Текст книги "Сексот поневоле"

ГЛАВА 2

1

Командир роты капитан Сережкин Виктор Дмитриевич высокий, наголову выше меня, ладно сложен, подвижен. Казалось бы, симпатичный парень.

Но что-то есть в нем неприятное, отталкивающее. Скоре всего, манера размахивать руками. Пальцы и кисти рук ведут самостоятельную партию. Особенно пальцы. Ловкие, привлекающие внимание, они так и лезут в глаза. К примеру, выговаривает капитан солдату, а пальцы будто наигрывают марш. Рассказывает Виктор мне об очередной победе над женщинами, а пальцами выписывает замысловатые геометрические фигуры.

Пожалуй, он единственный из офицеров, не имеет прозвища. Самые записные остряки не сумели найти подходящую «кличку»….

«Факир» – слишком просто, поэтому – неинтересно…. «Клоун» – вообще не подходит: от плоских шуток капитана приходится не смеяться – плакать…. «Шаман» – исключается: Витька даже на гитаре играть неспособен, где ему справиться с бубном?

Так и остался командир роты без прозвища, со своей фамилией.

Интересно, не грешил ли он в молодости, извлекая в очередях из карманов зевак кошельки с деньгами?

Живем мы с капитаном в сторожке на складе. В первую очередь построили казармы для солдат и складскую зону неподалеку от станции Болтево. Сейчас изо всех сил торопимся возвести ограждение и штаб. Зима – на носу, а зимовать в палатках даже при легких местных морозах – удовольствие небольшое.

– Скучно, – поиграл пальцами командир роты, маскируя зевок. – В рабочие дни хотя бы есть, чем заняться, а в выходные что делать?.. С бутылкой под танк броситься или амбразуру своим телом закрыть?

– С бутылкой, – буркнул я, занятый своими мыслями. – Если, конечно, бутылка имеется.

– Организуем! – вскинул обе руки к потолку капитан. – Запасец есть…. Кстати, Баба-Катя, вагон-клуб прибыл на станцию. Давай остограмимся, и пойдём изучать местное общество. Вдруг, найдётся развлечение для одиноких мужиков.

О пристрастии капитана к слабому полу по УНР ходили легенды. Говорили, что не водилась еще такая женщина, которая может устоять перед командиром роты. В «чайнухе» после сдачи отчетов Сиюминуткин, захлебываясь, повествовал о том, как на милость победителю сдались сразу две любвеобильные сестры-учительницы из Пади Моховой. Даже время распределили, чтобы не никому из них не было обидно.

Удивительно, но Сережкин отдавал предпочтение сверхгабаритным мадоннам зрелого возраста. Изящных, тоненьких девчонок не признавал, презрительно именуя их «малявками». Его «любовь» в Лосинке – развалистая и грубая дама лет сорока пяти лично у меня, кроме тошноты, никаких чувств не вызывала. А капитан от восторга так наигрывал пальцами и так размахивал руками, что возникало опасение, как бы они не оторвались.

Точно такую же «любовь» будет он искать и в Болтево.

– Как мое предложение? Принимается?

Убить время, отвлечься от стройки было просто необходимо. Иначе недолго и рехнуться. К тому же меня мучили новые обязанности сексота, необходимость с чего-то начинать, кого-то изучать. Вот-вот появится майор Малеев и спросит: «Какие донесения имеются у „источника“, выявил ли он вражескую агентуру, почему помалкивает? Не вздумал ли Циркуль шутить с органами? Не забыл ли он о существовании некой капиталистической тетушки, способной при случае подпортить его личное дело?»

– Предложение принимается… Чем станем закусывать?..

Вагон-клуб посещает станцию Болтево ежемесячно по субботам или по воскресеньям. Заталкивает его паровоз на запасной путь, в тупик, подключают культучреждение к электросети. В обстановке полного отсутствия развлечений – даже затрапезного сельского клуба поселок не имеет – появление вагона-клуба превращается в знаменательное событие, равнозначное запуску очередного спутника.

Для молодого и не очень молодого населения поселка наступают волнующие дни и часы.

Задолго до появления культ вагона девушки и женщины придумывают замысловатые наряды, лелеют мечту о новых знакомствах с далеко идущими перспективами. Мужики и парни загодя готовят спиртное – появиться на танцах в трезвом состоянии здесь считается позором.

Программа мероприятий – обычная. Лекция о международном положении, кинофильм типа «Чапаев» и, наконец, танцы под радиолу почти до утра.

Непременное условие – отсидеть лекцию и оплатить кинофильм. Смотреть его необязательно. Только тогда можно рассчитывать, попасть на танцы.

