Текст книги "Авантюрист. Начало"

Мистер Фултон ещё в тысяча восьмисотом году представил Наполеону модель своей подводной лодки «Наутилус». Вот на этот крючок я его и решил поймать.

Едва я прибыл во Флориду, как сразу написал письмо Фултону, он в тот момент ещё находился во Франции. В письме я пригласил его в гости и приложил чертежи своей подводной лодки и необходимую для путешествия сумму.

И вот ответное письмо Фултона лежит у меня на столе.

Глава 9

Ура, товарищи! К нам едет ревизор! Шутка, конечно. Едет к нам фигура намного более интересная. Мистер Фултон, вот кто. Не знаю, что стало основной причиной – то ли деньги, то ли красота полёта моего сознания, но в итоге мистер изобретатель согласился.

Я никогда не жаловался на невезучесть, но после попадания в тело Гамильтона моя удача взлетела буквально до небес. Мне очень сильно везёт, практически во всем. Вот и сейчас я вижу очередной пример.

Я написал это письмо именно тогда, когда у Фултона образовалась пауза. Ещё пару месяцев, и он сам принял бы решение вернуться в США и строить свой «Клермонт». Вообще его пароход изначально назывался по-другому, но первое название я просто не помню.

Но я очень вовремя написал своё письмо, и Фултон вместо Нью-Йорка едет в Сент-Августин, вернее в Нью-Йорк, а оттуда плывёт во Флориду. В письме он оставил свой Нью-Йоркский адрес, первого марта он должен быть там.

И это отличный повод мне лично наведаться в будущее большое яблоко. Мне в любом случае надо туда наведаться: повидаться с детьми, разместить заказы на металл, а именно – сталь, медь, бронзу и жесть, повидаться с друзьями и, самое главное, отдать долги.

Если кто-то думает, что я буквально заставил друзей Гамильтона… или моих друзей? Голова пухнет, когда об этом думаю, я до сих пор не решил, кто я, так и до шизофрении недалеко. Так о чём это я? А, точно.

Если кто-то думает, что я, Александр Гамильтон, надавив на тухлую жилу, заставил кучу людей взять на содержание моих детей и отвалил в сторону, то он ошибается. Я никогда никому ничего не прощаю и ничего не забываю.

Во Флориду я прибыл полгода назад с двенадцатью с половиной тысячами долларов в кармане, из них десять тысяч дал мне в долг мой несостоявшийся убийца, мистер Аарон Бэрр. Итого минус три тысячи долларов, добавьте к этому сгоревший дом моего камердинера Барри. Сгорел-то он исключительно из-за меня. Он стоит ещё тысячи полторы. Итого четыре с половиной тысячи долларов долга.

Сейчас, даже без учета поднятых сокровищ, это абсолютно несерьёзно для меня. Месяц работы моего резинового производства. А это значит что?

Правильно, настало время отдавать долги.

* * *

Двадцатого февраля в Сент-Августин вернулся Дукас. Вернулся он в несколько расстроенных чувствах. Его новая шхуна показала себя просто превосходно, а вот товар не пошёл.

Его обычные контрагенты неожиданно предложили совсем другие цены на многие товары, а сигары у него вообще не взяли. И я подозреваю, что это из-за меня, вернее из-за той истории с Кросби.

Поэтому я решил поговорить с Дукасом. Хватит ему заниматься контрабандой, настало время выходить из тени.

Мы устроились на открытой терраске таверны «дел Кабалло». Я несколько раз обедал в этом месте в двадцать первом веке, и сейчас находился в том же интерьере. Мелочь, но приятно, маленькая частица прежней жизни.

Дукас выглядел мрачным, пил ром, курил вонючую трубку. Я и сам курил, но то, что он забил, просто ужасно.

– Друг мой, – сказал я, – может, хватит уже бегать от таможенников? Все эти твои ром, сигары, красное дерево и шкуры аллигаторов это мелко.

– Мистер Гамильтон, а чем мне ещё заниматься?

– Работать на меня и только на меня. Ты получишь намного больше, просто возя мои плащи. Абсолютно легально, хочу заметить.

– Но у вас уже шхуна моего сына, и вы купили с де Ремедиосом фрегат. Зачем ещё корабли?

