Текст книги "Пустошь, что зовется миром"

– Вам оказано высокое почтение, Три Саргасс; эти двое – члены нашего управляющего Совета. Дарц Тарац, советник по шахтерам, – она выкинула руку в сторону худосочного старика справа от нее. – И Декакел Ончу, советник по пилотам. Я полагаю, вы – ее проблема, поскольку вы находитесь в ее гараже. Незаконно находитесь.

Три Саргасс самым извиняющимся голосом спросила:

– Советники, вы понимаете по-тейкскалаански?

Ей точно нужно надлежащим образом освоить язык станциосельников, чтобы знать больше пары слов, и неважно, что в языке Махит есть шумы, противные цивилизованному речевому аппарату.

Коршунолицая женщина Ончу кивнула. Один раз. Она пока не произнесла ни слова – в этом не было нужды; все в ней требовало, чтобы Три Саргасс скорейшим образом оправдалась или была выброшена в ближайший воздушный шлюз, два из которых были видны прямо из ангара.

– Приношу глубочайшие извинения за столь неприемлемый метод моего прибытия, – продолжила Три Саргасс, – но мне было необходимо попасть на станцию Лсел как можно скорее. Я не нашла никакой возможности превзойти досветовые скорости, кроме как воспользовавшись Анхамематскими вратами, а не обычным способом. Я прекрасно понимаю, что, возможно, нарушила договоры между двумя нашими народами, не сообщив о моем намерении, но поверьте мне, я прибыла сюда не втайне и не в целях, которые могут еще больше нарушить взаимопонимание между нами. В этом нет злого умысла.

Брови советника Ончу были не менее выразительны, чем все остальное в ней. Брови взметнулись чуть ли не к месту, где должна была проходить линия волос, если бы советник не брила голову наголо.

– Зачем вы тогда здесь? – спросила она. Ее тейкскалаанский был более чем приемлемым. – Что требует таких сумасшедших скоростей? Почему нас не поставили в известность о ситуации, которая вынудит вас выбрать такой метод попадания на нашу территорию, замминистра?

Многое оказывалось проще, когда она была всего лишь асекретой. Люди почему-то ожидают, что у замминистра есть подчиненные, возможность передавать сообщения ускоренной почтой и, вероятно, извещать о своих планах межсистемных перелетов заранее.

– Мне нужно, – сказала Три Саргасс, решив, что ясность – одна из сторон отваги, – позаимствовать у вас посла. – Она показала на Махит, которая вперилась в нее неподвижным взглядом на тейкскалаанский манер. – Она ведь до сих пор посол, верно?

* * *

Закрывая дверь спальни, Восемь Антидот мог притвориться, что остался наедине с самим собой. Но он знал, что до уединения далеко: в его спальне размещались два глаза-камеры, и ему было известно об их существовании. Еще один глаз находился в ванной и благородно смотрел в сторону окна, а не на душевую или унитаз. Эта камера берегла его от непрошеных гостей, которые могли похитить наследника императора, а не подглядывала, как он принимает душ, стоя спиной к окну, гениталиями в сторону угла душевой кабинки. Тем не менее, когда он закрывал дверь, возникало ощущение одиночества.

Восемь Антидот попросил голопроектор показать эпизод из «Рассвета с надвигающимися тучами». Это была многосерийная драма с совершенно немыслимым бюджетом на костюмы и декорациями, воздвигнутыми отчасти на реальном историческом боевом корабле, музейном экспонате, построенном четыре столетия назад. Министерство войны дало специальное разрешение использовать корабль во время съемок. Эпизод, который смотрел Восемь Антидот, был из пятого сезона, а общее число сезонов составляло шесть. Пятый сезон назывался «Солнечный свет растворяет щупальца тумана» и был частью истории, в которой император Два Солнцепек начала кампанию отчуждения легионерского корабля узурпатора, которая продлилась год. Это произошло после первичного контакта с эбректи и возвращения через те самые врата, через которые она спасалась бегством, но только для того, чтобы на другой стороне опять столкнуться со своим прежним эзуазуакатом, несостоявшимся узурпатором Одиннадцать Тучей. Это была любимая серия Восемь Антидота, вернее сказать, была любимой до всей этой истории с восстанием и узурпацией в прошлом году. Теперь смотреть эту серию ему было тяжелее, но она его заводила, возбуждала и интересовала. И немного пугала.

