Текст книги "Горизонт, которого нет. Темная тайна Черного моря. Книга 1"

Глава 5 Как же ты мечтал о страстной преданной любви…

В кабаке

Дело клонилось к вечеру и в заведении появлялось все больше народу.

Капитан сделал паузу и налил из бутылки рома. Опрокинув очередную порцию горячительного не морщась, он потянулся к еде, чтобы занюхнуть. Есть уже не хотел.

– Полагаю, на том истории конец? Не скрою, занятно! Хотя я так и не понял, при чем тут горизонт!… – произнес я.

– Ты это чего растарахтелся?! Я разве сказал – «конец»? – гневно ответил капитан.

– Виноват!

– До горизонта еще доберемся… Но сперва… пойду-ка в гальюн! Никуда не уходи! – велел капитан и спотыкаясь побрел в сторону уборной.

«М-да! В отличии от героя в его изложении, этот товарищ манерами не блещет и приличием явно обделен!» – подумалось мне.

Раздумья мои прервал Вольдемар.

– Ну что, Андрюша? Не захотел еще вскрыться от морских баек? – усмехнулся он, присев на диван рядом и похлопав мощной рукой по плечу.

– На самом деле – нет! История такая подробная, будто он сам ее видел. Я даже протрезветь успел!

– Поправим?

– Пока приторможу! До развязки еще не дошли.

– Ну всё! Пропал Андрюха! Захлестнул его вал, да перевернул к верху брюхом!

– Ты сам-то историю до конца слышал?

– Не-а! А на кой? И так понятно, что лажа! Чудище и все такое… фигня это для простофиль и туристов! Что-то я за все время плавания ни разу такого не встречал! А судя по таким рассказам, уже хоть раз должен был!

– Я тоже! Однако… давай подойдем с другой стороны!

– Сзади что ли? – перебил Вольдемар и заржал.

– Ну, почти! Припомни, сколько раз люди, что слушали истории и начинали проверять их потом, находили сокровища или артефакты, которыми теперь торгуют за бешенные бабки! Хотя бы ради этого стоит чуть серьезнее относиться к легендам!

– Ха! Черт возьми! Я как-то об этом не думал! Так ты за этим что ли? Я в доле!

– Нет! Я не за этим! Я тебе к тому говорю, что в любой сказке есть только доля сказки! И стоит с уважением относиться к фольклору! Хотя бы потому, что это может быть ценно на всех уровнях.

– Хм. Ну ладно… Послушаем вместе! Не против?

– Угу! Рома только надо… Судя по аппетиту капитана, три бутылки – это для него скучный вторник!

Полгода спустя

Время неумолимо шло вперед, унося по своим волнам пережитые события и битвы. Но надежды на то, что все это просто уйдет из мыслей Ярослава, не оправдались. Война все еще была жива в его памяти и забывалась с трудом. Не давал покоя тот расстрел, что взывал к совести и не находил оправдания.

А еще море… Почти каждую ночь его тревожил один и тот же сон: день клонится к закату на пустынном берегу из красного и желтого песка, окруженного каменистыми скалами небольшой лагуны. Крутой подъем наверху заканчивается небольшими деревьями, за которыми скрывается другой спуск – в карьер. Легкий шум моря, шуршащие неспешные волны. На горизонте возникают густые тучи, гроза медленно стремится поглотить спокойное серое небо над головой. Ярослав идет по берегу, ощущая порывистый ветер. На берегу он видит причалившую лодку, которую сносит набегающей волной. Он подбегает и, схватив за канат, оттаскивает ее дальше на песок, а канат зацепляет за выпирающий камень.

Вдруг Ярослава окликает нежный голос. Он оглядывается и пытается понять откуда этот голос. На берегу, на скале он видит девушку. Она стоит и, смотря в море, поет. Слов не разобрать, но ее голос приятный, нежный и высокий, словно у оперной дивы. Ярослав решается подойти к ней, но как только делает несколько шагов, то обо что-то спотыкается и падает вперед. Оглянувшись, он видит труп османского воина. Голова его разбита о камни, всюду кровь, впитывающаяся в песок. Возвращая взгляд на берег, он видит, что вся лагуна усеяна изуродованными телами убитых людей и солдат. В нос ударяет зловонный запах гниющей плоти.