Для офицеров сделали исключение, и мы с командиром роты миновали лекционную скуку. Сэкономленное время использовали для плотного ужина с непременной выпивкой. И вот, наконец – танцы.

Нервно подергивая кистями рук и поигрывая пальцами, Сережкин внимательно изучал женское общество. Будто товар, разложенный на полках магазина. Причем, оглядывал женщин солидных, зрелых, брезгливо отворачиваясь от тоненьких и игривых девчонок.

– Вот это – товарец! – восторженно хмыкнул он, обмеривая мысленным взглядом участковую секретчицу Екатерину Анатольевну. – Кто-нибудь дегустировал?

– Не подглядывал. Спроси у нее.

– А что ты думаешь, спрошу.

Говорил капитан далеко не шепотом, и Катя наверняка, слышала скабрезные его высказывания в свой адрес. Похоже, ее это не шокировало.

Развинченной походкой предлагающего себя мужчины Витька пересек пространство, отделяющее его от приглянувшейся особи женского пола. Шел, выпрямившись, не покачивая торсом, только пальцы наигрывали походный марш.

Екатерина Анатольевна насторожилась, подобрала свой объемистый животик, вопросительно поглядела на меня. Что это за самец? Откуда появился? Окольцован, или ещё холост? Можно ли довериться или лучше изобразить неприступную твердыню?

Капитан приехал недавно, в контору не заходил, на участке мало кто его знал. Маршрут передвижения: сторожка – палаточный городок – сторожка.

А мы с секретчицей знакомы сравнительно давно. Она – незамужняя, отлично понимала, что по возрасту – на пределе. Пройдет пара-тройка лет, и ни один мужик не проявит интереса к ее женским прелестям. Сорок лет – самое опасное для женщин время. Или – или.

Поскольку Дятел женат, секретчица в первые же дни знакомства обратила внимание на мое одиночество. Разница в годах – ей сорок, мне тридцать – даму не пугала: мало ли бывает аномалий, вступят мужчина с женщиной в тесный контакт, притрутся – готова новая российская семья!

Не получилось. Я не любитель древностей, в каком бы виде они ни подавались. Екатерина Анатольевна поняла бесперспективность своих надежд и отступила. Но сейчас метала в мою сторону вопрошающие взгляды. Возможно, это – более подходящий вариант. Лишь бы красавец-мужчина не был женат – она обладает достаточным опытом и хваткой, чтобы наставить его на путь истинный. Путь, который сначала приводит в постель, потом – в загс.

– Разрешите пригласить вас на танго…

Движениями рук Сережкин наглядно продемонстрировал предстоящий танец. Возьмет за талию, легкими движениями пальцев ощупает спину, будто промеряет ее. Другой рукой пощекочет мягкую женскую ладошку. Прижмет к себе партнершу, огладит…

В начале я с интересом следил за маневрами разбитного капитана и за реакцией на них Кати. Вот настороженность покинула ее лицо, сжатые губы смягчились и разошлись в улыбке, глазки обещающе моргнули…

Что за романсы напевает женщине Виктор, какие златые горы обещает?

И вдруг Сережкин вместе с секретчицей, будто распались на невидимые частицы. Яркий свет под потолком вагона померк. Радиола оглохла.

У стены возле двери стояла девушка в коротком ситцевом платьице. Черные, распущенные по плечам волосы, искристые глаза, прикрытые длинными ресницами, бледное прозрачное личико…

Короче, принцесса!

Видела бы сейчас меня Светка! Остолбеневшего, с вытаращенными глазами и глупо приоткрытым ртом. Расшифровала бы восторженные мысли бывшего возлюбленного, связала бы их с красавицей-принцессой – слез было бы – всемирный потоп. Никакой Ноев ковчег не спас бы наши с ней отношения!

– Паралич тебя хватил, что ли? – толкнул меня Сережкин. – Мы с Катей уходим…

Я очнулся. Радиола гремела, яркий свет заливал вагон. Размякшая секретчица послушно уходила вслед за торжествующим капитаном. Принцесса танцевала с незнакомым парнем. Не со мной!

Почему Виктор заинтересовался Екатериной Анатольевной? Только из-за ее габаритов или узнал о должности?

Перед мысленным взором возник толстый майор. «Есть предположение, что вражеские разведки зашлют на интересующий их объект своих агентов либо „разбудят“ законспирированных старых…» Разбудят?

2

Дятел кого-то долбил в своем кабинете.

