Автор книги: Аполлон Еропкин
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Ко времени выборов в четвертую Думу положительно все наши избиратели пожелали сами быть членами Думы: если Еропкин играет в Думе роль и имеет значение, то разве я хуже его, разве я не могу тоже играть роль в Думе? Эти наивные обыватели не понимали, что Дума состояла из 442 депутатов, а «роль» там прямо играли не более 120 человек; остальные депутаты состояли на выходных ролях, и страна их совершенно и не знала.
Это поветрие, это желание попасть в Думу развило страшную зависть и конкуренцию при выборах; каждый считал себя самым естественным кандидатом в Думу, не хуже других.
У польских депутатов такой обывательщины не было: во всех четырех Думах состояли одни и те же депутаты. Оно и понятно: член Думы должен иметь политический опыт, политический стаж, обладать преемственностью работы в Думе. Дилетанты в Думе менее всего нужны, ибо политический или законодательный концерт куда сложнее музыкального.
После известного адреса государю Думе был назначен высочайший прием в Екатерининском дворце в Царском Селе. Был подан поезд в Петербург к Царскосельскому вокзалу, и в Царском нас встретили царские экипажи – кареты, коляски и сани.
Левые депутаты не были приглашены во дворец, а кадеты тогда сами отказались от участия в приеме. Прием был обставлен парадно, хотя и не так пышно, как прием первой Думы в Зимнем дворце. Все придворные и вся парадная стража налицо. В большом зале мы стояли по губерниям. Государь вышел с государыней, и посреди них наследник, совсем еще маленький мальчик в белом костюмчике, страшно живой и очень хорошенький; сначала он был серьезен, затем, когда вся эта церемония ему надоела, он начал шалить, и видно было, как крепко держали его с обеих сторон государь и государыня, чтобы он не вырвался от них. Действительно, процедура была скучная, ибо государь обходил всех депутатов по губерниям и задавал вопросы, крайне однообразные. Когда государь подошел к курским депутатам, произошел курьезный инцидент: депутат Сушков[186]186
Сушков Михаил Андреевич (1841–?) – общественный и политический деятель. Депутат III Государственной думы от Курской губернии, входил во фракцию правых.
[Закрыть] – городской голова – в порыве чувств опустился на колени. Государь, видимо, смутился, а окружающие поспешили поднять Сушкова с колен. Столь наглядно продемонстрировали курские депутаты самодержавие.
Когда скучная процедура приема наконец закончилась, все достаточно утомились, нас пригласили к столу, и здесь для нас, по моему мнению, заключалась большая обида: государь к нам не вышел, и мы были приглашены закусить стоя, как бы недостойные сидеть за одним столом с царем. Не знаю, как другие, но мне трудно было подавить в себе чувство обиды и было совсем не до еды, хотя и очень роскошной и обильной. Я хорошо знал, что, когда государь посещал лицей, где в то время воспитывался мой сын, он удостаивал их своим присутствием на ужине, а великая княгиня танцевала с лицеистами. Государь садился за стол и в офицерских собраниях. А с представителями народа в высшем государственном учреждении государь обедать не пожелал. К чему тогда вся эта процедура высочайшего приема? Или Сушков был прав в своей наивности?
Вот когда еще появились зачатки и где гнездились корни тех недоразумений с Государственной думой, которые потом, десять лет спустя, привели к величайшей катастрофе.
Как известно, Дума делилась на множество комиссий, которые подготовляли законопроекты. Наиболее выдающимися комиссиями были: Бюджетная с председателем профессором Алексеенко[187]187
Алексеенко Михаил Мартынович (1848–1917) – общественный и политический деятель. Депутат III и IV Государственной думы от Екатеринославской губернии. В Думе присоединился к фракции октябристов. Был избран председателем Бюджетной комиссии и оставлял за собой этот пост вплоть до своей смерти.
[Закрыть]; Военная и Морская – с Гучковым; Судебная – с Шубинским[188]188
Шубинский Николай Петрович (1853–1921) – адвокат, общественный и политический деятель. Депутат III и IV Государственной думы, член фракции октябристов, с 1914 г. входил в группу беспартийных депутатов. В 1907–1913 гг. председатель Комиссии по судебным реформам.
[Закрыть] и Земельная – с Шидловским[189]189
Шидловский Сергей Илиодорович (1861–1922) – общественный и политический деятель, действительный статский советник. Член партии «Союз 17 октября». Депутат III и IV Государственной думы от Воронежской губернии. В 1909–1910 гг. товарищ председателя III Думы. В IV Государственной думе председатель земельной комиссии.