«Какой кошмар! Откуда это?» – подумал Ярослав, закрывая лицо руками, дабы спастись от мерзкого зрелища и вони. Открыв лицо, он вновь стоит на пустом пляже.

На скале девушки уже нет – она на камне поодаль от берега. Она стоит спиной и вдруг оглядывается в сторону Ярослава, начинает махать ему руками, жестами прося о помощи и указывая на горизонт.

Вдруг в дали, где бушевала гроза, Ярослав видит приближающуюся фигуру. Он не может разобрать кто это, но в голове как бы сам собой возникает образ того монстра, который напал на него и корабль в море. Ни секунды не размышляя, Ярослав бросается в воду и пытается изо всех сил доплыть до девушки. Но как бы он ни старался, ему не удается приблизится, будто камень, на котором она стоит, уплывает от него. Монстр подплывает к камням и Ярослав видит, как девушка падает в море, а монстр ныряет следом.

«Нет! Оставь ее, сволочь!» – кричит он, ныряет и пытается ее найти в темной воде моря. Дна не видно, поблизости никого. Тьма в воде навевает ужас, она содрогается, будто живая, готовая изрыгнуть из своих недр чудище. Ощущение приступа панической атаки. Ярослав быстро теряет воздух и всплывает. Оглянувшись, он понимает, что чертовски далеко от берега, но ужас заставляет усиленно плыть – он чувствует погоню за собой. Силы покидают его, и он понимает, что не доплывёт.

Очередная волна захлестывает Ярослава, и он едва успевает взять глоток воздуха. Тело измотанно и сопротивляться уже нет сил. Под водой он видит, как поверхность удаляется. Внезапно что-то промелькнуло рядом и застыло над ним. Не то рыба, не то человек. Темное очертание и лишь горящие золотом глаза. Существо подплывает к нему и, подхватывая под руки, тащит к поверхности.

Неожиданно он слышит над правым ухом четкие слова: «Спаси меня!» В следующую секунду он появляется на поверхности и, наконец, делает глубокий вдох.

С таким же сумасшедшим вдохом Ярослав просыпается. Отдышка, пот градом, сердце просто выпрыгивает из груди. Судорожно он ищет опору одной рукой, а второй оружие, что всегда рядом. Такие сны преследовали Ярослава теперь постоянно. Каждый раз он делал что-то новое, но все в том же месте, и все та же девушка звала его, пела и просила спасти. Объяснения этому не было, а нервы были на пределе, ведь нормально поспать получалось через раз.

Со временем картина сна стала меняться. Неизвестную девушку он встречал то в море у скал, то в лагуне на берегу, то на черных камнях. Она что-то говорила, либо пела ему, но каждый раз он не мог разобрать слов, и каждый раз ускользал от него её лик… Наваждение сводило с ума. Заснуть снова уже не получалось и Ярослав выходил в сад, подышать свежим прохладным утренним воздухом.

В эти моменты очень хотелось встретить хоть одну близкую душу. Рассказать, поговорить, спросить. Что за морскую загадку он оставил неразгаданной? Кто эта девушка? Почему он видит её? И почему видится она ему с момента схватки с дьявольским незнакомцем, ведь ни одной женщины рядом не было? Вопросы сводили с ума бывалого военного, но ответа не находилось. Еще больше сводила с ума невозможность об этом рассказать, ведь близких друзей у Ярослава на родной земле теперь не было. Кто-то умер, кто-то ушел на войну, кто-то уехал при появившейся возможности.

Очередное утро, после ночного кошмара было особенно тяжелым.

– Кто же ты? Сколько можно меня терзать? Сгинь уже! Пропади пропадом! Дай мне покоя! – произнес Ярослав в пустоту, сидя на кровати и пытаясь продрать глаза.

