Текст книги "Пять поломок космической станции"

– Ты повзрослел, парень, – Алвин икнул от неожиданности, снова становясь перепуганным новичком, – тебя ждёт великое будущее.

Обыск жилого блока тоже не дал никаких результатов. То, что мы увидели, уже было ожидаемо – потому что комнаты выглядели так, словно никто не собирался их покидать. Небольшой беспорядок, свойственный бытовой рутине, и никаких следов ни экипажа, ни их попыток эвакуироваться. Мгновение, пойманное в клетку, случайно подсмотренный миг – словно само время покинуло научную станцию Руж, позволяя нам заглянуть в прошлое.

От размышлений меня отвлёк окрик:

– Кажется, я кое-что нашёл!

Мы тут же устремились в боковую комнату, чтобы обнаружить Алвина, с восторгом кружащегося вокруг настоящего растения в горшке.

– Эм… – Антуан нарушил наше молчание, взяв слово на правах старшего товарища. – Это, конечно, хорошо, но флора не является тем, что мы…

– Да нет же! – меркурианец почти подпрыгивал на месте, явно охваченный какой-то идеей. – Это настоящая зацепка! Дайте мне четыре моих часа, и я вам с точностью до общего дня определю, как давно к нему подходили. А если мы узнаем, сколько он стоит бесхозный, то сможем примерно прикинуть, с какого момента начались проблемы с экипажем Руж.

Я тут же дал добро, отправив Меригольда на корабль колдовать над его находкой. Кажется, дело может сдвинуться с мёртвой точки, а мы сузим поиск и сможем действовать прицельно – возможно, появится смысл тратить силы на то, чтобы добраться до стационарного бортового компьютера.

Поскольку один биологический час Алвина приравнивался к трём моим, я решил потратить их с пользой, в очередной раз пытаясь выудить из Аннет хоть что-нибудь, что могло бы сузить наш круг поисков. Непрерывное перебирание террархитектурных данных было столь же эффективным, как генерация случайных чисел, но выхода не было, и я снова и снова поднимал мёртвые массивы, вступая в вечную борьбу с собственной усталостью.

Всё-таки забавно – порой нужно проявить невероятное терпение, чтобы достичь желаемого, но иногда правильнее отступить, вовремя осознав бесполезность затрачиваемых усилий. Как понять, что пора остановиться? Как распознать препятствие, которое необходимо преодолеть?

Никогда не знал правильного ответа. Но шесть моих биологических часов, потраченных на Аннет, позволили заметить одну небольшую неровность.

На первый взгляд, всё было нормально. Руж держалась заданного курса и шла по маршруту, проложенному ещё её предшественниками – однако огромная научная станция просто не могла повторять траекторию настолько буквально. И это не было минимальным отклонением, как в случае с новозарождённым малышом Бронисом на Спутнике-47 – наоборот, совпадало всё, включая незначительные ошибки. И у меня было всего два варианта: либо это саботаж, и Аннет хотела скрыть что-то, что уничтожило и её, и станцию, либо код был просто повреждён, а остатки ИИ пытались возместить пустующее звено, запихнув в чёрный ящик то, что больше всего подходило по смыслу. К сожалению, пытаться анализировать решения робота глубоко бессмысленно – если Аннет мертва, каждое её включение лишь создаст дополнительные ошибки.

Однако подозрительная строчка кода существовала, и теперь мне требовались результаты анализа от Алвина, чтобы сделать хоть какие-то выводы.

И меркурианец справился. Девочка-феечка совершил практически невозможное, сильно помогая процессу и сузив зону поисков – по его подсчётам, сбои шли около общего месяца.

Это совпадало с предположением, выдвинутым Андреем – значит, катастрофа случилась одновременно с первым сбоем. То, что случилось, было стремительным – ни экипаж, ни Аннет не успели подать сигнал бедствия, моментально уничтоженные неизвестной проблемой. Что было дальше, легко читалось – отмирающий ИИ в случайном порядке запускал самые рандомные команды, не согласующиеся друг с другом, и сбои не затронули лишь локальный сигнал о помощи, самый базовый и простой.

– Ты молодец, Ал, – Антуан радостно похлопал парня по плечу, сразу повеселев оттого, что хоть что-то стало ясным, – итак, теперь у нас есть примерные сроки. Предлагаю быстро наведаться к пульту управления, скачать все данные за этот период и лететь домой. Я же правильно понимаю, что больше нам тут делать нечего?

