Текст книги "Невеста для гея"

Глава 3. Шарфик

В понедельник утром я спросила у Жени, как он объяснил своим родителям свой странный внешний вид. Женя оказался весьма сообразительным, и сказал им, что поспорил с другом на «слабо» – кто сможет хуже одеться и пройтись по оживлённой улице города. Родители пожурили его за мальчишество, на этом всё и закончилось.

В обед мы сидели в небольшом кафе на первом этаже нашего здания. Я ела огромных размеров стейк, а Женя просто пил капучино из большого бумажного стакана. Он изредка пристально смотрел на меня, и мне казалось, что он хочет мне что-то сказать. Интуиция меня не подвела.

– Тома, – нерешительно начал он, – у меня к вам просьба.

– Опять просьба?! – я стала ещё яростнее пилить стейк довольно тупым ножом.

– Она не такая, как в прошлый раз. У меня есть два билета кое-куда, не могли бы вы сегодня вечером составить мне компанию?

– Я не так давно сходила со своей знакомой кое-куда, – пробубнила я с набитым ртом, – и потом очень-очень пожалела об этом. Поэтому говори сразу, куда ты меня зовёшь.

– Я вас приглашаю в театр.

– Надеюсь, не на балет? Мужчины в обтягивающем трико – не моя тема. Мне и тебя с головой хватает.

– Не на балет, – он покачал головой и улыбнулся. – На спектакль «Евангелие от Воланда».

– О, обожаю Булгакова. А что у твоей подружки месячные начались, и свидание накрылось?

– Мы с ним не помирились. Он берёт трубку, но после первых моих слов её бросает. Мне кажется…

– Прошу, избавь меня от этих подробностей. Первой фразы мне вполне хватило, чтобы понять ситуацию. А на спектакль с тобой я схожу.

С работы мы улизнули пораньше, чтобы успеть переодеться дома.

В назначенное время он ждал меня на ступеньках театра. Одет он был стильно, дорого, можно сказать – безупречно. Волосы были уложены с нарочитой небрежностью, как в тот вечер в клубе. Вспомнив его вид в минувшую субботу, я решила, что пословицу «Не одежда красит человека» придумал какой-то кретин. Женя же был несказанно рад, что я в платье, а не в кожанке и мотоциклетном шлеме.

До начала спектакля ещё оставалось время, и я попросила Женю спуститься на небольшую площадь перед театром, чтобы покурить. Мы сели на скамейку, я достала сигареты и закурила.

– Курить вредно, особенно девушке, – произнёс он с явно осуждающим видом.

– Зато трахаться в жопу полезно, особенно мужчине, – выпалила я.

Женя вздохнул и отвернулся.

Оставшаяся часть вечера прошла нормально, если не принимать во внимание, что с Женей мы не обмолвились ни единым словом. Видимо, я его зацепила за живое. Как бы там ни было, я была рада несказанно, что попала в театр. Тем более, что следующая неделя обещала быть жаркой.

Один наш клиент, жуткий сексист, после того, как несколько раз по его делу слушания откладывались, решил, что всё это из-за меня. Он высказал мне, не стесняясь в выражениях, что моё место на кухне в обнимку с поварёшками, а максимум, чего я заслуживаю – должность секретарши, которая только и должна уметь вовремя подать чай. Он долго вопил, стоя перед моим столом и потрясая перед моим лицом жирными, как сардельки, пальцами, унизанными золотыми перстнями. Имея явную склонность к театральным эффектам, он не просто отозвал доверенность у нотариуса, но и, разорвав её на мелкие клочки на моих глазах, осыпал меня получившимся конфетти. Ему было всё равно, кто будет заниматься его делом, лишь бы не я, он бы согласился даже на Костю. Естественно, Вадим Николаевич отдал предпочтение Жене, попросив меня контролировать его.

Я ввела Женю в общих чертах в курс дела, отдала ему папку на изучение. Слушание было назначено на три часа следующего понедельника. Времени, чтобы подготовиться у него было достаточно, тем более я пообещала ему, что буду присутствовать на слушании, чтобы поддержать его.

В назначенный день я с самого утра торчала в суде, у меня там были кое-какие дела. Было без двадцати три, а Женя всё не появлялся. Я набрала его номер. Я не могла ему дозвониться очень долго и уже начала нервничать. Наконец-то я услышала в трубке его голос, хриплый и сонный.