– Этого мало, очень мало. Скоро мне понадобится не два корабля, а десять, а то и двадцать.

– Мистер Гамильтон, это сопоставимо с Британской Ост-Индской компанией.

– Ну и что?

– За ней стоит корона, а вы – частное лицо.

Я оглянулся, и увидев, что мы на террасе одни, высыпал перед Дукасом десяток изумрудов.

– А за мной стоит вот это, – понизив голос, я продолжил, – ты же помнишь, сколько мы с Яннисом подняли этих камней. Они стоят миллионы. Доходы США в прошлом году это чуть больше тридцати миллионов долларов. Если я прав, эти камни стоят миллионов пятнадцать.

У меня запершило в горле, я залпом осушил бокал вина и продолжил:

– В моём поместье лежит половина американских доходов за год. Но лежит мёртвым грузом. Чтобы эти деньги стали реальностью, мне нужны люди. Мне нужны те, кому я могу довериться и послать в Европу. В Лондон, в Париж, в Амстердам, в Санкт-Петербург, только там я получу за них реальные деньги. Те, кто может дойти, продать эти изумруды и вернуться. Пока рядом со мной только один такой человек, правда, он возит ром в Бостон, а сейчас сидит в этой таверне и дуется на жизнь.

Дукаса проняло. Он отложил свою трубку и задумался, я буквально видел, как в его голове возникают мысли.

– Мистер Гамильтон…

– Александр, – перебил я его, – для тебя я Александр.

– Да, простите, хм-м, прости, Александр. А как быть с де Ремедиесом?

– А он-то тут при чём? С ним мы будем работать пока только по резине.

– Пока?

– Да, пока. Есть у меня идеи, которые принесут нам намного больше денег.

– Высоко ты метишь, Александр, ты как тот Икар.

– Не переживай, мой греческий друг. Мои крылья Гелиос не сожжёт.

Фу-ух, на самом деле, этот разговор дался мне очень тяжело. Да, Гамильтон в своё время спас Дукаса на Йорктаунских высотах. Да, я вовсю пользуюсь его памятью. Но как же сложно сказать многое и при этом не сказать ничего. Однако я достиг своей цели, теперь Дукас будет работать только на меня.

И первой его задачей будет купить ещё один корабль. У хитрого грека есть связи на Нью-Йоркской верфи. Нам не нужен фрегат или корвет. Учитывая мощь моих орудий, вполне достаточно будет флейта, на нём будут ходить только проверенные люди, которым я не боюсь довериться.

В принципе, пересечь Атлантику можно и на любой из шхун Дукаса, но я хочу минимизировать риски. Поэтому подождём, купим – и вперёд.

Через два дня я отправился в Нью-Йорк. Плавание должно было занять около недели, первого марта буду на месте.

* * *

А вот и великий инженер собственной персоной, приблизительно такой, каким его изображают в книгах. Мы сидим в ресторане в самом начале Джон Стрит и наслаждаемся крепчайшим кофе.

– Мистер Гамильтон, сказать честно, я удивлён. Вы достаточно известный человек: военный, политик, публицист. Но развитием техники вы никогда не занимались. Представьте моё удивление, когда я получил письмо с вашим проектом, – Фултон кивком головы указывает на моё письмо.

– А если я скажу вам, что это не просто проект и по нему уже построен и опробован в деле образец?

– Я скажу, что не поверю, пока сам не увижу.

– Моя субмарина во Флориде, завтра мы возвращаемся туда, скоро вы её увидите.

– Жду не дождусь.

– Но на самом деле меня интересуют не подводные лодки.

– А что, позвольте спросить?

– Подводные лодки ещё долго не будут иметь практического применения, – тут я покривил душой, мне моя субмарина уже принесла очень большую пользу, но Фултону знать об этом не нужно, – да и когда будут, это будет исключительно оружие. А вот паровые машины – совсем другое дело. За ними будущее.

– Значит, вы не принадлежите к числу скептиков пара?

– Нет, я твёрдо уверен, что рано или поздно пар вытеснит и паруса, и лошадей. Во всяком случае, в вопросе перевозок на большие расстояния. Я, знаете ли, с некоторых пор занялся зарабатыванием денег, и хочу, чтобы паровые машины мне в этом помогли. А вы по ним очень большой специалист.