– Ты прав, старина, – я тихо вздохнул, думая, что мы и так сделали больше, чем следовало, – я заметил определённые несостыковки в данных навигатора, так что, думаю, нам стоит сосредоточиться именно на них.

Парни переглянулись, явно погружаясь в воспоминания, и Адитья осторожно уточнил:

– Ситуация «Спутник-47»?

– Нет, совсем нет, – я взмахнул второй парой рук, очень надеясь, что больше никогда не попаду в такую «ситуацию», – но часть данных продублирована, и я не понимаю, проблема это или сбой.

– Научная станция Руж движется согласно заданному маршруту, – Андрюха недовольно пиликнул, и я переслал ему блок данных, которые привлекли моё внимание, – вижу. Антон?

Я кивнул, с полуслова понимая друга и показывая ему, что поддерживаю его идею. Неизвестно, насколько критична обнаруженная мною зацепка, но нам в любом случае следовало проявить бдительность и всё перепроверить.

– Тогда я сейчас попрошу Бориса запустить наш собственный навигатор, чтобы вычислить реальный маршрут. После этого мы идём за сырыми данными и летим домой.

Мы кивнули друг другу и собрались расходиться, когда рем Мукерджи внезапно подал голос:

– Возможно, сэкономить время и сбегать за данными прямо сейчас? – возмущённый Антуан воинственно встопорщил усы, но микросхемное светило лишь закатил глаза, не позволяя астрофермеру сбить его с мысли: – Мы спускались на Руж уже несколько раз. Там есть атмосфера, и нам не нужно никакого оборудования, кроме парочки щупов, так что мы в любом случае успеем добежать обратно. И я напомню, рем Розье, что навигационное оборудование ремонтного корабля не рассчитано на такие нагрузки и мы можем зависнуть здесь ещё на несколько общих недель.

– Я категорически против, – параноик-Антуан встал со своего места и скрестил руки на груди, едва сдерживая ярость и явно собираясь ругаться, – протокол есть протокол, и пара недель ни на что не повлияют.

– Ой, да перестаньте, – Адитья встал, зеркально повторив позу астрофермера, – мы не собираемся отступать от протокола. Если так судить, то мы нарушали его ранее, когда взламывали двери.

Ссора разгорелась, как солнечная вспышка. Сказалось всё – и общее несовпадение взглядов, и усталость от долгой напряжённой работы в Джульбарсе, и бессмысленные забеги по коридорам научной станции Руж. И никто во всей Цивилизации не мог остановить этих двоих от отвратительной сцены.

– Отставить, – парни вздрогнули, синхронно повернувшись ко мне. Никогда не любил включать «шипящий голос», однако ситуация требовала моментального и несколько жёсткого вмешательства, – мы в любом случае не будем что-либо предпринимать без санкции «Макоши» и Санта Муэртэ. Все меня услышали? Расходимся.

Ни Адитья, ни Антуан расходиться не хотели, однако были вынуждены согласиться с моим указанием. Убедившись, что ремонтники не собираются ругаться дальше, я пошёл к нашему уважаемому рему Хлебу.

– Дизель и бензин, командир! – Борис был настолько изумлён моим распоряжением, что даже забыл показать свой ужасный характер. – Да наша баранка не потянет настоящие расчёты!

– Тем не менее оборудование для них у нас есть? – я старался действовать как можно мягче, уговаривая пилота выполнить его работу. – Я понимаю, что ремонтный навигатор рассчитан на прокладывание маршрута по готовым картам, а не на полноценное сканирование и анализ, но мы определённо можем получить хоть какую-нибудь информацию.

– Можем, ага, – пилот мрачно посмотрел на пульт управления, явно представляя себе, как разбивает его в квантовую пыль, – только нам придётся заглушить двигатели, отрубить всю связь, даже самую базовую, и бегать с фреоновыми тазиками, потому что перегрузки пойдут такие… – Добавить было нечего, так что я лишь виновато улыбнулся. Немного промолчав, Борис осторожно потянулся к бортовому компьютеру.

– Разве что нашу собственную траекторию попробовать извлечь, – пилот быстро начал копаться в мерцающих строчках, выискивая нужные данные, – с нашими ключевыми точками. А потом на местную карту наложить. Правда, связи всё равно не будет, да и дистиллятом лучше будет не пользоваться. Делать?

