Текст книги "Авантюрист. Начало"

Глава 7

– Ну всё, мы пошли, – сказал я и задраил люк.

Внутри моя лодка выглядела очень странно. Чего стоило хотя бы свечное освещение. Свечи стояли в длинных стеклянных колбах, открытых сверху. Более глупой идеи для освещения замкнутого, герметичного пространства и представить сложно, но у нас было вот так. При условии принудительной вентиляции лодки это будет работать.

– Янис, по счету три. Раз, два, три! – Мы с сыном Дукаса одновременно открыли два вентиля по бортам лодки, и в балластные цистерны начала поступать вода. Мы с молодым греком переглянулись, погружение началось. Рядом с вентилем я закрепил примитивный, но работающий капиллярный глубиномер, моя отдельная головная боль. Без определения глубины погружения затея с подводной лодкой просто опасна.

Когда прибор показал пятьдесят ярдов, я скомандовал Янису, и мы перекрыли вентили. Теперь нам нужно проплыть около кабельтова. Усевшись в кресла, перед которыми были закреплены педали привода, мы с энтузиазмом принялись их крутить.

Едва лодка вышла из-под корпуса переоборудованной шхуны Дукаса, как надобность в свечах отпала. Стояло солнечное флоридское утро второго января тысяча восемьсот пятого года, и остеклённые нос и верхняя часть кормы лодки давали достаточное количество света.

Вчера мы, после недельного плавания, подошли к архипелагу Кей-Вест, самой южной точке будущего штата Флорида. Здесь больше ста пятидесяти лет назад затонуло несколько испанских золотых галеонов, именно их сокровища и являлись настоящей целью моего прибытия во Флориду.

Последний раз я был в этом месте за неделю до переноса души, мы с моей сербской подружкой здорово провели здесь время, наплавались назагорались и побывали на занимательной морской экскурсии. Это помимо других, более интересных развлечений.

На экскурсии нам показали место крушения корабля, с которого в восьмидесятых годах двадцатого века подняли несколько сундуков сокровищ, общей стоимостью несколько сотен миллионов долларов. Я тогда даже нырнул с аквалангом и посмотрел, что к чему, на месте. Поначалу ничего интересного, кроме заросших водорослями обломков и парочки старинных пушек, я не увидел. Но затем чуть в стороне нашёл на дне слиток из трёх серебряных песо чеканки 1600 года. Это в 2015 году было огромной удачей.

И вот, спустя пять месяцев и отмотав календарь на двести с лишним лет назад, я снова здесь, увлеченно кручу педали в подводной лодке, место которой скорее в каком-нибудь стимпанковском аниме, а не в реальном мире.

А ничего тут, красиво. Рыбки яркие, кораллы, морские звезды и прочая живность. Лодка шла вдоль дна, до которого оставался примерно ярд. Вчера, встав на якорь, мы первым делом промеряли глубину, получилось девятнадцать ярдов, а погрузились мы на восемнадцать. Будем надеяться, что дно на нашем маршруте не будет подниматься слишком уж резко.

Сейчас на шхуне Савелий, Стефан и Гектор с Ахиллесом не покладая рук работали с насосами, обеспечивая постоянную циркуляцию воздуха в лодке. Он, воздух, поступал и откачивался с помощью двух резиновых шлангов, которые тянулись от лодки к кораблю, словно пуповина. Достаточно верное сравнение – если что-то случится с этими шлангами, то мы просто умрём.

Вернее, не умрём, конечно, наденем маски и ласты, откроем люк и просто всплывём на поверхность, но вот лодка погибнет. Впрочем, этого не произойдёт, постучим по дереву, благо его тут много.

И вот мы на месте. Сквозь ячеистый остеклённый нос лодки виднелись обломки галеона, теперь начиналось самое важное. У нас всего три часа на поиск сокровищ. На шхуне должны видеть, что толстенный канат, соединяющий лодку с кораблём, прекратил разматываться, значит, мы на месте. Дукас и сотоварищи подождут три часа и начнут подтаскивать лодку обратно. Без них мы сами не вернёмся, лодка будет лежать на грунте из-за принятой забортной воды.

