, какими-то бочонками…

– Нет, это просто кладовая, – разочаровался он.

Вторая попытка – в соседнем коридоре – оказалась тоже неудачной.

На пороге третьей кладовой хомяк задел щеками какой-то горшок, и ему на голову сейчас же что-то просыпалось, затушив свечу, а горшок, судя по звуку во тьме, разбился на мелкие черепки.

– Ах, какая незадача, – огорчился хомяк, торопливо закрывая дверь.

После посещения седьмой кладовой нашим героям наконец повезло: свернув в новый коридор, они явственно почувствовали на лицах дуновение свежего ветерка.

– Ну вот и чудненько! – обрадовался хомяк и резво поскакал к выходу, сверкавшему впереди белым пятном.

Но, добравшись до пятна, повёл себя, на взгляд детей, довольно странно: пару раз подпрыгнул и бросился прочь. Пронёся мимо серым комком и остановился, весь дрожа, только за поворотом. Глаза хомяка были полны такого смертельного ужаса, что детям стало уж совсем не по себе.

Некоторое время хомяк просто трясся, глядя остекленевшими глазами перед собой во тьму. Наконец, собравшись с силами, хрипло пискнул:

– Там… там…

– Что?

– Там… коршуны… жарят какого-то хомяка!

* * *

Тихонечко, по стенке, чтобы не заметили, Том пробирался к выходу из норы, готовый в любую минуту, если понадобится, сорваться прочь. Запах костра донёсся до его носа, а до ушей – хриплые голоса коршунов.

Тогда он прокрался на цыпочках к самому-самому выходу и осторожно высунул нос наружу.

Внезапно огромная когтистая лапа взрыла землю под самым носом у мальчика, а грозный голос проклекотал:

– Этакие бестолочи… Немедля тушить костёр! Сегодня уже поздно, приближается ночь. Выкуривать начнём завтра с первыми лучами солнца! Девчонку с мальчишкой не заклёвывать – приказ господина Уморта! Ночные посты везде расставлены.

– У каждой норы, господин обер-коршун! – ответил другой голос.

– Смотреть в оба! – проклекотал обер-коршун.

Когтистая лапа оторвалась от земли, и Тома чуть не сбило волной ветра, поднятой мощными крыльями.

Ещё раз взглянув на холм, чернеющий от коршунов, Том помчался обратно. В голове стучало: "С первыми лучами… с первыми лучами…"

К удивлению мальчика, хомяк, выслушав его сбивчивый рассказ, не только не испугался, но даже успокоился. Это так приятно, когда никто никого не жарит! Ему тут же захотелось стать таким добрым, таким милым…

Заметив, что мальчик уж больно перепуган, он ободряюще похлопал его по плечу:

– Ну, не надо так переживать. У меня отличная нора, а запасов ещё хватит на пару дней. Из моркови ведь тоже можно приготовить что-нибудь… гм… морковное. Если покопаться в кулинарной книге моей бабушки… Кстати, а что означает «выкуривать»? – поинтересовался он между прочим.

– Я так себе это представляю, – объяснил Том, – что у главного входа они разведут костёр, а дым от него направят в нору.

– Зачем? – удивился хомяк.

– Ну-у, наглотавшись дыма, мы станем задыхаться… и-и… нам придётся выбраться наружу, где нас уже будут поджидать…

Не дослушав до конца объяснения, хомяк упал без чувств, едва не придавив Катарину.

8. Побег

Я совсем не согласна, чтобы меня отсюда выкуривали, – обиженно сказала Катарина, забившись в угол дивана.

– Я думаю, что им нужна та книга, ноты, – предположил мальчик. – Помнишь, как они её искали?

– Ну и отдай её тогда! Она нам совсем и не нужна. Пусть заберут её себе на здоровье и оставят нас в покое. Я хочу скорее к фее Тортинелле!

– Я бы, пожалуй, и отдал, – согласился Том, – но у меня её нет. Она осталась в городе эльфов, у Грушкинса…

Том решил рассказать про свой странный сон. Но тут внезапно из гостиной, где они оставили своего щекастого хозяина, послышался душераздирающий крик.

Подскочив, как ужаленные, дети кинулись к дверям.

На хомяка было страшно смотреть. Глядя в зеркало, он дёргал себя за усы и жалобно стонал:

– Мои усики! Мои усики! Они совсем поседели!

И это была совершеннейшая правда: усы стали белыми, как снег.

Катарина не выдержала. Переживая за бедного хомяка, она разревелась так громко, что заглушила даже всхлипывания хозяина.

Бедняга! Не только усы, но и шерсть на голове у хомяка от пережитых несчастий побелела, словно её хорошенько присыпали мукой.

Тут Том, следуя внезапному наитию, выхватил из угла метёлку, прошёлся ею легонько по хомячьей шкурке и… – о, чудо! – хомяк помолодел на глазах. Ещё пара взмахов – и с драгоценных усов тоже ссыпалась мука.