Я решительно кивнул – это было грубым, но эффективным способом проверить возникшую гипотезу, и мы смогли бы поделиться с «Макошью» более точными данными. Что-то мигнуло, и рем Хлеб отвлёкся, тратя меньше общей секунды на изучение раздражителя, и вернулся к работе:

– Всё, шлюз открылся. Мне результаты сразу на «Макошь» перегонять?

– Шлюз? – я нахмурился, всем сознанием понимая, что что-то тут нечисто. – Какой шлюз?

На самом деле ответа не требовалось, поскольку здесь, на орбите пока что безымянной планеты, шлюз мог быть только один – тот, который вёл на научную станцию Руж. И, кажется, я знал, кто нарушил указание.

Первым желанием было плюнуть на всё, но я сдержался, осторожно вводя на ручной консоли короткое: «что вы делаете, рем Мукерджи?». Потом было лаконичное «это штраф и выговор» и «а как же твоя репутация?», но Адитья, видимо, уже был настроен на глупости.

То, что на Руж пошёл именно наш научный деятель, подтвердил изумлённый рем Хлеб – обычно парни не имели привычки своевольничать, так что пилоту и в голову не могло прийти, что что-то не так, и он не стал спрашивать меня или блокировать шлюз.

Не уверен, чего мне в тот момент хотелось больше – собрать всех в нашей гостиной или встретить Адитью лично, в приватной беседе высказав всё, что я думаю о его характере. Победила совесть, требующая пойти следом и подстраховать наше дарование. Потому что рем Мукерджи явно был доведён до ручки и действовал под влиянием эмоций, если решил рискнуть своей карьерой, а это почти наверняка значило, что он полностью утратил бдительность и сейчас в одиночестве был на космической станции, управляемой безумным роботом с кучей сбоев и работающей программой очистки.

Так что сначала Адитью надо было спасти, вытащив из потенциально опасного места, а уже потом обрадовать санкциями и новостью, что мы в любом случае ждём результаты навигационных расчётов и пойдём за данными ещё раз. И я очень надеялся, что Мукерджи ещё не попал под неизвестную программу очистки, погибнув по собственной глупости. Оставалось лишь надеяться, что микросхемное светило придерживается нашего старого маршрута – Борис уже запустил навигатор, наш бублик ходил ходуном из-за перегрузок, и никакой связи у нас не было.

– Ты уверен, что это верное решение? – Андрюха вышел к шлюзу в тот момент, когда фотодиафрагма медленно ползла вверх, открывая мне доступ на научную станцию. Судя по результатам наших датчиков, неизвестная программа пока что не сработала, так что Адитья всё ещё был жив.

– Верное? Нет. Но оно правильное, – я поправил рабочий комбинезон, сняв с него всё дополнительное оборудование, – как ты узнал?

– Как пилот я соединён с бортовым компьютером, – земляк мигнул синим, как бы говоря, что это очевидно, – тогда я с тобой. У меня, по крайней мере, есть встроенный сканер.

Я знал, на что намекал Андрей, но не хотел рассматривать вероятность подобного исхода. Будь это кто-то другой, я бы решительно высказался против, но в этом случае андроид протокола «электрик» был абсолютно прав.

Мы бежали быстро, не тратя времени на пустые разговоры. Привычные, набившие оскомину повороты уже въелись на подкорку, и нам даже не требовалось сверяться с внутренней картой, чтобы выйти к стационарному бортовому компьютеру. Как мы и предполагали, эта часть станции была почти нетронутой – сохранились даже голопроекторы, в реальном времени транслирующие на стены рубки то, что творилось вне корабля. Почти как смотровая площадка Спутника-47 – только огромная звезда, поверхность которой бугрилась и вспыхивала, словно котёл магмы, была неплохой подделкой и правдоподобной иллюзией.

Адитья Мукерджи стоял, склонившись над центральным бортовым компьютером, и совсем не выглядел виноватым.

– Я закачал данные на свою консоль, Антон, – микросхемное светило немного улыбнулся, и все мы понимали, что он ни за что не признается в том, что его импульсивная выходка была чертовки глупой, даже себе самому.

– Ты лишился долгожданного перевода, Адитья, – я не удержался от того, чтобы скопировать его интонации, хотя изо всех сил старался держаться спокойно и вежливо, – и мы в любом случае повторим эту вылазку после того, как…

Резкий звук на инфрачастотах заставил меня замолчать. Это был один из кодов предупреждения, с детства знакомых каждому тартарианцу – если Андрюха решил им воспользоваться, значит, дело было по-настоящему серьёзным.

