Текст книги "Пять поломок космической станции"

Одна обязательная и две дополнительные двери открылись, пропуская нас в полностью обесточенное помещение. Штатные ремонтники тут же бросили внутрь концы нескольких труб, чтобы обеспечить зону воздухом, пригодным для дыхания, а мы не тратили свои запасы, и Андрюха зажёг встроенный проектор, чтобы мы могли дойти до аппарата.

– Рем Янко, вы можете изолировать компьютер от общей сети, когда он находится во включённом состоянии? – я повернулся к штатным ремонтникам станции, которые тут же открыли свои встроенные панели, без слов понимая, что я хочу спросить. – И можно ли как-то посмотреть на результаты проверки?

– Да – на оба вопроса, – смотритель бросил взгляд на рема Синько, который тут же открыл настенную панель, подключился к ней и начал что-то настраивать, – только хочу предупредить, что материалы по внутренней проверке удалятся через пару часов, а попытки их скопировать или обойти защиту сожгут всю вашу технику. Я на всякий случай говорю – знаю, что вы не будете пытаться украсть наши данные, но никто не застрахован от приступа дурости.

Рема Скжипчак протянула руку, предлагая мне подключиться напрямую. Я открыл доступ, и на моей ручной панели замерцали чертежи, чеки и отчёты. Рядом тут же возник Адитья – в этот раз поломка проходила по его профилю, и наше микросхемное светило уже взял дело в свои руки.

Мы быстро просматривали файлы, не замечая ничего необычного. Старый компьютер, техобслуживание проходит вовремя, пять лет назад был подключён дополнительный блок оборудования, позволяющий выводить голографическое изображение на дополнительный проектор, проблем с подключением не возникло, система проверена и не вызывает вопросов. Варианты с вирусом или диверсией после дополнительных проверок были исключены, причина кроется в чём-то другом.

– Готово, – рем Синько наконец отошёл от панели и приблизился к компьютеру, – сеть я отключил, остальное тоже. Перенастроил подачу питания и напряжения на изолированный резервный канал. Теперь, если что-то пойдёт не так, сгорит только он. Запускать?

Я кивнул. Как приятно работать в месте, где каждый человек и в самом деле знает своё дело, а документация в полном порядке! Если бы рем Гладиус не поскупился на квалифицированных работников…

Аппарат загудел, и небольшой чёрный куб начал стремительно разворачиваться в огромный комплекс. Появилось несколько панелей и мониторов, на полу открылся голопроектор, и рем Синько начал вводить разнообразные коды, чтобы дать нам доступ к программе. Андрей подключился к одной из панелей, и его шейные диоды замерцали, прогоняя через программу стандартные проверочные запросы. Адитья начал копаться в своём оборудовании, доставая инструменты, которые раньше никогда не видели свет. Полагаю, он был счастлив, хотя с нашим микросхемным светилом никогда нельзя сказать наверняка.

– Базовые программы функционируют нормально, на запрос ответа не было, так что это не зарождение ИИ, – Андрюха пиликнул ещё дважды, принимая последний ответ, – антивирусная система агрессивна, функционирует.

Каждый из нас знал, что все эти проверки уже проводились штатными ремонтниками, но протокол требовал предоставить результаты нашей собственной экспертизы. Довольно бессмысленно, ведь внутренняя система совершеннее Андрюхиной, но инструкции беспощадны, а мы попали сюда именно благодаря собственной дотошности.

Рем Янко одобрительно хмыкнул, а потом подхватил меня за локоть, отводя в сторону:

– Давайте я пока коды для внутренней связи вам передам. Не будете же вы бегать по станции, если у вас возникнут вопросы?

Он передавал данные очень странно, не так, как остальные андроиды. Вместо того чтобы подключиться к моей ручной панели напрямую, он очень по-человечески взял меня за руку и слегка сжал, призывая сжать в ответ. Это было странно, так что я немного замешкался, что сразу же было замечено.

