Текст книги "Горький вкус родных рябинок"

43

Летом съезжались в деревню к бабушкам всякие городские и полугородские маленькие жители и привозили с собой детский фольклор самых разных жанров.

Большой популярностью пользовались игры в карты. И игры, и гадания.

Запомнилось одно страшное гадание на желание, которое должна исполнить Чёрная Королева. Желание она исполнит, но потом будет ходить невидимая за этим человеком всю его жизнь.

Аришка от такой жути наотрез отказалась. Днём-то ещё ничего, а вот ночью как? Она и так в комнате спать одна боится, а тут ещё и не одна. Рядом будет находиться Чёрная Королева. Нет уж, такого счастья не надо.

Но в Жвачного Короля играли долго. Если это можно назвать игрой.

Итак, суть вот в чём.

Нужно найти подходящий сарай, чтобы никто из взрослых не помешал, да и всяких животных чтобы в нём не водилось. В том сарае выбрать подходящее место, поставить нечто, чтобы выполняло роль столика, на него стакан с водой и сверху положить нож.

Стать рядом и всей компанией хором скандировать: «Жвачный Король, появись!».

Если долго и нудно это повторять, то вода в стакане забурлит, и из него вылезет толстенький карапузик в короне. Нужно самому смелому из присутствующих ловко схватить нож и разрезать тому королю живот. Из него вывалится много-много-премного жвачек. Загребай обеими руками – всем хватит.

Ну, сараев в деревне полно. Гораздо больше, чем жилых домов. Поэтому чередовали. Использовали и Аришкино помещение. Нож, стакан с водой – это всё мелочи. А вот с дисциплиной сначала никак не получалось. В самые напряжённые моменты, когда, казалось, вода вот-вот забурлит, кто-нибудь из компании начинал смеяться. Ну, и какой дурак вылезет, если нет никакой серьёзности? Король точно не лез.

Сделали жёсткое внушение хохотунам. И теперь уже в строгой тишине продолжили вызывать короля. Бесполезно, не появляется и всё тут.

Задумались, что не так.

Подозрение пало на нож. Холодное оружие всё-таки. Решили его убрать подальше от королевских глаз. Мало ли что? Может, он уже понял, для чего тут нож припасён. Убрали подальше от королевского источника, поближе к потенциальному хирургу. Да-да, убивать короля никто не собирался. Живот разрезать, а там он как-нибудь зарастёт, заживёт, вновь жвачками наполнится и можно опять вызывать.

Мысль, как всегда скакала вперёд семимильными шагами, на ходу строя и корректируя планы, а реальность застопорилась.

Детские голоса звучали всё жалобнее, требовательные нотки сменились на просительные. Но король не выходил на публику. Ну, не челом же ему бить, в самом-то деле!

И тут раздался пронзительный визг, который мгновенно подхватили все и ринулись вон из сарая, создавая пробку в дверях, и едва не потеряв по дороге перепугано бьющиеся сердца.

Уже вне выяснили, кто первым завизжал и по какой причине. Оказалось Мила Болотина. Ей показалось, что вода стала пузыриться. Провели опрос. Да, многие видели бурление воды. Обрадовались, что процесс сдвинулся, хотя и было досадно, что король в кои веки решил показаться, но подвела Милина нервная система. Но всё же её ругать не стали, как-никак – самая младшая, хоть и не намного, но за доброту характера простили её пугливое сердце.

Вновь зашли в сарай.

Но тут началась ерунда. Теперь, то одной, то другой девчонке казалось бурление воды, дело тут же заканчивалось визгом и побегом из курятника. Никак невозможно было заставить себя спокойно реагировать на появление короля. Казалось, что король уж готов к выходу, и, даже, проявляет нетерпение, если учитывать, как часто, со слов очевидцев, стала бурлить вода, но у девчонок дрогнула решимость. Да и разрезать живот одна за другой все отказались. В таких условиях продолжать сеансы стало невозможно, и затею оставили.

А тут – радость: в магазин привезли жвачки. Земляничные.

Аришка с Андреем купили себе по одной упаковке.

Пачечка длинненькая, удобно ложится в ладошку. Развернули розовую бумажку. Там пять пластинок в мягкой фольге. Аришка взяла одну пластинку, развернула бумажку. И тут же нежная розовость и аромат доставили удовольствие органам чувств. Насладилась, и – в рот. Сладкое ароматное облако наполнило во рту всё, что можно было наполнить, и это Аришка ещё не начала жевать.