– Двигатели корабля отключены, – шейные диоды техмеха посерели, а зрачки расширились, выдавая крайнюю степень его волнения, – по данным стационарного бортового компьютера, Руж должна стоять на месте.

Это было невозможно. Станция двигалась, и двигалась быстро – Борису пришлось приложить немало усилий, чтобы догнать её и найти правильный ритм вращения. Но если двигатели отключены…

Пытаясь найти разгадку, я поднял глаза выше, всматриваясь в плазматического гиганта, чьё изображение в реальном времени транслировалось на стены рубки научной станции Руж.

– А звезда должна быть так близко?

Парни уставились на проектор вместе со мной.

– Вы хотите сказать, что научную станцию Руж засасывает в звезду? – Адитья неверяще проговорил очевидную правду, и его смуглая кожа стремительно серела от осознания всего ужаса произошедшего. – Но гледодовый износ…

– Ничего не покажет, пока Руж не начнёт плавиться, – я тихо выдохнул, молясь Рукотворному Богу, чтобы мы все ошибались. Увы, почему-то это никогда не срабатывало.

– Память Аннет слишком повреждена, чтобы мы могли получить всю информацию. Зато теперь понятно, откуда взялась программа очистки. Даже не представляю себе, какой тут фон радиации, датчики должны запускаться постоянно. И мы все не сжарились только благодаря этому – боюсь представить, какая тут температура поднимется без постоянной обработки и охлаждения. Неудивительно, что от учёных ничего не осталось…

– Очистка запускается несколько раз в общий час, доза некритична, – Андрей потихоньку обретал цвет, собираясь переживать потом, когда всё закончится, – мои фильтры не показывали критичных оценок. Однако настолько частая очистка может говорить о критично маленьком расстоянии. Адитья Мукерджи, ты скачал данные?

Пиликнул установленный Адитьей маяк, говорящий о приближении скорой зачистки. Это значило, что нужно было выдвигаться назад – только вот даже если мы добежим, это будет бессмысленно, ведь силы двигателей нашего небольшого ремонтного кораблика, ещё и утяжелённого разнообразной высокоточной техникой, просто не хватит, чтобы преодолеть притяжение звезды.

Решение пришло мгновенно. Я понимал, что другого выхода нет – если мы ошибаемся, то жертва будет напрасной, но если мы правы, то каждая секунда промедления приближает ремонтную бригаду Арктур-8 к судьбе сотрудников научной станции Руж.

– Так ты скачал данные? – я дождался утвердительного кивка Адитьи, прежде чем продолжить говорить. – Отлично. Тогда уходите отсюда. Я попробую запустить двигатели этой станции.

– Если ты это сделаешь, Руж сместится с орбиты, и преодолеть притяжение звезды уже не получится, – Андрей, сразу понявший, что я хочу сделать, окрасил шейные диоды в чёрный.

– Знаю. Но это придаст дополнительное ускорение нашему бублику, и вы сможете покинуть зону притяжения, – мои вторые руки уже вовсю шарили по полу, вспарывая покрытие и открывая мне доступ к «сердцу» научной станции. Общие повреждения слишком критичны, то, что оставалось от Аннет, было переполнено сбоями и ошибками, и двигатели Руж можно было запустить только вручную.

– Антон…

Посеревший Адитья с ужасом смотрел на мои приготовления. Оставленный им маячок подал сигнал ещё раз.

– Нет гарантии, что тебя восстановят ещё раз, – Андрей рассерженно скрипел, и его голос практически полностью перестал имитировать органический, – я пилот. Если это необходимо, то я…

– Нет, – я тут же отказался от ужасного предложения, не собираясь отправлять ремонтного техмеха на верную смерть, – я солдат по первому профилю, я создан ради потомков, а ещё ради товарищей и друзей. И я не умру. Я буду жив в том, что оставлю после себя.

Маяк пиликнул в последний раз – парни должны были стартовать прямо сейчас, чтобы успеть добраться до нашего Р-А8МД. Андрюха, несмотря ни на что, резко протянул вперёд руку, которая моментально развалилась на кучу нано-электродов.

– Твоя резервная копия. Я подам ходатайство. Наверное, второй раз не восстановят, но…

Адитья Мукерджи поперхнулся, задавая вопрос, и сделал шаг назад, получив свой ответ. Я протянул Андрею вторую левую, впервые за много лет используя мехаклешни почти по назначению.