– Не обращайте внимания, рем Катюшин, – Вацдав улыбнулся, – тело отказывало постепенно, так что врачи приняли решение добавлять как можно меньше техники, чтобы замедлить процесс. Некоторые вещи, конечно, всё равно поставили, но я, пожалуй, самый технически неоснащённый смотритель в галактиках.

– Вот как, – я несколько раз моргнул, переваривая новую информацию, а потом словно невзначай спросил: – Значит, тело отказывало?

– Ага, – рем Янко добродушно загудел, удовлетворяя моё любопытство, – повредил скафандр на одной из высадок, налетев на неизвестный минерал. Кто ж знал, что он крошится, а его частички служат катализатором для кучи крайне мерзких и неизлечимых болезней? Так что я уже лет пятнадцать переползаю в искусственное тело. Мозг ещё мой, но врачи дают года два, не больше. Из человека в техмеха – неслабо, да?

– А вы и в самом деле считаете, что перестали быть человеком? – мне было искренне интересно, потому что людей с полным протезированием тела не так уж много. Религия говорит, что существование конечно, так что техмехи почти всегда отказываются продлевать людские жизни, заменяя органику на металл. Цивилизация поддерживала такой ход вещей – если мы заставляем бессмертных граждан совершать самоубийство, то как можно требовать от них же продлевать нашу жизнь?

Так что в случае с ремом Янко наверняка свою роль сыграло то, что он с самого рождения является частью Спутника-47, что, безусловно, важно для всех. Скорее всего, ему присвоили среднюю продолжительность жизни, вычтя годы до протезирования, и ещё лет через десять смотритель должен будет явиться в местную колонию Тартара и добровольно сдаться на утилизацию. Это было интересным парадоксом, при котором человек начинает жить по законам для ИИ, и любому было бы интересно, что же ощущает подобный гражданин.

– Не знаю. Ещё не решил, – рем Янко рассмеялся, показывая, что совершенно не обиделся на мой бестактный вопрос, – как по мне, то ничего не изменилось, кроме лица, голоса и необходимости периодически втыкать провода во всякие разные места. Ну, знаете, всегда думал, что если мозги частично заменить, то перед тобой откроются новые возможности, а на деле как ходил с человеческим сознанием, так с ним и остался. А у вас как?

Я рассмеялся и помахал второй парой рук:

– Никаких изменений.

Мы договорились, что бригада после диагностики вернётся на корабль и поделится общими впечатлениями, и уже после этого мы дадим обобщённую версию того, что произошло с аппаратом. После этого смотритель понёсся заниматься делами Спутника-47, а я остался не у дел. Возвращаться к парням было бессмысленно, я бы только мешался под ногами и отвлекал от работы, так что ремула Исфирь проводила меня назад, к нашему рабочему кораблю. Делать было решительно нечего – я гидрировал себе высокоэнергетический коктейль со вкусом окуджики и решил прочитать журнал Алвина.

Описание новых видов животных с Первой Планеты, как всегда, поражало воображение – появился новый суперхищник кролозмей, который тут же занял доминирующую позицию в естественной среде. От природы хладнокровная рептилия настолько хорошо имитировала маленького пушистого зверька, что другие животные пока что не научились отличать его от настоящей добычи и снова и снова попадали под жалящие укусы длинных полупрозрачных клыков. Помимо прочего, яд кролозмея прекрасно работал на людях и уже находился под пристальным наблюдением учёных, готовых немного подправить его и сделать очередным весомым аргументом в руках Цивилизации.

Естественное вообще всегда побеждает искусственное, даже если на первый взгляд кажется, что природа слаба и укротима. Но бомбы взрываются, брошенное железо вспарывает земное брюхо, а разумные празднуют победу лишь до того момента, как деревья зарубцуют шрамы, ветер разметает остатки, а эволюция создаст то, что сожрёт вторженцев и не подавится. Вопрос лишь в том, что природе нужно время – но то, что получится естественным путём, будет в тысячу раз совершеннее любого искусственного творения. Потому что учёный может выдать лишь грубый, конкретный, заточенный под определённую форму продукт, ограниченный разумом – слепая эволюция рано или поздно приспособится и поглотит его без остатка.