Во всяком случае, так он чувствовал после разговора с императором о Девять Гибискус на Каураане и новой войне.

Одиннадцать Туча, то есть актриса, игравшая ее, почти уговорила своих капитанов подтвердить клятву верности и признание ее императором. Это, конечно, означало, что она не может взять и сдаться Два Солнцепек, хотя они выросли вместе и любили друг друга. Эпизод был весьма драматичным, с флешбэками, в которых Одиннадцать Туча и Два Солнцепек лежали вместе в постели во Дворце-Земля, до того как отношения между ними испортились. Сексом они занимались довольно театрально. Восемь Антидот знал, что дети его возраста не должны смотреть фильмы вроде «Рассвета с надвигающимися тучами», а потому существовала иная версия истории Два Солнцепек и Одиннадцать Тучи, без секса и без крови. Она называлась «Стеклянный ключ» и имела соответствующую маркировку, разрешавшую просмотр детям, но сценарий там был ужасный.

Кроме того, Восемь Антидот не имел никаких ограничений по доступу к медиа. Он не раз видел, как люди занимаются сексом на голопроекционных роликах. Это казалось ему делом грязным, к тому же оно вынуждало совершать потом всякие глупости.

Но, вероятно, яотлек Девять Гибискус увязла в безнадежной войне не по причине секса. Восемь Антидоту казалось, что это в большей мере имеет отношение к политике – политикой занимались все, а вот сексом лишь немногие. Он продолжал обдумывать слова императора о том, что Девять Гибискус может оказаться слишком хорошей, чтобы остаться живой. Это было так непохоже на мысли, которые внушал ему Одиннадцать Лавр – что есть нечто очень опасное в ней и в преданности ей людей, а потому лучше бы ей благородно умереть.

Если она умрет благородно, с ней не случится ничего похожего на то, что случилось с Одиннадцать Тучей, а через нее и с тейкскалаанцами. Преданные ей легионы не смогут убедить Девять Гибискус стать императором, если убеждать будет некого.

Но ему это представлялось ужасным транжирством – позволить кому-то, кто может одержать победу над Каураном, умереть, чтобы предотвратить возможное нежелательное развитие событий. Не все оставалось таким, как четыре столетия назад. Девятнадцать Тесло даже толком не знала Девять Гибискус. Восемь Антидот полагал, что они вряд ли встречались лично более одного раза.

Не все походило на голодраму. Даже если голодрама представляла собой визуализацию романа, который был версией эпической поэмы, все еще исполняемой на концертах во дворце. Что-то было новым, а еще недавним. Как, например, прошлый яотлек Один Молния и его преданные легионы, а также смерть предка-императора Восемь Антидота. Может быть, в этом заключалась часть сути. Не позволять никому из приближенных, кто достаточно долго находился рядом с императором, любил его и хорошо знал, как Один Молния, допускать мысль, что императором может стать он, а не Девятнадцать Тесло.

Или он. Ему не хотелось думать об этом.

Иногда, если он чувствовал себя по-настоящему ужасно и одновременно заинтересованно, когда его донимали тошнота и досада, он обращался к сводкам новостей в день беспорядков, смотрел на изображения умирающего Шесть Пути. Он все время задавался вопросом, будет ли он выглядеть так же, когда состарится, когда будет умирать. Будет ли на его лице точно такое выражение. Вероятно. Все равно что увидеть будущее.