– Андрей, а из королевского живота, небось, не такие вкусные жвачки?

– Наверное.

– Там, скорее всего, что-то вроде третьего сорта.

Ну, его, этого короля. И без него жизнь удалась.

44

Зимний день приблизился к своей середине. Мама заболела. Пора было идти на ферму, но она лежала на кровати, и не было сил встать.

Аришка с Андреем переживали. Одно из основных переживаний у Аришки, наверное, формировалось тогда и осталось на всю жизнь – страх кого-то подвести. Надо, значит, надо.

А подвести было кого. Коровы стоят некормленые – раз. Начальство в лице Сан Саныча с недоумением посмотрит: «А где моя работница?» – два.

– Ма, давай мы с Андреем сходим на ферму?

– Сходите, скажите Сан Санычу, что я сегодня не приду.

– А мы сами попробуем покормить.

Зимой коровам нужно было в обед давать дополнительный корм.

Мама за свою жизнь перепробовала и освоила несколько профессий, и, выйдя на пенсию, сказала: «Доярка – это наказание, – и, подумав, добавила, – за непочитание родителей». Вот те раз, а Аришке всю жизнь казалось, что ничего веселей этого нет.

К тому же на ферме тогда работали без выходных. Как? Как впряглись, так и погнали. Как-то так. Ну, и, естественно, без больничных. Бывали, конечно, случаи, когда доярка не выходила на работу, тогда кому-то приходилось тянуть двойную нагрузку.

И вот Аришка с Андреем на ферме. Сан Саныча на месте не оказалось, они даже обрадовались такому обстоятельству, говорить никому не надо, «сами управимся». Доярки, мамины подруги, посмотрели на них с сомнениями. Но, как было уже не раз, победило извечное «целы будут», причём непонятно, кто они, те, кто «целы будут», то ли коровы, то ли дети, а скорее всего и те, и другие.

А Аришке и Андрею неспокойно. Перед ними целая куча жома, и его надо раздать коровам. Справятся ли?

Вагонетки пока все заняты. Никто из доярок не хочет уступать детям, понимая, что у них всё затянется на неопределённое время. А у каждой дом, семья, всем нужно быстрее домой, там тоже работы полно. Поэтому Аришка с Андреем просто стоят и ждут, наблюдая за мамиными приятельницами.

Вот Васёк. Тётя Вася, по-правильному, но никто её так не зовёт. В ушах здоровенные тяжёлые серёжки, висят некрасиво, растянув мочки и дырочки. Кажется, что если их не облегчить, то рано или поздно, мочки совсем разорвутся, и серёжки выскользнут синими огоньками к ногам коров. Васёк разговаривает громко, весело, но веселье её какое-то невесёлое. Много злости и мат на мате. Мужики так не сумеют.

Не знала тогда Аришка, не знала Васёк, что через много лет и в другом месте, будет у Аришки замечательная ученица, девочка, умница, принцесса, будущая золотая медалистка. А потом выяснится, что она внучка Васька. Ох, и укатилось яблочко…

Вот загребают жом, как два экскаватора ковшами, баб Валя и Райка Окуневы. Работают дружно, мощно, эти скоро вагонетку освободят. Пересмеиваются, слушая маты Васька, изредка баб Валя вставляет своё, остроумное и заковыристое, Райка пока только посмеивается.

Баб Валин портрет недавно в газете пропечатали. Аришка тогда ещё не понимала разницу между районной газетой и всесоюзной, ужасно удивилась, увидев такое прославление своей соседки, и была озадачена её совсем не тщеславной реакцией. Увидев себя, баб Валя засмеялась и описала: «Губы, как трубы, нос, как паровоз». Аришка тогда внимательней вгляделась в газетный снимок, и правда, губы, немножко, как трубы, а нос, чуть-чуть, как паровоз.

Освободили Окуневы вагонетку, пошли домой. Теперь до вечерней дойки есть несколько свободных часов. А вагонетку приняли Галдины. Анька и её мама Нина. Галдины работают не торопясь, особенно по сравнению с Окуневыми. Анька хоть и старается, по пользы от неё не очень. Пока наберёт на совковую лопату жома: зацепит много – не поднять, отсыплет немного, а он весь высыплется. Потом поднимет лопату к верху вагонетки, вся выгибаясь и вставая на носочки, высунув язык от напряжения. И сначала. Не знали Аришка с Андреем, что, когда придёт их очередь, сами так же будут работать. Горе луковое, а не работники.