Алкоголь накануне позволил заснуть быстро, но пробуждение теперь было настоящим испытанием. Ярослав поднялся и побрел к бане, где была бочка с водой, чтобы умыться. Немного погуляв по саду и успокоившись, он понял, что до завтрака еще три часа, а голова настолько тяжелая, что выдержать это время и целый день на ногах будет невозможно – и снова отправился к себе. Он упал в кровать, надеясь просто задремать и проснуться вовремя. Впереди был очередной день с отцом, который торопился погрузить сына в дела губернии, давал задания и делился опытом в решении проблем. Все прошедшие полгода Ярослав ходил и ездил с ним куда он укажет. По станицам, деревням и хуторам, разбирался в бумагах и вопросах, осматривал и вникал в производства и ремесла. Вотчина была стабильна, но не развивалась. Вся прибыль копейка в копейку уходила на дань государству.

Проснуться вовремя Ярослав так и не смог. Очнулся только к полудню, когда солнце уже во всю светило. По ощущениям несколько часов пролетели словно мгновение. Владимир этим утром, вернувшись из церкви с воскресной службы, собрал совет старейшин в приемной беседке. Разговор был краткий и, когда поднялся Ярослав, распоряжения были розданы и люди уходили прочь, о чем-то переговариваясь. Владимир уже шел на полдник, когда встретился с сыном. Прежде Ярослав никогда не видел того, чтобы отец собирал людей так рано, не говоря уже о том, чтобы ходил на раннюю службу в церковь. Он ожидал, что отец разразиться гневом из-за того, что сын не появился к завтраку и пропустил собрание, но тот был удивительно спокоен. Он предложил отправиться на трапезу в трактир «Соколина». Ярослав послушно последовал за отцом, все еще ожидая хотя бы жесткой фразы в свой адрес.

В полной тишине, неспеша они дошли до трактира. С отцом здоровались все проходящие, на что он лишь молча кивал в ответ. Сын шел позади. Придя в трактир, они сели за стол у окна и вдруг Владимир нарушил молчание:

– Сын. Ты знаешь, я не любитель ходить вокруг да около… Я вижу, что у тебя тяжело на душе. Будто ты, хоть и дома, но словно на побывке. Может поделишься со стариком, что тебя тяготит?

– Да бросьте, отец! – отвечал Ярослав, обращаясь к родителю на «вы», поскольку не мог себе позволить иного, не смотря на многочисленные просьбы отца общаться проще, – Что вы?! Все прекрасно! Просто, даже спустя полгода, очень трудно перестроиться… Служба… Война, черт бы ее побрал! Всё это оставляет метку на сердце.

– Ну, вот опять ты выкаешь! – сказал он, хлопнув ладонью по столу, – Ах, ладно! Понимаю. Сам грешен! Первое время не мог спать ночью. Дремал в полглаза. Но былая война в прошлом, нынче только «мирная война» да плечо в награду ноет в дождь! – усмехнулся отец, – Но все же, не только это я вижу… Будь со мной откровенен и расскажи, что же случилось? Не прохожий ведь! Ты ведь так и не объяснился со мной по поводу увольнения из армии. Ведь мог и сам себе титул заработать и продолжать служить.

– Нет уж, довольно! – угрюмо ответил Ярослав, отведя взгляд и выдержав небольшую паузу, добавил: – Просто раньше была цель… а сейчас… не знаю…

– Хм… – протянул Владимир, – Никогда от тебя не слыхал сомнений. В письмах до определенного момента ты был – сама уверенность. Даже резвее меня в принятии решений! Быть может, кто повлиял на тебя?

– Ну… – пожал плечами Ярослав.

– Деваха что ли? – ухмыльнулся отец.

– Да не сказать, чтобы… Женщины меня не очень интересуют.

– Ложь! Сразу видно! – тут же насмешливо укорил отец, ткнув пальцем в стол.

– Почему вы так считаете?

– Да потому, что ты мой сын! А я знаю, что ты не «французских кровей»! Вообще тебе пора бы подумать о своей любимой женщине и семье! Сразу и цель появится!

– Эх… – отмахнулся Ярослав.

Он нахмурился, затем глотнул принесенного вина и закусил, подумав про себя: «Много ли вы понимаете, отец, о любимых женщинах и семье! Сами-то старость встречаете в одиночестве с рюмахой горилки!».

Но, что бы там не думал Ярослав, он не решался сказать нечто подобное в лицо отцу. Кому угодно мог бы сказать, но не отцу. Чтобы соскочить с неудобной темы он решил поведать историю Викторова, что и была для него определенным камнем преткновения.

