Текст книги "Православное пастырское служение"

Глава VII
Грехи плоти

О грехах против VII заповеди Моисеевой писать особенно трудно в курсе Пастырского богословия и в то же время писать об этом особенно нужно. Ни один грех, может быть, не связан со столькими осложнениями, как именно этот грех. Можно затруднения, связанные с этими грехами плоти свести в общем в трем главным:

1) первое затруднение лежит в самой природе греха;

2) второе заложено в психике кающихся;

3) третье зависит от самого духовника, его либо беспечности, либо неопытности, либо застенчивости. Разберем эти затруднения в отдельности.

1. Грехи плоти по самой природе своей являются особенно распространенными, живучими и потому и опасными, что связаны они с одним из сильных инстинктов человеческих. В самой природе человека, как живого существа, наделенного чувственностью, темпераментом и половым аппаратом, заложено то, что является причиной этих грехов. Вряд ли кто-либо из смертных был совершенно свободен от этих «приражений плоти». Легче встретить человека по природе смиренного и потому не склонного к гордости; скромного и потому легко удовлетворяющегося самым незначительным и нужным для жизни, следовательно, и мало подверженного страстям чревоугодия и сребролюбия; не одаренного никакими особыми склонностями к «настроениям», т. е. человека более простого склада души и посему не подверженного никаким печалям, меланхолиям, пессимизму, унынию и пр.

Но почти, если не вовсе, нет людей, которые бы в той или иной мере, с той или иной силою, не были бы подвержены этому голосу плоти и телесным искушениям. Грехи плоти – наиболее естественные, т. е. больше всего в природе человеческой, почему некоторые аскеты (Палама) считали их, если не менее опасными, чем скажем, гордость, то более объяснимыми. Природа человека, нисколько не обузданная аскетическими упражнениями, но сильно подогретая и постоянно подогреваемая искушениями извне, с трудом может, если и не убить совершенно в себе этот инстинкт, то правильно его использовать и канализировать его надлежащим образом. Если к этому прибавить всю растлевающую обстановку современности, с ее соблазнительными фильмами и литературой, на которых, как бы для пущей привлекательности, ставится еще и подзаголовок: «запрещено для лиц моложе 16 лет»; с технически усовершенствованной распространенностью всего соблазнительного для слуха, зрения, осязания и обоняния; с широко распространенной системой совместного обучения мальчиков и девочек; с общими пляжами и спортивными площадками, на которых культ обнаженного, или, что еще хуже, полуобнаженного, тела развит до крайних пределов; если учесть, наконец, и глубокое падение нравственного чувства, – то все это, взятое вместе, усилит этот грех и сделает его непобедимым без особой благодатной помощи свыше, без крепкой решимости самого кающегося и при опытности, вдумчивости, чуткости и понимания самим духовником всей глубины и широты стоящей пред ним в данном случае задачи.

2. Психика кающихся тоже часто усложняет затруднения, связанные с этим видом греха. Можно указать на две крайности. Одни себя оправдывают и, начитавшись и наслушавшись разных, якобы, ученых советов естественников, врачей или просто сверстников, но уже поддавшихся этим грехам, убеждают себя, что «это» нужно для здоровья, что воздержание от половой жизни вредно действует на умственную сферу или на нервную систему и пр. Другие, наоборот, по своей застенчивости признаться перед священником в столь интимных сторонах своей личной жизни, усердно замалчивают на исповеди этот грех, увиливают от прямого ответа и стараются отделаться общими местами. Не обличив себя на исповеди в данных грехах, они и не получают соответствующей духовной поддержки, не испытают стыда от признания этого и потому легко снова упадают в те же самые пороки. К этому добавить надо, что в огромном большинстве случаев всему этому делу вредит полное отсутствие в нашем обществе хотя бы мало-мальски здорового и христианского сексуального воспитания. Нельзя и думать, конечно, что современные школы антихристианские и даже просто безбожные могут дать молодежи хотя бы минимальное удовлетворительное сексуальное воспитание. Нельзя себя обманывать и тем, что пляжи, спортивные площадки и разные суррогаты этого могут как-либо содействовать правильному телесному развитию и здоровому плотскому созреванию. Но факта отрицать нельзя: у детей не могут не явиться разные вопросы, особливо при близком соприкосновении с деревней и жизнью природы и животных. Родители стыдятся почему-то «открыть глаза» своих детей умно, трезво, осторожно, но в меру откровенно, без замалчивания, еще более вредного, чем откровенность. Компания сверстников, среди которых весьма вероятны уже кое-что узнавшие дети, только еще больше может направить ум и воображение по ложному пути. Общие дортуары в закрытых учебных заведениях, разные лагери и летние колонии, темные уголки и рассказы «по секрету» чего-то, что только растлевает душу и ум, – все это создает нездоровую духовно атмосферу.

