Текст книги "Заклятая подруга"

– Ритуля, тебе всего лишь надо будет зарегистрироваться на сайте и познакомиться со Славиком! Поможешь?

– Лизка, ты головой не ударялась? – заботливо поинтересовалась подруга. – Я вроде бы с твоим Славиком уже знакома. Даже у вас на свадьбе свидетелем была. И пили мы вместе неоднократно.

– Зато он тебя голой еще не видел! – выпалила Лиза.

– Это да, – расхохоталась Рита, вспомнив, как вовремя сбежала с бракосочетания, услышав про намечающуюся вечеринку с нудистами. На ее робкие заверения, что она без купальника, Слава легкомысленно отмахнулся, сообщив, что там без купальников будут все.

– Ну вот, – с облегчением выдохнула Лизавета, услышав, как подружка веселится, и затараторила дальше: – Ты выложишь фотографии, мы придумаем тебе какой-нибудь звучный псевдоним, и ты начнешь с ним переписываться. То есть я в это время буду дома, у него на виду, поэтому Слава ничего не заподозрит.

– Стоп! – Рита перестала веселиться. – Я не поняла, что значит «он тебя голой еще не видел»? А что, планируется демонстрация моих прелестей без выходных труселей и прочей атрибутики?

– Нет, если хочешь, можно и в трусах! – торопливо заверила ее Лиза. – Главное, волосами лицо завесить и фотки делать вполоборота и со спины.

– Бабаева! Иди проспись! Твоя борьба за семейное счастье приобрела форму шизофрении и параноидального бреда! Я в этом кошмаре участвовать отказываюсь.

– Ты меня бросаешь? В такой момент? – захныкала Лиза. – Да это же единственный выход.

– Нет. Выход – это когда твой благоверный припрется домой, ткнуть его мордой в компьютер, а потом дать промеж рогов!

– Рога у меня, – шмыгнув, напомнила Лизавета.

– Да нет у тебя пока никаких рогов. И у него нет! А надо, чтобы у него были, а у тебя нет. Хотя бы первое время. Тогда тебе будет не так обидно, когда они наконец проклюнутся! И ты станешь воспринимать его загулы спокойнее.

– Это совет? – холодно уточнила Лиза.

– Да. И заметь – весьма ценный!

– Вот сама им и пользуйся. А я даю тебе время до завтра. Подумать! – отчеканила Лиза и бросила трубку.

Глава 6

Женская раздевалка встретила привычной тишиной и приглушенным светом. В половине седьмого утра основная масса сотрудников бурлила в соседнем помещении. Это был отдел для старейших сотрудников и среднего и мелкого начальства. В ранний час почти все вышеупомянутое начальство спало или только собиралось отбыть к месту службы.

– Лера, у нас проблемы! – с порога крикнула Маргарита и с досадой покосилась на тощую девицу, моментально навострившую торчавшие под жидкими кудряшками уши.

Судя по тому, что слушательница медленно разоблачалась, пристраивая в шкафчик мышиного цвета пиджачок, смена у нее закончилась и она никуда не торопилась. Когда у человека нет личной жизни, он с удовольствием слушает про чужие проблемы. Это аксиома. С появлением личной жизни чужие беды волнуют гораздо меньше, поскольку появляются свои.

У таких остроносеньких, блеклых персон, как правило, в жизни была одна радость: посмотреть сериал с бурными страстями и сложным сюжетом, в котором чудовищным образом переплетались родственные связи, и сунуть нос в чужие дела.

– До кофе твои проблемы подождут? – Горецкая тоже покосилась на девицу и внимательно посмотрела на Риту.

– Проблемы не мои, так что подождут, – честно ответила та.

А что врать-то? Были бы ее проблемы, она бы еще вчера начала трясти Валерию, как грушу, ожидая, что с умной подружки обвалится гора полезных советов. Уж что-что, а давать советы Лера мастерица. С ее богатым опытом грех не поделиться с ближними излишками скептицизма, настоянного на яде мужененавистничества.

В служебном кафе было шумно и весело. Здесь можно было спокойно разговаривать, не опасаясь, что тебя услышат. Рита себя слышала плохо, поэтому они с Лерой сдвинули стулья и орали друг другу прямо в ухо.