– Мистер Гамильтон, вы знаете, я уже демонстрировал Бонапарту пароход и уверен, что смогу его усовершенствовать.

– Вот и славно, вы получите карт-бланш от меня. Можете заказывать что угодно и где угодно. Но в пределах США и Новой Испании – что-то мне подсказывает, что очень скоро Европе станет не до торговли с Новым Светом.

– В таком случае я не поплыву с вами во Флориду, – Фултон видит моё непонимание и уточняет, – не поеду сразу, мне необходимо разместить кое-какие заказы для машин и мне…

– Вам нужны деньги, не так ли?

– Всё верно.

– Мистер Фултон, вам хватит двух тысяч долларов на первоначальные расходы? – Я уверен, что этого хватит на весь проект парохода, но дело не в деньгах, мне нужен Фултон, целиком и полностью.

– Конечно, более чем.

– Вот и отлично, – я достаю чековую книжку и прямо при нём выписываю два чека. На две тысячи и на двести долларов, – это аванс лично вам, – объясняю я.

– Мы вроде бы ещё не обсуждали размер моего жалования.

– Давайте так: это аванс, ещё восемь сотен вы получите, когда построите первый пароход. Потом я буду платить вам по сто долларов за каждую машину, которую вы построите. Идёт?

Конечно, он согласился, я предложил очень хорошие условия как в плане финансирования самого проекта, так и в плане его личного вознаграждения.

Никаких бумаг мы не подписывали, это ни к чему, и расстались вполне довольные друг другом. Через месяц мой корабль должен будет забрать Фултона с грузом из Нью-Йоркского порта.

Меня же ждали у Аарона Бэрра.

* * *

Вчера, едва прибыв в Нью-Йорк, я сразу направился в местное отделение первого банка Соединённых Штатов. Вот уже больше десяти лет я веду свои дела исключительно через него. К сожалению, несмотря на громкое имя, репутация у меня так себе. Вернее, не так. Репутация у меня есть, но вот финансовое положение оставляет желать лучшего, я очень давно практически банкрот. И это общеизвестно.

Друзья, конечно, выплатили мои долги, но для меня лично это означает только то, что я теперь должен им.

– Доброе утро, сэр. Чем могу помочь?

– Доброе утро, я хочу пополнить мой счёт.

– Конечно, сэр. Ваше имя.

– Гамильтон, Александр Гамильтон.

Едва услышав моё имя, кассир банка, сухенький мужчина с характерным еврейским лицом, извинился и чуть ли не бегом умчался в подсобные помещения. Через несколько минут он появился в сопровождении не кого-нибудь, а самого мистера Томаса Уиллинга.

Уж не знаю, можно ли считать удачей, что первый президент первого банка Соединённых Штатов в это время приехал из Филадельфии, но ничего не поделаешь. Мы поздоровались, и он пригласил меня в свой кабинет.

Как я уже не раз говорил до этого, у меня ещё полгода назад было много обязанных лично мне людей, но не было денег. Мистер Уиллинг был как раз одним из таких людей – именно я в своё время порекомендовал его на пост президента этого банка, несмотря на то что он никогда не был моим не то что другом, а даже приятелем.

– Мистер Гамильтон, очень рад вас видеть. Ходили странные слухи, что вы уехали чуть ли не в Европу.

– Взаимно, мистер Уиллинг, слухи несколько преувеличены. Я действительно уехал, но не в Европу, а в Новую Испанию. Во Флориду, если быть точным.

– Как интересно, и что же привело вас туда?

– Бизнес, мистер Уиллинг, бизнес. И здесь я тоже по делам бизнеса. Хочу положить на свой счёт сорок тысяч долларов.

На вытянувшееся лицо мистера Уиллинга приятно было посмотреть. Деньги-то гигантские, целое состояние.

Мы беседовали ещё минут двадцать. Ничего интересного, сплетни высшего общества, последние новости из администрации Джефферсона и прочее. А затем я попрощался и вышел на улицу. Меня ждала встреча с Фултоном.

После которой я поехал к Аарону Бэрру.

* * *

Сказать, что Бэрр удивился, когда я протянул ему чек на десять тысяч долларов, это не сказать ничего. Давал-то он их на десять лет, а отдал я их через полгода.