Янис взял инструменты, надел маску и ласты. Маска соединялась дыхательным шлангом с лодкой и имела трубку для выхода углекислого газа, этакий облегчённый вариант водолазного снаряжения.

Затем он перешёл в нос лодки, а я закрыл за ним герметичный шлюз. Когда створки с резиновыми прокладками плотно сомкнутся, он должен будет открыть нос лодки – створки раскрываются в обе стороны – и приступить к поиску. На случай если там будут тяжёлые предметы типа сундуков, у меня имелась ручная лебёдка. Лодка встала на грунт, значит, Янис открыл отсек.

Потянулись томительные минуты ожидания. Пару раз Янис подавал мне сигнал, и я что-то затаскивал в лодку. Наконец, когда до конца отпущенных нам часов оставалось всего пять минут, он забарабанил по переборке, давая сигнал, что всё в порядке. Я облегчённо выдохнул и взялся за насос – всю дорогу обратно я буду очень нудно откачивать воду из носового отсека, Янис займётся тем же самым. Лодка вздрогнула, и мы отправились в обратный путь.

Дорога до шхуны заняла вдвое больше времени, чем до места крушения галеона, нас притащили обратно в районе трёх часов по полудню. Конечно, мы не откачали воду из носового отсека до конца, это и не планировалось – у нас была предусмотрена откачка воды командой шхуны через хитрую систему шлангов. И ещё через полчаса я смог, наконец, открыть шлюз и впустить мокрого, но довольного собой Яниса обратно. А ещё через двадцать минут лодка всплыла внутри корпуса шхуны.

Общими усилиями мы подняли лодку на борт и достали добытое. А затем началось самое интересное – подсчёт трофеев!

А трофеи по-настоящему впечатляли: двести пятьдесят килограммов золота, на почти двести тысяч долларов, сто четыре тысячи испанских золотых дублонов – ещё четыреста тысяч. И наконец, самое главное: шесть сотен колумбийских изумрудов, лучших в мире. Стоимость камней невозможно оценить даже приблизительно, понятно только, что очень много, миллионы долларов. Всё это было грузом для испанской короны.

На закуску остались личные вещи безвестного испанского гранда, а именно драгоценности. Три десятка ювелирных украшений из золота и серебра, инкрустированных камнями. Особенно впечатляло одно колечко с десятикаратным изумрудом, в моё время на полмиллиона бы оно потянуло, тут же тысяч на двадцать пять.

Экспедиция увенчалась полным, даже, можно сказать, оглушительным успехом. Сколько точно мы взяли, станет понятно позже и уже не во Флориде. Тут сейчас даже банков нет, а к ростовщикам, менялам и местным ювелирам обращаться смысла нет. Так что отложим камушки и бо́льшую часть золота до прибытия на Кубу.

Спасибо тебе, архипелаг Кей-Вест. На твоих скалах, конечно, погибло много ни в чём не повинных испанских моряков, но нам грех жаловаться. Подняли мы даже не десятую долю всего, что скрывают окрестные воды, но заниматься поисками всего остального нет ни времени, ни, самое главное, возможности. В двадцатом веке сокровища того же знаменитого галеона «Аточа» искали с помощью самого настоящего «подводного пылесоса», просеяв тысячи и тысячи тонн песка на дне. Я, возможно, сюда ещё вернусь, но потом.

Подняв для безопасности американский флаг, мы пошли домой. Пираты тут есть, и они активны. Правда, большинство из них американцы, и на своих нападают крайне редко.

Плавание до Сент-Августина прошло достаточно спокойно, мои усовершенствованные пушки не понадобились. Один раз, правда, на горизонте показался корабль подозрительного вида, мы было заволновались, но скоро заметили ещё один парус, а затем и ещё. Мимо нас прошёл целый испанский караван в сопровождении четырёх фрегатов – естественно, что пиратов, если это были они, и след простыл.

* * *

Одиннадцатое января тысяча восемьсот пятого года стало очень важной датой для Сент-Августина. Ещё никогда в его гавань не входило судно с таким дорогим грузом на борту. Правда, знало об этом только очень ограниченное количество людей, а об истинной ценности нашего груза догадывался только я один.