– Твою ж мать! Ты где? Через пять минут начнётся заседание!

– Я дома.

– Ты идиот, что ли? Ты что творишь? Клиент и так от нас не в восторге. Вадим Николаевич тебя уволит и меня не послушает. Он такого не прощает. Бери дело и давай быстро в суд.

– М-м-мне плохо, очень плохо.

– Если ты не явишься сюда через пять минут, тебе будет ещё хуже.

Я сидела у дверей зала судебного заседания и держала пальцы крестом, чтобы слушание началось с опозданием. В графике была накладка, и поэтому глубоко в душе у меня ещё теплилась надежда. Я то и дело смотрела на часы, желая замедлить ход времени. Вот уже в зал вошли люди, которые были перед нами, а Жени всё не было. Я позвонила ему, он сказал, что попал в пробку. Когда процесс закончился, я просочилась в дверь, лавируя между выходящими людьми, и подошла к судье. Игорь Семёнович был молод, всего года на два старше меня, с ним у меня было взаимовыгодное сотрудничество: он подкидывал мне клиентов, а я иногда писала ему решения.

– Игорь Семёнович! – я сложила руки в умоляющем жесте. – У нас сменился представитель. Но он не успевает немного – застрял в пробке. Давайте подождём. Я очень вас прошу!

Он посмотрел на наручные часы:

– Ладно, минут десять, не больше. Устроит?

– Спасибо, – одними губами беззвучно ответила я.

Я вышла и принялась из стороны в сторону разгуливать по узкому коридору, чудом не сталкиваясь с проходящими мимо людьми. Наконец Женя появился. Я вздохнула с облегчением, но когда я увидела его ближе, моё сердце упало.

Он был всклокоченным, лицо опухло, глаза были красные, от него разило алкоголем. Я открыла рот, но, так ничего и не сказав, закрыла его.

– Простите, Тома. Я помирился с Сашей. Мы отмечали примирение у него на даче. Мы сильно перебрали. Хорошо хоть я дело с собой туда захватил.

– Ты не готовился?

Он покачал головой.

– Ты ещё хуже Кости. Он такой, потому что у него мозгов нет. А ты? Ты безответственный. Из-за этого истеричного педика ты очень сильно подвёл людей, с которыми ты работаешь.

Я разочарованно покачала головой. Но тут меня озарило. Я сняла с себя белый ажурный пуховый шарф и стала наматывать ему на шею.

– Что вы делаете? Он женский! – попытался сопротивляться Женя.

– Да. А ты и так ведёшь себя как тупая баба, которая бросается на член, забывая обо всём, – зло прошипела я, продолжая наматывать шарф. – Я скажу, что ты заболел, простудился, у тебя пропал голос. С этим шарфом ты выглядишь ещё паршивее. Главное, ничего не говори. Просто кивай головой.

Он кивнул.

В коридор вышла секретарь судебного заседания, чтобы уточнить, приехал ли представитель, и, убедившись, что всё в порядке, пригласила участников процесса в зал.

После того, как мы заняли свои места, и судья начал выяснять, кто из сторон присутствует, я обратилась к судье:

– Ваша честь, представитель ответчика простыл и у него пропал голос, но мы не хотели бы затягивать процесс, поэтому, если суд не будет возражать, я буду озвучивать позицию ответчика, которую представитель письменно изложил.

При этом я показала всем присутствующим листок с моими же набросками.

Судья слишком хорошо меня знал, чтобы не понять, что тут что-то нечисто, он уточнил у Жени, настаивает ли он на этом, и Женя три раза энергично кивнул.

– Ну, хорошо, – улыбнулся судья, – суд не возражает.

Несмотря на то, что всё прошло как по маслу, я была очень зла на Женю. Мне хотелось его убить, убить с особой жестокостью. Он вышел из зала судебного заседания как провинившийся щенок, ожидающий заслуженной трёпки.

Я махнула рукой:

– Уходи! Я не желаю слушать твои оправдания!

Он ушёл, а я зашла в кабинет судьи, мы поговорили немного, и я пошла на остановку.