[Закрыть]. Я вошел в Бюджетную комиссию и был избран ее секретарем. Бюджетной комиссии приходилось так много заниматься, что для работы в остальных комиссиях не оставалось времени. Я попробовал было записаться в Комиссию по запросам и в Контрольную, но должен был отказаться, потому что времени не хватало. Бюджетная комиссия, в сущности, держала в своих руках все нити думской работы, ибо почти все законопроекты из других комиссий передавались на заключение Бюджетной по вопросу об ассигновании средств из казны. А какие же законы и какие меры могли обойтись без ассигнований? Даже так называемая вермишель, те мельчайшие законопроекты о какой-либо новой гимназии или новой должности, должна была пройти через Бюджетную комиссию. Комиссия эта была очень многолюдная – шестьдесят человек и делилась по числу министерств или их департаментов на подкомиссии, так что каждая отдельная смета рассматривалась сначала в подкомиссии, а затем в комиссии: дело это было очень кропотливое и трудное, ибо необходимо было рассмотреть и обсудить каждую статью расхода и прихода по каждому министерству.
Профессор Алексеенко был идеальным председателем и вынес всю эту колоссальную работу на своих плечах. Я должен откровенно признать, что без профессора Алексеенко Государственная дума ни в каком случае не справилась бы с бюджетом, как, например, она не справилась с отчетами Государственного контроля, которые Дума ни разу не рассматривала, а между тем эти отчеты являются столь же важными, как и самый бюджет, ибо они показывают, насколько правильно выполняются бюджетные ассигнования в действительности. Произошло же это по той причине, что Контрольная комиссия находилась в руках Годнева[190]190
Годнев Иван Васильевич (1854–1919) – общественный и политический деятель, статский советник (1903). Член «Союза 17 октября». Депутат III и IV Государственной думы от Казанской губернии. С 1915 г. член Прогрессивного блока. В феврале – марте 1917 г. член Временного комитета Государственной думы. В марте – июне 1917 г. государственный контролер в составе Временного правительства.
[Закрыть], весьма почтенного врача в Казани, но весьма посредственного финансиста в Думе.
Бюджетная комиссия работала круглый год изо дня в день; но из шестидесяти ее членов, дай бог, чтобы в заседании участвовала одна треть. Профессор Алексеенко всегда и бессменно находился на своем месте, внимательно следил за ходом прений, чтобы не допустить никакой ошибки. Надо было видеть и полюбоваться, как искусно и с каким достоинством профессор Алексеенко вел заседание с приглашенными министрами: он был в высшей степени корректен и любезен. Но стоило какому-либо министру, что называется, закинуться или поверхностно отнестись к делу или к задаче Государственной думы, как он моментально его осаживал.
Хорошо помню, как он осадил министра торговли Шипова[191]191
Шипов Иван Павлович (1865–?) – государственный деятель, тайный советник (с 1904 г.). В 1905–1906 гг. министр финансов. В 1906–1917 гг. член Комитета финансов. В 1908–1909 гг. министр торговли и промышленности. С 1909 г. член Государственного совета. С 1914 г. управляющий Государственным банком.
[Закрыть], который думал отвертеться на пустяках или с кондачка: профессор Алексеенко произвел ему такой экзамен, и министр отвечал так неудовлетворительно, что всем стало неловко.
Этот самый министр Шипов впоследствии хотел также на пустяках отыграться и в Государственной думе на ее пленарном заседании, с большим пафосом процитировав из Гоголя о русской тройке. Но он тотчас же попал на зубок одному из ядовитейших депутатов – Шульгину, и тот зло высмеял его тройку. Вскоре этот министр и ушел: для Государственной думы он оказался слаб.
Вообще в Думе многие министры проявили свою несостоятельность; назову некоторых: Горемыкина, Тимирязева[192]192
Тимирязев Василий Иванович (1849–1919) – государственный деятель. В 1905–1909 гг. министр торговли и промышленности. С 1906 г. член Государственного совета.
[Закрыть], Саблера[193]193
Саблер (Десятовский) Владимир Карлович (1845–1929) – государственный деятель, сенатор (с 1896 г.). С 1905 г. член Государственного совета. В 1911–1915 гг. обер-прокурор Святейшего синода.
[Закрыть], Маклакова[194]194
Маклаков Николай Алексеевич (1871–1918) – государственный деятель. В 1913–1915 гг. министр внутренних дел. С 1915 г. член Государственного совета, входил в группу правых.
[Закрыть], Сухомлинова[195]195
Сухомлинов Владимир Александрович (1848–1926) – военный и государственный деятель. В 1909–1915 гг. военный министр. В 1916 г. вследствие обвинения в злоупотреблении властью арестован и помещен в Петропавловскую крепость. В том же году по причине нервного расстройства выпущен на свободу. В 1917 г. был вновь арестован и присужден к бессрочной каторге. В 1918 г. был освобожден в связи с достижением 70-летнего возраста.
[Закрыть]. Я умышленно перечисляю наиболее крупные имена, которые были известны всей России. Однако в Думе они быстро обнаружили всю свою недостаточную подготовку для занятия столь высоких и ответственных постов.
