Текст книги "Наше неушедшее время"
Автор книги: Аполлон Давидсон
Жанр: Культурология, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Судьбы старших коллег
Опасность избранного мной пути – стать историком – увидел и в судьбах тех, на чьи советы надеялся. Как я уже говорил, в Советском Союзе тогда только три человека занимались историей Черной Африки. Все они жили в Ленинграде.
В начале 1949-го на истфаке состоялась защита кандидатской диссертации одного из них. Тема: «Восстания африканцев в германских колониях в начале ХХ в.». Я, первокурсник, впервые пошел на заседание Ученого совета. Оппоненты: профессора Ольдерогге и Полетика. Диссертант, Вениамин Яковлевич Голант, выступал хорошо. Ни у кого не возникло сомнений. Мавродин, как декан, вел заседание Ученого совета. Он объявил результаты голосования: диссертация одобрена.
Через две или три недели Мавродина исключили из партии и, разумеется, убрали с должности декана. А новый декан, Корнатовский, вновь собрал Ученый совет и в категорической форме предложил аннулировать предыдущее решение.
Почему? Диссертант, В.Я. Голант, видите ли, не разоблачил роль США в тогдашних колониях Германии – роль, разумеется, коварную и пагубную. Как же иначе можно было характеризовать ее в 1949-м, в разгар холодной войны? Члены Ученого совета отлично понимали, что никакой сколько-то заметной роли США в тех событиях не играли. С невеселой улыбкой говорили между собой:
– Да, не показан в диссертации хищный оскал звериного лица американского империализма.
Выступить против Корнатовского осмелился только Полетика. Ученый совет присуждение степени отменил. Диссертанту дали возможность снова защищаться лишь через три года. Придя тогда на очередное обсуждение, академик Струве (он сочувствовал диссертанту и раньше, но молчал) сказал:
– По сравнению с Вами и Одиссей не такой уж страдалец.
Но это было потом, через несколько лет.
В апреле 1949-го, вскоре после той злосчастной защиты, арестовали Михаила Борисовича Рабиновича, автора диссертации о подготовке Англо-бурской войны. За что? Спросите что-нибудь полегче.
Третий африканист-историк А.Л. Витухновский представил диссертацию весной того же 1949-го, как раз когда арестовали Михаила Борисовича, его научного руководителя. Михаил Борисович сидел в известной ленинградской тюрьме «Кресты». Его отзыв на диссертацию вместе с другими бумагами забрали при обыске. Михаил Борисович понимал, что отсутствие отзыва научного руководителя приведет к отмене защиты. И сумел (можно представить, как это было ему трудно) уговорить следователя переслать этот отзыв на истфак!
Объявление о предстоящей защите Витухновского все же появилось на доске объявлений факультета. Проходя мимо, я и мои друзья перешептывались:
– Неужели все же дадут защититься? При арестованном-то руководителе?
И ждали, когда объявление снимут.
Что-то в привычной машине не сработало: Витухновскому дали защититься. Но в университете и вообще в Ленинграде не оставили. Послали в Петрозаводск. Архивов нет, да и в библиотеках там – какая уж Африка!
Потом, через много лет, Витухновский рассказал мне при встрече, как в 1937 году, будучи студентом, он в институтской стенгазете призывал всех к дружбе и привел слова Крылова:
Но тут-то и начались массовые аресты. Год-то – 1937-й! И в цитате уже увидели не призыв к дружбе, а «рядом сядем».
Вот такова судьба трех историков, к которым я хотел обратиться. На факультете шептались: что ж, все трое – евреи, а ведь идет антисемитский разгром «безродных космополитов». Но если задуматься, была и еще одна сторона. Если бы Африка играла в советской геополитике сколько-то заметную роль, может быть, хоть кого-то из них оставили. Но Африка не очень была нужна, а значит, не нужны и те, кто ее изучал.
Хотелось мне расспросить еще и Льва Николаевича Гумилёва. Он был аспирантом восточного факультета. Африкой не занимался. Но он – сын моего любимого поэта. И о путешествиях отца по Африке, конечно, знал. Но и тут я не успел. Его тоже в 49-м арестовали, уже повторно.