Пока мы шли домой, у меня состоялся очень интересный разговор с Савелием, и, что характерно, начал его он.

– Большой ты куш взял, барин. Как есть большой.

– Что есть то есть, Савелий. Не переживай, ты тоже внакладе не останешься.

– И слава богу, спасибо тебе, барин. Хотя я что, я человек маленький, мне много не надо. А вот на что тебе такие деньжищи?

– Интересный вопрос, как на что? Теперь совсем другая жизнь начнётся, начнём по-настоящему большие дела воротить.

– Вот, вот. Смотрю я на тебя, барин, и не понимаю, зачем тебе это. Ты же человек небедный. Денег с этой твоей резины тебе и так до конца жизни хватит. Но не сидится тебе на месте. Суетишься, придумываешь что-то. Вон целую лодку, под водой плавающую, построил. Мы-то поначалу со Стёпкой над тобой, барин, смеялись. Ишь, мол, чего удумал, люди всё ж таки не рыбы, чтобы под водой плавать. А оно вона как повернулось. И знаешь что… – Савелий взял паузу, набил трубку, раскурил и глубоко затянулся. Выпустив дым в ночное небо, он продолжил: – Я так думаю, ты эту резину придумал, чтобы лодку построить. А лодка тебе нужна была, чтобы сокровища со дна морского поднять. Но почему мы их нашли? Море большое, но мы же специально тут на якорь встали. Знал ты, барин, куда идти за сокровищами. Убей меня Бог, знал ты. Вот только откуда?

Твою мать! Прав был этот греческий священник, отец Михаил. Умный-то я умный, а всё ж таки дурак. Действительно, откуда я мог знать, где этот галеон затонул. Попал ты, Гамильтон, как есть попал.

– И что же ты по этому поводу думаешь? – спросил я его.

– А я пока ничего не думаю. Понятно только, что эти деньжищи тебе не для развлечений нужны. И кафтанчик на тебе плохенький, и бабу ты себе нашёл так себе, смотреть не на что. На тебя посмотришь и не скажешь, что богат ты теперь аки Крез какой-нибудь. Зачем сокровища-то тебе, барин?

– Савелий, а ты свою деревню вологодскую помнишь?

– Ну, допустим, помню.

– И как хорошо там люди живут?

– Ну плохо, а тебе что с того?

– А тут люди хорошо живут?

– По-разному, не сказать, чтобы сильно лучше.

– Вот, а могут и там и тут жить лучше.

– А деньги-то эти причём тут?

– Увидишь, с их помощью можно многое сделать. Большая дорога с первого шага начинается.

– Ну посмотрим, барин, куда тебя эта дорога приведёт.

– Савелий, а это только ты такие вопросы задаёшь?

– Конечно нет. Все так же думают. И Стёпка, и арапы эти твои, и Дукас с рыжим.

– С каким таким рыжим?

– Да с Барри твоим. Все видят, что что-то с тобой случилось после того выстрела, о котором мне Дукас рассказал.

– И что же думают по этому поводу широкие народные массы?

– Ей-богу, барин, вот ты вроде по-русски со мной говоришь, но так, что я тебя не понимаю.

– Что народ думает, я спрашиваю.

– А ничего не думает. Изменился ты, но в лучшую сторону, вот что.

Да уж, интересный у меня состоялся разговор с этим вологодским хитрованом. Я снова прокололся, теперь уже по-крупному. Если бы кто-то в моём окружении оказался хоть с малейшей гнильцой, лежал бы я уже на дне этого ласкового моря с перерезанным горлом.

Ладно, что сделано, то сделано.

Добытые сокровища мы под покровом ночи перевезли в поместье, и храниться они будут в медицинской лаборатории, доступ туда всё равно есть только у меня.

Все участники получили премию от тысячи долларов рядовым членам экипажа до трёх тысяч Дукасу. Грек тут же потратил и свою долю, и долю сыновей на товары и две новые шхуны, на одной из которых ушёл в Нью-Йорк.

Капитаном второй шхуны стал его средний сын, Панайотис. Янис, впечатлившись нашими подводными приключениями, остался при мне.