С Бэрром у меня состоялся очень важный для нас обоих разговор. После дуэли политическая карьера моего оппонента пошла на спад, и сейчас он был уже частным лицом, вёл адвокатскую практику.

Аарон сообщил мне, что у застреленных мною Кросби были серьёзные покровители, что я знал и без него.

А вот неприятной новостью стало то, что одним из таких покровителей являлся Джеймс Уилкинсон, губернатор Луизианы. Казалось бы, при чём тут я? Моя база-то в Испанской Флориде.

Но на самом деле это проблема. Всё дело в том, что этот Уилкинсон, и я это знаю точно, уже почти десять лет является платным агентом испанцев. Да, целый губернатор-агент.

И есть немаленькая вероятность, что он захочет со мной разобраться – или через своих хозяев, или через пиратов. База-то у них в том числе и в Новом Орлеане. И если пиратов я мог не опасаться, во всяком случае на море, то вот испанцы вполне могут испортить мне жизнь.

Я поблагодарил Бэрра за предупреждение и в свою очередь поделился моим мнением о губернаторе Луизианы. Очень скоро Аарон Бэрр отправится на запад США и начнёт бороться с испанцами, но будет предан как раз губернатором Луизианы. Теперь, возможно, этого не произойдёт.

Из дома Бэрра я вышел уже затемно, завтра мне предстоит нанести ещё несколько визитов, а потом я покину Нью-Йорк. Я не успел подойти к нанятому мной экипажу, как рядом со мной затормозила карета с наглухо задёрнутыми шторками. Двери распахнулись, и на меня набросилась четвёрка дюжих парней. Буквально минута – и я уже сижу в этой карете с мешком на голове.

* * *

Ехали мы достаточно долго, часа два с половиной. Всё это время я просидел между двумя дурно пахнущими громилами. Вот карета остановилась, и меня из неё вывели. Судя по запаху, я оказался где-то недалеко от моря. Да, точно, вроде и чайки кричат.

Вот меня грубо на что-то посадили, и я остался в одиночестве.

– Привезли? – услышал я голос как будто за деревянной стеной.

– Привезли, мистер Браун.

– Тихо, идиот, я же говорил, никаких имён.

– Да какая разница, Джек, – вмешался третий голос, – этот урод не доживёт до утра.

– И ты туда же, заткнулись оба! – Голос у этого Джека был противный до безобразия, высокий и какой-то истерично-женский.

– Хорошо-хорошо, братец, пойдём побеседуем с этим клоуном.

С головы сдёрнули мешок, и я увидел троих. Так, что у нас тут?

Первый явно тот самый Джек. Высокий, жирный до отвращения с какими-то свиными глазками. Второй, видимо, его брат – они похожи, хотя он поздоровее значительно. Третий, очевидная торпеда, просто исполнитель.

– Обыщи его, – сказал свинообразный подручному.

Тот прошерстил мои карманы и достал кошелёк, чековую книжку и мешочек с двумя изумрудами. Глаза всех троих загорелись, когда они увидели камни. А когда подручный достал из нагрудного кармана квитанцию на сорок тысяч долларов, которая говорила о том, что я их положил на счёт сегодня утром, то случилось, с одной стороны, странное, а с другой – вполне ожидаемое.

Брат свинообразного прочитал квитанцию, моментально выхватил нож и полоснул подручного по шее, тот упал, схватившись за перерезанное горло. При этом из его левой руки выпал нож.

– Почти успел, ублюдок, – как-то буднично сказал убийца, вытерев нож об одежду трупа.

– Молодец, братец, – фальцетом сказал свинообразный, – да и сорок кусков на двоих лучше делятся. Гамильтон, тебе решать, как мы тебя убьём. Быстро или медленно.

– Ага, – подхватил второй, – если подпишешь чеки, то я тебя просто зарежу, как вот его. – Он ткнул ногой труп. – А если будешь упорствовать, то ты всё равно их подпишешь, но я тебя на ремни сначала изрежу.

Да, что-то это всё мне совсем не нравится. Интересно, кто меня заказал? То, что это из-за Кросби, я понимал, но кто именно нанял этих ублюдков?

Интересно, а можно ещё сократить количество участников? Как там у них дело обстоит с братской любовью?