3. Духовник тоже сам часто усугубляет затруднения, связанные с указанными грехами.

Он тоже впадает очень часто в обе противоположные опасности. Одни священники, по своей застенчивости, духовной чистоте и может быть по своей наивной неосведомленности о широкой распространенности плотских грехов не обращают на исповеди должного внимания на эту сферу духовной жизни кающихся. Если почему-либо (недостаток времени или скрытность грешника) кающийся сам не признается в своих плотских падениях, то духовник может и не поставить этого вопроса. Он по ложному стыду своему не затронет «этих гадостей», коль скоро грешник о том сам не говорит. А грешник стесняется перед священником (особливо перед знакомым), признавать свои пороки, излишества или тайные помыслы. Другой священник может, наоборот, своей излишней прямотой толкнуть молодой ум на путь, ему вовсе неведомый и еще не проснувшиеся в нем инстинкты вызвать к жизни. Необходимо в данном случае, как нигде; суметь сохранить должное равновесие и найти средний, золотой путь такта.

В дальнейшем изложении представляется полезным остановиться на двух главных вопросах: 1) разветвления плотских грехов и 2) борьбы с ними, как духовно-аскетической, так и психоаналитической.

Как ни неприятно заниматься подробным разбором этих плотских искушений и пороков, нужно все же, чтобы не впасть в только что указанную ложную застенчивость, с возможной добросовестностью постараться осветить эти вопросы.

Отдельные проявления этих грехов

Святоотеческая аскетика учит бороться со всяким грехом с самого его малого проявления. «Бей змия в голову» – мудрое аскетическое правило; т. е. поражай грех, как только он высовывает свою голову из своей норы. Посему и пастырю надлежит внушать борьбу не только с одними «готовыми формами» законченного плотского греха, но с самыми малыми помыслами, мечтаниями, игрою фантазии и т. д. Грех, – это надо всегда помнить, – появляется в начале вовсе не в самом теле. Тело само по себе не виновато. Нечего впадать в дуалистические лжеумствования о греховности самого тела. И в истории мира, в прародительском падении грех появился впервые не в глубинах плоти, а на вершинах духа. Не материя, а совершеннейший и ближайший к Богу дух, Люцифер, пал и явился источником зла. Так и в каждом в отдельном частном случае человеческом, грех начинает свою жизнь не обязательно вовсе в низинах плоти, но в помыслах, в воображении, в игре мыслей и картин, пользуясь тем или иным органом плоти для своего реального воплощения (чревом, гортанью, половым аппаратом). В силу всего этого надо и перечисление плотских грехов начать с их духовных истоков, а не с плотских последствий. Кроме того, помнить надо и слова Господа, что в царстве новозаветной проповеди грешит плотским грехом не только тот, кто фактически прелюбодействует, а уже и тот, кто «воззрит на женщину с вожделением». Поэтому-то пастырь должен помнить эту борьбу с тончайшими и даже казалось бы, «такими невинными» помыслами. Начнем в порядке постепенности и все большей степени греховности, памятуя все же, что и малейший грех, есть уже грех и что разница между малыми и большими грехами ни в какой мере не должна успокаивать совести кающихся и исповедующего духовника.