Рядом трудится мамкина ближайшая подруга – Инка Талалаева. Хотя, на критичный взгляд Аришки и Андрея, так себе подруга. Сколько раз они слышали, как говорила она о их мамке неприятные вещи, когда её рядом не было. Говорила, они слышали, переживали, но мамке не передали.

Но и хорошие вещи слышали. Один раз их деревенская компания возвращалась из соседнего села. Там, в местный клуб приезжали артисты, давали концерт. Мамка тогда не пошла, а попросила Инку за детьми присмотреть. Компания подобралась большая, пока по полю шли из одной деревни в другую, обсуждали и концерт, и артистов. И Инка сказала, что стих рассказывали – так себе. «Вот Алка, когда читала стихотворение «Они согнали матерей…», весь клуб плакал, а эта артистка Алке и в подмётки не годится».

Ух, как порадовались Аришка с Андреем, ведь Алка – это их мама. И она лучше всякой артистки стихи читает. Все слышали, как Инка говорила. За эти Инкины слова, простили они ей многое. А особенно то, что сама непутёвая и их мамку вечно втягивала в непутёвые дела.

…Короче, на улице уже смеркалось, и трактор привёз новый корм, на этот раз сено, и высыпал его в несколько куч, для каждой группы коров и их хозяек отдельно, а Аришка с Андреем всё ещё не освободили своё место от жома. Правда, осталось совсем чуть-чуть.

Дальние коровы жалобно мычали и тянули свои печальные морды, недоумевая, почему их никак не покормят, Андрей с Аришкой еле ноги волокли. Жом всё никак не заканчивался, пришлось менять первоначальные планы, состоящие в том, что, когда закончат, покатают друг друга на вагонетке, благо, к тому времени народу на ферме не останется. Не угадали ни с чем. Сил не осталось, это верно. А народу, правда, в какой-то момент не было, но к тому времени, как жом, наконец, иссяк, доярки уже потянулись на вечернюю дойку. Пришла и мамка.

45

Ночью Аришку долго толкали в бок и пытались разбудить весёлым голосом и приветливыми словами. Но разоспавшейся Аришке и голос казался раздражающим, и слова вовсе не добрыми. Потом стало доходить до сознания, что голос-то Олькин. А откуда на печке Олька? Сознание постепенно включалось в работу, настраивая связь с окружающим миром. Наконец и глаза открылись.

– Оль, ты приехала?

– Ага, – Олька радостно улыбнулась пришедшей в себя племяннице. Аришка села. Свет неярко освещал пространство на печи. Где-то в комнате негромко разговаривала бабушка с дедом Петром.

– Мы с папой только что со станции.

– Вот здорово!

– Посмотри, что у меня есть, – Оля показала куколку, которая активно двигала ручками и кивала головой.

– Ой, а как она так?

Оля раскрыла секрет. Оказывается, куколка внутри полая, её пустая головка и ручки надеваются на руку, как перчатка. Двигаешь пальцами – двигается она.

– Дай мне попробовать! – у Аришки сон как ветром сдуло.

– На, – согласилась Оля, укладываясь рядом с Аришкой и зевая.

Аришка стала играть с куклой и строить ближайшие планы. С Олькой всегда много интересных занятий.

– А что мы завтра будем делать?

– Не знаю. Может, в лес пойдём?

– Давай в Колдыбань сходим?

– Можно и в Колдыбань, – Оля уже засыпала, и теперь Аришка пыталась её растормошить.

– Оль, а что ты ещё привезла?

– Завтра посмотришь.

– Оль, давай сегодня.

Но тут в комнате выключили свет, и на печи стало темно.

– Оль, а Оль!

– М-м-м, – юная тётка уже спала, зато Аришка лежала с открытыми глазами, глядя в тёмный невидимый потолок, ждала утро, а в руке тормошилась маленькая куколка.

46

Уютная знакомая лесная дорога. Две грунтовые колеи, между ними зелёная живая полоса. Аришка с тёткой идут рядышком. Оля ещё не загорелая, в светлом платье, аккуратно причёсанная. У Аришки, как всегда, с аккуратностью и опрятностью нелады.

Идут не торопясь. А куда спешить? Впереди целое лето! Время от времени сворачивают с дороги к крупной землянике. К мелкой уже и лень подходить. Ягодки рвут, но не съедают, нанизывают на длинный стебелёк какой-то травинки, остренький и тонкий. А посуды нет никакой, так как этот поход чисто развлекательный, а целенаправленно идти за ягодами, щавелем, грибами, цветами можно и следующий раз. Хоть завтра.