В отличие от предыдущих, попавший ко мне в руки выпуск не приносил былого удовольствия. Он был весь пропитан тревогой, словно редакторы изо всех сил пытались дать понять – «что-то не так». Слухи о контрабанде переставали быть простыми слухами, они потихоньку выползали из кулуаров, и если так пойдёт и дальше, то Цивилизацию потрясёт «Дело о Первой Планете», грозившее стать самым громким событием столетия.

Да даже статья про арктическое анаэробное растение, почти не нуждающееся в воздухе и за счёт этого способное существовать в разреженной атмосфере…

Дизель и бензин!

В тот момент я почувствовал себя так, словно где-то глубоко внутри переключился тумблер, и теперь магнитные полюса поменялись местами.

Контрабанда, при которой гибнет каждое пятое живое существо.

Растение, почти не нуждающееся в кислороде и обитающее при специфическом давлении и температуре.

Сбитые настройки в одном из помещений пассажирского крейсера Турандот.

Кусочки микросхемы медленно сплавлялись между собой, и я отчётливо понимал, что таких совпадений не бывает. Видимо, об этом и говорил Андрюха, когда прочитал статью и спросил, что я об этом думаю. Знал, что замечу, знал, что отреагирую, вот и решил так своеобразно предупредить.

– Фух, еле дошли! – Алвин первым ворвался внутрь нашего корабля и плюхнулся на диванчик, доставая неприкосновенный запас травяного вина. Остальные медленно подтягивались, лениво обмениваясь впечатлениями и нарушая моё уединение. Я отстранённо слушал, как парни обсуждают режим повышенной безопасности, принятый на Спутнике, и тихо радуются возможности отоспаться после всех пережитых мучений. Один лишь Адитья задумчиво колдовал над перечным кофе – пока что у бригады не было ни одной идеи по поводу того, что могло произойти с бортовым компьютером, и наше микросхемное светило воспринимал это как личное оскорбление. Антуан успел пару раз пошутить по этому поводу, сказав что-то о «задаче, перед которой трепещут даже обладатели научных степеней», а рем Мукержди задумчиво и злобно огрызнулся в ответ, снова перепугав нашу девочку-феечку. Андрюха, заметив мою отстранённость, вопросительно пиликнул, а потом прочитал историю бортового компьютера и оставил меня в покое. Я был ему за это благодарен – такие события всегда несколько выбивали из колеи, снижали активность и вызывали желание провести несколько биочасов в одиночестве. Эх, вернуться бы на «Макошь» и пожить там ещё неделю…

– Парни, все читали статьи, предоставленные Алвином? – к сожалению, времени на раздумья не было. Была новая информация и новые проблемы, и я хотел обсудить ситуацию с бригадой, прежде чем поступить правильно. – Нет? Настоятельно рекомендую ознакомиться, поскольку, кажется, мы ввяжемся в ещё одно судебное дело.

Так уж было заведено в ремонтной бригаде Арктур-8 – обсуждать спорные ситуации и принимать коллективные решения. И я всё ещё верил, что моё звание бригадира носит скорее формальный характер.

Антуан и Адитья кивнули, показывая, что моё пожелание услышано. Потом парни разбрелись по своим каютам, чтобы завершить гигиенические процедуры и немного прийти в себя – по крайней мере, теперь они были в состоянии обсуждать собранную информацию и думать, что делать дальше. Я тратил свободное время на изучение местной истории, пока ко мне в частном порядке не заглянул рем Мукерджи. Микросхемное светило долго ругался на неказистость дополнительных сочленений, которые явно присоединялись как придётся, а потом не переделывались из соображений безопасности, но после нехотя признал, что громоздкая, неэргономичная конструкция вышла на удивление надёжной.