Отец выслушал историю не перебивая, лишь иногда задавая короткие вопросы о подробностях, затем, выдержав паузу, сказал:

– Пожалуй, твой товарищ по оружию поддался смятению, а вот командир счёл верно! Как бы жестоко это не звучало! Молодка сама по себе угрозой не была, конечно, но отчаяние и обида в людях затрагивает самые темные стороны. Кроме того, зная этот народ, могу сказать, что родственные связи, братство и вера у них очень сильны. Оставшись на воле, она запросто могла примкнуть к врагу и сообщить о местоположении войск, а те исподтишка напали бы.

– Викторов дураком никогда не был! Я бы поручился за него…

– Эх сынок… Выходит, дурак – ты! Как можно ручаться за человека, изменившего присяге?

– Вот как? Выходит, убивать беспомощных женщин в порядке вещей? Стоит ли вам тогда говорить мне о любви?! – резко ответил Ярослав.

– Но-но! Думай, с кем говоришь, сын! И умерь-ка свой пыл! – жестко ответил Владимир, – Любовь порой изменчива! Порой самые страшные преступления делали люди из-за любви! Подумай лучше сам! Она беспомощной никогда не была. Оружие брала? Брала! Пыталась напасть на офицера? Пыталась! На месть она вполне была способна.

Ярослав промолчал, лишь посмотрел на отца серьезным взглядом.

– А ты проявил слабость по отношению к бойцу! Оттого он, завидев юбку, и потерял голову! Так что его смерть – это твой промах! И как я вижу… за этот промах ты и страдаешь… – произнес отец и опрокинул рюмку водки.

– Как же мне было поступать? Вы всегда учили чтить женщин вне зависимости от происхождения. И бойцов уважать, как братьев!

– Ярослав! Ты поступил так, как поступил! Ты выбрал – стоять и смотреть как умирает твой брат по оружию и та девушка. Ты спрашиваешь потому, что не знаешь простого ответа! Но ответы не всегда бывают простые! И твой вопрос звучит глупо, потому что ты хочешь воспользоваться моей головой и моим опытом. Но вот меня не будет и что ты будешь делать? Все время будешь таскать в себе горесть нерешенной задачи? Кроме того, решение этой задачи ровном счетом не исправит ничего из сделанного! Спасти можно было обоих, поимей ты в тот миг холодный рассудок, расчетливость и смекалку. А еще понимай ты чувство любви…

– Да какая любовь?! Есть приказы! Там война! – выпалил Ярослав. – Впрочем… не стоило тебе об этом рассказывать… тебе самому неведомо это чувство! – добавил он и, встав из-за стола, направился к выходу.

– Ну, вот, наконец-то! Мы заговорили на «ты»! – усмехнулся Владимир, – Но ты опять не прав! Знаю я, что такое любовь, и сколь многое она значит в жизни…

– Неужели? А как же…

– …Хочешь спросить про свою мать? – оборвал сына Владимир, – Тогда вернись за стол. Выдохи! Налей и выпей! Надо ли тебя учить приличию и тому, что непочтительно вставать из-за стола, не попросив прощения?!

Ярослав удивился, но все же вернулся на свое место. Слова о матери были как холодный душ. Ведь отец не говорил о ней с ним со дня ее смерти. Лишь изредка упоминая. Тем временем отец продолжил:

– Беда в том, что любовь – это не то чувство, что можно привить силой. И я этого тоже не понимал в свое время, – сказал он и налил две стопки, себе и сыну, затем выпил и, громко выдохнув, продолжил, – Как бы ни было печально, твоя мать мной никогда не была любима! Ее отдали мне, как… не знаю… как собаку или лошадь. Вот только с собакой или лошадью ты знаешь, что делать, а с женщиной так нельзя.

– Неужели? А как можно? – с долей иронии произнес Ярослав.