В следующий раз, когда он пойдет к Одиннадцать Лавру, решил Восемь Антидот, он непременно узнает, как на самом деле идет война.

* * *

Это место было не худшим из тех, где Три Саргасс приходилось сидеть вместе с Махит. Пожалуй, худшим местом был бункер под дворцом, где они смотрели, как Шесть Путь умирает в прямом эфире. А может, и нет, ведь тогда все закончилось поцелуями. Даже с учетом того, что Три Саргасс в любой момент была готова расплакаться и почти наверняка испортила этим момент. Это случилось всего один раз. Если Махит не станет упоминать об этом поцелуе, она точно тоже не будет.

Махит пока ничего толком не сказала. Только вытащила ее из ужаса в виде лселской таможни и цепкой хватки не одного, а сразу двух государственных чиновников, когда Три Саргасс вышла из себя и потребовала, чтобы Махит пошла с ней. На данный момент получалось, что не Махит пошла с ней, а она с Махит. Они прошли по ангару, выбрались на палубу – здесь было столько станциосельников, просто очаровательно, и большинство демонстративно ее игнорировало, – и Махит безошибочно провела ее по лабиринту коридоров в крохотную комнату. Капсула висела на опорах, как стручок размером с двух человек, единственное, что могло вырасти в металлическом мире этой станции – с изогнутыми стенами и соответственно изогнутыми кроватями внутри. Махит воспользовалась инфопэдом, и нужная капсула спустилась из ряда таких же совершенно одинаковых, открываясь для них. Три Саргасс посмотрела через плечо на Махит, когда та опускала капсулу, и подумала, что состоявшаяся транзакция была финансовой. Они стояли почти вплотную, одна подле другой. Три Саргасс была привычна к этому со времени жизни в Городе – по крайней мере, тогда была привычна, а вернуться к старой привычке не составляло труда. Стоять у левого плеча Махит так, словно это ее законное место.

– Ты арендуешь жилье на станции? – весело спросила она, когда они оказались внутри. Кушетки были светлого серо-голубого оттенка, по одной у каждой стены. Между ними стоял стол. Три Саргас опустила на него локти – холодный металл – и пожалела, что на ней не форменный жакет министерства информации. Эти жакеты так и лежали в багаже.

– Они эффективны, – ответила Махит, – и многофункциональны. И потом, я не могу увести тебя с этой палубы. На самом деле тебя здесь нет.

– На самом деле я прилетела встретиться с тобой.

Махит смотрела на нее несколько мгновений, достаточно долго, чтобы у Три Саргасс возникло желание отвернуться. Но она не отвернулась, раскрыла пошире глаза, положила подбородок на руки и заставила себя ждать.

Наконец Махит сказала:

– Ты по собственной инициативе прилетела? Или тебя прислала Девятнадцать Тесло?

Ее варварка всегда задавала умные вопросы.

– Это я, – сказала Три Саргасс. – По правде говоря, я вообще не должна здесь находиться. Но станция на пути к месту, куда я направляюсь, и я в самом деле заглянула сюда ради тебя. Ее Великолепие… насколько я понимаю, она прекрасно знает, где я в итоге оказалась, но это была моя идея.

– Она знает, где в итоге оказывается большинство людей, – сказала Махит.

– Она император, – согласилась Три Саргасс. – А кроме того, она – это она. Должна тебе сказать, она прислала Пять Агат, чтобы морочить мне голову в баре космопорта перед посадкой. Я не согласовывала никакого единого плана путешествия с Городом, но она, тем не менее, нашла меня.

– Узнаю Пять Агат. Пытаюсь представить ее в баре космопорта.

– Она хотела, чтобы я принесла клятву на крови в том, что меня не подкупил кто-то из замминистров министерства войны, и вела себя так, будто это в порядке вещей, ну, типа, обычное дело.