Адитья, как обычно, предпочитал работать в академическом стиле – сначала лично собирал данные от парней, компоновал всё в единый блок, пропускал через призму своего восприятия и выдавал мне уже готовую и проанализированную версию событий. Выводы всегда получались своеобразными, едкими и обличающими остальных, однако достаточно правдоподобными, чтобы закрыть глаза на специфическую манеру исполнения. Опять же это внутренние отчёты – необязательные бумажки, которые никто не горел желанием печатать или читать.

– Но это, конечно, совсем нетипичный случай, – мы переместились в общий зал, и теперь Адитья колдовал над аппаратом, чтобы сделать нам ещё по чашке перечного кофе, и периодически поглядывал на меня, следя, на каком этапе его отчёта я нахожусь, – техника несерийная, коды другие, половина диагностических программ моментально выжигается вшитой в железо системой безопасности. Так что, видимо, придётся вскрывать и лезть вручную.

Я согласно кивал, убеждаясь, что привычными способами проблему не решить, ибо протокольные способы диагностики уничтожались протокольными же алгоритмами защиты. Научный деятель прав, придётся вспоминать основы и подбираться к проблеме через прошивку, моделируя программы исключительно у себя в голове.

– А старые, локальные отчёты? – я с благодарностью принял напиток и пошёл шерстить первичные данные от парней. – Записи кодов? Системные сохранения сбоев?

Не то чтобы я не доверял нашему микросхемному светилу, участвующему в самых передовых исследованиях, но бортовой компьютер Спутника-47 меня откровенно смущал. Потому что на первый взгляд система работала идеально, а без нарушений мы даже не могли понять, в какую сторону двигаться.

– Уже запросил, рема Скрипчжак обещала дать более стабильные данные, – рем Мукерджи задумчиво посмотрел на дегидратор пищи, а потом принялся колдовать над ним, пытаясь программировать еду из Тёмного Коридора, экзотичную, но очень даже вкусную. – Рем Калниньш не хотел допускать меня к «секретной информации», но в конце концов мы друг друга поняли. Я пробежался по протоколам, ничего сверх предоставленного там нет. Надеюсь, сырые данные будут более информативны. Сообщу, если там будет что-то интересное.

Я мысленно отметил, что не помешает изучить наши старые работы по схожим поломкам и попробовать проверить бортовой компьютер на что-то, что мы уже чинили. На стратегических объектах вроде Спутника-47 не бывает халатности и экономии на деталях – сэкономишь ноль, потеряешь жизнь.

– Уже обсуждаете нашего больного? – Антуан широко зeвнул и поправил усы, прежде чем разместиться на своём привычном месте. – Дизель и бензин, чует моё сознание, застряли мы тут надолго.

– Антон, это правда очень странно, – Алвин, выпорхнувший из каюты, вытащил початую бутылку травяного вина и от души плеснул в огромный бокал, – аппарат работает как новенький! Мы уж его и так и сяк, и рем Мукерджи в него такие программы запускал, о которых я даже и не слышал, а результата нет. Не будь мы около Земли-4, решил бы, что это очередной паникёр невнимательно читал инструкцию и неправильно оборудование включил…

Когда за плечами не нависал груз ответственности, Алвин тут же становился весёлым беззаботным пареньком, любящим поболтать. Антуан умилялся, а вот Адитью это раздражало – я уже видел, как наливаются кровью светящиеся в темноте глаза и наше микросхемное светило готовится к атаке.

– В общем, предварительный итог – ничего не ясно, нужна углублённая диагностика, – я уничтожил конфликт в зародыше, не желая наблюдать разногласия в бригаде, – ваши отчёты у меня, я их посмотрю, а пока что у нас есть местные сутки на то, чтобы отдохнуть и прийти в себя. С ремом Янко всё уже согласовано, мы официально отходим от проверок и готовимся к работе. Все синхронизировались с местным временем? Отлично. А теперь к делу.