– Боюсь, я знаю, о чем речь. – Лера с блаженством отпила горячий кофе и усмехнулась. – Мне вчера звонила рыдающая Бабаева и просила зарегистрироваться на сайте знакомств.

– А ты?

– Что я? Во-первых, я там уже зарегистрирована, – огорошила ее Горецкая. – А во-вторых, Лизетте требуются фото в неглиже.

– Ты зарегистрирована на сайте? – охнула Рита, не понимая, как реагировать на новость.

– А что тебя удивляет? – Лера пожала плечами и насмешливо уставилась на подругу. – Где, ты думаешь, я беру мужиков?

– Я, пардон, об этом вообще не думала, – пробормотала Рита и честно добавила: – Думала, ты ими вообще не интересуешься. То есть в смысле – не пользуешься.

– Пользоваться в этой жизни, девочка моя, надо всем, что подворачивается под руку. Но с пользой для себя, а не хапать все, что плохо лежит. То, что лежит плохо, вероятно, просто выбросили. А ты сдуру подберешь. Так вот я не подбираю, а ищу то, что подходит лично мне. Если мне нужны сапоги, я не несусь в соседний магазин и не покупаю ширпотребовскую дрянь с ближайшей полки. Я хожу, выбираю, думаю, сравниваю. Мужик – тот же сапог. Он должен подходить по размеру, цвету, фасону и вообще радовать глаз.

– Я что-то не улавливаю, к чему так много текста. – Маргарита не могла смириться с мыслью, что ее независимая подруга банально предлагает себя на каком-то убогом сайте, где в то же самое время придурковатый Слава ищет себе то ли музу, то ли новую жену.

– Я просто объясняю тебе, что все не так страшно, как кажется. Ты небось думаешь, что это унизительно для женщины?

– Ничего подобного! – густо покраснела Рита, которая именно так и считала.

– Ты согласна, что женщине мужчина необходим физиологически? Как собаке хвост. Как машине колеса. Как дому дверь. Ну и так далее. А где его взять? Не с улицы же домой тащить! В магазине самцы не продаются. Которые продаются – вот это точно унизительно. А на таких сайтах представлен широчайший выбор моделей. Высокие, низкие, толстые, худые, эрудиты, качки, интеллигенты, деревенские иванушки… То есть я могу выбрать то, чего моя душа требует именно в данный момент. Например, сегодня я интересуюсь брюнетами, а завтра – рыжими. Надо уметь себя радовать. Кстати, Лизкин Слава потому на этот сайт и полез, что пресытился нашей модельной красоткой и захотел кисленького. Или солененького. Главное, что он просто пожелал разнообразия. Славик тоже мечтает дышать полной грудью и брать от жизни все, что она может дать. И что он успеет взять. Короче, его нынешняя позиция несовместима с идеологией семейной жизни. И пытаться его переубедить – дохлый номер. Лизка чего думает? Что его можно единожды отвлечь на одну из нас, а потом он ужаснется результату, бегом вернется в семью и станет жить тихо. Это детский сад. Ты-то понимаешь, что сколько волка ни корми, а он в лес смотрит. Это всех мужиков касается.

– Андрей не такой, – испугалась Рита.

– Конечно, – покладисто закивала Горецкая. – Он – приятное исключение. Или ты пока его не поймала.

– Ты спятила?

– Я вредная и злая. И шибко много знаю, – рассмеялась Лера. – Или завидую, что ты нашла идеального мужика. Сама знаешь, мы, бабы, завистливые – ужасть!

– Да ну тебя! Так чего с Лизкой-то делать? – Маргарита решила не углубляться в обсуждение собственного супруга. Она его, разумеется, ни в чем не подозревала, но опасаться – опасалась. Не без этого. Кто предупрежден – тот вооружен.

– Лизке надо искать другого. В любой паре любит один, другой позволяет себя любить. В их сомнительном тандеме с этим претенциозным попугаем любит Лизавета. А юноша самым возмутительным образом пользуется. Еще и имеет наглость поглядывать налево. Но против природы не попрешь. Ей нужно собрать мозг в пучок и бросать своего художника, от слова «худо». Вот. А потом искать того, кто станет любить ее и носить на руках. Хотя бы какое-то время, пока она молодая и свежая.