И это еще не все.
В 1950-м Николай Павлович Полетика искал, куда бы ему поскорее унести ноги из Ленинградского университета. Понимал, что ему несдобровать. Беспартийный, ведет себя не совсем как надо! Желающих занять его кресло завкафедрой – хоть отбавляй.
Когда он раскритиковал работы двух своих аспирантов, те ему ответили:
– Не забывайте, мы у Вас тут на кафедре – от партбюро.
Полетика, знаток истории дипломатии, сумел тут показать себя дипломатом. Договорился с Ташкентским университетом о переходе. Поймал в Москве, в Министерстве высшего образования, только что назначенного нового ректора Ленинградского университета. Объяснил, что откликаясь на призыв помогать периферийным вузам, он готов пожертвовать своей должностью в ЛГУ и переехать в Ташкент. Ректор, еще не очень знакомый с делами в ЛГУ, подписал заявление Полетики. А на истфаке еще долго сокрушались: ушел, не успели прищемить ему хвост.
Да и у африканиста Дмитрия Алексеевича Ольдерогге (1903–1987) настроение было аховое. В 1950-м ожидался разгром ленинградского востоковедения. Значит, и его это не обойдет. Жаловался на сердце. Ходил с палочкой.
К счастью, пронесло. Если и досталось востоковедам, то все же не как биологам-генетикам от Лысенко. Но на самочувствии и здоровье Дмитрия Алексеевича кампания отразилась.
* * *
Читатель вправе спросить:
– Что же это: именно на африканистов тогда обрушились?
Нет, дело не в африканистике. Просто под руку попались. И никакой заинтересованности в африканистике у партийно-государственных структур не было. Зачем была тогда Африка советской геополитике, а значит, и историческим штудиям? Один из ведущих деятелей ЦК КПСС вспомнил потом, как к Сталину кто-то сунулся с программой советских действий в Латинской Америке. Сталин якобы послал его на три буквы и бросил:
– Тебе что, делать нечего?
Сталину надо было создать просоветские режимы в Восточной и Центральной Европе. До Африки ли? Правда, на Парижской мирной конференции в 1946 году при обсуждении судьбы бывших итальянских колоний Молотов пытался получить мандат ООН на опеку над Триполитанией (Западной Ливией) или над любым из итальянских владений. Не вышло. Но это было, пожалуй, единственное, что в первые годы после войны всерьез интересовало в Африке советскую внешнюю политику.
Так что, естественно, на истфаке Ленинградского университета – никакого интереса к Африке. А для меня – никакой надежды получить руководителя.
Доцент, который стал заведующим кафедрой вместо Полетики, сказал мне:
– Мы-то считали Вас толковым студентом, а Вас занесло в археологию.
Сам он занимался Восточной Германией – Германской Демократической Республикой, созданной в 1949-м. Так что Африка полувековой давности для него была археологией.
Я стал ходить на консультации к Дмитрию Алексеевичу Ольдерогге. Он заведовал кафедрой африканистики на восточном факультете. Согласился быть моим научным руководителем. Но для завкафедрой это был не аргумент. Ольдерогге он считал этнографом и лингвистом, а не историком. А главное:
– Я не могу часы преподавательской нагрузки отдавать на другой факультет!
Ольдерогге, как я уже писал выше, узнав об этом, улыбнулся:
– Тем лучше, нас с Вами не будут тяготить казенные узы.
Но без официального руководителя – не положено.
И тут открылась другая дверь. Из Москвы прислали нового заведующего лекторской группой горкома партии. Из-за «ленинградского дела» ленинградцев тогда снимали и начальников присылали из Москвы. Этот человек был доцентом. Университет из – подхалимажа – предложил ему полставки на истфаке. Приходить и читать лекции у него желания не было. Легче руководить курсовыми и дипломными работами. Но почти у всех студентов руководители уже были. Беспризорным оставался только я. Встретив его в коридоре, я напросился:
– Не могли бы Вы руководить моей работой?