* * *

– Милая, ты же говорила со своим отцом обо мне? – спросил я Селию. Девушка подняла голову с моего плеча и ответила:

– Конечно говорила.

– И что он тебе сказал про меня?

– Что дух в тебе очень силён. Намного сильнее, чем весь народ семинолов.

– И всё?

– И что сила этого духа со временем будет гореть всё сильнее и сильнее. Скоро это пламя станет таким, что если я буду с тобой, то сгорю без остатка.

– Не понял, юная леди. Вы меня бросаете?

Девушка посмотрела на меня удивлёнными глазами и жарко поцеловала. Через полчаса мы продолжили этот разговор.

– Нет, конечно. Как я могу тебя бросить? Ты меня спас, дважды. Это пламя сожжёт меня не завтра. И даже когда оно разгорится, я всё равно останусь рядом, греться от этого огня.

Я поцеловал девушку и встал с постели, чтобы одеться. Завтра с утра мне предстояло снова ехать с Сент-Августин, де Ремедиос прислал письмо. Он перекупил нужный нам фрегат и приглашал меня полюбоваться на этого красавца и принять участие в найме части команды. Капитана, первого и второго помощников и ещё нескольких ключевых офицеров.

От таких приглашений не отказываются, поэтому завтра Панайотис уходит в свой первый самостоятельный рейс в качестве капитана. На своей новенькой шхуне «Свободная Эллада» он доставит меня на Кубу.

И это значит, что мне надо сейчас дать указания Барри и Тому, отобрать парочку изумрудов поскромнее и вообще подготовиться.

* * *

Второй раз за неделю я в море. «Свободная Эллада» оказалась очень ходкой шхуной, и мы держали скорость в двенадцать узлов – неплохо, насколько я понимал. На этой крошке тоже стояли пушки с моим порохом и ядрами. Я наделся, что и сейчас нам они не понадобятся.

Но видимо, пришло время для испытаний в боевых условиях. На горизонте показались три каких-то корабля, и новоиспеченный капитан прильнул к подзорной трубе. Панайотис долго смотрел в неё, а затем передал мне и сказал:

– Похоже, это пираты, мистер Гамильтон. Идут галсами нам наперерез.

– Мы можем от них уйти?

– Я не уверен, сэр. У отца наверняка бы получилось…

Парень мрачнел на глазах. Я хлопнул его по плечу и сказал:

– Не дрейфь, всё хорошо будет.

На «Свободной Элладе» установлены десять орудий, шесть моих четырнадцатифунтовок – по три с каждого борта, и четыре трёхфунтовки на поворотных лафетах – по две на корме и носу. Для шхуны вооружение по количеству стволов недостаточное, сейчас редко ставят меньше десяти пушек. Но тут всё дело в качестве этих самых пушек.

А по качеству, дальнобойности, разрушительной силе и скорострельности мои крошки любому фору дадут. Не прям любому, конечно, пушки втрое большего калибра и стреляют дальше, и делают больнее. Но их у пиратов просто не может быть. Так что я был относительно спокоен.

Чего нельзя сказать о юном капитане и его команде. Панайотис шевелил губами, наверняка молился. На лицах команды застыло примерно одно и то же выражение: страх, смешанный с паникой. В общем, моральный дух моих греков на недопустимо низком уровне.

– Значит так, парень, – подчёркнуто спокойно сказал я сыну Дукаса, – мне не важно, каким бортом ты к ним встанешь, хоть левым, хоть правым. Главное, чтобы, когда до этих любителей отнять и поделить осталось двадцать кабельтовых, на них смотрели четырнадцатифунтовки. Понял?

– Да, мистер Гамильтон.

– Вот и хорошо, я пошёл к канонирам, – сказав это, я хлопнул парня по плечу и спустился с капитанского мостика на палубу. Матросы уже открыли пушечные порты и сейчас банили стволы пушек.

* * *

Да, это точно пираты. И дело даже не в том, что у них за флаг. Никакого черепа с костями там, конечно, не было. Вполне цивильный американский флаг. Просто носы кораблей заволокло дымом, прогремели выстрелы, и три ядра небольшого калибра врезались в воду по нашему курсу. Нам недвусмысленно намекали, что сейчас будет.