– Нет. У них любовь. Ты, Лера, постоянно сбрасываешь это со счетов.

– Ритуля, у Лизетты любовь, а у Славика лишь корыстный интерес. Он, как клещ, сейчас сосет из нее, но в любой момент готов перепрыгнуть на другую жертву. И чем быстрее наша дурища это поймет, тем лучше для нее.

– Твой опыт мешает тебе трезво оценить проблему. У Славы просто временное помешательство. Лерочка, ну придумай, как быть, исходя из того, что Лизавета его не бросит! Давай хотя бы отговорим ее от бредовой затеи с подставой. Я не буду фотографироваться голой! Даже ради нее!

– Я тоже. Просто потому, что это дурь несусветная. Пусть Лизка сама себя фотографирует. И ее благоверный собственную жену ни за что не опознает. Достаточно в фотошопе наляпать пару татушек и изменить прическу. Уличать его в том, что он втюрился в меня или в тебя, – глупо. А он заявит, что, мол, мы больше соответствуем его идеалу. А вот ткнуть дурака носом в то, что он флиртует с собственной женой и пытается соблазнить ее по Интернету – это шанс продлить их семейную жизнь. Но в любом случае – это всего лишь агония. Я против. Но раз уж Лизавете приспичило, иного варианта я не вижу.

– Да ну, он ее раскусит, – расстроилась Рита. – Тем более Лизка компьютером пользоваться нормально не умеет. Сразу спалится.

– Надо хитрее. Всему-то вас, молодых, учить приходится, – прокряхтела Горецкая голосом дряхлой Бабы-яги. – Фотографии будут Лизкины, а переписываться станешь ты. Со своего компьютера. Зарегистрируешь ее и будешь пудрить мозг художнику. Пока им обоим эта развлекуха не надоест. Скажу больше. Этот хмырь уже через пару писем начнет настаивать на свидании, так что история закончится быстро. Особых усилий с твоей стороны не понадобится.

– Ну, не знаю, – с сомнением протянула Рита. – Какая-то мутная идея.

– Уж какая есть, – отмахнулась Горецкая. – Иначе Лизавета от нас все равно не отстанет.

– Точно.

Лиза плелась по коридору, вздыхая и гримасничая. Судя по мимике, она вела бурную перепалку с невидимым собеседником. Периодически Бабаева замирала и начинала махать руками. Рита с Лерой молча наблюдали через офисное стекло за приближающейся подругой.

– Клиника, – констатировала Горецкая. – Мало того, что безбожно опаздывает, так еще и не торопится. Иди подтолкни ее в сторону рабочего места, а то она такими зигзагами до обеда будет ползти.

В конце коридора за Лизаветиной спиной показался герр Танненшток. Немец, похожий на кролика из мультика про Винни-Пуха, такой же серьезный и собранный, целеустремленно летел в свой кабинет, создавая на поворотах небольшие воздушные завихрения, от чего скучавшие в кадках цветы тревожно подрагивали. Увидев петляющую по ковровой дорожке сотрудницу, он притормозил и напружинился, словно тигр перед прыжком. Рита в панике начала сигнализировать через стекло Лизавете, в очередной раз застывшей с перекошенным лицом. Сначала она сложила пальцы колечками вокруг глаз и закусила губу. Сей жест был призван изобразить очки любимого шефа и его физиономию. После чего Маргарита энергично пробежалась вдоль стола и зверски оскалилась. По ее версии, это являлось призывом бежать быстрее, а то будет плохо.

Лиза, заметив тревожное мельтешение за стеклом, временно отключилась от своих переживаний и вывалилась в реальность, как парашютист с неисправным парашютом, сброшенный пинком. Подруга, мотавшаяся за стеклом со странной пантомимой, осталась непонятой. Вернее, понятой превратно.

Лизавета в свете вчерашнего разговора и своих бед истолковала все по-своему:

«Разуй глаза и займись спортом, лучше бегом».

Рита вообще была большой шутницей. Поэтому Лизавета, надеявшаяся на помощь подруги, послушно поддержала представление.

Лиза не любила бег. Ей больше нравился биатлон. Она в два прыжка, изобразив лыжный ход, достигла притулившейся у стены швабры, схватила ее и резко развернулась, имитируя стрельбу.