– А на одного сорок кусков делить вообще не надо, всё тебе достанется, – намекнул я. Ответом мне стал размашистый удар по лицу, который нанёс мне свинообраз.

– Заткнись, урод! Фрэнк, не слушай его.

Ага, Джек и Фрэнк, теперь хотя бы имена знаю. Вряд ли они мне понадобятся, но вдруг.

– Успокойся, Джек, не буду я тебя убивать. Не видишь, что ли, чего мистер Гамильтон добивается? Да, да, мы знаем, кто ты. И что ты решил? Как тебя убить?

Глава 10

Положение у меня хуже губернаторского. Как выпутываться, вообще не понятно. Видимо, пришло время умирать.

Только я об этом подумал, как голова свинообразного взорвалась! Его брательник тут же от меня отпрыгнул, упал на пол и пополз к выходу. Это он ошибку совершил, лучше бы спрятался. Ещё один выстрел – и вокруг меня уже три трупа.

– Гамильтон, вы живы? – Вот уж чей голос я не ожидал услышать, так это голос Аарона Бэрра. Дверь открылась, и появился мой спаситель.

– Жив, мистер Бэрр. Но вы немного поторопились. Я уже их почти разговорил, а теперь мы не узнаем, кто хотел меня убить.

– Мистер Гамильтон, – пока Бэрр говорил, он развязал мне руки, – они вас по голове не били? Вы несёте какую-то чушь.

– Это я от волнения. Не каждый день меня убить пытаются, но не мне вам об этом говорить. – Бэрр посмотрел на меня, и я расхохотался. – Это шутка, не обижайтесь.

– У вас всегда был очень поганый язык, Гамильтон.

– А вы меня на дуэль вызовите, хотя о чем это я, это уже было. И снова не обижайтесь, Аарон. На самом деле, я очень вам благодарен. Вы спасли мне жизнь. Но как вы тут оказались?

– Всё очень просто, окна моего кабинета выходят на улицу.

– Действительно просто. Вы увидели, как эти висельники меня схватили?

– Да, всё верно.

– Но моих похитителей было четверо, где ещё двое?

– А ведь правда, где они?

Стоило нам обратить на это внимание, как верхом подъехали потерянные нами преступники и с ходу на нас набросились. Тот, кто был ближе ко мне, налетел на меня, в руках у него я увидел устрашающего вида абордажную саблю. Пришлось очень сильно постараться, чтобы он с ходу не раскроил мне череп.

Сбоку слышался звон стали, мистер Бэрр дрался своей саблей против вооружённого пехотным палашом оппонента. Я же из-за того, что так и оставался безоружным, петлял и уворачивался, постоянно крутя головой в поисках оружия. Ага, вот то, что мне нужно.

Аарон застрелил свинообразного из мушкета, который сейчас лежал у входа в рыбацкую хижину, куда меня привезли.

Я прыгнул к мушкету, схватил его и, находясь на коленях, повернулся. Очень вовремя, сверху мне в голову летел сабельный удар, который я принял на мушкет. Мой противник отпрыгнул на два шага – видимо, примериваясь, куда в следующий раз ударить. Я не дал ему много времени на раздумья и метнул в него оружие, метя прикладом в голову.

Едва тяжеленное ружьё покинуло мои руки, как я рванул ему вслед. Бандит увернулся от мушкета, но я был уже рядом и от души в прыжке врезал ему двумя ногами в грудь. На ногах у меня были, конечно, не десантные ботинки, в которых я бегал по мозамбикским джунглям в двадцать первом веке, но кавалерийские сапоги с окованными металлом каблуками – это тоже неплохо.

От удара бандит рухнул на землю. Если у него рёбра не сломаны, то я не Александр Гамильтон. Так и есть, вон хрипит кровавыми пузырями – наверное, лёгкие пробил. Подбираю саблю и прекращаю его мучения. Так, что там с Аароном?

А с Бэрром очень нехорошо, лежит, истекая кровью. Вот дьявол, как такое случилось? Ответ нашёлся быстро: его противник достал моего несостоявшегося убийцу, когда тот сам вогнал ему саблю в грудь.