Его собственная диссертация была, кажется, о Дунайской проблеме после Второй мировой войны. Однако согласился, удивившись, правда, зачем мне Африка.
Он мне не мешал. А консультироваться я ходил к Ольдерогге.
Так я и писал дипломную работу. Называлась она: «Английское завоевание Родезии».
IV
В атмосфере травли «космополитов»
Жизнь студентов определялась общей обстановкой в стране. А тут – событие за событием.
9 мая 1948 года. Молотов заявил о неудовлетворительном состоянии советско-американских отношений и обвинил в этом Америку.
24 июня Сталин начал блокаду Западного Берлина. Из-за блокады население Западного Берлина могло снабжаться только воздушным путем. Наши бывшие западные союзники организовали воздушный мост.
28 июня – разрыв дипломатических отношений СССР с Югославией. Броз Тито уже не дорогой друг, а глава «кровавой банды убийц».
В августе – сессия Всесоюзной Академии сельскохозяйственных наук, где Лысенко, поддержанный Сталиным, громил биологов-генетиков.
Это – те события, о которых мы знали из газет, по радио. Были и другие, о которых ни радио, ни газеты не сообщали, но слухи о них как-то до нас доходили.
В феврале – постановление Совета министров СССР об организации особых лагерей на Колыме, в Караганде, Норильске и тюрем со строгим режимом во Владимире и других городах – для содержания «лиц, представляющих опасность своими антисоветскими связями и вражеской деятельностью».
В октябре – директива МГБ СССР и Прокуратуры СССР о повторном аресте лиц, «отбывавших наказание за политические преступления».
Январский номер «Вестника высшей школы» в 1948 году открылся передовой статьей «Активно бороться за приоритет отечественной науки». Она изобиловала выражениями: «лжецы и присвоители достижений наших ученых», «замалчивание роли русских ученых», «низкопоклонство и раболепие перед реакционной буржуазной культурой»[70]70
Активно бороться за приоритет отечественной науки // Вестник высшей школы. М., 1948. № 16. Янв. С. 1–3.
[Закрыть].
О произведениях, «проникнутых духом низкопоклонства ко всему иностранному», говорилось еще в 1946-м, в постановлении ЦК партии «О журналах “Звезда” и “Ленинград”». И в докладе А.А. Жданова в связи с этим постановлением: «Нам ли низкопоклонничать перед всей иностранщиной».
Тогда мы, конечно, не могли знать, что сам Сталин руководил всем этим. Лишь через много лет после его смерти и уже накануне своей кончины Константин Симонов рассказал о встрече Сталина с писателями 13 мая 1947 года. Сталин сказал тогда: «Иностранцы – засранцы», обвинил «научную интеллигенцию, профессоров, врачей» в «преклонении перед заграничной культурой». И даже о Петре I сказал: «Налезло слишком много немцев». «А главная задача писателей, генеральная задача – это борьба с низкопоклонством перед заграницей»[71]71
Цит. по: Симонов К.М. Истории тяжелая вода. М.: Вагриус, 2005. С. 373.
[Закрыть].
Это было сказано всего через два года после того, как наша страна воевала вместе с Западом в антигитлеровской коалиции!
Антисемитская кампания началась даже раньше. Геббельс записал в своем дневнике 25 января 1937 года: «Сталин все же желает избавиться от евреев»[72]72
Розенталь И. Москва начала ХХ века: евреи, власть, общество // Вестник еврейского ун-та в Москве. Москва – Иерусалим, 1999. № 1 (19). С. 114.
[Закрыть].
Весной 1943-го евреев увольняли из редакции газеты «Красная звезда», а вскоре начались уже и масштабные антиеврейские чистки. И это – в разгар устроенного Гитлером Холокоста!
В ноябре 1948 года – роспуск Еврейского антифашистского комитета и арест его активистов.