Махит протянула руку над столом и прикоснулась кончиками пальцев к коже над правым локтем Три Саргасс. Теплыми кончиками пальцев.

– Травинка, – сказала она, и Три Саргасс показалось, что шип вонзился ей в горло, никто больше не называл ее так, да и Махит не делала этого прежде, но ах. Ах… – Травинка, ты попала в какую-то плохую историю и пришлось бежать?

Хотелось бы ей, чтобы дела обстояли так. Тогда следующая часть этой истории рассказывала бы, как агент империи и варвар похитили малый истребитель и вместе переправились через ближайшие гиперврата в черноту. Ей всегда нравились поэмы такого рода, хотя конец у них почти неизбежно был трагическим.

Она своей рукой накрыла руку Махит.

– Нет. У меня все в порядке. Я даже не знаю замминистра Одиннадцать Лавра. Просто я должна направляться на войну, только и всего. И разговаривать с инородцами. Полетели вместе? Из тех, кого я знаю, ты лучше всех умеешь разговаривать с инородцами.

– Это потому что вы, тейкскалаанцы, считаете инородцем меня, – очень осторожно сказала Махит. Три Саргасс не думала, что ее поведение требует от собеседника осторожности – тем более от Махит Дзмаре. Впрочем, она не могла быть уверена, Махит все время удивляла ее. Именно по этой причине Три Саргасс и хотела взять ее на войну.

– Ты всего лишь почти инородец, – твердо сказала она Махит. – Не хочешь познакомиться с настоящими? Попытаться понять их раньше, чем министерство войны успеет их прикончить?

Махит не ответила на ее вопрос, не сказала «да» и даже «нет» не сказала.

– Сначала объясни, почему тебя отправили на войну. И в таком одеянии.

Хорошо еще, что не выдернула руку из-под руки Три Саргасс.

– Это очень дорогой комбинезон, – сказала она.

– Так ты под прикрытием?

– В настоящий момент нет.

Махит рассмеялась, и Три Саргасс поймала себя на том, что, глядя на нее, ухмыляется. Вот, вот чего ей не хватало. Этой головокружительной смены событий, уморительных и нелепых вопросов, которые, тем не менее, нужно было задать. В министерском офисе такого бы точно никогда не было.

– Мне просто нужно попасть туда как можно скорее, – объяснила она. – Поэтому я и выбрала другие гиперврата. Несколько остановок, что я сделала по пути, прошли без осложнений, потому что я была не я – на короткое время. Но ты должна увидеть мои одеяния специального уполномоченного. Я могла бы и для тебя заказать, если бы ты не была такой высокой.

Три Саргасс замолчала. Сжала руку Махит, прекрасно понимая, что пускает разговор в нужное ей русло, предлагает и соблазняет, манипулирует, хотя едва ли стоит так делать по отношению к тому, кому хочешь доверять и от кого ждешь того же. Но помимо всего прочего она хотела, чтобы Махит ответила согласием. Ей была нужна Махит – ради нее она и проделала этот путь.

– Нет, серьезно. Хочешь снова стать послом и специальным правительственным агентом, приписанным к Десятому легиону и в штате министерства информации? – спросила она.

– Ты попала в переделку, верно? – сказала Махит. – Или Империя? Это плохая война.

– Насколько широко на Лселе трактуется понятие «переделка»? – спросила Три Саргасс.

Она не произнесла этих слов, но они, конечно, висели в воздухе. Да, это плохая война. Мы не знаем природы нашего врага, мы потеряли несколько горнодобывающих колоний, ты сама сообщила нам, что ситуация значительно ухудшится, если мы позволим этим всепожирающим инородцам продвинуться еще дальше на нашу территорию. Понадобился бы Флоту из кучи боевых кораблей дипломат, не будь эта война плохой?

Половину рта Махит перекосила гримаса, близкая к выражению смеха, только подавленного.