Лес не бесконечный. Всего несколько километров. Но доходят максимум до Колдыбани. Далее люди не ходят, и дорога сворачивает. Через некоторое время эта дорога выводит на поле.

Загадочная Колдыбань остаётся неисследованной. Но ясно, что именно там и живёт всякая лесная нечисть. В той стороне и лес меняется, становится тёмным и уходит вниз. Оттуда выползает и окутывает невидимый страх.

И Аришка старается отвлечься:

– Оль, расскажи сказку.

– О, нет, потом.

Аришка и сама понимает, что сейчас не время. Сказку лучше рассказывать в саду. Лечь под одной из яблонь, глядеть в небо на облака и слушать.

Ольку, правда, приходиться уговаривать. И не то, что она ломается, или хочет Аришку подразнить. Нет, не то. Видно, что ей непросто начинать. И лишь позже Аришка стала подозревать, что эти сказки Олька сама сочиняла, на ходу.

Потому, что каждый раз это была новая сказка, незнакомая, ни до, ни после Аришка такую не читала. А уж перечитала она столько сказок!

– А Надя приедет?

Аришка всё ещё пытается разговорами прогнать свои страхи, вызванные Колдыбанью и недалёким присутствием неизвестно кого. Может быть, даже самой Бабы Яги. А где ж ей ещё жить? Только здесь, более подходящего места нет.

– Скоро приедет. Она заканчивает практику.

– Какую практику?

– Ну, отучилась на швею, теперь пробует работать.

– И как? Получается?

– Получается.

Все родственники признали, что тётя Зина выбрала хорошую профессию для своей падчерицы. И на хлеб можно заработать, и себе всё, что нужно сшить.

– А сама-то ты как год закончила? – Оля заинтересовано повернулась к Аришке.

– Да, так! – махнула досадливо рукой та. – Математика – 5, чтение – 5, русский – 4.

– Что ж ты так?

– Не знаю.

Вышли из леса. Теперь по его краю дорога уводит назад в деревню. Справа поле, за ним далёкая Лосевка. Далеко впереди серебрится зелёная нива. Ветер колышет её, образуя волны.

– Смотри, как красиво!

– Да.

Сняли обувь, идут босиком, пальцами приятно проваливаясь в песок.

Тёплый летний день. Детство…

47

Но не все гости были одинаково приятны. Бабушка Варвара приезжала часто, почти каждые выходные, и это не радовало детей.

Бабушка Варвара жила в Лосевке. Если напрямик добираться из Лосевки, вброд через Неруссу, то, говорят, девять километров. Можно ещё в объезд, по московско-киевской трассе на транспорте, потом пешком тоже девять километров, но уже не через реку. А Нерусса небольшая, но коварная. Вот и приходится каждый раз делать непростой выбор.

Бабушка Варвара к своей матери приезжала нагруженная «под завязку». На спине рюкзак, в руках тоже что-нибудь. Бывало, ведро помидоров. Обязательно булочки, хлеб.

Зимой могла приехать на лыжах.

Бабушку, свою маму, она и любили, и жалела. Зато не жалела остальных, к остальным, возможно, относился весь белый свет, и не церемонилась ни с кем.

Вот пример. Как-то жили у бабушки студентки, которых направили в колхоз, чтобы они помогли убрать сахарную свёклу. Кстати, Аришка однажды и им помогала её убирать. День был пасмурный, грязи на поле по колено и выше, лежат унылые кучи свёклы, и девушки что-то в этих кучах разгребают. Аришка тоже что-то разгребла, и за это студентки угостили её той самой свёклой. Разрезали плод на несколько белоснежных сочных частей и Аришка убедилась, что свёколка ничего себе, сахарная. Но в грязи копаться не хотелось, поэтому, угостившись, убралась домой.

Так вот, как-то Аришка была свидетелем такой картины: после работы или в выходной, студентки лежали на печке, никого не трогали, разговаривали о своём, о девичьем. И тут заходит бабушка Варвара: мат-перемат, девок за ноги с печки: «А… ну… бабке… помогать… развалились… тут… ……». Вот как-то так проявлялась её жалость к бабушке и желание облегчить ей жизнь.

Матюкалась бабушка Варвара, конечно, по-страшному. Может быть, поэтому Аришка всю жизнь матами не пользовалась и их боялась.