Я в эти игры играть не собирался. Шхуна повернула, встав к непрошеным гостям правым бортом. Пушки были заряжены, и канониры ждали моей команды на открытие огня.

Глава 8

– Пли! – скомандовал я, и три пушки выплюнули смертоносные подарки по направлению к противнику.

Первый залп ушёл в молоко, перелёт. Три огромных столба воды выросли между головной пиратской шхуной и следующей за ней. С такого расстояния я даже в подзорную трубу не смог разглядеть, что происходит на кораблях противника, но готов был дать голову на отсечение – пиратские капитаны сейчас в замешательстве. На нашей шхуне просто не могло быть крупнокалиберных пушек, способных так стрелять.

Что же, волки позорные, зря вы сегодня вышли на охоту, эта дичь вам не по зубам.

Обернувшись, я взглянул на моих канониров. Они заканчивали банить пушки и вскоре подкатили их к орудийным портам.

– Заряжай! – крикнул я.

Молодцы матросы, простая воинская работа растворила в себе их страх, они действовали слаженно и чётко. Порох, затем моя шрапнель, готово!

– Целься!

Первые выстрелы дали перелёт, и канониры сделали примитивную поправку, попросту уменьшив градус наклона пушек.

– Пли! – Ещё три ядра отправились в полёт.

А вот это уже хорошо! Мы попали двумя орудиями. Головной корабль врага исчез из виду за завесой из огня, дыма и взлетевших в воздух обломков.

Когда дым рассеялся, мы увидели результат попаданий. Носа у корабля просто не было, мачты снесло взрывом, и он начал тонуть. Два других пирата, до этого шедшие кильватерным строем, спешно начали разворачиваться. Мои люди отметили попадания дружным и каким-то звериным рёвом.

Нет, господа, поздняк метаться. Пока вы будете пытаться сменить курс, мы вас разделаем как бог черепаху.

– Огонь по левому!

В этот раз канониры перезарядились даже быстрее. К адреналину добавилась уверенность и радость.

– Пли!

Ещё попадание, всего одним ядром, но и этого хватило. Видимо, мы попали в крюйт-камеру, и пиратскую шхуну буквально смело с поверхности моря. Интересно, команда оставшегося корабля решит сдаться или нет? Пиратов во все времена положено вешать, они это знают, но всё-таки.

Нет, флаг они не спустили и продолжили поворот. Что ж, это ваше право.

– Пли!

И снова попадание, не такое смертельное, как по второму, но зато тремя орудиями сразу. Корпус вражеского корабля разорвало пополам, и он начал тонуть.

– Молодцы, джентльмены! Отлично стреляете! Всей команде месячный заработок, канонирам – полуторный!

А вот эти слова команда встретила намного более восторженно, чем точные попадания. Но я мог их понять. Смерть отступила, мы победили и жизнь прекрасна!

Для порядка мы подошли к месту, где сейчас барахтались пираты.

– Эй, висельники, – крикнул я уцелевшим, – если кто-то хочет не утонуть, а быть повешенным, милости просим!

Странно, почему на такое щедрое предложение мне ответили отборными ругательствами? Даже не знаю. Ну да ладно, не хотите – значит, не хотите.

Больше никаких приключений не было, и первого февраля мы прибыли в Гавану.

* * *

Корабль Пабло Диего приобрёл действительно задёшево. И я так подозреваю, его действия и стали причиной, по которой бывший владелец был вынужден его продать. Ну да это и неважно. Я в кораблях не разбираюсь, но фрегат, который сейчас стремительными темпами достраивался, выглядел великолепно.

Совсем скоро он уйдёт в свой первый рейс. Его предыдущий хозяин в целях увеличения грузоподъемности внёс изменение в проект, и фрегат будет нести всего тридцать два орудия, зато получил более вместительные трюмы.

В общем, кораблём я остался доволен. Завтра у нас запланирован визит в вербовочную контору, а сейчас я знакомился с семьёй моего партнёра.