– Не слишком широко, – сказала она, и на мгновение Три Саргасс показалось, что с ней говорит не Махит, а кто-то другой. Во всяком случае, не та Махит, которую она помнила. Три Саргасс хотелось спросить, почему она пришла в окружении высоких правительственных чиновников. Хотя это в духе Махит. Если Три Саргасс хоть немного знает ее, Махит наверняка погрязла по самые уши в грязной и опасной политике и занята этим все свободное время.

На самом деле они были вместе в Городе чуть более недели. Неделя – недостаточный срок, чтобы узнать человека. Но та неделя казалась длиннее других. Такое обычно случается в поворотные моменты. До той недели Три Саргасс была молодым честолюбивым агентом министерства информации и имела привычку проводить вечера в придворных поэтических салонах, в компании ее лучшего друга в Городе, которого она знала со времени их учебы кадетами. А потом наступило «после», когда Три Саргасс стала третьим заместителем министра информации, ее друг умер, а она совсем перестала писать стихи и, конечно, ничего не читала при дворе уже два с лишним месяца.

– Ты попала в передрягу? – спросила она Махит.

– А когда я в них не попадала? – ответила та и со вздохом откинулась назад, отпустив запястье Три Саргасс. По ощущениям это было сродни чрезмерному увеличению расстояния между электродами – при таком искра не проходит.

– По-видимому, ты была примерной ученицей, – сказала Три Саргасс.

– Ну да, – согласилась Махит. – Если я не попадала в передряги, то лишь в короткие промежутки времени, например, когда сидела взаперти в экзаменационном зале.

– А теперь?

– Вообще-то я бы вернулась в Город, – сказала Махит после мучительной паузы. – Я думаю, что улетела бы отсюда. Когда поняла бы, что время пришло.

Три Саргасс ждала. Она подумала, что Махит уже приняла решение, но будет лучше, если Три Саргасс не станет ее торопить – пусть уж она сама придет к тому решению, которое сможет выразить словесно. Она и без того уже надавила на Махит, и та может не простить ей этого, припомнить позднее, если это плохо для них закончится, и особенно если закончится хорошо. Разве она не убежала, когда Город и тейкскалаанцы наконец-то оставили попытки ее убить и, казалось, поняли, сколько пользы может принести посол Лсела, будь она хоть сто раз варвар? Она вполне может поступить так снова: добиться успеха, а потом стереть свое имя из тейкскалаанской памяти и истории, превратиться в призрака, сосланного в собственный дом.

Махит закрыла глаза, крепко сжала веки. Она прижала кончики пальцев к морщинкам, которые собрались на ее лбу, к этим парным признакам волнения.

– Тебе придется перевести это в строго официальную плоскость, – сказала она голосом, приглушенным собственной ладонью. – Типа «министерство информации по распоряжению Ее Великолепия императора требует». Блеск Ножа через уполномоченного Три Саргасс требует немедленного присутствия посла Махит Дзмаре на Флагманском-Корабле-Того-Легиона-Который Будет Назван.

Она имела до раздражения точное представление о грамматических особенностях тейкскалаанского официоза. Несправедливо было считать ее варваром – она стала блестящим агентом министерства информации.

– И пока ты занимаешься этими делами, – продолжила Махит, – очень тебя прошу: не нарушай больше нашего таможенного законодательства. Найди способ присутствовать на станции легально. Мне бы не хотелось, чтобы у Советника Ончу нашлись новые причины ненавидеть меня, кроме обычных.

Три Саргасс хотелось узнать, какими были обычные причины, но она решила, что с этим лучше повременить. У нее будет три месяца командировки и нахождения в театре военных действий. Достаточно, чтобы познакомиться с кем угодно и выведать все их тайны. Даже если речь идет о Махит Дзмаре.