– Пы-ды-ды-дыщ! – рявкнула она на весь коридор.

Герр Танненшток с визгом метнулся за ближайший фикус и начал истерически подавать сигналы SOS, вопя на своем родном наречии. Он чувствовал, что работа в этой дикой стране закончится покушением.

– Несчастье ходячее! – воскликнула Горецкая, бросившись в коридор на выручку шефу. Лизавете она на бегу погрозила кулаком.

– Ну, ты ваще, – в ужасе выдохнула Маргарита, втаскивая хихикающую Бабаеву в кабинет. – Это ж надо быть такой балдой! Что это было?

– Биатлон! – объяснила Лизавета. – Мне больше нравится биатлон. А ты чего показывала?

– Шефа я показывала. Которого ты из швабры чуть не подстрелила. Хоть бы на часы взглянула. Скоро на работу станешь приходить к концу смены. Тебя опять без премии оставят.

– После такого, боюсь, меня вообще без работы оставят. Если Танненшток не онемеет от ужаса и сможет на меня наябедничать, – опечалилась Лиза.

– Я сказала, что это была производственная гимнастика, – сообщила вернувшаяся Горецкая и, усмехнувшись, добавила: – Пришлось врать, что у нашей Лизаветы слишком длинные ноги и в кабинете ей негде развернуться.

– Почему врать? – изумилась Лиза. – Они у меня длинные. Разве нет?

– Нога длинная, ум короткий! Новая народная мудрость! – провозгласила Рита и похлопала Лизу по плечу: – Одни проблемы от тебя, Бабаева!

– Что мы решили? – поинтересовалась Лизавета, вспомнив про свою основную беду. – Кого будем спаривать с моим мужем? Вернее, не спаривать, а…

– Нет-нет, Лизок! Очень верное слово ты нашла, – кивнула Горецкая. – У меня художников еще не было. Так что давай, пересплю с твоим супружником по дружбе. По блату, так сказать.

– Не-не-не, – попятилась Лиза, озадаченная подобной перспективой. – Я не это имела в виду!

– Ничего не знаю! – засмеялась Горецкая. – Я уже настроилась, морально подготовилась, трусы новые купила! Все. Трусы назад не примут. Поэтому ничего не переигрываем. Мужика обязуюсь потом вернуть.

– Вы издеваетесь? – догадалась Лизавета.

– Нет, мы правда очень на него рассчитываем! – воскликнула Лера. – Вот ведь клуша! Слушай сюда. Фотографии будут твои. Фотошоп я гарантирую. Легкий, без фанатизма. Переписываться станет Ритуля.

– А, тогда ладно, – выдохнула Лиза, перепуганная перспективой сдать мужа в аренду Горецкой. После такого стресса ее устраивало все, что угодно. – Только он же меня узнает.

– Не узнает! Мужики – крайне нечуткие, невнимательные и несентиментальные люди. Это ты думаешь, что он помнит все твои родинки и прыщики…

– Нет у меня прыщей! – обиделась Лизавета.

– Будут! Когда мужика не будет, будут сначала прыщи, а потом сразу морщины и климакс, – припечатала Валерия. – В общем, слушай старших товарищей. Он тебя от меня не отличит. То есть отличит, конечно, но не сразу. В процессе, так сказать!

– Слава меня любит! – чуть не заплакала Лиза.

– Да кто спорит? Не шмыгай тут. Любит – и на здоровье! Кто вам мешает-то? Не хочешь – не надо. Было бы предложено. Можно подумать, нам с Марго этот геморрой нужен!

– Я согласна, согласна! – пугливо закивала Лиза. – Давайте фотографироваться!

– Давайте! – всплеснула наманикюренными ручками Горецкая. – Раздевайся! Ща фотографа позову!

– Какого фотографа? – испугалась Лиза. – Я не хочу, чтобы меня посторонние мужики в голом виде наблюдали! Я думала, вы меня сами отщелкаете!

– Значит, то, что тебе предложили раздеться прямо на рабочем месте, тебя, Бабаева, не смущает? Давай! Тут по коридорам еще бродит не добитый тобою Танненшток! Пусть помрет наконец от инфаркта и не мучается!