Третий вице-президент США, герой войны за независимость США, умер у меня на руках. Мужчина, который должен был меня убить, спас меня и сам умер, защищая. Я всё больше влияю на этот мир – очередной человек, который должен был жить, умер.

Неся тело Бэрра до кареты, я думал о его дочери. Феодосии сейчас двадцать два года, и она замужем. Я не знал её мужа, мистера Алстона, даже имени не знал, но чувствовал, что должен принять участие в судьбе этой молодой женщины.

Аарона Бэрра похоронили через пять дней, проститься с ним собрался весь политический бомонд Соединённых Штатов. Не каждый день вице-президенты погибают от рук бандитов. Надгробную речь произнёс президент Джефферсон. Я не стал его слушать, никогда он мне не нравился, и сейчас его фальшивые завывания были мне особенно противны.

Может быть, кто-то счёл неуважением тот факт, что я развернулся и покинул кладбище до окончания церемонии, но это их проблемы. Я отдам дань уважения Аарону по-другому.

* * *

Итак, я точно знал, что у меня есть влиятельные враги, и почти наверняка они связаны с убитыми мною Кросби. Нью-Йорк – большой город, и как они смогли меня отследить? Вопрос.

Кто был в курсе, что я в городе? Сам Бэрр, сестра моей покойной жены, Анжелика (кстати, не было ничего у неё с Гамильтоном, фигня это всё, теперь я это знаю точно), и Томас Уиллинг – президент Северо-Американского банка. А ещё Роберт Фултон, не стоит про него забывать.

Итого четыре человека, самого Аарона Бэрра я отметаю. Не стал бы он посылать головорезов, а потом лично меня спасать. Анжелика тоже мимо, она знала, что я буду в городе, но где именно – этого ей не было известно.

Роберт Фултон тоже мимо. Он точно никаким боком не может быть связан с садистами рабовладельцами. А значит что? Остаётся только Уиллинг.

Творческая часть меня решила, что всё, я вычислил врага. Но тут слово взяла критическая:

– С чего ты взял, что Анжелика ни при чём? Ты же написал ей, когда прибудешь в Нью-Йорк. Она вполне могла нанять кого-нибудь для наблюдения за портом.

– А зачем ей это? – спросила творческая.

– Она вполне могла обвинить тебя в смерти Элизабет, которую Анжелика любила.

– Да ну, бред, слишком сложно. Это точно Уиллинг.

– Тоже не факт. Те братья сильно удивились, когда увидели сумму на твоём счету. А значит что?

– И что?

– А то, что они не знали этого. Если бы Уиллинг был к этому причастен, сумма не стала бы сюрпризом.

– Может, ты и прав, а может, и нет. Вернее, ты не прав. Уиллинг к этому не причастен, но кто-то в его окружении – точно. Спасибо за ценные замечания, ещё что-нибудь есть?

– Нет.

– Ну и пошёл отсюда.

Послав далеко и надолго своего внутреннего критика, я ещё раз всё взвесил. Да, скорее всего, меня вычислили возле банка и передали кому-то. У Бэрра я провёл несколько часов, вполне достаточно, чтобы подослать этих громил.

Но всё это игры разума, не больше. Практической пользы все мои размышления не имели. У меня нет возможности докопаться до правды, пока нет.

И самое правильное, что я сейчас могу, это бежать во Флориду – чем быстрее, тем лучше, но и там я не могу чувствовать себя в безопасности. Надо что-то делать, чтобы это исправить.

Если слова покойного Бэрра про губернатора Луизианы правда, а не верить ему у меня нет оснований, то у меня может быть целый ворох проблем, начиная от пиратов Нового-Орлеана и подосланных убийц.

Как показал бой по пути на Кубу, пиратов я мог не опасаться. Остался вопрос охраны поместья. Вернусь во Флориду и буду его решать.

Ночевать я остался на шхуне Дукаса, и рано утром мы вышли в море. С этими разбойными делами я не стал заказывать флейт на Нью-Йоркской верфи, закажу на Кубе, там построят не хуже.

* * *

– Что ж, господа, – обратился я к капитану Эстремадуро и его первому помощнику Ивану Плетневу, – сегодня вы идёте в свой первый рейс, в португальскую Бразилию. Вашим формальным начальником будет мой человек, мистер Барри О`Салливан. За груз отвечает он.