Уже начинало темнеть. Я шла по аллее, обсаженной липами. Впереди я увидела несколько мужских фигур, пинающих кого-то ногами и активно жестикулирующих. Прохожие старались обходить шумную компанию стороной, опуская голову и делая вид, что ничего не видят. Что бы им ни сделал этот несчастный, но толпой на одного – это уже чересчур. Не сбавляя ход, я достала телефон, чтобы вызвать полицию. Но вскоре, к своему ужасу, я увидела, что пинают Женю.

Их было четверо. Мелкий, в кожаной куртке и кепке, стоял под фонарём и подзадоривал остальных. Высокий бритоголовый, в куртке болотного цвета, стоял рядом с ним, широко расставив ноги в армейских берцах и сложив руки на груди. Двое мужиков в чёрных вязаных шапочках и дутых куртках пинали Женю, который лежал на земле и закрывал голову руками.

– Давай, ребята, чётче! Пусть пидоры знают, что такое настоящие мужики!

Я ускорила шаг, по пути толкнув бритоголового с недовольным возгласом:

– Да отойди ж ты! Встал на дороге!

Моё неожиданное появление внесло некую сумятицу.

Воспользовавшись тем, что мужики, избивающие Женю, замешкались, я подлетела к нему, и стала помогать подняться, бросая исподлобья гневные взгляды на его мучителей. Мне удалось поднять его только на колени. Вид у Жени был неважный: под правым глазом был фингал, из опухшей рассеченной губы текла кровь. Его одежда была грязная и мокрая от подтаявшего снега. Мне пришлось встать на колени рядом с ним. Я достала из кармана пальто платок и начала осторожно промакивать кровь.

– Потерпи, всё будет хорошо, – шептала я.

Идиотская фраза! В фильмах после её произнесения обычно наступает полный пиздец. Мне оставалось только надеяться, что моя способность к импровизации меня и тут не подведёт. Мне не пришло ничего лучшего в голову как поцеловать его, я осторожно коснулась его губ, боясь причинить лишнюю боль, а потом так же осторожно поцеловала.

– Да ну на хуй! Не пидор, что ли? – услышала я чей-то голос позади.

– А с хуя ли на нём шарф женский? – ответил ему другой голос.

Чёрт! Женя так и не снял мой шарф, видимо, забыл.

Я отпустила Женю и повернулась к говорившим.

– Да вы с ума посходили, что ли? Это мой парень! На нём мой шарф. Слышите, мой! Я ему на шею повязала, потому что он простудился, а у него слабое горло. Да лучше б он ещё сильнее заболел, чем встретил таких идиотов, которые не могут отличить натуралов от геев!

– Ты чё-то борзая какая-то! – произнёс бритоголовый.

 А какой мне быть? Вы ни за что ни про что избиваете моего парня. Шарф им не понравился! Хотите проверьте – на шарфе ближе к краю есть коричневый след от утюга. Я его припалила прошлой зимой, когда сдуру пыталась его высушить таким способом.

– А ну покажи, – ухмыльнулся парень в дутой куртке, стоящий справа от меня.

Я медленно сняла с Жени шарф. Достала из сумки фонарик-шокер и, подсвечивая себе, стала искать след от утюга. Найдя его, я воскликнула:

– Ну вот! Подходите, смотрите.

Двое в дутых куртках и бритоголовый и вправду подошли, посмотрели и, пожав плечами, отошли. Мелкий в кепке так и стоял на своем месте и лыбился, его забавляло происходящее. Что-то в нём было знакомым. Я сунула фонарик в руки Жени. Я ему хвасталась как-то, что таскаю с собой шокер и показывала, как он действует. Надеюсь, он вспомнит, как им пользоваться. Главное, чтоб этот малахольный сам себя током не шибанул.

– Вопросы есть еще? Или нам можно идти?

– Есть, – ответил мелкий. – А меня так засосать сможешь?

Ситуация менялась, но не в лучшую сторону. На всякий случай я нащупала в сумочке травмат. Но я вообще не представляла, чем это всё может обернуться.

Не убирая руку с оружия, я разглядывала подходившего ко мне мелкого. Миндалевидные карие глаза, чуть вздёрнутый нос… И тут у меня в мозгу щёлкнуло:

– Блоха!