Первым сооружением, построенным на особом участке, было кирпичное караульное помещение, и ограждение из колючей проволоки вокруг строительной площадки. Ворота со шлагбаумом запирали въездную дорогу.

Легенда – строительство животноводческого комплекса. Глупее не придумаешь! Зачем объекту сельскохозяйственного назначения колючая проволока, к чему шлагбаум, часовые, пропускная система? Неужели вся эта дикость – от Малеева? Думал, что «особист» – достаточно умный человек, оказывается – с двумя извилинами, подпорченными молью.

Я сидел в общей комнате караулки, временно приспособленной под контору. Обложился чертежами, делал вид, что изучаю их, а сам прислушивался к разговору за закрытыми дверями. «Бу-бу-бу», – на одной ноте выговаривал Семыкин. «Ох-ох-ох», – оправдывался другой голос.

Похоже, экзекуции подвергался командир роты. За что?

Дятел кого угодно достанет, проклюнет до самой сердцевины. До чего же въедливый мужик! Мне стало жалко Сережкина. Вполне возможно, что мои подозрения лишены оснований, что любвеобильный Виктор соблазнился Екатериной Анатольевной как женщиной, а не как секретчицей. Хотя любую версию, – внушил мне Малеев, – нужно проверять. А как это делается?

Нужно бы сообщить о своих подозрениях «особисту». Так сказать, источник информирует… Господи, противно-то как!

С таким же успехом я мог заподозрить и Дятла… Почему он тогда в чайной сказал мне: «Услышишь, что говорят обо мне нехорошее – не верь». Что имелось в виду? То, что Семыкин – зануда? Это я и без подсказок знаю, но эта черта Особому отделу не подведомственна.

Как же мне проверить командира роты?..

Прошло минут пятнадцать. Дверь кабинета начальника особого участка распахнулась. Капитан выскочил потный, отмахиваясь от чего-то, или от кого-то, кистями рук. Будто из парилки. Не глядя на меня, промчался к выходу.

– Димка, зайди!

Кажется, наступила моя очередь париться. Интересно, за какой грех? Своих грехов, как правило, я не помнил, а если и вспоминал, то упорно отрицал. С обидой в невинном взоре.

– Инструктора видел?

– Какого инструктора?

– Ты прораб или сторож? Если прораб – обязан знать все, что делается на участке, если сторож, то у меня, их хватает без тебя! Понял?

Семыкин обладает даром лупить подчиненных из любого положения. Виновны они или не виновны – не имеет значения. Зато я научился нелегкому дару помалкивать, пропускать обвинения и даже оскорбления в свой адрес мимо ушей.

– Вчера прибыл инструктор – Дедок послал. Специалмст по плотничному и каменному мастерству. Поселил я его с семьей в домике подсобного хозяйства бывшего винодельческого совхоза. Знаешь такой?

Пора нарушить обет молчания – кажется, Семыкин немного успокоился.

– Знаю. Бывал.

– Слава Богу, хоть это знаешь… Инструктор – мужик, похоже, серьезный. Прибыл с женой и взрослой дочерью. Курков Сергей Сергеевич. Доволен?

– Еще бы! Отлично!

Действительно, отлично. Из наших солдат специалисты, как из меня космонавт. Учить и учить их нужно. А кому? Лично я топором умею лишь дрова колоть, да и то, если они без сучков.

– Приспособь к делу, пусть инструктор готовит нам настоящих плотников и каменщиков… Смотайся к нему домой, познакомься, потолкуй. Завтра же подбери хорошие бригады. Задача ясна, прорабище?

– Ясна, товарищ начальник особого участка…

Семыкин рассмеялся:

– Хоть, отвечать по-офицерски умеешь и то – дело… двигай, Дим, времени у нас в обрез, каждой минутой нужно дорожить.

И я «двинулся».

От площадки до подсобного хозяйства, если идти по шпалам железнодорожной колеи – километра полтора.

Осень едва тронула кистью кроны деревьев, окрасив их в немыслимые цвета – от ярко-желтого до пурпурно-красного. До травы еще не добралась, и та по-прежнему зеленела. Море, спрятанное за грядой сопок, миролюбиво шумело. По небу лениво ползли облака, сбиваясь на горизонте в тучи.

В такие дни я обычно тосковал по Светке, будто наяву видел себя в крохотной ее комнате за чашкой чая или… в постели. Сегодня привычной тоски не было. Подозреваю, что виновницей этого явилась неизвестная красавица, скромно прислонившаяся к стене вагона-клуба.

Уж не влюбился ли на старости лет закоренелый холостяк? Этого мне только и не хватало – влюбиться. Прораб со стажем, сексот, а теперь еще и Ромео! Не слишком ли много для одного человека?