1. Блудные помыслы, развивающиеся часто, как воспоминания прежде виденного, слышанного или ощущенного. Они особенно легко возбуждаются всей безнравственной окружающей обстановкою: модою, рекламою, фильмами, книгами, радиопередачами и пр. В уединении, часто ночью, в темноте они особенно остро и беспощадно одолевают человека.

2. Соблазнительные разговоры в обществе, всевозможные анекдоты, передаваемые с желанием понравиться собеседникам, возбудить смех одних и показать свою «начитанность» для других. В особенности молодежь в веселом кругу или в закрытых учебных заведениях, в казарме, лагерях, детских колониях легко поддается на подобное искушение. Многие боятся показать свою отсталость и быть осмеянными, а потому и изощряются в подобном творчестве. Сюда же надо отнести пение двусмысленных песен, любовь к писаниям неприличных надписей в общественных местах или даже просто желание произносить неприличные слова, ругательства и всякие непристойности.

3. Всевозможные юношеские пороки, начинающиеся обычно все с тех же анекдотов, картинок или уединенных откровенностей в темноте дортуаров, приводят в результате к порочному самоуслаждению, которое тем более опасно, что во-первых, так прочно и неотступно преследует несчастного, что может сделать его совершенным рабом этого греха, разрушить его здоровье, довести его до идиотизма и до физического ослабления.

4. Самый плотский грех, т. е. неосвященное благодатною силою таинства брака совокупление.

5. Нарушение супружеской верности, очень часто извиняемое болезнью другой половины брачного союза.

6. Половые излишества в самом брачном союзе.

7. Всевозможные извращения полового инстинкта, ведущие к противоестественным грехам плоти: педерастии, лезбизма, скотоложества и под. Если это последнее проявление полового чувства вовсе не является обязательно последствием современной безнравственности, то современное отношение к нему стоит в очень близкой от этой безнравственности связи. Нового в половых извращениях нет ничего. По свидетельству самого ап. Павла (Рим. I, 25–32) распространенность противоестественных пороков в римском обществе была весьма велика. Недаром и самые термины заимствованы из языческой мифологии и связаны с персонажами древности: Библия повествует о грехе Содомлян, Платон достаточно прозрачно говорит о любви к молодым юношам и мальчикам, извращение каралось средневековою Инквизициею, Данте зачислил таких грешников в особый круг своего «Ада», в литературе нетрудно найти примеры все тому же. Но, если грех этот не нов, то нельзя не признать, что отношение к нему современного общественного мнения сильно изменилось за последнее время. Древность побивала таких людей камнями или казнила их, как извращенцев. Номоканон судил их очень строго. Даже если сильно подвинуться вперед, то можно заметить разительную перемену. В конце 90-х годов прошлого и начале этого века общественное мнение Англии было в высшей степени скандализовано процессом Оскара Уайльда. Факт его противоестественной любви не мог в английском нравственном сознании быть покрыт и уравновешен его литературным дарованием (кстати сказать, не таким уж большим, как это ясно теперь). Уайльда «заклеймили», суд над ним был очень строгим, 50–60 лет назад тому подобное явление было признано общественным мнением, как нечто поистине чудовищное и нетерпимое. В наше же время эти пороки стали настолько общераспространенными, и, что хуже, общепризнанными и вполне терпимыми, что «уайльдовский» процесс вызывает у многих улыбку своей чрезмерной строгостью и пуританизмом. В большой французской литературе есть имя, чтобы не сказать, имена, которые открыто вели и ведут проповедь этого порока, и это не вызывает никакого «скандала» в обществе, а автора не привлекают ни к какому суду.

Всякий грех опасен не только сам по себе, но и по тем последствиям, которые он порождает во внутреннем мире человека. Эти последствия в грехах плоти особенно ощутительны и особенно гибельны для духовного здоровья человека. Они опасны с двух точек зрения: с чисто физической, а также и с духовной.