Я связался с Андрюхой, попросив его присутствовать на нашем маленьком собрании. Он сразу понял, о чём речь, и присоединился к нам. Адитья как раз победил дегидратор и протянул мне очередную чашку перечного кофе, которую я благодарно принял второй парой рук.

– Итак, я собрал вас здесь, чтобы обсудить новые данные, – я по очереди посмотрел на каждого из парней, добиваясь всеобщего внимания, – я не знаю, читали ли вы наш внутренний отчёт по поломке Турандот, так что должен вам кое-что сказать. Помните ту жалобу на перебои в столовой? Так вот – там была разрежённая атмосфера.

– Эм… – растерянный Алвин с надеждой уставился на Антуана, но первым догадался Адитья.

– О, – рем Мукерджи подобрался, словно готовясь к прыжку, – ты хочешь сказать, что настройки Турандот совпадают с условиями, требующимися для перевозки нового растения с Первой Планеты, и подозреваешь их в контрабанде?

Я кивнул. До последнего не хотелось верить, что граждане, с которыми мы столкнулись в галактике Тёмный Коридор, могли быть частью контрабандного картеля. Думать о том, что мой земляк вдруг пошёл против Цивилизации, было… болезненно. Как же я не люблю, когда по ту сторону оказываются свои – действовать против обезличенного, непохожего на тебя противника гораздо легче.

– Не может быть! – наша девочка-феечка вскинулся и возмущённо всплеснул руками. – Рем Кадари такой тихий, спокойный человек, один из лучших умов Тёмного Коридора. Он совсем не похож на контрабандиста!

Адитья брезгливо скривился:

– Это ничего не меняет, рем Меригольд. Он служит комендантом на пассажирском крейсере, бесконтрольно перемещающемся по космосу, так что у них с Турандот есть все возможности для участия в столь сомнительном мероприятии.

– Но ведь…

– Наш микросхемный гений прав, – Антуан печально вздохнул, поправив усы, – репутация не защищает от преступлений. Как я понимаю, вопрос в том, будем ли мы про них сообщать?

Я снова кивнул. У рема Кадари и ремулы Турандот было всё для достойного существования – они жили в мирной галактике в мирное время, имели востребованную профессию, хорошую работу, надёжного напарника и огромное преимущество в виде всех знаний Тартара, до которых редко добирались остальные. Так устроена наша система и наши колонии: когда наука стоит во главе угла, волей-неволей узнаёшь огромное количество разрозненных фактов и смотришь на мир под другим углом. Но это ведь неважно, верно? Неважно, из какой системы вышел гражданин, неважно, из какой семьи – потому что преступления каждый совершает сам, и ответственность тоже нести только ему. Плохое и хорошее не зависит от места рождения, пола и органического или механического тела – в Пружине и Заре наверняка полно порядочных органиков и синтетиков, а кто-то из выходцев Системы Солнца переправляет животных на корабли вроде Турандот, совершая величайшее преступление против Цивилизации.

– Пока это предположение, – Андрюха несколько раз пиликнул, сверяя данные из отчёта и статьи, – но таких совпадений не бывает.

Антуан смотрел непривычно серьёзно, словно мы собирались лезть в подключённый форматор.

– Антон, ты и в самом деле собираешься лезть в это?

– Да, – я кивнул в третий раз. – Это будет правильным.

– Даже не знаю, меня восхищает или раздражает твоя принципиальность, – астрофермер даже не трогал свои усы, что говорило о том, что наш разговор ему категорически не нравится, – они могут быть ни в чём не виноваты, Антон. Как минимум комендант ни за что не стал бы принимать нашу помощь, потому что он умнее всех нас вместе взятых и должен был понимать, чем грозит разоблачение. Ты представляешь, что им предстоит пережить, если ты сейчас сообщишь о своих бесплотных догадках?

– Я знаю, – мне тоже до последнего хотелось верить в то, что это всего лишь совпадение, но что-то подсказывало, что это лишь попытка обелить приятных нам граждан, – они прекрасная команда и мои земляки, так что не думай, что я делаю это с лёгким сердцем. Но пусть лучше я выплачу штраф за предоставление ложной информации, чем из-за моей халатности пострадает Цивилизация.