– Одна хорошая знакомая мне сказала, что женщинам нужны внимание и забота, а семья строится на том, насколько муж и жена в одной, так сказать, лодке. А какая, к нечистому, общая лодка, если жену пригнали как скотину? Верно – никакая! Не мила была она мне ни в жизни, ни уж, извини, – в постели, хоть и старалась… Сначала я обманывал себя… Стали жить вместе. Ейные родители во мне партию видели, на приданое не поскупились, а мне нужны были продолжатели рода… Обвенчались… Она умелая хозяйка, податливая, лишнего не просит, нужное потребует, казалось, что этого было вполне довольно… но… кхе… нет… Дурная взаимовыгода, не более! Тогда мне показался уместным такой подход, ровно до того, как выяснилось, что она после первых родов стала бесплодной. Тогда последняя нить оборвалась во мне. Кхе… Ты был и есть единственное сосредоточение моих усилий. И я рад, что дождался тебя. Увидел тебя героем войны, спасителем и тем Ярославом, которого я взрастил! Я был строг, но ты же понимаешь, отчего?!

– И когда же ты понял про заботу и эту самую волну, отец?

– Слишком поздно я это понял, сын! А через день уже я жену потерял… – горько ответил Владимир и, налив стопку, не чокаясь, опрокинул, а затем занюхал хлебом.

От услышанного Ярослав впал в смятение. Такой шок он испытывал всего несколько раз в жизни. В голове воцарился хаос, а рой вопросов шумел пчелиным роем. Но спросил он совсем другое:

– Зачем, отец? Зачем ты мне сейчас все это говоришь? И кто та женщина, что ты решил послушать? У тебя в советниках таковых нет…

– Сенница… – вымолвил отец, заметно нервничая, не глядя сыну в глаза.

– Это кто? Ведьма, что ли?

– Да. Кхе… Поговорили мы с ней… Выпили вместе, помнится, крепко… не помню, как домой добрался… Дочь у нее еще родилась пока ты на службе был…

– Тьфу ты… чертовок развелось! Помню эту чокнутую! А тут еще и дочь наплодила…

– Не надо так о них… Хорошая она! И дочь ее… Верю я ей… Пока тебя не было я им с дочкой помогал, к слову… И они в свою очередь помогали… по-своему… Ведают они много тайн, и словам их стоит верить. Ты пока этого не понимаешь, но поймешь в свое время… – произнес отец, но будто из последних сил.

– Да как же верить их словам, отец?! Мне говоришь про то, что Сашке Викторову верить было нельзя, а сам с бесноватыми общался?! Да может они мать в могилу и свели, ты об этом не думал?!… – с укором сказал Ярослав, совсем ошалев от свалившейся на него всего за несколько минут информации. Тем временем Владимир побледнел, и это было бы видно, если бы не тусклое освещение питейного заведения, ноги занемели, а в левой руке покалывало на гране прострела. Он попытался руку поднять, но обронил на стол и опрокинул графин водки. Дыхание участилось и было поверхностным.

– Ох… что-то… не то… – произнес он наконец, оборвав тираду сына.

– Батя? Ты что? – вздрогнул Ярослав, и бросился к отцу.

– Дышать… не могу… в глазах плывет… всё… ноги… рука левая отнимается…

Ярослав врачом не был, но мгновенно понял, что дело плохо – немедля позвал на помощь и поспешил помочь уложить отца на пол. Затем, как можно быстрее, – в карету и домой, благо «Соколина» от родной обители была всего в паре километров. По дороге Владимир потерял сознание.

Очнулся он уже дома, рядом был сын и местный доктор по имени Мечеслав Жилько. Очень жесткий и жестокий тип. Он не умел успокаивать людей, наоборот всегда говорил правду о том, как будет больно. В его защиту можно было сказать – несмотря на то, что он делал пациентам реально больно, лечил он хорошо. Те, кто вытерпливал его лечение, практически все выздоравливали. Тем не менее, не любили и боялись его и стар, и млад, но за спасение от лютых болезней, платили щедро, отдавая порой почти все. Жилько при этом не особо старался кому-то нравиться, справедливо считая, что не он нуждается в людях, а они в нем.

– Ярик… что со мной? – едва промолвил Владимир, затем перевел взгляд и, увидев врача, тяжело произнес, – О, нет! Ты Жилько позвал…

– Отец, не до шуток! Я думал, ты умираешь…

– Угу! А он, наверное, поможет продлить страдания?! – с долей сарказма произнес Владимир.