В физическом отношении эти грехи растлевают человека, они развращают его, влекут к еще более сильным и частым нарушениям VII заповеди. Человеческая похоть не удовлетворяется, она постоянно требует «еще и еще». Голос чувственности не может быть удовлетворен путем самого удовлетворения похоти. Грех или учащается, или же ищет новых, более острых способов своего проявления: от одной, меньшей греховной склонности человек переходит к иным видам грехов плоти и, сам того не замечая, человек становится рабом плотской страсти. Похоть не притупляется, а требует все чаще и все сильнее, чтобы ей давали пищи. Это ведет и к развращению телесному и к еще большей похоти. Тело ослабляется в своих естественных и вполне законных потребностях, организм от необузданности человека разрушается, появляются последствия ее в виде разных болезней, ослабления памяти, притупления воли и пр. Все это Апостол прекрасно выразил словами: «всякий грех, какой делает человек, есть вне тела, а блудник грешит против своего собственного тела» (I Кор. VI, 18).

Но гораздо, конечно, страшнее нравственные последствия плотских грехов, так как грешник развращается и духовно. Он начинает себе позволять многое такое, чего бы он себе не позволил, сохраняя свое целомудрие. Замечательно самое значение этого слова: «целомудрие». Он теряет свою внутреннюю целостность, разлагается его совесть. На многие вещи развратник смотрит иначе, чем целомудренный: он извиняет себе то, чего не позволил бы себе раньше, для всего этого находя, конечно, очень легко, ряд «уважительных причин». Кое-что он объясняет естественными потребностями, велениями гигиены и здоровья, кое-что оправдывает понятиями эстетическими. Разрушается все целостное миросозерцание христианина. Греховное становится дозволенным и необходимым. Вместо строгих нравственных принципов долга, чистоты, честности появляется новый регулятор: «все позволено». Сам того не замечая, грешник падает и нравственно также легко и также безудержно, как он развращается и телесно. Как уже было указано выше, очень часто естественным последствием плотского падения является утрата прежней веры, религиозных принципов, строгой нравственности. Грешник заглушает в себе веления совести, веру в воздаяние Божие, в страшную ответственность перед судом и своей совести, и судом последним, загробным. Утрачивается даже и вера в Бога, о чем красочно говорит митрополит Антоний в своей «Исповеди» (стр. 55–57).

За этим являются и желания убить, кое-когда все же просыпающийся, голос раскаяния, ищется самозабвение в вине, в наркотиках. Человек уклоняется от общества своих прежних друзей и близких, не пошедших его путем. Он сближается с компанией таких же, как и он, несчастных рабов своих страстей. Все это еще больше его затягивает, узы греховных привычек все крепче его связывают, а сил нравственных, волевых и физических уже больше нет. Но и это не все! Часто приходится заметать следы содеянных грехов: соблазненная девушка чувствует вскоре себя будущей матерью, но боязнь общественного стыда (правда, в наше время сильно уменьшившегося) приводит ее к мысли об уничтожении в своем чреве зачатой жизни. Она решается на вытравление плода, а виновник ее падения часто способствует ей в ее преступном замысле. Один, такой «казалось бы естественный», «необходимый для нормального здоровья» грех привел к новому греху – детоубийства. А сама совращенная блудником девушка может быть пойдет с той поры легко по пути так называемой «свободной любви». Принцип «все позволено» вступает в свои законные права и клубок греховных инстинктов все крепче стягивает душу, разум, волю и стремление падших.

Уместно и своевременно перейти к пастырским мерам борьбы с этими страстями. Тут, как и вообще во всей аскетике, надо различать меры запрета от мер предупреждений. Одно – это терапевтика греха; другое – гигиена. Одно относится к извлечению уже господствующих болезней; другое имеет задачею воспрепятствовать возникновению новых. Надо признать, что первому отдается в аскетических произведениях и в руководствах по нравственному богословия гораздо больше внимания, чем вторым. Посему необходимо на этих вторых, «профилактических» мерах остановиться подробнее, хотя следует и о первом сказать то, что нужно.

Советы пастыря кающимся в грехах против этой заповеди могут быть сведены к следующим.