– Рем Катюшин…

Антуан покачал головой, не желая соглашаться с моими аргументами.

– Нельзя быть настолько правильным. Законы это хорошо, но твоя вера в них отнимает слишком много сил – как бы она тебя однажды не угробила.

– Предлагаю опустить бессмысленные разговоры и проголосовать, – Адитья фыркнул, не разделяя всеобщего отношения к Валендриану и Турандот, – мы ведь за этим собрались, верно?

Я кивнул в четвёртый раз. В этот раз голоса разделились – рем Мукерджи и Андрюха были за уведомление властей, Антуан и Алвин радикально против. Таким образом, мой голос стал решающим, и я отпустил всех на законный отдых и обратился к Борису с просьбой настроить проектор. При условии что Спутник-47 глушил все незащищённые средства связи, задачка была непростой и крайне деликатной. Рем Хлеб, конечно, немного поорал на меня по этому поводу, но запрос отправил, и почти моментальный положительный ответ стал приятным сюрпризом. Я, как всегда, вежливо поблагодарил нашего бессменного пилота и встал в зону проекции, мысленно готовясь к разговору, который может сломать чью-то жизнь.

То, что часть парней была против, было неприятно, но не критично. Информация всё равно ушла бы куда следует, а я всего лишь оставил команде возможность поучаствовать и принять решение сообща. Потому что, если бы не я, это был бы Андрюха. Если не Андрюха, рано или поздно рем Мукерджи взял бы ситуацию в свои руки, особенно при условии, что он-то как раз никаких тёплых чувств к Турандот и рему Кадари не питал. Вопрос был лишь в давней как человечество этической дилемме – насколько ты имеешь право ломать чужие жизни, думая, что поступаешь правильно?

Секретарь сената Дракона, оставивший мне канал для срочной связи по делу рема Гладиуса, появилась передо мной, с нетерпением ожидая какой-либо информации. Я глубоко вздохнул, в последний раз воскрешая в голове вечно испуганное лицо Валендриана и тихое гудение Турандот. Всё-таки время ничего не меняет – я, как и всю жизнь до этого, принял решение поступить неверно, но правильно.

В общей комнате остался только Андрюха, но и он уже отключился, отправив сознание бродить где-то по внутренностям Спутника-47. Ремонтная бригада Арктур-8 всё ещё переживала последствия от столкновений с внутренней системой безопасности, и никто не собирался лишаться заслуженного отдыха. Никто, кроме меня.

Я решил с пользой потратить время и честно изучил все полученные данные. Ничего нового в отчётах парней не было, Адитья безупречно обработал информацию и сделал всё, чтобы огородить меня от лишней работы. С его анализом можно было даже не смотреть на поломку, но я всё равно считал, что мне не помешало бы взглянуть на аппарат, а то как-то неловко получается.

Так что да, я отправился к поломке в наш почти законный выходной. Прошёл по шлюзу, зарегистрировал временный пропуск и потратил несколько биочасов, вручную перебирая сырые коды и не обнаруживая никаких проблем. Особого смысла в моей возне не было – программа идеальная, словно и правда только с завода сошла.

– Ну, что скажете? – рем Янко, словно занимавший собой весь коридор, с интересом заглянул в тёмное помещение, словно ожидая, что аппарат оживёт и раскроет все свои тайны.

– Работаем, – смотритель понимающе прогудел, лично закрывая проблемную зону. Я с восхищением следил за тем, как активируются протоколы безопасности, уничтожая малейшие следы моего пребывания, – к сожалению, пока что не могу ни порадовать, ни огорчить.