* * *
В начале 1949-го началась кампания против «космополитизма» и «низкопоклонства перед Западом». Невольно вспоминаются стихи Высоцкого:
Конечно, это был уже не 37-й. Расстреливали неизмеримо меньше. Но аресты, ссылки, увольнения… Об этом уже написаны и научные труды, и воспоминания. Хотя надо бы больше: ведь в истории нашей страны такое, увы, повторяется.
Не буду писать об этой кампании. Хочу только сказать, что в Ленинграде она была ужасней, чем где-либо. При Сталине Ленинград был городом опальным. Отсюда и «ленинградское дело» 1949–1950 годов, окончившееся расстрелами. И многое, многое другое.
Министр госбезопасности В.С. Абакумов 14 января 1950 года информировал И.В. Сталина, что в течение 1949 года в Ленинграде и области арестовано 1145 человек. В числе арестованных: троцкистов, зиновьевцев, правых, эсеров, меньшевиков и анархистов – 279.
Значит, в Ленинграде сталинская власть находила эсеров, меньшевиков, анархистов, троцкистов. В 1949 году!
В 1949–1952 годах из Ленинградского университета уволили около 300 человек, многих из них и арестовали.
На общеуниверситетском партийном собрании 3 декабря 1949 года парторг университета клеймил «бездарного космополита профессора Гуковского», «врага народа Штейна», «враждебные элементы, так называемых профессоров – Рейкардта, Некраша, Розенфельда и других», «идеолога космополитизма и воинствующего формализма в литературоведении Эйхенбаума, Жирмунского, дебютировавшего в науке как откровенный мистик и идеалист (филологический факультет), космополита Трауберга, эстетствующего идеалиста Пунина, космополита Лурье (исторический факультет), Шахновича (философский факультет) и ряд других»[74]74
См.: Дружинин П.А. Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование: в 2 т. Т. 2. М.: Новое литературное обозрение, 2012. С. 492–494.
[Закрыть].
Известный литературовед Ольга Михайловна Фрейденберг записала через два дня, 5 декабря 1949 года: «Университет разгромлен. Все главные профессора уволены… Убийство остатков интеллигенции идет беспрерывно»[75]75
Там же. С. 577.
[Закрыть].
Газеты выливали перед нами ведра помоев. Мейерхольд – «зловещая фигура типичнейшего космополита и антисоветского деятеля»[76]76
Правда. 1949. 26 февр.
[Закрыть]. Об известном литературном критике: «Диверсант от театральной критики литературный подонок Борщаговский»[77]77
Правда. 1949. 27 февр.
[Закрыть]. И так – изо дня в день.
* * *
Кампания против интеллигенции проводилась по-хамски. Это наглядно видно по газетам, по многотиражным пропагандистским изданиям. Вот один из примеров.
В 1950-м тиражом в 10 тыс. экземпляров в «Библиотеке Крокодила» вышла брошюра эпиграмм Сергея Васильева. Эпиграмма «Космополит». О ком? Он «мастит, учен и сед». Ученый? Писатель?
Если кто-то не понял, что речь идет об интеллигентах, то еще яснее – в эпиграмме «Теоретик тонких наук»:
Ну, а дальше – уже переход на личности. О Пастернаке:
Удивляться ли, что прежние бравурные песни Дунаевского гремели по радио, а о его романсе «Жизнь прошла, обошла стороной» никто не слышал. И что сколько бы ни добивался историк фашизма профессор И.И. Зильберштейн создания музея истории фашизма, разрешения на это он так и не получил. Почему? Может быть, потому, что о фашизме трудно говорить, не упоминая о Холокосте. А это слово – под строжайшим запретом.
Очевидной целью этого шабаша были антизападничество и антисемитизм. Невеселая шутка того времени:
В списках тех, кого клеймили, преобладали евреи. Руководителям учреждений «сверху» шли указания о «засоренности кадров». Это значило, что надо избавляться от евреев. Подсчитывалась их численность, особенно в научных учреждениях, в вузах, в сфере культуры. И строгое приказание: «исправить положение». Не это ли привело в дальнейшем к массовому исходу евреев из страны, как только появилась возможность? Не нанесло ли это огромный ущерб всем сферам научной, экономической, культурной жизни страны?