1. Надо прежде всего и во всяком случае разрушать в умах христиан тот предрассудок, что удовлетворение плотской похоти, якобы, диктуется соображениями естественности и здоровья. Кстати сказать, свв. отцы аскеты понимали под «естественным» вовсе не безобразное и безудержимое удовлетворение своих страстей чрева и плоти, а только то, что действительно необходимо вытекает из природных потребностей тела. «Естественное», по учению наших церковных писателей, никогда не может быть злым и греховным. Так, напр., св. Максим Исповедник, различавший в человеке две воли, – естественную и гномическую или рассудочную, считал, что естественная воля всегда и только направлена на добро, так как в природе зла нет. Блуд и разнузданность диктуются нам вовсе не природою, а нашей страстью грешить и услаждаться этой страстью. Это наше самооправдание диктует нам «ради здоровья», преступать заповедь чистоты и целомудрия. Вовсе не все врачи и не все естественники стоят на точке зрения удовлетворять рано или безмерно свою похоть. История же и опыт духовного воздержания учат как раз противоположному. Люди чистые и воздержанные (будь то в половом или чревоугодническом порыве) в большинстве случаев не знают многих болезней, сохраняют чистоту своего сердца и ясность ума. А распущенность в этом отношении, как это было уже сказано выше, не останавливается на одной только похоти тела, но и болезненно возбуждает ум и толкает фантазию по пути создания привлекательных и грязных образов. Нечего и говорить, что грехи плоти очень часто ведут и просто к заболеванию разными дурными болезнями. Пастырь должен всеми силами противиться распространению этого ложного и якобы научного взгляда на телесную жизнь человека, по которому медицина защищает раннюю половую жизнь и советует плотскую распущенность. Он должен всячески содействовать сохранению телесной чистоты, отвращать слабых и неутвержденных от опасного пути, укреплять их волю в борьбе со страстями и советовать им оставаться верными и заповедям Господним и своим супружеским обязанностям.

2. Наравне с этим, пастырь должен советовать уклоняться от тех соблазнов, которые могут привести к этому греху. Людям, вступившим в преступную связь, надо настойчиво советовать эту связь порвать и бежать дальше от этого соблазна. Тех, кто еще не нарушили своей чистоты, но стоят, благодаря дурному сообществу и опасным влияниям на пути к этому, надо тоже решительно отвести от пагубного и заразительного внушения своих сотоварищей или пытающейся может быть совратить их женщины. Не надо бояться кого-то «обидеть» или же оказаться в глазах сверстников плохим товарищем, «несовременным» и «святошей». Пастырь и тут может много помочь примерами чистой жизни из литературы или житий святых.

3. Против настойчивых порывов молодого тела, против нездоровых мечтаний и в добром стремлении слабого духа удержаться от потери невинности или же вернуться на путь чистоты, надо уметь противопоставить все аскетические средства. Сюда относятся прежде всего воздержание чрева и гортани. Пост, эта мощная, но к сожалению давно забытая добродетель, лучше многого другого может удержать от соблазнов плоти. Сытость же чрева и разжигание себя спиртными напитками только еще больше возбуждают неугасающий огонь телесной похоти. Поклоны земные может быть больше, чем что-либо другое помогут бороться с теми же порывами. Физический труд тоже хорош, умеренное занятие спортом, если оно ведется в обстановке целомудрия, также может помочь борющемуся с этой страстью.

«Четырьмя вещами множится блудная страсть в теле, – пишет преп. авва Исаия Нитрийский: – «спаньем вдоволь, ястием до сытости, смехотворным празднословием и наряжением тела» («Добротолюбие», том I). Важно отметить и то, на что неоднократно писатели аскеты обращали внимание, а именно, что осуждение чужих недостатков часто ведет человека к умножению в нем блудных пожеланий. Осуждая других в меньшем, человек сам впадает в гораздо более сильный грех плотских вожделений.

Кроме того, очень важно и то, что уснувшая, казалось бы, в человеке плотская похоть, на самом деле таится где-то глубоко в тайниках подсознания и от времени до времени дает себя знать, пробуждая в мыслях или во сне разные нечистые воспоминания прошлого. Евагрий монах в своих словах «О деятельной жизни» пишет так: «Естественные телесные движения во сне, без срамных мечтаний, показывают, что душа некоторым образом здорова; сплетение же таких мечтаний есть признак того, что она больна. При этом знай, что воображение неопределенных лиц указывает на остатки давней страсти, а воображение лиц определенных указывает на новые уязвления сердца» («Добротолюбие», том I). В данном случае роль подсознания никак не должна быть пренебрегаема ни пастырем, дающим совет, ни самим кающимся, исповедающим пастырю эти свои, давно забытые, но по временам снова пробуждающиеся страстные пожелания.