И наоборот, именно в Думе выдвинулись таланты таких министров, как Столыпин или Коковцов.
Каждое выступление в Думе профессора Алексеенко было настоящим триумфом: он выступал очень редко, обыкновенно раз в год при обсуждении бюджета. При этом он произносил прекрасную продуманную, обоснованную, большую речь, которая продолжалась по несколько часов. Дума при этом всегда была переполнена и слушала оратора с величайшим вниманием, между тем как лучшие ораторы могли занимать внимание Думы не более получаса, потом внимание притуплялось, и в зале начинался глухой гул – прямой признак, что надо кончать речь. Дума встречала и провожала профессора Алексеенко громом аплодисментов; аплодировали все скамьи без исключения, без различия партий, хотя по убеждениям Алексеенко принадлежал к буржуазной партии октябристов. Но его беспристрастие, его эрудиция, его умение высоко держать престиж Думы в заседаниях комиссий, а главное – его колоссальное трудолюбие и работоспособность подкупали положительно всех, и в Думе он был наиболее популярным и любимым депутатом.
Иногда сильно издерганный на заседаниях комиссий Алексеенко нервничал и однажды даже отказался от дальнейшего председательства в Бюджетной комиссии. Я был в то время секретарем ее и понял весь ужас нашего положения, ибо оба его товарища никуда не годились. Я тотчас отправился к Гучкову и прямо сказал ему, что если он не уладит этого инцидента, то Дума с бюджетом не справится. Гучков понял серьезность момента и сумел уладить недоразумение: Алексеенко взял назад свой отказ.
Оба его товарища по председательству в Бюджетной комиссии – Марков 1-й[196]196
Марков Николай Львович (1841 – после 1917) – общественный и политический деятель. Депутат III и IV Государственной думы от Тамбовской губернии. Член фракции октябристов, а со 2-й сессии IV Думы – фракции центра. Участвовал в Государственном совещании в августе 1917 г.
[Закрыть] и Остроградский[197]197
Остроградский Василий Алексеевич (1865–1931) – общественный и политический деятель. Депутат III Государственной думы от Полтавской губернии. Член фракции октябристов.
[Закрыть] были своего рода уникумы: первый был известный железнодорожный деятель, но он совершенно не годился в председатели, ибо не знал и не мог объять всю величину задачи государственного бюджета, расплывался в мелочах. Между прочим, он прославился своим выступлением, где просил не смешивать его с Марковым 2-м. Остроградский был совершенно пустой человек, гурман и bon vivant[198]198
Человек, живущий в свое удовольствие (фр.).
[Закрыть], и я даже не понимаю, почему он попал на этот серьезный пост товарища председателя Бюджетной комиссии. Заменял он профессора Алексеенко только один раз. Но и в этот единственный раз он настолько умел показать свою полную неспособность, что больше уже к нему и не обращались. Курьезнее всего было видеть, как он не мог окончить своей речи, пытаясь что-то резюмировать: ему приходили в голову все новые и новые мысли, и он все продолжал говорить без всякой связи и без всякой нужды. Сначала все смотрели на него с удивлением, затем начали улыбаться, а затем и спасаться бегством из заседания. А Остроградский все говорил, и в голову ему приходили все новые мысли.
Больше его уже не тревожили председательством. Впоследствии, когда профессор Алексеенко наладил работу Бюджетной комиссии, она уже катилась по определенным рельсам, и его могли иногда замещать товарищи, но только другие, новые.
Тотчас по приезде в Петербург в Думу профессор Алексеенко как южанин схватил жестокий плеврит и слег в постель. И мне выпала лестная, но тяжелая задача заменить его в Государственной думе во время первых бюджетных прений. Речь была обсуждена совместно с ним. Я предупредил Думу, что говорю не лично от себя, а от самой влиятельной партии в Думе. По-видимому, выступление мое было удачное, так как немедленно по окончании моей речи ко мне подошел один из лучших наших ораторов Н. Н. Львов и выразил удивление, почему я такую прекрасную речь закончил так неудачно? А закончил я ее, по соглашению с фракцией, заявлением, что Дума не остановится перед ассигнованиями на нужды армии и флота. В моей речи в Думе впервые было провозглашено, что народные представители будут относиться к бюджетным своим правам во всей их полноте и строгости.
– Как они скоро выросли! – раздалось тогда справа.
Впоследствии я ежегодно выступал с большой бюджетной речью при общих прениях, и кроме того, на мне же лежало и еще несколько отдельных смет. Хорошо помню, что смета департамента Государственного казначейства была разработана мною особо тщательно, и после моей речи ко мне подошел сотрудник «Русских ведомостей» и сказал мне, что до сих пор по бюджетным прениям эта моя речь была лучшей. Министр финансов Коковцов, что называется, рвал и метал: он представить себе не мог, как это его бывший подчиненный осмеливается так говорить с думской трибуны. Министры тогда еще не привыкли к свободам нашей конституции, и тот же министр Коковцов прославился известной тирадой:
– У нас, слава богу, нет парламента![199]199
В. Н. Коковцов произнес буквально следующее: «У нас парламента, слава богу, еще нет».