* * *

– Империя будет помнить имена колонистов, работавших на Пелоа-2, как тейкскалаанцев, погибших на поле боя, – сказал Двадцать Цикада солдатам, стоявшим строем в самом большом ангаре «Грузика для колеса», единственном пространстве на корабле, способном вместить весь персонал, не несущий боевого дежурства. – Ваше участие в этом похоронном ритуале тому гарантия. Убитые на Пелоа-2 останутся в вашей памяти, вы напишете их имена на оружии, которым отомстите за их смерть. Кровь, которую они пролили, впитает не земля их планет, а Империя, которая вскормила их и вскармливает вас.

Его слова не были обычной траурной речью. Они и не могли быть обычными по многим причинам: одновременные похороны такого большого числа умерших можно было провести по сценарию, разработанному Тейкскалааном для увековечивания погибших в космосе или для жертв эпидемий. Девять Гибискус была рада, что Двадцать Цикада выбрал вариант речи, в котором говорилось «эти граждане умерли в черноте между звездами, но мы отомстим за их жертву крови из войда», а не «мир потерял точку опоры и болезнь щадяще облегчает нашу скорбь и их жизни». Они не сошлись во мнении по поводу этих вариантов. Он привел тревожно убедительный аргумент, сказав, что выпотрошенные тела – это умершие вследствие эпидемической болезни, которую являли собой инородцы, болезни, которая убивала без всякого смысла, как вирус, который так быстро убивает своего хозяина, что убивает при этом и себя.

Девять Гибискус не хотела, чтобы идеи такого рода распространялись среди солдат, несмотря на то что Двадцать Цикада обычно оказывался прав относительно того, как работают системы, в особенности биологические. Легион испуганных гермофобов гарантированно будет деморализован перед прямым столкновением с врагом, столкновением, которое происходит лицом к лицу – к жвалам, к чему бы то ни было, – с ужасом, которым оказывается враг. Но она не хотела иметь и группу чрезмерно ретивых офицеров, мечущих во все стороны пламя огнеметов и устраивающих ковровое бомбометание биохимическими санитарными бомбами. На следующей планете, которую они собирались вернуть, могли остаться выжившие. Она не была готова отказаться от такой вероятности. Пока не была.

Агент из министерства информации не сможет добраться сюда достаточно быстро, полагала она. Если она и сможет общаться с этими существами, то это должно случиться в самом ближайшем будущем. Пока у нее остается хоть малейшее желание говорить с ними. Война на уничтожение с этими инородцами может привести к огромным потерям со стороны Тейкскалаана, к потерям, превышающим те, на которые она была готова пойти, даже если первая их часть будет из другого легиона, а не того, который был под ее непосредственным командованием. Но и те, другие, все равно ее люди – люди, которые последовали за ней на эту мрачную окраину. Они заслуживают лучшей доли, чем пушечное мясо, перемолотое оружием во имя того, чтобы сломать хребет войны. Так что ей приходилось думать, есть ли на той стороне что-то, с чем можно вести переговоры, нечто соразмерное с тем, что обнаружилось на Пелоа-2 и, возможно, в других темных системах этого сектора.

– Из бесплодной земли произрастут новые цветы, – сказал Двадцать Цикада уверенным и мечтательно мягким голосом, и это искушение было слышно во всех уголках ангара, оно повторялось эхом в каждой облачной привязке, в потолочных громкоговорителях, в громкоговорителях, встроенных в пол, в костепроводной связи. Голос капитана мог звучать в черепной коробке каждого из присутствующих солдат и восприниматься коллективно – или это мог быть голос адъютанта, если чей-то адъютант решил бы стать великим оратором, не пожелав выбрать путь солдата и имея неортодоксальные религиозные убеждения. – Это будут цветы, добытые тяжкой ценой, – ваши руки защитили их нежные лепестки, а паразиты были отбиты, зажарены лучами энергетического оружия.