– А где фотографироваться? – Лизавета решила не обижаться на шутки, поскольку у нее наступило состояние эмоциональной тупости, и было даже не обидно. Просто все, что не относилось к их со Славой беде, не имело существенного значения. Тратить силы на мелочи Лиза не собиралась. Ну и пусть шутят, лишь бы помогли.

– У меня будем фотографироваться, успокойся! – вздохнула Горецкая. – У тебя художник помешает, да и интерьеры он скорее узнает, нежели твои ляжки. У Ритуськи муж может разволноваться. А мужики очень уязвимые, у них хрупкая психика. Перед этой психикой ни в коем случае нельзя Лизкиными ногами махать.

– Я не буду махать, – послушно закивала Лизавета.

– Рисковать нежелательно. Поедем ко мне. У меня кавалеры дрессированные, закаленные и прибегают только по звонку. Устрою себе сегодня выходной. Плюс ко всему у меня стоит бутылочка настоящего французского вина. Заодно и разопьем ее.

– Я тогда Андрея предупрежу, – обрадовалась Рита.

Не помочь Лизавете – стыдно, а помочь – страшно. Теперь основной груз ответственности можно было перевалить на Горецкую. Если что, она и крайняя. Идея – ее!

Когда подруги с радостным щебетом покидали кабинет, герр Танненшток, попавшийся им навстречу, вспугнутым зайцем метнулся в боковой коридор и спрятался за угол. Отогнув здоровенный лист фикуса и икая, он с опаской посмотрел вслед сумасшедшим аборигенкам. Если бы длинноногая Лиза была немкой, на ней можно было бы даже жениться. Но уроженка дикой России могла лишь испортить генофонд и напугать благообразную немецкую свекровь.

Герру Танненштоку остро захотелось домой. Уже не в первый раз.

Уборщица, округлив глаза, наблюдала за всемогущим директором, тершимся у фикуса и совершавшим странные судорожные телодвижения.

«Малую нужду справляет, паршивец! – сообразила она. – Вот ведь дикая нация! Тьфу ты, пропасть!»

И побежала к приятельницам делиться новостью.

Глава 7

Вино было выпито, пирожные и орешки съедены, а процесс фотографирования так и находился в зачаточной стадии.

– Порнуха какая-то, – неодобрительно трясла фотоаппаратом Валерия, сгоняя Лизавету с кровати. – Что ты на четвереньках ползаешь? Надо грациозно возлежать! Воз-ле-жать! А не попу оттопыривать.

– Я не ползаю, – хихикала порядком захмелевшая Бабаева, – я принимаю сблз… солблз… со… бла… знительные позы.

– Твои позы кого угодно отпугнут, – со знанием дела констатировала Рита. – Ты пытаешься охмурить художника, и действовать надо тоньше. С фантазией!

– Не знаю. В прошлый раз безо всякой фантазии было, – горестно оттопырила губу Лизавета и вздохнула, колыхнув грудью.

– Когда «в прошлый раз»? – опешила Горецкая, едва не выронив орудие фотосъемки. – Я смотрю, у нас тут опытная модель! А мы-то и не в курсе!

– Да ну, – махнула рукой Лизавета и, не рассчитав, вслед за взмахом длани сверзлась с кровати со звуком сырой отбивной.

– Почему? – охнула Лера. – Ну-ка, будьте любезны, огласите подробности. А то мы тебя тут числим ромашкой полевой, а ты… того… практически тигровая лилия!

– Девочки, чего вы глупости несете. – Лизавета снова поползла штурмовать ложе. – Я про то, что когда мы еще женихались…

– Заметьте, коллега! – перебила ее Горецкая, пнув ногой кресло, в котором восседала Рита, порядком утомленная затянувшейся фотосессией и французским вином. – Какое дивное слово – «женихались». Вот она, истинная суть этих богемных выскочек. Мужчина небось махал ей шляпой с пером, гарцевал на белом коне, блестел короной и брякал доспехами, а суть всех его красивых жестов свелась к банальному «женихались». Се ля ви.

– Ничего он не брякал, – сообщила Лиза. – Он меня напоил и сам напился. Сказал, что будет рисовать меня голой. Так я до утра ждала, пока он проспится и уже сделает, что собирался.