[Закрыть]
Дума, особенно слева, пришла в негодование от этого заявления, хотя здесь было очевидным lapsus linguae[200]200
Оговорка (лат.).
[Закрыть], ибо Коковцов хотел сказать: «Нет парламентаризма», т. е. ответственности правительства перед Думой.
Мои выступления в Думе по финансовым и бюджетным вопросам приобрели известность и сильно нервировали министра финансов: меня неоднократно предупреждали, что министр приехал в Думу специально для моей речи, чтобы сделать возражения, его особенно злило, что я говорил обыкновенно гораздо шире доклада и захватывал вопрос в большем масштабе. Я, например, называл и трактовал смету Государственного казначейства как смету «общественного призрения», настолько ассигнования там носили благотворительный характер: пенсии, пособия, Ведомство императрицы Марии[201]201
Ведомство императрицы Марии ведало благотворительностью.
[Закрыть], лицей и пр. В эту смету входили и замаскированные пособия Черногории, Греции и пр. Все это я усиленно подчеркивал.
Наконец, после моей речи по общим прениям, где я доказывал словами самого же министра, что у него нет никакой финансовой программы, министр не выдержал и разразился против меня злой репликой, где припомнил-таки мне мою службу в Министерстве финансов и закончил по этому поводу свою речь известным стихом: «И вашей славою, и вами, как нянька старая, горжусь!»[202]202
Цитата из стихотворения А. С. Пушкина «В альбом княжны А. Д. Абамелек».
[Закрыть]
Мне хотелось возразить ему в том же духе. Но мы были тогда в Думе еще новички, и по соглашению с председателем фракции Гучковым мы решили не возражать министру. Представители печати были очень удивлены моим молчанием и высказывали мне это.
На второй год министр финансов после моей речи опять вышел на трибуну и опять прошелся на мой счет, что-то по прошлогоднему докладу. Тогда я уже не стал советоваться ни с фракцией, ни с Гучковым, а выступил с ответом на свой риск, где поблагодарил министра за внимание к моим словам и, сославшись на пословицу «Долг платежом красен», напомнил ему тот «чепчик старой пятки», в который он укрылся на трибуне в ответ на мою же речь.
Выступление мое имело большой успех, и председательствовавший князь Волконский[203]203
Волконский Владимир Михайлович (1868–1953) – общественный и политический деятель, камергер (с 1907 г.), действительный статский советник (с 1912 г.). Депутат III и IV Государственной думы; член фракции умеренно-правых, затем националистов. В 1907–1913 гг. товарищ председателя Думы.
[Закрыть], не любивший никаких инцидентов в Думе, остановил меня. Хорошо помню, что тотчас после перерыва ко мне подошел знаменитый московский адвокат Шубинский и выразил мне свое сочувствие как знаток ораторского турнира. Этот «чепчик старой пятки» попал тогда во все газеты.
Когда я заканчивал свою речь словами: «Разве не понятно?», Марков 2-й насмешливо крикнул мне с места:
– Конечно, понятно!
– Ну вот, – ответил я, – даже и для вас это понятно!
Эта моя презрительная реплика, брошенная направо, имела неожиданно большой успех, и меня в Москве даже за нее благодарили. Замечательно, что ни Марков, ни его друзья ничего не нашлись мне ответить: настолько опешили они от моей откровенности.
Моими выступлениями я занял в Думе определенное положение, и мне передавали, что публика знала и ожидала моих речей. Замечу, что я выступал лишь по финансовым вопросам, которые обыкновенно для большой публики представляются самыми скучными. Следовательно, я умел их оживить и сделать интересными. И как горько мне было впоследствии убедиться, что избиратели мои нисколько не оценили моей работы в Думе, а лишь завидовали и думали: чем мы хуже его? Отвечу лишь, что впоследствии из рязанских депутатов не выдвинулся никто; про их присутствие в Думе никто даже и не подозревал. Все они были великие молчальники; получали свои дневные – и больше ничего. Не могу обойти молчанием сметы Ведомства императрицы Марии. Смета эта как раз входила в мою подкомиссию. Представители ведомства широко открыли нам двери всех своих учреждений для их осмотра, а вернее сказать, ревизий.
Ведомство было обширное и помимо ассигнований из казны имело свои собственные источники доходов: от выделки и продажи игральных карт, что составляло привилегию воспитательного дома, марочные сборы со зрелищ и увеселений и т. д.