– Ваше благородие! Делать мне больше нечего, как вас мучить! А между тем, у вас судя по симптомам – инфаркт миокарда! Для вас поясняю – это разрыв клапана сердца! Протянете вы очень недолго! В худшем случае будет больно, будто вам всадили нож в грудь, вы будете задыхаться и кашлять, при этом не сможете даже кричать, в лучшем, уйдете во сне! Сделать я ничего не могу, кроме как давать вам успокаивающее и опиаты. Они снизят боль и скрасят последние часы вашей жизни. Эта типичная проблема в вашем возрасте и при вашем образе жизни!

– То есть как «недолго»? Что это значит? – возмутился Ярослав.

– Увы, Ярослав Владимирович! Смерть наступит через три-четыре дня.

– Но может что-то еще можно сделать?! – не унимался сын.

– Сожалею. Не все в моих руках. Вы можете проститься.

Ярослав стоял с ошалелым видом, переводя взгляд с доктора на отца и обратно, не в силах поверить в услышанное.

– Спасибо тебе, Жилько, что так подробно расписал, как скоро и мучительно я подохну! А теперь, раз помочь не можешь, ступай!

– Как прикажете, господин! Укол я вам сделал! Зайду к вам еще раз позже! – процедил Жилько и, собрав саквояж, вышел.

– Уж лучше яду выпить, чем слушать этого остолопа со склянками и шприцами! – произнес Владимир и махнул рукой вслед закрывшейся двери.

– Отец! … Мне очень жаль! Я буду рядом…

– Сынок, я должен сказать! Выслушай… – он подозвал сына ближе и взял за руку.

– Слушаю, отец!

– Спасибо тебе… за все! Отныне всё, что есть сейчас, все оно будет твоим. Я успел и наделить тебя дворянским титулом, и наследство оставить, и со всеми вельможами в губернии познакомить, и в деревнях все решить… Жаль только… – он прервался и закашлялся, а Ярослав велел слуге налить в кружку воды и сам дал ее отцу.

– Чего же жаль-то, батя? Ты за жизнь сделал куда больше, чем я, достиг высот, о которых мне только мечтать! Разве тебе есть, о чем жалеть?

– Есть, сынок! За мамку твою жаль! Что так и не смогли с ней найти друг в друге любви, понимания и поддержки! Ты же помнишь, как мы жили тогда… За жизнь без любви жаль…

– Ну да. Я, грешным делом, думал тогда…

– Что я на стороне погуливаю?!… Ха-ха… кхе… Даже шпионил за мной… помню… кхе-кхе!! Но нет! Я не ходок… ей я был верен… Просто не любил…

– Конечно, понимаю…

– Вот знаешь, иногда умирают люди, и душа прямо стонет! Боль эту нечем заглушить, даже если напьешься! А вот после ее смерти я понял окончательно – ничего в моем сердце и жизни не изменилось, а значит, не было любви. И вот этого мне жаль! Не сумел я в жизни обрести ее! Или искал плохо?! Черт знает! Еще жаль, что не показал этого тебе… Оттого я вижу в твоих глазах тоску, суровость и непонимание…

– Горько это слышать, отец! А чего же тогда не стал новую девицу искать? Может, нашел бы…

– Да куда там было уже искать?! Дел по горло!.. – сказал Владимир и снова закашлялся.

В ответ Ярослав промолчал, с грустью смотря на отца. На глаза наворачивались слезы, но стыдясь их, он сдерживался.

– Эх! Сейчас бы встать и на войну, или еще куда, но не валяться как тряпка!! – вздохнул Владимир.

– Будет тебе, отец! Еще встанешь! Не слушай Жилько! Ты ведь и не такое переживал, дожив до таких лет, столько сделав и одержав такие победы…

– Успею еще… Хуже всего, что я знал…

– Что именно?

– Знал, что умру…

– Как ты мог это знать?

– Сенница сказала… Поведала она, что пробьет мой час… Что умру… Когда сын героем с войны вернется… Что успеть многое надо… Что груз с души снять надо, чтобы спокойно уйти… Как видишь – не солгала! По-доброму она отнеслась… Хотя и не понимаю, почему?! Для нее я почти что врагом был одно время, правда не желал этого…

– Батя, держись! Да мало ли, что она там наговорила! Ты же сам учил, что важно не то, что кто-то тебе сказал, а то, что ты себе принял! Не так разве?