Слова о паразитах определенно отражали отношение Двадцать Цикады к этой эпидемии, к гомеостату и балансу. Пусть остальная часть речи и была обычным духоподъемным предисловием к коллективному траурному ритуалу – все эти солдаты в конце часа будут прокалывать кожу на пальце над кровечашей, содержимое которой она сможет вылить на пол пустой фабрики на Пелоа-2 в виде обещания. Девять Гибискус сделает это сама, сделает лучше, чем Шестнадцать Мунрайз, – Флот должен вести в бой яотлек. Но вне зависимости от ритуала слова о паразитах явно происходили из собственной философии и религиозных убеждений Двадцать Цикады.

Девять Гибискус доверяла ему более чем кому-либо иному во всей галактике, но до сих пор не могла понять, почему он не принял традиционную тейкскалаанскую религию, не проводил время в храме солнца и не пускал себе кровь на удачу. Он остался верен религии своей планеты, хотя его планета уже несколько поколений как входила в состав империи. Ее икантлос-прайм постился и брил голову, в его персональной каюте была тысяча зеленых растений, и логистический поток корабля, а также легиона и Флота его стараниями всегда сохранялся в идеальном систематическом балансе. Религия человека была сугубо его личным делом – так всегда считала Девять Гибискус, но…

Паразиты.

Вероятно, это не имело значения. Большинство из этих солдат действовали вне зависимости от предпочтений. Они не видели Пелоа-2, не видели, как инопланетный корабль сожрал их товарища, такого же, как они, пилота «Осколка». А вот те, кто разделил ее смерть, прочувствовал с ней вместе, вплоть до последней милосердной огненной вспышки, – они бы поняли. Она спрашивала себя, какое впечатление произвела на них речь Двадцать Цикады. Пилоты «Осколков» благодаря новой технологии стали еще ближе друг к другу, чем были, когда она принадлежала к их числу, – а они и тогда были близкими людьми. Это была близость людей, готовых умереть вместе в звездном пламени, для них это было так же естественно, как дышать.

Ритуал почти закончился. Двадцать Цикада дошел до части, которую знали все: погребальное стихотворение в стиле панегирика, завершавшее почти все похороны со времен императора Двенадцать Солнечной Вспышки. Это стихотворение написали для ее умершего эзуазуаката Два Амарант.

– В каждом семени таится цветение химического огня, – начал Двадцать Цикада, а когда закончил все слоги строки, половина солдат повторяли за ним. Хор голосов, вызвавший щемящую боль у Девять Гибискус, которая так любила эти строки, любила их все, любила голодного и умного зверя, совместно сотворенного ими. Они были ее когтями, легкими и глазами, она же была их руководящим разумом.

– Все, кто был на Пелоа-2, преданы земле, – сказал Двадцать Цикада, съедая слог названия, чтобы попасть в размер, – и они взойдут тысячью цветов…

– Количество цветов сравнится с числом дыханий, сделанных ими в жизни, – сказала Девять Гибискус, присоединяясь к Двадцать Цикаде. Сколько раз произносила она эти слова? Сколько жизней она увековечила таким образом?..

Хватит. Хватит чувствовать себя древней старухой, когда она стоит здесь, а солдаты смотрят на нее на мостике, хватит чувствовать боязнь не оправдать их ожидания.

– И мы будем помнить их имена.

Все солдаты вместе:

– Их имена и имена их предков!

– И во имя их имен люди, собравшиеся здесь, тоже позволят крови расцвести на ладонях, – откликнулся Двадцать Цикада, и солдаты с медными чашами и жертвенными ножами из углеродистой стали начали передавать инструменты из рук в руки тех, кто стоял в их ряду. – И передаст этот химический огонь еще и в землю, чтобы соединиться с ними…

Чаша и нож подошли к Девять Гибискус слева. Она вскрыла себе основание ладони прямо по шраму, оставшемуся от прошлого раза, когда она отдавала похоронную кровь после Каураана. Заживало у нее быстро. Хороший навык для капитана Флота.

А для яотлека вообще отличный.