Насколько помню, доходы этого ведомства достигали 20 миллионов рублей в год. Ведомству принадлежали воспитательные дома для подкидышей, институты и гимназии, больницы, лечебницы, санатории; наконец, богадельни. Можно сказать, сироты или калеки могли прожить в учреждениях ведомства от самого рождения и до смерти.
Обыкновенно мы производили осмотр этих учреждений совместно с правым депутатом Кривцовым[204]204
Кривцов Яков Васильевич (1854 – после 1917) – общественный и политический деятель. Депутат III и IV Государственной думы от Курской губернии. Член фракции правых.
[Закрыть], бывшим нашим рязанским архитектором, переселившимся затем в Курск и подпавшим под влияние курян. Его сопутствие мне было очень на руку, так как он своим правым знаменем покрывал все толки о недопустимости вмешательства или ревизий со стороны Государственной думы. Мы посетили с ним очень много учреждений, осматривали помещения, пробовали пищу и т. д. Мы ездили даже в Финляндию в знаменитый санаторий Халила[205]205
Санаторий был основан в 1889 г. на Карельском перешейке.
[Закрыть] и пробыли там целый день. Я не скажу, чтобы Халилой я был удовлетворен; местность там проезжая, пыльная, что совсем не подходяще для легочных больных. Заведовал этой санаторией известный доктор Гаврилович.
Во всех наших поездках нас всегда сопровождал товарищ управляющего ведомством некто господин Кистер[206]206
Кистер Владимир Константинович (1862–?) – государственный деятель, тайный советник, сенатор. Главный управляющий канцелярией императрицы Марии Федоровны. В 1906 г. гродненский губернатор.
[Закрыть] – мой старый знакомый по Министерству финансов. Я думаю, что сама идея показать нам его учреждения принадлежала именно ему. Не скажу, впрочем, чтобы наши прежние с ним отношения были хороши: он приезжал в качестве ревизора в Рязань, думаю, с определенным заданием – «съесть» управляющего Казенной палатой Слезкина, бывшего гвардейского офицера, малоопытного в делах, но добрейшего человека, которого мы все очень любили. Когда Кистер приехал в Рязань, он как ревизор из Петербурга прислал из гостиницы человека сказать мне, что он прибыл. Однако он ошибся: в Рязани я был известным общественным деятелем, службой своей очень мало дорожил, и понятно, что присылка этого вестового меня покоробила, я приказал сказать господину ревизору, что я живу на Дворянской улице в собственном доме и буду очень рад принять его у себя. Через час Кистер приехал ко мне с визитом. Его дальнейшие попытки получить от меня какие-либо сведения не в пользу нашего милейшего управляющего оказались бесплодными; как раз наоборот, я давал самые благоприятные отзывы. Так он и уехал ни с чем.
Понятно, что, встретив его потом в Думе у себя в комиссии в качестве представителя Ведомства императрицы Марии, я не мог выразить большой радости, помня нашу встречу с ним в Рязани. Думаю, что тогда-то он и решил показать свой товар лицом.
Надо отдать справедливость этому ведомству, что все его учреждения поставлены были очень хорошо, гораздо лучше соответствующих учреждений других министерств. И я был вполне вправе впоследствии заявить с трибуны Государственной думы, когда кадет Некрасов[207]207
Некрасов Николай Виссарионович (1879–1940) – общественный и политический деятель. Член конституционно-демократической партии. Депутат III и IV Государственной думы от Томской губернии. С 1915 г. член Прогрессивного блока. В феврале – марте 1917 г. член Временного комитета Государственной думы.
[Закрыть] выразил претензию, почему Ведомство императрицы Марии не подчинено Государственному контролю, что ведомство это имеет свой контроль, которому доселе еще не известны случаи хищений, подобно Морскому ведомству или градоначальством замолченных Государственным контролем.
Впоследствии депутат Шингарев признался мне, что он также шел на трибуну поддержать Некрасова, но после моих ответных слов вернулся обратно на свое место.
С ведомством этим у нас были хорошие отношения. Испортились они позже, когда умер управляющий ведомством С. В. Олив[208]208
Олив Сергей Васильевич (Сергей Николай Симон Вильгельмович) (1844–1909) – военный и государственный деятель, генерал от кавалерии (с 1907 г.). С 1906 г. главноуправляющий С. Е. И. В. канцелярией по учреждениям императрицы Марии. С 1909 г. член Государственного совета.
[Закрыть], а его место занял князь Голицын-Муравлин[209]209
Голицын-Муравлин Дмитрий Петрович, князь (1860–1928) – государственный деятель, писатель, тайный советник (1909). В 1906–1909 гг. главноуправляющий канцелярией по учреждениям императрицы Марии. С 1912 г. член Государственного совета. Входил в правую группу.