Но, конечно, дело не исчерпывалось «еврейским вопросом». Это была кампания против творческой интеллигенции.
Какое же нервозное настроение создавалось у интеллигенции! И как передавалось нам, молодежи!
АNNО DOMINI 1953
Эти слова Окуджавы не очень любят вспоминать. Уж очень страшные они. Но ведь не случайны. Как и его строки:
Когда эти мысли мучили его? Наверно, всю жизнь. И все-таки когда-то больше, когда-то меньше. Нельзя ведь ежеминутно мучиться безысходностью.
Но больше всего, наверно, в тридцатые («Отец, расстрелянный мой»). И на рубеже сороковых и пятидесятых. Они виделись как новый шквал репрессий. Может быть, даже как канун новой всемирной бойни. Тон советских политиков по отношению к Западу становился все более грозным.
В последние полгода жизни Сталина, с августа-сентября 1952-го, шло ожидание чего-то ужасного. Один за другим шли процессы в «странах народной демократии» – в Восточной и Центральной Европе. Казни руководителей Чехословакии, Венгрии, Болгарии. Группы Ласло Райка, Трайчо Костова. Еще вчера они считались ставленниками Сталина, и вдруг – предатели, изменники, агенты мирового империализма.
Последний из «процессов» прошел в Чехословакии. «Судили» 14 человек (из них 11 повесили). Даже газетные сообщения могли вызвать ужас. А если бы мы знали то, о чем в газетах не писали! Это судилище началось в конце ноября 1952-го, всего за полтора месяца до апогея сталинского антисемитизма: травли «убийц в белых халатах». Как мы знаем теперь, еще при допросе на том «процессе» было сказано:
«Мы сумеем уничтожить вас и вашу паршивую расу! Не все, что делал Гитлер, было хорошо, но с жидами он расправлялся отлично. Жаль, что не все они попали в газовые камеры, многие улизнули. Но то, что он недоделал, завершим мы… На десять метров под землю, вот куда мы вас загоним – вас и ваше паршивое отродье!»[84]84
Новая газета. 2011. 28 янв.
[Закрыть].
Из обвиняемых тогда одиннадцать представляли «паршивое отродье».
В Корее бушевала война. В СССР завершалась работа по подготовке водородной бомбы. Слава Богу, ее испытание прошло через полгода после смерти Сталина. А если бы при нем?
Нагнеталась ксенофобия. О выселении пяти народов Кавказа, крымских татар и греков, немцев Поволжья говорилось как о чем-то вполне оправданном, закономерном. Конечно, сами решения о выселении этих миллионов людей не публиковались, но в постановлении ЦК ВКП(б), лишь одно из изданий которого вышло тиражом в полмиллиона экземпляров, сказано, что «помехой для установления дружбы народов в тот период на Северном Кавказе являлись ингуши и чеченцы»[85]85
Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «Об опере “Великая дружба” В. Мурадели»…
[Закрыть].
Аресты, аресты. Мы не знали тогдашних слов Сталина «Бить, бить, смертным боем бить». Но догадывались.
* * *
К началу 1953-го ситуация казалась ужасающей. А дальше, как в известной песне: «То ли еще будет – ой-йой-йой».
13 января 1953-го. В газете «Правда» появилось сообщение ТАСС:
«Арест группы врачей-вредителей.
Некоторое время тому назад органами госбезопасности была раскрыта террористическая группа врачей, ставивших своей целью, путем вредительского лечения, сокращать жизнь активным деятелям Советского Союза».
Перечислялись участники «террористической группы». Большинство из них – евреи.
«Следствием установлено, что участники террористической группы, используя свое положение врачей и злоупотребляя доверием больных, преднамеренно, злодейски подрывали здоровье последних, умышленно игнорировали данные объективного обследования больных, ставили им неправильные диагнозы, не соответствующие действительному характеру их заболевания, а затем неправильным лечением губили их».
Сказано, что врачи «умертвили товарища А.А. Жданова».