– Н-да. – Перестав всхлипывать, хомяк обалдело глядел на себя в зеркало. – Это то самое, что просыпалось на меня в кладовой у соседки?

* * *

Том настаивал на стратегическом плане. Катарина с хомяком устало отмахивались: ну какой может быть план, если коршуны сторожат каждую дыру в земле? При упоминании о коршунах хомяка бросало в дрожь и, чтобы успокоиться, он трясущимися лапами тянулся за очередным кружочком морковки.

Том, как отважный капитан, решительно мерял шагами гостиную, выдвигая один смелый план за другим. Что, если ловко прошмыгнуть мимо ночного поста? Или прорваться, напугав коршунов факелами? В ответ на каждое предложение хомяк ещё усерднее вгрызался в морковку, а Катарина плотнее закутывалась в плед.

– Вас-то не велено заклёвывать, – ворчал хомяк, – а про меня такого не говорили. Вообще-то вы можете выйти из норы и сдаться, – предложил он. – Съесть вас не съедят, а всего лишь бережно отнесут к Уморту.

– Ещё чего! – возмутилась Катарина. – А, может быть, Уморт решил пополнить нами свою ценную коллекцию хрустальных статуэток? Мы ведь особая редкость. Эльфов у него уже достаточно, а людей, может быть, ещё не было. Нет, лучше давайте-ка, уважаемейший, прокопайте-ка нам выход отсюда.

Идея оказалась неожиданно неплохой.

– Если прокопать отсюда новый выход, – встрепенулся Том, – в то место, что не охраняется коршунами, то можно было бы спастись. Я читал об этом в книгах. Так убегали узники из тюрьмы.

– Да я совсем не умею копать, – отнекивался хомяк.

– Не может быть! – убеждённо настаивал Том. – Хомяки все умеют копать. Кто же, по-вашему, вырыл эту нору?

– Мой прапрадедушка, – ответил праправнук. – Но лично ваш покорный слуга никогда в жизни не брал в руки лопаты. У меня в норе даже таковой и не имеется…

– А зачем лопата? – продолжал наступать Том. – Хомяки роют норы лапами.

Загнанный в угол щекастый поедатель морковки жалобно посмотрел на свои нежные лапки.

Итак, предстояло определить самое важное – нельзя ошибиться! – в каком месте рыть?

Покопавшись в сундуке, хомяк вытащил карту здешних мест.

– Тут живёт – вернее, жило – семейство сусликов, тут – наша соседка мышь, тут – господин крот, тут – этот пройдоха-Хёрнхен, тут вот место свободно, – водил он усами по карте. – Если копать… рыть отсюда… Боже, да я не знаю даже, как это делается! – пискнул он жалобно.

– Что ж, тогда придётся задохнуться в дыму. Или уж сразу сдаться господину обер-коршуну? – задумчиво вымолвил Том.

Обречённо вздохнув, хомяк засучил рукава.

В нужном месте со стены полетели натюрморты с салатом и петрушкой, а тяжёлый прапрадедушкин портрет уткнулся носом в чашку с чаем. С визгом разъехались креслица, освобождая путь герою-спасителю.

Правой лапой или левой? Это был трудный вопрос. Скорее правой, чем левой. Или, может быть, попробовать сразу обеими?

Сначала работа продвигалась медленно: хомяк с болью в сердце проскрёб безобразную дыру в гладкой стене своей образцовой гостиной.

Но вскоре инстинкт предков приоткрыл глаза, сладко потянулся и, окончательно проснувшись, заставил заработать лапы хомяка так быстро и ловко, что уютно устроившихся на диване зрителей тут же засыпало землёй.

Рраз! Рраз! Вррых! Вррых! Рраз! Рраз! Вррых! Хомяк вошёл во вкус. Нора расширялась и углублялась как по мановению волшебной палочки.

– Чего стоите? Тащите чемоданы! – небрежно бросил через плечо щекастый спаситель. Спотыкаясь о кучи земли, погрёбшие под собой мягкие коврики, дети послушно заторопились с флягами и саквояжами. Хомяк уже исчез где-то в глубине проделанной им норы, когда в лицо им внезапно ударил свежий ночной ветерок.

– Всё! – показались во тьме перепачканные землёй щёки. – Путь свободен! Снаружи никого нет! Самая ближайшая нора – пройдохи-Хёрнхена – на западе. Только не шуметь!

– Спасибо тебе, хомяк! Ты такой славный! – От радости Катарина подскочила и чмокнула перемазанную мордочку прямо в нос. Хозяин носа был явно польщён.

В небе ярко светили звёзды. Ночной воздух был пронзительно свеж. Где-то к западу над норой пройдохи-Хёрнхена бдил кривоносый слуга Уморта. А на голой ночной равнине можно было наблюдать интересное зрелище: в направлении древнего горного хребта серой тенью мчался хомяк с чемоданами на спине. Круглые ушки его были плотно прижаты – и вовсе не от усердия, а от того, что в одно вцепилась Катарина, а в другое – Том.