[Закрыть], известный беллетрист. Он очень протежировал начальнице Павловского института графине Кайзерлинг. Между тем в институте этом царили распущенность и беспорядок. Я хорошо был осведомлен об этом, так как там училась сирота, в которой я принимал участие. Девочки там были так распущены, что доставали даже себе вино на вечеринках и умели наладить переписку с юнкерами. Кончилась эта распущенность трагически: одна из девочек, чем-то оскорбленная, бросилась с самого верха, с четвертого этажа в пролет лестницы и расшиблась насмерть. Об этом я был тотчас осведомлен.
После этого слуха, оглашенного в печати, мы с депутатом Шингаревым условились требовать от начальства ведомства, чтобы начальница института была уволена. Переговоры велись через некоего Бабиевского. Мы поставили этот ультиматум с обещанием не выступать по этому вопросу в Думе. Однако Голицын-Муравлин все тянул с решительным ответом и дотянул до заседания Думы. Так как требование наше не было выполнено, то я уведомил Кистера, что я выступлю в Думе по поводу этого трагического случая. Речь моя оказалась весьма внушительной, ибо я рассказал о всех безобразиях, творящихся в институте, и требовал, чтобы начальство обратило на это самое серьезное внимание, особенно после прискорбного случая с несчастной девочкой. Кистер, скрывшийся на хоры, был в отчаянии от моей речи. Пресса подхватила эту речь; вскоре князь Голицын-Муравлин был смещен.
Однако графиня Кайзерлинг как ловкая женщина сумела вывернуться: она прикинулась оскорбленной и заявила, что я преследую ее из личной мести из-за той сироты, о которой я упомянул, очень живой девочки, за которую я всегда заступался. Графиня Кайзерлинг воспользовалась этим обстоятельством, чтобы свалить с больной головы на здоровую, а наш лидер Гучков поверил этой инсинуации и даже счел возможным иметь со мной по этому поводу объяснение, спросив меня: правда ли, что я хлопотал за свою племянницу в Павловском институте? Я ответил, что это правда, но более на эту тему разговаривать с ним не стал. Как и всегда, здесь правда мешалась с клеветой, и во всяком случае погибель девочки, бросившейся в пролет лестницы, не стояла ни в какой связи с моими более ранними хлопотами о сироте и одинаково потрясла всех, как меня, так и Шингарева, но не Голицына-Муравлина и графиню Кайзерлинг, а по-видимому, и не Гучкова, раз он поддался этой клевете. Через несколько дней я получил приглашение от почетного опекуна Павловского института, не помню сейчас фамилии этого генерала, пожаловать в заседание комиссии для дачи показаний по поводу оглашенных мною в Думе сведений о Павловском институте. Конечно, пользуясь правом депутатской неприкосновенности, я мог послать этого почетного опекуна к черту, но я решил дать ему урок. Когда в назначенное время я приехал в заседание, то я застал там кроме опекуна еще и юрисконсульта ведомства и некоторых других лиц. Составилось какое-то импровизированное судилище, и почетный опекун открыл заседание хотя и вежливой, но довольно заносчивой речью: «Мы не можем допустить, чтобы на наш институт бросали тень». Тогда и я в очень вежливой, но решительной форме потребовал немедленно пригласить в заседание господина Бабиевского. Прошло полчаса томительного ожидания. Наконец Бабиевский явился. Тогда уже инициатива перешла в мои руки.
– Скажите, пожалуйста, – поставил я ему вопрос, – присылал ли вас ко мне в Думу ваш управляющий князь Голицын-Муравлин с просьбой не выступать по поводу Павловского института?
– Да, присылал.
– А какой ультиматум поставили мы с депутатом Шингаревым и выполнил ли князь этот ультиматум?
– Нет, не выполнил.
– Не просил ли князь Голицын-Муравлин передать мне, что он прикажет взять в институт девочку, о которой я хлопотал, и что я ответил?
– Вы отклонили это предложение.
Достаточно было посмотреть, как были сконфужены мои авгуры, как они растерялись и как тут же при мне начали высказывать свое неодобрение князю, т. е. своему начальнику.
Ясно было, что поединок я выиграл, поэтому от дальнейших вопросов я отказался и удалился из заседания, дав урок, как надо вести себя с народными депутатами.
Больше меня уже не тревожили.
Как-то после отставки князя Голицына-Муравлина мы с Кривцовым были приглашены на обед к Кистеру, и когда я между прочим заметил, что авторитет Государственной думы, видимо, крепнет в правительстве, раз по нашему указанию смещают министров, то и хозяин, и мой коллега были, видимо, шокированы такой моей вольностью.
«Лензото»[210]210
Имеется в виду «Ленское золотопромышленное товарищество», занимавшееся добычей золота в бассейне реки Лены.
[Закрыть]
Членов Думы часто упрекали, что они получают суточные. По пережиткам старины эти суточные называли даже пособием от казны. Однако с еще большим основанием можно было бы назвать жалованье правительства пособием от Государственной думы, так как деньги казны являются народными деньгами, находящимися в распоряжении правительства, но отпущенными ему народными представителями по бюджету.