– Пока нарисует? – уточнила Маргарита.

Лизавета многозначительно постучала пальцем по лбу и усмехнулась:

– Да прям – нарисует! Что я, совсем дура, не понимаю, зачем раздеваюсь? Так и заснула, не дождавшись. А утром он пива выпил, и того. Ну, это…

– Нарисовал, – радостно подсказала Лера.

– Типа того, – согласилась Лиза. – В общем, особой фантазии не проявил.

– А ты прояви, – посоветовала Рита. – Вот он хотел Данаю. Давай мы тебя в простыню замотаем и сделаем нечто похожее.

– Мысль! Давайте! – обрадовалась Горецкая и ринулась пеленать хохочущую Лизавету.

Бабаева отбивалась и орала, что так она будет похожа на мумию, а не на искомую музу. Тем более что Даная была даже без простыни. Кроме того, для завершения идеи требовались старуха и ангелочек.

– Я буду старухой, а Марго – ангелочком. Пойдет? – спросила запыхавшаяся Лера.

– Ага. Только вряд ли он захочет знакомиться сразу с тремя, – с сомнением протянула Лизавета. – Кроме того, лицо будет видно. Разматывайте меня. Я придумала. Не станем делать откровенные фотографии.

Через час мучений они наконец получили одну фотографию голой Лизы на фоне окна. Вернее, это был просто силуэт, по аналогии с фото, выложенным Славиком.

И еще одну, где Лиза кокетливо завернулась в занавеску и уткнулась носом в стену, игриво выставив некоторые части тела и чуть не свернув шею в попытке повернуться к камере затылком.

– Ты тут похожа на змею с эмблемы Минздрава, – произнесла Горецкая. – Это же надо так перекрутиться. Зато никакой фотошоп не понадобился.

– Надо было ей для полного сходства еще бокал в руки дать. Тогда идея была бы завершенной и вполне креативной, – заметила Рита. – Но и так сойдет. И вообще, я уже хочу домой, спать.

– Здрасьте, – заволновалась Лиза. – Сейчас самое главное начнется! Регистрируйся!

– Фу-ты, – Рита без сил упала обратно в кресло. – Мне твой Слава надоел. Я его уже ненавижу. Давай сама. А мне пароль потом сообщишь, и все.

– Нет, – уперлась Лиза. – Надо, чтобы слог был чужой.

– Ага, – сердито проворчала Маргарита. – И буквы незнакомые!

Регистрация шла трудно. Вино, бродившее в крови трех заговорщиц, мешало и выдавало нелепейшие идеи – одна чуднее другой. В результате титанических усилий, под воздействием алкогольных паров на адрес Славика улетело удивительное по своей креативности послание:

 
В объятьях родственной души
Даная ищет утешенья,
Пока горит еще свеча,
Пока летит письмо к тебе.
Трепещет сердце под рукой,
И тело ждет прикосновенья.
 

Вячеслав в дурном настроении мотался по квартире. Жена отсутствовала неизвестно где, ужин находился в зачаточном состоянии – а именно на стадии мороженого куска мяса в морозилке. Яркие образы, складывавшиеся в изумительные по своему совершенству мазки, стоило лишь прикрыть глаза, на холсте превращались в какую-то фантасмагорию, смахивавшую на бред шизофреника, тоскующего в застенках дурдома. Славе нынче не творилось. Муза молчала, зато голодный желудок противно подвывал, периодически переходя на пошлое бульканье. Он злобно швырнул кисть и сел к компьютеру.

О чудо! В этот черствый мир примитивных хищниц и бездуховных тел пробился хрустальный луч надежды! Ему написали. Слава с восторгом перечитывал светлые строки и слышал трепетный голос неземной феи, нашедшей его в этом мирском болоте.

В это самое время три феи, выключив компьютер, нестройными пьяными голосами пели последний хит Стаса Михайлова.

– Где ты? Где ты? – надрывалась Горецкая.

– Где ты? Где ты? – вторила ей Рита.

– За закатами рассветы! – речитативом выводила Лизавета, лишенная слуха и голоса.

Проживавшая под Лериной квартирой одинокая пенсионерка неодобрительно качнула головой в железных бигуди и воткнула в уши беруши.