– Понял, ждём дальше. Тоже ничем порадовать не могу. Мы запросили сырые данные о работе бортового компьютера из архива, но ждать их придётся несколько дней. Сами понимаете, пока их найдут, пока убедятся, что ничего лишнего не захватили, потом загонят на носитель, переправят к нам…

Мой собеседник ненадолго отвлёкся, отвечая на срочный вызов, а потом повернулся ко мне и задорно прокрутил глазные шестерёнки, явно задумав что-то не очень протокольное:

– Экран сейчас будем открывать. Не хотите посмотреть на одно из самых охраняемых мест Цивилизации?

Я, конечно же, согласился.

Наш путь лежал в другой сектор, никак не связанный с навигацией, так что Вацдав провёл мне обещанную экскурсию, заключавшуюся в медленной прогулке по серым коридорам. Иногда смотритель останавливался, чтобы указать на ту или иную бронированную дверь, «за которой стоит высокоточное оборудование геологического или метеорологического профиля» или «находится проход в аграрный и жилой сектор, но мы туда не пойдём». В этом Спутник-47 здорово напоминал «Макошь», только стены толще, дверей больше и на каждом повороте поджидает очередная проверка от безопасников.

Наконец мы вышли на смотровую площадку, и Рем Янко нажал на настоящую гелевую кнопку, которая действительно ушла вниз и вдавилась в панель. Купол тут же пришёл в движение – завибрировал, задрожал, и монолитная поверхность осыпалась, превратившись в тысячи панелей, плотно прилегающих к друг другу. Они медленно поползли куда-то за наши спины, к дверям, – накладывались друг на друга, объединялись, сжимались до маленьких тонких полосочек, которым предстояло исчезнуть в предназначенных для этого пазах. А на освобождавшихся местах расцветал космос – не голографический, настоящий, отделённый зеркальным фазоновым стеклом, прозрачным настолько, что казалось, будто между нами и Вселенной ничего нет.

Вот звёзды, вот гледодные стены спутника, а вот она – Земля-4, слегка светящаяся, красующаяся своими синими боками океанов, манящая зелёными лоскутками лесов. Она кокетливо прикрывалась тонкими нитками белых облаков, которые не скрывали ни ощерившиеся горы, ни жёлтые впадинки пустынь, ни белоснежный пушок снегов. Прекрасная Земля-4, переполненная жизнью, дышащая хаосом и свободой – планета, на которую Цивилизации не суждено ступить. Холимая и лелеемая, закрытая от всех, спрятанная за кордонами боевых кораблей, чистая, невинная, незапятнанная искусственными сооружениями и газовыми выбросами. Заполненная флорой и фауной, тем, что легло в основу жизни всех экосистем галактики Дракон – невозможно, невероятно, невообразимо красивая.

Восхитительно.

Рем Янко понимающе усмехнулся и поковылял к ближайшему столу. К нему придвинуто два кресла, оба стоят так, чтобы каждому из сидящих открывался великолепный вид. Он выбрал то, что дальше от двери – я сел на то, что ближе.

Входные панели зашуршали, впуская ещё одного гражданина, и рем Синько с дружескими кивками прошёл мимо нас, занимая место ещё дальше.

Мне потребовалась целая биоминута, чтобы разорвать связь с картиной, открывшейся мне, и сосредоточиться на собеседнике. Он ждал, блестя мёртвыми глазами, и медленно щёлкал металлическими пальцами.

– Прекрасный вид, не правда ли? – я кивнул, не в силах внятно ответить, и старик улыбнулся механическим ртом. – Столько лет смотрю, а всё ещё нахожу его завораживающим.

Правнук первопроходца Янко замолчал, пожевав металлическую губу, а потом вдруг продолжил:

– Странно, правда? – он махнул рукой в сторону космоса, привлекая моё внимание к заповеднику. – Мы, как мехацерберы, стережём место, на которое никому не суждено ступить. Хоть в чём-то Цивилизация может прийти к согласию.

Он помолчал ещё немного, а у меня не было ни малейшего желания его перебивать. Тишина открытого космоса забивала уши, провоцировала мозг, создавала то, чего не может быть – мне даже в какой-то момент показалось, что я слышу треск фазона в проводах.