– Все так… Вот только, видимо, я принял свою судьбу. Разбитое сердце мне награда за все!

– Это не так…

– Все так! Сам же видишь! … Обещай мне кое-что…

– Что?

– Не повторяй моей ошибки! Без любви жить нельзя! Это как на шлюпке через океан, босиком по тайге или без воды и тени по пустыне… Жить в вечном беге, с виной на плечах и горечью… Нельзя так жить! Нельзя, сын!!! Не покупай любовь, как сейчас принято… Обещай, что ты найдешь свою женщину и создашь очаг, где будете вы с ней едины и дружны, что наследников родите и заживете в счастье… Все что есть – отныне твое! Как распорядиться – решишь сам! Если нужно – продавай! Я не смог найти этого тепла в жизни… Но ты… Ты сможешь! На то тебе мое слово и благословение…

– Отец, я… Ты ставишь предо мной непосильную задачу… Я даже не знаю, как с этим быть…

– Найдешь советчиков сам! Может к Сеннице сходишь, направит… а сейчас – обещай!!!

– Хорошо! Обещаю тебе…

– Вот и ладно! Вот и… Кхе!! А теперь позови Жилько, и сходи… за дьяком, с ним я единственным не успел поговорить напоследок!..

– Я слушаю тебя, отец!

Ярослав отпустил его руку и вышел за дверь. В комнате на стуле у окна сидел Жилько. Он всегда сидел с прямой спиной, будто в готовности на низком старте. Когда он увидел вышедшего Ярослава, он тут же поднялся и последовал в опочивальню Владимира, даже не пришлось говорить лишнего.

Ярослав помчал в келью дьякона в смешанных чувствах. Сердце колотилось, а по щекам все же текли слезы, как он ни старался их сдержать. Создавалось стойкое ощущение, что отец просто его отослал. Желание было вернуться, но он не мог противиться воле родителя.

Когда дьякон открыл дверь и увидел Ярослава, который просил его пойти с ним к Владимиру, он лишь посмотрел в глаза молодцу и вместо того, чтобы пойти с ним, направился в звонарню, где тотчас зазвонил в набат. Ярослав был в смятении, и лишь со звоном колокола все понял, побежал назад… Жилько выходя из спальни Владимира лишь произнес:

– Ваш батюшка, Ярослав Владимирович, покинул нас. Мои соболезнования. Он просил вам отдать вот это. Помните, что вы теперь новый господин земель сих, и не забудьте направить письмо Императору о смерти вашего батюшки и принятии земель. Честь имею! – сухо процедил Жилько и ушел, оставив Ярослава одного.

Бумаги оказались письмами Императора в ответ на прошение о жаловании дворянства, земель Ярославу и передачи власти на них от отца к сыну. Он был к этому подготовлен, но сейчас об этом и думать не хотелось. Сейчас он чувствовал только боль от утраты. И горе это было не унять. Он вошел в комнату и увидел отца. Он лежал так будто заснул, спокойным и безмятежным сном. Он лишь подошел, положил руку ему на грудь и обронив слезу накрыл его лицо простыней.

После того, как отзвенел набат, пришел дьякон в траурных одеждах, вместе с Ярославом и Жилько обмыли покойника и подготовили к панихиде на следующий день. Затем Ярослав раздал указания прислуге и советникам по похоронам, а сам отправился в сад отца, где долго сидел на скамье отца и смотрел на яблони и клумбу, где в это время кружило множество шмелей. День был ясным, но в глазах Ярослава сейчас он потускнел.

«Что же вы отец, так быстро ушли-то?! Неужто сил для борьбы не было?!» – думал про себя Ярослав, – «Да еще и задачку задали! Сейчас бы он сказал – опять ты выкаешь! Жаль, уже не скажет… Эх. Лишь перед смертью с собой вынудил на „ты“ говорить…» – думал тогда Ярослав.

В такие моменты обычно люди отказываются верить в то, что произошло. Вот только Ярославу это было неведомо. Он в единый момент понимал утрату и потому переключиться с переживаний ему было трудно. Еще в тот момент он впервые почувствовал одиночество, от которого веяло холодом и животным страхом.