Но, наряду с этими тремя советами, пастырю надлежит пробудить в душе исповедающегося сознание греховности. Это самое важное! Надо вместе с нездоровыми предрассудками и растлевающей обстановкой бороться и с самым грехом. Это должно быть заботою священника при всяком грехе, но при грехах плоти это должно быть особенно важною заботою. Надо вселить отвращение к этим грехам, надо пробудить чувство стыда и надо вселить убеждение в несовместимости этих дурных привычек с духом чистоты и аскетизма, которыми проникнуто учение Христово. Пастырь должен указать кающимся на то, что этого рода грехи особенно загрязняют душу и растлевают тело. «Блудяй во свое тело согрешает». Идеалом христианской православной жизни является особенная чистота души и тела, неповрежденность нашего ума и сердца, непричастие их к дурным мыслям и пожеланиям. Назначение нашей телесной оболочки – быть храмом Св. Духа, Отцы Церкви учат об обожении нашей природы, ап. Петр пишет (2 Пет. 1, 4), что мы призваны быть «причастниками Божеского естества, удалившись от господствующего в мире растления похотью»; все учение ап. Павла пронизано мыслью о святости, к которой призваны христиане, о том, что наше тело есть храм Божества; вся Иоанновская письменность, как Евангелие его, так и послания наполнены восхвалением девства и чистоты. Невозможно сочетание святости и разврата, телесной чистоты и распущенности мыслей и чувств. Назначение наше не в удовлетворении своего тела, а в его прославлении, в приуготовлении его к нетлению, так как мы «куплены дорогою ценою» (I Кор. VI, 20; VII, 23).

Святоотеческая письменность чрезвычайно высоко учит о ценности нашей человеческой природы. Нравственный идеал наш – обожение; Бог-Слово удостоил стать Богочеловеком, а не Богоангелом; христианской аскетике в корне чуждо гнушение плотью, какой бы то ни было лже-спиритуалистический дуализм, манихейство и пр. Больше того, Гангрский поместный собор осуждает изуверческий аскетизм. Но вместе со всем этим, телесная чистота есть основное и неотъемлемое в нашей нравственной проповеди. Девство, преподобничество, вся история монашества, образы пустынников, св. Крестителя Иоанна и Самой Пречистой Девы-Богоматери должны быть всегда пред глазами христианина. Как бы ни была велика тяжесть плоти, как бы ни было легко искушение и велика наша способность грешить и падать, надо постоянно в себе пробуждать готовность каяться, сокрушаться в своих падениях и чувствовать стыд от допущенных нами нехороших поступков. К этому звать должен священник тех, кто пришли ему исповедать свои грехи в этой области. Надо внушить любовь к благоуханию чистоты, к просветленному облику человека, не знающего грязных побуждений. Священник должен раскрыть глаза кающимся, что грехи плоти вовсе не являются чем-то непременно продиктованным голосом естества и здоровья, а как раз обратно: необузданной игрой фантазии и распущенностью нашей воли. Надо указать на то, как строго Церковь судит в своих канонах тех, кто позволяет себе грешить против этой заповеди. Не отталкивая от себя и от Церкви, указанием на строгие прещения священник может пробудить совесть верующего и вселить в нее страх Божий. А это уже начало спасения.