Я бодро шагал по шпалам. Миновал мостик через речушку, которая весной превратится в бурный поток, свернул на протоптанную тропку, причудливо виляющую между побуревшими кустами. Сейчас поднимусь на крутой склон сопки, и откроется вид на подсобное хозяйство.

То, что Курков прибыл с семьей – очень хорошо, даже отлично. Холостяки на таких стройках, как здесь, не задерживаются. Им надоедает одиночество, отсутствие телевизоров, клубов, ресторанов. Другое дело – семейные работяги, для них жена с детьми – надежный якорь, удерживающий на избранном месте.

Ага, вот и упоминавшийся Семыкиным домик!

На стук в дверь никто не ответил. Странно. Ведь недавно поселились, должны устраиваться, обихаживать новое жилье. Неужели решили познакомиться с окрестностями?

Постучал громче. Послышались легкие шаги, звякнула щеколда.

– Вам кого?

Приготовленный ответ – Сергея Сергеевича – застрял в глотке. Во рту мигом пересохло. Сердце замерло и тут же забилось с такой силой, что, наверно, весь поселок услышал.

С распущенной волной черных волос и вопросительной улыбкой на пухлых губах в дверном проеме стояла… принцесса из вагона-клуба.

– Вам кого? – повторила она.

– Мне… Сергея Сергеевича…

– Сергей Сергеевич, к вам, – крикнула девушка и скрылась в доме.

Место в дверях занял плотный мужчина в накинутом на широченные плечи пиджаке. На узкий лоб небрежно брошена белокурая челка. Широкий нос. Раздвоенный подбородок…. Дочка явно не удалась в отца, наверно, похожа на мать. Впрочем, судя по обращению к Куркову…

Ко мне вернулся дар речи:

– Сергей Сергеевич?

– Он самый… Проходите… У нас не убрано, недавно въехали…

– Я знаю… Давайте познакомимся. Прораб Васильков Дмитрий Данилович. Старший лейтенант… Вот пришел договориться о завтрашнем дне… Бригады подберу, наряды выпишу…

Недавнее косноязычие исчезло, сменившись необычной для меня болтливостью. Раскукарекался, как петух на птичьем дворе… Стыдно!

– Курков Сергей Сергеевич… Милости прошу. Жена сейчас чай организует.

Пришлось пройти в комнату.

Говоря о беспорядке, хозяин явно погрешил против истины. Вещи разложены по предназначенным для них местам. Изукрашенная резьбой тумбочка прикрыта кружевной салфеткой, добротный стол красуется накрахмаленной цветастой скатертью. Посредине – ваза с цветами. Стены сплошь увешаны картинами, окаймленными резными деревянными рамочками. Разного размера, разной тематики, по-моему, разного качества.

– Сергей Сергеевич старается, – кивнула на резьбу женщина, появившаяся из соседней комнаты. – Матрена Сидоровна, – представилась она.

Я не успел и двух слов вымолвить, как на столе появился графинчик, бокалы, закуска.

Хозяйка – сравнительно молодая, на вид не больше тридцати лет – заботливо опекала гостя. На колени бросила вышитое полотенце, придвинула тарелку с пирожками, предложила винегрет и селедку, поставила вазу с фруктами… Когда она успела столько наготовить?

В комнате появилась девушка, и сразу стало светлей – будто в окно заглянуло солнце.

– А это – доченька наша, Оленька, – подвела ко мне девушку хозяйка. – Умелица великая. Отец режет, она – вышивает и рисует…

И снова я удивился. У отца и дочери – ни малейшего сходства. Будто чужие люди. Он – блондин, она – брюнетка, черты лица совершенно разные. Манера держаться, походка… Да и на мать Ольга мало похожа… Удочерили приютскую девчонку, что ли? Ведь и такое бывает.

И еще одно поразило меня. Не приходилось встречать семьи, в которых жена зовет мужа, а дочка – отца по имени-отчеству.

Просидел я за столом у Курковых допоздна. Немного выпил, плотно закусил, побеседовал с хозяином на разные темы. В основном, нас с ним интересовали новые веяния в строительстве.

До чего же не хочется возвращаться в сторожку при складе, где единственная радость – Джу. Так я назвал овчарку, списанную на погранзаставе из-за перебитой лапы…

Возвращаясь «домой», я вспоминал историю знакомства с начальником заставы, который подарил мне овчарку.