– Ясно, мистер Гамильтон. Позвольте узнать, что за груз?

– Конечно, сеньор Эстремадуро, туда вы повезёте флоридские плащи, – как я и предполагал, резиновые дождевики начали называть именно так. – Обратно вы возьмёте груз кофе, красного дерева, сока гевеи и, самое главное, саженцы этого же дерева.

– Ясно, мистер Гамильтон.

– Ну если вам ясно, тогда с Богом, господа.

Провожать «Святую Луизу» в её первый коммерческий рейс собралась чуть ли не половина города. Моё производство постоянно расширялось, и очень многие жители Сент-Августина так или иначе были связаны со мной.

Когда фрегат вышел из гавани, я обратился к де Ремедиусу:

– Пабло Диего, мне нужна ваша помощь.

– Слушаю вас, мистер Гамильтон.

– Мне нужен особняк в Гаване.

– Разумно, не вечно же человеку вашего калибра оставаться в этой деревне. Гавана даст вам намного больше возможностей.

– Рад, что вы меня понимаете. Мне совершенно не нужен особняк, подобный вашему, просто хороший дом.

– Конечно, я найду вам то, что нужно. О какой сумме может идти речь?

– Я не знаю, сколько стоит недвижимость на Кубе, полагаюсь на вас.

– Хорошо, мистер Гамильтон.

Конечно, де Ремедиос меня обжулит, он не может этого не сделать, ну да чёрт с ним, это не так важно. Важнее то, что у меня будет запасной вариант, если вдруг Сент-Августин станет неуютным.

* * *

– Милая, как ты себя чувствуешь? – Причин задавать этот вопрос Селии не было. Беременные женщины часто преображаются, некоторые в худшую сторону, другие, как Селия, в лучшую. Она всегда была красоткой, но сейчас моё семинольское сокровище выглядело просто фантастически.

– Хорошо, дорогой, только я скучала, – проворковала она и как бы невзначай прижалась ко мне. Мы были вдвоём, поэтому нам никто не мог помешать, и разговор пришлось отложить почти на час.

– Мне нужна твоя помощь. Твоя и твоего отца.

Видимо, Селия что-то услышала в моём голосе. Она как-то сразу подобралась и сказала:

– Я слушаю тебя, Белый Дух.

Это сразу настроило меня на очень серьёзный лад. Моя индианка так меня ни разу не называла.

– Прости, что спрашиваю. Ты помнишь этих Кросби?

Лучше бы я не спрашивал. На лице Селии отразилась вся та боль, которую эти подонки ей причинили. Я попытался её обнять, но она выскользнула из моих объятий и сказала:

– Я всё помню. И их руки, и их металл. Что тебе нужно, Белый Дух?

– У них остались друзья, и они пытались убить меня в Нью-Йорке. Я уверен, что они попытаются добраться до меня и здесь. Поэтому мне нужно, чтобы ты уехала…

* * *

Селия меня послушала и отправилась к отцу, на неделю. Через неделю она вернулась – с двумя десятками воинов семинолов. Интересный ход, который, с одной стороны, дал мне очень хорошую охрану поместья, а с другой – хорошо так облегчил карман. Хоть подобная охрана и не вполне законна, но испанские чиновники начала девятнадцатого века любят деньги не чуть не меньше своих коллег из России века двадцать первого.

Постоянно видя семинолов в поместье, я кое-что понял. Понял и ужаснулся. Я и мои люди сейчас представляют огромную опасность для племени моей Селии. И дело тут в оспе.

Инфекционные болезни, завезённые из Европы, – в основном корь и оспа, – убили в Северной Америке намного больше людей, чем все конкистадоры, ганфайтеры и солдаты с генералами вместе взятые. Коренное население Америки оказалось не готово встретиться с этими тихими убийцами.

По счастью для семинолов, вакцина от оспы на Кубе уже есть, а скоро лейб-медик испанского короля привезёт её и в Мексику. Это значит, что мне срочно нужно в Гавану.

Есть, правда, одна проблема. Сейчас от оспы прививают из руки в руку – от одного человека к другому. И очень редко, – по моему, один случай на сто тысяч, – оспу путают с сифилисом и заражают здорового человека.