А неплохо устроился мой новый партнёр, скажу я вам. На фоне его особняка недалеко от центра города моё поместье смотрелось индейской хижиной. Но меня это не смущало. Я тут не для того, чтобы понтами меряться.

– Мистер Гамильтон, позвольте представить вам мою супругу Марию Луизу.

М-да, у де Ремедиеса наверняка есть любовница. Не могу представить, чтобы с такой женой «альтернативной красоты» её не было.

И мне теперь понятна причина такой любви капитана гаванского порта к своему зятю. Пабло Диего буквально принёс себя в жертву ради связей тестя.

– Очень приятно, Мария Луиза, – я вежливо поцеловал женщине руку и продолжил, – разрешите преподнести вам маленький презент.

Одно из найденных мною колец – самое невзрачное, надо сказать, – сменило своего владельца.

– О боже, мистер Гамильтон, спасибо! Какая прелесть!

Мой подарок явно произвёл впечатление. Затем я был представлен отцу Марии Луизы, достопочтенному Хуану Антонио Аранио де Оссорио.

Как рассказал мне Дукас, сей достойный во всех отношениях муж ранее служил в испанском королевском флоте и дослужился до контр-адмирала. Его служба закончилась в тысяча семьсот восемьдесят первом году, во время испанского завоевания Флориды.

Британское ядро оторвало Хуану Антонио ногу, но не избавило его от природной живости характера. Эта живость в полной мере проявилась на должности капитана порта Гаваны. Гешефты эта семейка крутила такие, что страшно представить. Бизнес моего верного Дукаса на их фоне выглядел так, мелкой шалостью.

Но мне с ними детей не крестить, а в качестве делового партнёра де Ремедиес меня устраивал всё больше. С таким железобетонным тылом мне на Кубе будет очень комфортно, во всяком случае я так думал.

О делах мы не говорили. Единственное, что я вежливо попросил у де Оссорио, – рекомендовать мне хорошего ювелира. Камни сами себя не оценят и не продадутся. Он пообещал найти нужного человека.

Вообще, эти изумруды – очень рискованный актив. Они могут как вознести меня очень высоко, так и утопить. Слишком уж они приметные. В своё время, когда тот караван потерял часть кораблей – восемь из двадцати восьми, если быть точным, – взбешённый Филипп Четвёртый, тогдашний король Испании, организовал масштабную поисковую операцию.

Испанцы ничего не нашли, но записи о грузе наверняка всё ещё пылятся в архивах вице-короля. Любой, кто сопоставит факты, может понять, что это за камни. Так что – осторожность, осторожность и ещё раз осторожность. Оценю стоимость, продам пару камней и всё. С остальными буду потом разбираться. По-хорошему их нужно везти в США, а то и в Европу, но нет ни времени, ни возможности.

* * *

Вербовочная контора, где нас ожидали потенциальные кандидаты на офицерские посты на новом корабле, находилась в гаванском порту, и там, как обычно, кипела жизнь.

Туда-сюда сновали портовые чиновники, рабочие, грузчики, владельцы кораблей и матросы. Часть кораблей стояла под разгрузкой, часть, наоборот, готовилась выйти в море. В общем, приятная любому деловому человеку суета.

Уж не знаю чем, но моё внимание привлекла достаточно странная парочка, о чём-то ожесточённо спорящая на борту одной из пришвартованных посудин. Один из спорщиков выглядел как типичный капитан торгового судна средней руки. Второй, напротив, скорее напоминал только что освободившегося узника.

Я уже хотел отвернуться и пойти по своим делам – ну спорят и спорят, мне-то что с того, – как «узник» внезапно размахнулся и хорошо так врезал второму по лицу. Тот, не ожидав такого аргумента в споре, перелетел через фальшборт и рухнул в воду.

И то ли удар был таким сильным, что дезориентировал мужчину, то ли он в принципе плавать не умел, но спорщик начал тонуть, нелепо шлёпая руками по воде.

Я подбежал к краю пристани и хотел уже броситься его спасать, но меня опередил оппонент тонувшего. Он красиво, головой вперёд, прыгнул в воду, подплыл к тонувшему и с моей помощью помог ему выбраться на берег.

Спасённый не оценил его широкого жеста и начал истошно кричать, зовя портовых стражников.