– Кто это придумал? Что это такое? – возмущенно тыкала пальчиком в экран на следующий день Лиза.

Дома она влезть в компьютер не могла, пришлось бежать на работу. Впервые за долгое время Лизавета Бабаева принеслась на работу раньше других и нетерпеливо ерзала в ожидании подруг, поскольку не могла вспомнить пароль от анкеты, придуманный в состоянии подпития. Когда изумленные ее столь ранним прибытием подруги загрузили искомое и открыли отправленное Славику письмо, воцарилась тягостная тишина.

– Я говорю, кто это написал? – бесновалась Лиза.

– Точно не я, – заявила Маргарита. – Я вообще стихи писать не умею.

– А где тут стихи? – округлила глаза Лера. – Тут просто строчки короткие. Но это точно не я!

– И не я! – воскликнула Лизавета. – Тогда кто?

– Мы вчера никого не приглашали? – поинтересовалась Валерия. – Стриптизера какого-нибудь? Или студента-литературоведа?

Лиза с Ритой одновременно с подозрением уставились на подругу.

– А чего вы на меня смотрите? Я просто пытаюсь найти ответ! Я, если хотите знать, после вашего ухода сразу спать легла! А сочиняли мы вместе, я точно помню!

– Славик на подобную ересь не клюнет, – объявила Лиза. – И какая разница, кто сочинил. Главное, что теперь надо все начинать сначала. И делать другие фотографии. И вообще, в чью башку пришла мысль обозвать меня Данаей? Он же может догадаться! Давайте делать другую анкету!

– Нет, – простонала Маргарита. – Я так сопьюсь!

Едва проснувшись, Вячеслав бросился к компьютеру. Всю ночь ему снилась таинственная незнакомка. Он вел с ней высокоинтеллектуальные беседы и проникновенно смотрел в бездонные глаза. Лицо ее он никак не мог представить. Оно постоянно трансформировалось, меняясь и уплывая в туманную дымку. Да и не имело значения, каким был ее нос, рот или даже брови. Может, бровей и вовсе не было. Некоторым это шло. А отсутствие уха служило признаком гениальности. Неважно. Она – тайна. А что в женщине главное? Тайна. Если бы Славе предъявили предмет его вожделения со всеми допущениями и уступками, на которые он мысленно соглашался в погоне за необычным образом, он бы, вероятно, бросился прочь с тихим воем. Одноухая, безбровая Дульсинея с кривым носом и тонкогубым ртом – что может быть оригинальнее на стадии мечтаний и чудовищнее в реальной жизни?

Но непризнанный гений рассчитывал не меньше чем на прекрасную фею. С крылышками и неземными замашками. Ведь только такая могла почувствовать в нем родственную душу и услышать его зов в бескрайнем хоре виртуальных призывов.

Ночью Славик метался на смятых простынях, периодически пиная спящую глубоким сном Лизавету, и сочинял ответ. Тоже во сне. Утром он чувствовал себя совершенно измочаленным, но одухотворенным. С нервическим блеском в глазах и нетерпеливой дрожью в тонких пальцах Славик завис над клавиатурой.

Удивительно, но все ночные кружева фраз испарились, словно лужа в знойный июльский полдень. В голове маятником качалась совершеннейшая пустота, периодически глухим колоколом ударяя то в одно, то в другое ухо.

«Дорогая Даная!» – начал он и с раздражением стер ерунду, напоминавшую письмо товарища Сухова.

Надо бы тоже стихами, чтобы не разочаровать. Но стихи Слава писать не умел. После мучительных попыток связать угловатые слова, неровной кучей наваливавшиеся друг на друга и неуклюже распадающиеся в корявых предложениях, у него родилась неожиданная муть, неадекватная затраченным усилиям:

 
Я Данаю обнимаю,
Вожделею и стенаю.
 

Отправлять столь прямолинейные и неинтеллигентные намеки он не отважился, решив не рисковать в столь непривычном амплуа влюбленного поэта и самовыразиться в картине.

Картина должна стать шедевром. Ожидание чуда, замешенное на экспрессии автора. Его мысли и чувства не могли остаться не понятыми прекрасной Данаей.