С точки зрения голой статистики это вообще не проблема. Что такое десять случаев на миллион? Да ничего, в пределах статистической погрешности. Но больному от этого не легче. По счастью, я знаю, как эту проблему решить.

– Значит, вам нужны несколько стельных коров, мистер Гамильтон?

– Всё верно, Мануэль. Десять голов, не больше.

– Хорошо, завтра я распоряжусь.

– Спасибо, вам деньгами отдать?

– Если можно, – один из скотозаводчиков Сент-Августина улыбнулся, – я бы взял ваши плащи.

– Конечно.

Так, первый и самый простой этап пройден. Теперь надо найти заражённое оспой животное. Которого в Сент-Августине не оказалось, и именно за ним я отправился на Кубу.

* * *

Да что с вами делать! Пираты, опять. Теперь два корабля. Надо одного потопить, а второго отпустить, чтобы предупредил дружков, что с моими кораблями лучше не связываться.

Сейчас люди Панайотиса реагируют по-другому. Знают, что опасность есть, но, прямо скажем, умеренная, поэтому и работают уверенно и без суеты.

Ну а зачем суетиться. Мы вне досягаемости пиратских пушек. Сейчас они подойдут на двадцать кабельтовых, и мы приступим.

– Пли!

Мы накрыли первого пирата четвёртым залпом, в прошлом бою мои канониры стреляли точнее. Но это не так важно, результат всё равно отличный. Второй пират спешно удирает, а мы идём себе дальше.

Беги, Джон Сильвер недоделанный, и дружков предупреди, что со мной связываться себе дороже.

Нужную мне корову я нашёл на севере острова. Флегматичная бурёнка с хорошо очерченными оспенными язвочками на вымени обошлась на удивление недорого, всего два доллара.

Раз уж я на Кубе, совершил визит вежливости капитану гаванского порта и заглянул на гаванскую верфь. Она переживает не лучшие времена, и после того, как спустили на воду нашу «Святую Луизу», простаивает.

Это было мне на руку, и я заказал постройку флейта – исключительно для меня. Если всё пойдёт как нужно, через полгода Дукас уйдёт на нем в Европу. Может быть, даже со мной на борту.

Что ж, все дела сделаны, можно возвращаться во Флориду.

* * *

Первое апреля тысяча восемьсот пятого войдёт в историю – в мою личную так точно – не как день смеха, а как день, когда я начал вакцинацию населения Флориды.

Начал, как водится, с себя. Аккуратно сделал обработанным спиртом скальпелем надрез у себя на запястье и внёс в ранку оспенный материал от нашего рогатого донора. Затем то же самое проделал со всеми моими людьми, прибывшими из Нью-Йорка, и охранниками семинолами.

А вот работающие на меня местные греки неожиданно, – а может, наоборот, ожидаемо, – упёрлись. Нет, мол, и всё. Делать нечего, пришлось идти на поклон к главному моральному авторитету общины, отцу Михаилу.

– Болезни есть промысел Божий и наказание нам за грехи. Кто мы такие, чтобы влезать своими грязными руками в замысел Божий! – Именно так и никак иначе, громко, пафосно и безапелляционно.

– Святой отец, а когда дантист зуб больной вырывает, это тоже вмешательство в промысел Божий?

– Это медицина, мистер Гамильтон, а то, что вы предлагаете – богопротивное смешение с животным.

– Богопротивное? – уточнил я.

– Именно так.

Ну, держись, святой отец, сейчас я тебя удивлю.

– Вы же по-испански читаете?

– Глупый вопрос, конечно читаю.

– Тогда читайте, – и я с улыбкой подал священнику газету от далекого тысяча семьсот шестьдесят девятого года.

Эту газету я взял в библиотеке в Гаване, вот как знал, что с этим греком может возникнуть проблема, и подготовился. Как выяснилось, не зря, и отец Михаил с удивлением начал читать статью о том, как от оспы привился русский императорский двор, включая некоторых церковных иерархов.

Шах и мат. Сторонники вакцинации начинают и выигрывают!

В следующие два дня привиты были все члены греческой общины и не только они, кстати. Мэр Сент-Августина оказался достаточно образованным и эрудированным человеком. Он следил за новостями как с Кубы, так и из Европы, и знал, что такое оспопрививание.