Тут уже он стал внимательно всматриваться в моё лицо. Он прищурился, а потом расплылся в широкой улыбке:

– Томка! Ты, что ли? Такая же шибанутая! – он сгрёб меня в охапку своими крепкими ручищами, приподнял и начал кружить.

Потом, поставив меня на землю, спросил:

– Чё это на тебе одето? Никогда б тебя не узнал!

Ещё один! Да я просто гений маскировки!

– Считай, что это моя униформа.

– Пацаны, всё нормально! Это Томка! Помогите этому… – он запнулся.

– Женя. Его зовут Женя.

Блоху я знала с пятнадцати лет. Мы с ним познакомились на концерте «КиШа» на летней эстраде, где я умудрилась вступить в перепалку с капитаном милиции, стоявшим в оцеплении, из-за того, что он грубо толкнул девчонку-неформалку и обозвал всех фанатов малолетними дегенератами. В юности у меня было обострённое чувство справедливости и совсем не было тормозов. Мне светило провести ночь в отделении милиции, но произошедшее не осталось незамеченным фанатами, и в бедного капитана полетели пластиковые бутылки с недопитой дрянью, которую в приморских городах гордо величают вином, мусор, фрукты. А меня за руку схватил какой-то парень и увлёк в толпу. Он вытащил меня за ограду и потянул вдоль неё в гущу деревьев. Там стояла небольшая группа ребят.

– Это она замутила, – гордо сообщил он своей компании. – Как тебя зовут?

– Тома.

– А я Блоха.

Он познакомил меня со своими друзьями, мы распили вино. На последний автобус в свою деревню я опоздала, и Блоха предложил переночевать у него. Я позвонила родителям и сообщила, что останусь у друзей. Родители мне доверяли, поводов для сомнений во мне я им не давала.

Блоха снимал времянку вместе со своими друзьями, Стерлядью и Прохой, у одного старого деда. Времянка состояла из двух комнат и кухни. Все стены комнат были увешаны дорожными знаками. Не знаю, зачем эти идиоты скручивали их в городе по ночам. У входной двери стояли биты, дубинки и огромные деревянные молотки. С ними они ездили по ближайшим деревням на дискотеки и гасили местных. Несмотря на то, что они были больными на всю голову, с ними было довольно весело, если не считать моментов, когда Блоха после шмали поднимал философские темы о жизни и смерти, но это случалось нечасто.

И теперь он стоял передо мной, не веря в возможность встречи, тем более при таких обстоятельствах. Он покачал головой, засунул руку в карман и вытащил семечки.

– Будешь? – спросил он у меня.

– Буду, – он насыпал мне щедрую горсть.

– Том, это Череп, Витос, Кот, – он показывал на своих товарищей рукой, называя их. – Ты прости, что так вышло. Я ж этих пидоров за версту чую, а тут такой прокол. Кстати, что ты в этом хмыре нашла? – это он произнёс совсем тихо, наклонясь к моему уху.

– Блоха, любовь зла! Тебе ли не знать.

Он знал. Он вечно путался с какими-то непонятными бабами: то старше его лет на двадцать с выводком детей, то алкоголичками, то просто дурами.

– А ты кем работаешь?

– Юристом.

– Отмазывать нас будешь?

– Нет, я по недвижимости.

– А-а-а, – разочарованно потянул Блоха, – ну, чего нет, того нет.

– А ты?

– А я то там, то тут, – уклончиво ответил Блоха, – без работы не сижу. Я ж там же и живу. Дед помёр уже, правда. Так я у сына его снимаю. Так что заходи, если что. Том, прости ещё раз, что так вышло.

– Да ладно уже. Вышло и вышло. Пиво с тебя. Ящик.

Я подошла к Жене, которого поддерживал под руку бритоголовый, сдавший его в мои руки, и мы тихо поковыляли на остановку.

Когда мы отошли метров пятьдесят от того места, где всё это произошло, Женя вырвал руку и прошипел:

– Противно…

– Что противно? – я, правда, не поняла, что он имеет в виду.

– Целоваться с тобой противно. Я сам пойду.

Он медленно, пошатываясь, пошёл вперед. А я осталась стоять, как оглушённая.

– Не бла-го-да-ри, – шёпотом произнесла я ему вслед.