«Врачи-преступники старались в первую очередь подорвать здоровье советских руководящих военных кадров, вывести из строя и ослабить оборону страны. Они старались вывести из строя маршала Василевского, маршала Говорова, маршала Конева, генерала армии Штеменко, адмирала Левченко и др. <…>
Установлено, что все эти врачи-убийцы, ставшие извергами человеческого рода, растоптавшие священное знамя науки и осквернившие честь деятелей науки, состояли в наемных агентах у иностранной разведки. Большинство участников террористической группы (Вовси, Коган, Фельдман, Гринштейн, Этингер и др.) были связаны с международной еврейской буржуазно-националистической организацией “Джойнт”, созданной американской разведкой якобы для оказания международной помощи евреям в других странах».
Один из выживших обвиняемых писал потом, что реакцией «на публикацию ТАСС был панический ужас перед медициной, охвативший широкую обывательскую массу. В каждом медике, независимо от ранга, видели вредителя, обращаться к которому за лечебной помощью было рискованно. Муссировались “достоверные” слухи о многочисленных фактах ухудшения здоровья и течения болезни у больных после применения назначенного врачом лечения».
Многие врачи были уволены, арестованы. Преследованиям подверглись не только врачи. По стране пошла лютая кампания антисемитизма[86]86
Рапопорт Я.Л. На рубеже двух эпох. Дело врачей. М.: Книга, 1988. С. 71.
[Закрыть].
* * *
Среди моих друзей прямой жертвой новой кампании первым стал Георгий Доброборский. Студент Политехнического института. Он лежал в больнице с неизлечимой болезнью. Врачи не скрывали, что жить ему осталось несколько недель. А тут в ленинградской газете «Смена» появилась о нем статья. Будто он, взяв бюллетень, отправился на Кавказ и чем-то спекулирует. И прикрывает его «тетя Циля».
От студентки Иры Веригиной, которую он любил, мы услышали, что эта статья его добила. Он не прожил и обещанных трех недель.
Опровержение в газете «Смена» появилось. Конечно, уже после смерти Сталина и официального признания, что «дело врачей» – выдуманное. В рубрике «По следам наших выступлений» – одна строчка: факты, приведенные в фельетоне, опубликованном такого-то числа, «не подтвердились». Всё! Ни названия фельетона, ни имени Доброборского.
Мне многие настойчиво советовали взять фамилию мамы, русскую, и отказаться от еврейской, которую я получил от отца. Очень многие так делали. Даже Солженицын. У него отчество было: Исаакович, а он стал Исаевичем. Имя Исаак ведь не обязательно еврейское, но он все-таки поменял. Наверно, боялся что его сочтут евреем.
Мне, казалось бы, пойти на такой шаг было легко: я ведь с отцом жил очень недолго: он многие годы провел в ссылках. И все же я не стал менять фамилию, отказываться от отца.
Опасность нависла, конечно, не только над евреями. Известно, что в истории нашей страны антисемитизм, может быть, еще больше, чем любая другая разновидность ксенофобии, всегда шел в одной связке с кампаниями против интеллигенции, против либеральных влияний, против Запада. Правда, и среди интеллигенции нашлись те, кто ликовал из-за очередной вспышки антисемитизма (убирают конкурентов!), но таких было меньшинство. Другие же видели в этом начало нового 1937-го.
Конечно, мы, студенты, видели далеко не все. И то, что видели, не всегда могли понять. Жили, как и все вокруг, слухами. Никакой подлинной информации ни газеты, ни радио не давали. Громадные успехи «великих строек коммунизма». Козни проклятых капиталистов… Но вот о том, где и как живут миллионы выселенных кавказцев и крымских татар, и что Ашхабад снесен с лица земли землетрясением – об этом в газетах не упоминалось.
Все это было типично для последних сталинских лет, на которые и пришлась моя студенческая жизнь. И забывать об этой позорной странице нельзя, чтобы, не дай Бог, это не повторилось.
Поэтому хочу напомнить, какой жизнь была для нас, студентов.
Я понимаю, конечно, что веду свой рассказ сумбурно. Но события – малоприятные – очень уж похожи друг на друга.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