Священник может таким образом удержать колеблющуюся волю молодого существа, готового под дурным влиянием его сверстников и сотоварищей поддаться пагубным уговариваниям, и пойти спасти и тех, кто уже познал «временную греха сладость» и пошел по греховному пути. Если пастырская попечительная любовь искренна, если сила его убеждения велика, и если сам он обладает достаточным нравственным авторитетом, пастырь может помочь и тем, кто начал грешить и жить распутною жизнью. Здесь важно, во-первых, уверить в любви и прощении Небесного отца, приемлющего кающегося с распростертыми объятиями. Священник ни в коем случае не смеет показать кающемуся какое бы то ни было чувство своего превосходства или гнушения слабостью грешника. Этот последний в священнике должен почувствовать не брезгливость и отвращение, а великое сострадание и возможность и для него, грешного и слабого, вернуться на путь чистоты и покаяния. Евангельские образы блудного сына и кающейся грешницы, примеры из житий святых и из истории, примеры возможного спасения тех, кто, как бы глубоко ни пали они, все же возвращались в Отчий дом и из, казалось бы, погибших людей становились чистыми, возрожденными и начавшими новую жизнь. Священнику дана огромная возможность через сочувствующее отеческое слово и при духовной поддержке, содействовать спасению слабых людей. Надо уметь вселить в эти души надежду на милосердие и прощение, равно как и веру в возможность новой, чистой и богоугодной жизни.

Все сказанное выше о грехах против VII заповеди, о видах их и о пастырских советах кающимся в этих грехах и пороках не исчерпывает однако всей проблемы пола. Половой инстинкт, самый сильный в человеке, связан с рядом параллельных вопросов, миновать кои вдумчивому пастырю не следует. Задача пастырского окормления не ограничивается одной только борьбою с этими грехами и одною проповедью чистоты и воздержания. Пастырь должен глубже всмотреться в тот сложный клубок вопросов, который связан с вопросами пола.

Современый психоанализ пошел очень далеко в этой области и поставил остро ряд таких тем, которых миновать нельзя. Не надо, конечно, принимать все предпосылки современного психоанализа и все его выводы, но миновать эти темы, как для воспитателей и родителей, так и для пастырей было бы недальновидно и неблагоразумно. Пусть «пансексуализм» Фрэйда страдает известною односторонностью, но психоаналитические наблюдения как самого Фрэйда, так и других ученых, посвятивших свое внимание психоанализу, далеко не шарж.

Вдумчивое отношение к проблеме пола заставляет признать, что она не ограничивается одною только VII заповедью. Грехи против этой заповеди Моисеевой остаются грехами; смягчать их никак не следует, но проблема пола не может быть только предметом нравственного богословия, так как она не вмещается целиком в рамки морального кодекса.

Проблема эта гораздо глубже и шире, чем о ней часто думают. А главное, она гораздо трагичнее. Поэтому всякое упрощение этой проблемы приводит не к разрешению ее, а к безответности. Эту проблему надо рассматривать не только в области нравственного богословия или аскетики, но и нравственной психологии, или, может быть, лучше сказать, пастырской психиатрии.

После всего сказанного выше об этих вопросах, считаем все же нужным, во избежание неправильных перетолкований и намеренных извращений нашей точки зрения, еще раз повторить вкратце сказанное, т. е. прежде всего еще раз подчеркнуть отношение пастыря к грехам, связанным с половой жизнью.

1. Пол и грех. Это есть самое очевидное в разбираемой теме, о чем и было говорено выше. Совершенно бесспорно, что всякое проявление пола стоит на границе греха, если и не в области греха. Аскетическое бодрствование в этой области обязательно и единственно воздержание мыслей, чувств, и самых порывов тела может способствовать человеку удержаться от падения. Но одною аскезою не разрешается самая проблема пола. Аскеза помогает бороться с греховными проявлениями пола, но аскезою еще не исчерпывается все, что связано с проблемою пола. Пастырь, как было указано выше, должен особенно обратить внимание, и свое и кающихся, на аскетические подвиги в этой области. Аскетическими подвигами однако не все в этой области ограничивается, так как тема стала шире, чем греховные проявления половой жизни.