Через три дня были проводы и панихида. Да такие, будто хоронили батюшку царя. Весть о смерти Владимира разнеслась едва ли не со скоростью света, и на третий день к похоронам народу приехало со всей области не менее двух тысяч человек. Маленькая деревенская церковь, не была предназначена даже для ста человек, а потому проводы и отпевание затянулись аж на целый день. Рыдали и стар, и млад, пока дьякон и местный хор отпевал усопшего и закапывали гроб. Разумеется, без тризны не обошлось.

В итоге день измотал всех, кроме усопшего. Люди ночевали на ближайшем незасеянном поле под открытым небом или кое-как сооружая навесы. Далеко не все вели себя порядочно, и Ярославу пришлось запросить подмогу и выставить дружину.

После проводов и похорон многие люди уезжали восвояси, но далеко не все. На площади около церкви собрался целый стихийный митинг желающих узнать судьбу земель. Ярославу в тот момент до смерти хотелось просто побыть в тишине хотя бы один день. Но не тут-то было. Дворяне, старейшины и крестьяне ждали решений и действий нового молодого помещика. Если перед ними не выступить и внятно не обозначить цели и направление в политике области, то с той же скоростью, что и весть о смерти Владимира, разнесется слава «царя тряпки» в отношении Ярослава. А там не за горами бунт и рост бандитизма.

Медлить было нельзя. И на следующий день Ярослав, встав пораньше, сам лично подготовил речь и объявил на площади о принятии власти, обозначил стратегию по хозяйству области.

Не смотря на подготовку отца, результат оказался двойственным. Возможно, тон Ярослава был довольно жестким, возможно, часть позиций в части единства и верности ему были лишними, возможно, держался он высокомернее, чем его отец и не было от его речи ощущения, что он «свой». Народ хоть и разошелся по своим домам, но будто в некоем смятении, не понимая до конца, что будет дальше.

Вся область на тот момент напоминала какого-то спесивого коня, на котором еще не ездил ни один наездник. Доверие не передается по наследству или дарственной, его надо заслуживать. Исполнительность свиты без строгости тоже не возникает. Ярослав стал пробовать работать с теми, с кем работал и сводил его отец, но постоянно чувствовал, что они действуют с хитрецой и по-своему. Даже крепостные хоть и подчинялись, но через едва скрываемое недовольство. Бывали и мелкие подлости. Позиция силы была на стороне народа, и, если не перетянуть этот канат на свою сторону, а, вдобавок, если найдется кто-то столь же умный и рьяный, как и его отец в свое время, то власть ускользнет из рук как угорь.

Минуло полгода пока Ярослав вникал в суть правления и пытался наладить связи в своей же области. Успехи были, но с первых дней было ясно, что нужны свои люди, на которых точно можно положиться. А пока дел было невообразимо много – доклады, поездки, решения споров, еще участились случае бегства крепостных и остановки деятельности мануфактур, а также повальное пьянство.

Дни сменялись ночами, но ворох дел только рос. Ярославу не всегда было понятно, как отец вообще с этим справлялся сам и умудрялся каждый вечер ложиться спать.

Тем временем проблема экономики в родной области назревала уже довольно остро. Требовались кардинальные шаги по улучшению. Необходимо было наращивать торговлю, разрабатывать новые способы заработка, развивать мануфактуры и промыслы, а для этого нужно было переформировывать казну. При всем при этом надо было своих же людей чем-то кормить, поить и на что-то строить и развивать деревни. Ведь прошедший год был буквально на грани банкротства. Никаких потайных сбережений у Ярослава, естественно, не было – только то, что осталось в наследство от отца.

В один из дней в порту Мариуполя

Вечерело. Старший офицер порта Сергей Семенов был чертовски уставшим. Заказчики перевозок по морю – сплошь элита, которая либо ожидала корабли с грузом, либо требовала отправки своих грузов. Никто не хотел слышать, что от него зависит только очередность отправки и принятия кораблей. То, насколько быстро они ходят по морю, и доходят ли до пункта назначения – не в его власти, а во власти только погоды и Господа Бога.