– Слышал эти агитационные выступления, рем техник? Про то, что Цивилизация сплотилась, что мы едины, что у каждого есть права и мы вместе идём в светлое будущее, трудясь ради потомков. На каждой планете сотни губернаторов, которые слушают мирных жителей на вверенной им земле. Эти губернаторы передают волю своим президентам, а они сообщают её патрицию. Патриций как «начальник планеты» собирается с такими же «начальниками» и доносит чужие мысли до воеводы, который избран отвечать за всю систему вверенных ему планет. Воевода регулярно мотается в совет систем, для удобства объединённых в один сектор по территориальному признаку, где избирают сенаторов. Сенаторы радостно перебираются в сенат, созданный, чтобы руководить галактикой, и выбирают цезаря – того, кто в одиночку будет нести ответственность за всех. Те, кто поумнее, улетают на «Столицу» и приобретают статус атлантов, из которых уже выбирается демиург. Четыре от Млечного пути, по три от Пружины, Зари и Тёмного Коридора, двое из галактики Дракон, поскольку она ещё почти не освоена. Ты посмотри – даже такой старик, как я, наизусть помнит, как это работает. Де-юре, – рем Янко закинул голову, и его шарнирные веки слегка прикрыли мёртвые светодиодные глаза, – а де-факто что-то решает только патриций и изредка воевода. Если устроишь локальный геноцид, о тебе услышит сенат. Если взорвёшь планету, новость, возможно, докатится до цезаря. Если умудришься уничтожить систему, дело дойдет до «Столицы». Не представляю, что нужно сделать, чтобы тебя услышал демиург. Мы хотим верить, что мы одна Цивилизация, но по факту мы лишь кучка разумных существ, изолированных друг от друга миллионами световых лет. Мы одиноки, рем Катюшин. Мы заперты в узком пространстве наших планет и кораблей. И мы не можем прийти к миру, воюя за то, кому сколько полагается и кто имеет право жить, а кому лучше немедленно прервать своё существование.

– Я воевал в Заре, – я понимающе кивнул, первой парой рук вытягивая бутылку с вином, а второй предлагая рему Янко достать что-нибудь из-под стола, – на маленькой потерянной планетке, где андроиды хотели избавиться от людей, а мы пытались им помешать. Эти граждане жили в своей Цивилизации, рем Янко, и в их мире ещё ничего не решилось.

Рем Синько оторвался от своей консоли, заинтересованно подняв голову.

– И чем дело кончилось? – рем Янко скрипнул, почти вздрогнул от неожиданности. Он явно забыл про второго потомка колонистов, вместе с нами находившегося на смотровой площадке.

– Не знаю, – я пожал плечами, – меня комиссовали, а поинтересоваться у тех, кто остался, как-то не приходило в голову.

Рем Синько разочарованно вздохнул, но я сказал правду. Это всё было бунтом, бессмысленной вознёй родных братьев, которые в своём детском максимализме позабыли о родстве. Вопрос Человечности давно решён, верно? Значит, война между людьми и техмехами бессмысленна. И я, сказать по правде, даже рад, что не знаю финала этой истории.

– Сразу видно, что ты тартарианец, рем Катюшин, – рем Янко по-доброму улыбнулся, – раз не видишь разницы между разумными машинами и людьми. Ты из колонии или…

– Нет, – я не позволил себе прикрыть глаза и вспомнить, как выглядит моя родина, – планета Кощей, система Тартар, галактика Млечный Путь. Я родом из сердца всей науки, из прародительницы кораблей и фантастических миров.

Правнуки первопроходцев закивали, по-доброму реагируя на мои восторженные, пропитанные трепетом и обожанием слова. Разговор сам собой затих, рем Синько вернулся к своим делам, а мы с ремом Янко уютно молчали, рассматривая заповедник галактики Дракон. Через некоторое время, когда бокалы опустели, мой собеседник снова подал голос.