2. Пол и половая жизнь. Очень важно не отождествлять этих двух вопросов, чтобы не впасть в неверные обобщения. Понятия половой жизни и самого пола вовсе не синонимы. Пол может и не проявить себя в половой жизни, так как пол глубже, чем эта жизнь, пол метафизичен. Это значит, что он вовсе не совпадает с функциями половой жизни, которая лежит в области эмпирий. Пол – есть сила глубоко вкорененная и может ничего и не иметь с сексуальными функциями. Пол может себя проявить совсем по-другому. Из дальнейшего будет ясно, что человеку дано, так сказать, «десексуализировать» начало пола, т. е. освободить его от возможных греховных проявлений. Перед человеком стоит задача трансформации своей половой энергии, ее сублимации, т. е. возведения ее на высшие ступени, совершенно свободные от каких бы то ни было греховных приражений, от всяких замутнений похотью. Человек с сильным коэффициентом пола, иначе говоря, яркая личность, одаренная разными характерными чертами, может быть при правильном направлении воли, ума, чувств и под. вовсе и не подвержен грубым феноменам половой похоти.

3. Пол и творчество. Метафизические корни пола, которые вовсе, как было сказано, не совпадают с низшими сексуальными функциями, особенно ярко проявляются в творческих дарованиях человека. Вряд ли нужно много говорить о прямой пропорциональности этих двух сил в человеке. Исторических примеров можно найти с легкостью поистине бесчисленное множество, которые могут подтвердить сказанное. Лица с большими дарованиями в какой бы то ни было области духовной жизни, будь то литература, музыка, художество, или политика, социальная жизнь и даже религия, были в подавляющем большинстве случаев и очень сильно одаренными и в отношении пола. Пушкин, Тургенев, Толстой, Бетховен, Шопен, Рафаэль, Тютчев, Бунин, Розанов, Наполеон и многие другие были натурами с исключительно большим коэффициентом пола и отдали каждый в своей мере и в свое время дань жизни пола. Метафизические его корни у них часто пробивались в область самой реальной эмпирики половой жизни. Их творческие порывы всегда были сопряжены с проявлениями половой энергии. В отношении естественном эти проявления их не знали извращений. Можно упомянуть ряд других имен, у которых этот коэффициент пола толкал их в сферу ненормальных проявлений сексуальной энергии: Оскар Уайльд, Андрэ Жид, Марсель Пруст, Чайковский, Леонардо да Винчи, Микель-Анджело, Гоголь, Бакунин. У одних это проявлялось в извращении половых стремлений, у иных же так называемым «комплексом Эдипа». Но все это были яркие личности в смысле пола. Многие трагически пали в борьбе с нестерпимым грузом своей одаренности пола: Ориген себя оскопил; Отто Вейнингер кончил жизнь самоубийством, буквально раздавленный преследовавшей его напряженностью пола; многие сошли с ума, впав в эротическое помешательство и т. д. Пол, как сказано, вовсе может и не переходить целиком в область физиологии. Можно быть очень одаренным в смысле пола, человек в таком случае может быть яркой личностью, с большими индивидуальными зарядами, может отличаться от серой массы незначительных людей, но это совсем не означает, что такой человек развратник, Дон Жуан и распущенный в половом смысле. Его пол может легко переходить в грубую страсть плоти и тем исказить то положительное, что заложено в самом поле. Истребить половую страсть нельзя; кастрация не есть решение вопроса, так как пол дан человеку не какою-то темною силою, не злым началом в мире, а Самим Творцом, и дан для чего-то. Отрицательная борьба не есть борьба. В данном вопросе ожидается религиозный ответ, а он состоит не в уничтожении того, что изволено в Предвечном Совете, а в преодолении того темного, что может легко проявиться в этой связи. Если пол тесно связан с творческими дарованиями человека, то от человека ожидается и творческое преодоление того, что может сказаться как зло и страсть. Это преодоление должно состоять в созидательном раскрытии тех дарований, которые таким сильным натурам свойственны. Эта одаренность, связанная с полом может быть профанирована, может легко смешаться и превратиться в простые физиологические отправления, в большинстве случаев связанные с излишествами; но эта же одаренность может быть возведена и на высшие ступени, или, как говорят, сублимирована в благородные и совершенно прозрачные проявления сильной личности. В этой связи стоит та проблема, которая очень удачно названа «преображенным эросом».