Придя к своей матери, отмахав столько километров и далеко не с пустыми руками, бабушка Варвара тут же принималась работать в обширном бабушкином хозяйстве, попутно втягивая в этот процесс всех, кто попадался под руку. И, так как Аришка с Андреем вечно болтались под ногами, она впрягала и их. Скидки на детский возраст не было.

И, если с дедом Петром любая работа приносила удовольствие, то с бабушкой Варварой она превращалась в пытку своей изнурительно долгой тяжестью, однообразием и беспрерывностью.

В то время бабушка Варвара увлекалась гаданием на картах. Потом, ближе к старости, она узнала, что православным этим заниматься нельзя и забросила карты бесповоротно. Но в своей относительной молодости она гадала всем желающим. Она и Аришку научила. И та раскладывала тройки карт, пытаясь понять, что у неё на сердце и под сердцем.

Но гадала бабушка Варвара чаще всего на отсутствующую мамку. А карты говорили о мамке только плохо. И дорога не туда, и хлопоты не те, и казённый дом не тот. Бабушка Варвара матюкалась, орала и била кулаком, негодуя на непутёвую дочь. И вот за это Аришка и Андрей не любили, когда она приезжала.

А мама в это время старалась вырваться из деревни и поселиться в далёких краях. Она вырывалась самостоятельно, угнездялась там, а через некоторое время забирала к себе детей. Потом что-то там не срасталось, возвращалась с детьми в деревню и вскоре делала новую попытку.

48

Реже всех в гости к бабушке приезжала её младшая дочь – Лариса. Жила она в подмосковном Долгопрудном, всю жизнь проработала бухгалтером, родила двух детей, с мужем не сложилось.

Старшая дочь – Любушка, умница, красавица, чёрная родинка у рта, словно ставит точку в создании её милого образа.

Младший сын Валера – глухонемой. Красивый, высокий, но неумолимый недуг делал своё дело.

Говорили, что родился он, возможно, здоровым, но был неспокойным и часто плакал. Бабушка Лариса, сама беспокойная, стала тревожиться, а всё ли в порядке? Почему малыш плачет? Может, он нездоров?

И вот понесли на обследование, сделали пункцию спинного мозга. Неизвестно, нашли причину плача или нет, но Валера замолчал. Вот такая печальная история. Но всё ли в ней правда?

Валера был добрым. И во время редких встреч, Аришка и Валера радовались друг другу, и радость эту рождала родственная любовь. У Аришки к этой радости примешивалась толика жалости. У Валеры, похоже, радость была чистой и незамутнённой.

Общались они не без сложностей, Но понимали друг друга.

Бабушка Лариса к Аллиным детям относилась доброжелательно и снисходительно. Понятно, что они немного второго сорта, но она и таких готова любить. Ну, может, не любить, конечно, а как получится.

Получалось по-разному, пока Аришка не повзрослела, но об этом позже.

Бабушка задумывалась временами, с кем из своих детей ей придётся проводить остатки земных дней, она понимала, что это от неё зависит в малой степени, но размышлять ведь никто не запрещает. Аришка тоже задумалась и посоветовала ей доживать с бабушкой Ларисой. Но бабушка серьёзно сомневалась. Аришка удивлялась: почему? Что тут колебаться, ведь бабушка Лариса самая добрая. Но бабушка колебалась.

И получилось не совсем так, как предполагали лёжа на печи Аришка с бабушкой. Когда пришло время, никто из детей в очередь не встал, и драку за право дохаживать мать не устроил. Чему Аришка немало удивлялась, и осуждала их всех за такое малодушие.

Сначала бабушка немного пожила у своей старшей дочери Варвары, затем её привезли назад в деревню, где уже жил сын Пётр со своей новой женой, потом окончательно отправили в далёкий Долгопрудный. Получилось как в той притче, «станешь немощным, возьмут тебя под руки и поведут туда, куда не хочешь».

Когда Аришка была маленькой, она сильно переживала, что её бабушка старенькая. Гораздо старше бабушек её подруг, старше Райкиной бабушки Вали. А раз она старенькая, то может скоро умереть. Аришка проснулась однажды ночью с этой мыслью и залилась слезами. Возможно, она тогда впервые осознанно, по собственной инициативе, обратилась к Богу. Она просила долгой-долгой жизни для своей бабушки.

Бабушка прожила долгую-долгую жизнь. По неточным подсчётам (год рождения неизвестен) – 95 лет.

И Аришка взрослая задумалась, что в таком долголетии, наверное, мало хорошего.