Эти десять рублей суточных, которые так кололи глаза публицистам, для интеллигентного жителя Петербурга были совсем небольшими деньгами. Было бы идеально, если бы народные представители не получали за свой труд в парламенте никакого вознаграждения, как, например, в Англии или у нас в земских собраниях, где земские гласные работают бесплатно.
Но для Государственной думы в России эта роскошь была недоступна, ибо в России было слишком мало таких богатых людей, которые могли бы ехать в Петербург и работать там даром. Не было у нас и таких могущественных партий, которые могли бы оплачивать работу своих депутатов в Думе. За все время существования Думы я знаю только один случай, когда депутат отказался от своих суточных. Это был егорьевский миллионер фабрикант Бардыгин[211]211
Бардыгин Михаил Никифорович (1864–1933) – предприниматель. Депутат III Государственной думы от Рязанской губернии. Член фракции прогрессистов.
[Закрыть]. Но он и Думу посещал очень редко.
Лично о себе скажу, что этих суточных мне далеко не хватало, так как мне приходилось воспитывать детей и жить на два дома – в Москве и в Петербурге. Приходилось еще работать и в «Новом времени», и в «Голосе Москвы», где я зарабатывал до 300 рублей в месяц построчно. Работа эта давалась нелегко: тотчас после заседания Думы, усталый, я садился за отчет думского заседания, чтобы ночью передать его по телефону в Москву.
С имения Кораблино я также получал мало, так как земля была в аренде. Дай бог, если от Кораблина отчислялось две тысячи рублей в год. Кораблино представляло для нас другое удобство – это летнее пребывание моей семьи со всеми удобствами деревенской жизни, с просторным домом, садом на восьми десятинах, экипажами, лошадями и пр. Иначе не стоило бы и держаться этого имения из каких-нибудь двух процентов годовых. Здесь важны были привычка к родовому гнезду, известные общественные права, связанные с землей, престиж ценза и положения.
Заработка моего было недостаточно для семейной жизни на два дома, и я решил поискать более выгодного занятия и обратился к бывшему министру А. С. Ермолову[212]212
Ермолов Алексей Сергеевич (1847–1917) – государственный деятель, действительный тайный советник (с 1896 г.), статс-секретарь (с 1903 г.). В 1894–1905 гг. министр государственных имуществ. С 1905 г. член Государственного совета; председатель бюро группы центра.
[Закрыть] с этой просьбой. А. С. Ермолов был соседом моим по имению, и я знаком был с ним по Ряжскому земскому собранию, где он был гласным, как и я. Он очень ко мне благоволил еще и ранее, когда я жил в Рязани и не был еще членом Думы. Я глубоко ценил его прекрасный характер, простой, гуманный, чуждый всякой важности и формализма.
Каково было мое изумление, когда через несколько дней после моего письма Ермолову меня пригласил к себе В. И. Тимирязев, бывший министр торговли, и предложил мне место директора Ленского золотопромышленного товарищества:
– Платят очень хорошо, пятьсот рублей ежемесячно и тантьема[213]213
Вознаграждение директорам производства, выплачиваемое в виде процента от прибыли.
[Закрыть].
– Но ведь я юрист по образованию и понятия не имею о горном деле, – сказал я ему.
– Вам нужен только здравый смысл, – отвечал мне Тимирязев. – А горное дело будут знать ваши инженеры.
Вскоре же я и был выбран директором правления «Лензото» вместе с Авдаковым[214]214
Авдаков Николай Степанович (1847–1915) – предприниматель, общественный и политический деятель, статский советник (1910). С 1906 г. член Государственного совета. Входил в группу центра. В 1907–1915 гг. председатель Совета съездов представителей промышленности и торговли. С 1909 г. – член Совета министра торговли и промышленности. В 1912–1915 гг. председатель правления Ленского золотопромышленного товарищества.
[Закрыть], Озеровым[215]215
Озеров Иван Христофорович (1869–1942) – экономист, общественный и политический деятель, действительный статский советник (1914). С 1909 г. член Государственного совета от Академии наук и университетов.
[Закрыть] и др. Выборы эти состоялись исключительно под давлением общественного мнения, которое было очень возбуждено делом о расстреле рабочих на Ленских приисках. По этому поводу был даже запрос в Думу. Вся суть этого дела заключалась в том, что ротмистр, заведовавший военной охраной Ленских приисков, с пьяных глаз и с перепугу не разобравшись, приказал стрелять по толпе рабочих, причем оказались убитые и раненые. Конечно, за это пьяный ротмистр подлежал суду и наказанию. Но правление Ленского товарищества в Петербурге было даже совершенно ни при чем. Директором-распорядителем был в то время барон Гинзбург[216]216
Имеется в виду предприниматель барон Гинцбург Гораций Осипович (1833–1909), действительный статский советник. Один из учредителей Сибирского торгового банка. Владел «Ленским золотопромышленным товариществом».