Однажды пришлось мне добираться из Лосинки на родной прорабский пункт не машиной, как обычно, а по железной дороге. Не любил я местные поезда – едва ползут, подолгу застревая на каждом полустанке. Ни о каком расписании и речи быть не может – оно существует только на бумаге да на вокзальных объявлениях.

На станции Лосинка обогреться негде – вокзал как таковой отсутствует, его заменяет будка, в которой с трудом умещаются касса и комната дежурного.

Погода в тот день стояла прескверная. Ветер со снегом буквально сбивал с ног, морозец для этих мест – довольно солидный: за десять ниже нуля. Впору заниматься бегом «впритруску» либо боксировать с телеграфным столбом.

– Что, старлей, дуба даешь?

Еще бы не давать дуба! Поднятый воротник полушубка смерзся, из носа течет ручьем, глаза слезятся. Короче, полный дискомфорт.

А спрашивающий мужик распахнул шинель с капитанскими погонами, ушанка – на затылке, руки – без перчаток. Весельчак!

– Есть немного, – с трудом разлепил я смерзшиеся губы.

– Вижу, что не сибиряк… Да разве это мороз? Побывал бы на Енисее, узнал бы цену настоящей зимы. Там она такая злая да колючая, что впору по два тулупа на себя напяливать. А здешняя зима – детская забава.

Постепенно разговорились. Как принято выражаться, обнюхались. Капитан Семен Кислицын командует погранзаставой под Болтево. Тогда название поселка ничего мне не говорило… Шайбово, Винтово, Болтево – разве мало на дальневосточных просторах жилых поселений с самыми удивительными наименованиями?

– Будешь в наших краях – заглядывай. Покажу настоящую рыбалку, когда – ни удочки, ни невода – рыба сама в лодку прыгает. Гляди-ка, поезд! Надо же – всего на пару часов опоздал. Молодчага!

Действительно, похрустывая суставами, к перрону причалил заиндевевший состав. Крякнув, капитан втолкнул в тамбур огромный мешок.

– Старшина задание дал. Книги, блокноты, то, се…. Подмогнешь?

Вдвоем взгромоздили узел на багажную полку.

Спать я хотел зверски, забыл, когда удавалось высыпаться. Поэтому и забрался наверх. Веселый капитан охотно уступил мне «престижное» место. Смысл этой небывалой уступчивости стал мне понятным позже – вторую нижнюю полку облюбовала девчонка, закутанная в огромный платок. Вот Семка и принялся ее «раскутывать».

Минут десять прислушивался я к веселой возне внизу. Девчонка ахала, кокетливо смеялась, Семка настойчиво ей что-то шептал. Есть же такие компанейские люди. Я всегда, будто скован. Для меня вступить в контакт с незнакомой женщиной, что пытаться оседлать тигрицу.

Кажется, не успел заснуть – растолкали.

– Перебирайся, старлей, на нижнюю полку. Из окна не дует, соседка в две дырки посапывает. А я сейчас сойду – в комендатуру нужно наведаться. Кстати, машину с заставы вызову.

Перебрался. Полка согрета, из окна не дует. Накрылся я шинелью, сапоги – под голову, шапку – на них. Слышал, промышляют в поездах ухари: проснешься – ни шапки, ни сапог.

Едва задремал – снова разбудили. Девичьи руки обняли за шею, губы – к губам.

– Проснись, милый, на следующей остановке тебе выходить … Поцелуй на прощание…

– Что?.. Кого?..

– Ой, не тот!

Подхватилась девчонка, платок – на голову, узелок – под мышку, шубейку – на плечи – только ветер по коридору.

Это она меня с Кислицыным спутала. Видно, баловалась с капитаном по высшему классу, утомилась, бедняжка, и задремала, когда мы местами поменялись.

Позавидовал я в душе удачливому капитану, попутно вспомнил Светку и принялся одеваться. Позже, мы с начальником заставы часто встречались, я рассказал ему про девичью ошибку, чем изрядно его насмешил.

Вот этот-то Кислицын и подарил мне списанного с пограничной службы овчарку, носящую всем известную кличку «Джульбарс», переименованную мной в Джу…

Собака встретила меня у входа в сторожку предупредительным ворчанием. Понимай, как хочешь – или приветствие, или недовольство долгим отсутствием. Такой уж у меня пес – непредсказуемый, что ли. Почти такой же, как хозяин.

В сторожке, между двумя койками – моей и Сережкиной – самодельная тумбочка. Конечно, не чета курковским изделиям, но удобная и вместительная. На ней записка: срочно вызывают в Управление.

Почему-то на память пришел Малеев. Не с его ли подачи вызов? Чекисты и не на такие фокусы способны.