– Стража, стража! Арестуйте этого негодяя! Немедленно! Этот подлый московит поднял руку на подданного нашего христианнейшего короля Карла! Я требую, арестуйте его!

Видимо, этот горлопан был достаточно известной персоной в Гаване, так как охрана порта действительно подскочила к его спасителю и начала крутить ему руки. Я понял, что надо вмешаться, и прошептал просьбу де Ремедиосу. Тот сказал страже, чтобы те подождали немного.

– За что вы его ударили, голубчик? – спросил я по-русски.

– За то, что сволочь.

– Бог с вами, если всех сволочей по роже бить, кулаков не напасёшься. Чем эта конкретная вам не угодила?

– Спас он меня пару месяцев назад, когда я за борт вылетел во время шторма возле Шетландских островов. Мой-то корабль отнесло, а его посудина подобрала…

Я его прервал:

– И для какой такой надобности корабль его императорского величества Александра Первого занесло в те места?

– Мы шли в Исландию из Риги. А вам, сударь, что за дело?

– Странная причина для мордобоя, или вы его так хотели отблагодарить?

– Сударь, ударил я его не поэтому. А потому, что в качестве благодарности он потребовал от меня нечто недостойное!

– Неужто содомит попался? Тогда я вас понимаю, – лучше бы я этого не говорил, взгляд этого русского меня буквально просверлил.

– Нет, что вы. Он предложил мне поработать на него, отработать долг за спасение.

– Так в чём же дело? Не вижу проблемы.

– А проблема в том, что предложил он мне быть первым помощником на рабовладельческом судне. Я дворянин и русский офицер, и подобные предложения мне оскорбительны.

А вот это серьёзно. В Европе рабства нет, крепостное право это все-таки другое, так что для многих предложение, подобное этому, действительно оскорбление.

Но проблема в том, что русский здесь чужак, а этот работорговец – свой, и все видели, кто кого ударил. Впрочем, если для чего-то и нужны деньги, то именно для подобных вещей.

– Сеньор, – обратился я к работорговцу, – я так понимаю, этот человек должен отработать деньги за своё спасение?

– А вам какая разница, сеньор… – Он замешкался, и я представился:

– Александр Гамильтон, мистер Александр Гамильтон, к вашим услугам.

– Педро Карлос Мария Эстремадуро, к вашим услугам. Вам что за дело, мистер Гамильтон?

– У него нет денег, а у меня есть. Так сколько?

Вот в чём нельзя было отказать этому Педро, так в скорости мышления.

– Двести эскудо, мистер Гамильтон.

Однако, четыреста долларов. Больше, чем сейчас стоят рабы в Новом Свете. Но я не стал торговаться.

– В эту стоимость уже включена ваша битая физиономия, сеньор?

– Что, простите?

– Вот ваши деньги, – я кинул этому Педро кошелёк, – тут ровно четыреста долларов. Мой человек может идти?

Эстремадуро только кивнул. Я повернулся к стражникам, те уже отпустили русского офицера.

– Сударь, – обратился я к нему, – теперь вы работаете на меня. Работорговлей я не занимаюсь. Как отработаете свой долг передо мной, можете вернуться домой.

* * *

Принятого мною на службу офицера звали Иван Петрович Плетнев. Он происходил из рода потомственных моряков, его прадед начал служить ещё на азовской флотилии Петра Первого, а затем Плетневы верой и правдой служили на Балтике. Мне этот тридцатилетний мужчина с типично русским лицом сразу понравился. Уверен, такой не предаст.

Пабло Диего порядком удивился, когда я заявил, что Плетнев будет вторым помощником на нашем фрегате. Со слов Ивана Петровича, он служил первым помощником на однокласснике нашего красавца. Зачем русский фрегат шёл в Исландию, он мне так и не сказал, но это не столь важно сейчас. Сочтёт нужным, скажет.

Так вот, Пабло Диего очень удивился, но промолчал, решив сначала нанять капитана. Им стал один из бывших подчинённых его тестя. Не знаю, или так и было задумано, или он это сделал в пику мне, не важно. Капитан Хуан Карлос Наварро, к удивлению де Ремедиоса, кандидатуру Плетнева одобрил, и на фрегате появился первый на сто процентов мой человек.