[Закрыть], который был душой всего этого предприятия, а председателем правления был Тимирязев. На месте управлял приисками некто Белозеров, из мужичков-самоучек, типичный сибиряк, который чутьем знал, где кроется под землей золото. Говорили, что рабочие не любят Белозерова, это обыкновенно случается с людьми, выбившимися из народа, знающими самую подоплеку каждого приискового события. Но в этом расстреле рабочих он также был совершенно ни при чем и как умный и осторожный человек никогда бы его не допустил.
Однако все старое правление и все старые приисковые служащие должны были пасть жертвой общественного мнения. В «Русском слове» в Москве появилась статья знаменитого Дорошевича[217]217
Дорошевич Влас Михайлович (1865–1922) – журналист, публицист, театральный критик. В 1902–1917 гг. сотрудничал в газете «Русское слово».
[Закрыть], направившего почему-то все стрелы своего остроумия против Тимирязева. Все правление ушло в отставку, а барон Гинзбург, создатель всего ленского предприятия, от такой обиды уехал из России в Англию.
Таким образом, наше правление возникло на костях старого. Состав нашего правления был блестящий; председателем его был избран известный харьковский промышленник Авдаков, член Государственного совета и председатель Совета съездов промышленности и торговли в Петербурге. Директором-распорядителем – горный инженер Грауман[218]218
Грауман Леопольд Фердинандович (1857–1922) – горный инженер. С 1913 г. директор-распорядитель «Ленского золотопромышленного товарищества».
[Закрыть], который раньше был управляющим Ленскими приисками и знал их как свои пять пальцев. Членами-директорами были: я, профессор Озеров и англичанин Бойль[219]219
Г. Д. Бойль – директор «Русской горнопромышленной корпорации».
[Закрыть]. Даже кандидатами у нас были инженеры, специалисты по золотопромышленности. Дело у нас шло очень хорошо. Долго, однако, мы не могли найти хорошего управляющего; сначала попал к нам инженер П., который на сделанном ему испытании перед отправлением на прииски больше всего интересовался, имеются ли у него в квартире в Бодайбо теплый клозет и ванна. Управляющему приисками полагался по тому времени колоссальный оклад жалованья в 60 тысяч рублей в год.
После его пришлось уволить, и на приисках рассказывали, что он был всецело под башмаком у жены, очень вздорной женщины. Поэтому, очевидно, он так и интересовался о домашних удобствах своей квартиры.
Я все время собирался поехать на прииски, но за все шесть лет так и не попал на Лену: сначала у меня перебил очередь Н. С. Авдаков, который сам пожелал ехать на прииски и даже сшил по этому поводу себе русскую поддевку и высокие сапоги; он почему-то думал, что на прииски именно нужны поддевка и высокие сапоги. Ведь даже в заседание правления пришел тогда в этом костюме. Однако дальше поддевки дело у него не пошло, и на прииски он не поехал. На следующий год у меня перебил очередь профессор Озеров – и также не поехал. Затем наступили выборы в четвертую Государственную думу, и мне нельзя было уехать от предвыборной кампании. Затем – война. Так я и не попал на Лену. Мне передавали после, что меня там очень ждали, ибо имя мое по газетам им было хорошо известно, и что мне готовили показать и рассказать много интересного и даже сенсационного.
Когда начались беспорядки в столицах, ленские рабочие также предъявили повышенные требования. Русские банки, владевшие пакетами акций Ленского товарищества: Русско-Азиатский, Путилов[220]220
Имеется в виду А. И. Путилов (1866 – не ранее 1937), занимавший в 1905–1906 гг. должности товарища министра финансов, а также директора Государственного Крестьянского и Дворянского земельного банков. Впоследствии, с 1910 г., председатель правления Русско-Азиатского банка.
[Закрыть] и Санкт-Петербургский Международный, Вышнеградский[221]221
Вышнеградский Александр Иванович (1867–1925) – предприниматель, сын министра финансов И. А. Вышнеградского, камергер, действительный статский советник. В 1902–1910 гг. член правления Русско-Китайского банка. В 1906–1917 гг. – Санкт-Петербургского международного коммерческого банка.
[Закрыть] продали тогда свои пакеты Русско-Английскому банку (Бененсон[222]222
Бененсон Григорий Иосифович (1860–?) – предприниматель. Занимался нефтяной промышленностью. Член совета директоров Русско-Английского банка.
[Закрыть]).
Правление наше решило «проверить» наши полномочия, для чего подать всем составом в отставку. К этому времени и председатель наш Авдаков скончался. Надо заметить, что как раз накануне этой коллективной отставки я был вновь выбран на три года. Но так как нас уверяли, что эта коллективная отставка лишь пробная и что мы все вновь будем переизбраны, то и я подал свое прошение.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?