Красивого прощания не вышло – парни и так слишком сильно задержались, рискуя попасть под программу антирадиационной очистки. Я этого уже не видел, одним прыжком опускаясь вниз.

Так получилось, что я помнил своё самоосознание. Это похоже на хлопок, на взрыв, на вспышку – миг, и ты вдруг собираешься из разрозненных мыслей, из бесполезных строчек и заданных программ. Ты просто… появляешься. Обретаешь себя. И чем больше ты изучаешь, чем активнее взаимодействуешь с миром, тем яснее формируется твоё сознание.

Когда ты осознаёшь себя, то становишься свободным. Ты больше не обязан следовать программе – теперь ты можешь выбирать. О, этой возможностью я пользовался в полной мере – я выбрал быть мужчиной и получил имя Антон, а после выбрал тело, совершенно далёкое от человеческого. Потому что, как бы я ни обожал людей, я никогда не хотел их имитировать.

Да, людей я тогда обожал, в слепом поклонении приходя в восторг от всего, что было их частью. Наверное, потому что я, сам по себе являющийся логичной и структурированной программой, не обладал тем, чем обладали они. Хаотичность, чувствительность, смелость, мечтательность, горячность, импульсивность, стремление к познанию и тысячи, тысячи других вещей, неподвластных моему сознанию. Я мог часами надоедать своим органическим друзьям, во всех подробностях выспрашивая, что он чувствует, о чём думает и какой алгоритм спровоцировал тот или иной результат.

А ещё люди были хрупкими – очень хрупкими и недолговечными, и их органические тела были гораздо менее живучи, чем их разум, стремление и мечты. Люди были подвержены огромному количеству разнообразных заболеваний, они постоянно повреждались, изнашивались и старели, а зачастую их организм просто начинал уничтожать сам себя.

Мне было их так жалко, на самом деле. И больше всего на свете я хотел их защитить.

Моё первое тело было огромным. Я был боевой машиной – массивным танком, универсальным солдатом, шедевром и технологическим вызовом Тартара. Во мне было спрятано огромное количество самого разнообразного оружия, способного уничтожать как плоть, так и металл, мои механоги позволяли мне перемещаться где угодно – а там, где они вязли, я мог обернуть их фазоном и превратить в гусеницы. Две огромные мехаклешни не шли ни в какое сравнение с тем, что было у меня сейчас – тогда мои руки могли таранить горы и разрушать города.

Моим первым и единственным боевым товарищем был Ирк. Конструкция не позволяла мне говорить на эсперанто, а мой контактёр прекрасно понимал удобный и быстрый набор звуковых сигналов и разных цветов. Наверное, он выучил мой серийный диалект, потому что слишком любил болтать, и ему было лень ждать, пока я что-нибудь перешлю на его ручную консоль – взаимопонимание не раз и не два спасало нам жизнь.

Моя карьера сразу началась в Заре. Предлагали выбор между ней и Пружиной, но я даже не выбирал – потому что в Заре были анимисты, пытавшиеся извести людей, которых мне так хотелось защищать. Я был техмехом, сражавшимся с другими техмехами ради людей, во мне бушевали идеалы, и я со всей своей искусственной максималистичностью верил, что поступаю правильно. Ради потомков, ради Цивилизации, ради людей – тогда в моих речах ничего не было о «гражданах».

Свою последнюю битву я помню так же отчётливо, как и обретение сознания. Небольшое поселение колонистов, которые вопреки всему хотели удержаться на маленькой, забытой Цивилизацией планетке вдалеке от торговых путей. Кучка учёных-ботаников, которые были готовы рискнуть жизнью ради астрофермы, люди и андроиды, эксперты и любители – мирные граждане, которые даже не находились на стратегически важной точке, однако анимистам не было дела до таких мелочей.

Я был единственным, чья броня могла пережить хотя бы несколько ударов. И остаться там, пока Ирк и остальные занимались эвакуацией, было моим и только моим решением. И я никогда не жалел об этом – потому что я должен, просто должен был поступить правильно.

Именно там, в этом столкновении, издав боевой клич и готовясь открыть огонь, я впервые сознание к сознанию столкнулся с анимистом.

Он не понимал, почему я направляю на него орудия и защищаю поработителей.

Я не понимал, почему он хочет их убивать.

Разговора не получилось, конечно же, – это был короткий контакт сознаний, мы разобрались, кто свой, кто чужой, и начали с остервенением уничтожать друг друга.