Изумруды я всё-таки решил никому не показывать. Риск превышал возможную выгоду, обойдусь найденным золотом и драгоценностями. Поэтому у ювелира я оценил часть найденных мною сокровищ, два кольца и ожерелье. Три предмета потянули на двадцать пять тысяч долларов. Ожерелье я тут же продал, получив семь тысяч долларов.

С этими деньгами я отправился в банк, где открыл себе счёт сразу на двадцать тысяч. К деньгам от ювелира я добавил несколько золотых слитков, найденных на Кей-Весте. В поместье мы их, конечно, переплавили, чтобы клейма испанской короны не было. Всё прошло как по маслу. Никто не задал мне вопросов, теперь я официально очень богатый человек.

Моему офицеру нужно было справить себе одежду и найти жильё на то время, пока он будет на берегу, поэтому я оставил Плетневу сотню долларов на обустройство. И, обговорив с де Ремедиосом детали первого рейса «Святой Луизы», так мы назвали корабль, я покинул Кубу.

* * *

Путешествие до Сент-Августина прошло без приключений, а вот в поместье меня ждало две новости. И если одна из них, простите за тавтологию, давно ожидалась, то вторая стала полнейшим сюрпризом. Начну со второй:

– Александр, я беременна, – Селия встретила меня этой обезоруживающей фразой. После того как кончились объятия и поцелуи, я спросил:

– Значит, я, как порядочный человек, теперь должен на тебе жениться?

– Нет, конечно. Ты знаешь не хуже меня, что нам не быть вместе.

– А если я предложу тебе быть моей женой?

– Я откажусь, это не нужно ни тебе, ни мне.

– А нашему ребёнку?

– Вне зависимости от того, жена я тебе или нет, он всё равно будет твоим сыном. Да, я знаю, что родится сын.

Это, безусловно, неожиданная, но радостная новость, особенно для той части меня, которая является человеком двадцать первого века.

Так уж получилось, что я к тридцати пяти годам был всё ещё холост. Женщин было много, внешность и доходы к этому располагали, а вот единственную я так и не нашёл, поэтому и детей не завёл.

А тут моя юная индианка сообщает мне, что ждёт ребенка. Значит, так тому и быть, тем более что она и не требует от меня замужества.

Ещё одной новостью стало письмо, которое я получил из Парижа.

* * *

Едва стало понятно, что умирать после дуэли я не собираюсь, я начал думать о том, как слегка ускорить научно-технический прогресс. Помимо уже упомянутых мной динамита, медицины и резины, я держал в голове одно действительно эпохальное изобретение. А именно – пароход.

Вообще, паровые машины изобретены достаточно давно, чего стоит хотя бы машина русского самородка Ивана Ивановича Ползунова, которая была построена почти пятьдесят лет назад в тысяча семьсот шестьдесят шестом году. В более технически развитых странах паровые машины вообще медленно, но верно завоёвывают всё большую популярность.

Первые пароходы тоже успели поплыть – в тысяча семьсот восемьдесят третьем году француз д`Аббан продемонстрировал свой «Пироскаф», первый пароход в мире, после него было ещё несколько работающих образцов.

Но первый пароход, который будет по-настоящему использоваться, ещё не спущен на воду. Только через два года американец Роберт Фултон представит на Гудзоне свой «Клермонт», который будет совершать регулярные рейсы по реке.

Роберт Фултон был вообще, как говорится, «человеком-оркестром». Чем только он не занимался: пароходы строил, подводные лодки разрабатывал, мосты проектировал. Даже в Санкт-Петербурге будет построен мост через Мойку по переработанному проекту Фултона.

Планы у меня громадные, но чтобы они реализовались, мне нельзя всё замыкать на себя. Просто не может один человек быть автором такого количества изобретений в разных областях науки и техники. Хватит с меня медицины и взрывчатых веществ. Поэтому мне нужны люди, которые будут двигать прогресс за меня. Фултона я хочу сделать одним из них, и, на счастье, мне есть что ему предложить и помимо денег.