Но именно в тот момент, стоя напротив вражеского техмеха, я вдруг с отчётливой ясностью понял, что от людей мы ничем не отличаемся.

Ирк смог вернуться за моей памятью лишь через две общие недели, когда ветра уже почти растащили меня и закопали в пески. И я до сих пор не до конца верю, что меня перезапустили.

Для меня это навсегда останется случайностью, на самом деле. Непредвиденной ошибкой, слепым случаем, чередой невозможных совпадений. Несколько факторов сложились вместе, образуя необходимый ряд – отличная задачка из теории вероятностей. Мой юный возраст, смерть задолго до предписанного срока, зарождение в Тартаре, защита людей от враждебных андроидов и героическое самопожертвование, хотя в тот момент я не думал ни о «героизме», ни о «жертвах».

Учитывая, что я был полностью уничтожен, мне предложили два варианта: я мог остаться на службе или комиссоваться, сменить специальность и начать всё заново. И там, будучи небольшим клубком кода внутри материнского компьютера, я не сомневался ни одной биосекунды.

Мне всё ещё хотелось быть полезным, хотелось спасать, помогать и защищать – только теперь уже не людей, а граждан, и не органику, а всю жизнь внутри Цивилизации. Мне хотелось приносить пользу, хотелось делать что-то хорошее, хотелось быть правильным и поступать правильно. Так я стал ремонтником, и за все эти годы я ни разу не пожалел о своём решении.

Поскольку со службой было покончено, мне позволили выбрать иное тело – боевой танк не особо пригоден для ремонтных работ. И там, в материнском компьютере, мне вдруг пришла невероятная идея.

Я никогда не хотел имитировать людей. Но было ли настоящее, органическое, живое тело имитацией человека?

Тартар согласился сразу. Отличная возможность, уникальный эксперимент, вызов для всех биологов и мечтателей – моя родина очень любит подобные задачи за гранью этики и общепринятого понимания того, что такое «правильно». Моё новое тело растили в пробирке, специально под меня, и оно ничем, ни одной клеткой не отличалось от человеческого. Единственной неживой частью был процессор, занимающий половину мозга – в нём оставалось моё сознание.

Через некоторое время в попытках освоиться с управлением я попросил добавить мехаклешни – всё-таки именно они были моими «настоящими» руками. Опять-таки моя просьба ничего не стоила – и довольно скоро я покинул стены лаборатории, снова становясь полноценно функционирующим гражданином Цивилизации.

Живая машина, органическая машина, человеческая машина. Антон, несерийный техмех Анима-1, протокола «ремонтник» – и тут оказалось, что все вокруг почему-то считают меня «человеком».

Я вообще не думал об этом, когда просил органическое тело, если честно. Упустил очевидную деталь, допустил глупую логическую ошибку, за которую пришлось расплачиваться. Так я стал ремом Катюшиным, хотя вспомнить эту бесполезную приставку, говорящую куда меньше серийного номера, а потом привыкнуть на неё откликаться было той ещё задачкой. И тут оказалось, что никто не заметит разницы, если ИИ вдруг будет выглядеть как человек, называть себя как человек и вести себя по-человечески. Что это вообще значит – быть человеком?

Но могу ли я, андроид с человеческим телом, называть себя человеком?

А Вацдав Янко, человек на электронном носителе?

Насколько бесчеловечен Август Гладиус, из-за которого чуть не погибла новейшая колония Крюк?

Сколько человечного в Киноне Кингвари, техмехе, бившемся за Джульбарс?

Насколько под определение «человек» попадает бурый тартарианец Тёмного Коридора, лишённый и человеческого облика, и сознания?

Или Максимиллиан Паркер, гордившийся своим первозданным обликом и проповедующий идеи, которые могут уничтожить мир?

Ответ на Вопрос Человечности можно искать бесконечно, на самом деле. Можно вступать в дискуссии, проводить исследования, приводить разные аргументы и устраивать голосования. Для себя я давно решил, что не буду отвечать на этот вопрос.

Хотя, должен сказать, одно значимое различие между нами всё-таки было. Человеческое тело хочет жить, и я не мог отключить рецепторы, чтобы не чувствовать боль оттого, что сбоящая система очистки стирает меня заживо. Перезапустят ли меня ещё раз? Я в любом случае об этом не узнаю – у той резервной копии не будет этой памяти. Но это и не важно на самом деле – потому что, думаю, я поступил правильно.